Ян Цзяоай жертвует жизнью ради друга

Входит в сборники:

• «Удивительные истории нашего времени и древности» («Цзинь гу цигуань»)
• Фэн Мэнлун. «Повести древние и нашего времени» («Гу цзинь сяошо», «Слово ясное, мир наставляющее»)

Звездочками (*) обозначены ссылки на общие для всех повестей комментарии.

* * *

4. ЯН ЦЗЯОАЙ ЖЕРТВУЕТ ЖИЗНЬЮ РАДИ ДРУГА

 

То легкие тучки, то ливень польет —
    изменчиво все, постоянства ни в чем.
А сколько на свете друзей легковерных,
    не стоит, пожалуй, их здесь называть.
Но вспомните дружбу *Гуаня и Бао
    в ту пору, когда они были бедны...
А в наши-mo дни, поди, дружбу такую
п    рочь отметают, как горстку земли.

В древности в княжестве *Ци жили Гуань Чжун и Бао Шуя. Они подружились еще в детстве, когда оба были бедняками. Впоследствии Бао Шуя стал служить при ди­ском князе Хуане и пользовался его доверием. Выдвинувшись и став знатным раньше своего друга, Бао Шуя рекомендовал Гуань Чжуна на пост первого министра, и тогда по положению Гуань Чжун стал выше его. Оба они были единодушны в своем стремлении помочь правле­нию, всегда и во всем понимали друг друга. Гуань Чжун, бывало, го­ворил:

«Трижды мне приходилось быть в бою, и трижды я терпел по­ражение и отступал, но Бао Шуя не считал меня трусом: он знал, что у меня есть старушка-мать. Трижды мне приходилось состоять на службе, и трижды меня прогоняли, но Бао Шуя не считал меня ник­чемным, понимая, что мне просто не везло. Бао Шуя советовался, бывало, со мной и, что бы я ни говорил, никогда не считал меня глу­пым: он знал, что на человека могут действовать благоприятные и неблагоприятные обстоятельства. Когда-то я вместе с Бао Шуя за­нимался торговлей и брал себе большую часть выручки, но Бао Шуя знал, что я беден, и не считал меня жадным. Отец и мать родили ме­ня, но тот, кто понимает меня, — это Бао Шуя». И вот когда древние говорили о душевной, сердечной дружбе, они всегда вспоминали Гуань Чжуна и Бао Шуя.

Нынче я расскажу тоже о двух друзьях. Они встретились слу­чайно и стали братьями. Каждый из них отдал свою жизнь ради дру­гого, и имена их на века вошли в историю.

Во времена *Чуньцю князь Юань из княжества *Чу с почтением относился к ученым, последователям *Конфуция, и превыше всего ставил справедливость и гуманное правление. Он призывал к себе талантливых людей, давал кров ученым, и люди Поднебесной, про­слышав о нем, шли к нему толпами.

В западной части области Цян в местности *Цзишишань жил один ученый по фамилии Цзо, по имени Ботао. Он осиротел еще со­всем ребенком. Ботао учился, не щадя сил, обрел познания и стал человеком, способным помочь стране и народу. Было ему уже около сорока, а он все еще не хотел покинуть свою хижину и идти служить, потому что в ту пору князья всех уделов думали лишь о том, как бы расширить свои владения, и воевали друг с другом. Мало кто из них правил с помыслами о благе, и почти все они полагались только на грубую силу. Но вот когда Ботао прослышал о том, что чуский князь Юань уважает добродетель, любит справедливость, повсюду ищет достойных ученых людей и призывает их на службу, он взял мешок с книгами, простился с соседями и друзьями и направился в Чу. Ко­гда он добрался до земель области *Юнчжоу, стояла уже глубокая зима. Однажды вдруг забушевал ветер и хлынул дождь.

Есть стихи на мотив «Луна над Западной рекой», в которых го­ворится о дождливой зимней поре:

Резкий ветер унылый
    хлещет в лицо,
Дождь моросящий —
    одежда насквозь промокает.
Время свирепое года
    зимняя эта пора —
В лед превращает озера и реки,
    холодно, снег все валит.
Горы мрачнеют, словно серым
    покровом накрыты.
Выглянет солнце
    и спрятаться снова спешит.
Странник в пору такую
    мечтает приют обрести,
Тот же, кто вышел из дому,
    небось, себя в этом корит.

Не обращая внимания на дождь и ветер, Ботао шел целый день. Он весь промок. Наступали сумерки, и Ботао решил зайти в селение, чтобы подыскать ночлег. Еще издали в каком-то окне он заметил ого­нек, свет которого пробивался сквозь бамбуковую рощицу. Ботао на­правился прямо туда. Вскоре он очутился перед соломенной хижиной, окруженной низенькой оградой. Толкнув калитку, Ботао прошел и легонько постучал в дверь. В хижине кто-то был. Дверь раствори­лась, и на пороге показался человек. Ботао поспешил поклониться.

— Я Цзо Ботао из Западной Цян, и направляюсь я в княжество Чу. В пути меня застиг дождь, постоялого двора здесь не найти, и вот я прошу разрешить мне переночевать у вас, а рано утром я сразу же уйду. Соблаговолите ли вы приютить путника?

Человек поспешил ответить Ботао поклоном и пригласил его в дом. В комнате, кроме топчана, на котором грудами были навалены книги, никаких вещей не было. Ботао понял, что человек этот — то­же ученый, и собрался было опуститься на колени и земно ему по­клониться.

— Сейчас не до церемоний, — остановил его хозяин. — Надо развести огонь, высушить одежду, а тогда можно будет, как подобает, приветствовать друг друга.

Он тут же зажег бамбук. Ботао стал сушить промокшее платье, а хозяин приготовил вино, угощение и стал потчевать гостя. Делал он это с почтительностью, от всей души. Ботао осведомился о его имени и фамилии.

— Фамилия моя Ян, зовут меня Цзяоай. Родители мои умерли, когда я был еще совсем маленьким, и нынче я живу здесь один. Жизнь свою я посвятил книгам, которые люблю больше всего на све­те, а землю и хозяйство совсем забросил. Я так рад, что вы, достой­нейший, явились ко мне. Жаль только, что я беден и лишен возмож­ности угостить вас, как подобает. Умоляю простить меня.

— Вы приютили меня, укрыли от ненастья, к тому же еще на­поили и накормили. Могу ли я забыть вашу доброту!

В эту ночь они легли бок о бок. Один раскрывал перед другим свои глубокие познания, и всю ночь они не сомкнули глаз. Наступил рассвет, а дождь все не переставал. Цзяоай оставил Ботао у себя, угощал всем, чем только мог, и в конце концов они побратались. Бо­тао был старше Цзяоая на пять лет, и Цзяоай поклонился ему как старшему брату.

Три дня подряд жил Ботао у Цзяоая, и вот наконец дождь пре­кратился, дороги пообсохли.

— Брат мой! — обратился Ботао к Цзяоаю. — Вы с вашими та­лантами относитесь к числу людей, способных поддержать властите­ля, помочь ему в правлении. Вы полны желания что-то сделать для страны и в то же время не пытаетесь оставить свое имя в истории, смирились с тем, что старость застанет вас в лесу, у этого ручья... Нет, это поистине достойно сожаления!

— Дело не в том, что я не хочу служить, — отвечал Цзяоай, — просто случая такого не представлялось.

— Нынешний чуский князь отличается душевной скромностью и искренним стремлением найти достойных ученых, — сказал Ботао. — И если вы действительно хотите быть полезным стране, почему бы нам вместе не отправиться к нему.

— Охотно повинуюсь, — ответил Цзяоай. Он тут же собрал ка­кие у него были деньги на дорогу, захватил что было из еды, и оба друга отправились на юг.

Не прошло и двух дней, как снова полили дожди, и им при­шлось остановиться на постоялом дворе. Деньги скоро кончились, ос­тался лишь мешок с едой. Тогда, несмотря на дождь, они двинулись дальше, по очереди неся мешок. Дождь все не переставал, а когда поднялся сильный ветер, — повалил снег. И вот представьте себе:

С ветром становится снег леденящим,
    снег тем сильнее, чем ветер сильней.
Словно ивовый пух, словно пух лебединый,
    в пляске безумной хлопья кружатся.
Все смешалось вокруг: где север, где юг,
    где запад, восток — не поймешь;
Небо закрыло, земли не видать,
    было что синим иль желтым,
        красным иль черным — не скажешь.
Радостно с гостем в тиши кабинета
    о зимнем цветении *мэй стихи сочинять,
Но отчаянья сколько и страха для тех,
    кто жестокой пургою застигнут в пути.

Они прошли *Циян, и далее путь их лежал через горы Лян- шань. Дровосеки сказали им, что на сотни *ли они не встретят ни души, что впереди только пустынные ущелья да глухие горы, где стаями бродят волки и тигры, и советовали не идти туда.

— Ну, как вы думаете? — спросил Ботао у Цзяоая.

— Исстари говорится:    жить или нет — судьба, — отвечал тот. — Раз уж мы столько прошли, нужно идти дальше, незачем ме­нять принятое решение.

Они шли целый день, а на ночь укрылись в старом склепе. Одежда на них была тонкая, и холодный ветер пронизывал их до са­мых костей.

Наутро снег повалил еще сильнее. Земля была засыпана на це­лый *чи.

— Я думаю, что здесь действительно нет жилья на все сто ли, — сказал Ботао, который нестерпимо замерз. — Еды у нас мало, тело едва прикрыто. С таким небольшим запасом еды да в такой оде­жонке один из нас еще как-то сможет добраться до Чу. Если пойдем вместе, то оба замерзнем или умрем от голода. Зачем же обоим поги­бать бесславно, как погибают деревья и травы? Я отдам вам свое пла­тье, вы возьмете с собой все, что у нас осталось из еды, и как-нибудь перебьетесь. Я все равно уже не в силах идти дальше и предпочитаю умереть здесь. Вы же явитесь к чускому князю. Он, наверное, даст вам важный пост, и тогда вы вполне успеете вернуться и похоронить меня.

— Как?! — воскликнул Цзяоай. — Хоть мы и не родные, но дружба наша сильнее братских чувств. Неужели вы думаете, что я могу бросить вас и один добиваться почестей и благополучия?!

Не желая ничего слушать, Цзяоай подхватил под руки Ботао и, поддерживая его, пошел дальше. Так они прошли около десяти ли.

— Ветер усиливается, и снег валит все сильнее, — сказал на­конец Ботао. — Нет, так идти нельзя! Давайте выберем место где- нибудь возле дороги и передохнем.

Неподалеку стояло сухое тутовое дерево, в дупле которого мож­но было укрыться, но только одному. Цзяоай помог Ботао устроиться там. Тогда Ботао велел Цзяоаю раздобыть хворосту и развести огонь, чтобы согреться. Цзяоай ушел. Тем временем Ботао разделся догола, а всю свою одежду сложил у дерева.

— Зачем вы это сделали?! — закричал в испуге Цзяоай, вер­нувшись.

— Другого выхода я не вижу, — ответил Ботао. — Только не губите вы себя! Немедленно наденьте все это, возьмите еду и уходи­те. А я здесь спокойно умру.

Цзяоай обнял Ботао и зарыдал.

— Нет, мы не расстанемся! — говорил Цзяоай. — Жить ли, умирать ли — но вместе.

— Если мы оба умрем в этих горах, кто прикроет землей наши кости?

— Тогда уж лучше я сниму с себя все, а вы оденьтесь потеплее, возьмите еду и идите дальше. Пусть я умру, но не вы.

— Я всегда был больным человеком, — сказал Ботао, — а вы моложе и намного крепче меня, да и познаниями мне с вами не срав­ниться. Если вы предстанете перед чуским князем, то непременно получите высокий сан и станете знатным человеком. А то, что меня не будет, — пустяки. Не медлите, брат мой, отправляйтесь сейчас же.

— Вы умрете с голоду в этом дупле, а я буду добиваться почес­тей и славы?! — возмутился Цзяоай. — Ведь это крайняя низость! Нет, на это я не пойду!

Но Ботао ему ответил:

— В день, когда я пришел к вам в хижину и впервые увидел вас, вы показались мне таким родным и близким, словно я давно уже был с вами знаком. Я понял, что вы на редкость способный и умный человек, и потому стал уговаривать вас поступить на службу. Увы, нам помешали ветер и снег. Что поделать — значит, мой час настал. И если вы погибнете со мной, вся вина падет на меня...

С этими словами он вдруг вскочил и бросился к реке, явно на­мереваясь покончить с собой. Цзяоай, рыдая, обнял друга, накинул на него платье, привел к дереву и усадил в дупло, но Ботао снова все сбросил с себя. Цзяоай опять подошел к нему в надежде его образу­мить, но Ботао был уже страшен: весь побелел, лицо, руки и ноги одеревенели от холода. Не в силах шевелить губами, Ботао слабым движением руки велел Цзяоаю уходить. Цзяоай одел его, но Ботао уже совсем окоченел, его конечности вытянулись, как палки, дыхание было чуть заметным и вот-вот готово было прерваться.

«Если я здесь еще задержусь, то сам окоченею, — подумал Цзяоай. — Кто же тогда предаст земле тело моего брата?» Упав на снег, он земно поклонился Ботао и проговорил сквозь рыдания:

— Негодный брат ваш, покидая вас, надеется, что вы приложи­те свои силы, силы жителя мира иного, и поможете ему... И если я только хоть как-то выбьюсь в люди, я торжественно похороню вас.

Ботао ответил ему едва заметным кивком головы. Еще мгнове­ние — и он перестал дышать.

Цзяоай взял одежду, мешок с едой и пошел вперед, громко ры­дая и оборачиваясь на каждом шагу.

Ботао так и умер в дупле тутового дерева.

Впоследствии, восхищаясь поступком Ботао, кто-то написал та­кие стихи:

В суровую зимнюю стужу
    снег выпал глубокий в три чи,
Там двое идут по дороге —
    тысячи ли впереди.
Пощады не знает путь долгий,
    безжалостны холод и снег,
Их мучает голод жестокий,
    а пищи в суме почти нет.
Сложить коли вместе еду их,
    выживет только один,
Вдвоем же идти бесполезно —
    погибнут и тот и другой.
Какая же польза, скажите,
    обоим бесславно почить?
А жизнь одну, нелегко пусть,
    но можно еще сохранить.
Как мудр, благороден Ботао,
    это должны мы признать —
Сумел ради жизни другого
    свою не жалея отдать.

Перенося холод и голод, Цзяоай добрался наконец до княжества Чу. Он остановился на постоялом дворе и на следующий же день от­правился в город.

— Говорят, что чуский князь принимает на службу ученых лю­дей. Как же, скажите, к нему попасть? — спросил он первого встреч­ного.

— Возле дворца есть флигель для гостей, — отвечал тот. — И сановнику Пэй Чжуну приказано принимать там всех достойных му­жей Поднебесной.

Цзяоай тут же направился к этому дому. Он оказался там как раз тогда, когда сановник Пэй Чжун подъехал к воротам. Цзяоай не замедлил подойти к нему и поклониться. Хотя Цзяоай был в лохмоть­ях, Пэй Чжун обратил внимание на его необычную внешность и, по­спешив ответить на поклон, спросил:

— Откуда вы, уважаемый?

— Фамилия моя Ян, зовут меня Цзяоай, родом я из Юнчжоу, — отвечал Цзяоай. — Я слышал, что в вашей стране привлекают на службу ученых, и я явился к вам.

Пэй Чжун пригласил его войти, стал потчевать вином и яствами и оставил ночевать.

На следующий день Пэй Чжун, желая испытать познания Цзяо­ая, стал расспрашивать его о предметах, которые ему самому были неясны. Цзяоай просто и свободно отвечал на все его вопросы. Пэй Чжун пришел в восторг и сразу же доложил о Цзяоае князю. Тот не­медля призвал Цзяоая во дворец и спросил его, какой надлежит из­брать в правлении путь, чтобы страна была богата и войско мощно. Тогда Цзяоай изложил князю десять принципов, и все они касались тех вопросов управления страной, которые требовали настоятельного разрешения. Князь был восхищен. Он задал пир в честь гостя, назна­чил Цзяоая сановником, подарил ему сто *ланов золота и сто кусков атласа. Цзяоай кланялся снова и снова, роняя при этом слезы.

— Почему вы плачете, уважаемый? — спросил встревоженный князь.

Тогда Цзяоай рассказал, как Ботао снял с себя одежду и как отдал ему всю еду. Князь был растроган до глубины души, и все са­новники, которым случилось присутствовать при этом, сочувственно вздыхали.

— Как же вы думаете поступить? — спросил князь.

— Я прошу дать мне отпуск, чтобы я мог похоронить Ботао, а после этого вернусь служить вам.

Тогда князь посмертно возвел Ботао в сановники, отпустил щедрые средства на его погребение и назначил людей сопровождать Цзяоая.

Простившись с князем, Цзяоай направился в горы Ляншань и разыскал там высохшее тутовое дерево. Тело Ботао так и лежало в его дупле, а лицо его было как у живого. Цзяоай пал ниц и зарыдал. Затем он собрал почтенных старцев из соседней деревни и выбрал место для могилы на живописном холме. По склону его струилась ре­ка, сзади вздымалась отвесная скала, а справа и слева тянулись пики гор, — словом, вид был оттуда прекрасный. Покойного омыли аро­матной водою, надели на него одежду и шапку сановника, уложили в гроб и похоронили. Вокруг могилы насадили деревья, а шагах в тридцати от нее построили кумирню с изображением Ботао. Перед кумирней была установлена арка, на которой высекли памятную над­пись, а при кумирне сбоку сделали небольшую пристройку для сто­рожа. Затем Цзяоай устроил торжественное жертвоприношение в кумирне. Во время церемонии он горько рыдал. И все собравшие­ся — старцы из деревни и сопровождавшая Цзяоая свита — плакали. После жертвоприношения люди разошлись.

В ту ночь Цзяоай сидел в кумирне Ботао при ярко зажженных свечах и не переставая вздыхал. Вдруг пронесся порыв резкого вет­ра... Свечи померкли, затем снова разгорелись, и перед глазами Цзяо­ая в колышущемся свете пламени предстал человек. Он приближался, отдалялся и еле слышно плакал.

— Кто тут? — закричал Цзяоай. — Кто посмел ночью войти сюда?

Но человек молчал. Тогда Цзяоай встал, вгляделся в вошедшего и увидел, что перед ним Ботао. Цзяоай был ошеломлен.

— Душа ваша неподалеку отсюда, — обратился он к Ботао, — и раз вы явились ко мне, значит, что-то серьезное побудило вас к этому.

— Благодарю вас за добрую память, брат мой, — отвечал Бо­тао. — Вы только что вступили на службу и уже доложили обо мне князю и попросили у него разрешения похоронить меня. К тому же меня наградили знатным саном, одарили гробом, одеждой и всем про­чим. Словом, вы сделали все. Одно только нехорошо — могила моя оказалась рядом с могилой *Цзин Кэ. Этот человек в свое время по­кушался на Цинь Шихуана, но потерпел неудачу и был убит. Его друг Гао Цзяньли похоронил его здесь. Дух этого Цзин Кэ очень свиреп. Каждую ночь он является ко мне с мечом в руках, бранится и угро­жает: «Ты ведь человек, умерший от голода и холода, как же ты сме­ешь устраивать свою могилу у меня на плечах и отнимать у меня сча­стливое место! Если не уберешься отсюда, я разворочу твою могилу и вышвырну тебя вон, на пустырь». Вот какая беда ждет меня, — сказал под конец Ботао и добавил: — Поэтому я и пришел. Хотел со­общить вам о Цзин Кэ и просить, чтобы меня перенесли в другое ме­сто, иначе не избежать мне несчастья.

Цзяоай хотел было что-то спросить, но снова поднялся ветер, и Ботао исчез. Цзяоай проснулся и увидел, что он в кумирне. Все, что только что ему привиделось во сне, он помнил до мельчайших подробностей. На следующее утро он собрал старцев и спросил у них, есть ли тут поблизости еще чья-нибудь могила.

— Там, в сосновой роще, есть могила Цзин Кэ, а перед могилой храм, — сказали они ему.

— Этот человек покушался на Цинь Шихуана, но не убил его, был схвачен и казнен, — говорил Цзяоай, — так как же здесь может быть его могила?

— Видите ли, друг господина Цзин Кэ, господин Гао Цзяньли, был здешним жителем, — отвечали ему. — Он знал, что Цзин Кэ был казнен, а труп его выброшен на пустырь. Он-то и унес тайком его тело и похоронил здесь. Дух Цзин Кэ часто являлся сюда, и каж­дый раз с его приходом были связаны чудесные явления, поэтому ме­стные жители построили здесь храм, где приносят жертвы духу Цзин Кэ, моля о счастье и благополучии.

Услышав это, Цзяоай поверил в свой сон и направился вместе со своими людьми к храму Цзин Кэ. Тыча пальцем в изображение Цзин Кэ, он кричал:

— Ты ведь простой мужик из княжества Янь. Ты жил у цареви­ча как знатный гость, тебя окружили красавицами, одарили драгоцен­ностями, все было к твоим услугам. А когда тебя направили в княже­ство Цинь, вместо того чтобы как следует обдумать, что нужно сде­лать, чтобы оправдать оказанное доверие, ты только дело испортил и себя погубил. И после этого ты еще смеешь являться сюда, обма­нывать и запугивать простой народ, требовать от людей жертвопри­ношений! Мой брат Ботао — известный ученый, добрый и честный человек, человек справедливости и нравственной чистоты. Как сме­ешь ты притеснять его? Если это повторится, я разрушу твой храм, выброшу из могилы твое тело и уничтожу тебя!

Затем Цзяоай направился к могиле Ботао и произнес перед мо­гилой:

— Если Цзин Кэ сегодня ночью снова придет, то вы, мой брат, дайте мне знать.

В эту ночь он снова сидел в кумирне при зажженных свечах и ждал.

Перед ним опять предстал Ботао. Со слезами на глазах он сказал:

— Благодарю вас, брат мой, за то, что вы так поступили. Но у Цзин Кэ большая свита — это все *люди, которых он получил от местных жителей. Если вы, брат мой, сделаете из соломы чучела, оденете их в пестрое платье, вложите им в руки оружие и сожжете их перед моей могилой, то это поможет мне. Тогда Цзин Кэ не сумеет причинить мне вреда. — Сказав это, он исчез.

Цзяоай той же ночью велел людям изготовить чучела, одеть их в пестрые платья и, выстроив чучела возле могилы, сжег их.

— Если все будет спокойно, все равно сообщите мне, — произ­нес он перед могилой и вернулся в кумирню.

В ту ночь бушевали ветер и ливень, и в звуках разразившейся бури словно слышался шум сражения.

Цзяоай вышел из кумирни посмотреть, в чем дело, и увидел бе­жавшего к нему Ботао.

— Толку от людей, которых вы сожгли, никакого! — взволно­ванно говорил он. — А к Цзин Кэ пришел на помощь еще и Гао Цзяньли. Скоро они выкинут мой труп из могилы. Прошу вас, брат мой, перенесите мое тело в другое место, чтобы избавить меня от этого несчастья.

— Как смеют они так обижать вас! — возмутился Цзяоай. — Нет, я помогу вам, и мы померимся с ними силами.

— Да вы ведь человек другого мира, а мы все духи. Как бы вы ни были отважны и смелы, но вы отделены от нас земным миром. Где же вам бороться с духами?! Ведь даже чучела и те могут только под­бодрить меня своим криком, но им не под силу заставить могучий дух Цзин Кэ отступить.

— Хорошо, брат мой, идите, а я завтра кое-что предприму, — сказал ему в ответ Цзяоай.

На следующий день Цзяоай снова явился в храм Цзин Кэ, раз­бил его статую и хотел уже поджечь храм, но тут подошли старцы из ближайшей деревни и стали молить его не делать этого.

— Ведь это дух-покровитель нашей деревни, — говорили они. — Если разгневать и обидеть его, то, чего доброго, он нашлет на нас беду.

Вскоре вокруг Цзяоая собралось много народу — все это были жители соседней деревни, которые пришли просить его сохранить им храм Цзин Кэ. Настаивать на своем и поступать вопреки воле людей Цзяоай не мог.

Возвратясь в кумирню, он написал доклад, где благодарил чуского князя. Среди прочего в нем говорилось:

В свое время Ботао отдал весь скудный запас еды вашему слуге, и лишь благодаря этому слуга ваш смог выжить и встре­тить вас. Вы пожаловали ему высокое звание, и ему в жизни не­чего больше желать. За все это в следующем * перерождении слу­га ваш от всего сердца отблагодарит вас.

Весь доклад был проникнут искренним чувством и душевной те­плотой. Передав доклад одному из сопровождавших его людей, Цзяо­ай направился к могиле Ботао, горько рыдал там и затем сказал сво­им людям:

— Дух Цзин Кэ до того притесняет моего брата, что мой брат не знает, куда ему деваться. Я больше не могу на это смотреть. Я со­бирался было сжечь храм Цзин Кэ и сровнять его могилу с землей, но не хочу обижать местных жителей, поэтому я решил стать духом подземных истоков и помочь моему брату в борьбе с духом Цзин Кэ. Вас я прошу зарыть мое тело вот здесь, рядом с этой могилой: вместе были при жизни, вместе будем и после смерти. Этим я смогу отбла­годарить брата за то, что он для меня в свое время сделал. Чускому же князю доложите, что я прошу его следовать тому, о чем говорил ему,    дабы он    навеки сохранил    в целости свою страну.

Сказав    это, Цзяоай вынул меч и тут же, рядом с    могилой Ботао, покончил с собой. Люди бросились к нему, но было уже поздно. То­гда они достали одежду, гроб, уложили в него Цзяоая и похоронили рядом с Ботао. В ту ночь во вторую *стражу разразилась буря — лил дождь, бушевал ветер, сверкали молнии, гремел гром, и крики сраже­ния слышны были повсюду, на десятки ли. На рассвете, когда люди пришли посмотреть на могилы, они увидели, что могила Цзин Кэ треснула, словно от огня, а перед нею валяются белые кости. Сосны у могилы вырваны с корнем, а храм Цзин Кэ сгорел дотла. Поражен­ные, старики бросились к могиле Цзяоая и Ботао, возжгли курения и били земные поклоны.

Люди,    сопровождавшие    Цзяоая, вернулись в    княжество Чу и доложили    обо всем князю.    Князь, растроганный глубиной друже­ских чувств Цзяоая, повысил его посмертно в сане, а в горы Ляншань был послан чиновник с поручением построить перед могилой Цзяоая храм. На храме князь велел высечь «Храм преданного и верного», а перед храмом по высочайшему повелению была установлена стела, на которой записали эту историю. И поныне в храме том приносят жертвы, а дух Цзин Кэ с тех пор больше не появлялся. Местные жи­тели четырежды в год приносили там жертвы, и просьбы и молитвыих всегда исполнялись. Сохранились старинные стихи, в которых го­ворится:

С древнейших времен
    величайшие чувства гуманности, долга,
        что землю объяли,
            и мир весь, и небо,
                вмещались всего лишь в двух *цунях
                    в груди человека.
Могилы ученых двоих.
    В осенние тихие ночи
        две чистых души
            постоянно там бродят
                при свете холодном
                    бесстрастной луны.