В науке об античности мифография понимается как отрасль литературного труда, вторичная по отношению к художественной интерпретации мифов.
Как известно, слово мифограф обозначает по своему составу всего-навсего «пишущий (излагающий) мифы», и в этом смысле оно может быть применено едва ли не к большинству античных авторов, от Гомера (VIII в. до н. э.) до христианского епископа Нонна, сочинившего в 5 в. н. э. огромную эпическую поэму в 48 книгах о боге Дионисе, чуть не в полтора раза превышающую по объему «Илиаду». Между этими двумя именами разместятся многие десятки древнегреческих и римских поэтов и прозаиков, которые в разной степени и с разными целями обращались к неисчерпаемому фонду античных мифов — космогонических (о происхождении мира и смене времен года), теогонических (о рождении и деяниях богов), героических (о походе семерых на Фивы и войне под Троей), сказочных (о путешествии аргонавтов и скитаниях Одиссея), объясняющих происхождение семейных отношений (о Данаидах, об Эдипе) и причины превращения людей в звезды и камни, в животных и растения (об Андромеде и Ниобе, Арахне и Дафне). Конечно, каждое последующее поколение писателей использовало в изложении мифов опыт своих предшественников, принимая его или отвергая, но каждый автор все же всякий раз по-своему творил миф.
Мифография же представляет собой особый литературный жанр: к нему не относятся ни поэмы и трагедии, сюжет которых строится на мифе, ни лирические стихотворения, описывающие подвиги мифических героев в качестве примера страстной любви или героического самопожертвования, ни речи, обращающиеся к мифу как к неоспоримому доводу в своих доказательствах. Это простое изложение мифов, уже получивших воплощение в художественных произведениях, иногда оспаривающее или объясняющее их, но не претендующее на собственное творческое их осмысление.
Может показаться парадоксальным, что первый сохранившийся до наших времен труд по мифографии содержит не изложение мифов, а их опровержение: мы имеем в виду сочинение некоего Палефата, вероятно, принадлежавшего к школе Аристотеля и написавшего в IV в. до н. э. трактат «О невероятном». До нас тот труд дошел в сильно сокращенном виде (первоначальные 5 книг были сведены в одну), но характер его совершенно ясен: то была попытка рационалистического толкования мифов, в погоне за которым иногда предлагались объяснения не менее невероятные, чем сам миф. Произведение Палефата было не первым образцом критики мифа (истоки ее уходят по меньшей мере за полтора столетия до его появления) и, тем более, далеко не последним. Рационалистическое и аллегорическое толкование мифа сопровождает всю античность, переходит из нее в Средние века и раннее Возрождение.
Однако свою основную задачу античная мифография видела все же в изложении мифа, и для того было достаточно вполне практических оснований.
К концу IV в. до н. э. миф утратил в глазах читателей свое художественное обаяние. Между тем, содержанием всей древнегреческой классики, и, в первую очередь, гомеровских поэм и трагедий знаменитых драматургов V в. , служили мифы, и не знать их было совершенно невозможно, поскольку классическое наследие являлось обязательной составной частью школьного образования. И вот, с начала эпохи эллинизма (рубеж IV—III в. до н. э.) в качестве вспомогательных средств, облегчающих доступ к Гомеру и Еврипиду, появляются всякого рода словари и комментарии, изложения и пересказы, которые отчасти дошли и до нас, но в огромной своей массе получили отражение в компиляциях более позднего времени, возникших уже на исходе Римской республики и во времена Римской империи, а то и после ее падения, т. е. от I в. до н. э. вплоть до V—VI вв. н. э.
По своему характеру продукция античных мифографов не является однотипной.
В ней представлены труды систематизирующего характера, как, например, греческая «Мифологическая библиотека», известная под именем Аполлодора (она датируется, скорее всего, II в. н. э.), или относящиеся к тому же II в. латинские «Мифы» («Рассказы»), которые восходят к какому-то греческому источнику и дошли до нас в сильно переработанном виде под именем столь же загадочного Гигина, но в своей первоначальной редакции отличались, по всей видимости, достаточно строгой организацией материала.
Наряду с этим существовали компендии более узкого назначения. К ним относится небольшое собрание историй о «Любовных страстях», составленное в середине I в. до н. э. ученым греческим поэтом Парфением в качестве источника сюжетов для элегий римского поэта Корнелия Галла и, следовательно, не рассчитанное на широкую публику. Однако адресат Парфения, впавший в немилость у императора Августа и покончивший жизнь самоубийством, вероятно, не успел воспользоваться услугой своего друга, а свод Парфения, сохранившийся всего лишь в одной средневековой рукописи, донес до нас содержание 36 историй о любовных страстях, извлеченных им из произведений различных авторов. Другое собрание мифов, ограниченных тематикой превращений людей в птиц, растения, камни и т. п., сохранилось в той же рукописи вместе с «Любовными страстями» Парфения под именем некоего Антонина Либерала (II в. н. э.). Ко II в. н. э. относится и «Астрономия» столь же загадочного Гигина, как и автор упомянутого выше сборника; для нас она интересна тем, что во 2-ой ее книге собраны мифы, объясняющие, кто и почему превратился в небесные созвездия.
Труднее поддаются систематизации еще два мифографических сборника, написанные несколько раньше и известные нам по пересказу византийского патриарха Фотия (IX в.), который оставил после себя сочинение под названием «Библиотека» с описанием прочитанных им книг. Это — «Рассказы» Конона и «Необычная история» Птолемея Гефестиона. Если первый в известной мере примыкает к традиционной мифографии, то второй наполняет свой труд совершенно вымышленными историями и ссылается на никогда не существовавшие источники, придавая своему опусу абсолютно фантастический характер.
Отнюдь не во всем согласуется с общепринятым изложением мифа и фиктивный «Дневник Троянской войны», известный под именем Диктиса, который якобы находился под Троей среди соратников критского царя Идоменея. Написан «Дневник», судя по всему, через два столетия после «Мифов» Гигина и также имел греческий прототип.
Завершается этот перечень двумя именами. Первое — фригиец Дарет, персонаж столь же вымышленный, как и Диктис. С его именем связано небольшое сочинение на латинском языке «О разорении Трои», в котором традиционная история Троянской войны поставлена с ног на голову: во всех ее бедах виноваты-де не троянцы, а греки. Другое имя — вполне реально существовавший латинский писатель из Северной Африки Фабий Планциад Фульгенций, собравший полсотни рассказов в трех книгах под общим названием «Мифология». Несмотря на многообещающее заглавие, Фульгенций не столько излагает мифы, сколько пытается их аллегорически истолковать, чтобы примирить их языческое греческое содержание с христианским мировоззрением. Произведение Дарета датируют началом VI в.; Фульгенций жил примерно с 467 по 532 г., — таким образом, мы оказываемся уже в пределах Средневековья, когда был составлен Первый Ватиканский мифограф.
Примыкая по содержанию к сочинениям своих античных предшественников, этот труд в ряде отношений существенно от них отличается. Во-первых, он значительно отдален во времени даже от самых поздних образцов античной мифографии — предположительно, он появился не ранее последней четверти IX в. С другой стороны, материал Первого мифографа использовал Второй мифограф, который уже был известен в 1070-х гг. Таким образом, верхней границей для двух первых мифографов является, условно говоря, 1075 г. Вместе с Первым и Вторым мифографами, найденными на рубеже 30-х гг. прошлого века в Ватиканской библиотеке, там же был обнаружен и Третий мифограф, чье авторство обычно приписывается Альберику, канонику лондонского собора Св. Павла, жившему в XII в. С Третьим же мифографом, вероятно, по одной из рукописей, хранящейся до сих пор все в той же Ватиканской библиотеке, были знакомы ранние представители итальянского Ренессанса, в том числе — Боккаччо, который посвятил последние 25 лет своей жизни сочинению, расширению и переработке внушительного трактата «Родословная богов» (1350—1375). Так античная мифография через средневековых посредников перешла во владение западноевропейских гуманистов.
* * *
Как самостоятельный жанр греческой литературы мифография формируется только после классической эпохи. Начало широкому и систематическому изучению мифов положил александрийский поэт Каллимах (ок. 310—240 гг. до н. э.). Громадная систематизирующая деятельность Каллимаха по составлению каталога знаменитой Александрийской библиотеки не могла не коснуться и самого материала этой литературы — лежащих в ее основе народных сказаний и мифов. «Исторические достопримечательности» — так можно перевести заглавие прозаического сочинения Каллимаха υπομνήματα ιστορικα — включали в себя в качестве составных частей, как предполагает Вендель, очерки «О нимфах», «Заселение городов и островов», «Изменения имен». По-видимому, эти «Достопримечательности» с.103 (о них точнее почти ничего не известно) были одним из первых мифографических сочинений александрийской литературы: мифы об основании городов и заселении островов, легенды, связанные с объяснением географических названий, были Каллимахом не только собраны, но, вероятно, и систематизированы. Это направление в мифографии продолжили ученики Каллимаха — Истр и Филостефан, а также Лисимах из Александрии, о котором известно, что он написал какой-то «Свод фиванских историй», или «Фиванские истории», а также «Возвращения». Огромный накопившийся к тому времени мифологический материал, содержавшийся как в произведениях литературы, так и у мифографов, собрать в одном руководстве было трудно, поэтому в александрийскую эпоху продолжаются поиски принципов систематизации мифов, из которых по-прежнему наибольшей популярностью пользуется географический: мифы, связанные с одним городом или районом, концентрируются в едином повествовании. Следуя этому принципу, Динарх написал «Критскую мифологию», а Менекл из Теоса, обрабатывая те же мифы, составил «Критский кикл». Делосские «Местные мифы» были собраны Демотелесом с острова Андроса, а Неант из Кизика описал мифы, связанные с различными городами.
Эти собрания удовлетворяли растущим потребностям развивающейся александрийской культуры, ее ученой поэзии, представители которой использовали редкие и мало кому известные сюжеты, ее ученых филологов, в среде которых достиг высокого совершенства жанр литературно-мифологического комментария. Но вместе с такими произведениями, чисто научными по своему характеру, ко II в. до н. э. становятся распространенными и научно-популярные (если использовать современную терминологию) руководства по мифологии, сжатые мифологические компендиумы, составлявшиеся как на основе более широких по объему произведений мифографов, так и путем переложения древних эпических поэм и других литературных произведений.