Ариосто. Неистовый Роланд
Главное создание Лодовико Ариосто — поэма в октавах «Неистовый Роланд» («Orlando furioso», 46 песен), над которой он работал в продолжение 25 лет (1507—1532 гг.), одно из наиболее красочных явлений литературы высокого итальянского Ренессанса. В поэме прихотливо переплетаются мотивы, почерпнутые из средневекового эпоса (каролингский цикл), куртуазного романа, античных поэтов (Вергилий, Овидий) и произведений писателей-новеллистов. Попутно (в образах Руджиеро и Брадаманты) прославляется величие дома д'Эсте. Поэма служит как бы непосредственным продолжением рыцарской поэмы феррарского аристократа Боярдо (1441—1494 гг.) «Влюбленный Роланд» в которой повествуется о любви Роланда к прекрасной Анджелике.
В центре поэмы Ариосто (представляющей собой сплетение ряда сюжетных линий, восходящих к неоконченной поэме Боярдо «Влюбленный Роланд») стоит эпизод, дающий произведению его заглавие, — безумие Роланда (итал. Орландо, ср. перевод Пушкина). Боярдо изобразил знаменитого паладина влюбленным в катайскую принцессу Анджелику; Ариосто рисует роковые последствия этой любви.
«Анджелика, чарующая красота которой вызвала соперничество Ринальдо и Роланда, ускользнула из-под стражи мудрого герцога Немона, на попечение которого оставил ее Карл Великий; она идет по свету, продолжая обманывать своими хитростями рыцарей, которые ее преследуют, оспаривают друг у друга и иногда спасают от величайших опасностей. Тем не менее однажды она в свою очередь попадает в сети любви: один сарацинский воин, смертельно раненный, которого она находит на своем пути, заинтересовал ее своей молодостью, героизмом и красотой; она заботится о нем, выхаживает его; но в то же время гордая вероломная кокетка побеждена сама. В скромном жилище пастуха, где Медоро вернулся к жизни и где Анджелика сдалась любви, совершилось соединение влюбленных, и в соседней долине кора всех деревьев, поверхность всех скал свидетельствуют о их взаимной нежности пламенными надписями, в которых переплетаются имена Анджелики и Медоро. Роланд, со своей стороны неустанно преследующий неуловимую красавицу, приходит в эти края, когда влюбленная пара уже улетела оттуда. Его глаза повсюду видят неопровержимые доказательства любви, соединившей мятежницу с неизвестным воином. Это выше его сил; от удивления, печали, бешенства и ненависти он теряет рассудок; разоряет долину, сокрушает скалы, валит деревья, бывшие свидетелями его несчастья; по мере возрастания его безумия силы его удесятеряются; он бросает оружие, рвет на себе одежду и поднимается, все еще страшный и величественный в своей наготе, наподобие сорвавшегося с цепи зверя, все сокрушая на своем пути, грабя города и деревни, убивая всех, кто ему сопротивляется. Так он проходит Францию, идет вдоль берегов Испании и, переправившись вплавь через Гибралтарский пролив, выходит в Африку, отвратительный и жалкий.
Около этого центрального эпизода, десятки раз прерываемого и опять возобновляемого, вырастает целый лес эпизодов второстепенных, закрывающих и заглушающих эпизод центральный. Из них выдается особенно один, который поэт обработал с заметным удовольствием: это любовь, уже намеченная Боярдо в конце поэмы, между молодым сарацинским героем Руджиеро и воинственной девой Брадамантой, сестрой Ринальдо. От их сочетания должна произойти фамилия д'Эсте, и этим объясняется обстоятельность, с которой развивается этот эпизод, особенно в последних песнях. Увлеченный во Францию завоевателями-сарацинами, Руджиеро, за которым ревниво следит волшебник Атлант, старающийся отнять у него предназначенную ему судьбу, сначала заключен в заколдованный замок. При помощи волшебницы Мелиссы Брадаманта его освобождает, но Руджиеро улетает на гиппогрифе (крылатый конь) с глаз своей плачущей красавицы и переносится на остров волшебницы Альцины, откуда Мелиссе удается его освободить. Однако Атлант вновь расставляет ему сети, и Брадаманта, у которой единственная мечта — соединиться со своим возлюбленным, дает себя также заключить в замке хитрого волшебника; каждый день она встречает там Руджиеро, они разговаривают, но не узнают друг друга, пока, наконец, Астольфо, рыцарь пустой и легкомысленный, забавный силуэт которого начертил уже Боярдо, не разрушил чар».
Но тут влюбленную пару ожидают новые испытания, которые связаны с происшествиями, образующими основу картины,— с войною, внесенною сарацинами в недра французского королевства. Рассказ Боярдо остановился на том, что войско Аграманта (сарацинского короля), победив христиан, готово осадить Париж и пойти на приступ города. Ариосто рассказал с большим количеством деталей эту решительную фазу войны (песнь XIV и след.); после некоторых актов героизма с той и другой стороны смерть Дардинелло, которого убил Ринальдо, является сигналом к отступлению. Сарацины, которым удалось спастись, сосредоточиваются в Провансе, где Аграмант пытается создать новое войско около Арля. Руджиеро, давший присягу Аграманту, не может, не обесчестив себя, оставить свой пост в минуту опасности; поэтому он сообщает Брадаманте, что он видит себя обязанным отложить на время свой переход в христианство, чтобы стать ее супругом. Брадаманта огорчена, а кроме того, ее сердце мучит ревность, когда она узнает, что Руджиеро охотно сражается в компании с некой Марфизой, столь же прекрасной, как и мужественной. Воинственная дева, выбивавшая из седла столько раз лучших рыцарей, теперь плачет в своей одинокой комнате. Однако впоследствии она узнает, что Марфиза — родная сестра Руджиеро; последний, желая следовать в Африку за Аграмантом, побежденным и вынужденным переправиться обратно через море, терпит кораблекрушение и пристает к острову, где пустынник его крестит. Разные случайности заставляют еще откладывать брак; и прославление юного героя становится полным лишь тогда, когда он во время самой свадьбы своей, вызванный на бой Родомонтом (знаменитый сарацинский витязь), который называет его клятвопреступником и вероломным, убивает в единоборстве этого последнего оставшегося в живых сарацинского бойца.
Между тем Роланд «исцелился чудесным образом от своего безумия благодаря вмешательству веселого Астольфо. Последний после чудесных путешествий на гиппогрифе и не менее изумительных приключений в Нубии посещает ад, земной рай и даже луну, где, между прочим, в одной долине находятся все предметы, которые теряют люди на земле: слезы и вздохи влюбленных, неисполнившиеся предположения, тщетные желания, подарки, поднесенные государям и вельможам, милостыня, оставляемая по смерти, дар Константина папам и пр., а также то, что чаще всего теряется: человеческий разум». «Астольфо без труда узнает разум Роланда, содержащийся в большом и более тяжелом флаконе, чем разум других людей; ему остается только дать несчастному паладину подышать содержимым этого флакона. Тогда Роланд опять начинает принимать участие в деле: именно он убивает Аграманта. Но все-таки он отходит на второй план и оставляет первое место Руджиеро» (Оветт). Наряду с указанными эпизодами в поэме Ариосто имеется еще огромное количество эпизодов «частью трогательных и романтических, частью комических и нескромных», изложение которых не является в данном случае необходимым.1
* * *
Русские переводы
Наиболее ранняя известная нам публикация из «Неистового Роланда» относится к 1769 г. В еженедельнике «И то и се» М. Д. Чулкова был помещен его прозаический перевод небольшого фрагмента, в котором изображаются владения Морфея в Аравии. Несколько позднее были напечатаны еще два прозаических отрывка в сборниках «Новая сельская библиотека», составленных новгородским любителем словесности Е. Харламовым. В I томе (1779) был помещен фрагмент из XVIII–XIX песен, озаглавленный «Медор, или Торжество любви и дружбы. Повесть, взятая из Безумного Роланда»; во II томе (1781) — отрывок из XLIII песни — «Маленькая собачка, сказка, взятая из Безумного Роланда».
Первый почти полный перевод «Неистового Роланда»2, предваренный довольно большим (на 14 страницах) очерком «Жизнь Ариосто», вышел в свет в конце XVIII в. Перевод этот был выполнен прозой П. С. Молчановым с прозаического же и довольно устаревшего к тому времени французского переложения Ж. Б. Мирабо (1741) и читался как рыцарский роман.
Особое место в истории восприятия Ариосто в России принадлежит К. Н. Батюшкову. Среди русских поэтов он был в то время единственным, кто хорошо владел итальянским языком и в подлинниках изучал итальянскую классическую литературу. В 1810 г. Батюшков писал П. А. Вяземскому, что собирается перевести из «Неистового Роланда» несколько отрывков и подчеркивал, что Ариосто «еще вовсе нет на русском, ибо перевод, который сделан с французского (т. е. прозаический перевод П. С. Молчанова) так же похож на оригинал, как Батонди [живший в доме Вяземского] на честного человека».
29 декабря 1811 г. Батюшков писал Гнедичу: «Я <…> перевел вчерась листа три из Ариоста, посягнул на него в первый раз в моей жизни <…> я теперь в луне с моим поэтом, в луне и пишу прекрасные стихи. Прочитай 34-ю песнь Орланда и меня там увидишь. Если лень и бездействие (если они олицетворены) не вырвут пера из рук моих, если я буду в бодром и веселом духе, если <…> то ты увидишь целую песнь из Ариоста, которого еще никто не переводил стихами». И добавляет: «И Батюшков, сидя в своем углу, с головной болью, с красными от чтения глазами, с длинной трубкой, Батюшков, окруженный скучными предметами, не имеющий ничего в свете, кроме твоей дружбы, Батюшков вздумал переводить Ариоста!
Увы, мы носим все дурачества оковы.
И все терять готовы
Рассудок, бренный дар небесного отца!
Тот губит ум в любви, средь неги и забавы,
Тот, рыская в полях за дымом ратной славы,
Тот, ползая в пыли пред сильным богачом,
Тот, по морю летя за тирским багрецом,
Тот, золота искав в алхимии чудесной,
Тот, плавая умом во области небесной,
Тот, с кистию в руках, тот с млатом иль с резцом.
Астрономы в звездах, софисты за словами,
А жалкие певцы за жалкими стихами:
Дурачься, смертный род, в луне рассудок твой!3
Ариост, песнь XXXIV
Вот тебе обращик и моего дурачества. Стихи из Ариоста».
Батюшков отказался от мысли переводить «Неистового Роланда» стихами, его стремление возможно ближе и точнее передать оригинал привело его к отказу от стихов и заставило обратиться к прозе как более верному средству достижения цели.
В 1817 г. Батюшков задумал издать «Пантеон итальянской словесности», в который предполагалось включить три отрывка из «Неистового Роланда»: «Бешенство Орланда», «Путешествие в луну» и «Альчина». Но прозаические переводы тоже не удовлетворяли Батюшкова. Когда же выяснилась невозможность издания «Пантеона», Батюшков прекратил дальнейшую работу, а готовые вещи отдал в журналы. Из поэмы Ариосто был напечатан только фрагмент «Исступление Орланда» (XXIII, 100–136 и XXIV, 1–13 — с некоторыми купюрами и перестановками)[482]. Вот как выглядит отрывок из этого перевода:
«Несчастный Граф Анжерский сошел с коня своего и увидел при входе в пещеру новые слова, Медором написанные в счастливые минуты любви и наслаждения. На языке арабском изъясняли они свое блаженство, в стихах прелестных без сомнения, ибо любовь, вы знаете, всегда красноречива.
Древа тенистые, долины злачные, ручьи студеные, и ты хладная пещера, обильная тенями гостеприимными, где Анжелика, дочь Галафрона, втуне обожаемая моими соперниками, в моих объятиях покоилась! Чем может воздать вам бедный Медор! Хвалою вечной и вечною признательностию. <…> Три раза, четыре и шесть и более, все перечитывал несчастный ревнивец, желая находить не что ясно было начертано; но истина при новом чтении ярче и ярче блистала, и сердце его сжималось ледяною рукою. Безмолвен, мрачен, вперил неподвижные очи в хладный камень; горесть несказанная, как свинец лежала на сердце и все чувства замерли».
Творческим прощанием Батюшкова с итальянским поэтом явилось «Подражание Ариосту», написанное уже в Италии:
Девица юная подобна розе нежной…
Взлелеянной весной под сению надежной:
Ни стадо алчное, ни взоры пастухов
Не знают тайного сокровища лугов,
Но ветер сладостный, но рощи благовонны,
Земля и небеса прекрасной благосклонны.
Вольный перевод отрывка из «Неистового Роланда» (первые шесть строк 42-й октавы из I песни) Батюшков превратил в самостоятельное стихотворение.
Отдельного разговора заслуживает влияние поэмы Ариосто на «Руслана и Людмилу» Пушкина, наиболее серьезные исследования на эту тему принадлежат М. Н. Розанову4 и Б. В. Томашевскому5. В 1826 г., когда Пушкин уже мог читать поэму Ариосто в подлиннике, он перевел отрывок из центрального эпизода — неистовство Роланда. Пушкин избрал описание потрясенного рыцаря, когда он узнает о любви Анжелики к Медору. Вероятно Пушкин считал его незаконченным (перевод не был опубликован при жизни поэта). Но с художественной точки зрения перевод Пушкина производит впечатление завершенности. Еще П. В. Анненков сказал, что «поэтический колорит ариостовской кисти сохранен вполне».
Другое интересное проявление «ариостовской традиции» в России — поэма П. А. Катенина «Княжна Милуша» (издана в 1834 г.). Еще до написания «Милуши», в 1822 г. Катенин, воплощая свою теоретическую формулу «русской октавы», перевел из «Неистового Роланда» четыре строфы (октавы 42–43 из I песни и октавы 108–109 из XXIII песни), — стансы Медора и строфы о деве-розе. Однако опубликован его перевод был только в 1836 г.
Первый русский стихотворный перевод из Ариосто был напечатан в 1826 г. в «Северных цветах» — это был уже упомянутый фрагмент Батюшкова «Девица юная подобна розе нежной». В 1828 г. появился большой отрывок из I песни «Ангелика и Сакрипант» в переводе А. Норова, выполненный восьмистишиями четырехстопного ямба (как в переводе Пушкина) с перекрестной рифмой. (См. Дополнение). В 1830 г. «Литературная газета» поместила две строфы — те же стансы Медора, которые уже были переведены Катениным и Пушкиным (но в то время еще неопубликованные), в довольно хорошем переводе-пересказе И. И. Козлова. Поэт избрал четырехстопный ямб с вольной рифмовкой, и без соблюдения строфы оригинала (14 и 12 стихов вместо восьми):
Цветы, поляна, бор зеленый,
Пещера, ток волны студеной,
Приюты счастья моего;
Где Галафрона дочь младая
Других плененных презирая,
Меня любила одного;
Где с Ангеликою прелестной
Я долго жил в тиши безвестной;
Где обнаженная она
В моих объятиях лежала
И неги страстною полна
Медора к персям прижимала;
Какую вам награду дать?
Я бедный лишь могу желать…
В 1831 г. в «Телескопе» был напечатан первый из большой серии переводов С. Е. Раича из «Неистового Роланда». Раич обещал ежегодно выпускать по одной-две части, однако перевод продвигался медленно. После первой части он напечатал в «Телескопе» 1832 г. (том 12) отрывок из VIII песни поэмы («Сон Орланда»), а в 1833 г. в альманахе «Комета Белы» — фрагменты VI песни. В том же 1833 г. вышла и вторая книжка перевода, содержавшая следующие пять песней поэмы. В 1835 г. уже в «Московском наблюдателе» (т. 4) Раич поместил большой фрагмент из XV песни («Пророчество об открытии Америки и о победах Карла V»), а в 1837 г. напечатал третью книжку перевода, включавшую еще пять песней (XI–XV) поэмы. На этом издание поэмы Ариосто прекратилось, хотя Раич и продолжал печатать новые отрывки в разных журналах. По-видимому переводчик не закончил всех 46 песней. Тем не менее он создал первый русский стихотворный перевод с оригинала значительной части поэмы.
После Раича в течение нескольких десятилетий никто не отважился на стихотворный перевод поэмы Ариосто. В 1856–1857 гг. некий А. Ястребилов, видимо, в поместном досуге, начал и окончил полный перевод поэмы, но не с итальянского, а с немецкого, и не октавами, а произвольными строфами. Но общий уровень перевода был настолько дилетантский, что поэма так и осталась в рукописи: отрывок из перевода Ястребилова печатается в дополнениях к настоящему изданию впервые.
В 1863 г. большой очерк об Ариосто и его поэме поместил В. Костомаров в «Истории литературы древнего и нового мира». В пересказе содержания «Неистового Роланда» приведены обширные цитаты в переводе С. Раича и Пушкина; здесь же дан и довольно удачный перевод самого Костомарова шести первых строф из XI песни октавами пятистопного ямба с классической рифмовкой. Приведем образчик такой октавы (Анджелика видит на пальце своего спасителя Руджьера давно украденное у нее волшебное кольцо-невидимку):
И вот она нашла свою потерю,
Ей возвращен заветный талисман.
Она глядит, глазам своим не веря,
И думает, что это чувств обман.
Очнулась, и — сняла кольцо с Руджьера,
И взявши в рот, — исчезла как туман,
Когда его разносит вихрь летучий,
Иль солнце вдруг задернет черной тучей…
В юбилейном 1874 г. «Вестник Европы» поместил отрывок из поэмы Ариосто в переводе В. П. Буренина под заглавием «Испытание жен» (конец XLII — начало XLIII песен) также октавами пятистопного ямба (См. дополнение).
Отдельной книжкой в 1879 г. вышли десять песен поэмы в переводе С. Уварова. Однако этот многолетний и добросовестный труд оказался чрезвычайно слабым в художественном отношении. Октавы четырехстопного ямба с очень неточными рифмами часто совершенно темны по смыслу, а порой просто уродливы по языку. Исправленный вариант перевода, напечатанный в 1891 г., был немногим лучше.
В 1892 г. появился прозаический, но, наконец, полный перевод поэмы. В издании не было указано, с какого языка он выполнен, а отступления, неточности и утраты многих смысловых и тональных тонкостей, вполне доступных для передачи в прозе, и к тому же французская огласовка имен героев заставляет предположить, что перевод делался не с подлинника.
Также отдельной книжкой в 1896 г. были напечатаны двенадцать песен поэмы в переводе Я. Бутковского. Для передачи октавы переводчик избрал своебразную строфу из девяти стихов четырехстопного дактиля с рифмой АбАбВгВВг, которую он строго выдержал во всем переводе. Но этот стесняющий размер не позволил Бутковскому передать разнообразие тональностей поэмы. Кроме того, он весьма вольно обошелся с подлинником и сделал много сокращений. О своеобразии этого перевода можно получить представление по приводимой ниже строфе о деве-розе (в результате сокращений из 42-й она стала 31-й). Переводчик счел более подходящим сравнение девы с лилией, а также старался подчеркнуть назидательность фрагмента:
Юная дева подобна лилее,
Только на стебле свежа и бела;
Взор ее чище, душа в ней яснее,
Если невинности цвет сберегла.
Девство должно быть ей жизни дороже,
Если же, сердцем кого полюбя,
Все позабудет, то станет с ней то же,
Что и с цветочком измятым. За что же
Так неразумно губить ей себя?
В самом конце столетия в серии «Русская классная библиотека под редакцией А. Н. Чудинова» вышла книжка, содержавшая перевод семнадцати песен поэмы с изложением содержания остальных6. Редактор выбрал лучшие, с его точки зрения, песни в переводах Раича, Пушкина, Козлова, Зотова, Уварова (последние — с предварительной собственной редакцией, насколько можно понять из предисловия), а также впервые, кажется, публиковавшийся перевод С. Устрялова (октав 40–50 из IV песни). Вот его образец (IV, 45–46):
…Меж тем догнал Рожер, но Иппогриф
Не поддается, словно конь ретив.
Рожер, его упрямством раздраженный,
С Фронтона спрянув (своего коня),
Вскочил на Иппогрифа, дерзновенный,
И в шпоры принял, чтоб придать огня.
Рванулся Иппогриф, но вдруг, взбешенный,
Взвился на небо, полымем паля.
Так вьется кречет, на погоню скорый,
На стаю цаплей спущенный со своры.
В 1920-е годы к поэме Ариосто обратился Валерий Брюсов. Его перевод, как и переводы из «Неистового Роланда» Ю. Верховского и Д. Дмитриевского, впервые были опубликованы в «Хрестоматии по западноевропейской литературе» в 1937 г.7. Пять октав (129–133) из XXIII песни, переведенные Брюсовым, как бы продолжают фрагмент Пушкина. (См. Дополнение). Ю. Верховский перевел четыре вступительные строфы октавами пятистопного ямба. Приведем начало поэмы:
Дам, рыцарей оружие, влюбленность
И подвиги и доблесть я пою
Времен, когда, презревши отдаленность,
Стремили мавры за ладьей ладью
На Францию; вела их разъяренность
Владыки Аграманта, чтоб в бою
Смять Карла императора и рьяно
Отмстить ему за смерть отца — Трояна.
И о Роланде в песне расскажу я
Безвестное и прозе и стихам:
Как от любви безумствовал, бушуя,
Еще недавно равный мудрецам…
Д. Дмитриевский представил фрагмент «Руджиеро на острове Альцины» (октавы 57–100 из VI песни), переведенный тоже октавами пятистопного ямба. Рыцарь преодолевает сонмы чудовищ и входит в сад чародейки, где «толпою резвой» девы
Встречают Руджиеро милым смехом
И манят в рай, к веселью и к утехам.
Уместно дать название такое.
Сама Любовь здесь, верно, родилась.
Тут пляски, ликование большое
И в празднествах проходит каждый час.
Ничто вовек не возмутит покоя,
Не омрачит докучной думой глаз.
Нужда и страх состались за порогом.
Царит здесь Изобилье с полным рогом.
В советское время новый полный перевод поэмы Ариосто был задуман в издательстве «Academia»; пробные образцы представили известный поэт Сергей Городецкий и молодая переводчица А. И. Курошева, получившая известность в начале 1930-х годов переводами из Шекспира. Кандидатура Городецкого скоро отпала, и переведенный им отрывок остался в архиве издательства8.
А. И. Курошева продолжала свой перевод; в 1937 г. переведенные отрывки обсуждались и были одобрены М. Л. Лозинским, А. К. Дживелеговым, А. А. Смирновым. В связи с ликвидацией издательства перевод не был закончен. «Избранные места» его с кратким пересказом остального текста были изданы в 1938 г. в сопровождении статьи А. А. Вишневского ««Неистовый Роланд» Ариосто и рыцарская поэзия итальянского Возрождения»9. Перевод А. И. Курошевой очень точен, но (как это часто бывало у буквалистов 1930-х годов) тяжел и трудно читаем.
На следующем этапе развития советского перевода «Неистовым Роландом» занялся Е. М. Солонович. Ему принадлежат переводы отрывков этой поэмы для «Библиотеки всемирной литературы». Это лучшее, чем располагает сейчас русский читатель для знакомства с Ариосто: перевод его точен, гибок и безукоризненно выдерживает строфику и интонацию подлинника10.
Первый полный стихотворный перевод поэмы Ариосто на русский язык (свободным стихом) выполнен М. Л. Гаспаровым: см. Ариосто Л. Неистовый Роланд (Orlando Furioso) — М.: .«Наука», 1993 (в двух томах).11
- 1. Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. (Сост. Б. И. Пуришев) — М.: Просвещение, 1976
- 2. Неистовый Роланд, героическая поэма Г. Ариоста. Переведена с французского. М., 1791–1793. Кн. 1–3. Из 46 песен издание содержит 33, т. е. по неизвестным причинам не вышел четвертый томик перевода. Несколько ранее в России был издан перевод «Влюбленного Роланда» Боярдо — предшественника Ариосто. Этот единственный русский перевод был выполнен Я. И. Булгаковым с прозаического французского переложения А. Р. Лесажа. (Боярдо. Влюбленный Роланд. СПб., 1777–1778. Т. 1–3. Переиздан в 1799 г.). В предисловии переводчик писал, что хотел бы издать «продолжение Роланда», т. е. поэму г. Ариоста, которой часть я уже и перевел». Этот перевод нам неизвестен.
- 3. Последнюю строку, не имеющую соответствия в оригинале, Батюшков цитирует в своем очерке «Прогулка по Москве» (начало 1812 г.)
- 4. Розанов М. Н. Пушкин и Ариосто // Известия АН СССР, Отделение Общественных наук. 1937. № 2–3.
- 5. Томашевский Б. Пушкин. М.; Л., 1956.
- 6. Ариосто Людовико. Неистовый Роланд. Поэма в сорока шести песнях в переводах русских писателей. Содержание поэмы Боярдо «Влюбленный Роланд». — Текст 17-ти песен Ариосто и изложение содержания остальных; с приведением лучших отрывков. — Объяснительные статьи. СПб., 1898.
- 7. Хрестоматия по западноевропейской литературе. Литература эпохи Возрождения и XVII века / Сост. Б. И. Пуришев. М., 1937. С. 93–104. Хрестоматия с этими переводами переиздана в 1947 г. В 1948 г. перевод Верховского вошел в книгу «Поэты Возрождения». (Переиздано в 1955 г.).
- 8. в дополнениях текст Городецкого публикуется впервые.
- 9. Ариосто. Неистовый Роланд / Пер. избранных мест, пересказы и комментарии А. И. Курошевой. Под ред. А. А. Смирнова. Рис. Постава Доре. Л., 1938.
- 10. Европейские поэты Возрождения. М., 1974. С. 121–134. Здесь опубликованы эпизоды «Неистового Роланда» и «Астольф на луне». Здесь же помещен и перевод Е. Солоновича «Сатиры третьей. Мессиру Аннибале Малагучо» (С. 112–121). — В том же году эпизод «Неистового Роланда» был напечатан и в «Иностранной литературе» (№ 9, С. 187–193. «К 500-летию со дня рождения Ариосто»).
- 11. Р. М. Горохова Ариосто в России. // Ариосто Л. Неистовый Роланд (Orlando Furioso). Песни XXVI–XLVI — М.: .«Наука», 1993