Книга VII

Госпоже де Монтеспан

Богам обязаны мы дивным даром басен;
А если смертного уму благодаря
Мы обладаем им, - настолько он прекрасен,
Что мудрый смертный тот достоин алтаря.
Волшебный этот дар исполнен обаянья,
К себе влекут чудесные сказанья
Сердец вниманье и умов,
И к ним нас дивные приковывают узы.
Коль скоро место для смиренной Музы
Моей нашлось на пиршестве богов,
Молю, Олимпия, чьим несравненным чарам
Подчинено все в мире, - с высоты
Брось на нее взор благосклонный ты,
И Музу не отринь с ее посильным даром.
Своим вниманием сама
Ты поощри игру ума,
И Время, все вокруг губящее сурово,
В трудах моих мне жизнь дарует снова:
Кто самого себя захочет пережить,
Тот похвалу твою обязан заслужить.
Лишь от тебя я жду стихам награды:
В твореньях наших красоты
Тебе известны все малейшие черты.
Пленительны слова твои и взгляды;
Кому ж прекрасного быть лучшим знатоком?
На этот путь я Музою влеком;
Но воспевать хвалу тебе не смею:
Тебя прославить лирою своею
В удел певцу великому дано.
А я, Олимпия, прошу о разрешенье:
Лишь именем твоим да будет суждено
Украсить мне последнее творенье,
И тем спасти его в грядущем от забвенья.
И в будущем, на зависть несмотря
Врагов моих, тебе благодаря,
Удастся заслужить ему вниманье мира.
Пусть милости такой моя не стоит лира,
Ее прошу во имя басни я:
Сильна над нами власть ея,
И если ей обязан счастьем буду
Я угодить тебе, обязан ей возвесть
В награду храм; но храмы только в честь
Тебя одной хочу я строить всюду.

О. Чюмина.

Француаза Атенаиса де Рошешуар де Мортемар, маркиза де Монтеспан (1641-1707) была, по своему влиянию на Людовика XIV, всемогуща в то время, когда Лафонтен писал это посвящение. Она всегда покровительствовала писателям, особенно Буало и Лафонтену. Мнения ее очень ценились: она считалась замечательно умной женщиной.

125. Мор зверей

(Les Animaux malades de la peste)

Лютейший бич небес, природы ужас - мор
Свирепствует в лесах. Уныли звери;
В ад распахнулись настежь двери:
Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор;
Везде разметаны ее свирепства жертвы,
Неумолимая, как сено косит их,
Мор зверей
А те, которые в живых,
Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы:
Перевернул совсем их страх;
Те ж звери, да не те в великих столь бедах:
Не давит волк овец и смирен, как монах;
Мир курам дав, лиса постится в подземелье:
Им и еда на ум нейдет.
С голубкой голубь врознь живет,
Любви в помине больше нет:
А без любви какое уж веселье?
В сем горе на совет зверей сзывает Лев.
Тащатся шаг за шаг, чуть держатся в них души.
Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев,
Уставили глаза и приложили уши.
"О други! - начал Лев. - По множеству грехов
Подпали мы под сильный гнев богов,
Так тот из нас, кто всех виновен боле,
Пускай по доброй воле
Отдаст себя на жертву им!
Быть может, что богам мы этим угодим,
И теплое усердье нашей веры
Смягчит жестокость гнева их.
Кому не ведомо из вас, друзей моих,
Что добровольных жертв таких
Бывали многие в истории примеры?
Итак, смиря свой дух,
Пусть исповедует здесь всякий вслух,
В чем погрешил когда он вольно иль невольно.
Покаемся, мои друзья!
Ох, признаюсь - хоть это мне и больно
Не прав и я!
Овечек бедненьких-за что?-совсем безвинно
Дирал бесчинно;
А иногда-кто без греха?
Случалось, драл и пастуха:
И в жертву предаюсь охотно.
Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть
Свои грехи: на ком их боле есть,
Того бы в жертву и принесть.
И было бы богам то более угодно".
"О царь наш, добрый царь! От лишней доброты,
Лисица говорит,- в грех это ставишь ты.
Коль робкой совести во всем мы станем слушать,
То прийдет с голоду пропасть нам наконец;
Притом же, наш отец!
Поверь, что это честь большая для овец,
Когда ты их изволишь кушать.
А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:
Их чаще так учить - им это поделом.
Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит,
И нашими себя везде царями пишет".
Окончила Лиса; за ней, на тот же лад,
Льстецы Льву то же говорят,
И всякий доказать спешит наперехват,
Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.
За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед
Во весь народ
Поведали свои смиренно погрешенья;
Но их безбожных самых дел
Никто и шевелить не смел.
И все, кто были тут богаты
Иль когтем, иль зубком, те вышли вон
Со всех сторон
Не только правы, чуть не святы.
В свой ряд смиренный Вол им так мычит: "И мы
Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы
Нам были худы,
На грех меня лукавый натолкнул:
Ни от кого себе найти не могши ссуды,
Из стога у попа я клок сенца стянул".
При сих словах поднялся шум и толки;
Кричат Медведи, Тигры, Волки:
"Смотри, злодей какой!
Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги
За беззаконие его к нам столько строги?
Его, бесчинника, с рогатой головой,
Его принесть богам за все его проказы,
Чтоб и тела нам спасть и нравы от заразы!
Так, по его грехам, у нас и мор такой!"
Приговорили
И на костер Вола взвалили.
И в людях так же говорят:
Кто посмирней, так тот и виноват.

И. Крылов.

Басня эта была очень распространена в средние века и встречается во многих проповедях. Она направлена против несправедливости тогдашнего духовенства, снисходительного к порокам богатых и строгого к беднякам. Кроме Крылова (заменившего в басне волом Лафонтеновского осла), на русский язык басню переводили Княжнин и Хвостов.

126. Несчастный Муж

(Le mal marie)

Когда бы дружною четою
Добро являлось с красотою
Я завтра же себе искать жену бы стал.
Но сочетанье этих двух начал
Довольно редко я встречал,
А потому и избегаю брака.
Я много видел их, но ни в одном однако
Не мог я прелести найти.
И, тем не менее, почти
Четыре четверти всего людского рода,
Кому наскучила свобода
Случайности опаснейшей из всех
Подвергнуться спешат без колебанья.
И за свершенный ими грех
Четыре четверти приносят покаянье.
Один супруг, раскаяться успев,
Расстался со своей супругою сварливой,
Скупой, придирчивой, ревнивой.
Все было не по ней, все возбуждало гнев:
"Ложатся с курами, встают не в меру поздно!"
Покоя от нее не знал никто из слуг,
И из терпения был выведен супруг.
"Муж ни о чем не думает серьезно!
Муж не дает пощады кошельку!
Муж дома не сидит! Муж - вечно на боку!"
И волю так она давала языку,
Что муж ее, утративши терпенье,
В деревню отослал ее на исправленье.
И вот она в теченье многих дней
Находится в компании пастушек,
Которые пасут индюшек,
И пастухов, пасущих там свиней.
Сочтя ее исправленной, обратно
Супруг берет ее. "Ну,- молвил он,- приятно
Жилось вам посреди невинности полей?"
"Да, - был ответ, - но там служителей
Нашла я более, чем даже здесь, ленивых.
И в этом - вся моя беда.
Они совсем не берегут стада.
Об этом я твердила им всегда,
Чем раздражала нерадивых
И ненависть ко мне питавших слуг".
"Ну, если в вас, - сказал ее супруг,
Настолько все несносно и злонравно,
Что даже те, кто видит лишь на час,
Переносить не могут вас,
Так здешняя вся челядь и подавно,
Которую в теченье дня
Преследуете вы, гоняя и браня.
Что с ними было бы, не говоря о муже,
Чье положение всех хуже:
Он с вами быть обязан день и ночь,
Ему пришлось бы тут поистине невмочь.
Я отсылаю вас опять в уединенье;
И если б у меня явилось искушенье
Послать за вами вновь, пусть по моим грехам
За гробом я найду двух жен, подобных вам!"

О. Чюмина

Заимствована у Эзопа.

127. Мышь, удалившаяся от света.

(Le Rat qui s'est retire du monde).

Вinoi?iu жители в преданиях своих
Рассказывают нам, что некогда у них
Благочестива Мышь, наскуча суетою,
Слепого счастия игрою,
Оставила сей шумный мир,
И скрылась от него в глубокую пещеру:
В Голландский сыр.
Там, святостью одной свою питая веру,
К спасению души трудиться начала:
Ногами
И зубами
Голландский сыр скребла, скребла,
И выскребла; досужным часом,
Изрядну келейку с достаточным запасом.
Чего же более? В таких-то Мышь трудах
Разъелась так, что страх!
Мышь, удалившаяся от света
Короче - на пороге рая!
Сам Бог блюдет того,
Работать миру кто отрекся для него.
Однажды пред нее явилось, воздыхая,
Посольство от ее любезных земляков;
Оно идет просить защиты от дворов
Против кошачьего народа,
Который вдруг на их республику напал
И Крысополис их в осаде уж держал.
"Всеобща бедность и невзгода,
Посольство говорит, - причиною, что мы
Несем пустые лишь сумы;
Что было с нами, все прошли,
А путь еще далек! и для того посмели
Зайти к тебе и бить челом
Снабдить нас в крайности посильным iiдаянuai".
Затворница на то, с душевным состраданьем
И лапки положа на грудь свою крестом:
"Возлюбленны мои, - смиренно отвечала,
Я от житейского давно уже отстала;
Чем, грешная, могу помочь?
Да ниспошлет вам Бог! а я и день, и ночь
Молить Его за вас готова".
Поклон им, заперлась, и более ни слова.
Кто, спрашиваю вас, похож на эту Мышь?
Монах? - Избави Бог и думать! Нет, дервиш.

Дмитриев.

По словам Лафонтена, он заимствовал сюжет этой басни из восточных сказаний, но подобной басни не находится ни в одном из известных сборников. Вернее предположить, что весь рассказ изобретен самим Лафонтеном, перед глазами которого было в лице средневековых монахов немало оригиналов, с которых он мог списать свою благочестивую мышь. Кроме Дмитриева, басню ia-?aaae на русский язык Сумароков ("Отрекшаяся от мира мышь").

128. Цапля.

(Le Heron)

Вдоль речки мерно выступая
И гордо клювом поводя,
Шла Цапля, важно вкруг себя
На все взирая.
У ног ее в воде, затейливо кружась
Большой откормленный карась
Старался, как умел, от щуки увернуться;
И Цапле стоило б нагнуться,
Чтоб лакомый кусок промыслить на обед.
Но, нет
Она была сыта и кушать не желала,
И посему свой путь покойно продолжала.
Меж тем проходит час, и вот уж у нее
Успел и аппетит от времени явиться,
И стала размышлять тут Цапелька моя,
Где б ей обедом поживиться.
На этот раз штук пять иль шесть линей
Под самым берегом плескалися играя.
Но Цапля молвила: "Вишь, невидаль какая!
Найду себе я блюдо повкусней".
Но вот чрез полчаса и голод разыгрался.
Теперь и линь по вкусу был бы ей,
Да не видать уж более линей,
И, словно на смех, ей попался
Тщедушный, маленький пескарь.
"Неужли суждено мне съесть такую тварь!"
Вскричала Цапля чуть не со слезами,
И от соблазна быстрыми шагами
Пустилась прочь, дорогой говоря:
"Что скажут обо мне, коль съем я пескаря?!"
А время все идет, и голод все тревожит;
Уж больше бедная и вытерпеть не может:
Цапля
Теперь бы и пескарь пришелся ей подстать.
И Цапля, что была в начале так спесива,
Улитку встречную схватила торопливо
И с жадностью ее пустилась уплетать.
Надеюсь, господа, вы поняли и сами,
Что я, как и всегда, не задавая лиц,
Хотел лишь намекнуть, что много между нами
Таких разборчивых и прихотливых птиц,
Которых не томит о будущем забота:
Чем что-нибудь на черный день сберечь,
Они, разумного не ведая расчета,
Готовы всем в довольстве пренебречь;
А после, коль грехом окончится избыток,
Глотают чуть ли не улиток.

Г-т.

Басня эта отдаленно была переведена на русский язык Жуковским ("Цапля").

129. Разборчивая Невеста.

(La Fille).

Невеста-девушка смышляла жениха;
Тут нет еще греха,
Да вот что грех: она была спесива.
Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен,
И в лентах, и в чести, и молод был бы он
(Красавица была немножко прихотлива):
Ну, чтобы все имел-кто ж может все иметь?
Еще и то заметь,
Чтобы любить ее, а ревновать не сметь.
Хоть чудно, только так была она счастлива,
Что женихи, как на отбор,
Презнатные катили к ней на двор.
Но в выборе ее и вкус и мысли тонки:
Такие женихи другим невестам клад,
А ей они на взгляд
Не женихи, а женишонки!
Ну как ей выбирать из этих женихов?
Тот не в чинах, другой без орденов;
А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты;
То нос широк, то брови густы;
Тут этак, там не так;
Ну, не прийдет никто по мысли ей никак.
Посмолкли женихи, годка два перепали;
Другие новых свах заслали:
Да только женихи середней уж руки.
"Какие простаки!
Твердит красавица. - По них ли я невеста?
Ну, право, их затеи не у места!
И не таких я женихов
С двора с поклоном проводила;
Пойду ль я за кого из этих чудаков?
Как будто б я себя замужством торопила,
Мне жизнь девическа ничуть не тяжела:
День весела, и ночь я, право, сплю спокойно:
Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно".
Толпа и эта уплыла.
Потом, отказы слыша те же,
Уж стали женихи навертываться реже.
Проходит год,
Никто нейдет;
Еще минул годок, еще уплыл год целой:
К ней свах никто не шлет.
Вот наша девушка уж стала девой зрелой.
Зачнет считать своих подруг
(А ей считать большой досуг):
Та замужем давно, другую сговорили;
Ее как будто позабыли.
Закралась грусть в красавицыну грудь.
Посмотришь: зеркало докладывать ей стало,
Что каждый день, а что-нибудь
Из прелести ее лихое время крало.
Сперва румянца нет; там живости в глазах:
Умильны ямочки пропали на щеках;
Веселость, резвости как будто ускользнули;
Там волоска два-три седые проглянули:
Беда со всех сторон!
Бывало, без нее собранье не прелестно;
От пленников ее вкруг ней бывало тесно:
А ныне, ах! ее зовут уж на бостон!
Вот тут спесивица переменяет тон.
Рассудок ей велит замужством торопиться:
Перестает она гордиться.
Как косо на мужчин девица ни глядит,
А сердце ей за нас всегда свое твердит.
Чтоб в одиночестве не кончить веку,
Красавица, пока совсем не отцвела,
За первого, кто к ней присватался, пошла:
И рада, рада уж была,
Что вышла за калеку.

И. Крылов.

Как и предыдущая, эта басня принадлежит к самостоятельным басням Лафонтена и очень сходна с ней по сюжету и нравоучению.

130. Желания.

(Les Souhaits)

В Монголии бывают домовые,
Которые несут обязанности слуг:
Садовые работы, полевые
Все делают они, но в их труды не след
Мешаться смертному: оно приносит вред.
Близ Ганга, в доме гражданина
Весьма почтенного, жил много лет подряд
Один из них. Любил он господина
И госпожу, в особенности - сад,
И в нем преуспевал благодаря зефирам,
С которыми дружил. И так работал с миром
Усердно он и не жалел труда,
Стараясь угождать домашним неустанно.
Хотя у домовых приязнь непостоянна
Бывает вообще,-в их Доме навсегда
Остался б он,-нет правил без изъятья,
Но духи все, его собратья,
Поведали о том республики главе.
Из политических своих соображений
Иль просто вняв общественной молве,
Тот приказал, чтоб наш домашний гений
В норвежский дом был вдруг переведен,
Который круглый год снегами занесен;
Индус лапландцем станет ныне!
Хозяевам своим он молвил, огорчен:
- Не знаю, по какой причине,
В чем состоит вина моя,
Но в скором времени вас покидаю я.
Одно для вас еще я сделать в воле:
Исполнить три желанья, но не боле.
Желать - для смертного завидная судьба.
Те пожелали изобилья;
И вот, без всякого с их стороны усилья,
Вино течет рекою в погреба,
Пшеница - в житницы, а золото волною
В их сундуки. Запасами, казною
Все переполнено. Прибавилось хлопот;
Неведомых до той поры забот
Прибавилось немало тоже:
Воров остерегись, и взаймы дай вельможе,
Плати казне двойной налог.
Богатство беднякам наделало тревог.
- Избыток благосостоянья,
Воскликнули они, - возьми обратно ты!
Оно куда печальней нищеты.
Богатства отдаем свои без колебанья.
Несущая покоя благодать,
О середина золотая,
Скорее возвратись, благоразумья мать!
И вот она вернулась к ним опять,
А с нею - мир. Так, попусту мечтая,
Порою труд мы забываем свой,
Химерами бесплодно ум питая.
Смеялись люди те, а с ними - домовой.
Перед разлукой; на прощанье
Они просить решились у него
Дар мудрости: такое достоянье
Обременить не может никого.

О. Чюмина.

Сюжет этой басни встречается в старинных "фаблио", из которых или из позднейших переделок их Лафонтен и мог его заимствовать. На русский язык басня переведена была, но весьма отдаленно, Дмитриевым ("Желания". "Сердися, Лафонтен, иль нет, - А я с ним не могу расстаться"... и т. д.)

131. Лев и его Двор.

(La Cour du Lion)

Однажды Львиное Величество Его
Узнать задумал, повелитель:
Каких зверей монарх он и властитель?
Вассалам царства своего
Он циркуляры шлет немедля, с приложеньем
Печати собственной и кратким извещеньем,
Лев и его Двор
Что при дворе открыт большой прием
В теченье месяца; вначале пышный праздник
Назначен во дворце, участье примет в нем
Паяц из обезьян, известнейший проказник.
Так подданных своих, собравшихся толпой,
В великолепный Лувр себе зовет он в гости.
Но что за Лувр! Там запах был такой,
Как в месте том, где сваливают кости.
Медведь поморщился, зажав себе ноздрю.
Но этим он не угодил царю,
Пославшему его увидеться с Плутоном.
Одна из Обезьян не в меру льстивым тоном
Все принялась хвалить: берлогу, когти Льва,
И этот дух, который был пахучей,
Чем амбра и цветы... Но глупые слова
Ее беде подвергли неминучей
(Лев - Калигуле был сродни).
Лиса стояла тут. "Чем пахнет? Объясни!
Сказал ей Лев. - Ответь без колебанья!"
Но извинилась та: ей заложило нос,
И, вследствие утраты обонянья,
Немыслимо ответить на вопрос.
Держитесь правила такого неизменно:
Не льстите грубо при дворе,
Чтоб недоверие не возбудить в царе;
Не выражайтесь откровенно.
Но, как в Нормандии, старайтесь дать ответ:
Ни да ни нет!

О. Чюмина.

Из басен Федра. Лафонтен сравнивает своего Льва с Калигулою: Калигула возвел свою умершую сестру Друзиллу в богини и наказывал как тех, кто оплакивал ее смерть, так и тех, кто этого не делал; первых - потому, что они наносили ее памяти, по его мнению, оскорбление, а вторых - потому, что они не жалели о ней...

132. Коршуны и Голуби.

(Les Vautours et les Pigeons)

Вnaneeuiie волею Арея,
Давно когда-то, в старину,
В воздушных сферах грозно рея,
Вели пернатые войну.
То воевали не пичуги,
Что, понабравшись сил на юге
И к нам весной слетаясь вновь,
Поют про счастье и любовь;
То с клювом загнутым, упругим,
Боролись Коршуны друг с другом:
Летели перья, пух летел,
Валились груды мертвых тел,
И кровь струилася потоком!
Заря ль всходила над востоком,
Иль месяц в небе выплывал,
Как точно в море с валом вал,
Враги друг с дружкою сшибались...
Так дело шло немало дней,
И стены ада наполнялись
Толпами новыми теней...
И вот, в конце концов, уныло
Война такая возбудила
Прискорбье в сердце Голубей...
Они собрались и решили,
Что надо действовать; без слов
Послов послали и смирили
Порывы грозные врагов...
И что же вышло в заключенье?..
А то, что это примиренье
Исчезло тотчас же, как дым,
Несчастьем сделавшись вторым...
И наши Коршуны едва ли
В другое время убивали
Такую массу Голубей,
Коршуны и голуби
Как после мира в пять-шесть дней...
И поделом, - скажу я смело:
Теперь, по нашим временам,
Чтоб поразить врагов, умело
Их перессорить нужно нам!

В. Жуков.

Из сборника Абстемия (прим. к б. 24). На русский язык басню перевел Сумароков ("Коршуны и Голуби").

133. Муха и Дорожные.

(Le Coche et la Mouche)

В июле, в самый зной, в полуденную пору,
Сыпучими песками, в гору,
С поклажей и с семьей дворян,
Четверкою рыдван
Тащился.
Кони измучились, и кучер как ни бился,
Пришло хоть стать. Слезает с козел он
И лошадей, мучитель,
С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:
А легче нет. Ползут из колымаги вон
Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.
Но, знать, рыдван был плотно нагружен,
Что лошади, хотя его тронули,
Но в гору по песку едва-едва тянули.
Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?
Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;
Вокруг повозки суетится:
То над носом юлит у коренной,
То лоб укусит пристяжной,
То вместо кучера на козлы вдруг садится
Муха и Дорожные
Или, оставя лошадей,
И вдоль и поперек шныряет меж людей;
Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет,
И только плачется на то,
Что ей ни в чем никто
Никак помочь не хочет.
Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;
Учитель с барыней шушукают тишком;
Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,
Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин;
И Муха всем жужжит, что только лишь она
О всем заботятся одна.
Меж тем лошадушки, шаг за шаг, понемногу
Втащилися на ровную дорогу.
"Ну,-Муха говорит,-теперя слава Богу!
Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;
А мне уж дайте отдохнуть:
Меня насилу крылья носят".
Куда людей на свете много есть,
Которые везде хотят себя приплесть
И любят хлопотать, где их совсем не просят.

И. Крылов.

Из Эзопа и Федра. На русский язык басню эту переводили, кроме Крылова, Сумароков ("Муха и карета") и Хвостов ("Муха и берлин"); по содержанию к ней близко подходит также басня Дмитриева "Муха".

134. Молочница и горшок с молоком.

(La Latiere et le pot au lait)

Издалека
С кувшином молока
Шла в город девушка Пьеретта.
Она была одета
Молочница и горшок с молоком
В простое платьице коричневого цвета,
И торопилась поскорей
С бесценной ношею своей
Поспеть на рынок до рассвета.
Но путь aaeae...aie?oa кусты,
Как тени вещие толпились,
И вот - наивные мечты
В ее головке зароились;
Она мечтательна была
И грезой тайною могла
Пополнить жизни недостаток.
"Я молоко продам за двадцать су,
Куплю яиц один-другой десяток,
Домой их бережно снесу
И посажу на них куриных пару маток;
Они мне высидят цыплят;
За ними приглядят
И братец, и сестрица;
О, я уверена: лисица
На всех, конечно, не польстится,
Останется штук пять,
Чтоб можно было обменять
Их на большого поросенка!
Я ж знаю дело очень тонко:
Его я живо откормлю,
Продам повыгодней и тотчас же куплю
Корову - прочим всем к досаде...
А там помчатся дни... Фортуна мне не враг...
Теленок явится... и скоро в нашем стаде
Он вдруг запрыгает-вот так!.."
Пьеретта увлеклась... Пьеретта позабылась...
И крынка с молоком... увы!..
С ее упала головы
И вдребезги разбилась.
Наедине
Вполне
Возможно в грезах позабыться!
Ты царь! ты властелин!
Ты всеми властвуешь один.
Но лишь действительность в окошко постучится,
И все, развеявшись, умчится!

В. Жуков.

Заимствована из новелл Бонавентура де Перье (прим. к басне 122).

135. Священник и Покойник.

(Le Cure et le Mort)

Мертвец печально совершал
Свой путь в последнее жилище;
В душе ликуя, провожал
Его Священник на кладбище.
Покойник наш на дрогах был везом,
Как следует в дорогу снаряженный
И в ту одежду облеченный,
Которую, увы! мы саваном зовем,
Покойникам зимой служащую и летом.
Священник рядом шел, произнося при этом
Стихи из Библии, псалмы,
Заупокойные моленья
И тропари, и поученья.
"Все дело лишь в вознагражденьи;
Не бойся, отпоем тебя на славу мы!"
И мертвеца, как будто тот был кладом,
Он провожает жадным взглядом
Своих завистливых очей,
И словно говорит он этими словами:
"Вот столько-то мертвец мне принесет деньгами,
Вот столько-то скоплю я от свечей
И столько-то от мелочей
И непредвиденных расходов".
И тут решает он купить, в виду доходов,
Бочонок лучшего окрестного вина,
Обновка миленькой племяннице опрятной
И горничной ее нужна...
Но вдруг, среди мечты приятной,
Он чувствует толчок! Летит свинцовый гроб,
И патеру удар наносит прямо в лоб:
С разбитой головой тот падает на месте...
Идут одной дорогой вместе
И капеллан, и господин.
Вся наша жизнь, надежды и заботы
Напоминают мне не без причин
Того, кто возлагал на мертвого расчеты,
А с ним- "Молочницу, разбившую кувшин".

О. Чюмина.

Сюжетом для этой басни послужило следующее современное ей происшествие, рассказанное в письмах мадам Севинье: "Г-н Буффлер убил человека после своей смерти. Он был в гробу, на повозке, его везли хоронить. При нем был священник. Гроб опрокинули, и он убил священника". Несколько дней спустя Лафонтен написал свою басню.

136. Искатели Фортуны.

(L'Homme qui court apres la Fortune, et l'Homme l'attend dans son lit)

Кто на своем веку Фортуны не искал?
Что, если б силою волшебною какою
Всевидящим я стал
И вдруг открылись предо мною
Все те, которые и едут и ползут,
И скачут и плывут,
Из царства в царство рыщут,
И дочери Судьбы отменной красоты
Иль убегающей мечты
Без отдыха столь жадно ищут?
Бедняжки! жаль мне их: уж, кажется, в руках...
Уж сердце в восхищеньи бьется...
Вот только что схватить... хоть как, так увернется
И в тысяче уже верстах!
"Возможно ль! - многие, я слышу, рассуждают.
Давно ль такой-то в нас искал?
А ныне как он пышен стал!
Он в счастии растет, а нас за грязь кидают!
Чем хуже мы его?" - Пусть лучше во сто раз;
Но что ваш ум и все? Фортуна ведь без глаз...
А к этому прибавим:
Чин стоит ли того, что для него оставим
Покой, покой души, дар лучший всех даров,
Который в древности уделом был богов?
Фортуна- женщина: умерьте вашу ласку;
Не бегайте за ней, сама смягчится к вам.
Так милый Лафонтен давал советы нам,
И сказывал в пример почти такую сказку.
В деревне ль, в городке,
Один с другим невдалеке,
Два друга жили;
Ни скудны, ни богаты были.
Один все счастье ставил в том,
Чтобы нажить огромный дом,
Деревни, знатный чин - то и во сне лишь видел;
Другой богатств не ненавидел,
Однако ж их и не искал,
А кажду ночь покойно спал.
"Послушай, - друг ему однажды предлагает,
На родине никто пророком не бывает;
Чего ж и нам здесь ждать? со временем - сумы?
Поедем лучше мы
Искать себе добра; войти, сказать умеем,
Авось и мы найдем, авось разбогатеем".
"Ступай, - сказал другой,
А я остануся, мне дорог мой покой,
И буду спать пока мой друг не возвратится".
Тщеславный этому дивится
И едет. На пути встречает цепи гор,
Встречает много рек и напоследок встретил
Ту самою страну, куда издавна метил:
Любимый уголок Фортуны, то есть - двор.
Не дожидаяся ни зову, ни наряду,
Пристал к нему, и по обряду
Всех жителей его он начал посещать;
Там стрелкою стоит, не смея и дышать,
Здесь такает из всей он мочи,
Тут шепчет на ушко, - короче: дни и ночи
Наш витязь сам не свой;
Но все то было втуне!
"Что за диковинка! - он думает. - Стой, стой,
Да слушай об одной Фортуне,
А сам все ничего!
Нет, нет! такая жизнь несноснее всего!
Слуга покорный вам, господчики, прощайте
И впредь меня не ожидайте;
В Сурат, в Сурат, лечу! я слышал в сказках, там
Фортуне с давних лет курится фимиам..."
Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели.
Но что же? не прошло недели,
Как странствователь наш отправился в Сурат,
А часто, часто он поглядывал назад,
На родину свою: корабль то загорался,
То на мель попадал, то в хляби погружался,
Всечасно в трепете, от смерти на вершок;
Бедняк бесился, клял, известно, лютый рок,
Себя, и всем, и всем изрядна песня пета!
"Безумцы!-он судил.-На край приходим света
Мы смерть ловить, а к ней и дома три шага!"
Синеют между тем индийски берега,
Попутный дунул ветр; по крайней мере, кстати
Пришло мне так сказать, и он уже в Сурате
"Фортуна здесь?"-его был первый всем вопрос;
"В Японии",-сказали.
"В Японии?- вскричал герой, повеся нос,
Быть так! плыву туда". И поплыл; но к печали
Разъехался и там с Фортуною слепой!
"Нет! полно, - говорит, - гоняться за мечтой".
И с первым кораблем в отчизну возвратился.
Завидя издали отеческих богов,
Родимый ручеек, домашний, милый кров,
Наш мореходец прослезился
И, от души вздохнув, сказал:
"Ах! счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху знал
И двор, и океан, и о слепой богине!
Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне".
И так, с восторгом он и в сердце, и в глазах,
В отчизну, наконец, вступает;
Летит ко другу, что ж? как друга обретает?
Он спит, а у него Фортуна в головах!

Дмитриев.

Комментаторы предполагают, что басня эта внушена Лафонтену его склонностью к спокойствию и уединению и отвращением к погоне за богатством, и в этом видят единственный источник басни.

137. Два Петуха.

(Les deux Coqs)

Два Петуха согласно, дружно жили;
Явилась Курица - и в бой друзья вступили.
Чего не делает Aмур?
Ах! кто истории не знает бедной Трои?
Уж там не петухи за кур,
За женщину дрались и боги, и герои.
У Петухов бой страшный был:
Летaли перья вверх клочками,
Лилась из гребней кровь ручьями,
И, наконец, один другого победил.
Несчастный со стыдом в густой крапиве скрылся,
А тот победою своею возгордился,
Стрелою на забор взлетел,
Взмахнувши крыльями, запел,
И громкий крик его лишь в воздухе раздался,
То в когти он к Орлу голодному попался,
Лишился с жизнию и славы, и утех.
Без осторожности опасен и успех.

Измайлов.

Заимствован из басен Эзопа и Автония, знаменитого риторика IV в. по Р. Х. Кроме Измайлова, басню переводил на русский язык Сумароков ("Два петуха").

138. Людская неблагодарность к Судьбе.

(L'ingratitude et l'injustice des hommes envers la Fortune)

Благодаря случайности и счастью
Купец разбогател: с товаром корабли,
Дань не платя ни ветрам, ни ненастью,
Ни отмелям, - все к гавани пришли.
Купцы другие алчности Нептуна
И Парке хищной выкуп принесли,
Его лишь одного Фортуна
От всяких бед оберегла.
Никто из тех, с кем он имел дела,
Его не обманул. Он продал превосходно
Табак, и сахар, и фарфор.
Безумие покупщиков - доходно,
И золото к нему ручьем лилось с тех пор.
Он признавал двойные лишь дукаты.
Завел коней, собак, роскошные палаты,
И в постный день пиры он задавал,
Как будто бы на свадьбе пировал.
"Откуда это все?"-дивясь его приему,
Спросил его друг, близкий к дому.
"Обязан всем себе я самому,
Моим способностям, уменью и уму".
Заманчивой ему представилась нажива:
Вновь необдуманно и живо
Он барыши пускает в оборот.
Но все на этот раз пошло наоборот:
На легкомыслии был весь расчет основан.
Неосторожно зафрахтован,
Один корабль погиб. Другой вооружен
Был недостаточно и плохо снаряжен:
Он стал добычею корсаров.
А третий распродать не мог своих товаров:
На убыль роскоши безумие пошло.
В сношеньях деловых ему не повезло.
А так как он с тех пор, как стал богатым,
И в жизни, и в делах привык к большим
затратам,
Лишился сразу он всего.
И старый друг, в нужде найдя его,
Спросил: "Что этому причиной?"
"Фортуна!" - отвечал торговец наш с кручиной.
"Утешься, - молвил тот, - когда не мог найти
Ты счастие, взамен ты мудрость обрети".
Не знаю, внял ли он совету.
Удачу приписать готовы мы всегда
Заслугам собственным, а приключись беда,
Судьбу клянем за неудачу эту.
Все доброе - от нас, но к людям Рок жесток,
Мы правы, и всегда не прав бывает Рок.

О. Чюмина.

Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

139. Гадальщицы.

(Les Devineresses)

Случайностью бывает рождено
Общественное мнение; оно
Рождает то, чему названье - мода.
На людях званий всех пример такого рода
Я подтвердить легко бы мог.
Предубеждение, несправедливость, ковы
Таков стремительно несущийся поток;
Явления подобные не новы,
И неизбежны все они
В грядущие, как и в былые дни.
Среди Парижа женщина простая
Слыла за Пифию. Случись беда какая:
Вещица в доме пропадет,
Любовника красотка заведет,
Иль старый муж живет упорно;
Жена, ревнующая вздорно,
И мать, несносная в семье
Бежали все к ворожее,
Чтоб слышать то, чего они желали.
Ее приемы состояли
В известном знании уловок ремесла
(Искусны в них подобные особы),
В громадной смелости, - и с этим без числа
Творились чудеса. Невежда высшей пробы,
Она оракулом слыла.
Имел на чердаке оракул помещенье,
И, незнакомая с иным трудом,
Она приобрела для мужа положенье,
А, денег накопив, себе купила дом.
Явилась новая жилица
На чердаке, и что ж? По-прежнему туда
Узнать судьбу свою съезжаются: девица,
И дама знатная, лакеи, господа;
Весь город к ней спешит с несокрушимой
верой
Чердак считается Сивиллиной пещерой.
Напрасно женщина твердила господам:
"Смеяться вам угодно, что ли?
Я кое-как обучена складам,
Где ж мне предсказывать?" Пришлось ей против воли
Гадать, предсказывать являвшимся гостям,
И зарабатывать количество дукатов,
Превосходящее доход двух адвокатов.
Ей обстановка помогла:
Указывали стул трехногий и метла
На шабаш ведьм и превращенья;
Предсказывая истину, никак
Нельзя доверья ждать в приличном помещенье:
В гадалке - мода на чердак,
Гадалку первую постигло огорченье.
Все дело в вывеске везде.
Однажды стряпчего увидел я в суде,
Одетого небрежно, и гурьбою
Доходные клиенты шли к нему,
За то, что он напоминал собою
Лицо известное. Спросите - почему?

О. Чюмина.

Поводом к сочинению этой басни послужили Лафонтену два современных громких процесса, в которых публику особенно интересовали фигурировавшие в нем гадалки и отравительницы.

140. Кот, Ласочка и Кролик.

(Le Chat, la Belette et le petit Lapin)

Случилось Кролику от дома отлучиться,
Иль лучше: он пошел Авроре поклониться
На тмине, вспрыснутом росой.
Здоров, спокоен и на воле,
Попрыгав, пощипав муравки свежей в поле,
Приходит Кроличек домой.
И что же? чуть его не подкосились ноги!
Он видит: Ласочка расставливает там
Своих пенатов по углам!
"Во сне ли я иль нет? странноприимны боги!"
Изгнанник возопил
Из отческого дома.
"Что надобно?" - вопрос хозяйки новой был.
"Чтоб ты, сударыня, без грома
Скорей отсюда вон! - ей Кролик отвечал.
Пока я всех мышей на помощь не призвал".
"Мне выйти вон?-она вскричала.-Вот прекрасно!
Да что за право самовластно?
Кто дал тебе его? и стоит ли войны
Нора, в которую и сам ползком ты входишь?
Но пусть и царство будь: не все ль мы здесь равны?
И где, скажи мне, ты находишь,
Что Бог, создавши свет, его размежевал?
Бог создал Ласочку, тебя и Дромадера;
А землемера
Отнюдь не создавал.
Кто ж боле права дал на эту десятину
Петрушке Кролику, племяннику иль сыну
Филата, Фефела, чем Карпу или мне?
Пустое, брат! земля всем служит наравне:
Ты первый захватил-тебе принадлежала;
Ты вышел, я пришла-моею норка стала".
Кот, Ласочка и Кролик
Петр Кролик приводил в довод
Обычай, давность - их законом;
Он утверждал: "Введен в владение наш род
Бесспорно этим домом,
Который Кроликом Софроном
Отказан, справлен был за сына своего
Ивана Кролика; по смерти же его
Достался, в силу права,
Тож сыну, именно мне, Кролику Петру;
Но если думаешь, что вру,
То отдадим себя на суд мы Крысодава".
А этот Крысодав, сказать без многих слов,
Был постный, жирный кот, муж свят из всех
котов,
Пустынник набожный средь света,
И в казусных делах оракул для совета.
"С охотой!" - Ласочка сказала. И потом
Пошли они к Коту. Приходят, бьют челом,
И оба говорят: "Помилуй! Рассудите!.."
"Поближе, детушки, - их перервал судья,
Не слышу я,
От старости стал глух; поближе подойдите!"
Они подвинулись, и вновь ему поклон;
А он
Вдруг обе лапы врознь, царап того, другова,
И вмиг их примирил,
Не вымолвя ни слова:
Задавил.
Не то же ль иногда бывает с корольками,
Когда они в своих делишках по землям
Не могут примириться сами,
А прибегают к королям?

Дмитриев.

Из сборника сказаний и басен Бидпая и Локмана. Бидпай (Бильпай, Пильпай)-апокрифическое имя индийского мудреца; ему приписывается собрание басен и рассказов, которые более 1500 лет распространены среди всех народов Востока и Запада в переводах и переделках. Известны два сборника: "Книга света, или поведение царей, индийского мудреца Бидпая" и "Индийские сказания и индийские басни, Бидпая и Локмана". О Локмане см. прим. к б. 19.

141. Голова и Хвост Змеи.

(La Tete et la Queue du Serpent)

Две половины у Змеи:
Они Хвостом и Головою
У нас зовутся, и молвою
За злодеяния свои
У лютых Парк прославилися обе.
Друг другу равные по злобе,
За первенство в былые дни
Упорно спорили они.
До той поры Хвост за собою
Вела повсюду Голова,
Но тут пред небом он с мольбою
Вступился за свои права,
При этом гнев являя непритворный:
"Я много миль в угоду сделал ей;
С меня довольно! Нет, слуга покорный!
Я, слава Богу, не лакей,
Но брат родной сестры моей.
Мы - одного происхожденья;
Я вправе ждать такого ж обхожденья:
В себе ношу я столь же сильный яд,
Вот в чем, о небо, состоят
Мои усердные моленья:
Сестре моей дай повеленье
За мною следовать в пути,
И в свой черед ее вести
Я обязуюсь так прекрасно,
Что сетовать ей было бы напрасно".
И вняли просьбе той
Немедля небеса с жестокой добротой.
Их снисходительность кончается плохими
Последствиями иногда;
Им подобает быть глухими
К слепым желаньям. Но тогда
Так не случилось, и вожатый,
Который, вечной тьмой объятый,
Но доверяющий себе,
Днем видел так же, как в трубе,
Вперед помчался, и упрямо
То стукаясь о корни головой,
То о людей, о мрамор вековой,
И наконец сестру привел он прямо
К пучине Стикса роковой.
Беда стране и населенью,
Подпавшими такому ж заблужденью.

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа и Плутарха.

142. Зверь на Луне.

(Un Animal dans la Lune)

Философ говорит, что чувствами своими
Всегда обманут человек;
Другой клянется, что вовек
Тот не бывал обманут ими.
И что ж? Правдивы каждого слова,
И философия права:
Коль скоро мы судить на основаньи
Лишь чувств намерены одних,
Становимся мы все игрушкой их;
Когда же, с помощью среды и расстоянья,
Орудий, органов своих,
Проверить образ данного предмета
Мы захотим, никто, ручаюсь вам за это,
В обман не будет чувствами введен:
Таков природы-матери закон;
Примеры приведу со временем подробно.
Светило дня - чему оно подобно?
Каким перед собой его я вижу тут?
Оно окружностью не более трех фут,
А если б я за ним подняться мог высоко
В его сияющий приют,
Каким нашел бы я тогда Природы око?
И о его величине
По расстоянию судить возможно мне,
А расстояние углом и сторонами
Определяю я. Невежды между нами
Считают плоскою светила круглоту,
Но исправляю я в уме ошибку ту;
Недвижным солнце полагая,
Земле даю движенья быстроту,
Свидетельство очей во всем опровергая.
В иллюзиях не вижу я вреда:
В обманчивом найду я истину всегда,
Мне недоверие мои внушают взоры,
Которые, быть может, слишком скоры,
И слух мой, медленно передающий звук.
Когда волна тростник сгибает вдруг,
Его в уме своем я выпрямляю разом.
Решает все верховный разум,
И с помощью его не буду никогда
Обманут я моим, порою лгущим, глазом.
Поверь ему, так иногда
Мы женского лица изображенье
Находим на Луне. Но там такой предмет
Не может быть. Причиною явленья
Неровности луны и возвышенья;
И могут, чередой сменяясь, тень и свет
На ней воспроизвесть животного портрет
Иль смертного подобие. Недавно
Ошиблись в Англии забавно.
Едва лишь навели подзорную трубу,
Как на Луне зверь появился новый;
И люд, в чудесное уверовать готовый,
В том увидал влиянье на судьбу
Народностей и стран: в опасности Европа,
Грозит войною зверь, ей бедствия суля...
Не исключая короля,
Все видели его! Меж стекол телескопа
Скрывалась мышь... предвестница войны.
Все смехом кончилось. Британии сыны,
Вы счастливы! Когда ж удастся и французам
Науке и служенью музам
Всецело посвятить себя, подобно вам?
Но в изобильи Марс нам посылает славу;
Не нам враги, а мы страшны врагам,
И за Людовиком, по праву,
Его возлюбленной идет Победа вслед.
Прославить в будущем французскую державу
Бессмертный лавр его побед.
Пусть мира всей душой желаем,
Но мы о мире не вздыхаем.
Им наслаждается достойно Карл Второй,
И все ж на грозную потеху боевую
Он рать свою вести сумеет, как герой,
И славу заслужить он может мировую,
Решая спор враждующих держав.
У Августа на славу столько ж прав
Как и у Цезаря. Когда ж с отрадным чувством
Мы встретим светлый мир, который, даровав
Победу, нас вернет к занятию искусством?

О. Чюмина.

Сюжет заимствован из одной современной шуточной поэмы, осмеивавшей Лондонское королевское ученое общество. В ней рассказывается, что клуб ученых открыл слона на Луне; но лакей показал сконфуженным астрономам, что все их открытие объясняется просто мышью, забравшеюся между стеклами телескопа. В конце басни Лафонтен намекает на современные политические обстоятельства. В то время (1677) все европейские государства были истощены войнами и желали мира. Англия, остававшаяся нейтральной, естественно являлась удобной посредницей между державами, которые к ней и обращались. Но Карл II находился в затруднении: секретные связи с Людовиком XIV побуждали его действовать в пользу французского короля, а между тем общественное мнение и интересы Англии склонялись больше в сторону враждебных Франции союзников.

← Книга VI Книга VIII →
↑ К оглавлению
(На сенсорных экранах страницы можно листать)