Книга VI

 

Пастух и Лев

Не то, что с виду, басни: в них подчас
Является примером зверь простой для нас.
Одна мораль всеща легко прискучит,
А басня заодно и веселит, и учит,
В ней поученье скрыто быть должно;
А небылицы плесть совсем немудрено.
Великие творцы писали для забавы
И в баснях весело описывали нравы;
Но каждый из таких прославленных творцов
Не тратил без нужды в рассказе лишних слов.
Федр в многословии не заслужил упрека;
Эзоп тем менее, но превзошел далеко
Их некий мудрый Грек изяществом речей
И лаконичностью своей.
Он басню излагал лишь четырьмя строками,
Удачно или нет — решайте лучше сами.
А вот вам и пример: Эзоп сложил рассказ.
В нем содержанье с басней Грека схоже:
В одном герой — стрелок, в другом же — волопас,
Но в сущности у них почти одно и то же.
Быть может, частностям иной я придал вид,
Эзоп же вот что, в общем, говорит:
Пастух, не досчитавшись в стаде
Двух-трех телят, в большой досаде
Решился вора изловить.
И вот отправился к пещере,
Вокруг нее стал ямы рыть
И ставить западни; в потере
Виновным Волка он считал
И потому к Юпитеру воззвал:
«О, если б перед тем, как мне уйти отсюда,
Великий царь богов, ты сотворил бы чудо,
Чтоб в западню мою попался лиходей,
То я, при бедности моей,
Тотчас жирнейшего теленка выбираю
И в жертву приношу тебе, не пожалев».
Вдруг из лесу выходит грозный Лев!
Что стало с Пастухом — не знаю;
Упал он ниц и в страхе закричал:
«Как неразумны могут быть желанья!
Теленка обещал
Тебе принесть, Юпитер, в дань я,
Чтоб вора изловить скорей!
Теперь вола тебе я обещаю,
Но об одном лишь умоляю:
О, сделай так, чтоб вор сокрылся из очей!»

Вот главной басни содержанье!
А ниже будет подражанье.

Перевод  В. Мазуркевича

Лев и Охотник

У Хвастуна, любителя охоты,
Пропал любимый, славный пес.
Хвастун, конечно, полн заботы;
Свою пропажу он отнес
К проделкам Льва, страшившего окрестность.
Вот, встретив пастуха, Хвастун спросил его:
«Любезный, укажи мне местность,
Где б мог найти я вора моего,
Чтоб проучить его, как надо».
Пастух в ответ: «Берлога Льва средь гор;
Я в месяц раз дарю ему из стада
Одну овцу, и с этих пор
Спокоен и доволен:
Бродить везде, где хочется, я волен».
Пока они болтали меж собой,
Лев вышел из своей берлоги
И подошел к ним тихою стопой.
Тут наш Хвастун давай бог ноги!
«Юпитер!» — Он вопит. — Пошли мне уголок,
Где б ото Льва я скрыться мог!»

В опасностях лишь храбрость познается;
Но ищет их обыкновенно тот,
Кто, коль с опасностью столкнется,
Позорно первый удерет.

Феб и Борей

В те дни, когда грозит осеннее ненастье,
В дороге Путника увидели Борей
И светлый Феб. Плащом запасся он на счастье.
В такие дни, как солнышко ни грей,
Напоминает людям осторожным
Вид радуги о том, что нужно, выходя,
Им запастись плащом дорожным.
Наш Путник в чаянье дождя
Закутался плащом из ткани самой плотной
С подкладкой прочной и добротной.
Вот Ветер вымолвил: «Не думает ли он,
Что от стихий отныне защищен?
Ведь если захочу, подуть я так сумею,
Что и с застежкою своею
Плащ этот к черту полетит.
Нас это зрелище с тобой повеселит».
И отвечает Феб бесстрастно:
«Побьемся об заклад, не тратя слов напрасно:
Кому из нас у Путника совлечь
Скорее плащ удастся с плеч?
Ты начинай, а я закроюсь тучей».
Набравшись воздуха, тотчас
Борей, как будто на заказ,
Раздулся в шар, и с силой столь могучей
Он поднял свист, гудение и вой,
Что поглощен морскою синевой
Был не один челнок, отправленный на ловлю,
И не одну сорвало кровлю,
Которая обрушилась треща;
И это все — из-за плаща!
Но тщетны были все усилия Борея:
Чтоб ветер плащ не распахнул,
Его плотней наш Путник застегнул;
Напрасно, с силою неудержимой вея,
Борей и полы рвет, и треплет воротник.
Но вот урочный срок проходит,
И солнце из-за туч выходит,
Являя миру светлый лик.
Вначале Солнышко, руководясь расчетом,
Пригрело Путника; чрез миг
Тот, от жары весь обливаясь потом,
Снимает свой дорожный балахон.
Борей был Фебом побежден,
Притом — без всякого усилья.

Так кротость действует успешнее насилья.

Перевод  О. Чуминой

Юпитер и Мызник

Юпитер мызу отдавал внаем;
Меркурий сделал объявленья.
Посыпались обильно предложенья, —
Охотниками полон дом,
Они торгуются умело;
Кричат, что брать им мызу не расчет,
Что это дело
Один убыток принесет.
Ну, словом, по своей купеческой сноровке,
Чтоб цену сбить, пускают в ход уловки.
Но вот один из торгашей
Не поумней, а понаглей,
Пока толпа других бранится и хлопочет,
Решается сказать властителю богов,
Что он готов Платить ту цену, что Юпитер хочет,
Лишь при условьи, чтоб с тех пор,
Как будет заключен меж ними договор,
Он с полною свободой
Распоряжаться мог погодой, —
Менять ее на собственный свой лад
И вызывать дожди, бездождие иль град.
Согласен царь богов, Юпитер. В восхищеньи
Вступает Мызник во владенье
И начинает мудрствовать хитрец:
Лишь для себя менять погоду
И переделывать природу
На свой аршин и образец.
Все у него не так, как у других в именье:
Как будто все кругом в Америке живут.
Но вдруг открылося печальное явленье,
Перехитрил, должно быть, плут!
Посмотришь, у других в полях обильны всходы,
Уж зреет виноград и хлебом полн сарай,
У нашего ж властителя природы
Неурожай!
На следующий год приемы он меняет;
В другом порядке дождь и вёдро вызывает,
Вновь урожай у всех, какой был в прошлый год,
А у него ничто не зреет, не цветет.
Покаялся в своем он неуменье,
И царь богов простил его на первый раз.

Да, лучше знает Провиденье,
Чем мы, что надобно для нас.

Петух, Кот и Мышонок

О дети, дети! Как опасны ваши лета!
Мышонок, невидавший света,
Попал было в беду, и вот как он о ней
Рассказывал в семьесвоей.
«Оставя нашу нору
И перебравшися чрез гору,
Границунаших стран, пустился я бежать,
Как молодой Мышонок,
Который хочет показать,
Что он уж не ребенок.
Вдруг с размаху на двух животных набежал:
Какие звери,сам не знал;
Один так смирен, добр, так плавно выступал,
Так миловиден был собою!
Другой: нахал, крикун, теперь лишь будто с бою;
Весь в перьях, у него косматый крюком хвост,
Над самым лбом дрожит нарост
Какой-то огненного цвета,
И будто две руки, служащи для полета;
Он ими так махал
И так ужасно горло драл,
Что я таки не трус, а подавай бог ноги —
скорее от него с дороги.
Как больно! Без него я, верно бы, в другом
Нашел наставника и друга!
В глазах его была написана услуга;
Как тихо шевелил пушистым он хвостом!
С каким усердием бросал ко мне он взоры,
Смиренны, кроткие, но полные огня!
Шерсть гладкая на нем, почти как у меня,
Головка пестрая, и вдоль спины узоры;
А уши, как у нас, и я по ним сужу,
Что у него должна быть симпатия с нами,
Высокородными Мышами».
«А я тебе на то скажу, —
Мышонка мать остановила, —
Что этот доброхот,
Которого тебя наружность так прельстила,
Смиренник этот... Кот!
Под видом кротости, он враг наш, злой губитель;
Другой же был Петух, миролюбивый житель.
Не только от него не видим мы вреда,
Иль огорченья,
Но сам он пищей нам бывает иногда.
Впредь по виду ты не делай заключенья».

Перевод И. Дмитриева

Лисица, Обезьяна и Звери

Лев умер; после пышной тризны
Сошлися Звери на совет
Избрать властителя отчизны,
Которым Лев был много лет.
Царя умершего корона
В ларце хранилась у Дракона.
И вот она принесена!
В нее все звери наряжались,
Но никому, как ни старались,
Не приходилася она:
Тем велика, тем жала сзади,
Тем рог мешал; вот, наконец,
И Обезьяна, шутки ради,
Надела царственный венец, —
Смешные делает движенья,
Кривит ужимками лицо.
И глядь! — без всякого стесненья
В венец пролезла, как в кольцо.
Она кривлялась не напрасно
Пред забавлявшимся Зверьём:
Со смехом все единогласно
Мартышку выбрали царем.
Конца не видно поздравленьям:
Лишь у Лисицы хмурый вид.
И, недовольная решеньем,
Она Мартышке говорит:
«В лесу я знаю место клада:
Его другой не знает зверь:
Вы — царь: он ваш но нраву; надо
Лишь раздобыть его теперь».
Жадна до денег Обезьяна;
И вот, чтоб не было обмана,
Сама за зологом бежит;
Но ликовать ей слишком рано!
В словах Лисицы умысл скрыт.
Рассказ о кладе — испытанье.
Мартышка поймана была,
И ей от имени собранья
Лиса внушение прочла:
«И после итого ты смеешь
О царской власти помышлять,
Когда сама-то не умеешь
Собой как надо управлять!»

С Лисицей спорить мы не будем,
Не то легко впросак попасть;
Сознаться надо: даже людям
Не всем к лицу бывает власть.

Чванливый Лошак

У одного врача в конюшне жил Лошак,
Который от других ничем не отличался,
Но перед всей скотиной, что ни шаг,
Происхожденьем громким величался.
И то сказать, он вел свой славный род
От матушки родной, буланой кобылицы,
Которой подвигам давно утрачен счет,
И полагал, что лучшие страницы
Из-за нее и он в истории займет.

 

Лошак служить врачу считал за униженье;
А между тем, лишь только год прошел,
Попал он к мельнику простому в услуженье;
И вспомнился ему тут батюшка осел.

Когда б несчастья только и служили,
Чтоб чванных дураков на разум наставлять,
Тогда бы все за мной, наверно, повторили,
Что надо больше бед на род людской наслать.

Перевод  Г-т.

 

 

Старик и Осел

Старик, на Ослике тихонько проезжая,
Увидел луг с цветами и травой.
Вот, разнуздавши серого лентяя,
Пустил его хозяин на покой.
Тут начал наш Осел барахтаться, брыкаться,
Кричать, скакать, валяться и чесаться,—
Не сладить, словом, с ним никак.
Вдруг в этот миг явился враг.
«Бежим! — кричит Старик. — Не то тебя я брошу».
«Зачем? Иль буду я таскать двойную ношу?» —
Наш лежебок спросил его в ответ.
«Нет!» — отвечал Старик, с поляны убегая.
«Тогда беги один... Мне в бегстве пользы нет:
Сменить хозяина — потеря небольшая;
Мой враг — хозяин мой, и будет век врагом...
Я это говорю понятным языком!»

Перевод В.Мазуркевича.

Олень и его отражение

В стекле ручья в один прекрасный день
Залюбовавшийся ветвистыми рогами,
Был тут же раздражен Олень
Своими тонкими ногами,
Напоминавшими собой веретено.
Он молвил горестно: «Меж тем как суждено
Мне достигать челом развесистой вершины
Больших дерев, ногами не могу
Гордиться я...» Но тут, на всем бегу,
Кидается к нему ищейка из лощины.
С поспешностью спасаясь от врага,
Он мчится в лес; но пышные рога,
Опасное оленей украшенье,
Цепляясь каждое мгновенье,
Мешают быстроте его проворных ног,
Благодаря которым мог
Единственно он ждать себе спасенья.
Забыв слова свои, готов он с той поры
Клясть от души богатые дары,
Которые богам угодно
Ниспосылать ему бывает ежегодно.

Ценя прекрасное одно,
Хотя порой и губит нас оно,
Полезное мы все браним с упорством.
Олень, ногам своим обязанный проворством,
Поносит их, гордясь лишь парою рогов,
Чуть не предавшую его во власть врагов.

Заяц и Черепаха

«Хотя в твоих ногах невиданная сила, —
Так Черепаха Зайцу говорила, —
А все ж я об любой заклад с тобой побьюсь,
Что ранее тебя до цели доберусь».
«Ты! Ранее меня?! Да ты, кума, в уме ли?!» —
«В уме иль нет — держу с тобой пари!» —
«Ну, ладно же, смотри!
Попробуй оправдать слова свои на деле!» —
«Изволь! Вот мой заклад: капустных два листа».—
«Прекрасно, вот и мой; кладем их у куста,
А призовым столбом тычинку ту назначим.
Согласна ли?» — «Вполне! Итак, дружок, поскачем».
«Ну, нет, ступай одна, а я здесь полежу
И на досуге хоть морковку погложу».
Так Заяц молвил с миною хвастливой.
Соперница ж его походкой торопливой
Пустилась в путь, не тратя лишних слов;
А переход и весь-то был таков,
Что Заяц в три прыжка достигнуть мог бы цели;
Но на него со стороны смотрели,
И, быстротой своей желая щегольнуть,
Он начал есть и пить и даже лег вздремнуть;
Победой славною заранее он льстился
И догонять соперницу пустился
Тогда лишь, когда той осталось шаг иль два.
И что ж? Как с места он ни припустился лихо,
А Черепаха как ни двигалася тихо,
А до тычинки все ж она дошла сперва.

В борьбе всегда тот лавры пожинает,
Кто слабости врага заранее узнает,
И вечно тот бывает поражен,
Кто самомнением чрезмерно заражен.

Перевод Г-т.

Недовольный Осел

У огородника какого-то Осел,
Как все ослы, сонливый и ленивый,
И вместе с тем не в меру прихотливый,
С Судьбой такую речь завел:
«О, всемогущая! Чем мог я провиниться,
Что поместила ты меня на огород?!
Здесь и петух поздней меня встает,
Хотя по вечерам и ранее ложится.
И веришь ли, зачем тревожат так мой сон?
Чтоб овощи таскать на рынок для продажи...
Нет, участи моей не сыщешь в мире гаже!»
Судьбу разжалобил ослиный плач и стон;
Она к Кожевнику его переселила,
И думала, что тем дела с ним завершила.
Но вскоре запах кож и их солидный вес
Пришлись не по нутру назойливой скотине,
И с жалобой Осел опять к Судьбе полез...
«Ах, как жалею я о первом господине!»
В слезах он говорил: «Там все же мне порой
Капустки лист, другой
С седла стянуть тихонько удавалось,
А битым быть едва раз в день случалось.
А здесь поживы никакой;
И сплю хоть я теперь и беззаботно,
Зато уж бьют меня бессчетно!»
Тут вновь Судьба услышала Осла,
И к Печнику попал он в услуженье.
Но и неделя не прошла,
Как стал уж он просить иного назначенья.
Но гневно молвила Судьба на этот раз:
«С тобой, глупец, мне некогда возиться!
Довольных в мир нет из вас;
Изволь же с участью безропотно мириться!»

В словах Судьбы мне слышится совет
Не для одних ослов полезный:
Сознайся сам, читатель мой любезный,
Что хорошо везде, где нас с тобою нет.

Заимствовано у Эзопа

Солнце и Лягушки

Народ веселился на свадьбе владыки,
Топил все заботы в вине;
Эзоп находил, что веселье и клики
Толпы неуместны вполне.
«Мечтало и Солнце когда-то о браке», —
Он к случаю молвил. Но вот,
Послышались вопли — неслися во мраке
Стенания граждан болот:
«А что, как у Солнца появятся дети?
С одним-то немало невзгод!
А с целой полдюжиной... мигом на свете
Повысохнут воды болот;
Прощайте, моря, камыши и трясины!
Иссякнет повсюду вода,
И в волнах стигийских по воле судьбины
Погибнет наш род навсегда».

 

Для бедных животных Лягушки едва ли,
По правде сказать, не умно рассуждали.

Перевод  В. Мазуркевича.

 

 

Поселянин и Змея

 

Эзоп нам говорит в своем повествованьи
О Поселянине одном,
Который добротой и чувством состраданья
Был наделен щедрее, чем умом.
Зимою, обходя вокруг своих владений,
Окоченелую дрожащую Змею,
Полузамерзшую, он видит на краю
Дороги брошенной: лишь несколько мгновений
Ей остается жить. Не думая о том,
Какое ждет его за это воздаянье,
Продрогшую Змею к себе несет он в дом,
И, положив ее пред очагом,
Употребляет все старанья,
Чтоб оживить ее и ей вернуть дыханье.
Но под влиянием тепла
Едва в себя она пришла,
Как пробудилась в ней и злоба с жизнью вместе.
Свист испустив, Змея на месте
Вдруг изгибается кольцом
И на того бросается коварно,
Кто благодетелем, спасителем, отцом
Был для нее. «За все неблагодарна,
Вот как ты платишь мне! Умри!» —
Воскликнул он, по праву возмущенный.
Топор занес он заостренный —
И из одной Змеи мгновенно сделал три
Двумя ударами: хвост, голову и тело.
Напрасно ползает разрубленный червяк —
Срастись не может он никак.

 

Быть милосердным без предела,
Конечно, следует; но весь вопрос: к кому?
Неблагодарному помочь — плохое дело:
Погибель суждёна в конце концов ему.

Перевод  О. Чуминой.

Больной Лев и Лисица

В своей берлоге заболев,
Оттуда шлет вассалам Лев
Служащий пропуском указ такого рода:
Что каждая зверей порода
Должна прислать к нему послов,
Которых в силу данных слов
Принять с почетом он намерен;0
И каждый может быть уверен,
Что он со свитою своей,
Благодаря тому указу,
И от зубов царя зверей
И от когтей избавлен сразу.
Указ исполнен, — и пород
Всех представители являются гурьбою.
Лисицы же на страже у ворот
Так рассуждают меж собою:
«Следы, которые в пыли мы видим тут,
Без исключения к берлоге все идут,
Но нет ни одного, идущего обратно;
И недоверие, понятно,
Они внушают мне. На пропуске царю
Я потому спасибо говорю:
Пусть от посольства наш он лисий род избавит.
Его величество, конечно, не лукавит,
Он добр, но в логово его
Входящих лишь мы видели покуда,
И не видали никого,
Кто вышел бы оттуда».

Перевод  О. Чуминой.

Басня о коварстве, прикрываемом благими намерениями. Содержание заимствовано у Эзопа.

Птицелов, Ястреб и Жаворонок

В несправедливости испорченных и злых
Мы часто для себя находим оправданье,
Но есть закон: щади других,
Когда к себе ты ищешь состраданья.

 

Крестьянин птиц ловил на зеркала:
Блестящая поверхность их влекла
Обманчивым виденьем.
Над полем реявший внезапно Ястреб злой
С высот кидается стрелой
На Жаворонка, с звонким пеньем
Слетевшего к силкам: избегнувший сетей,
Певец не ускользнул от хищника когтей.
Но Ястреб сам, пока с ожесточеньем
Терзал несчастного, запутался в силке.
На ястребином языке
Стал умолять он Птицелова:
«Пусти меня: не причинил пока
Я зла тебе, даю в том слово».
Но молвил тот: «И ты наверняка
Не видел зла от этого зверька?»

Перевод  О. Чуминой.

Содержание басни заимствовано из сборника Абстемия.

 

 

Лошадь и Осел

Добро, которое мы делаем другим,
В добро послужит нам самим;
И в нужде надобно друг другу
Всегда оказывать услугу.

Случилось Лошади в дороге быть с Ослом.
Но Лошадь шла порожняком,
А на Осле поклажи столько было,
Что бедного совсем под нею задавило.
«Нет мочи, — говорит, — я, право, упаду,
До места не дойду».
И просит Лошадь он, чтоб сделать одолженье,
Хоть часть поклажи снять с него.
«Тебе не стоит ничего,
А мне б ты сделала большое облегченье», —
Он Лошади сказал.
«Вот, чтоб я с ношею ослиною таскалась!»
Сказала Лошадь и помчалась.

Осел потуда шел, пока под ношей пал.
И Лошадь тут узнала,
Что ношу разделить напрасно отказала,
Когда ее нести одна
С ослиной кожею была принуждена.

Перевод  И. Хемницера

Содержание басни заимствовано у Эзопа.

Собака и ее тень

Как часто мы людей встречаем здесь и там,
Отдавшихся корыстному влеченью,
Которые бегут за тенью,
Мечтая, что бегут за счастьем по следам.
Чтоб глупость их яснее показать,
Им надо басню рассказать.

 

С добычею в зубах Собака увидала
В реке изображение свое.
Напала жадность на нее
И, бросив свой кусок, она взять пожелала
И тот, что речка отражала.
И что ж? В реке она едва не захлебнулась.
Когда ж назад вернулась,
И брошенной добычи не нашла —
Ее вода снесла.

Перевод  А.Зарина

 

 

Завязший воз

Однажды Возчик сено вез
И увязил тяжелый воз
В грязи дороги непролазной.
На помощь чью-нибудь была б надежда праздной.
Всем, посещавшим Нижнюю Бретань,
Довольно ведомо, что там дороги — дрянь,
И путники, по воле Рока
Туда попав, должны страдать жестоко.
От этого пути да сохранит нас Бог!
Вернемся к Возчику. Застряв среди дорог,
Охвачен бешенством, проклятья
На все он сыплет без изъятья:
Клянет он грязь и ямы от дождей,
Себя, повозку, лошадей.
В конце концов зовет он полубога,
Свершившего деяний трудных много:
«О, Геркулес! Ты поднял на спине
Весь шар земной: так помоги же мне
Скорее выбраться отсюда!»
И вдруг — о, чудо! —
Ответ послышался с небес:
«Помочь в беде согласен Геркулес,
Но прежде осмотрись и сам найди причину
Задержки всей.
Сними с колес густую грязь и глину,
Их облепившую собою до осей,
Разбей мотыгою тот камень на пути,
И колею вот эту замости.
Окончено?» — «Готово!»
«Теперь я помогу тебе! — раздался голос снова. —
Бери свой кнут». — «Я взял его». — «Вперед!»
И Воз как следует идет.
Хваление за это Богу!
Тут голос произнес: «Ты видишь, как легко
Твой Воз, застрявший так глубоко,
Конями вывезен из грязи на дорогу?
Сам помогай себе, коль хочешь, чтобы Бог
Тебе помог».

Перевод  О. Чуминой

Содержание заимствовано у Авиана и Фаерна.

Шарлатан

Свет шарлатанами богат:
Наука плутней и обмана
Весьма полезна для кармана;
Недаром Шарлатан кричать повсюду рад,
Что как актер он лучше Ахерона,
А как оратор — выше Цицерона.
И вот один из этих хвастунов
Хвалился тем, что он совсем свободно
Научит говорить кого угодно,
Будь это человек иль худший из ослов.
«Пусть приведут Осла! Безмолвную скотину
В говоруна я живо превращу,
На кафедру его пущу
И плащ оратора на серого накину!»
Так хвастался наш плут... Об этом слух дошел
До принца той страны. Принц молвил краснобаю:
«В конюшне у меня чудесный есть Осел,
Я сделать из него оратора желаю».
«Для вас возможно все!» — хвастун ему в ответ.
Изрядный куш берет на пропитанье,
И обязуется чрез десять лет
Привесть Осла на испытанье.
В противном случае обманщик наш без слов
Взысканию подвергнуться готов,
А именно: быть вздернутым за шею
С привязанной к спине риторикой своею,
В надетом на него дурацком колпаке.
Вот кто-то из вельмож и говорит при этом,
Что явится смотреть, как перед целым светом
Обманщик наш повиснет на шнурке.
«А вид-то, вид какой изящный будет!
Но, главное, пускай он не забудет
Произнести весьма пространный спич,
Исполненный возвышенного чувства
И неподдельного искусства,
Которого б никто не мог постичь;
Чтоб выражением и тоном
Он был примером прочим Цицеронам,
Которых проще плутами зовут».
Ему сказал с усмешкой плут:
«Зачем сомнение такое?
Прекрасный вижу я исход:
Осел, властитель, я — нас трое...
Чрез десять лет один, конечно же, умрет!»

Друзья мои, вы согласитесь,
Что справедлив его ответ;
Кутите, пейте, веселитесь —
Смерть одного из трех похитит в десять лет.

Ссора

Лишь из-за яблока внесла
В семью богов раздор богиня Ссора,
Однако ж скоро
С небес за это изгнана была.
Богиню человек пустил к своим пенатам
И принял радостно в свой дом;
«Мое-твое» богине был отцом,
«Ни так ни эдак» был ей братом;
Они явились на землю втроем.
И вот богиня с ними вместе
Нас удостаивает чести
Остаться здесь у нас
Навек, а не на час,
И предпочесть всем антиподам,
Необразованным народам
И темным, грубым дикарям:
Без мэров и попов вступают в браки там, —
А потому, коль молвить смело,
Там Ссоре было б мало дела.
Но чтоб могла она повсюду поспевать,
Молва взялась любезно
Ей сообщать,
Где Ссора может быть полезна.
Будь это тризна или пир,
Туда сейчас же Ссора поспешала,
Предупреждая Мир,
И в пламя искру раздувала.
Приходится бывать богине там и тут;
Но наконец Молва всем плачется тревожно,
Что Ссору отыскать отныне невозможно:
Ее на части рвут;
А при работе беспрестанной
Нельзя ей не иметь квартиры постоянной,
Чтоб все могли бы знать,
Куда за Ссорой посылать.
Найти убежище скорее
Ей стоило немалого труда,—
И вот в корчме у Гименея
Осталась Ссора навсегда.

Молодая вдова

О мертвом как ни плачь, а он уже не встанет,
И всякая вдова
Поплачет месяц — много два,
А там и плакать перестанет:
Жаль мужа, и себя ведь жаль!
На крыльях времени летит от нас печаль,
И нечувствительно спокойствие приходит.
Большое Лафонтен различие находит
Во всех вдовах чрез день и через год.
И подлинно: теперь вдова горюет, плачет,
И через год, смотри, мазурку пляшет, скачет.
Таков уж, видно, женский род!
Одна красавица, лишь только овдовела,
Кричала, билася, рыдала и рвалась,
Ни пить, ни есть, ни жить на свете не хотела —
Река горчайших слез из глаз ее лилась.
Отец печалиться дал полную ей волю,
Но, видя, что уже проходит шесть недель
И что она слегла в постель,
Свою оплакивая долю,
Сказал ей: «Полно плакать, дочь!
Слезами ведь нельзя помочь.
Не ты одна вдова на свете;
Еще ты очень молода.
Муж умер — экая беда!
Есть у меня жених прекрасный на примете,
Уж не покойному чета!
Красавец, молодец, почти в твои лета...»
«Ах, батюшка! — Вдова прервала. —
Мне замуж?! Мне другой венец?
Нет, нет, я в монастырь пойду!» — и зарыдала.
Смолчал и прочь пошел отец.
Источник слез помалу иссыхает.
Проходит месяц и другой.
Вдова уж менее вздыхает;
Почти забыт муж дорогой,
И слезка на глазах ее не навернется;
Невольно иногда и улыбнется,
Увидя в зеркале, что траур ей к лицу.
Прошло уж полгода, глядит в глаза отцу,
Но тот не говорит ни слова.
Решилась, наконец, она спросить его.
«Что ж, батюшка, увижу я...» — «Кого?» —
«Кого хвалили вы». — «Кого же?» — «Молодого...
Ну сами знаете... Ха! ха!..
Красавца жениха?»

Перевод Измайлова

← Книга V Книга VII →
↑ К оглавлению
(На сенсорных экранах страницы можно листать)