В. Жуковский. Басни
В октябре — ноябре 1806 г. Жуковский переводит 18 басен из Лафонтена и Флориана, которые были опубликованы в «Вестнике Европы» в начале 1807 г.
Басня привлекала Жуковского как читателя, издателя, критика и переводчика. Его библиотека включала большое количество изданий различных баснописцев, зачастую с его пометами и записями. Наиболее поздние издания относятся к началу 1830-х гг., что свидетельствует о длительности и стабильности интереса Жуковского к басне1.
Первое обращение Жуковского к этому жанру приходится на середину 1800-х гг. В списке намеченных переводов и подражаний 1804 г. 2 упоминаются произведения Лафонтена, Флориана, Ламота, Геллерта, Гагедорна, Лихтвера, Лессинга. Третью часть СРС, выпущенного Жуковским в 1810—1811 гг., а задуманного еще в 1805 г., составили в основном басни Сумарокова, Ломоносова, Хемницера, Дмитриева, Крылова и других авторов. Редактируя «Вестник Европы», Жуковский охотно предоставлял место в журнале произведениям этого жанра.
Около 1805 г. состоялись первые опыты басенных переводов Жуковского из антологии К.-В. Рамлера3, а также стихотворений Г.-К. Пфеффеля и И.-В. Глейма4. Но они или были опубликованы намного позднее, или вообще не печатались. Не были опубликованы Жуковским и первые переводы прозаических басен Лессинга, выполненные гекзаметром5.
И в последующие десятилетия Жуковский неоднократно обращался к басне. В конце 1820-х гг. он сочинил несколько басен в прозе и в стихах, часть из которых при жизни не публиковалась.
Но в целом известность Жуковского как баснописца определили его первые публикации переводов из французских авторов — Лафонтена6 и Флориана7.
Современники увидели в баснях Жуковского продолжение традиции сентименталистской басни И. И. Дмитриева; такого мнения придерживались в основном и позднейшие исследователи8. Не случайно басни Жуковского понравились Дмитриеву, о чем свидетельствует письмо М. П. Офросимовой: «Очень рада, что басни ваши так Дмитриеву понравились. Правду сказать, и невозможно иначе»9.
Уже само обращение Жуковского к басням Флориана напоминало о Дмитриеве, за которым давно закрепилось звание «русского Флориана». Он развивал тот тип басни, который в этот период особенно привлекал Жуковского. В статье «О басне и о баснях Крылова» (1809) предлагается эстетическое обоснование именно такой разновидности жанра, в которой дидактико-сатирическое начало ослаблено в пользу поэтического: «в стихотворной басне рассказ есть главное».
Однако если Дмитриев при переводах басен усиливал прежде всего «чувствительность», то Жуковский стремится к яркости и динамичности басенного действия, к усилению комического эффекта. Переводы Жуковского весьма вольные. Он вводит множество подробностей, придающих действию наглядность и комизм, и увеличивает долю диалога, делая басни живыми и красочными сценками. При этом сюжеты заметно русифицируются: местом действия становится Москва, персонажи получают русские имена, вводятся русские реалии (например, черты российского быта и климата).
Это в целом напоминает о традиции XVIII в., но русификация у Жуковского оказывается более органичной. Он широко использует разговорные и даже просторечные формы выражения, чуждые басням Дмитриева. Если у Дмитриева «фабулист» имеет облик светского человека, то Жуковский его значительно демократизирует.
Не случайно в статье «О басне и баснях Крылова» он называет басню жанром «простым, или, лучше сказать, — простонародным». Такое понимание басни, не способствующее, вместе с тем, ее огрублению и вульгаризации на практике, делало Жуковского в определенной степени предшественником И. А. Крылова, поднявшего жанр до истинной народности.
Показательна неизменно высокая оценка Жуковским Крылова-баснописца начиная с посвященной ему статьи 1809 г. и до последних лет жизни, когда Крылов упоминался Жуковским как один из значительнейших представителей национальной литературы в одном ряду с Державиным, Карамзиным, Пушкиным и Гоголем10.
Вероятно, именно появление басен Крылова, в которых Жуковский увидел воплощение своих представлений о подлинно поэтической басне, послужило причиной того, что он больше не возобновлял публикацию своих переводов (за исключением басни «Сон могольца»). Тем самым он как бы признал безраздельное господство Крылова в этом жанре. По мнению Резанова, Жуковский, оценивая свои басни в сравнении с крыловскими, не мог не сознавать, что им недостает «той тонкой, добродушно-язвительной сатиры, которая отличает настоящего баснописца»11. Но некоторые тенденции, получившие полное развитие в творчестве Крылова, — прежде всего яркая изобразительность, демократичность и национальный колорит — присущи и басенным опытам Жуковского.
Жуковский перевел и опубликовал по девять басен из Лафонтена и Флориана. Кроме того, не были опубликованы им при жизни три незавершенных или неотделанных наброска переводов — один из Флориана и два из Лафонтена. Переводы делались осенью 1806 г., вскоре после завершения работы над переводом флориановской версии «Дон Кихота», и многими чертами сближаются с этим большим прозаическим опытом Жуковского. Сохранившиеся рукописи свидетельствуют, что работа над баснями шла легко. Жуковский наметил для перевода еще ряд басен Флориана, но исполнению задуманного помешали события наполеоновских войн: «Я смешон бы был, когда <...> занимался сочинением басен в такое время, каково настоящее, — писал Жуковский А. И. Тургеневу в декабре 1806 г. — все эти стихотворения написаны в октябре, в спокойнейшие минуты, а теперь ни на чем постороннем нельзя остановить внимания»12.
Варианты переводов, сохранившиеся в рукописях, содержат разночтения, связанные главным образом с поиском более удачной формы выражения и не меняющие общего характера стиля.13
* * *
В 1808 г. [25-летний] Жуковский начинает редактировать «Вестник Европы», журнал, основанный Карамзиным и еще сохранявший направление, данное основателем. Именно к этому времени относится короткая, но очень интенсивная и производительная работа Жуковского по переложению басен Лафонтена и Флориана, которые до того времени не переводились на русский язык. Очевидно, эти переводы имеют отношение к сохранившемуся в бумагах Жуковского за 1804 г. плану самообразования, в котором перечислены имена одиннадцати немецких и французских баснописцев, сочинения которых он собирался штудировать. В «Вестнике Европы» была напечатана только часть переведенных басен; известно также некоторое количество незавершенных рукописных заготовок. Опыты Жуковского появились в печати параллельно с журнальными публикациями первой книги басен Крылова. На выход отдельного сборника басен Крылова Жуковский откликнулся серьезной рецензией-разбором, в которой впервые поставил рядом Крылова и Дмитриева как крупнейших современных баснописцев. Сам он после этого не только не возвращался к басням, но даже не включал их в сборники своих стихотворений, предав полному забвению. Исключение составляет лишь «Сон Могольца», по видимому из за блестяще разработанной концовки, созвучной элегическому творчеству поэта. Выступая в роли баснописца, Жуковский в целом ориентировался на Дмитриева, к которому в эти годы относился с большим пиететом.14
* * *
По изд.:
Русская басня XVIII—XIX века — Л.: Советский писатель, 1949
Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах. Т. 1. Стихотворения 1797-1814 гг. — М.: "Языки русской культуры", 1999
- Флориан
- Лафонтен
- Глейм
- Солнце и Борей
- Умирающий лебедь
МАРТЫШКА, ПОКАЗЫВАЮЩАЯ КИТАЙСКИЕ ТЕНИ
Перевод басни Флориана "Le Singe qui montre la lanterne magique" ("Обезьяна, показывающая волшебный фонарь"). Жуковским уменьшено количество стихов (52 вместо 57 у Флориана). Внесены русские черты: действие перенесено в Москву, мартышка из Жако переименована в Потапа, в сюжеты "волшебного фонаря" введены мотивы русских лубочных картинок. Использованы разговорные и просторечные слова и выражения. Внешность и действия персонажей получили колоритные подробности: "суконный колпак", "жеманная харя" Потапа и др. Увеличена доля прямой речи. Среди персонажей собака заменена свиньей.
Творцы и прозой и стихами,
Которых громкий слог пугает весь Парнас,
Которые понять себя не властны сами,
Поймите мой рассказ!
Один фигляр в Москве показывал мартышку
С волшебным фонарем. На картах ли гадать,
Взбираться ль по шнуру на крышку,
Или кувыркаться и вприсядку плясать
По гибкому канату,
10 Иль спичкой выпрямясь, под шляпою с пером,
На задни лапки став, ружьем,
Как должно прусскому солдату,
Метать по слову артикул:
Потап всему горазд. Не зверь, а утешенье.
Однажды в воскресенье
Хозяин, подкурив, на улице заснул.
Потапке торжество. "Уж то-то погуляю!
И я штукарь! И я народ как тешить знаю!"
Бежит, зовет гостей:
20 Индюшек, поросят, собак, котят, гусей!
Сошлись. "Сюда! Сюда! скорей скамьи, подушки
В закуту господам!
Добро пожаловать; у входа ни полушки,
Из чести игрище!" Уж гости по местам,
Приносится фонарь, все окна затворились,
И свечи потушились.
Потап, в суконном колпаке,
С указкою в руке,
С жеманной харею, явился пред собором:
30 Пренизкий всем поклон;
Потом с кадушки речь, как Цицерон:
Заставил всех зевать и хлопать целым хором!
Довольный похвалой,
С картинкою стекло тотчас в фонарь вставляет!
"Смотрите: вот луна, вот солнце!- возглашает.-
Вот с Евою Адам, скоты, ковчег и Ной!
Вот славный царь-горох с морковкою-царицей!
Вот журка-долгонос обедает с лисицей!
Вот небо, вот земля... Что? видно ли?" Глядят,
40 Моргают, морщатся, кряхтят!
Напрасно! Нет следа великолепной сцены!
"По чести,- кот шепнул, кудрявых много слов!
Но, Бог с ним, где он взял царей, цариц, скотов!
Зги божьей не видать! одни в потемках стены!"
"Темно, соседушка, скажу и я,-
Примолвила свинья.-
Мне видится! вот!.. вот!... я, правда, близорука!
Но что-то хорошо! Ой старость! то-то скука!
Уж было бы о чем с детьми поговорить!"
50 Индейка крякала, хлоп-хлоп сквозь сон глазами.
А наш Потап? Кричит, гремит, стучит ногами!
Одно лишь позабыл: фонарь свой осветить!
СОКОЛ И ГОЛУБКА
Перевод басни Флориана "Le Milan et le Pigeon" ("Коршун и Голубь"). Жуковским сохранено то же количество стихов, что и в оригинале. Усилены страдания голубки. Присущий басне Флориана языческий колорит ослаблен исключением мотива принесения голубки в жертву богам и введением отсутствующего в оригинале слова "Провидение".
Голубку сокол драл в когтях.
"Попалась! ну, теперь оставь свои затеи!
Плутовка! знаю вас, ругательницы, змеи!
Ваш род соколью вечный враг!
Есть боги-мстители!" - "Ах, я б того желала!"-
Голубка, чуть дыша, измятая стенала.
"Как! как! отступница! не веровать богам!
Не верить силе Провиденья!
Хотел тебя пустить; не стоишь; вижу сам.
10 Умри! безбожным нет прощенья!"
МАРТЫШКИ И ЛЕВ
Перевод басни Флориана "Les Singes et le Leopard" ("Обезьяны и Леопард"). В переводе увеличено количество стихов (40 вместо 38 у Флориана). Введены подробности о льве ("брат внучатный царев", "ботанизировал по роще от безделья"). Увеличена доля прямой речи. Более разнообразно и динамично изображено действие. Сюжету приданы русские черты благодаря именам мартышек (Потап, Мирошка), упоминанию игры в лапту, использованию разговорной и просторечной лексики.
Мартышки тешились лаптой;
Вот как: одна из них, сидя на пне, держала
В коленях голову другой;
Та, лапки за спину, зажмурясь узнавала,
Кто бил.- Хлоп-хлоп! "Потап, проворней! Кто?" - "Мирошка!"-
"Соврал!"- И все, как бесы, врозь!
Прыжки; кувырканье вперед, и взад, и вкось;
Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,
Другая, ноги вверх, повисла на суку;
10 А третья ну скакать сорокой по песку!
Такого поискать веселья!
Вдруг из лесу на шум выходит лев,
Ученый, смирный принц, брат внучатный царев:
Ботанизировал по роще от безделья.
Мартышкам мат;
Ни пикнут, струсили, дрожат!
"Здесь праздник! - лев сказал.- Что ж тихо? Забавляйтесь!
Играйте, детушки, не опасайтесь!
Я добр! Хотите ли, и сам в игру войду!"-
20 "Ах! милостивый князь, какое снисхожденье!
Как вашей светлости быть с нами наряду!
С мартышками играть! ваш сан! наш долг! почтенье!.." -
"Пустое! что за долг! я так хочу! смелей!
Не все ли мы равны! Вы б сами то ж сказали,
Когда бы так, как я, философов читали!
Я, детушки, не чван! Вы знатности моей
Не трусьте! Ну, начнем!" Мартышки верть глазами
И, веря (как и все) приветника словам,
Опять играть; гвоздят друг друга по рукам.
30 Брат царский хлоп! и вдруг под царскими когтями
Из лапки брызжет кровь ключом!
Мартышка - ой! - и прочь, тряся хвостом,
Кто бил, не думав, отгадала,
Однако промолчала.
Хохочет князь; другие, рот скривя,
Туда ж за барином смеются,
Хотя от смеха слезы льются;
И задом, задом в лес! Бегут и про себя
Бормочут: не играй с большими господами!
40 Добрейшие из них - с когтями!
ССОРА ПЛЕШИВЫХ
Перевод басни Флориана "Les deux Chauves" ("Двое Плешивых". В переводе увеличено количество стихов (10 вместо 7 у Флориана), введена прямая речь, внесены подробности в изображение драки.
Два кума лысые дорогой шли
И видят, что-то на траве блистает.
Ну! - думают - мы клад нашли!
"Моя находка!" - Вздор! - Уж кума кум толкает
И в спину и в бока!
Увы! последнего седого хохолка
На гладких лысинах не стало!
За что же дело стало?
За что свирепый бой? -
10 За гребень роговой!
КОТ И ЗЕРКАЛО
Перевод басни Флориана "Le Chat et le miroir" ("Кот и зеркало"). Жуковским незначительно увеличено количество стихов (31 вместо 30 у Флориана). Коту дано русское имя Федотка, его действия изображаются более подробно и комично. Расширена прямая речь. В повествовании использованы разговорные и просторечные слова и обороты, придающие басне русский колорит. Добавлено обращение в скобках к упрямым мудрецам.
Невежды-мудрецы, которых век проходит
В искании таких вещей,
Каких никто никак в сем мире не находит,
Последуйте коту и будьте поумней!
На дамском туалете
Сидел Федотка-кот
И чистил морду... Вдруг, глядь в зеркало: Федот
И там. Точь-в-точь! сходней двух харей нет на свете.
Шерсть дыбом, прыг к нему и мордой щелк в стекло,
10 Мяукнул, фыркнул!.. "Понимаю!
Стекло прозрачное! он там! поймаю!"
Бежит... О чудо! - никого.
Задумался: куда б так скоро провалиться?
Бежит назад! Опять Федотка перед ним!
"Постой, я знаю как! уж быть тебе моим!"
Наш умница верхом на зеркало садится,
Боясь, чтоб, ходя вкруг, кота не упустить
Или чтоб там и тут в одну минуту быть!
Припал, как вор, вертит глазами;
20 Две лапки здесь, две лапки там;
Весь вытянут, мурчит, глядит по сторонам;
Нагнулся... Вот опять хвост, лапки, нос с усами.
Хвать-хвать! когтями цап-царап!
Дал промах, сорвался и бух на столик с рамы;
Кота же нет как нет. Тогда, жалея лап
(Заметьте, мудрецы упрямы!)
И ведать не хотя, чего нельзя понять,
Федот наш зеркалу поклон отвесил низкий;
А сам отправился с мышами воевать,
30 Мурлыча про себя: "Не все к нам вещи близки!
Что тягостно уму, того не нужно знать!"
ГОЛУБКА И СОРОКА
Перевод басни Флориана "La Pie et la Colombe" ("Сорока и Голубка"). Жуковским уменьшено количество стихов (24 вместо 33 у Флориана). Убрано нравоучение, присутствующее в рукописях: "Вот люди! в чем себя когда б ни обвиняли, // Все только для того, чтоб их опровергали" (РНБ, оп. 1, No 13, л. 34 об.- зачеркнуто; РНБ, оп. 1, No 14, л. 6). Изменены некоторые реалии: в оригинале муж сороки "поглядывает на ворон", у Жуковского здесь фигурирует сова; введен мотив пьянства. Действию и диалогу придан более динамичный характер.
Голубка двор об двор с сорокою жила,
Сокровищем, а не соседкой.
В гнезде одной любовь цвела;
У той, напротив, день без шума редкой,
Битье яиц, ворчанье, спор!
Лишь только пьяный муж сороку поколотит,
Она тотчас лететь к соседушке во двор,
Щебечет, крехчет, вопит:
"Ох, горьку, мать моя, пришлось мне чашу пить!
10 Уж видно так и век прожить!
Дал Бог мне муженька! мучитель, окаянной!
Житья нет! бьет меня беспошлинно, безданно!
Ревнивец! а как сам - таскаться за совой!"
Голубка слушала, качая головой.
- И ты,- примолвила,- соседка, не святая! -
"То так, не без греха! Случается и мне
И лишнее сказать, и спорить, и в вине
Признаться не хотеть, неправду утверждая;
Но это все пустяк!" - И нет! какой пустяк?
20 Напротив, мой совет: когда не любишь драк,
Исправь себя! - "А в чем прикажете исправить?
Исправь! Советница! Смешна с своим умом!
Взялась других учить, собой не смысля править!
Сиди-ка над гнездом!"
СУРКИ И КРОТ
Перевод басни Флориана "La Taupe et les Lapins" ("Крот и Кролики"). В переводе уменьшено количество стихов (38 вместо 44 у Флориана), в основном благодаря большей динамичности и лаконизму повествования. Внесены русские черты - названия игр (гулючки, уголки, жмурки), разговорные и просторечные выражения.
Свои нам недостатки знать
И в недостатках признаваться -
Как небо и земля: скорей от бед страдать,
Чем бед виною называться!
В пример вам расскажу не басенку, а быль.
Чудна, но справедлива.
Я очевидец сам такого дива,
И, право, не хочу пускать в глаза вам пыль.
Однажды на лужок, лишь только солнце село,
10 Проказники сурки
Сошлись играть в езду, в гулючки, в уголки
И в жмурки! - Да, и в жмурки! Это дело
Так верно, как я здесь, и вот как: осокой
Тому, кому ловить, завязывались глазки,
Концы ж повязки
Под морду в узелок; а там - бреди слепой!
Слепой бредет! другие же беситься,
Кувыркаться, скакать кругом;
Тот под нос шиш ему, тот в зад его пинком;
20 Тот на ухо свистит, а тот пред ним вертится,
Коверкаясь как бес!
Бедняжка, лапки вверх, хвать-хвать, не тут-то было!
И где поймать таких увертливых повес!
Ловить бы до утра! но счастье пособило.
Возню услышав под землей,
Из норки вылез крот, монах слепой;
Туда ж играть с сурками!
Растешился, катит и прямо бряк в силки.
Сурки
30 Сошлись и говорят: "Он слеп, а мы с глазами!
Не лучше ли его..." - И, братцы, что за срам!
Ворчит надувшись крот: игра игрою!
Я пойман! мне ловить, с повязкой, как и вам.
"Пожалуй! но с твоей, приятель, слепотою
Не будет ли нам грех давить тебя узлом?"
- О, это уж обидно!
Как будто и играть невместно мне с сурком!
Стяни, сударь! еще! еще стяни! мне видно!
ИСТИНА И БАСНЯ
Перевод басни Флориана "La Fable et la Verite" ("Басня и Истина"). Изменив заглавие, Жуковский и в тексте Басню сделал младшей, а не старшей, как у Флориана, сестрой Истины. Количество стихов увеличено (40 вместо 33 в оригинале), в основном за счет введения подробностей в описание персонажей и в повествование о невзгодах Истины. Увеличена доля прямой речи. Внесены русские черты: реалии (тройка рысаков, мороз, сугроб снега), разговорные и даже просторечные выражения. Заключительное нравоучение, которое у Флориана дано как возможная перспектива, у Жуковского получило утвердительную форму.
Однажды Истина нагая,
Оставя кладезь свой15, на белый вышла свет.
Бог с ней! не пригожа, как смерть худая,
Лицом угрюмая, с сутулиной от лет.
Стук-стук у всех ворот: "Пустите, ради Бога!
Я Истина, больна, устала, чуть хожу!
Морозно, ветрено, иззябла и дрожу!"
- Нет места, матушка! счастливая дорога! -
Везде ей был ответ.
10 Что делать? на бок лечь, пусть снегом занесет!
Присела на сугроб, стучит зубами.
Вдруг Басня, в золоте, облитая парчой,
А правду молвить - мишурой,
Обнизанная жемчугами,
Вся в камнях дорогих,
Блистающих, как жар, хотя фальшивых,
На санках золотых,
На тройке рысаков красивых
Катит, и прямо к ней.- "Зачем ты здесь, сестра?
20 Одна! в такой мороз! прогулкам не пора!"
- Ты видишь, зябну! люди глухи:
Никто мне не дает приюта ни на час.
Я всем страшна! мы жалкий люд, старухи:
Как будто от чумы, все бегают от нас! -
"А ты ведь мне большая,
Не хвастаясь сказать! ну, то ли дело я?
Весь мир моя семья!
И кто ж виной? Зачем таскаешься нагая?
Тебе ль не знать, мой друг, что маску любит свет?
30 Изволь-ка выслушать мой сестринский совет:
Нам должно быть дружней и жить не так, как прежде,
Жить вместе; а тебе в моей ходить одежде.
С тобой - и для меня отворит дверь мудрец,
Со мною - и тебя не выгонит глупец;
А глупым нынче род - и род весьма обильный!"
Тут Истина, умильный
На Басню обративши взор,
К ней в сани прыг... Летят и следу нет! - С тех пор
Везде сестрицы неразлучно:
40 И Басня не глупа, и с Истиной не скучно!
СМЕРТЬ
Перевод басни Флориана "La Mort" ("Смерть"). Жуковский сильно отступил от оригинала, значительно увеличив количество стихов (30 вместо 19 у Флориана), превратив сухую аллегорию в живую сценку. Конкретизировано место действия ("сенат", "аудиенц-палата"); введены наглядные изображения действующих лиц, прямая речь. Особенно расширен эпизод с врачами. Благодаря слову "бояре" возник некоторый русский колорит. Сочетание разностильной лексики внесло в повествование иронический характер.
Однажды Смерть послала в ад указ,
Чтоб весь подземный двор, не более как в час,
На выбор собрался в сенате,
А заседанью быть в аудиенц-палате.
Ее величеству был нужен фаворит,
Обычнее - министр. Давно уж ей казалось,-
Как и история то ясно говорит,-
Что адских жителей в приходе уменьшалось.
Идут пред страшный трон владычицы своей -
10 Горячка бледная со впалыми щеками,
Подагра, чуть тащась на паре костылей,
И жадная Война с кровавыми глазами.
За ловкость сих бояр поруки мир и ад,
И Смерть их приняла с уклонкой уваженья!
За ними, опустив смиренно-постный взгляд,
Под мышкою таща бичи опустошенья,
Является Чума;
Грех молвить, чтоб и в ней достоинств не сыскалось:
Запас порядочный ума!
20 Собранье всколебалось.
"Ну! - шепчут.- Быть министром ей!"
Но сценка новая: полсотни лекарей
Попарно, в шаг идут и, став пред Смертью рядом,
Поклон ей! "Здравствовать царице много лет!"
Чтоб лучше видеть, Смерть хватилась за лорнет.
Анатомирует хирургов строгим взглядом.
В сомненье ад! как вдруг пороков шумный вход
Отвлек монархини вниманье.
"Как рада! - говорит.- Теперь я без хлопот!"
30 И выбрала Невоздержанье.
ЦАПЛЯ
Перевод басни Лафонтена «Le Héron» («Цапля»). Жуковский несколько уменьшил количество стихов (30 вместо 34 в оригинале). Сокращено нравоучение, из которого исключена связка со следующей басней по книге басен Лафонтена. Повествованию приданы живые интонации разговорной речи, внесены русские черты. Усилена образность описания (так, добавлено сравнение воды с прозрачным стеклом). Улитка, которой довольствуется цапля у Лафонтена, заменена лягушонком. Убрана отсылка к Горацию — упоминание крысы из VI сатиры 2-й книги; введено упоминание «диететики Тиссотовой».
Однажды цапля-долгошея
На паре длинных ног путем-дорогой шла;
Дорога путницу к потоку привела.
День красный был; вода, на солнышке светлея,
Казалась в тишине прозрачнейшим стеклом;
В ней щука-кумушка за карпом-куманьком
У берега резвясь гонялась.
Что ж цапля? носом их? — Ни крошки: зазевалась,
Изволит отдыхать, глазеть по сторонам
10 И аппетита дожидаться:
Ее обычай был обедать по часам
И диететики Тиссотовой держаться.16
Приходит аппетит; причудница в поток;
Глядит: вдруг видит, линь, виль-виль, со дна поднялся!
То вверх на солнышко, то книзу на песок!
Сластене этот кус несладким показался.
Скривила шею, носом щелк:
„Мне, цапле, есть линя! мне челядью такою
Себя кормить? И впрямь! хорош в них толк!
20 Я и трески клевнуть не удостою!“
Но вот и линь уплыл, пожаловал пискарь.
„Пискарь? ну, что за стать! такую удить тварь!
Поганить только нос! избави Бог от срама!“
Ой ты, разборчивая дама!
Приструнил голод! Что? Глядишь туда-сюда?
И лягушоночек теперь тебе еда! —
Друзья мои, друзья! не будем прихотливы!
Кто льстился много взять, тот часто все терял;
Одною скромностью желаний мы счастливы!
30 Никто, никто из нас всего не получал.
СОН МОГОЛЬЦА
Перевод басни Лафонтена «Le songe d’un habitant du Mogol» («Сон жителя Моголии»). Сюжет взят Лафонтеном из произведения персидского писателя XIII в. Саади «Гулистан», последние 20 стихов — из II-й книги «Георгик» Вергилия, Жуковский существенно увеличил объем басни (52 стиха вместо 40 у Лафонтена). Фигурирующие в оригинале отшельник и толкователь снов заменены в переводе соответственно на дервиша и колдуна; «служитель Орозмада» — дополнение Жуковского.
При изображении загробного мира убрано упоминание Миноса (одного из судей в языческой преисподней), но добавлена картина адских мук дервиша. Основные изменения коснулись второй части стихотворения. В оригинале она имеет характер рассуждения о преимуществах жизни вдали от света и двора. Жуковский придал ей глубоко лирический характер: введено обращение к друзьям, уединение приобрело черты «родительского крова». Усилено эмоциональное звучание всего фрагмента путем нагнетания вопросительной интонации (у Лафонтена всего одна вопросительная фраза). Распространены природные образы, подчеркнута трактовка счастья как «дара Природы». В стихах 40—45 горацианский мотив противопоставления великой судьбе довольства малым заменен романтическим мотивом слияния с природой в любых ее проявлениях. Заключительная часть перевода может быть рассмотрена как «маленькая элегия с автобиографическим содержанием» (Вацуро. С. 94).
Однажды доброму могольцу снился сон,17
Уж подлинно чудесный:
Вдруг видит, будто он,
Какой-то силой неизвестной,
В обитель вознесен всевышнего царя
И там — подумайте — находит визиря.
Потом открылася пред ним и пропасть ада.
Кого ж — прошу сказать — узнал он в адской мгле?
Дервиша… Да, дервиш, служитель Орозмада,18
В котле,
В клокочущей смоле
На ужин дьяволам варился.
Моголец в страхе пробудился;
Скорей бежать за колдуном;
Поклоны в пояс; бьет челом:
«Отец мой, изъясни чудесное виденье».—
«Твой сон есть божий глас, — колдун ему в ответ. —
Визирь в раю за то, что в области сует,
Средь пышного двора, любил уединенье.
Дервишу ж поделом; не будь он суесвят;
Не ползай перед тем, кто силен и богат;
Не суйся к визирям ходить на поклоненье».
Когда б, не бывши колдуном,
И я прибавить мог к словам его два слова,
Тогда смиренно вас молил бы об одном:
Друзья, любите сень родительского крова;
Где ж счастье, как не здесь, на лоне тишины,
С забвением сует, с беспечностью свободы?
О блага чистые, о сладкий дар Природы!
Где вы, мои поля? Где вы, любовь весны?
Страна, где я расцвел в тени уединенья,
Где сладость тайная во грудь мою лилась,
О рощи, о друзья, когда увижу вас?
Когда, покинув свет, опять без принужденья
Вкушать мне вашу сень, ваш сумрак и покой?
О! кто мне возвратит родимые долины?
Когда, когда и Феб и дщери Мнемозины19
Придут под тихий кров беседовать со мной?
При них мои часы весельем окрыленны;
Тогда постигну ход таинственных небес
И выспренних светил стезя неоткровенны.
Когда ж не мой удел познанье сих чудес,
Пусть буду напоен лесов очарованьем;
Пускай пленяюся источников журчаньем,
Пусть буду воспевать их блеск и тихий ток!
Нить жизни для меня совьется не из злата;20
Мой низок будет кров, постеля не богата;
Но меньше ль бедных сон и сладок и глубок?
И меньше ль он души невинной услажденье?
Ему преобращу мою пустыню в храм;
Придет ли час отбыть к неведомым брегам —
Мой век был тихий день, а смерть успокоенье.
3 октября 1806
В 1807—1808 гг. эту же басню под тем же заглавием перевел К. Н. Батюшков (впервые: Драматический вестник. 1808. Ч. 5. С. 286—287).
СТАРЫЙ КОТ И МОЛОДОЙ МЫШОНОК
Перевод басни Лафонтена «Le vieux Chat et la jeune Souris» («Старый Кот и молодая Мышь»). Жуковский почти не изменил количество стихов (26 вместо 25 у Лафонтена). Вместо Парок в аналогичном значении упомянут Плутон. Языку басни придан более живой характер; более непосредственным сделано и обращение к читателю.
Один неопытный мышонок
У старого кота под лапою пищал
И так его, в слезах, на жалость преклонял:
«Помилуй, дедушка! Ведь я еще ребенок!
Как можно крошечке такой, как я,
Твоим домашним быть в отягощенье?
Твоя хозяюшка и вся ее семья
Придут ли от меня, малютки, в разоренье?
И в чем же мой обед? Зерно, а много два!
Орех мне — на неделю!
К тому ж теперь я худ! Едва-едва
Могу дышать! Вчера оставил лишь постелю;
Был болен! Потерпи! Пусти меня пожить!
Пусть деточки твои меня изволят скушать!» —
«Молчи, молокосос! тебе ль меня учить?
И мне ли, старику, таких рассказов слушать!
Я кот и стар, мой друг! прощения не жди,
А лучше, без хлопот, поди
К Плутону, милости его отведать!
Моим же деточкам всегда есть что обедать!»
Сказал, мышонка цап; тот пискнул и припал.
А кот, покушавши, ни в чем как не бывал!
Ужель рассказ без поученья?
Никак, читатель, есть!
Всем юность льстит себя! все мыслить приобресть!
А старость никогда не знает сожаленья!
26 октября 1806
КАПЛУН И СОКОЛ
Перевод басни Лафонтена «Le Faucon et le Chapon» («Сокол и Каплун»), сюжет которой восходит к индийской сказке о каплуне и петухе. Жуковский увеличил количество стихов (43 вместо 37 в оригинале). Басня русифицирована: местом действия стала Москва, каплун получил русское имя: «Матюшка-долгохвост», повествованию и речи персонажей придан русский колорит. В характере сокола усилена спесь и грубость.
Приветы иногда злых умыслов прикраса.
Один
Московский гражданин,
Пришлец из Арзамаса,21
Матюшка-долгохвост, по промыслу каплун,
На кухню должен был явиться
И там на очаге с кухмистером судиться.
Вся дворня взбегалась: цыпь! цыпь! цыпь! цыпь! — Шалун
Проворно,
Смекнувши, что беда,
Давай бог ноги! «Господа,
Слуга покорный!
По мне, хотя весь день извольте горло драть,
Меня вам не прельстить учтивыми словами!
Теперь: цыпь! цыпь! а там меня щипать,
Да в печку! да, сморчами
Набивши брюхо мне, на стол меня! а там
И поминай как звали!»
Тут сокол-крутонос, которого считали
По всей окружности примером всем бойцам,
Который на жерди, со спесью соколиной,
Раздувши зоб, сидел
И с смехом на гоньбу глядел,
Сказал: «Дурак каплун! с такой, как ты, скотиной
Из силы выбился честной народ!
Тебя зовут, а ты, урод,
И нос отворотил, оглох, ко всем спиною!
Смотри пожалуй! я тебе ль чета? но так
Не горд! лечу на свист! глухарь, дурак,
Постой! хозяин ждет! вся дворня за тобою!»
Каплун, кряхтя, пыхтя, советнику в ответ:
«Князь сокол, я не глух! меня хозяин ждет?
Но знать хочу, зачем? а этот твой приятель,
Который в фартуке, как вор с ножом,
Так чванится своим узорным колпаком,
Конечно, каплунов усердный почитатель?
Прогневался, что я не падок к их словам!
Но если б соколам,
Как нашей братье каплунам,
На кухне заглянуть случилось
В горшок, где б в кипятке их княжество варилось,
Тогда хозяйский свист и их бы не провел;
Тогда б, как скот каплун, черкнул и князь сокол!»
27 октября 1806
КОТ И МЫШЬ
Перевод басни Лафонтена «Le Chat et le Rat» («Кот и Крыса»). Жуковский увеличил количество стихов (59 вместо 55 у Лафонтена). Прямая речь расширена и приобрела более эмоциональный характер. В описании утра слова в скобках добавлены Жуковским. Усилен комизм повествования за счет сочетания лексики разных стилей («благочестивый распутлялся»). Создан русский колорит путем введения русских имен персонажей (кот Федотка-сыроед, сова Трофимовна-сопунья) и использования элементов разговорной речи и просторечия.
Случилось так, что кот Федотка-сыроед,
Сова Трофимовна-сопунья,
И мышка-хлебница, и ласточка-прыгунья,
Все плуты, сколько-то не помню лет,
Не вместе, но в одной дуплистой, дряхлой ели
Пристанище имели.
Подметил их стрелок и сетку — на дупло.
Лишь только ночь от дня свой сумрак отделила
(В тот час, как на полях ни темно, ни светло,
Когда, не видя, ждешь небесного светила),
Наш кот из норки шасть и прямо бряк под сеть.
Беда Федотушке! приходит умереть!
Копышется, хлопочет,
Взмяукался мой кот,
А мышка-вор — как тут! ей пир, в ладоши бьет,
Хохочет.
«Соседушка, нельзя ль помочь мне? — из сетей
Сказал умильно узник ей. —
Бог добрым воздаянье!
Ты ж, нещечко мое, душа моя, была,
Не знаю почему, всегда мне так мила,
Как свет моих очей! как дне́вное сиянье!
Я нынче к завтрене спешил
(Всех набожных котов обыкновенье),
Но, знать, неведеньем пред богом погрешил,
Знать, окаянному за дело искушенье!
По воле вышнего под сеть попал!
Но гневный милует: несчастному в спасенье
Тебя мне бог сюда послал!
Соседка, помоги!» — «Помочь тебе! злодею!
Мышатнику! Коту! С ума ли я сошла!
Избавь его себе на шею!» —
«Ах, мышка! — молвил кот. — Тебе ль хочу я зла?
Напротив, я с тобой сейчас в союз вступаю!
Сова и ласточка твои враги:
Прикажешь, в миг их уберу!» — «Я знаю,
Что ты сластёна-кот! но слов побереги:
Меня не обмануть таким красивым слогом!
Глуха я! оставайся с богом!»
Лишь хлебница домой,
А ласточка уж там: назад! на ель взбираться!
Тут новая беда: столкнулася с совой.
Куда деваться?
Опять к коту; грызть, грызть тенета! удалось!
Благочестивый распутлялся;
Вдруг ловчий из лесу с дубиной показался,
Союзники скорей давай бог ноги, врозь!
И тем все дело заключилось.
Потом опять коту увидеть мышь случилось,
«Ах! друг мой, дай себя обнять!
Боишься? Постыдись; твой страх мне оскорбленье!
Грешно союзника врагом своим считать!
Могу ли позабыть, что ты мое спасенье,
Что ты моя вторая мать?» —
«А я могу ль не знать,
Что ты котище-объедало?
Что кошка с мышкою не ладят никогда!
Что благодарности в вас духу не бывало!
И что по ну́жде связь не может быть тверда?»
ОРЁЛ И ЖУК
Перевод басни Лафонтена «L’Aigle et l’Escarbot» («Орел и Жук»), сюжет которой восходит к Эзопу. Жуковским увеличено количество стихов (59 вместо 55 у Лафонтена). Несколько детализировано изображение (например, орлиного гнезда), косвенная речь заменена прямой. Добавлены комические выражения («всевышний струсил»; «Бог с тобою» — в обращении к Зевсу). Исключено упоминание Ганимеда, когда-то вознесенного на небо орлом. Басне приданы некоторые русские черты в основном за счет использования элементов разговорной речи и благодаря упоминанию снега в последнем стихе.
Орел, пустясь из туч, на кролика напал.
Бедняк, без памяти, куда бы приютиться,
На норку жука набежал;
Не норка, щель: ему ли в ней укрыться?
И лапке места нет! Наш кролик так и сяк,
Свернувшися в кулак,
Прилег, дрожит. Орел за ним стрелою,
И хочет драть. Жучок приполз к его ногам:
„Царь птиц! и я, и он — ничто перед тобою!
10 Но сжалься, пощади! позор обоим нам,
Когда в моей норе невинность растерзаешь!
Он мой сосед, мой кум! мы старые друзья!
Ты сам, мой царь, права гостеприимства знаешь;
Смягчись, или пускай погибну с ним и я!“
Орел с улыбкою надменной,
Ни слова не сказав, толкнул жучка крылом,
Сшиб с места, оглушил. А кума смявши в ком,
Как не бывал! — Жучок жестоко оскорбленной,
В гнездо к орлу! и в миг яички все побил:
20 Яички, дар любви, надежду, утешенье!
Хотя б одно, хотя б одно он пощадил!
Царь птиц, узря в гнезде такое разоренье,
Наполнил криком лес;
Стенает:
О, ярость! Кто сей враг? Кому отмстить?.. Не знает!
Напрасно сетует: среди пустых небес
Отчаянного стон бесплодно исчезает.
Что делать! до весны утехи отложить.
Гнездо ж повыше свить.
30 Пришла весна! в гнезде яички! матка села.
Но жук не спит, опять к гнезду, — яичек нет!
Увы! едва ль взглянуть на них она успела!
Страданье выше мер! грустит! противен свет!
И эхо целый год не стихнуло в дубраве!
Отчаянный орел
К престолу Зевса полетел
И мыслит: „Кто дерзнет к седящему во славе
С злодейской мыслью подступить!
Днесь будет бог богов детей моих хранить!
40 Где место безопасней в мире?
Осмельтесь, хищники, подняться к небесам!“
И яица кладет на Зевсовой порфире.
Но жук — провор и сам,
На хитрости пустился:
Он платье Вечного закапал грязью. Бог —
Который пятнышка на нем терпеть не мог —
Тряхнулся, яйца хлоп! Орел взбесился,
На Зевса окрик: „Я сейчас с небес долой!
Оставлю и тебя, и гром, и нектар твой!
50 В пустыню спрячусь! Бог с тобою!“ —
Всевышний струсил; звать жучка; жучок предстал;
Что было, где и как, Зевесу рассказал,
И вышло, что орел один всему виною.
Мирить их: кстати ли! и слышать не хотят!
Что ж сделал царь вселенной?
Нарушил ход вещей, от века утвержденной:
С тех пор, когда орлы на яицах сидят,
Род жучий, вместе с байбаками,
Не видя света, скрыт под снежными буграми.
АМИНА И ЭНДИМИОН
Перевод басни Лафонтена «Tircis et Amarante» («Тирсис и Амаранта»), посвященной мадемуазель де Силлери, племяннице герцога де Ларошфуко, автора «Максим». В издании басен Лафонтена 1803 г., сохранившемся в составе библиотеки Жуковского (Описание. № 2639), 14 стихов басни, в которых описываются муки и радости любви, отчеркнуты на полях вертикальной чертой (см.: БЖ. Ч. 3. С. 374—375). В переводе Жуковского опущены первые 29 ст. басни Лафонтена, обращенные к м-ль де Силлери; 34 ст. сюжетной части подлинника соответствуют 40 ст. перевода; изменены имена персонажей: Тирсис, Амаранта, Клидамант у Лафонтена — Амина, Эндимион, Эсхин у Жуковского.
Амина, приуныв, сидела над рекою.
Подходит к ней Эндимион.22
„Амина, — говорит пастушке нежно он, —
Ты страждешь тайною тоскою!
Иль чувствуешь сию неведомую боль,
Души восторг и упоенье,
С которою ничто, ничто нейдет в сравненье,
Ни самый Божий рай? Любезная, позволь,
Невинности твоей неопытной в спасенье,
10 Тебя, которою душа моя живет,
Заране охранить от сей приманки лестной.
Зовут ее — любовь; подвержен ей весь свет!
И ты — с душой твоей прелестной!“ —
„Без шуток? страх какой!
Скажи ж, Эндимион, что чувствует больной?“ —
„Мученье несравненно!
Мученье — рай души, пред коим трон вселенной
Теряет весь свой блеск, все прелести свои:
Ты забываешься, ты в сладостном волненье;
20 Под сению лесов мечтаешь в упоенье;
Глядишь ли в тихие источника струи,
Ты видишь не себя, ты видишь образ тайной,
Всегда присутственный, повсюду спутник твой,
Единственный, весь мир украсивший собой...
В деревне есть пастух: увидясь с ним случайно,
Краснеешь, страстный жар в душе твоей горит;
От имени его, от пламенного взора,
От приближения, улыбки, разговора,
Смущаешься! молчишь, но взор твой говорит.
30 Не видясь с ним, невольно унываешь!
Боишься встретиться, и встречи тайно ждешь;
Вздыхаешь — от чего, не зная — но вздыхаешь...“ —
„Так эту-то болезнь любовью ты зовешь? —
Воскликнула Амина. —
О, я знакома с ней! Прошедшею весной,
Что ты ни говорил, точь-в-точь сбылось со мной,
Когда узнала я Эсхина!“ —
Как быть, Эндимион! Не редкость жребий твой!
Наш дух желанием ко счастию влечется,
40 Но счастие другим при нас же достается.23
СОКОЛ И ФИЛОМЕЛА
Перевод басни Лафонтена «Le Milan et le Rossignol» («Коршун и Соловей»), сюжет которой восходит к «Трудам и дням» Гесиода. Жуковским увеличено количество стихов (28 вместо 20 у Лафонтена). Более детально изображен переполох у кур, речи сокола придан более экспрессивный характер.
Летел соко́л. Все куры всхлопотались
Скликать цыплят; бегут цыпляточки, прижались
Под крылья к маткам; ждут, чтобы напасть прошла,
Певица филомела,
Которая в лесу пустынницей жила
И в тот час, на беду, к подружке полетела
В соседственный лесок,
Попалась к соколу. «Помилуй, — умоляет, —
Ужели соловьев соколий род не знает!
Какой в них вкус! один лишь звонкий голосок,
И только! Вам, бойцы, грешно нас, певчих, кушать!
Не лучше ль песенки моей послушать?
Прикажешь ли? спою
Про ласточку, сестру мою…
Как я досталася безбожнику Терею…» —24
«Терей! Терей! я дам тебе Терея, тварь!
Годится ль твой Терей на ужин?» — «Нет, он царь!
Увы! сему злодею
Я вместе с Прогною сестрой
На жертву отдана безжалостной судьбой!
Склони соколий слух к несчастной горемыке!
Гармония мила чувствительным сердцам!..» —
«Конечно! натощак и думать о музы́ке!
Другому пой! я глух!» — «Я нравлюсь и царям!» —
«Царь дело, я другое!
Пусть царь и тешится музы́кою твоей!
Для нас, охотников, она — пустое!
Желудок тощий — без ушей!».
2 ноября 1806
ПОХОРОНЫ ЛЬВИЦЫ
Перевод басни Лафонтена «Les obsèques de la Lionne» («Погребение Львицы»). Жуковский значительно увеличил количество стихов (70 вместо 55 у Лафонтена). Расширено изображение погребального обряда, которому приданы русские черты. Введены дополнительные персонажи (Потап-мартышка, суслик-камергер), эпизод обморока лисицы. Развернуто описание скорби льва. Добавлены подробности о том, чем награжден олень. Нравоучение сокращено (1 стих вместо 4 у Лафонтена).
В лесу скончалась львица.
Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знать
Стеклись последний долг покойнице отдать.
Усопшая царица
Лежала посреди пещеры на одре,
Покрытом кожею звериной;
В углу, на алтаре
Жгли ладан, и Потап с смиренной образиной —
Потап-мартышка, ваш знакомец, — в нос гнуся,
С запинкой, заунывным тоном,
Молитвы бормотал. Все звери, принося
Царице скорби дань, к одру с земным поклоном
По очереди шли, и каждый в лапу чмок,
Потом поклон царю, который, над женою
Как каменный сидя и дав свободный ток
Слезам, кивал лишь молча головою
На все поклонников приветствия в ответ.
Потом и вынос. Царь выл голосом, катался
От горя по земле, а двор за ним вослед
Ревел, и так ревел, что гулом возмущался
Весь дикий и обширный лес;
Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,
Что суслик-камергер без чувств упал от слез
И что лисицу с час мартышки оттирали!
Я двор зову страной, где чудный род людей:
Печальны, веселы, приветливы, суровы;
По виду пламенны, как лед в душе своей;
Всегда на все готовы;
Что царь, то и они; народ — хамелеон,
Монарха обезьяны;
Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;
Не люди, сущие органы:
Завел — поют, забыл завесть — молчат.
Итак, за гробом все и воют и мычат.
Не плачет лишь олень. Причина? Львица съела
Жену его и дочь. Он смерть ее считал
Отмщением небес. Короче, он молчал.
Тотчас к царю лиса-лестюха подлетела
И шепчет, что олень, бессовестная тварь,
Смеялся под рукою.
Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!
А как был царь и лев, он гривою густою
Затряс, хвостом забил,
«Смеяться, — возопил, —
Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!
Когтей не посрамлю преступника терзаньем;
К волкам его! к волкам!
Да вмиг расторгнется ругатель по частям,
Да казнь его смирит в обителях Плутона
Царицы оскорбленной тень!»
Олень,
Который не читал пророка Соломона,
Царю в ответ: «Не сетуй, государь,
Часы стенаний миновались!
Да жертву радости положим на алтарь!
Когда в печальный ход все звери собирались
И я за ними вслед бежал,
Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;
Хоть был я ослеплен, но вмиг ее узнал.
— Олень! — святая мне сказала, —
Не плачь, я в области богов
Беседую в кругу зверей преображенных!
Утешь со мною разлученных!
Скажи царю, что там венец ему готов! —
И скрылась». — «Чудо! откровенье!» —
Воскликнул хором двор.
А царь, осклабя взор,
Сказал: «Оленю в награжденье
Даем два луга, чин и лань!»
Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?
6 ноября 1806
КОМАР
Вольный перевод стихотворения немецкого поэта Иоганна Вильгельма Людвига Глейма (1719—1803) «Die Fliege» («Муха»), помещенного у него в раздел «Басни». Отсутствие перебеленного автографа и невключение ни в одно прижизненное издание заставляют думать, что перевод не удовлетворил автора.
Характер записи в книге свидетельствует, что, начав работу с особенно понравившейся афористической концовки глеймовского стихотворения («Und trank den Tod, wo wir das Leben trinken»), переводчик заменяет 8 строк разностопного ямба с логическими паузами и незамысловатой рифмой, создающими впечатление легкости и шутливости повествования, на 6 строк, из которых 5 — шестистопный ямб (с цезурой после третьей стопы), а одна — четырехстопный, от чего легкость движения стиха утратилась. Кроме того, заменив Муху Комаром, он лишил миниатюру ряда конкретных деталей, что допускал лишь на ранних этапах творчества (подробнее см.: БЖ. Ч. 3. С. 394—395).
Как все, мой нежный друг, неверно под луною!25
Тебе докажет то комар своей судьбою.
Пленившись пеной золотою,
Он сладости в вине, как ты и я, искал.
Но в сладостном вине конец безумца ждал!
Он там находит смерть, где жизнь для нас с тобою.
Солнце и Борей
Солнцу раз сказал Борей:
«Солнце, ярко ты сияешь!
Ты всю землю оживляешь
Теплотой своих лучей!..
Но сравнишься ль ты со мною?
Я сто раз тебя сильней!
Захочу — пущусь, завою
И в минуту мраком туч
Потемню твой яркий луч.
Всей земле свое сиянье
Ты без шума раздаешь,
Тихо на небо взойдешь,
Продолжаешь путь в молчанье,
И закат спокоен твой!
Мой обычай не такой!
С ревом, свистом я летаю,
Всем верчу, все возмущаю,
Все дрожит передо мной!
Так не я ли царь земной?..
И труда не будет много
То на деле доказать!
Хочешь власть мою узнать?
Вот, гляди: большой дорогой
Путешественник идет;
Кто скорей с него сорвет
Плащ, которым он накрылся,
Ты иль я?..» И вмиг Борей
Всею силою своей,
Как неистовый, пустился
С путешественником в бой.
Тянет плащ с него долой.
Но напрасно он хлопочет...
Путешественник вперед
Все идет себе, идет,
Уступить никак не хочет
И плаща не отдает.
Наконец Борей в досаде
Замолчал; и вдруг из туч
Показало Солнце луч,
И при первом Солнца взгляде,
Оживленный теплотой,
Путешественник по воле
Плащ, ему не нужный боле,
Снял с себя своей рукой.
Солнце весело блеснуло
И сопернику шепнуло:
«Безрассудный мой Борей!
Ты расхвастался напрасно!
Видишь: злобы самовластной
Милость кроткая сильней!»
Написано в 1827 г. Напечатано впервые в «Отчете императорской Публичной библиотеки за 1884 г.».
Умирающий лебедь
День уж к вечеру склонялся,
Дряхлый лебедь умирал.
Он в тени дерев лежал,
Тихо с жизнию прощался
И при смерти сладко пел.
И над ним сидел уныло
Голубочек сизокрылый,
Слушал пение, смотрел,
Как покойно он кончался,
И грустил и восхищался.
«Что глядишь на старика?» —
Так спросила голубка
Легкомысленная утка.
«Ах! для сердца и рассудка
Смерть его — святой урок! —
Отвечал ей голубок. —
Слышишь, как он сладкогласно
При конце своем поет!
Кто на свете жил прекрасно,
Тот прекрасно и умрет?»
Написано в 1827 г. Напечатано впервые в «Отчете императорской Публичной библиотеки за 1884 г.».
Примечания
Мартышка, показывающая китайские тени ("Творцы и прозой и стихами...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 8 об.) - беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 30 об.- рукою А. А. Протасовой.
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 40 об.- рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, on. 2, No 1, л. 5-5 об.- рукою М. А. Протасовой, с большой правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, No 2, л. 4 об.- 5 - рукою А. А. Протасовой.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. No 5. С. 43-с подзаголовком: "Басня" и подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 11 октября 1806г. на основании свидетельства самого Жуковского.
Сокол и голубка ("Голубку сокол драл в когтях...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 8) - беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 39 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: "12 октября 1806 года"; зачеркнуто.
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 39 об.- рукою В. И. Губарева.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 31. No 4. С. 262-с подзаголовком: "Басня" и подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 12 октября 1806 г.
Мартышки и лев ("Мартышки тешились лаптой...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 9 об.- 10) - черновой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 33 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: "1806 года 12 октября".
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 44 об.- 45 - рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 1, л. 21 об.- 22 - рукою М. А. Протасовой; зачеркнуто. Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. No 8. С. 278-280 - под общим заголовком: "Басни" с басней "Кот и мышь", с подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 12 октября 1806 г.
Ссора плешивых ("Два кума лысые дорогой шли...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 7) - беловой, с заглавием: "Плешивые"
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 33 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского, с датой: "1806 года 13 октября".
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 41 рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 2, л. 15 - рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского, с заглавием: "Плешивые".
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. No 6. С. 113, под общим заголовком: "Басни" с басней "Цапля" и с подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 13 октября 1806 г.
Кот и зеркало ("Невежды-мудрецы, которых век проходит...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 7 об.) - беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 33 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: "1806 года 13 октября".
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 49 об.- 50 - рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 1, л. 19 об.- рукою М. А. Протасовой.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 34. No 14. С. 98-99, с подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 13 октября 1806 г.
Голубка и сорока ("Голубка двор об двор с сорокою жила...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 6) - беловой, с правкой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 34 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского, с датой: "1806 года 13 октября".
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 49-рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 1, л. 28 об.- рукою М. А. Протасовой.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 35. No 17. С. 32 - с подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило. Печатается, по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 13 октября 1806 г.
Сурки и крот ("Свои нам недостатки знать...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. боб.- 7) - беловой, с правкой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 35 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: "1806 года 14 октября".
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 48-48 об.- рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 1, л. 14 - рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, No 2, л. 13 об,- 14 - рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского, зачеркнуто.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 33. No 10. С. 110-112, с подзаголовком: "Басня" и подписью: "В. Ж...ий".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 14 октября 1806 г.
Истина и Басня ("Однажды Истина нагая...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 12 об.) - беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 36 об.- 37 об.- рукою А. А. Протасовой, с датой: "1806 года 16 октября"; зачеркнуто.
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 37-37 об.- рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп 2, No 1, л. 7 об.- 8 - рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского; зачеркнуто.
4) РНБ. оп. 2, No 2, л. 7-7 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 31. No 1. С. 56-58 - с подписью: "В. Жквск".
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 16 октября 1806 г.
Смерть ("Однажды Смерть послала в ад указ...")
Автограф (РНБ, оп. 1, No 14, л. 14 об.- 15) - черновой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, No 13, л. 37 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: "1806 года 17 октября"; зачеркнуто.
2) РНБ, оп. 1, No 15, л. 52-52 об.- рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, No 1, л. 25 об.- рукою М. А. Протасовой.
4) РНБ, оп. 2, No 2, л. 21 об.- рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского. Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 34. No 13. С. 29-30, без подписи.
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 17 октября 1806 г.
Цапля («Однажды цапля-долгошея...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 19 об.) — беловой, с последующей правкой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 39 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «22 октября 1806 года».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 42 об. — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, № 1, л. 14 об. — рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 14 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. № 6. С. 114—115 — под общим заголовком: «Басни» с басней «Ссора плешивых» и подписью: «В. Ж-ий».
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 22 октября 1806.
Сон могольца («Однажды доброму могольцу снился сон...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 20) — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 40 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 23 октября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 43—44 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 1, № 20, л. 2 — рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 37—37 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. № 7. С. 192—194, с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненных изданиях: С 1—5. В С 1—3 (отдел «Смесь») — с подзаголовком «Из Лафонтена» и датой: «1806»; в С 5 — с подзаголовком: «Басня (Из Лафонтена)» и датой: «1805».
Датируется: 23 октября 1806 г.
Старый кот и молодой мышонок («Один неопытный мышонок...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 25) — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 45 об. — 46 — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 26 октября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 51 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, № 1, л. 18 — рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 17 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 35. № 19. С. 185—186 — с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 26 октября 1806 г.
Каплун и сокол («Приветы иногда злых умыслов прикраса...»)
Автографы:
1) РНБ, оп. 1, № 12, л. 35 — черновой набросок; зачеркнуто.
2) РНБ, оп. 1, № 14, л. 25 об. — 26 — с заглавием: «Сокол и каплун» и последующей правкой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 46 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 27 октября», с заглавием: «Сокол и каплун».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 52—53 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, № 1, л. 23 — рукою М. А. Протасовой, с правкой Жуковского и заглавием: «Сокол и каплун»
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 27 об. — 28 — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и заглавием: «Сокол и каплун».
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 34. № 15. С. 176—178 — с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 27 октября 1806 г.
Кот и мышь («Случилось так, что кот Федотка-сыроед...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 26 об. — 27) — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 47 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 26 октября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 45 об. — 46 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 1, № 20, л. 4 — рукою М. А. Протасовой с правкой Жуковского.
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 39 об. —40 — рукою А. А. Протасовой с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 32. № 8. С. 280—282 — под заголовком: «Басня» вместе с басней «Мартышки и лев» и с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 26 октября 1806 г.
Орел и жук («Орел, пустясь из туч, на кролика напал...»)
Автографы:
1) РНБ, оп. 1, № 12, л. 34 — черновой.
2) РНБ, оп. 1, № 14, л. 28 — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 49 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 30 октября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 39—40 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, № 1, л. 8 об. — 9 — рукою М. А. Протасовой, с большой правкой Жуковского; все зачеркнуто.
4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 8—8 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 31, № 3. С. 187—189 — с подзаголовком: «Басня» и подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 30 октября 1806 г.
Амина и Эндимион («Амина, приуныв, сидела над рекою...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 30—30 об.) — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 43 об. — 44 — рукою А. А. Протасовой с датой: «1806 году 1 ноября», с правкой Жуковского; с отличиями от печатного текста; зачеркнуто вертикальной чертой.
2) РНБ, оп. 2, № 1, л. 27 об. — рукою М. А. Протасовой с правкой Жуковского; зачеркнуто вертикальной чертой.
3) РНБ, оп. 1, № 15, л. 47 — рукою В. И. Губарева. Текст совпадает с беловым автографом.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 33. № 10. С. 108—110 — перед басней «Сурки и крот». Обе басни с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 1 ноября 1806 г.
Сокол и Филомела («Летел сокол. Все куры всхлопотались...»)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 31 об.) — беловой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 51 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 2 ноября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 50 об. — 51 — рукою В. И. Губарева.
3) РНБ, оп. 2, № 1, л. 22 об. — рукою М. А. Протасовой. Тексты идентичны автографу.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 35. № 18. С. 102—103 — с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 2 ноября 1806 г.
Похороны львицы («В лесу скончалась львица...»)
Автографы:
1) РНБ, оп. 1, № 12, л. 39 — черновой.
2) РНБ, оп. 1, № 14, л. 32—33 — беловой, с правкой.
Копии:
1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 52 об. — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского и датой: «1806 года 6 ноября».
2) РНБ, оп. 1, № 15, л. 53 об. — 55 — рукою В. И. Губарева. Текст идентичен автографу № 2.
3) РНБ, оп. 2, № 2, л. 30 об. — 31 — рукою А. А. Протасовой, с правкой Жуковского.
Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 33, № 11. С. 189—192 — с подписью: «В. Ж-ий».
В прижизненные собрания сочинений не входило.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
Датируется: 6 ноября 1806 г.
Комар («Как все, мой нежный друг, неверно под луною!..»)
Автографы:
1) Gleim F.-W.-L. Sämmtliche Schriften. Bd. 1. Leipzig, 1802. S. 60 (Описание. № 1135) — черновой, на свободной части страницы, без заглавия.
2) РНБ, оп. 1, № 12, л. 22 — черновой, с заглавием: «Комар».
При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: БЖ. Ч. 3. С. 393. Публикация Н. Б. Реморовой по автографу № 2.
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется: предположительно 1806 г.
Основание для датировки — местоположение автографа № 2 в рукописи, где он находится на одном листе с черновыми автографами стих. «Сафина ода» и «Идиллия», относящихся к маю 1806 г. Время чтения произведений Глейма также соотносится с этой датировкой.
- 1. подробнее см.: Ж. и русская культура. С. 96.
- 2. РНБ, оп. 1, № 79, л. 8
- 3. Ramler K. W. Fabellese. Leipzig, 1783
- 4. см.: Ж. и русская культура. С. 98
- 5. см.: Гофман. С. 150—153; Реморова. С. 235—249
- 6. Жан де Лафонтен (1621—1695) — поэт, автор стихотворных новелл и нескольких выпусков знаменитых «Басен» (1660-е — 1690-е гг.). В библиотеке Жуковского имелось издание: Fables de Lafontaine; suivies d’Adonis, poème. T. 1. P., 1799 (Описание. № 2677).
- 7. Жан-Пьер Клари Флориан (1755—1794) — автор новелл, романов (в том числе переложения «Дон Кихота» Сервантеса), стихотворений. Басни Флориана были опубликованы в 1792 г. и приобрели большую популярность. В библиотеке Жуковского имелось издание: J. P. C. Florian. Fables. Nouvelle édition. B., 1797, с его пометами и записями (Описание. № 1032).
- 8. см., напр.: Резанов. Вып. 2. С. 470; Русская басня XVIII—XIX вв. Л., 1977. С. 577
- 9. РА. 1883. Ч. 1. С. 212)
- 10. см.: Эстетика и критика. С. 323—324, 326—327).
- 11. Резанов. Вып. 2. С. 471).
- 12. ПЖТ. С. 24).
- 13. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах. Т. 1. Стихотворения 1797-1814 гг. — М.: "Языки русской культуры", 1999
- 14. «Русская басня XVIII XIX веков», Большая серия Библиотеки поэта, Л., 1977
- 15. Оставя кладезь свой...- Восходит к выражению Демокрита: "Истина скрывается в глубине".
- 16. И диететики Тиссотовой держаться... — Имеется в виду популярная в начале XIX в. в России книга о гигиене известного французского врача С.-А. Тиссо (1728—1797), практиковавшего в Швейцарии (см.: Tissot S. A. Avis au peuple sur la santé. Lausanne, 1761).
- 17. Однажды доброму могольцу снился сон... — Моголия — мусульманское государство на территории средневековой Индии.
- 18. ...служитель Орозмада... — Очевидно, обозначение верховного божества в ряде азиатских религий Ахурамазда.
- 19. ... И Феб и дщери Мнемозины... — Т. е. Аполлон и предводительствуемые им Музы — дочери Зевса и богини памяти Мнемозины.
- 20. Нить жизни для меня совьется не из злата... — Имеется в виду древнегреческий мифологический сюжет о мойрах (др.-рим. — Парки), прявших и перерезавших нить человеческой судьбы.
- 21. Пришлец из Арзамаса... — Город Арзамас славился откармливанием гусей. Впоследствии это будет обыграно в шутливом ритуале заседаний литературного общества «Арзамас».
- 22. Подходит к ней Эндимион... — Эндимион — по греческой мифологии, возлюбленный богини луны Селены, которого Зевс погрузил в вечный сон, чтобы сохранить ему бессмертие. В контексте сюжета басни имя Эндимион, данное ее герою Жуковским, обретает иронический оттенок: подобно своему мифологическому прообразу, герой басни проспал свое счастье. В принципе подбора имен героев по созвучию очевидны истоки более поздних номинаций в балладах. Ср.: Эльвина и Эдвин, Алина и Альсим, Арминий и Минвана.
- 23. Как быть, Эндимион! ~ Но счастие другим при нас же достается. — В копии № 2 эти последние три стиха читаются иначе: «Бедняк Эндимион; расчет неверен твой // Давно пословица ведется: // Готовишь для Петра — Ивану достается».
- 24. Как я досталася безбожнику Терею... — В басне отразился мифологический сюжет о сестрах Прогне и Филомеле, подвергшихся преследованиям со стороны фракийского царя Терея и превращенных богами соответственно в ласточку и соловья (см.: Овидий. Метаморфозы. Кн. 6. Ст. 424—674).
- 25. Как все, мой нежный друг, неверно под луною!.. — Это отступление от подлинника восходит к известной цитате Н. М. Карамзина из стих. «Опытная Соломонова мудрость, или Выбранные мысли из Екклезиаста» (1797): «Ничто не ново под луною».
- 26. Из басен Эзопа.