Король Артур и бретонский цикл

Король Артур — легендарный вождь бриттов (предположительно V—VI в.), разгромивший завоевателей-саксов, центральный герой британского эпоса и многочисленных рыцарских романов.

Первый последовательный рассказ о жизни короля Артура появляется в «Истории Бриттов» (Historia Britonum) Гальфрида Монмутского (XII в.). Этот труд объединяет сведения, почерпнутые из более ранних латинских хроник, с сюжетами кельтского фольклора. Именно здесь Артур впервые назван «королём», впервые появляются основные сюжеты «Артуровских» романов: о зачатии Артура, об измене его жены и о гибели короля от рук его племянника Мордреда. Гальфрид писал об Артуре как о реально существовавшем лице, но историческая достоверность его труда сомнительна. Гальфриду также принадлежит стихотворное сочинение «Жизнь Мерлина».

Образ короля Артура прошел сложное и многоступенчатое развитие. Бесспорно можно говорить о существовании его прототипа задолго до того момента, [...] как на реального Артура были перенесены некоторые черты героев или божеств кельтской мифологии. [...]
С большей уверенностью мы можем говорить об Артуре как о племенном вожде, или, точнее, предводителе военных отрядов. В этом качестве он упомянут в достаточно большом числе памятников. Они двух родов. Это записи кельтских мифологических сказаний или произведения, созданные на их основе, и латинские тексты хроникально-исторического и агиографического характера.

Как отважный военачальник упомянут Артур в поэме валлийского барда второй половины VI в. Анейрина «Гододдин» (Y Gododdin). В ней рассказывается о героической гибели одного из северокельтских племен. Артуру – герою поэмы – нет равных по смелости и силе. Если это не поздняя интерполяция, то поэма Анейрина является самым ранним свидетельством реального существования Артура и сложения легенд о нем. Ведь поэма была создана в той среде, в которой не могла не сохраниться память об этом историческом деятеле. Важно отметить, что у Анейрина, как и у некоторых других валлийских поэтов VI—VII вв. Артур упоминается не только как смелый воитель и даже мудрый правитель, но и как предводитель отрядов отчаянных головорезов, в чьем характере известное благородство и честность легко сочетаются с первобытной жестокостью и даже кровожадностью. Таким образом, качества военного предводителя (бесспорно восходящие к чертам племенного вождя или героя) еще долго будут определяющими для этого персонажа.1

***

Другие ранние валлийские поэмы в которых фигурирует Артур — Preiddeu Annwfn (Трофеи Аннуна), «Кто привратник?», «Герайнт, сын Эрбина». Множество упоминаний об Артуре содержится в «Триадах острова Британия» (сохранившиеся рукописи относятся к XIV-XV вв.), ему же посвящена значительная часть сборника валлийских легенд «Мабиногион».

***

Живший в VI в. монах Гильдас описал в книге «О разорении и завоевании Британии» («De Excidio et conquestu Britanniae») серию успешных операций бриттов, под предводительством некоего Аврелия Амброзия не раз наносивших саксам ощутимые удары. Одна из таких побед – битва на Горе Бадоне, происшедшая, вероятно, около 516 г. В результате этой победы кельты приостановили дальнейшее продвижение саксов, которые долго не могли оправиться от поражения. Вокруг этой битвы, о которой рассказал Гильдас, стали группироваться другие легенды о кельтских победах, что дало толчок возникновению образа Артура как неустрашимого и удачливого вождя. Но вот что интересно: текст Гильдаса настолько туманен и противоречив, что остается неясным, кто был предводителем кельтов в этой битве. Возможно, и не Аврелий Амброзии. Упоминает Гильдас некоего Ursus'a (т. е. медведя), и ученые справедливо предполагают, что здесь зашифровано имя Артура (ведь по-валлийски корень слова «медведь» – Atru или Matu). Лесли Олкок специально останавливается на вопросе, почему Гильдас не называет Артура и кто возглавлял кельтов в битве на Горе Бадоне, и приходит к выводу, что со всей уверенностью ответить на этот вопрос затруднительно. Иной точки зрения придерживается Ж. Маркаль. Проанализировав ряд памятников житийной литературы (т. е. вышедших из клерикальных кругов), созданных незадолго до 1100 г., а именно жития местных святых – Гильдаса (ум. 570), Кадока, Караннога, Падерна, он отмечает, что в их жизнеописаниях Артур неизменно изображается как предводитель полубандитских, полувоенных отрядов, сражавшихся с саксами, но и охотно занимавшихся грабежами и поборами среди местного населения, не очень соблюдая при этом неприкосновенность святых обителей. Видимо, солдатня Артура обобрала не один монастырь. «Монастырская традиция, – пишет Ж. Маркаль, – не делала из Артура «маленького святого», совсем наоборот. Создается впечатление, что все авторы упоминают Артура специально для того, чтобы изобразить его как злобного тирана, как выскочку, грабителя и совершенно бессовестного человека. Во всех этих текстах мы встречаем слова, отражающие ненавистное к нему отношение. Это подтверждает гипотезу о том, что у Артура были натянутые отношения с церковными деятелями его эпохи, что и объясняет молчание Гильдаса и Беды на его счет». [...]2

Остановимся еще на нескольких произведениях, предшествовавших сочинениям Гальфрида, произведениях, которые он, скорее всего, хорошо знал. Одно из них – это валлийский «роман» «Куллох и Олуэн».3 Время его возникновения точно не установлено, но совершенно очевидно, что он предшествует книге Гальфрида. Это произведение зафиксировано на стадии перехода от богатырской сказки к рыцарскому роману. Но по своей тематике, образному строю и стилистике оно все-таки ближе к сказке. Это типичный эпический рассказ о героическом сватовстве, о добывании невесты. Протагонист произведения ищет помощи и поддержки у Артура и его рыцарей. Посещение юношей королевского двора описано в духе эпических сказаний; здесь присутствуют мотивы инициационных испытаний, запретов и ограничений. Эпический колорит, наличие типично фольклорных тем и мотивов начиная с основного сюжета произведения – добывания невесты посредством преодоления заранее обусловленных препятствий и выполнения во многом стандартного набора заданий, а также повторы, стереотипные эпитеты, ретардации и т. п. – все это говорит о том, что «Куллох и Олуэн» является переходным произведением, в котором очень сильны элементы фольклора. Современный французский кельтолог Жан Маркс так отозвался об этом произведении: «Эта сокровищница приключений, наполненная вызовами на поединок, странствиями, разыскиванием талисманов, узнаваниями, поисками заколдованных предметов, создает ту атмосферу, в которой благодаря литературным шедеврам, созданным поэтами-бриттами, несмотря на содержащиеся в их произведениях огромные лакуны, интерполяции, противоречия, можно отыскать ключ и источник чудесного, окрашивающий в неповторимые тона бретонские сюжеты». Действительно, эта атмосфера пленительной феерии отразилась и в книге Гальфрида Монмутского, и еще в большей степени – в последующей артуровской традиции. Но здесь можно было бы отметить и другое. Наряду с архаизирующими мотивами (что роднит изображенный здесь двор Артура с двором Конхобара) и чертами племенного вождя, ощутимыми в образе Артура, последний предстает тут не просто отважным и опытным военачальником, но и мудрым, убеленным сединами королем.

Он совсем не таков в двух других произведениях, к которым мы сейчас перейдем. Первое – это анонимные «Анналы Камбрии» («Annales Cambriae»), созданные, видимо, в конце X в. и иногда включаемые в отдельные списки «Истории бриттов» Ненния (после гл 66). Здесь дважды упоминается Артур. Под 516 г. рассказывается: «Битва при Бадоне, во время которой Артур носил на своих плечах крест господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи, и бритты были победителями». Под 537 г. сказано: «Битва при Камлане, во время которой Артур и Медрауд убили друг друга, и мор наступил в Британии и Ирландии». Хотя здесь появляется важный для дальнейшей артуровской традиции, в том числе и для Гальфрида, мотив вражды Артура с Модредом, ни личность Артура, ни ее трактовка автором «Анналов» остается неясной.

Иначе рассказывает об Артуре Ненний, писавший, видимо, в конце VIII в. Но в его хаотическом, многослойном произведении, в котором можно обнаружить не только следы разновременных интерполяций, но и почти механическое соединение разных в жанровом и хронологическом отношении частей, Артур остается прежде всего военным вождем. Он наделяется двенадцатью славными подвигами (как античный Геракл), самый замечательный из которых – сражение на Горе Бадоне. Но тут вот что следует отметить. Реальный Артур явно не мог совершить всех тех подвигов, о которых говорит Ненний. Географическая и временная локализация этих двенадцати сражений исключает это. Артур, первоначально вождь северных кельтов, мог быть причастен лишь к некоторым из них. Когда саксонские отряды устремились в Северный Уэльс и Шотландию, встала задача объединения кельтских племен для совместного отпора завоевателям. Исторический Артур, конечно, мог предпринять попытку возглавить такие объединенные силы кельтов, что, однако, вряд ли ему в полной мере удалось. Но это совершилось на уровне творимой о нем легенды, которая, нося компенсаторный характер, неизбежно должна была возникнуть. Возникнуть именно тогда, когда в ней появилась необходимость. Как писал Э. Фараль, «Артур, вождь северных бриттов, герой локальных сражений, приобретает в тексте «артурианы», в том виде, в каком она дошла до нас, черты героя, чьи подвиги распространяются на всю Британию и в котором последующие поколения призваны прославлять наиболее крупного государя британской национальной истории.[...]»

Британские острова, карта миграций и набегов, 400-600 гг. н.э.4

[Романы «Бретонского цикла»5]

Как уже говорилось, Гальфрид короля Артура не придумал. Он лишь привел в систему то, что нашел в смутных и скупых упоминаниях предшественников (главным образом у Ненния) и, видимо, в устных легендах. Широкое хождение таких легенд как на Британских островах, так и на континенте, в смешанной франко-кельтской среде в немалой мере обеспечило благожелательный прием сочинений Гальфрида. Но существовали также вполне определенные политические круги, в которых артуровские легенды были встречены с особенным энтузиазмом6. Мы имеем в виду молодую династию Плантагенетов, имевшую прочные корни в Нормандии и Бретани. Для представителей этой династии, и прежде всего для короля Генриха II (чьей женой была знаменитая Алиенора Аквитанская, страстная поклонница куртуазной лирики трубадуров и покровительница литературы), артуровские легенды обладали большой притягательной силой. Ведь они рассказывали о досаксонских властителях Британии, якобы генетически связанных с родом римских императоров. Поэтому-то Генрих проявлял повышенный интерес к личности короля Артура, дал это имя одному из своих внуков и способствовал появлению стихотворного романа-хроники Васа «Брут» (1155). Вас довольно точно пересказал в стихах книгу Гальфрида, но существенно изменил трактовку образа центрального персонажа. Уже у Васа этот король приобретает черты убеленного сединами мудрого правителя, становится символом подлинной рыцарственности и благородства, как они понимались во второй половине XII столетия. Появляется у Васа и идея Круглого Стола, за которым собираются самые прославленные и достойные члены рыцарского братства, причем путь в их круг не заказан никому, если он доблестен и благороден. Следом за Васом за разработку артуровских сюжетов принялся замечательный французский поэт Кретьен де Труа, который, однако, не создал подробного последовательного рассказа об артуровском королевстве, а написал пять романов не столько о самом Артуре, сколько о прославленных его рыцарях – Эреке, Ивейне, Ланселоте, Гавейне, Персевале и др.
И Вас, и Кретьен писали по-французски, хотя и были так или иначе связаны с английским двором. Несколько позже стали появляться и английские пересказы книги Гальфрида, а затем и созданные на их основе самостоятельные произведения романного жанра. Среди первых английских стихотворных переработок «Истории бриттов» заслуживает упоминания обширное сочинение Лайамона, возникшее около 1204 г.7

***

В конце XII века французский поэт Жан Бодель8 так определил три основных поэтических цикла своего времени: «Есть лишь три темы, без которых никто не обойдётся: о Франции, о Бретани и о великом Риме». Здесь имеются в виду, во-первых, Chansons de geste или «Песни о деяниях» на мифологизированные исторические сюжеты каролингской эпохи (VIII-X вв.), например — «Песнь о Роланде» («О Франции»), затем — романы Бретонского цикла (т.е. «артуровские») на сюжеты, заимствованные из кельтской историографии и фольклора («О Бретани»), и, наконец, романы на античные сюжеты: «Роман об Александре», «Роман о Трое» и т.д. («О великом Риме»). В Бретонский цикл, помимо кельтских сюжетов об Артуре и Тристане, уже у Кретьена включается христианская легенда о Граале, имеющая впрочем и заметный фольклорный элемент (см. ниже), а также несколько других западноевропейских фольклорных сюжетов.
Известные романы Бретонского цикла9:

• «Брут» (Вас, 1155)
• «Эрек и Энида» (Кретьен де Труа, ок.1170)
• «Тристан и Изольда» (Эйльхарт фон Оберге, ок.1170)
• «Клижес» (Кретьен де Труа, ок. 1175)
• «Ивэйн, или Рыцарь со львом» (Кретьен де Труа, 1176-1181)
• «Ланселот, или Рыцарь телеги» (Кретьен де Труа, 1176-1181)
• «Персеваль, или Повесть о Граале» (Кретьен де Труа, 1181-1191)
• «Тристан и Изольда» (Томас Британский, 1170-1190)
• «Тристан и Изольда» (Беруль, 1191)
• «Эрек» (Гартман фон Ауэ, 1190—1200)
• «Ивейн» (Гартман фон Ауэ, 1190—1200)
• «Прекрасный Незнакомец» (Рено де Божё, ок.1200)
• «Тристан и Изольда» (Готфрид Страсбургский, нач. XIII века)
• «Парцифаль» (Вольфрам фон Эшенбах, нач. XIII века)
• «Брут» (Лайамон, 1203)
• «Роман о Граале» (Робер де Борон, 1190—1210)
• Первое продолжение «Персеваля» (анонимное, начало XIII века)
• Второе продолжение «Персеваля» (Вошье де Денэн, нач. XIII века)
• «Отмщение за Рагиделя» (Рауль де Удан, нач. XIII века)
• «Мерожис де Портлегез» (Рауль де Удан, нач. XIII века)
• Продолжение «Персеваля» (Жерберт де Монтрей, ок. 1230)
• Продолжение «Персеваля» (Манессье, ок.1230)
• «Продолжение Мерлина» (анонимный, 1230—1240)
• «Гибельный погост» (анонимный, середина XIII века)
• «Рыцарь со шпагой» (анонимный, XIII век)
• «Идер» (анонимный, XIII век)
• «Дурмарт Валлийский» (анонимный, XIII век)
• «Бланкандин и Гордая в любви» (анонимный, XIII век)
• «Адамас и Идуана» (анонимный, XIII век)
• «Фергюс» (Гильом Леклерк, ок.1225)
• «Мул без узды» (Пайен де Мезьер, XIII век)
• «Дидо-Персеваль» (начало XIII века)
• «Перлесваус» (начало XIII века)
• «Ланселот-Грааль» (1210-1230)
• «Роман о Тристане» (ок.1230)
• «Чудеса в Ригомере» (анонимный, последняя треть XIII века)
• «Эрек» (начало XIV века)
• «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» (анонимный, ок. 1400)
• «Смерть Артура» (Томас Мэлори, 1469—1470)
• «Тристан» (Пьер Сала, нач. XVI в.)

***

Ниже мы скажем об одном существенном моменте эволюции «артурианы», сейчас же обратимся к интересному свидетельству популярности артуровских легенд в кругах, близких к английскому королевскому дому. Мы имеем в виду рассказ известнейшего хрониста Гиральда Камбрейского (ок. 1146–1220), который был весьма популярным и очень плодовитым писателем своего времени. В своем латинском сочинении «De principis instructione» (1192) Гиральд так рассказывает о раскопках, что производили монахи Гластонберийского аббатства в 1190 г.  [...]

[Легенда о Граале]

Со всеми этими легендами, и прежде всего с легендой о королевстве Артура как идеологическом (точнее, духовном) центре Запада, вскоре соприкоснулась – опять-таки на гластонберийской почве – еще одна легенда. Речь идет о легенде о таинственном Граале, столь поэтично отозвавшейся едва ли не во всех литературах западного Средневековья. Грааль был потиром, т. е. чашей причащения на первой литургии, но этот сосуд отождествлялся также с той чашей, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. В Граале видели и магический камень алхимиков, и трансформированный рог изобилия народных легенд. Включенный в систему артуровских преданий (и резко видоизменив последние), Грааль стал олицетворением некоего мистического рыцарского начала, символом высшего совершенства. Стал он и своеобразной эмблемой мировой христианской империи, мечты о которой были столь характерны для XIII в., в частности для идеологов ордена Тамплиеров. Христианская основа легенд о Граале несомненна [...]. Но было бы ошибкой не видеть в этих легендах и кельтского субстрата – мифологического сосуда изобилия, типичного для дохристианских представлений коренных жителей Британских островов10. Действительно, [...] в основных компонентах легенд о Граале их мифологический характер «бросается в глаза». Ведь, как писал видный чешский кельтолог Ян Филип, «в Ирландии магический котелок был символом изобилия и бессмертия и часто помещался на священном месте или в здании. При торжествах, известных под названием гобния, в котле варилось магическое пиво для питания и подкрепления божеств». Таких котелков найдено археологами немало, а самый знаменитый из них, так называемый Гундеструп, представляет собой значительный памятник средневекового прикладного искусства и хранится в Национальном музее в Копенгагене. [...]
Так «артуриана» приобрела новый смысл и новую структуру. Идейным центром утопического артуровского королевства стал уже не двор Артура, а полный чудес замок Грааля, охраняемый почти божественным воинством. «Начало» Артурова царства связывалось уже не с какими-то мифологизированными событиями «темных веков» британской истории, а с перенесением на Британские острова священных христианских реликвий. Подвиги основных персонажей артуровских сказаний приобрели иное содержание: на смену бездумным поискам приключений пришли осмысленные богоугодные деяния, ведущие к моральному совершенствованию рыцаря и к установлению справедливости и гармонии в мире. Здесь роль короля Артура претерпевает дальнейшую редукцию: этот персонаж совершенно утрачивает былую активность, превратившись даже не в верховного судью в делах доблести и чести, а в некоего бесстрастного наблюдателя, в праздности и лени проводящего свои дни в Камелоте и других замках. Артур лишается «истории»: у его королевства нет ни начала, ни конца, оно как бы существует вечно. Нет у него и четких географических границ: это уже не королевство Британия, а какая-то всемирная империя, без конца и без края.

[Томас Мэлори]

Впрочем, подобная тенденция изображения Артура и его королевства была и не единственной, и не очень стойкой. Уже с середины XIII столетия начинают появляться книги (прежде всего во Франции), рассказывающие и о молодости Артура, и о его героических деяниях, и о коварном предательстве Мордреда. История государства Артура (которое можно отождествить с владениями Плантагенетов в пору их наибольшего могущества) снова выстраивается в последовательный ряд. На смену мифологизации истории приходит историзация мифа. Происходит, таким образом, возврат к исторической концепции и повествовательной структуре Гальфрида Монмутского. Наиболее значительное свидетельство этого процесса – знаменитая книга сэра Томаса Мэлори, великого английского писателя XV в.11

В Но­вое вре­мя Артуровские легенды широко ис­поль­зо­ва­лись в художественной литературе: Дж. Драй­де­ном, У. Мор­рисом, А. Тен­ни­со­ном, К. Л. Им­мер­маном, А. Ч. Суин­бер­ном, М. Тве­ном, Дж. Джой­сом, Ж. Кок­то и др.

• 1. А. Д. Михайлов. «Книга Гальфрида Монмутского и ее судьба» (Гальфрид Монмутский. История Бриттов. Жизнь Мерлина. М. Наука., 1984 )
• 2. Уильям Мальмсберийский, современник Гальфрида Монмутского — в своей обширной «Хронике королей Англии» посвятил Артуру всего несколько строк: «Амвросий, единственный выживший из римлян, который стал королём после Вортигерна, подавил самонадеянных варваров с мощной помощью воинственного Артура. Это тот Артур, о котором британцы наивно рассказывают множество сказок, даже в наши дни, человек, безусловно, достойный прославления, не только из-за пустых фантазий, но ради истинной истории. Он долго поддерживал тонущее государство, и побуждал сломленный дух своих соотечественников к войне. Наконец в сражении у горы Бадон, положившись на образ Святой Девы, который он прикрепил к своим доспехам, он вступил в бой с девятью сотнями врагов в одиночку и рассеял их с невероятной жестокостью.»
• 3. Входит в Мабиногион
• 4. National Geographic, 2011, №11
• 5. Романы о Короле Артуре относятся к т.н. «Бретонскому циклу». Эпитет «бретонский» относится и к французской Бретани, населенной кельтами-бретонцами, и к коренному кельтскому населению Англии — валлийцам, шотландцам, ирландцам.
• 6. «Появление этой своеобразной книги, - пишет русский ученый-медиевист М. Л. Алексеев, — нельзя обьяснить случайностью. Уэльсцы приветствовали нормандских завоевателей на территории Англии как победителей их давних врагов — англосаксов — и мечтали о национально-политическом объединении с бретонцами, потомками тех уэльсцев и корнийцев, которые эмигрировали на континент в V—VI вв. Именно этим можно объяснить появление знатных уэльсцев при дворах английских королей нормандской и анжуйской династий и то возрождение исторических преданий и легенд, которое мы наблюдаем у писателей этого периода»
• 7. А. Д. Михайлов. «Книга Гальфрида Монмутского и ее судьба».
• 8. Жан (Жеан) Бодель (Jean Bodel, 1165—1210) родился, работал и умер в Аррасе. Считается одним из первых представителей северофранцузской городской поэзии, часто его относят к труверам. Профессиональный жонглер, член аррасской корпорации жонглеров и горожан, Бодель оставил достаточно богатое поэтическое наследие. Заразившись проказой, около 1202 года он был помещён в пригородный лепрозорий Арраса, где, по всей видимости, и умер в 1210 году.
• 9. по wikipedia.org
• 10. Ср., например, у Томаса Мэлори: «Но вот очутилась в зале Священная чаша Грааль под белым парчовым покровом, однако никому не дано было видеть её и ту, что её внесла. Только наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу».
• 11. А. Д. Михайлов. «Книга Гальфрида Монмутского и ее судьба».