Простолюдин за большие деньги получает должность

Входит в сборники:

Звездочками (*) обозначены ссылки на общие для всех повестей комментарии.

* * *

22. ПРОСТОЛЮДИН ЗА БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ ПОЛУЧАЕТ ДОЛЖНОСТЬ; СУДЬБА ОТВЕРНУЛАСЬ — И НАЧАЛЬНИК ОБЛАСТИ СТАНОВИТСЯ НА ДЖОНКЕ РУЛЕВЫМ

В стихах говорится:

Ни в счастье, ни даже в несчастье
    вечного нет ничего,
Зачем же стремиться куда-то,
    мчаться на всех парусах?
Настанет пора, и восточное море
    пыльною будет равниной;
Вон облачко — легкою тканью казалось,
    а превратилось в какого-то пса.

Процветание и слава, роскошь и богатство — не более, чем призрачные огоньки, которые то промелькнут перед глазами, то исчезнут, и нельзя принимать их за что-то постоянное и реальное. Тем не менее стоит только человеку добиться могущества и власти, чтобы он тут же возомнил, будто по­ложение его вовек нерушимо. Точно так же думают и те, кто смотрит на такого со стороны. Однако совсем не трудно в мгновение ока рас­сеяться дыму, развеяться пеплу и золотым горам превратиться в горы льда. Очень хорошо говорится в пословице: лучше не иметь и обрес­ти, чем иметь и потерять. Если бедняк в одно прекрасное утро пре­вращается в богатого и знатного человека, горю его приходит конец, и его жизнь становится беспредельно счастливой. Если же богатый и знатный вдруг лишается всех преимуществ и становится бедняком, то все те, кто в свое время вертелись возле него, разбегаются, как обезьяны с упавшего дерева, и положение его оказывается поистине невыносимым. И все же богачи, пользуясь силой, которой они обла- преки совести и разуму и вовсе не думают о том, к чему все это приведет.

Есть такой анекдот об одном старике и его трех сыновьях.

Перед смертью старик сказал сыновьям:

— Пусть каждый из вас скажет, чего он хочет; когда я умру, я попрошу за вас владыку неба.

— Я хотел бы иметь высокий чин, — ответил ему первый сын.

— А я хотел бы иметь пашни в десятки тысяч *цинов, — сказал второй.

— У меня нет никаких желаний, — заявил младший, — разве что взамен своих иметь пару огромных глаз.

— Зачем? — удивился старик.

— А чтобы лучше разглядеть, как будет расти в чине один и богатеть другой.

Хоть это и анекдот, но он как раз соответствует изречению древних:

Взглядом спокойным со стороны
    посмотрю-ка я, *краб, на тебя,
Долго ль ты будешь творить невесть что,
    ходить поперек всем и вся?

Так-то оно так, однако семьи крупных богачей и знатных санов­ников разоряются лишь в том случае, если богача или сановника каз­нят за какие-нибудь проступки или же если у них вырастают непуте­вые сыновья и внуки. И никогда не бывает, чтобы знатный и богатый человек вдруг ни с того ни с сего докатился до положения бедняка, чтобы возмездие за какие-нибудь его тяжкие грехи постигло его еще на этом свете и чтобы он стал посмешищем для людей.

А теперь, читатель, послушайте, я расскажу вам забавный слу­чай в качестве вступления.

Это было при династии *Тан, когда на престол вступил импера­тор Си-цзун, давший своему правлению девиз *Цянь-фу. Вся государ­ственная власть в то время была в руках евнухов, и они творили что им вздумается. Среди них при дворе был и некий Тянь Линцзы.

Человек этот находился в милости у императора, когда тот был еще князем удела Пу. Когда же наследник вступил на престол, он сначала назначил Тянь Линцзы на должность начальника канцелярии прошений, а затем повысил его в чине и дал ему пост начальника войск дворцовой охраны. Императору в то время было всего четырна­дцать лет. Все свое время он проводил в развлечениях и забавах, а управление полностью возложил на Тянь Линцзы, которого называл отцом. И Тянь Линцзы сам решал даже такие дела, как перемещение чиновников по службе, позволяя себе не докладывать об этом импе­ратору.

В то время в столице жил один лоботряс по фамилии Ли, по имени Гуан. Ли Гуан всячески заискивал перед Тянь Линцзы. Тот был очень им доволен, доверял ему, продвинул на должность своего помощника и однажды в докладе императору рекомендовал Ли Гуана на пост наместника северных пограничных земель. Но, видно, Ли Гуану не суждено было на роду такое счастье. В день, когда вышел императорский указ о его назначении, Ли Гуан заболел и вскоре умер. После него остался сын по имени Дэцюань. Когда отец умер, Дэцюаню было двадцать с чем-то лет. Безгранично сочувствуя юноше, Тянь Линцзы стремился вывести его в люди и, мало думая о до­стоинствах Дэцюаня, устроил его на высокую должность. Это было как раз незадолго перед тем, как *Хуан Чао занял столицу — город Чанъань. В первом году *Чжун-хэ *Чэнь Цзинсюань из *Чэнду по­слал в столицу войско, приглашая императора под охраной его армии проследовать в Сычуань. Тянь Линцзы уговорил императора отпра­виться в Сычуань и, так как он сам был в его свите, предложил Дэ­цюаню отправиться вместе с ним. Тянь Линцзы и Чэнь Цзинсюань завязали дружбу, захватили в свои руки всю государственную власть, всех держали в страхе и подчинении, а Дэцюань тем временем уви­вался около них, стараясь во всем им угождать. Разные мошенники и богачи, которые стремились добиться имени и положения, как правило, подкупали Дэцюаня, с тем чтобы тот ходатайствовал за них перед Тянь Линцзы и Чэнь Цзинсюанем. Дэцюань за несколько лет скопил миллионы, продвинулся в чине до советника, а затем до первого министра при императоре и был на вершине богатства и знатности.

Но вот умер император Си-цзун, на престол вступил император *Чжао-цзун. В четвертом месяце второго года его правления под де­визом *Да-шунь наместник области Сычуань, некий Ван Цзянь, посы­лал императору один за другим доклады, в которых требовал казни Тянь Линцзы и Чэнь Цзинсюаня. Но император боялся их и не ре­шился на это. Тогда Ван Цзянь подговорил кое-кого, те донесли, что Чэнь Цзинсюань замыслил поднять мятеж, а Тянь Линцзы находится в тайной связи с *Фэнсянским наместником; на основании этого до­несения, не дожидаясь императорского указа, Ван Цзянь схватил обоих сановников, казнил их, а императору написал донесение, в ко­тором говорилось:

Тигр выскочил из клетки, и *Конфуций не обвинял никого, кроме стражи, *Суньшу Ао убил змею на своем пути, но не пото­му, что он думал о себе. Злоупотреблявшие властью казнены за пределами столицы, дабы не случилось беды в самой столице.

После казни обоих сановников начали жестоко преследовать их приверженцев. Дэцюань бежал и скрывался в *Фучжоу. Из всех не­сметных богатств, которые он в свое время скопил, ему не удалось взять с собой ни гроша, так он и ушел в чем был. После первых же дней скитаний он променял на еду почти всю свою одежду и дошел до того, что остался в одном тонком халате и побирался в пути. Все его былое богатство исчезло, как мимолетный сон.

И все-таки, как говорится, небо не оставляет человека без тропы.

В Фучжоу служил конюхом некий Ли Ань. Ли Ань дружил с Ли Гуаном, отцом Дэцюаня, когда тот еще ничего собой не представлял. И вот случилось, что однажды Ли Ань увидел на дороге нищего. Внимательно присмотревшись к оборванцу, он признал в несчастном сына своего старого друга. Сердце Ли Аня прониклось жалостью, и он пригласил Дэцюаня к себе.

— Я слышал, что ты и твой отец стали богатыми и знатными в Чанъани. Потом я узнал, что вы разорились. Но каким же образом ты очутился здесь?

Дэцюань подробно рассказал Ли Аню о том, что сейчас пресле­дуют приверженцев Тянь Линцзы и Чэнь Цзинсюаня, о том, как он бежал из столицы и дошел до такого положения.

— Твой отец был мне другом. Поживи пока у меня, а чтобы ни­кто об этом не узнал, можешь изменить имя и выдавать себя за моего племянника. Думаю, что все обойдется.

Дэцюань так и сделал. Он стал называть себя Яньсы и выдавать за племянника Ли Аня. Теперь ему не нужно было ходить по улицам и попрошайничать. Но не прошло полугода, как Ли Ань тяжело забо­лел, положение его было безнадежным. Дэцюань, зная, что должность конюха, которую занимал Ли Ань, казенная и что конюхи находятся на государственном довольствии, попросил Ли Аня написать заявле­ние, что, мол, он, Ли Ань, тяжело болен и просит его должность пе­редать племяннику Яньсы.

Через несколько дней Ли Ань скончался, и Дэцюань занял его место. Ему не приходилось заботиться ни о еде, ни о платье, и он почитал себя крайне счастливым. В конце концов люди, конечно, узнали, что Дэцюань раньше занимал должность министра при им­ператоре, но в стране в это время царил беспорядок, законы строго не соблюдались, и в такой обстановке никто не собирался занимать­ся Дэцюанем и копаться в его прошлом. Дали только ему шутливое прозвище «Ли — конюх-министр», а при встрече указывали на него пальцем и смеялись над ним.

Подумай, читатель, насколько высока должность министра и как низка должность конюха! И право, смешно видеть одного и того же человека сначала в должности министра, а потом на положении ко­нюха. Но дело в том, что люди, которые вроде Дэцюаня опираются на всемогущих царедворцев, как на надежную гору, забывают о том, что гора-то эта ледяная; и когда сильные мира сего утрачивают свое могущество и власть, приходит конец и их прихлебателям. Это, соб­ственно, естественное положение вещей, и можно считать, что Дэ- цюаню еще повезло, если ему удалось остаться в живых и стать ко­нюхом.

А теперь расскажу об одном чиновнике, который жил в те же времена. Хоть он и получил чин не совсем обычным путем, а благо­даря существовавшему тогда льготному положению, но добился он этого сам, без чьей-либо помощи. Однако небо ему не помогло: чин-то был, а жалованья — нет. За всю жизнь он не нажил ни одного врага, но зато и ничего значительного не свершил. Такова уж была его судьба. Человек этот вызывает к себе бесконечно большее сочувст­вие, чем Дэцюань. Вот стихи об этом:

Богатство и знатность не стоят того,
    чтобы о них говорить, —
Ведь все уплывает на свете, течет,
    словно облако в небе.
И на чиновный помост все взошедшие, вы
    не пугайте других,
А лучше взгляните, как стал рулевым
    господин Го Цилан.

Рассказ этот относится к периоду правления того же императо­ра Си-цзуна, о котором была речь. В городе *Цзянлине жил некий Го Цилан. Отец его, крупный торговец, промышлял по рекам Янцзыцзян и *Сяншуй. Цилан постоянно разъезжал с отцом, а после его смер­ти стал полным хозяином дела. Без преувеличения можно сказать, что он владел необозримыми землями и богатства его исчислялись сотнями тысяч, ворону не облететь было его полей, грабителю — не сдвинуть с места его золота, и не было в Цзянлине никого богаче Го Цилана.

Цилан ссужал своим капиталом торговцев в районе рек *Хуайхэ и Янцзыцзян. И всем этим торговцам не нравилось в Цилане одно — он, как говорится, большой мерой брал, а малой мерой давал и свое плохое серебро упорно выдавал за хорошее, а чужое хорошее при расчете нагло оценивал как плохое. Его должники оказывались, таким образом, в очень невыгодном положении. И все же они терпели и молчали. И как вы полагаете, почему? Только потому, что Цилан был владельцем большого капитала. Купцы предпочитали молчать при расчете — ведь как-никак, а благодаря его капиталу они что-то могли заработать. Попробуй они перечить ему и ссориться с ним, тот по­требовал бы назад свои деньги, и тогда пришлось бы им сесть на мель. Поэтому, как он их ни обсчитывал, все ему сходило, капитал его рос, и деньги, как говорится, шли к деньгам.

В свое время один крупный купец взял у него несколько десят­ков тысяч серебром и отправился торговать в столицу. Прошел не один год, а известий от этого человека не было. И вот однажды в на­чале годов Цянь-фу Цилан вспомнил, что долг этот еще не возвращен. Однако он знал, что должник его — крупный торговец, и потому был спокоен. Он только сожалел, что некого было послать за деньгами в столицу. И вот как-то раз он подумал: «Я слышал, что столица — это прекрасный город, где полно увеселительных домов с удивительными красавицами. Почему бы мне не воспользоваться случаем и самому не съездить туда? Можно будет и повеселиться с красавицами, и долг получить, а при случае и должность, которая обеспечит меня на всю жизнь». Рассудив так, он решил ехать в столицу. У Цилана были мать, брат и сестра, несчетное количество прислуги, но так как он еще не был женат, то заботы о матери на время отсутствия поручил брату и сестре. Приказав управляющему следить за хозяйством и оставив кому следовало распоряжения, он захватил с собой несколько слуг, привыкших к дальним путешествиям и понимавших толк в де­лах, и направился в столицу. Цилан вырос на воде, много плавал на джонках с торговцами, умел владеть багром и веслом, был очень ло­вок и опытен в этом деле, поэтому все неудобства и тяжести пути для него ничего не значили, и он очень быстро добрался до столицы.

Оказалось, что должник Цилана — купец Чжан Добао — дер­жал в столице несколько ломбардов и лавок, в которых торговал шел­ком. Кроме того, он ссужал деньгами чиновников и имел связи с «большими людьми». Что до посредничества в каком-нибудь деле: в покупке ли, в продаже ли чинов, то стоило ему только взяться, а уж на успех можно было определенно рассчитывать. Кличка его была «Чжан — Всеимущий», но некоторые называли его «Чжан — Всемо­гущий», потому что он действительно мог взять на себя любое дело. Человека этого знала вся столица, и, когда Цилан приехал туда, он без труда его разыскал. Чжан Добао радушно встретил своего старого кредитора, чей капитал помог ему в свое время основать дело и ши­роко развернуться. Поговорив с гостем о том о сем, Чжан Добао ве­лел подать вина и отправил паланкины за известными гетерами. По­сле вина хозяин попросил одну из самых красивых гетер, Сайэр, со­ставить компанию Цилану, и гость остался с ней вдвоем в кабинете хозяина. Само собой разумеется, что кабинет был обставлен и убран со всей роскошью и утонченным изяществом — ведь богач принимал богача! На следующий день Чжан Добао, не дожидаясь напоминаний Цилана, подсчитал свой долг и полностью вернул его, учтя даже про­центы с капитала. Всего получилось более ста тысяч.

Передавая деньги, Чжан Добао сказал:

— Дела все мешали мне выбраться из столицы, да и путешест­вовать с большими деньгами теперь небезопасно. А такое дело ведь каждому не поручишь. Вот я и задержался с возвратом долга. Ну, а теперь, когда вы сами оказались здесь, мне просто представился очень удобный случай вернуть вам ваши деньги.

Цилан, видя, как легко и просто было покончено с деловыми расчетами, остался очень доволен и тут же обратился к богачу с просьбой:

— Я в столице впервые и пока нигде не остановился. Благодарю вас, что отдали долг и положенные проценты, но хотел бы еще за­труднить вас и попросить подыскать мне какое-нибудь жилье, где бы я мог спокойно поселиться.

— Свободных помещений у меня самого много, — ответил ему Чжан Добао. — Здесь всегда останавливаются торговцы. Ну, а о вас и говорить не приходится — ведь мы с вами старые знакомые. Я и представить себе не могу, чтобы вы жили где-то в другом месте. Жи­вите у меня, а когда вздумаете вернуться домой, от меня же и собе­ретесь в дорогу. Уверяю вас, что здесь вы обойдетесь без излишних хлопот.

Цилан обрадовался и поселился в помещении для приезжих гос­тей рядом с домом Чжан Добао. В тот же день Цилан дал Сайэр де­сять *ланов серебра за вчерашние услуги, а вечером решил устроить ответное угощение и опять-таки попросил ее составить им компанию. Чжан Добао не хотел, чтобы его гость тратился, вынул десять ланов серебра, дал их Сайэр и настаивал, чтобы Цилан взял свои деньги. Тот, конечно, не соглашался. Долго они спорили, никто не хотел брать своих денег назад, от чего выгадала только Сайэр — приняла от обоих, чем доставила и тому и другому большое удовольствие. Этот вечер гость и хозяин провели за вином, пили, развлекались. Сайэр и Цилан все больше и больше нравились друг другу. Пировав­шие разошлись, когда уже порядком охмелели.

Надо сказать, что Сайэр была знаменитой и опытной гетерой, и когда она поняла, что у Цилана много денег, то пустила в ход все свои чары. Двух ночей подряд было вполне достаточно, чтобы Цилан потерял голову. С тех пор они вместе проводили время, и Цилан ни на шаг не отпускал красавицу от себя, даже домой не позволял ей уходить. Сайэр приглашала своих подруг, и они — то одна, то дру­гая — приезжали развлекать Цилана, за что он каждый раз щедро их одаривал. А хозяйка заведения, у которой жили эти девицы, еще вы­думывала разные предлоги, чтобы поживиться, — то день рождения, то неотложные покупки, то срочный долг. Цилан не жалея тратил деньги, и вокруг него сразу собралась толпа прихлебателей, которые уговаривали его побывать у других гетер.

Богатые бездельники в этом отношении особенно легкомыслен­ны — где зацепятся, там и пристанут, какую увидят, к той и загорят­ся чувствами. И Цилан проводил время не только с Сайэр, но и с Чэнь Цзяо, Ли Юй, Чжан Сяосяо, Чжэн Пяньпянь и всюду с не­обыкновенной легкостью сорил деньгами. Затем те же бездельники познакомили его с азартными игроками, родовитыми сынками богачей и знати, — затевалась игра с шулерскими приемами, и Цилан, конеч­но, чаще проигрывал, чем выигрывал; и бог знает сколько денег вы­манили они у него. Цилан хоть и любил весело провести время, но все же был дельцом, прежде всего думавшим о выгоде. Сначала, по­лучив от Чжан Добао долг с процентами, он тратил деньги свободно, но спустя два-три года почувствовал, что израсходовался, и, подсчи­тав остаток, увидел, что растратил больше половины. Тогда он вспом­нил о доме и решил, что пора возвращаться. Когда он сообщил о сво­их намерениях Чжан Добао, тот стал его отговаривать:

— Сейчас восстал *Ван Сяньчжи, повсюду грабежи, разбои, по дорогам не проехать, — говорил он, — куда же вы двинетесь с таки­ми деньгами. Боюсь, что до дому не доберетесь! Лучше поживите здесь некоторое время, переждите, пока все уляжется.

Цилан остался. И вот однажды один из его знакомых лоботря­сов, некий Бао Да, заговорил о том, что двор в связи с военным по­ложением в стране остро нуждается в провианте и деньгах и что если внести некоторую сумму, то можно получить должность. Мала или велика должность — зависит, мол, от того, сколько заплатить. Цилан сразу загорелся и спросил:

— А за несколько миллионов какой можно получить чин?

— Сейчас при дворе царит такое, что если вы, согласно новому положению, внесете деньги, то должность, может быть, вам и дадут, но это будет только какое-нибудь невысокое назначение. Если же действовать частным порядком и ту же сумму заплатить кому следу­ет, то определенно можно будет стать хоть правителем области.

Цилан был поражен.

— Неужели и такую должность можно купить?

— Разве в наше время можно говорить о порядочности и чест­ности? Есть деньги — все можно сделать, — говорил Бао Да. — Вы разве не слышали, как Цуй Ле за пять миллионов купил должность начальника Палаты просвещения? Теперь, когда денег, которые пла­тят за генеральский чин, хватает лишь на один кубок вина, долж­ность правителя области получить не так уж трудно. Если найдете нужные ходы и выходы, ручаюсь, все будет в порядке.

Как раз во время этого разговора зашел Чжан Добао. Цилан тут же рассказал ему об их беседе.

— Устроить, конечно, можно, — сказал на это Чжан Добао. — Я даже сам помог кое-кому таким образом. Но только я бы вам не советовал.

— Почему? — удивился Цилан.

— Видите ли, служба чиновника трудна в наши дни по многим причинам, — ответил тот. — У тех, кто теперь преуспевает, есть твердая почва под ногами, и они держатся крепко — у них полно родственников и своих людей при дворе. Они могут глубоко пустить корни, зарабатывать деньги и лезть все выше и выше, могут без за­зрения совести обдирать народ. Лишь бы были деньги и связи, и можно быть уверенным, что ничего не случится. Но вы простой чело­век, экзамена на ученую степень никогда не держали. Пусть даже вам достанется видная должность, у вас нет сильной руки, которая могла бы вас поддержать; поэтому, когда вы приедете на место, вряд ли ваши дела пойдут успешно. А если даже и будет все гладко, то вы ведь понимаете, что при дворе у нас сейчас так и смотрят, где бы урвать для себя. И вот, зная, что вы купили должность, подо­ждут немного, дадут вам месяц-другой обжиться, а потом придерут­ся к вам и затопчут в грязь. Вот и выйдет, что вы зря только деньги потратили. Если бы было легко служить чиновником, я давно бы уже был им.

— Я смотрю на это иначе, — возразил Цилан. — Денег у меня дома полно, а вот чина нет, и раз при мне такая сумма, которую я не могу везти домой, почему бы не истратить часть ее здесь. Если толь­ко мне удастся надеть на себя *фиолетовое платье и золотой пояс, буду считать, что не зря прожил свой век. Пусть я даже не заработаю на этом, но ведь денег у меня уйма и они меня не прельщают. Что ж такого, что я не буду преуспевать! Брошу службу, но зато все будут знать, что я был чиновником, и честь эта за мной останется. Я уже решил, так что вы меня не отговаривайте.

— Ну, раз вы решили, остается только помочь вам, — сказал Чжан Добао и тут же стал советоваться с Бао Да, какими идти хода­ми и выходами. Бао Да хорошо знал их, а Чжан Добао был всеми уважаемым, опытным и крупным дельцом, так что трудности им в этом деле не представилось.

Надо сказать, что в эпоху Тан в ходу были медяки. Тысяча ме­дяков называлась *связкой, и даже если за единицу бралось серебро, счет все равно вели медяками. Одна связка монет в то время соответ­ствовала нашему лану; при *Сун тысяча монет тоже называлась связ­кой.

Чжан Добао и Бао Да взяли пять связок и отправили их казна­чею евнуха Тянь Линцзы. Действовать через него — это был верный путь.

Как говорится, без случайностей нет и рассказа. В то время жил некий Го Хань, который только-только был назначен на долж­ность начальника области Хэнчжоу в провинции Гуанси. Случилось так, что он заболел и умер, а его удостоверение о назначении лежало еще в ведомстве регистрации. Казначей евнуха, получив от Чжан До­бао и Бао Да изрядную сумму, переправил документ о назначении Го Ханя на имя Го Цилана. Так Го Цилан стал Го Ханем. Чжан Добао и Бао Да получили свидетельство, довольные, явились к Цилану и ста­ли его поздравлять, а у того от счастья закружилась голова и отяже­лели ноги. В честь такого события Чжан Добао устроил пир, а Бао Да пригласил артистов.

В тот же день Цилан надел чиновничье платье. Все его знако­мые бездельники, узнав, что Цилан стал начальником области, при­шли с поздравлениями. Целый месяц праздновали это событие, весе­лье и музыка не прекращались ни на один день. Говорят, что мухи слетаются на нечистоты, муравьи собираются на сало, а голуби летят к богатым домам. Цилан все это время жил в столице на широкую ногу, а теперь, когда получил столь высокую должность, завелись у него прихлебатели и просители. А ведь не так страшен начальник, как его подчиненные, — это они будут потом в качестве управляю­щих, посыльных и вообще его свиты объявлять о приближении на­чальника, распоряжаться, чтобы высокому должностному лицу было приготовлено место, бить почтовых чиновников, обижать и обманы­вать торговцев, стращать народ и заниматься вымогательством.

Цилан был на верху блаженства. Ему не терпелось с почетом, торжественно возвратиться домой, и потому он, не медля, выбрал день для отъезда. Чжан Добао устроил по этому случаю пир. Все без­дельники — приятели Цилана и знакомые девицы — пришли прово­жать его. Но теперь Цилан был полон сознания собственного величия и раздавал подарки с таким гордым и надменным видом, словно рав­ного ему вообще не было. Пришедшие проводить его угодливо улыба­лись высокому чиновнику и смиренно сносили пренебрежение к ним. Удостоит он кого-нибудь мимолетным взглядом, скажет кому слово сквозь зубы — и люди уже считали это знаком величайшего распо­ложения к ним.

Прощальный пир продолжался несколько дней. Тем временем все уже было готово к отъезду, и Цилан торжественно двинулся в путь.

«Я так богат, а теперь еще стал правителем большой обла­сти, — довольный, размышлял про себя Цилан, — теперь уж и конца не вижу моему благополучию и знатности». С каждым днем его само­довольство все больше и больше выпирало наружу. Прислуга, кото­рую он привез с собой в столицу, хвалилась его богатством и щедро­стью перед новой прислугой, а те были довольны, что попали к хорошему хозяину, и, само собою разумеется, в пути вся эта свита шествовала с победоносным видом.

Двигаясь то по воде на лодках, то по суше на лошадях, они с каждым днем приближались к Цзянлину. Когда Цилан оказался на­конец в родных местах, он ужаснулся тому, что предстало перед его глазами:

Нигде не курился дымок,
Деревни заброшены, пусты.
Куда ни посмотришь — груды развалин,
Мосты тут и там обвалились,
Деревья посохли, погнили.
Кругом обгорелые балки чернели,
И всюду пожара следы.
Белые стены забрызганы кровью,
Трупы людей облепили,
Борясь меж собой, муравьи и вороны;
Добычей шакалов, волков
Стали бездомные куры и псы.
Слезы прольет и гранитное сердце,
Чувств не сдержать и железной душе!

Оказывается, весь район Цзянлина был подвергнут опустоши­тельному набегу повстанцев Ван Сяньчжи. Людей здесь почти не осталось, и если б не река, местности вообще было бы не узнать. Сердце забилось у Цилана при виде этой картины. Они высадились, прошли по берегу до того места, где раньше стоял большой дом Ци­лана. Теперь здесь были одни развалины, валялись обломки, череп­ки. В растерянности Цилан обошел все вокруг, но никого и ничего не нашел; где теперь были его мать, брат, сестра и слуги, он не знал. Пришлось послать людей на розыски. Только на третий или четвер­тый день удалось найти старого соседа, который рассказал, что пов­станцы здесь учинили грабеж, что брат его убит, сестру увели и не­известно, жива ли она; в Цзянлине остались только мать и две слу­жанки, остальная прислуга разбежалась; мать и служанки живут теперь в хижине возле старого храма, и, так как все деньги у них пропали и жить им не на что, они шьют и штопают на людей.

Горю Цилана не была предела. Он тотчас отправился со своей свитой к матери. Обнимая друг друга, мать и сын плакали навзрыд.

— Кто бы мог подумать, что, когда ты уедешь, с нами стрясется такая беда! Сестра и брат погибли, жить не на что, — причитала женщина.

Смахнув слезы, Цилан сказал:

— Ну что ж, слезами горю не поможешь. К счастью, я теперь получил должность, и дни благополучия еще впереди.

— А что за должность ты получил, мой сын?

— Чин немалый: начальник области в Хэнчжоу.

— Как же ты получил такое высокое назначение?

— Теперь у власти евнухи, и можно получить чин, не держа никаких экзаменов. Купец Чжан Добао вернул мне весь долг, уплатил проценты, и за несколько миллионов монет я получил должность. Сейчас я заехал сюда проведать вас, а затем должен сразу же отпра­виться дальше.

Цилан велел принести чиновничье платье, головной убор и об­лачился в парадное одеяние. Затем он попросил свою мать сесть по­средине комнаты, земно поклонился ей и приказал новой и старой прислуге бить ей поклоны и величать ее почтенной госпожой, как по­добает матери высокого чиновника. Женщина была обрадована и несколько утешена, но со вздохом сказала:

— Ты жил вдали от дома, в роскоши и, конечно, не мог знать, что семья твоя разорилась и у нас нет ни гроша. Но все же было бы лучше, если бы ты не покупал этой должности, а привез побольше денег на жизнь.

— Матушка, вы рассуждаете, как женщина, — возражал ей Цилан. — Неужто чиновник будет без денег! Да какой же чиновник в наше время не обладает тысячами и сотнями тысяч! Кто из них не сди­рает шкуры даже с голой земли! Здесь у нас не осталось теперь ничего, поэтому мы сейчас с вами поедем к месту моего назначения. Через год- два станем на ноги и заживем по-новому. У меня еще есть две-три ты­сячи связок монет, этого хватит на расходы, и незачем вам печалиться.

Женщина повеселела и, улыбаясь, сказала:

— Как вовремя ты получил должность и положение. Благодаре­ние небу и земле. Если б ты не вернулся, при такой жизни я недолго бы еще протянула.

Затем она спросила:

— А когда же мы сможем двинуться в путь?

— Я думал, что вернусь домой, возьму себе в жены хорошую девицу и вместе с ней мы будем наслаждаться счастьем. Теперь уже, судя по всему, будет не до этого. Прежде всего надо обосноваться в Хэнчжоу. Прошу вас, матушка, ко мне на лодку. Отдохнете там, а завтра наймем большую джонку — ив путь. Нас здесь ничто не за­держивает, и чем раньше мы приедем в Хэнчжоу, тем лучше.

В тот же вечер Цилан помог матери перебраться на лодку. Кот­лы, чашки и прочую утварь они оставили в хижине. Людям было приказано нанять большую джонку, на которой они должны были до­браться до Гуанси. На следующий же день, когда на джонку перене­сли все вещи, Цилан сжег на счастье жертвенные *бумажные деньги, и под звуки музыки они тронулись в путь. И у Цилана, и у его ма­тери было приподнятое настроение. Цилану не приходилось пере­живать лишений, всегда в жизни ему сопутствовала удача, поэтому хоть он и был доволен, что мать с ним, но в общем ничего удиви­тельного в этом путешествии не видел. Другое дело его мать. Она пережила столько лишений и горя, что теперь чувствовала себя так, словно из ада перенеслась на небо, и ей казалось, что она стала на голову выше.

Они уже миновали город *Чанша и плыли теперь по реке Сян- шуй к *Линлину. Когда они оказались около монастыря Доушуай, расположенного на самом берегу, судовщик решил причалить и оста­вить здесь джонку до вечера.

У самой воды росла огромная смоковница в несколько обхватов толщиной, и судовщик крепко-накрепко привязал к ней канат, а затем в землю вбил кол. Цилан с матерью сошли на берег и отправились в монастырь. Свита несла над ними зонты.

Увидев, что приближается высокий чиновник, монахи вышли встретить гостей, поднесли им чай и стали расспрашивать у свиты, кто приехал. Когда они узнали, что это начальник области Хэнчжоу, они преисполнились еще большим почтением к своим гостям и пове­ли их осматривать монастырь. Мать Цилана останавливалась перед каждым изображением Будды и земно кланялась, благодаря за по­мощь. На джонку они возвратились, когда стало уже смеркаться. Ве­чером вдруг налетел ветер, засвистел в листве, вокруг все вмиг по­темнело, и разразилась буря:

Духи ветра силу свою проявляют,
В воздухе будто бы конница мчится,
Мечутся ветви деревьев,
Словно в сраженье ринулась грозная армия.
Волны вздымаются валом,
Гремя, словно бой барабанный;
С грохотом валится берег,
Грома раскатом все потрясая;
Напуганный тигр рев поднимает в горах,
В смятенье дракон под водою.
Надеялись люди,
Что дерево мощное джонку удержит,
Кто мог подумать,
Что дерево ветром снесет!

Услышав, как свищет ветер, люди встревожились. Однако су­довщик считал, что даже при таком свирепом ветре им ничего не гро­зит: джонка привязана к мощному дереву, у которого крепкие корни. Но вдруг сквозь сон Цилан услышал страшный треск, такой, словно обрушилось небо и разверзлась земля.

Оказывается, дерево за многие и многие годы своими корнями разрыхлило дамбу, а речные волны постоянно размывали берег. Те­перь, когда разразилась буря, огромную смоковницу раскачивало из стороны в сторону страшными порывами ветра, ветру помогала при­вязанная к дереву тяжелая джонка; в конце концов дерево с корнями вырвало из земли, и оно с треском повалилось на джонку.

В джонку хлынула вода. Плавали доски от разбитых кают. Спавшая прислуга вся потонула. Растерявшийся судовщик поднял крик. Цилан с детства умел обращаться с лодкой. Вдвоем с су­довщиком они ухватились за канат, и им удалось подтянуть джонку к берегу. Цилан быстро помог матери выйти из залитой водой каюты. Мать была спасена, но остальные на джонке и все вещи Цилана были смыты набежавшими волнами. Еще миг — дно джонки проломилось и она стала погружаться в воду.

Стояла уже глубокая ночь. Ворота монастыря давно были на за­поре. Цилан, его мать и судовщик долго кричали, но никто их не услышал. В промокшей одежде стояли они возле ворот монастыря, били себя в грудь, топали ногами и жаловались на свою судьбу. Ут­ром, когда открылись ворота, они поспешно всшли в монастырь и вы­звали настоятеля, с которым виделись накануне. Настоятель вышел.

— Что случилось? Разбойники напали? — спросил он, глядя на их жалкий и растерянный вид.

Тогда Цилан рассказал о том, как упало дерево и как затонула их джонка. Монахи поспешили на место происшествия и были пора­жены, увидев полузатонувшую джонку, придавленную огромным де­ревом. Они тут же приказали монастырским служкам отправиться вместе с судовщиком на джонку и попытаться хоть что-нибудь спасти. Но все вещи были снесены волнами, на джонке ничего не осталось. Пропало и свидетельство Цилана о назначении его на должность.

Настоятель устроил мать Цилана в одной из келий, посоветовал Цилану сообщить о случившемся крушении начальнику соседней об­ласти Линлин и просить его составить об этом донесение соответст­вующему управлению. Тогда там смогут выдать новое назначение вместо пропавшего в бурю. Без такого документа ехать в Хэнчжоу было бы бессмысленно. Цилан попросил поехать по этому делу в Линлин одного монаха, хорошо знакомого с тамошними людьми. Монах рассказал, кому следует, что приключилось с Циланом, и на­чальнику области обо всем подробно доложили. Но как было предви­деть, что

Иней холодный
    первой бьет слабую травку;
Беда настигает лишь тех,
    кому не везет.

Мать Цилана, которая только что пережила беспокойное время мятежа, смуты и бесчинства солдат, у которой на глазах убили сына и похитили дочь, не смогла перенести нового потрясения: опять по­гибла вся их прислуга, пропали последние деньги. Женщину охватило такое горе, что она сразу осунулась и пожелтела, перестала есть и пить, целыми днями плакала, наконец слегла и не могла уже поднять­ся. Цилан, встревоженный, пытался утешить ее:

— Был бы цел лес, а дрова найдутся, — говорил он матери. — Хоть и постигла нас такая беда, но должность моя за мной. Нужно только прибыть на место, и все будет хорошо.

— Сынок, душа моя истерзана, — со слезами говорила стару­ха. — Я уже не жилец на этом свете, и не надо меня успокаивать. Даже если ты и будешь на службе, мне этого не видать.

Цилан все надеялся, что мать поправится. Он надеялся полу­чить новую грамоту, чтобы поехать в Хэнчжоу на должность, верил, что лучшие дни у него впереди. Но мать была слишком потрясена. Она не вставала с постели и дня через два скончалась. Цилан горько плакал, но делать было нечего. Посоветовавшись с настоятелем, он решил на этот раз сам отправиться в Линлин просить начальника об­ласти о помощи. За несколько дней до этого начальник уже получил сообщение о крушении и знал, что Цилан рассказал ему правду. К тому же чиновник всегда поддерживает чиновника, а Цилан был начальником соседней области и отказать ему было неудобно. На­чальник выделил людей, которые должны были помочь Цилану похо­ронить мать, дал ему большую сумму денег на дорогу и проводил его по всем правилам этикета.

Благодаря помощи начальника области Цилан смог как подобает похоронить мать. Но теперь он носил траур и в любом случае ехать на должность не мог. Настоятель, видя, что у Цилана ушла почва из- под ног, стал относиться к нему пренебрежительно и не хотел остав­лять у себя. Возвращаться на родину было бессмысленно, и Цилан отправился в город *Юнчжоу, где остановился у одного торговца, с которым был знаком еще при жизни отца. Своих денег у него не было ни гроша, и жил он в Юнчжоу на деньги, которые получил у началь­ника области на дорогу. Через некоторое время и эти деньги кончи­лись. Говорить о каких-либо дружеских чувствах между торговцами или делягами не приходится, и Цилан все чаще и чаще замечал пре­небрежение со стороны приютившего его торговца: то ему поздно по­давали еду, то не было чашки, то недоставало *палочек. Словом, Цилан понял, что стал нежеланным гостем, и однажды заявил хозяи­ну дома:

— Я все же глава области, почти князь целого удела. Хотя я сейчас в трауре, но настанет день, когда я вступлю в свои права. Как же вы можете так ко мне относиться?

— Что там говорить о какой-то области, — возразил ему хозя­ин. — Когда император теряет власть — и ему приходится голодать или есть, что попадется, а уж тем более тебе, не приступившему к должности чиновнику. Да если б ты даже и вступил в свои права на­чальника, мы ведь не твои подчиненные. Почему должны содержать тебя? Мы живем своим трудом и кормить дармоедов не можем.

Цилану нечего было ответить. Слезы потекли у него из глаз. Было стыдно, но пришлось стерпеть. Так прошло еще несколько дней. Хозяин явно искал ссоры с ним и относился к нему с нескрываемым презрением. Тогда Цилан ему сказал:

— Хозяин, я здесь на чужбине, у меня нет ни одного знакомого, к которому я мог бы обратиться. Все это время я доставлял вам много беспокойства. Знаю, что это никуда не годится, но что же мне делать! Может быть, вы подскажете какой-нибудь выход, как заработать себе на жизнь?

— Знаю я таких, как ты, — отмахнулся от него хозяин. — «На растопку — длинны, на подпорку — коротки, на большое не способ­ны, на малое не согласны». Хочешь заработать на жизнь, забудь, что ты чиновник, и нанимайся на работу, как все простые смертные. Но разве ты на это пойдешь?

— Я все же чиновник, как же я могу так низко пасть! — возмущенно заявил Цилан, когда услышал, что ему предлагают нани­маться на работу.

Тут он подумал: «Начальник области Линлин в свое время очень хорошо отнесся ко мне. Пожалуй, если рассказать ему о моем положении, что-нибудь сделает для меня. Неужели позволит умереть с голоду своему собрату?» Цилан написал *карточку; но, так как у него не было прислуги, сам поплелся к нему в *ямэнь. Служители ямэня приняли его за попрошайку и не захотели брать у него карточ­ку. Цилан долго их упрашивал, рассказал обо всем, что с ним случи­лось. И только когда Цилан напомнил о том, как начальник помог ему с похоронами, как щедро одарил его на дорогу, то есть о том, о чем знали все в ямэне, — только тогда служители согласились взять кар­точку и доложить о нем.

Взглянув на карточку Цилана, начальник области остался недо­волен: «Не очень-то этот человек понимает, что к чему. В свое время, когда я узнал, что в моих краях с ним случилась такая беда, я как правитель области без всяких разговоров помог ему, чем только мог. Что же он снова явился меня беспокоить? Может быть, — продол­жал размышлять начальник, — ничего с ним тогда не произошло. Мало ли бездельников и проходимцев, которые невесть что придумы­вают, лишь бы выманить деньги. Но даже если он и не врет, человек этот явно без стыда и совести, бог весть что ему еще потом потребу­ется. Такие вот, как я, добрыми побуждениями сами в свой дом черта накликают. Не собираюсь теперь в его делах разбираться и прини­мать его».

Решив так, начальник возвратил карточку Цилана, велел пере­дать, что он никого не принимает, и предупредил, чтобы впредь от Цилана вообще не брали карточки.

Цилан не ожидал от начальника такого безразличия и теперь не знал, что ему предпринять. Возвращаться к прежнему хозяину он не мог. Тогда он сел возле ворот ямэня и стал дожидаться, когда на­чальник отправится куда-нибудь с выездом. Дождавшись, он во весь голос завопил, моля о помощи.

— Кто там кричит? — бросил начальник из паланкина.

— Го Хань, начальник области Хэнчжоу.

— Чем это докажешь?

— Было свидетельство, но во время крушения пропало.

— Если нет соответствующей бумаги, как знать, так это или нет? Но пусть и так, тебе же уже давали деньги. Что же ты опять вздумал являться сюда и приставать ко мне? Не иначе, как ты просто бродяга. Убирайся-ка поскорей отсюда, пока не попало!

Видя, что начальник разгневан, его свита накинулась на Цилана с палками. Бедняге ничего не оставалось, как убраться подобру- поздорову. В полном отчаянии он вернулся туда, где жил. Хозяин уже знал о случившемся, но нарочно спросил: Вы видели нашего начальника? Ну, как он встретил вас?

Краска стыда бросилась в лицо Цилану. Он вздохнул, но ничего не ответил.

— Я ведь говорил тебе, забудь, что ты чиновник, — сказал ему хозяин, — а ты не послушался. Дождался, пока поиздевались над то­бой. Сейчас время такое, что имей ты хоть звание министра, но, если не будешь работать, денег не получишь. Только собственным трудом можно заработать на жизнь. Оставь ты свои пустые мечты.

— А что же вы посоветуете мне? — спросил Цилан.

— А ты сам подумай, что ты умеешь делать, — ответил хозяин.

— Ну, кой-чего я, быть может, не умею, но с управлением лод­кой я хорошо знаком — ведь я еще с детства разъезжал с отцом по стране и много времени провел на воде.

— Вот и хорошо, — с приветливой улыбкой сказал хозяин, — к нам сюда приходит много джонок, и часто нужны судовщики. Я по­рекомендую тебя. Плохо ли, хорошо ли, но заработаешь, с голоду не умрешь.

Цилану пришлось согласиться, и с тех пор он стал работать на джонке рулевым.

Прошло некоторое время, и Цилан явился к хозяину с несколь­кими связками монет, которые успел заработать. В Юнчжоу люди уже знали Цилана, и те, кому была известна его история, дали ему прозвище «Правитель-рулевой». И если кто-нибудь собирался нанять Цилана в качестве рулевого, то так его и спрашивали. Потешаясь над ним, люди даже сложили песню. В песне поется:

Позволь-ка, правитель, спросить у тебя,
Почему же не едешь ты в область Хэнчжоу?
Выходит, что небо само
Против тебя взбунтовалось:
Не нравятся, значит, ему
Из невежд неученых чиновные люди,
И ветра единым порывом
Смыло оно все богатства твои.
Все случилось не так, как того ты желал:
Вместо жезла — держишь ты руль,
Вместо *пояса — грубый канат.
Тут не до славы и блеска!
Но рука на руле —
И в жизни уверенней, тверже стоишь!

Цилан проработал два года на джонках. И хотя срок его траура кончился, у него не было свидетельства о назначении, и в должности он не мог восстановиться. Ехать в столицу и там пытаться наладить дело? Но для этого опять-таки нужно несколько тысяч связок монет. А где их взять? Ясно, что теперь и думать о чине не приходилось; оставалось только смириться и продолжать работать на джонках.

Говорят: от жилья меняется душа человека, от пищи меняется тело. И действительно, когда Цилан получил должность начальника области, он выглядел, как настоящий чиновник, а теперь, несколько лет проработав на джонках, он и внешностью и манерами стал похож на простого лодочника.

Забавно подумать: правитель области, а дошел до такого! Действительно, если человек сегодня богат и знатен, это еще ничего не значит, и не нужно зазнаваться, даже если ты добился высокого по­ложения. Послушайся лучше моего совета:

На бедность не ропщи,
    богатством не кичись,
Что сейчас с тобой — не в счет,
    что будет — поглядим!