Carmina Burana

Чин голиардский (Перевод М. Л. Гаспарова)

(«Cum in universum sit decantatum: Ite. . .» CB (193))

В издании Хилки—Шумана стихотворение еще не появилось. Оно перекликается со многими другими — ср. в нашем сборнике «Братии блаженного Либертина устав» и Вальтера Шатильонского «Стихи гневные на праздник посоха» (именно оттуда заимствована концовка настоящего стихотворения), а также «Обличение на прелатов» из Хердрингенской рукописи (изд. Ф. Бемером в ZDA, 49).

 

Беззаботная песня (пер. О. Румера)

АНОНИМНАЯ ПЕСНЯ XI—XII ВВ.

1 Бросим все премудрости.
По боку учение!
Наслаждаться в юности —
Наше назначение.
Только старости пристало
К мудрости влечение.

7 Быстро жизнь уносится;
Радости и смеха
В молодости хочется;
Книги — лишь помеха.

11 Вянут годы вешние,
Близятся осенние;
Жизнь все безутешнее,
Радостей все менее.

15 Тише кровь играет в жилах,
Нет в ней прежней ярости;
Ратью немощей унылых
Встретят годы старости.

Безумный мир (Перевод М. Гаспарова)

(«Iste mundus furibundus…» СВ 24 (6))

Стихотворение, несколько архаическое и по примитивно-дидактическому содержанию, и по форме длинной тирады на одну рифму «-и»; Хилка и Шуман датируют его концом XI — нач. XII в. Стиль выдержан библейский, но прямых реминисценций почти нет.

Призыв к крестовому походу

(Из «Carmina Burana»)

Что предрекает царь Давид,
осуществить нам предстоит,
освободив Господня Сына
от надругательств сарацина!
В неизъяснимой доброте
принявший муку на кресте,
к тебе взывают наши песни,
и клич гремит: "Христос, воскресни!"

Мы не свернем своих знамен,
покуда Гроб твой осквернен,
вовек оружия не сложим,
покуда псов не уничтожим!
Неужто Иерусалим
мы сарацину отдадим?
Неужто не возьмем мы с бою
сей град, возлюбленный тобою?!

Третья весенняя песня (Перевод О. Румера)

(«Tempus est iocundum…» СВ 179 (140))

Сохранилось только в «Буране»; текст местами испорчен, и порядок строф сомнителен. В перепечатываемом здесь переводе О. Б. Румера заменен перевод припева (более близким к подлиннику) и добавлен перевод 7 строфы, случайно пропущенной переводчиком.

Пер. О. Б. Румера

Вальтер Шатильонский. «Я, недужный средь недужных...»

(«Licet eger cum egrotis…» СВ 8 (71))

Сохранилось в 10 рукописях различной полноты и с различным порядком строф. Стиль преимущественно библейский, античных реминисценций мало (одна из них, очень изысканная — горациевский образ «не могу быть ножом, так буду оселком» — к сожалению, выпала в переводе начальных строк).

Исповедь Архипиита Кельнского (Перевод Л. Гинзбурга)

В основу перевода положен немецкий текст из «Carmina Burana» Людвига Лайстнера.

Стихотворение является принципиально важным для понимания мировоззрения вагантов и их поэтических установок. В то же время в нем содержится и ряд автобиографических сведений. «Исповедь», по всей вероятности, написана в 1163 году.

Высокую оценку этому произведению дал Якоб Гримм, отмечавший ни с чем не сравнимую «свободу и благозвучие языка, беспредельную мощь рифмы».

 

Восхваление истины

(Из «Carmina Burana»)

Правда правд, о истина!
Ты одна лишь истинна!
Славит наша здравица
ту, что может справиться
со лгунами грязными,
с их речами праздными,
с пресвятыми сворами,
что живут поборами,
с судьями бесчестными,
в сих краях известными,
с шайкою мошенников
в звании священников,
с теми лежибоками,
что слывут пророками,
с бандою грабителей
из иных обителей,
христиан морочащих,
Господа порочащих!

Перевод Л. Гинзбурга

Храм Венеры (Перевод М. Гаспарова)

(«Dum caupona verterem vino debacchatus…» CB 76 (49))

Стихотворение сохранилось только в Буранском сборнике; представляет собой аллегорическое описание публичного дома с попутным намеком на обирательские обычаи не Венериных, а обычных христианских храмов. Пародический молитвенный стиль в переводе несколько усилен.

Вновь облетела липа, и лес осенний гол...

Из «Carmina Burana». Один из ранних образцов немецкой «женской лирики».

Вновь облетела липа, и лес осенний гол,
но милый не вернулся, но милый не пришел.
Смолк в рощах голос птичий, мир холодом сражен.
Мой милый стал добычей неверных чьих-то жен.
Он с ними шутки шутит, мне жизнь, как ночь, черна.
Он с ними спит и кутит, а я ему верна.
Они его морочат! О глупенький птенец!
Чего же он не хочет вернуться наконец?
Горька моя утрата, не счесть моих скорбей.
Промчались без возврата дни юности моей.

В утренней рани почудилось мне...

Содержится в «Carmina Burana», наряду с другими стихами, написанными от имени женщин, а возможно, и самими женщинами, которые подчас отличались немалой образованностью и прекрасно владели пером (например, письма Элоизы к Абеляру).

Я с тобой, ты со мной...

Из «Carmina Burana». Написано на средневерхненемецком языке. Существует и другой (латинский) вариант этого же текста (XII в.) – обращение девушки к своему возлюбленному.

Я с тобой, ты со мной
жизнью станем жить одной.
Заперта в моем ты сердце,
потерял я ключ от дверцы,
так что помни: хошь не хошь,
а на волю не уйдешь!

Перевод Л. Гинзбурга

Отповедь клеветникам

(Из «Carmina Burana»)

Хуже всякого разврата -
оболгать родного брата.
Бог! Лиши клеветников
их поганых языков.

Злобно жалят, словно осы,
их наветы и доносы,
ранит грудь, как острый нож,
омерзительная ложь.

Про меня - о, я несчастный! -
распустили слух ужасный,
будто я неверен той,
что сверкает чистотой!

Как могу я быть неверен
той, с которой я намерен,
в единенье двух сердец,
встать хоть нынче под венец?!

Жалобы девушки (Перевод М. Гаспарова)

(«Huc usque, me miseram!..» СВ 126 (88))

Сохранилось только в «Буране», где по явному недоразумению стихотворению предпослана начальная строфа:
Дни пришли весенние,
Птичье льется пение,
Все цветут растения, —
Эйя! —
Вся земля
Полна любви веселия!
Некоторые исследователи предлагали также считать интерполяцией одну из строф (например, последнюю), а остальной текст группировать в шестистишия.

Когда б я был царем царей...

(Из «Carmina Burana»)

Когда б я был царем царей,
владыкой суши и морей,
      любой владел бы девой,
я всем бы этим пренебрег;
когда проспать бы ночку мог
      с английской королевой.1

Ах, там в долине, под горой...

(Из «Carmina Burana»)

Ах, там в долине, под горой
блаженной майскою порой
гуляла с младшею сестрой
      любовь моя.

Лился пленительный напев
из чистых уст прелестных дев.
Но обмерла, меня узрев,
      любовь моя.

Светился луговой простор,
резвился Божьих пташек хор,
и к Богу устремила взор
      любовь моя.

Пастораль (Перевод М. Гаспарова)

(«Estivali sub fervore…» СВ 79 (52))

В подлиннике концы всех строф связаны сквозной рифмой. Шуман допускает возможность, что конец стихотворения не сохранился.

Спор между Вакхом и пивом

Стихи-диспуты – один из самых излюбленных жанров школярской, да и вообще средневековой поэзии (см. также «Флора и Филида», «Раздор между чтением книг и любовью»). Абеляр писал о «турнирах мысли», которые он предпочитал всем иным поединкам. В университетах и школах риторов искусству диспутов уделялось особое внимание: непременным условием считалось, чтобы каждая из спорящих сторон могла изложить свои аргументы и была, таким образом, выслушана. Впрочем, «Спор между Вакхом и пивом» не столько диспут, сколько шуточная пародия на него.

 

Кабацкое житье

(Из «Carmina Burana»)

Хорошо сидеть в трактире.
А во всем остатнем мире -
скука, злоба и нужда.
Нам такая жизнь чужда.
Задают вопрос иные:
"Чем вам нравятся пивные?"
Что ж! О пользе кабаков
расскажу без дураков.

Собрались в трактире гости.
Этот пьет, тот - жарит в кости.
Этот - глянь - продулся в пух,
у того - кошель разбух,
Всё зависит от удачи!
Как же может быть иначе?!
Потому что нет средь нас
лихоимцев и пролаз.

Без возлюбленной бутылки...

Из «Carmina Burana». Средневековая уличная песенка.

Без возлюбленной бутылки —
тяжесть чувствую в затылке.
Без любезного винца
я тоскливей мертвеца.

Но когда я пьян мертвецки,
веселюсь по-молодецки
и, горланя во хмелю,
Бога истово хвалю!

Перевод Л. Гинзбурга

Вещание Эпикура (перевод М. Гаспарова)

(«Alte clamat Epicurus…» СВ (186)) Имя Эпикура было известно средневековому читателю, конечно, только понаслышке — главным образом, из недоброжелательных упоминаний в философских трактатах Цицерона. Отсюда вульгарный образ Эпикура — гедониста и чревоугодника, оказавшийся столь живучим в европейской культурной традиции (ср. имя Эпикура, упоминаемое как ругательство в «Прении Филлиды и Флоры», стр. 242). Вспомним, что в Италии XIII в. «эпикурейство» (в более высоком понимании, конечно) было настоящей сектой, приверженцев которой Данте помещает в свой «Ад».

Жалоба девушки

(Из «Carmina Burana», издании 1974 г. отнесено к Кембриджской рукописи)

Повеял утренний зефир,
теплом обдав холодный мир.
Запели птицы веселей
в лиловом воздухе полей.

В наш неуютный, хмурый край
пришел веселый братец Май,
пришел он, полный юных сил,
и все вокруг преобразил.

Надев цветастый свой камзол,
он устелил цветами дол,
одним касанием руки
из почек выбив лепестки.

Флора и Филида

Из «Carmina Burana». Характерное для вагантов стихотворение-диспут.

В час, когда сползла с земли
снежная хламида,
и вернула нам весну
добрая планида,
и запели соловьи,
как свирель Давида, -
пробудились на заре
Флора и Филида.

Две подружки, две сестры
приоткрыли глазки.
А кругом цвела весна,
как в волшебной сказке.
Расточал веселый май
радужные краски,
полный света и любви,
радости и ласки.

Праздничная песня (перевод О.Румера)

(«Tempus hoc letitie…» СВ (190))

Песня в честь каникулярных праздников.

Пер. О. Б. Румера

Радость, радость велия!
День настал веселия:
Песнями и пляскою
Встретим залихватскою
День освобождения
От цепей учения!

Школяры, мы яростно
Славим праздник радостный.
Пук тетрадей — в сторону,
На съеденье ворону —
Творчество Назоново,
Хлама груз ученого!

Пусть как знают прочие —
Мы спешим к Венере
И толпой бесчисленной
К ней стучимся в двери!

Колесо Фортуны

В «Carmina Burana» стихотворение снабжено иллюстрацией, принадлежавшей, очевидно, автору текста. «Колесо Фортуны» – пролог к кантате Орфа.

Проклятие

(Из «Carmina Burana»)

Шляпу стибрил у меня
жулик и притвора.
Всеблагие небеса,
покарайте вора!
Пусть мерзавца загрызет
псов бродячих свора!
Пусть злодей не избежит
Божья приговора!

Да познает негодяй
вкус кнута и плетки,
чтобы грудь и спину жгло
пламенем чесотки!
Пусть он мается в жару,
чахнет от чахотки.
Да изжарит подлеца
черт на сковородке!

Любовь к филологии

Отрывок из стихотворения, помещенного в «Carmina Burana». Название дано переводчиком.

О возлюбленной моей
день и ночь мечтаю, -
всем красавицам ее
я предпочитаю.
Лишь о ней одной пишу,
лишь о ней читаю.

Никогда рассудок мой
с ней не расстается;
окрыленный ею дух
к небесам взовьется.
Филологией моя
милая зовется.

Доброе, старое время

(Из «Carmina Burana»)

Вершина знаний, мысли цвет, -
таким был университет.
А нынче, волею судеб,
он превращается в вертеп.

Гуляют, бражничают, жрут,
книг сроду в руки не берут,
для шалопая-школяра
ученье - вроде бы игра.

В былые дни такой пострел
всю жизнь над книжками потел,
и обучался он - учти -
до девяноста лет почти.

Лебединая песня

(Из «Carmina Burana». Написана к празднику св. Мартина.)

Когда-то - к сведенью людей -
я первым был средь лебедей
на родине моей.

Терпеть изволь
такую боль:
на раны сыплют соль!

И хоть я лебедь, а не гусь,
как гусь, на вертеле верчусь,
в жаркое превращусь.

Терпеть изволь
такую боль:
на раны сыплют соль!

Ах, я бескрылый инвалид!
Я едким уксусом облит.
Всё ноет, всё болит.

Добродетельная пастушка

(Из «Carmina Burana»)

На заре пастушка шла
берегом, вдоль речки.
Пели птицы. Жизнь цвела.
Блеяли овечки.
 
Паствой резвою своей
правила пастушка,
и покорно шли за ней
козлик да телушка.
 
Вдруг навстречу ей — школяр,
юный оборванец.
У пастушки — как пожар
на лице румянец.
 
Платье девушка сняла,
к школяру прижалась.
Пели птицы. Жизнь цвела.
Стадо разбежалось.

Перевод Льва Гинзбурга

Прощание со Швабией («Во французской стороне, на чужой планете...»)

Как видно из этой песни, «швабский житель» отправлялся учиться во Францию, в Парижский университет. Опасения простодушного шваба насчет того, как бы парижские профессора его «не замучили насмерть», отнюдь не беспочвенны. Курс обучения, например на богословском факультете, длился десять лет. На последнем экзамене выпускник, по утверждению академика Е. Тарле, от шести часов утра до шести часов вечера выдерживал «натиск» двадцати диспутантов, которые сменялись каждые полчаса, он же был лишен отдыха и не имел права за все двенадцать часов экзамена ни пить, ни есть.

Страницы