М. А. Цявловский. Комментарии [к балладе А. Пушкина «Тень Баркова»]

Роль выдающегося русского филолога Мстислава Александровича Цявловского (14. VI 1883 — 11. XI 1947) в изучении лицейского творчества Пушкина должна быть признана исключительной. Вместе с Т. Г. Зенгер-Цявловской он был редактором первого тома «большого» академического издания (1937). Цявловский подготовил историко-литературный комментарий к пушкинским стихотворениям 1813—1817 гг. , который по прошествии полувека «составил основу» первого тома нового академического собрания; в аппарат этого издания вошел и труд Цявловского об источниках текста лицейских стихотворений.

Особую проблему при подготовке корпуса ранних пушкинских текстов представляла порнографическая баллада «Тень Баркова». П. Е. Щеголев писал (1928): «Отсутствие в печати полного текста баллады затрудняет работу исследователей, и надо пожелать, чтобы текст был опубликован хотя бы на правах рукописи, хотя бы в самом ограниченном числе экземпляров». Цявловский занялся реконструкцией стихотворения и закончил свой труд в 1931 г. В списке неизданных работ ученого числится «„Тень Баркова“ Пушкина. Особое приложение к т. I Академического издания Пушкина (<...> не для продажи) <...> Было набрано, сверстано, но издание не состоялось».

Издательство Академии наук, куда была сдана рукопись книги, планировало завершить набор к 1. II 1937 (тираж — 200 экземпляров). «Тень Баркова» готовилась в обстановке строгой секретности: она печаталась в типографии НКВД, где работали всего два наборщика (глухонемые муж и жена). Исследованию Цявловского довелось пережить самые невероятные испытания. В типографии возник пожар, и обширный комментарий к балладе, казалось, был утерян безвозвратно. Но в 1939 или 1940 г. верстка неожиданно «всплыла» в московском букинистическом магазине, а в 1943 г., благодаря чистой случайности, к Цявловскому вернулась часть его наборной рукописи. Эти документы сохранялись в доме до смерти Т. Г. Цявловской (30. V 1978), а затем были переданы в Рукописный отдел Пушкинского дома. Дальнейшая судьба этого фундаментального труда также не была благоприятной; с неточностями, способными ввести в заблуждение, до сих пор были изданы лишь разрозненные его фрагменты. Между тем, недоступность исследования мешает обсуждению поставленных в нем вопросов, вместе с тем поощряя профессионально несостоятельные спекуляции.

Обратимся теперь к основным проблемам, поднятым и блестяще разрешенным Цявловским. Перед ученым стояли сложные задачи, и в первую очередь обоснование атрибуции «Тени Баркова». На основе шести списков, имевшихся в его распоряжении и воспроизведенных в комментарии, а также отрывков, напечатанных в 1863 г. Гаевским, Цявловский контаминировал полный текст произведения. Проанализировав «историю „Тени Баркова“ в пушкиноведении», он выяснил, что П. А. Ефремов, с легкой руки которого баллада в течение полувека считалась апокрифической, на деле не привел никаких серьезных «доказательств против авторства Пушкина», и мы, таким образом, «ничего не можем противопоставить» тем свидетельствам лицеистов (соучеников поэта), опираясь на которые, Гаевский приписывал «Тень Баркова» Пушкину. Далее, Цявловский составил почти исчерпывающий список «лексических и фразеологических совпадений <...> баллады с ранне-лицейскими произведениями Пушкина»; наличие большого числа параллелей является убедительным аргументом в пользу принадлежности баллады Пушкину. Исследователь обратился к проблеме пушкинского сквернословия и продемонстрировал, что в основе шокирующей стилистики баллады лежит «нарочитое <...> „нагнетание“» нецензурных вульгаризмов, «вообще довольно обычных как в произведениях поэта, так и в его письмах».

В комментарии сделаны первые серьезные шаги к установлению литературного контекста «Тени Баркова». Подчеркнув значимость лицейской «пародиомании» для раннего творчества Пушкина, Цявловский обосновал остававшееся «голословным» утверждение Гаевского о том, что «Тень Баркова» представляет собой пародию на балладу Жуковского «Громобой», и указал на другие важные источники пушкинского стихотворения (в частности, на «Певца во стане Русских воинов» Жуковского и на перепевы этого стихотворения в батюшковском «Певце в Беседе Славяно-Россов»). Наконец, Цявловский показал, что «учителями Пушкина <...> в пародийной перелицовке серьезных произведений» были Скаррон и Пирон, а также их русские последователи В. Майков и Барков. Результаты работы Цявловского дали ему полное право расценить балладу юного Пушкина как «вещь большого мастерства» — «непревзойденное» «произведение в барковском стиле».

По изд.: Philologica, 1996, т. 3, № 5/7, 159—265 (текст), 265—286 (примечания)
Публикация Е. С. Шальмана. Подготовка текста и примечания И. А. Пильщикова

 

<О принадлежности Пушкину баллады «Тень Баркова»>

Единственное указание на принадлежность баллады «Тень Баркова» Пушкину имеется в статье В. П. Гаевского «Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения», напечатанной в №№ 7 и 8 «Современника» за 1863 г. 1 и с тех пор никогда не перепечатывавшейся. Статья эта, наряду с работами Я. К. Грота, принадлежит к основоположным трудам пушкиноведения и является одним из главнейших источников наших сведений о Пушкине в лицее 2. Работа Гаевского основана на лицейских бумагах 1811—1817 гг., хранившихся у М<.> Л. Яковлева, на бумагах архивов: лицея и бывшего директора лицея Е. А. Энгельгардта, на записке о Пушкине М. А. Корфа и на рассказах о Пушкине его товарищей. Так как статья Гаевского, как он сам замечает, написана к пятидесятилетнему юбилею лицея (что было 19 октября 1861 г.), а в печати появилась она в 1863 г., то рассказы эти относятся вероятнее всего к 1860—1862 гг. Из девяти товарищей Пушкина, бывших в живых в эти годы, — Алдр. Павл. Бакунин (ум. 25 августа 1862 г.), Пав. Ник. Мясоедов (ум. 3 ноября 1868 г.) и Ив. Вас. Малиновский (ум. 10 февраля 1873 г.), как жившие не в Петербурге, не принадлежали к тем, которые поделились с Гаевским своими воспоминаниями о Пушкине. Не принадлежал к ним, надо думать, и кн. А. М. Горчаков (ум. 27 февраля 1883 г.), в это время уже бывший министром иностранных дел. Из остальных пяти, которые могли дать сведения о Пушкине-лицеисте, прежде всего нужно назвать Мих. Лукьян. Яковлева (ум. в 1867 г.), «лицейского старосту», как его называли, главного хранителя лицейских рукописей, преданий и традиций, затем Фед. Фед. Матюшкина (ум. 16 сентября 1872 г.), также собиравшего и хранившего памятники лицейской старины в виде автографов Пушкина и его товарищей. Возможно, что, кроме них, Гаевскому еще рассказывали о Пушкине в лицее Конст. Карл. Данзас (ум. 3 февраля 1870 г.) и Серг. Дмитр. Комовский (ум. 8 июля 1880 г.). Что касается бар. Мод. Андр. Корфа (ум. 2 января 1876 г.), то он предоставил Гаевскому свою неопубликованную записку о Пушкине и сделал ряд замечаний к статье, о чем речь дальше.

На основании записки Корфа и устных рассказов названных товарищей Пушкина по лицею Гаевский так писал о первых произведениях Пушкина. «В лицее, где все имели свои прозвища, товарищи прозвали Пушкина французом, название, которое, кроме насмешки, при патриотическом настроении в эпоху нашествия французов, имело еще укорительное значение. Это воспитание и недостаток терпения, чтобы преодолеть первые трудности русской версификации, вероятно, были причиною, что Пушкин писал по-русски преимущественно прозою до 1814 года, и уже с этого времени почти исключительно отдался поэзии. Из прозаических его опытов почти ничего не уцелело, кроме небольшого отрывка из записок, напечатанного г. Анненковым в биографии поэта (стр. 22—27). Но, по рассказам товарищей его, он, в первые два года лицейской жизни, написал роман в прозе: Цыган и вместе с М. Л. Яковлевым комедию: Так водится в свете, предназначавшуюся для домашнего театра. После этих опытов<,> он начал комедию в стихах: Философ, о которой упоминает в записках, напечатанных в его биографии г. Анненковым (стр. 23); но сочинив только два действия, охладел к своему труду и уничтожил написанное. В то же время он сочинил, в подражание Баркову, поэму Монах, которую также уничтожил, по совету одного из своих товарищей. Увлеченный успехом талантливого и остроумного произведения дяди, В. Л. Пушкина<,> Опасный сосед, которое ходило тогда в рукописи и с жадностью читалось и перечитывалось, племянник пустился в тот же род, и, кроме упомянутой поэмы, написал<:> Тень Баркова, балладу, известную по нескольким спискам. Последнюю он выдавал сначала за сочинение князя Вяземского, но, увидев, что она пользуется большим успехом, признался, что написал ее сам. Это стихотворение, неудобное вполне для печати, представляет местами пародию на балладу Жуковского Громобой». Дальше Гаевский, приведя пятьдесят три стиха баллады, пишет: «Это Пироновское направление, которому отдали дань почти все замечательные поэты, и которым увлекся 14-тилетний Пушкин, дало повод сказать о нем в одной из „национальных песен“:

„А наш француз
Свой хвалит вкус
И матерщину порет“ 3.

Все эти пять произведений, по отзывам товарищей поэта, сочинены в 1812, 1813 и не позже 1814 года»4.

Остановимся несколько подробнее на этих сообщениях. Первое из них<,> о том, что Пушкина товарищи прозвали «французом», сделано Гаевским на основании следующего места записки Корфа о Пушкине: «В лицее, где всякий имел свой собрикет, прозвание Пушкина было Француз, а если вспомнить, что он получил его в эпоху „нашествия Галлов“, то ясно, что этот титул заключал в себе мало лестного»5.

Второе сообщение, что «Пушкин писал по-русски преимущественно прозою до 1814 года и уже с этого времени почти исключительно отдался поэзии», находится в противоречии с указанием, что «из прозаических его опытов почти ничего не уцелело, кроме небольшого отрывка из записок, напечатанного г. Анненковым в биографии поэта (стр. 22—27)». Указанный отрывок, напечатанный Анненковым в его «Материалах для биографии А. С. Пушкина»6, относится ко времени не «до 1814 года», а к ноябрю — декабрю 1815 г.7

Третье сообщение Гаевского, сделанное «по рассказам товарищей» Пушкина, говорит о том, что «в первые два года лицейской жизни», т. е. с октября 1811 г. по октябрь 1813 г., он написал вместе с М. Л. Яковлевым роман в прозе «Цыган» и комедию «Так водится в свете» 8. Это сообщение, сделанное по всей вероятности со слов самого М. Л. Яковлева, нами не может быть подвергнуто сомнению, и его нужно принять.

Четвертое сообщение говорит о том, что «после этих опытов<,> он начал комедию в стихах Философ, о которой упоминает в записках, напечатанных в его биографии г. Анненковым (стр. 23)<»>. В этом утверждении неясны начальные слова: «после этих опытов». Если эти слова понимать, как понимал их Щеголев9, т. е. что и комедия «Философ» написана в тот же период времени, в который написаны «Цыган» и «Так водится в свете», то это утверждение неверно, так как комедия «Философ» несомненно писалась в декабре 1815 — январе 1816 г.: в записках Пушкина, впервые опубликованных Анненковым, на которые ссылается и Гаевский, есть запись от 10 декабря 1815 г.: «Начал я комедию — не знаю, кончу ли ее»10, а товарищ Пушкина Илличевский 16 января 1816 г. писал приятелю Фусу: «Кстати о Пушкине: он пишет теперь комедию в 5 действиях, в стихах, под названием „Философ<“>»11. Но слова: «после этих опытов» с бóльшим основанием можно понимать и в том смысле, что комедия «Философ» написана уже в период времени после октября 1813 г., и тогда это указание вполне согласуется с записью Пушкина и словами Илличевского 12. Об этой комедии Гаевский сообщает, что Пушкин, «сочинив только два действия, охладел к своему труду и уничтожил написанное». Эти подробности сообщаются со слов кого-нибудь из названных выше товарищей Пушкина, так как у Анненкова сказано только: «О комедии Пушкина, вскоре уничтоженной... почти ничего не< >могли мы собрать»13.

Пятое сообщение Гаевского говорит о том, что «в то же время Пушкин сочинил, в подражание Баркову, поэму „Монах“». Если слова: «в то же время» понимать как: «в то же время, когда писалась комедия „Философ“», то это утверждение неверно, так как «Монах» написан несомненно в 1813 г.14 Ошибочное утверждение Гаевского, не знавшего текста «Монаха», что эта поэма написана в подражание Баркову, является, конечно, умозаключением из того факта, что по словам лиц, сообщавших Гаевскому о «Монахе», поэма была уничтожена.

Наконец, шестое сообщение Гаевского говорит о сочинении Пушкиным баллады «Тень Баркова».

«Все эти пять произведений, заключает свои сообщения Гаевский, по отзывам товарищей поэта, сочинены <в> 1812, 1813 и не позже 1814 года». Как мы видели, это утверждение несомненно неверно относительно комедии «Философ», которая писалась в 1815—1816 г., что касается остальных четырех произведений, то у нас нет оснований отвергать датировку Гаевского.

В другом месте своей статьи Гаевский сообщает еще, что свою балладу «Тень Баркова» <«>Пушкин называл в лицее „Тень Кораблева“, чтоб< >сколько-нибудь замаскировать этим заглавием имя героя и ее слишком игривое содержание»15.

Как эта подробность<,> так и вышеприведенный рассказ о том, что Пушкин сначала свою балладу выдавал за произведение Вяземского, а затем признался, что сочинил ее сам, всё это, конечно, не могли сочинить товарищи Пушкина, рассказывавшие о нем Гаевскому. Этим показаниям мы ничего не можем противопоставить: ни в написанном самим поэтом, ни в рассказах о нем нет ничего такого, что позволило бы усумниться в справедливости сообщенного Гаевским о первых произведениях поэта. И, наоборот, недавнее открытие текста «Монаха» блестяще подтвердило эти показания 16. Но, кроме этого, у нас есть, если не прямое, то косвенное подтверждение справедливости рассказов о «Тени Баркова». Прежде чем сдавать в печать свою статью Гаевский послал ее на просмотр и одобрение М. А. Корфу. Отзыв последнего, в виде письма к Гаевскому17, свидетельствует о том, что Корф внимательнейшим образом прочел присланную ему статью и сделал к ней ряд замечаний, иногда весьма мелких. Сообщаемое Гаевским о «Тени Баркова» не вызвало со стороны Корфа ни слова. Нельзя допустить, чтобы он оставил без возражений сообщение о балладе и приведенные из нее стихи, чтó занимает в печатном тексте статьи более двух страниц. Молчание Корфа, конечно, знак согласия с тем, чтó сообщили его товарищи Гаевскому. Итак, повторяем, у нас нет никаких оснований «отвести» эти показания, а между тем вот какова была история «Тени Баркова» в пушкиноведении 18.

Редактор первого после выхода в свет статьи Гаевского собрания сочинений Пушкина (в издании Я. А. Исакова 1870 г.) Г. Н. Геннади в примечаниях к I тому (стр. VII—IX) привел цитату из статьи Гаевского с рассказом о балладе и со стихами из нее.

Включил было эти стихи и редактор следующего собрания сочинений Пушкина (в издании тоже Я. А. Исакова 1880 г.) П. А. Ефремов. В I томе этого издания на стр. 55 к последнему стиху стихотворения «Городок» 1814 г. сделана такая сноска: «Вслед за этим стихотворением нами помещены были отрывки из баллады. Между тем оказалось, что эта баллада Пушкину не принадлежит, почему и исключена. П. Е.». На исключение текста баллады из книги после того, как она была уже сверстана, указывает и перерыв пагинации: после стр. 55 идет 58, и то обстоятельство, что в оглавлении тома значится: «<„>Тень Баркова“. Отрывки из баллады» 19, а в отделе примечаний сохранилось (стр. 511) примечание к непомещенному стихотворению, в котором редактор сообщал, что помещенные им отрывки впервые напечатаны в статье Гаевского «Пушкин в лицее», а затем утверждал, со слов Гаевского, что в «Тени Баркова» Пушкин подражал «Опасному соседу» и сначала выдавал свою балладу за стихи князя Вяземского20.

Этого, пока голос<л>овного, утверждения Ефремова, что «баллада Пушкину не принадлежит», оказалось достаточным, чтобы никто из редакторов не только не включал ее в собрания сочинений, но даже не упоминал о ней 21. А между тем рассказы самого Ефремова о тех основаниях, по каким он исключил из собрания балладу Пушкина, показывают, что тут имело место, как принято выражаться, «недоразумение». В свое время Щеголев совершенно правильно писал об Ефремове, как редакторе сочинений Пушкина: «Покойный Ефремов, при всех своих заслугах по изданию русских писателей, всё же был только любителем и не имел ни научной подготовки, ни критического чутья, заменяя по временам эти свойства чрезмерным — даже до удивления — апломбом и догматизмом. Он внес не мало совершенно произвольных мнений по вопросам текста, хронологии и даже биографии поэта. К сожалению, до самого последнего времени в пушкиноведении выдаются за положительные данные такие утверждения, которые по расследовании оказываются всего на всего домыслами Ефремова»22. Как увидим, совершенно так было и в данном случае.

В статье своей «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях» Ефремов так писал о «Тени Баркова»:

«Еще я выбросил отрывки из поэмы „Тень Баркова“, которые взял было из статьи Гаевского в „Современнике“, обставившего его <sic!> такими подробностями о времени написания, чтении лицеистам и т. п., что не было сомнения, что это написал Пушкин. Найдя полную поэму в рукописной тетради, я увидел, что в ней дело идет не о Петербурге, а о Москве, и с такими подробностями, которых Пушкин не мог о ней знать, вывезенный из нее еще почти ребенком. Не скажу теперь, что это стихотворение принадлежит Полежаеву, как я сделал тогда, исключая из своего издания эти стихи, потому что Полежаеву приписывали, еще при жизни, почти все эротические произведения Дьякова». В сноске к последнему слову прибавлено: «Это был москвич очень остроумный и талантливый, много грешивший нецензурными стихотворениями, страшный поклонник танцовщицы Санковской, лишившийся даже места учителя чистописания в гимназии за одну из выходок на ее бенефисе. К сожалению, он вел потом крайне нетрезвую жизнь и под конец ее даже хвалился однажды, что совсем бросил водку, а на поздравления с этим ответил: „ничего уж, кроме рома, не пью<“>»23 24.

Года через два после того, как были написаны эти строки, Ефремов снова рассказал об обстоятельствах исключения им «Тени Баркова» из собрания сочинений Пушкина. Рассказ этот находится в VIII томе собрания сочинений Пушкина издания А. С. Суворина 1903—1905 гг. В примечании к стихотворению «Городок» Ефремов писал: «Здесь кстати будет заметить, что в статье своей Гаевский приписал Пушкину стихотворение: „Тень Баркова“ и привел обширные выписки. Он указал, что Пушкин, написав эти стихи в подражание „Опасному соседу“ своего дяди, выдавал их сначала за сочинени<е> кн. Вяземского и из приличия называл в лицее эту балладу: „Тень Кораблева“ и т. д., но увидев успех, признался, что написал ее сам. На этом основании я взял было <отрывки эти> в Исаковское издание сочинений Пушкина, но цензор г. Ратынский вó-время указал мне, что стихи эти московского происхождения, хотя неправильно приписал их Полежаеву. Они были мною исключены из издания, а потом, в Москве, мне попалась целая тетрадь подобных произведений одного москвича, состоявшая из переделок на такой же лад баллад и поэм Жуковского, как эта „Тень Баркова“ (Громобой), <„>Съезженская узница<“> (Шильонский узник) и пр. Эту тетрадь я отдал В. П. Гаевскому, а он и сам уж< >встретил меня отказом от своего прежнего предположения. Кто же, однако, наговорил ему таких подробностей, которые были приведены при напечатании им отрывков „Тени Баркова“?<»>25

На основании этой, второй, редакции рассказа Ефремова выходит, что указания цензора Ратынского на то, что приведенные Гаевским стихи «московского происхождения»<,> было Ефремову достаточно, чтобы не признать их за пушкинские. В первой редакции это передается иначе. Здесь сказано, что будто бы сам Ефремов, «найдя полную поэму в рукописной тетради, увидел, что в ней дело идет не о Петербурге, а о Москве, и с такими подробностями, которых 26 Пушкин не мог о ней знать, вывезенный из нее еще почти ребенком». Но как бы там ни было, Ефремов, конечно, имеет в виду стихи баллады: «В бордели на Мещанской» и «Московский модный молодец». Но первый стих говорит именно за то, что место действия — в Петербурге, где на Мещанской издавна находились публичные дома. На это намекал тот же Пушкин в стихотворении «Моя родословная», говоря, что Булгарин «в Мещанской дворянин»27. Что же касается «московского модного молодца», то более чем странно думать, что он может быть только в Москве, скорее наоборот: естественно назвать «московским» человека, приехавшего из Москвы в чужой город. Но если бы даже место действия в балладе была и Москва, это обстоятельство никак, казалось бы, не могло служить доказательством в пользу того, что баллада сочинена не Пушкиным. А между тем из приведенных объяснений Ефремова явствует, что никаких других доказательств против авторства Пушкина у него не было 28<.>

Ефремов дважды утверждал — в примечаниях к стихотворениям А. И. Полежаева в издании Суворина 1889 г.29 и в нововременской своей статье, что в издании 1880 г. собрания сочинений Пушкина автором «Тени Баркова» он, со слов Ратынского, назвал Полежаева, но это неверно: как мы видели, указания на то, что баллада принадлежит Полежаеву, там нет.

Но во всяком случае, от этой совершенно неосновательной аттрибуции Ефремов отказался. С своей стороны должен заявить, что ни мне, просмотревшему десятки рукописных сборников со стихотворениями, ни В. В. Баранову, редактору полного собрания сочинений Полежаева в издании «Academia», неизвестно ни одного списка «Тени Баркова», где эта баллада была бы приписана Полежаеву.

Взамен Полежаева, в статье «Мнимый Пушкин» как предположение, и при том высказанное довольно глухо, Ефремов выдвигает или даже только склонен выдвигать авторство некоего Дьякова.

Эта, скажем прямо, нелепая аттрибуция объясняется лишь тем, что Ефремов, очевидно, забыл приведенные Гаевским стихи 9 строфы баллады, явно свидетельствующие о том, что «Тень Баркова» не могла быть написана позднее, примерно, 1815 г., а названный Ефремовым Дьяков писал свои пошлости в 1840—1850-ых годах30. Во втором своем рассказе об исключении из собрания сочинений Пушкина «Тени Баркова» — в примечании суворинского издания — Ефремов, не упоминая уже Дьякова, говорит о каком-то рукописном сборнике, состоявшем из «переделок на такой же лад баллад и поэм Жуковского», как «<„>Тень Баркова“ (Громобой), „Съезженская узница“ (Шильонский узник) и пр.». Этим Ефремов хочет сказать, что нахождение «Тени Баркова» в одном рукописном сборнике вместе с такого же, по его словам, «лада», как «Тень Баркова», переделкой поэмы Байрона «Шильонский узник» в переводе Жуковского под названием «Съезженская узница 31» и пр. свидетельствует о том, что и автор этих произведений один. Не говоря уже о том, что мало ли в какое соседство могла попасть и попадала «Тень Баркова» в рукописных сборниках, утверждение это, доказывающее полное отсутствие у Ефремова литературного вкуса, не менее нелепо, чем его аттрибуция баллады Дьякову. Между озорной и злой пародией Пушкина в «Тени Баркова» на отдельные эпизоды баллады Жуковского «Громобой» и плоской, пошлой пародией на «Шильонского узника» Жуковского в «Съезженской узнице», содержание которой рассказ проститутки о пребывании ее с подругами в чулане съезжей Сретенской части в Москве — нет ничего общего. По стиху эта слабая вещь принадлежит, вероятно, к середине XIX века32. Но если бы даже «Съезженская узница» или какая-нибудь другая пародия на Жуковского и оказалось бы <sic!> неплохим в своем роде стихотворением, каким образом это могло бы увеличить или уменьшить степень вероятности принадлежности Пушкину «Тени Баркова»? Остается еще утверждение Ефремова, что впоследствии Гаевский сам отказался от своего, как выражается Ефремов, «предположения» об авторстве Пушкина. Утверждение это приходится оставить на совести Ефремова, так как в принадлежавшем Гаевскому экземпляре его статьи, с вплетенными в нее листами, его рукой записано только: «По удостоверению П. А. Ефремова „Тень Баркова“ не Пушкина»33 Мне кажется, что в этих скупых словах нельзя еще видеть согласие Гаевского с «удостоверением» Ефремова 34. Но если даже Гаевский легкомысленно и поддался совершенно вздорным доводам Ефремова, это обстоятельство не может иметь значения для решения вопроса о принадлежности «Тени Баркова» Пушкину.

Несмотря на то, что у Ефремова, как мы видим, не было никаких данных отвергать принадлежность Пушкину «Тени Баркова», его категорический тон, апломб, по выражению Щеголева, «даже до удивления» производили столь сильное впечатление, что, как я уже говорил, никто из редакторов стихи из баллады не включал в собрания сочинений Пушкина и вообще о ней не упоминал35. Лишь один Н. О. Лернер в статье «Литературные замыслы и приписываемые Пушкину произведения 1813—1815 гг.<»> (в I томе собрания сочинений Пушкина под ред. С. А. Венгерова в издании Брокгауз-Ефрона 1907 г.), отвел балладе такой абзац:

«Что касается до приписанной Пушкину В. П. Гаевским („Современник“, 1863 г., № 7, стр. 155—157) неприличной поэмы „Тень Баркова“, то непричастность Пушкина к этой довольно посредственной вещи установлена П. А. Ефремовым („Мнимый Пушкин“), который, „найдя полную поэму (у Гаевского приведены лишь отрывки) в рукописной тетради, увидел, что в ней дело идет о Москве, и с такими подробностями, которых Пушкин не мог о ней знать, вывезенный из нее <еще> почти ребенком<“>»36.

Обнаружение в архиве кн. А. М. Горчакова автографического текста поэмы «Монах», подтвердившее сообщение Гаевского, заставило Щеголева в его статье об этой поэме в 31 томе «Красного архива» 1928 г. поставить вопрос о принадлежности баллады Пушкину37. В посвященном «Тени Баркова» примечании исследователь склонялся к тому, что баллада написана Пушкиным38. Резко изменил свой взгляд на «Тень Баркова» и Н. О. Лернер. В статье «Неизвестная баллада А. С. Пушкина „Тень Баркова<“>» («Огонек», 1929, № 5 (305) от 3 февраля) он теперь убедительно доказывал, что балладу мог написать только Пушкин. Теперь Н. О. Лернер признал, что Ефремов «опрометчиво отверг авторство Пушкина», и даже заявлял, что «из других пушкинистов ни один ни разу не остановился на вопросе о принадлежности Пушкину баллады», забыв, очевидно, о своей статье в венгеровском собрании сочинений Пушкина. Теперь Н. О. Лернер считал, что <«>вопрос о принадлежности Пушкину баллады, который ныне выдвигается ее несомненной связью с „Монахом“<»>, <«>категорически решается положительно». По-прежнему не зная всего текста баллады39, Н. О. Лернер на этот раз справедливо утверждал: «Не только сообщение Гаевского не вызывает никаких сомнений, но в пользу авторства Пушкина говорят и сами стихи, которых нет никакой возможности приписать кому-либо другому из тогдашних лицейских поэтов. Ни у Дельвига, ни у Илличевского 40 (не стоит говорить о Кюхельбекере) мы не найдем стихов такой силы, энергии и зрелости. Пушкин быстро шел вперед и всех обогнал» 41.

Такова история вопроса о принадлежности Пушкину баллады «Тень Баркова» 42.

***

<Списки баллады>

В настоящее время я, кроме напечатанных В. П. Гаевским в его статье пятидесяти трех стихов баллады, располагаю шестью ее списками, из которых пять заключают в себе полный текст, а шестой — отрывок в шестьдесят семь стихов. Все эти списки входят в состав тех рукописных сборников эротических, в огромном большинстве просто порнографических, почти исключительно стихотворных произведений, которые с XVIII века до наших дней циркулируют среди любителей этой потаенной литературы.

Часто в этих сборниках произведения эротические перемежаются с гражданскими стихотворениями нецензурными для своего времени. Типичный экземпляр такого рода сборников описал Пушкин в стихотворении «Городок». «Сафьян<н>ая тетрадь», полученная Пушкиным от «драгунского солдата», заключала в себе и сатиры с ноэлем вольнодумца кн. Д. П. Горчакова 43, и сатиру К. Н. Батюшкова на бездарных поэтов «Видение на берегах Леты», и «Опасного соседа» В. Л. Пушкина, и комедию И. А. Крылова «Трумф», в которой, правда, без достаточных оснований, видели каррикатуру на Павла I и его «гатчинцев». Но добрую половину тетради занимали пахабные 44 произведения неистового Баркова.

Наряду с этими сборниками смешанного содержания ходили и специально эротические. В них-то и скрывалась «Тень Баркова», пошедшая, вероятно, от кого-нибудь из товарищей Пушкина по лицею. Гаевский, по его словам, знал уже несколько списков баллады.

Наиболее старым из известных нам текстов «Тени Баркова» является текст в сборнике, представляющем собою тетрадь в 8^o (21 × 14 см) в бумажном переплете с кожаным корешком. В тетради, кроме переднего форзаца, 134 страницы, из которых первые 67 исписанные и вторые 67 — совершенно чистые. На 1—60 страницах тетради находятся тексты восемнадцати стихотворений эротического содержания, написанные каллиграфическим, с завитушками прописных букв, не очень разборчивым почерком. Чернила несколько выцветшие. Эти страницы написаны, вероятно, в середине XIX века. Страницы 12—18 заняты приписывавшимся Пушкину стихотворением «Первая ночь», подписанным буквою, которую можно прочесть и как «К» и как «П», а страницы 43—60 — «Тенью Баркова», подписанной: «Барковъ». Это слово зачеркнуто карандашем <sic!> и карандашем же сверху написано: «Пушкинъ». Страницы 60—61 заняты тремя непристойными стихотворениями, написанными чернилами и карандашем небрежным почерком, а страницы 61—67 стихотворениями частью Пушкина («Она придет, она придет», т. е. «Она тогда ко мне придет», «Холоп венчанного солдата», «Полумилорд, полукупец», «Насильно Зубову мила», «В Академии наук» и «Ор<л>ов с Истоминой в постели»), частью приписывавшимися Пушкину («Накажи, святой угодник», «Куликову [sic! вместо: Канкрину] Россия верит», «Орликом и в колпаке», «На диво нам и всей Европе», «Всё изменилося под нашим зодиаком», «Ты просишь написать», «Не памятник, а диво», «Как счастливы библисты» и «Еще ль наш архирей не свят»)<,> стихотворением «Венера, Венера, скажи ты скорей» и стихот<во>рением «К< >М. М. Н.», подписанным: «В. Куликовъ». Все эти стихотворения написаны карандашем и не тем почерком, каким исписаны первые шестьдесят страниц.

Текст «Тени Баркова» заключает в себе, вместо 288, 285 стихов. Нет стихов 106, 168, 222, а стихи 62 и 137 неполные, зато из 97 стиха сделано два стиха. Текст представляет собою копию, сделанную малограмотным человеком, очень часто не разбиравшим списываемого и писавшим не имеющие никакого смысла слова.

Этот текст дальше обозначен: С.

Второй текст «Тени Баркова» находится в сборнике, озаглавленном: «Русская пріапея | и | циника, | или | сборникъ | эротическихъ, пріапическихъ | и | циническихъ стиховъ | разныхъ авторовъ во вкусѣ | Баркова, Баффо, Грекура, | Лафонтеня, Парни, Пирона, и | другихъ писавшихъ | въ XVIII-мъ и XIX вѣкѣ». На корешке: «Русская | пріапея | и | циника | 2».

Сборник представляет собою томик ( × см 45) в зеленом коленкоровом переплете с кожаным корешком и тиснением золотом, в 378 страниц. В сборнике две части: часть I — «поэзія эпическая» и часть II — «поэзія драматическая». Первая часть разделена на отделы: 1. Поэмы. 2. Баллады. 3. Новеллы, повести и рассказы. 4. Сказки и басни. Первым произведением в отделе «Баллад» и является (на стр. 87—99) «Тень Баркова», подписанная: «А. Пушкинъ и Языковъ», при чем: «А. Пушкинъ» зачеркнуто.

Сборник составлен, вероятно, в 1864 г., так как при четырех переводных пьесах имеются пометы: «Переведено с итальянского 1—2 сентября 1864 N N.....» (стр. 85); «Переведено в сент. 1864 A N. N.» (стр. 286); «Перев. 19 сент. 1864 N N.....» (стр. 288); «перевед. N N 25 нояб. 1864» (стр. 294). Скрывшийся под инициалами «NN» и «A. NN» переводчик, вероятно, является и составителем сборника.

В настоящее время сборник принадлежит Вас. Вас. Сокологорскому и находится в распоряжении Г. А. Гуковского, любезно снявшего для меня копию с текста «Тени Баркова» и сделавшего описание сборника. Из всех известных мне текстов баллады текст этого сборника лучший в отношении грамотности. Особенностями текста являются, во-первых, деление баллады на две части и, во-вторых, варианты, свидетельствующие о том, что составитель сборника имел в распоряжении по крайней мере три списка баллады.

Дальше основной текст этого сборника обозначен: Р, а варианты: Р₁ и Р₂.

Третий текст «Тени Баркова» находится в сборнике, на заглавном листе которого написано: «Еблематическо-скабрезный Альманах <sic!>. Собраніе неизданныхъ в Россіи тайныхъ хранимыхъ рукописей знаменитѣйшихъ писателей древности, среднихъ вѣковъ и новаго времени. Выпускъ:46. Изъ бумагъ покойнаго графа Завадовского <sic!> и другихъ собирателей. Переписано 1865 году». На обороте заглавного листа: «Написано какъ рѣдкость единственно для археологовъ и библіофиловъ».

Сборник представляет собою сшитые в тетрадь полулисты писчей бумаги, согнутые пополам. В тетради в 4o 144 страницы, из которых две первые составляют переднюю, а две последних — заднюю обложку. В тетради, исписанной одним почерком, двадцать четыре стихотворения более или менее непристойного содержания.

«Тень Баркова» занимает 93—113 страницы. Под заглавием стоит: «Баллада»<,> а под этим: «А. Пушкина».

Текст баллады заключает в себе, вместо 288 стихов, 283 стиха, но так как в трех случаях (в стихах 87, 89 и 256) из одного стиха сделано два, то на самом деле стихов всего 280. Нет 29, 78, 213—216, 219 и 220 стихов. Текст разделен на двадцать четыре строфы, но 85—228 стихи разбиты неправильно: 85—92 составляют 8 строфу<;> 93—116 ст. разбиты на три (9, 10 и 11) строфы (по восьми стихов в строфе); 117—164 ст. разбиты на четыре (12, 13, 14 и 15) строфы (по двенадцати стихов в строфе); 165—180 ст. составляют 16 строфу; 181—204 ст. разбиты на две (17 и 18) строфы, а 205—212, 217, 218, 221—228 ст. составляют 19 строфу.

Этот текст дальше обозначен: А.

Описываемый сборник принадлежит к числу тех многочисленных «альманахов»<,> производством которых занимался в конце XIX — начале XX в. второстепенный актер Московского Малого театра Ник. Викт. Панов47. Имея общий вышеприведенный текст заглавного листа, часть сборников Панова носила номера, а часть, как и описываемый, номеров не имела. Заглавие и помета на обороте заглавного листа «альманахов» Панова явно расчитаны <sic!> на малограмотных потребителей с целью преувеличить ценность сборника как «редкости». От лиц, знавших Панова, мне приходилось слышать предположение, что слова заглавия: «Из бумаг покойного графа Завадовского» не являются совершенной выдумкой Панова, и что возможно, что он действительно имел какое-то рукописное собрание потаенной литературы середины XIX в., а может быть и более раннего времени, но принадлежало ли оно на самом деле гр. Завадовскому (кому именно?), или эта фамилия поставлена лишь для придания «солидности» сборнику, остается неизвестным. Непонятна и помета: «Переписано 1865 году». Описываемый нами экземпляр «альманах<а>» несомненно изготовлен не в 1865 году, а позднее, так, что дата «1865» или является фальшивой или указывает на время написания рукописного сборника, бывшего для описываемого экземпляра оригиналом. Производство «альманахов» было для Панова подсобным заработком. Мне передавали, что в начале своей деятельности Панов добросовестно списывал тексты какого-то собрания, но затем, так как потребители, круг которых был ограничен, требовали всё новых произведений, Панов пустился на всякого рода проделки: стал к сюитам уже воспроизводившихся им текстов прибавлять несколько новых, выдавая такой «выпуск» за новое собрание, или списывал тексты совершенно пристойных, без каких-либо пахабных слов стихотворений, уснащая их от себя неприличными словами, или, наконец, разгоняя текст, чтобы тетрадь была потолще. К последнему типу принадлежит и описываемый экземпляр.

Как этот сборник, так и первый принадлежат известному исследователю литературы по истории нравов и сексологии Н. В. Скородумову.

Четвертый текст имеется в тетради в лист, на обложке озаглавленной: «Сочинен<і>е Баркова. Тетрадь 2-я». Тетрадь (в числе других с таким же заглавием) приобретена в «Книжной лавке писателей» (Москва) в 1936 г. Государственным литературным музеем. В тетради (бумага без водяных знаков) двадцать листов (сорок страниц). Текст баллады (без подписи), занимающий стр. 8—22, исключителен по своей безграмотности. Кроме восклицательных и вопросительных<,> знаков препинания нет. Время написания, — вероятно, не позднее XIX в. <sic!> Ст. 133 и 134 по ошибке написаны дважды, ст. 159, 160, 163 и 221 48 нет. Вместо последнего написаны вторично ст. 213 и 214.

Этот текст дальше обозначен: М.

Пятый полный текст баллады имеется в сборнике, составленном в XX в. Сборник этот представляет собою копии, сделанные составителем с текстов разного происхождения. К сожалению, снимавший копии не только не описывал имевшихся в его временном пользовании сборников, но и не помечал, из какого именно сборника снята та или другая копия. Текст подписи не имеет.

Этот текст дальше обозначен: К.

Шестой текст — отрывок в шестьдесят семь стихов, имеющийся в сборнике, принадлежавшем П. Е. Щеголеву, затем им подаренном Б. Л. Модзалевскому и от последнего поступившем в Пушкинский дом. Сборник этот представляет собою том в лист в красном кожаном переплете с золотым тиснением; на форзаце написано: «Стихотворенія 1832 года». Эта дата означает время, когда тетрадь начала заполняться, но вписывались в нее тексты и в 1851 году. На стр. 206—208 имеется отрывок из баллады Пушкина, озаглавленный «Тень Баркова». Текст здесь худший из всех мне известных. Изобилующий орфографическими ошибками и искаженными до полной бессмыслицы словами текст не разделен на строфы и заключает в себе 1—22, 25—44 и 91—115 стихи баллады. Текст подписи не имеет.

Этот текст дальше обозначен: Щ.

По этому списку Н. О. Лернер в своей статье о балладе в «Огоньке» напечатал двадцать стихов: 2 (не полностью) 49, 3, 9, 19, 20, 33 (не полностью), 34, 35, 36 (с опечаткой: «нежны» вместо «нежной» 50), 37, 39—42 (с конъектурами, дающими правильное чтение), 43, 44 (с ненужной конъектурой: «Толкает в стих упрямой»), 112, 113 (не полностью) и 114 стихи51.

Наконец, седьмой текст это — напечатанные Гаевским в его статье пятьдесят три стиха, являющиеся 1, 4—8, 38, 57—62, 73—76, 85—111, 247 и 281—288 стихами баллады. Из них шесть стихов: 73, 89, 103, 106, 107 и 284 по цензурным соображениям даны Гаевским в неполном виде. В упоминавшемся выше экземпляре Гаевского его статьи «Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения» выпущенные нецензурные слова написаны рукой Гаевского52.

Дальше текст в статье Гаевского обозначен: Г, а его рукописные приписки: Г₁.

Общей чертой большинства списков баллады Пушкина является орфографическая неграмотность их текстов. Что касается текста в узком смысле слова, то значительных разночтений списки не дают, искажая лишь отдельные стихи, иногда разбивая один стих на два, иногда пропуская стихи. Но никаких дополнений или значительных перестановок стихов списки не дают 53.

Все указанные тексты печатаются полностью с сохранением орфографии54 и всех, часто маловероятных, искажений. Последние интересны тем, что дают наглядное представление о том, во что превращается подлинный текст, пройдя через какое-то количество копий неграмотных переписчиков.

Особенно любопытны в этом отношении: стих 20 («Приапа жрец ретивый»), где, вместо «Приапа», в списках имеем: «Примѣрный», «Пріятно», <«>Пріяна» и «Сіяма»; ст. 29 («Шихматов, Палицын, Хвостов»), где, вместо Шихматова, в двух списках стоит «Крапоткинъ» 55; стих 211, где, вместо «Вотще» появилось «Отче»; стих 245 («И ветер хладный пробежал»), превратившийся в «И ветер хладный без греха».

Как уже указано, худшим нужно признать текст Щ; тексты С, А лучше, но всё же несовершенны 56, лучшими являются К и Р.

В основу печатаемого нами в качестве подлинного положен текст К, но с следующими отступлениями: в восемнадцати стихах (7, 60, 61, 76, 85, 87, 91, 97—101, 103, 111, 281<,> 283, 286 и 288), текст которых у К расходится с текстом Г, взят последний; кроме этого, пять стихов (73, 89, 103, 107 и 284) взяты по Г₁, четырнадцать по Р (11, 20, 25, 33, 51, 117, 122, 128, 143, 144, 153, 169, 177 и 226), один стих (28) — по С, один (197) — по А, и в один (106) мною введена конъектура 57.

***

<Разночтения списков «Тени Баркова»>

***

<О лексическом составе баллады>

Первое, что поражает при чтении баллады, это ее чрезвычайно крепкое сквернословие. Не столько цинизм содержания, сколько лексика, называние вещей и действий своими именами составляет спецификум барковщины, ее основную суть. Этой эксгибацией <sic!> переполнена и «Тень Баркова», в которой количество похабных слов, можно сказать, ошеломляюще чрезмерно. В этом сказалось ее «мальчишеское» происхождение. Юный автор, увлеченный запретностью и новизною сюжета<,> с наигранным цинизмом< >старается уснастить свое произведение возможно бóльшим количеством нецензурных слов.

Производимое на нас впечатление словесного неистовства тем сильнее, что в печатных текстах произведений и писем Пушкина все нецензурные слова изъяты, а между тем юношеская баллада представляет собой лишь нарочитое, в целях стилизации, скопление, «нагнетание» неприличных слов, вообще довольно обычных как в произведениях поэта, так и в его письмах.

Нецензурные вульгаризмы баллады по степени их эксгибационной выразительности можно разделить на несколько групп. Прежде всего нужно выделить слова: хуй, хуина, елда, елдак, плешь и муде<.> Так как «мотив» этого органа — основной в балладе, то и слова эти встречаются в ней чаще всех остальных похабных слов. Слово «хуй» употреблено тринадцать раз (стихи 14, 24, 47, 66, 79, 82, 176, 188, 209, 213, 221, 259 и 272), «хуина» — два (стихи 55 и 251), «хуиный» — один (стих 141), «елда» — четыре (стихи 12, 106, 125 и 184), «елдак» — пять (стихи 33, 64, 133, 151 и 260), «плешь» — пять (стихи 21, 27, 83, 118 и 261) и «муде» — семь (стихи 56, 63, 130, 211, 252, 257 и 262); всего тридцать семь раз58 59. В этом, между прочим, больше, чем в чем-нибудь другом, сказывается «барковщина» баллады, ибо Барков, конечно, прежде всего певец фаллоса60.

Кроме этого основного «ядра» непристойностей, к ним относятся слова: «дрочить»<—>один раз (стих 26), «дрочиться» — один (стих 256), «Ебаков» — шесть (стихи 69, 77, 121, 149, 158 и 277), «ебать» — четыре (стихи 13, 81, 199 и 201), «ебля» — один (стих 164), «ебливая» — один (стих 233), «еть» — один (стих 185), «заебина» — один (стих 189), «обосраться» — один (стих 274) и группа: «пизда» — семь (стихи 15, 17, 89, 132, 152, 200 и 219), «прореха» — один (стих 190), «секелек» — один (стих 153) и «щель» — два (стихи 22 и 166).

Из этих слов в произведениях и письмах Пушкина находим61:

• в письме к П. Б. Мансурову от 27 октября 1819 г.: «Каждое утро крылатая дева летит на репетицию мимо окон нашего Никиты, по прежнему подымаются на нее телескопы и хуи — но увы...; ты не видишь ее, она не видит тебя:»<;>
• в черновике стихотворения «Кн. П. А. Вяземскому» («Язвительный поэт, остряк замысловатый», 1821 г.): «И шутку не могу придумать я другую, Как только отослать Толстого к хую»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от начала апреля 1824 г.: «Чтоб напечатать Онегина я в состоянии ——— т. е. или рыбку съесть, или на хуй сесть. Дамы принимают эту пословицу в обратном смысле»;
• в стихотворении «Сводня грустно за столом» (1827 г.): «Так на всех и встанет хуй, Только вас увидишь»;
• в письме к А. И. Тургеневу от 7 мая 1821 г.: «Здесь такая каша, что хуже овсяного киселя. Орлов женился; вы спросите, каким образом? — Не понимаю. Разве он ошибся плешью и проломал жену головою. Голова его тверда; душа прекрасная; но чорт ли в них? Он женился, наденет халат и скажет<:> Beat<u>s qui procul...»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 10 октября 1824 г.: «...сегодня кончил я поэму „Цыгане“. Не знаю, что об ней сказать — Она покаместь мне опротивела, только что кончил и не успел обмыть запревшие муде»;
• в стихотворении «К кастрату раз пришел скрипач» (1825 г.?): «<„>Когда тебе бывает скучно, Ты что творишь, сказать прошу“. В ответ бедняга равнодушно: „Я? я муде себе чешу<“>»;
• в стихотворении «Как весенней теплою порою» (1830 г.?): «Уж как я вас мужику не выдам, А сама мужику муде выем»62;
• в письме к В. К. Кюхельбекеру от начала декабря 1825 г.: «Получив твою комедию я надеялся найти в ней< и> письмо — Я трес, трес ее и ждал не выпадет ли хоть четвертушка почтовой бумаги; напрасно: ничего не выдрочил»;
• в стихотворении «Орлов с Истоминой в постеле» (1817 г.): «Не думав милого обидеть, Взяла Лаиса микроскоп И говорит: „Дай мне увидеть, Мой милый, чем меня ты еб<“>»;
• в письме к П. Б. Мансурову от 27 октября 1819 г.: «...шампанское, слава богу, здорово — актрисы также — то пьется, а те ебутся»;
• в черновике письма к кн. П. А. Вяземскому от 4 ноября 1823 г.: «...а ты покровительствуешь старому вралю и наебаешься нами»63;
• в письме к А. Г. Родзянку от 8 декабря 1824 г.: «Баратынский написал поэму (не прогневайся про Чухонку) и эта чухонка, говорят, чудо как мила. — А я про Цыганку; каков? подавай-же нам скорей свою Чупку — ай да Парнас, ай да героини? ай да честная компания! Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: за чем ведете мне не ту? А какую же тебе надобно, проклятый Феб? Гречанку? Италианку? чем их хуже Чухонка или Цыганка? Пизда одна — еби! т. е. оживи лучем вдохновения и славы»;
• в стихотворении «Рефутация Беранжера» (1827 г.): «Ты помнишь ли, как были мы в Париже, Где наш казак иль полковой наш поп Морочил <в>ас, к винцу подсев поближе, И ваших жен похваливал да еб?»;
• в письме к С. А. Соболевскому от конца марта 1828 г.: «Ты ничего не пишешь мне о 2100 р. мною тебе должных, а пишешь о M-de <sic!> Керн, которую с помощию божией я на днях уеб»;
• в стихотворении «К портрету П. П. Каверина» (1817 г.): «Друзьям он верный друг, в бордели он ебака, И всюду он гусар»;
• в стихотворении «Мой друг, уже три дня» (1822 г.): «Пишу каррикатуры, — Знакомых столько лиц — Восточные фигуры Ебливых кукониц И их мужей рогатых, Обритых и брадатых»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 12 сентября 1825 г. 64: «Мочи нет сердит, не выспался и не высрался»;
• в стихотворении «От всенощной вечор...» (1814 — май 1817 гг.): «В чужой пизде соломинку ты видишь, <А> у себя не видишь и бревна»65;
• в письме к А. Г. Родзянко от 8 декабря 1824 г.: «Пизда одна...» (см. выше);
• в черновике стихотворения «Твое соседство нам опасно» (1825 г.): «спесивая пизда»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 22 мая 1826 г.: «Законная пизда род теплой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит»;
• в письме к Л. С. Пушкину от конца февраля — начала марта 1825 г.: «Здесь письмо к издателю или пиздателю Невского альманаха»66.

Следующую группу нецензурных слов в «Тени Баркова» составляют вульгаризмы, неприличие которых можно считать относительным, в особенности в Пушкинское время. Это слова — «блядун» — один раз (стих 18), «блядь» — пять (стихи 10, 45, 115, 187 и 235), «бордель» — один 67 (стих 2), «жопа» — два (стихи 17 и 113), «нужник» — один (стих 179) и «титька» — один (стих 165).

Всеми этими словами пользовался Пушкин и в произведениях и в письмах:

• в письме к Ф. Ф. Вигелю от ноября 1823 г.: «Ванька-блядун»;
• в стихотворении «Веселый вечер в жизни нашей» (1819 г.): «Когда ж вновь сядем вчетвером С блядьми, вином и чубуками?»;
• <в> эпиграмме на Аракчеева «Всей России притеснитель» (1820 г.): «Кто ж он, „преданный без лести“? Бляди грошевой солдат»;
• в стихотворении «Друг Дельвиг, мой парнасский брат» (1821 г.): «Глядит с улыбкой ваша сводня На шашни молодых блядей»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от начала апреля 1824 г.: «Ты прав в отношении романтической поэзии; но старая блядь классическая, на которую ты нападаешь, полно, существует ли у нас 68? это еще вопрос»;
• в письме к А. А. Бестужеву от конца января 1825 г.: «Софья [в „Горе от ума“] начертана не ясно: не то блядь, не то московская кузина»<;>
• в письме к П. П. Каверину от 18 февраля 1827 г.: «бляди и пьяницы< >толкутся у нас с утра до вечера»;
• в стихотворении «Сводня грустно за столом» (1827 г.): «Суетятся бляди» (зачеркнуто), «Он с блядями целый век», «Бляди в кухню руки мыть», «Я блядей им вывожу», «Бляди приуныли» (зачеркнуто);
• в стихотворении «К портрету П. П. Каверина» (1817 г.): «Друзьям он верный друг, в бордели он ебака»;
• в стихотворении «К Юрьеву» (1819 г.): «Здорово, молодость и счастье, Застольный кубок и бордель, Где с громким смехом сладострастье Ведет нас пьяных на постель»;
• в письме к Ф. Ф. Вигелю от ноября 1823 г.: «Недавно выдался нам молодой денек — я был президент попойки — все перепились и потом поехали по борделям»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 27 мая 1826 г.: «Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели — то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство»;
• в стихотворении «С позволения сказать» (1816 г.): «Но в пример и страх Европы, Многим можно б высечь жопы, С позволения сказать»;
• в стихотворении «Раззевавшись от обедни» (1821 г.): «Подогнув под жопу ноги, За вареньем, средь прохлад, Как египетские боги, Дамы преют и молчат» и «Признаюсь пред всей Европой, — Хромоногая кричит: — Маврогений толстожопый Душу, сердце мне томит»;
• <в> письме к кн. П. А. Вяземскому от 7 июня 1824 г.: «...не надобен тут ум, потребна только жопа» 69; в письме к нему же от конца октября — начала ноября 1825 г.: «...целую тебя в твою поэтическую жопку»;
• в стихотворении «Рефутация Беранжера» (1827 г.): «Французов видели тогда мы многих жопу»;
• в стихотворении «Вот перешед чрез мост Кокушкин» (1829 г.): «Опершись жопой о гранит»;
• в письме к А. Н. Вульфу от 16 октябр<я> 1829 г.: «В Бернове я не застал уже толстожопую Минерву»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 5 ноября 1830 г.: «Когда-то свидимся? заехал я в глушь Нижнюю, да и сам не знаю как выбраться. Точно еловая шишка в жопе; вошла хорошо, а выдти так и шершаво»; в письме к нему же от января 1831 г.: «Агриопа, засраная жопа»;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 6 ноября 1833 г.: «Что делает брат? я не советую ему итти в статскую службу, к которой он так же неспособен, как и к военной, но у него, по крайней мере, жопа здоровая, и на седле он все-таки далее уедет, чем на стуле в канцелярии»;
• в эпиграмме «В Академии Наук» (1835 г.): «Почему ж он заседает? Потому, что жопа есть»;
• в письме к П. А. Плетневу от 31 января 1831 г.: «Что за мысль пришла Гнедичу посылать свои стихи в Сев. Пчелу? Радуюсь, что Греч отказался — как можно чертить анфологическое надгробие в нужнике<?>»;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 11 июня 1834 г. о Николае I: «На того я перестал сердиться, потому что, toute réflexion faite, не он виноват в свинстве его окружающем. А живя в нужнике, по неволе привыкнешь к говну, и вонь его тебе не будет противна, даром, что gentleman. Ух кабы мне удрать на чистый воздух»;
• в стихотворении «Сосок ч<е>рнеет сквозь рубашку» (1829 г.): «Наружу титька — милый вид».

В особую группу сквернословия нужно выделить варианты «матерного» ругательства. Выражая, главным образом интонацией, разнообразнейшие значения, от циничного проклятия до ласкового одобрения, матерщина от частого употребления превратилась в присловье, своеобразное «украшение» речи, утратив свой первоначальный оскорбительный смысл.

В балладе Пушкин употребляет матерщину весьма скромно, вложив ее лишь в уста Баркова, который, конечно, без этого перестал бы быть самим собой. Он дважды пускает беззлобное: «ебена мат<ь>» (67 и 103 стихи) и один раз раздраженно: «мать же их в пизду» (89).

Сам Пушкин в произведениях не брезговал матерными выражениями. Он их называл «русским титулом». Посылая кн. П. А. Вяземскому стих<отворение> «Телега жизни» (1823 г.) со строкой: «Кричим: <„>валяй,< >ебена мать<“>», Пушкин прибавлял: «Можно напечатать, пропустив русский титул» 70.

В стихотворении «Городок» (1815 г.), говоря о Баркове, поэт считает нужным выражаться его языком: «Как ты, ебена мать, Не стану я писать»71 <;> в стихотворении «Холоп венчанного солдата» (1818 г.) угрозы по адресу реакционера А. С. Стурдзы заключает стихом: «А впрочем, мать твою ебу»; также и пожелание Д. Н. Блудову «веселого пути<... К>о древнему Дунаю» заключается: «И мать его ети» (1825 г.)<.> В стихотворении «Рефутация Беранжера» (1827 г.), выдержанном в тоне солдатских анекдотов, в рефрене повторяется: «Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать». В стихах «А в ненастные дни» (1828 г.) при описании картежной игры: «Гнули, мать их ети, От пятидесяти На сто». В так называемых «Заметк<ах> по русской истории XVIII в.» (1822 г.) Пушкин приводит «славную», как он ее называет, записку Потемкина с требованием денег: «Дать, ебена мать», а в «Table Talk» (1835—1836 гг.) приводит другую записку Потемкина, в стихах, с смягченным, почти приличным вариантом: «Мать твою растак»72.

В письмах Пушкин неоднократно выражал то пренебрежение, то негодование матерными словами. В письме к Л. С. Пушкину от второй половины декабря 1824 г., выражая желание издать I главу «Евгения Онегина», так объяснял это: «слава, еб ее мать — деньги нужны». В письме к нему же от начала января 1824 г., выражая неудовольствие на перевод М. Е. Лобанова «Федры» Расина, так заключал свой отзыв: «Мать его в рифму! вот как всё переведено<».> Вероятно, этот вариант «русского титула» — собственное сочинение поэта. Во всяком случае это выражение было у него в ходу. «Ольдекоп, мать его в рифму, надоел», писал Пушкин Вяземскому 29 ноября 1824 г. Сообщая ему же (конец января — начало февраля 1830 г.) о помещении в «Литературной Газете» его стихотворения «К ним», являющегося ответом Вяземского своим врагам, Пушкин так писал об этом: «Я напечатал твое К ним противу воли Жуковского. Конечно, я бы не допустил к печати ничего слишком горького, слишком озлобленного. — Но элегическую ебену-мать позволено сказать, когда не в терпеж приходится благородному человеку».

В Кишиневе у Инзова Пушкин выучил матерным ругательствам на молдаванском языке сороку, которая и приветствовала этими восклицаниями знавшего по-молдавански архиерея, пришедшего к Инзову с поздравлениями на первый день Пасхи< >73.

Вспоминая этот случай, Пушкин в письме к Плетневу от 7 января 1831 г., назвал современных ему критиков «попугаями или сороками Инзовскими, которые картавят одну им натверженную ебену мать».

Довольно частое употребление «русского титула» в произведениях и письмах Пушкина, конечно<,> говорит< >за то, что и свою разговорную речь он уснащал этими выражениями. Мы нашли одно свидетельство об этом современника поэта. В. П. Титов писал 17 марта 1828 г. Погодину: «Пушкин бесится на „Атеней“, утешается, браня своего критика матершиною заодно с Булгариным»74.

Ко всему этому нужно добавить, что выражение «ругаться по матерну» значило на языке Пушкина и его современников вообще непристойно выражаться, хотя бы и не употребляя «матерных» выражений. В письме Пушкина к брату от 27 марта 1825 г. есть такие строки: «Так как Воейков ведет себя хорошо, то думаю прислать и ему стихов — то ли дело не красть, не ругаться по матерну, не перепечатывать, писем не перехватывать и проч. — Люди не осудят, а я скажу спасибо».

О персонаже сцены битвы близ Новгорода-Северского в «Борисе Годунове», капитане Маржерете, Пушкин писал (в конце октября — начале ноября 1825 г.) Вяземскому, что этот капитан «всё по-матерну бранится», а в ответ на просьбу Жуковского прислать трагедию для прочтения ее в. к. Елене Павловне, с которой он занимался в это время русским языком, заметил: «Какого вам Бориса, и на какие лекции? в моем Борисе бранятся по-матерну на всех языках. Это трагедия не для прекрасного полу» (письмо к Плетневу от 7—8 марта 1826 г.)<.> Это же повторил Пушкин и по выходе в свет трагедии в письме к Вяземскому (от 2 января 1831 г.) извещая, что в «Борисе» «выпущены народные сцены, да матерщина французская и отечественная».

Сравнение печатного текста трагедии в издании 1831 г. с текстом двух сохранившихся беловых рукописей показывает, что никакой «матерщины» в тесном смысле этого слова у Пушкина не было. Поэт имел в виду, конечно, следующие четыре мес<т>а в трагедии. В печатном тексте сцены «Корчма на литовской границе» в словах Варлаама: «Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда — да еще и спесивится, может быть кобылу нюхал», исключены последние слова: «может быть 75 кобылу нюхал»<,> имеющиеся в обеих беловых рукописях76. В конце этой же сцены в печатном тексте Варлаам восклицает: «Отстаньте, пострелы». В одной беловой рукописи вместо этого: «Отстаньте, сукины дети», а в другой: «Отстаньте, блядины дети» 77.

В сцене битвы близ Новгорода-Северского в словах Маржерета, начинающихся с «Qu’est-ce <à> dire pravoslavni?...», в печатном тексте конец: «pour fuir» (чтобы удирать) вместо «pour foutre le camp»78 в рукописях.

В этой же сцене вместо слов Маржерета в печатном тексте: «Diable, il< >fait chaud! — Ce diable de Samozvanetz, comme il s’appelle, est un brave <à> trois poils» («Чорт, дело становится жарким! Этот дьявол самозванец, как его называют, драчун») в рукописях: «Tudieu, il y fait chaud! Ce diable de Samozvanetz, comme ils l’appellent, est un bougre qui a du poil au cul79. Qu’en pensez vous mein herr?» («Чорт, дело становится жарким! Этот дьявол самозванец<,> как они его называют, порос щетиной под хвостом. Как вы полагаете, майн герр<?>») 80.

В этом же смысле «сквернословия» употреблено слово «матерщина» и в приведенном Гаевским куплете лицейской песни о Пушкине как авторе «Тени Баркова»:

«А наш француз
Свой хвалит вкус
И матерщину порет» 81.

Как мы уже отмечали, «матерщины» в тесном смысле в «Тени Баркова» как раз очень мало.

Приведенными из произведений и писем Пушкина непристойными вульгаризмами, употребленными им и в балладе «Тень Баркова», далеко не исчерпывается репертуар подобных слов в словаре языка поэта.

Принадлежа в большой части к словам, которые естественно не появляются в печати, эти выражения остаются «непрочитанными» в пушкинском тексте, но здесь их необходимо привести.

• В «национальной песне» (1817 г.) «Гауншильд и Энгельгард»: «...Все, как отставной солдат, Тянут песнь унылу: <„>Господа попердоват! Господи, помилуй!<“>»<;>
• в черновом тексте стихотворени<я> «И дале мы пошли» (1832 г.): «Тут звучно пернул он — я взоры потупил»;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 26 августа 1833 г.: «Дорогой вел он [Соболевский] себя порядочно и довольно верно исполнил условия, мною ему поднесенные, а именно... 2) не пердеть ни явным, ни тайным образом, разве во сне и то ночью, а не после обеда»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от 6 февраля 1823 г.: «Ах, мой друг, как ты набздела»;
• в письме к нему же от 14 августа 1831 г.: «У Жуковского понос поэтический хотя и прекратился однако ж он всё еще поддрискивает гекзаметрами»82;
• в письме к нему же от 3 сентября 1831 г.: «Я начал также подристывать; на днях испрознился сказкой в тысяча стихов; другая в брюхе бурчит. А всё холера»83;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 22 сентября 1832 г.: «Насилу дотащился в Москву, обосцанную дождем»;
• в стихотворении «Увы, напрасно деве гордой» (1825 г.) два последние стиха читаются: «Она на щепочку нассыт, А мне понюхать не позволит»<;>
• в стихотворении «Сводня грустно за столом» (1827 г.) зачеркнутый стих: «В кухню барышни поссать» и отдельное слово «сцать», не нашедшее применения в стихе;
• в письме к Л. С. Пушкину от 4 сентября 1822 г.: «С нетерпением ожидаю успех „Орлеанской Целки<“>»;
• в стихотворении «Сводня грустно за столом» (1827 г.): «Все толкнули целку»;
• в письме к Дельвигу от середины ноября 1828 г.: «...мне также трудно проломать мадригал, как и целку»;
• в письме к А. И. Тургеневу от 7 мая 1821 г.: «Разве он [М. Ф. Орлов] ошибся плешью и проломал жену головою»;
• в письме к А. Н. Вульфу от 16 октября 1829 г.: «Иван Иванович на строгом диэте (употребляет своих одалисок раз в неделю)»;
• в письме к Вяземскому от конца октября — начала ноября 1825 г. по поводу «Бориса Годунова»: «Юродивый мой, малой презабавной: на Марину у тебя встанет — ибо она полька, и собою преизрядна — (в роде К. Орловой, сказывал это я тебе?)»;
• в отрывке из путевых записок, не вошедшем в «Путешествие в Арзрум<»> (1829 г.): «<„>А не блядовала ли без тебя?“ — „По маленьку, слышно, давала<“>»;
• в стихотворении «Брови царь нахмуря» (1825 г.): «Вешают за морем За два яица»;
• в стихотворении «К кастрату раз пришел скрипач» (1825 г.): «„Смотри“ — сказал певец безмудый»;
• в письме к Вяземскому от второй половины апреля (21-го) 1820 г.: «Я читал моему преображенскому приятелю — несколько строк тобою мне написанных в письме к Тургеневу — и поздравил его с счастливым испражнением пиров Гомеровых — Он отвечал, что говно твое, а не его»<;>
• в письме к нему же от конца июня 1824 г.: «Вот как Шишков сделает всю обедню говном»;
• в письме к Л. С. Пушкину от 27 марта 1825 г.<:> «Получил ли ты мои Стихотворенья? — вот в чем дожно состоять предисловие: Многие из сих стихотворений — дрянь и недостойны внимания Росейской публики — но как они часто бывали печатаны бог весть кем, чорт знает под какими заглавиями, с поправками наборщика и с ошибками издателя — так вот они, извольте-с кушать-с, хоть это-с говно-с (сказать это помягче)»;
• в письме к кн. Вяземскому от конца октября — начала ноября 84 1825 г.: «...с тех пор как я в Михайловском, я только два раза хохотал; при разборе новой пиитик<и> басен, и при посвящении говну говна твоего»;
• в письме к Н. С. Алексееву от 1 декабря 1826 г.: «Милый мой: ты возвратил меня Бессарабии! Я опять в своих развалинах — в моей темной комнате, перед решетчатым окном или у тебя, мой милый, в светлой, чистой избушке, смазанной из молдавского говна»;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 11 июня 1834 г.: «А живя в нужнике, по неволе привыкнешь к говну»;
• в «Table ta<l>k» (1835—1836 гг.) в стихотворной записке Потемкина: «Лежи в говне»;
• в стихотворении «Рефутация Беранжера» (1827 г.): «Ты помнишь ли, ах, ваше благородье, Мусье француз, говенный капитан?»;
• в письме к Плетневу от 31 января 1831 г.: «И что есть общего между поэтом Дельвигом и говночистом полицейским Фаддеем?»;
• в письме к П. Б. Мансурову от 27 октября 1819 г.: «У Юрьева хуерик, слава богу, здоров... и так уж много хуериков в моем письме»;
• в письме к Вяземскому от 11 ноября 1823 г. 85: «Язвительные лобзания напоминаю<т >тебе твои хуерики. Поставь пронзительных. Это будет ново<»;>
• в письме к нему же от 10 августа 1825 г.: «Какова наша текучая словесность? настоящий хуерик!»;
• в письме к Л. С. Пушкину от начала января 1824 г.: «План и характеры Федры [Расина] верх глупости и ничтожества в изобретении... Иполит, суровый Скифский выблядок, — ничто иное как благовоспитанный мальчик, учтивый и почтительный»;
• в отрывке из путевых записок, не вошедшем в «Путешествие в Арзрум»: «...жену-то прости, а выблядка посылай чаще по дождю... „А в самом деле, — спросил я, что ты сделаешь с выблядком?“<»>;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 15 сентября 1834 г<.>: «Ну, женка, умора. Солдатка просит, чтоб ее сына записали в мои крестьяне, а его де записали в выблядки, а она де родила его только 13 месяцев по отдаче мужа в рекруты, так какой же он выблядок? я буду хлопотать за честь оскорбленной вдовы»86;
• в стихотворении «Сабуров, ты оклеветал» (1824 г.): «Но Зубов не прельстил меня Своею задницею смуглой»;
• в стихотворении «Проклятый город Киш<и>нев» (1823 г.): «Лишь только будет мне досуг, <Я>влюся я перед тобою; <Т>ебе служить я буду рад: <С>тихами, прозой, всей душою, <Н>о Вигель, пощади мой зад!»;
• в стихотворении «Любезный Вяземский, поэт и камергер» (1831 г.): «На заднице твоей сияет тот же ключ»;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 30 октября 1833 г.: «Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу, есть чему радоваться!»;
• в стихотворении «Оставя честь судьбе на произвол» (1821 г.): «Она лежит, глаз пухнет понемногу. Вдруг лопнул он; чт<о >ж курва? — <„>Слава богу! Всё к лучшему: вот новая дыра<!“>»87;
• в письме к Н. Н. Пушкиной от 6 ноября 1833 г.: «Радоваться своими победами тебе нечего; Курва, у которой переняла ты прическу (NB: ты очень должна быть хороша в этой прическе; я об этом думал сегодня ночью), Ninon говорила...»<;>
• в стихотворении «Ты и я» (1819 г.): «Афедрон ты жирный свой Подтираешь коленкором. Я же грешную дыру Не балую детской модой»;
• в стихотворении «Сожаленье не поможет» (1819 г.): «Всё ж мне жаль, что граф Хвостов Удержать в себе не может Ни урины, ни стихов»;
• в стихотворении «Бессмертною рукой раздавленный зоил» (1818 г.): «Плюгавый выползок из гузна Дефонтена»88;
• в стихотворении «Раззевавшись от обедни» (1821 г.): «Муж! вотще карманы грузно Ты набил семье моей, И вотще ты пятишь гузно, Маврогений мне милей»;
• в письме к Вяземскому от 9 ноября 1826 г.: «...<я> ничего не говорил тебе о твоем решительном намерении соединиться с Полевым, а ей богу — грустно... Впроччем ничего не ушло. Может быть, не Погодин, а я — буду хозяин нового журнала — Тогда, как ты хочешь, а уж Полевова ты пошлешь к матери в гузно»;
• в письме к А. Н. Верстовскому от конца ноября 1830 г.: «Не можешь вообразить, как неприятно получать проколотые письма: так шершаво, что невозможно ими подтереться — anum расцарапаешь»;
• в письме к П. Б. Мансурову от 27 октября 1819 г.: «Мы не забыли тебя и в 7 часов с ¹/₂ каждый день поминаем в театре рукоплесканьями, вздохами — и говорим: свет то наш Павел! что-то делает он теперь в великом Новгороде? завидует нам — и плачет о Крыловой (разумеется нижним проходом)»;
• в письме к кн. П. А. Вяземскому от апреля 1820 г.: «...поздравил его с счастливым испражнением пиров Гомеровых» 89;
• в стихотворении «В глуши, измучась жизнью постной» (1825 г.): «Изнемогая животом, Я не парю — сижу орлом И болен праздностью поносной... Но твой затейливый навоз Приятно мне щекотит нос: Хвостова он напоминает, Отца зубастых голубей, И дух мой снова позывает Ко испражненью прежних дней»;
• в стихотворении «Сосок чернеет сквозь рубашку» (1829 г<.>): «Татьяна мнет в руке бумажку, Зане живот у ней болит: Она затем поутру встала При бледных месяца лучах И на потирку изорвала, Конечно, „Невский Альманах“»;
• в стихотворении «Мне жаль великия жены» (1824 г.): «Старушка милая жила Приятно и немного блудно, Вольтеру первый друг была, „Наказ<“> писала, флоты жгла И умерла, садясь на судно»;
• в стихотворении «П. Б. Мансурову» (1819 г.): «Но скоро счастливой рукой Набойку школы скинет, На бархат ляжет пред тобой И ляжечки раздвинет».

Для того, чтобы правильно оценить степень непристойности приведенных выражений, не следует забывать, что многие из них, шокирующие нас, в пушкинское время и среди образованных людей звучали совсем не так цинично, как в настоящее время. «Неприличие» — категория историческая. Слово «выблядок», например, не только при Пушкине, но и позднее воспринималось как «незаконный» сын без какого-либо оттенка непристойности. Л. Н. Толстой, поздравляя 7 января 1853 г. брата Сергея Николаевича с рождением сына от «незаконной жены»<,> писал ему: «Поздравляю тебя с сыном (хотя и выблядок, но всё-таки сын)».

В 1849 г. Плетнев вспоминал: «Пушкин бесился<,> слыша, если кто про женщину скажет: „она тяжела“, или даже „беременна“, а не брюхата — слово самое точное и на чистом русском языке обыкновенно употребляемое»90. С тех пор стало считаться неприличным не только «тяжела», но и «она в интересном положении», и стали говорить «она в положении» 91.

Но употребление Пушкиным в произведениях вульгаризмов часто не просто черта времени, а вполне сознательно применяемый прием, которым он пользовался в годы своего зрелого творчества. Мы имеем весьма красноречивое признание поэта на этот счет. По поводу слов «хладный скопец» в «Бахчисарайском фонтане» Пушкин писал Вяземскому (в ноябре 1823 г.): «я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Я не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали. Проповедую из внутреннего убеждения, но по привычке пишу иначе»92. Слово «похабность» здесь значит «откровенность», «грубость», «непосредственность», и было бы наивно думать, что «Тень Баркова» написана как опыт этого «грубого и простого» библейского языка. Установка баллады, конечно, в другом — в самой откровенной барковщине.

«Тень Баркова» — единственный опыт Пушкина в этом роде93, но< >вообще муза его не всегда была целомудрена <sic!>. Во-первых, Пушкин — автор фривольных произведений, где нескромное содержание выражено в скромной форме: иносказаниями, недоговоренностями и намеками. Блестящие образцы такого рода поэзии дали французские писатели XVII—XVIII вв., учеником которых был Пушкин.

К этой категории пьес, можно отнести: «Красавице, которая нюхала табак» (1814 г.), «Леда» (1814 г.), «Бова»94 (1814 г.), «Вишня» (1815 г.), «Фавн и пастушка» (1816 г.), «Ты хочешь ли узнать, моя драгая» (1816 г.), «Она тогда ко мне придет» (1818 г.), «Платоническая любовь» (1819 г.), «Нимфодоре Семеновой» (1818—1819 гг.), «На кн. А. Н. Голицына» (1818—1820 <гг.>), «Христос воскрес, моя Ревекка» (1821 г.), «Гавриилиада» (1821 г.), «A son amant...» (1821 г.), «J’ai possédé...» (1821 г.), «Царь Никита» (1822 г.)95, «Вертоград моей сестры» (1<8>25 г.)96, «Припадками болезни женской» (1825 г.), «Разговор Фотия с Орловой» (1820-ые годы)97. Вторую категорию составляют стихотворения, лишенные какой-либо фривольности, но с грубыми вульгаризмами. К таким стихотворениям можно отнести куплеты на слова: «С позволения сказать» (1816 г.), «Гауншильд и Энгельгардт» (1817 г.), «К портрету П. П. Каверина» (1817 г.), «На Каченовского» («Бессмертною рукой раздавленный зоил»<)> (1818 г.), «27 мая 1819 г.» («Веселый вечер в жизни нашей»), «К Ф. Ф. Юрьеву» (1819 г.), «На Аракчеева» («Всей России притеснитель») (1818—1820 гг.), «На Стурдзу» («Холоп венчанного солдата») (1818—1820 гг<.>), «Дельвигу» <(«>Друг Дельвиг, мой парнасский брат») (1821 г.), «Мой друг, уже три дня» (1822 г.), «Вигелю» («Проклятый город Кишинев») (1823 г.), «Телега жизни» (1823 г.), «Мне жаль великия жены» (1824 г.), «Рефутация Беранжера» (1827 г.), «На картинки к „Евгению Онегину“» («Вот перешед чрез мост Кокушкин»<)> (1829 г<.)>, «Как весенней теплою порою» (1830? г.), «Любезный Вяземский, поэт и камергер» (1831 г.) и «И дал<е> мы пошли» (1832 г.).

Из перечисленных стихотворений необходимо остановиться на «Телеге жизни» и «И дале мы пошли». Текст первого стихотворения со строко<й>: «Кричим: „пошел, ебена мать“» 98 Пушкин послал Вяземскому как оконча<т>ельный и, лишь имея в виду невозможность его для печати, соглашался на исключение из текста «русского титула», который следовательно в общей концепции стихотворения представлялся Пушкину существенно важным<.> Аналогичный случай имеем и в стихотворении «И дале мы пошли». Из рукописи видно, что стих «Тут звучно пернул он — я взоры потупил» представляет собою окончательную редакцию, а редакция: «Тут звучно лопнул он — я взоры потупил»<,> приписанная на полях, является вынужденной цензурными соображениями. Здесь, как и в «Телеге жизни»<,> нецензурные вульгаризмы отнюдь не несут комической функции.

Наконец, в третью группу нужно отнести стихотворения более или менее нескромного содержания с непристойными словами<.> Кроме «Тени Баркова», это: «От всенощной вечор идя домой» (1815 г.), «Орлов с Истоминой в постеле» (1817 г.), «Ты и я» (1818—1819 гг.), «На гр. Д. И. Хвостова» («Сожаленье не <по>может») (1819 г.), «П. Б. Мансурову» (1819 г.), «Раззевавшись от обедни» (1821 г.)99, «Оставя честь судьбе на произвол» (1821 г.), «Сабуров, ты оклеветал» (1824 г.), «Веселого пути» (1825 г.), «В глуши, измучась жизнью постной» (1825 г.), «Брови царь нахмуря» (1825 г.), «К кастрату раз пришел скрипач» (1825 г.), «А. Н. Вульф» («Увы, напрасно деве гордой<»)> (1825 г.), «Сводня грустно за столом» (1827 г.), «Князь Шаликов, газетчик наш печальный» (1827 г.), «На картинки к „Евгению Онегину“» («Сосок чернеет сквозь рубашку») (1829 г.) и «В академии наук» (1835 г.)100.

Необходимо отметить, что за исключением трех: «Ты и я», «Раззевавшись от обедни» и «Сводня грустно за столом», все названные стихотворения последней категории представляют собою мелочи (от двух до шестнад<ц>ати стихов), сочинение которых не требовало более или менее серьезной творческой работы. Это «обмолвки» поэта, словесные шалости, а не «произведения» в полном смысле этого слова. Ни о каком культивировании Пушкиным жанра непристойных произведений говорить нельзя.

Но, с другой стороны, не будем лицемерить: в компании приятелей, за бутылкой вина, Пушкин не отличался сдержанностью и скромностью речи, многое себе позволяя.

Участник ужинов у Н. В. Всеволожского общества «Зеленой лампы» Я. Н. Толстой вспоминал, что прислуживавший на них лакей Всеволожских, молодой калмык, должен был подходить и говорить «здравия желаю» всякому, кто отпустит, как выражается Толстой, «пошлое красное словцо», разумея под этим, конечно, «русский титул». «С удивительною сметливостью, — пишет Толстой, — калмык исполнял свою обязанность. Впрочем, Пушкин ни разу не подвергался калмыцкому желанию здравия. Он иногда говорил: „Калмык меня балует; Азия протежирует Африку“. Конечно, мудрено было осудить искры ума Пушкина, который в эти минуты не только расточал остроты, но даже импровизировал прекрасные стихи»101.

Несомненно, местом рождения многих нескромных стихотворений-экспромтов были веселые дружеские собрания в роде ужинов у Всеволожского, когда аи «волшебная струя

Рождала глупостей не мало;
А сколько шуток и стихов...» 102

С. Т. Аксаков писал 26 марта 1829 г. С. П. Шевыреву: «С неделю тому назад завтракал я с Пушкиным, Мицкевичем и другими у Михаила Петровича [Погодина]. Первый держал себя ужасно гадко, отвратительно; второй — прекрасно. Посудите, каковы были разговоры, что второй два раза принужден был сказать: „господа, порядочные люди и наедине и сами с собою не говорят о таких вещах<!“>»103 104.

Об этом же писал Погодин Шевыреву 28 апреля 1829 г.: «У меня обедали: Пушкин, Мицкевич, Аксаков, Верстовский etc. Разговор был занимателен 105 от... до евангелия. Но много было сального, которое не понравилось...»106

В записях А. О. Смирновой бесед ее с Н. Д. Киселевым есть такое место:

«<„>Пушкин — любитель непристойного“, [сказала А. О. Смирнова]. — <„>К несчастью, я это знаю и никогда не мог себе объяснить эту антитезу перехода от непристойного к возвышенному, так же как я не понимаю, как вы и Жуковский можете говорить о грязных вещах<“>» 107.

В опубликованных Л. В. Крестовой мемуарных записях А. О. Смирновой108 не мало фривольных, а иногда и прямо непристойных рассказов, что отчасти, вероятно, объясняется психической болезнью мемуаристки. Но если последним обстоятельством объясняется повышенный интерес к этим рассказам, то сами по себе они весьма ценны как материал, обычно замалчиваемый, хорошо характеризующий ту среду, в которой вращался Пушкин. Из его окружения кн. П. А. Вяземский особенно был склонен к сальностям, которыми он уснащал не только свои письма к Пушкину, но и к своей жене. Большими циниками были С. А. Соболевский и брат поэта Л. С. Пушкин, неопубликованные письма которого к Соболевскому пестрят пахабщиной. Циничная развязность Пушкина в письмах к этим лицам частью объясняется и тем, что поэт писал на их языке.

***

Возвратимся к тексту «Тени Баркова».

Особенного внимания заслуживают 37—44 и 97—102 стихи баллады:

«Как иногда поэт Хвостов,
Обиженный природой,
Во тьме полуночных часов
Корпит над хладной одой;
Пред ним несчастное дитя —
И вкривь, и вкось, и прямо
Он слово звучное, кряхтя,
Ломает в стих упрямо».

«Не пой лишь так, как пел Бобров,
Ни Шелехова тоном.
Шихматов, Палицын, Хвостов
Прокляты Аполлоном.
И что за нужда подражать
Бессмысленным поэтам?»

Вероятно, еще в Москве, под влиянием дяди В. Л. Пушкина, а затем в лицее Пушкин пристально следил за борьбой карамзинистов с шишковистами, во многом определившей его литературные вкусы и наложившей сильнейший отпечаток на его творчество. Борьба эта сделала излюбленной тему осмеяния бездарных поэтов, каковыми считались чуть ли не все приверженцы Шишкова.

Исключительно для этого осмеяния, чрезвычайно занимавшего и потешавшего карамзинистов, было основано литературное общество «Арзамас». Этому же осмеянию по разным поводам посвящено немало стихов: в лицейских произведениях Пушкина, сплошь и рядом насыщенных ядом полемики и сатиры, направленных против шишковистов.

В этом отношении сильнейшее влияние на Пушкина оказал Батюшков своими эпиграммами и особенно сатирами: «Видение на берегах Леты» (1809 г.) и «Певец в беседе Славянороссов» или «Певец в беседе любителей русского слова» (1813 г.) 109, под каковым названием она ходила в лицейских списках110. Из пяти названных в балладе Пушкина поэтов четыре были предметом насмешек Батюшкова. Хвостов выведен в стихотворении «К Жуковскому» («Прости, балладник мой») (1812 г.) и в «Певце», как «читателей тиран», «зачитывающий» слушателей до смерти; Бобров под именем Безрифмина в «Послании к стихам моим» (1804 г.) и в эпиграмме «Безрифмина совет» (1805 г.) 111; под именем Бибруса — в эпиграмме «Как трудно Бибрусу со славою ужиться» (1809 г.) и как «виноносный гений» в «Видении на берегах Леты»; Шихматов — в том же «Видении», в эпиграммах 1810 г.: «Совет эпическому стихотворцу» и «На поэму Петру Великому» и в «Певце», где он назван «безглагольным»; Палицын — также в «Певце», как «гроза чтецов, в Поповке поседелый».

Несчастный метроман, гр. Д. И. Хвостов (1757—1835) получил громкую известность благодаря бесчисленным насмешкам и в прозе и в стихах<,> которым он подвергался главным образом со стороны карамзинистов. Его «притчи» служили «настольною и потешною книгою в „Арзамасе<“>» 112, члены которого в ряде заседаний изощрялись в остроумии над этими нелепыми стихотворениями. Пушкину принадлежит видное место в этой пародийной и эпиграмматической «хвостовиане». Жалкий поэт осмеян в ряде лицейски<х> стихотворений Пушкина. Под именем Графова он фигурирует в стихотворении «К другу стихотворцу» и «Исповеди бедного стихотворца», в лице Графона и Графова в стихотворении «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит») и в черновой редакции стихотворения «К Дельвигу», под именем Глупона — в «Городке» 113, где во второй раз он иронически назван «на рифмы удалым» поэтом. В стихотворении «Усы» одой Хвостова гусар завивает усы, а в стихотворении «Ты и я» (1819? г.) «жесткая ода» Хвостова находит еще более «низкое» применение. В стихотворении «Христос воскрес, питомец Феба» Хвостов назван «беспокойным» из-за своих постоянных приставаний выслушать его стихи. Эта же слабость высмеивается в эпиграмме «Сожаленье не поможет» (1819? г.). Как синоним бездарного, нечитаемого писателя Хвостов упомянут в «Послании цензору» (1822 г.). В стихотворении «В глуши, измучась жизнью постной» Пушкин вспомнил «зубастых голубей» из притчи Хвостова. Эти выпады замыкаются замечательной «Одой Его Сиятельству гр. Д. И. Хвостову», остроумно пародирующей приемы од Хвостова. Образ корпящего ночью над «хладной» одой Хвостова в «Тени Баркова» очень напоминает стихи, посвященные Хвостову в стихотворении «Моему Аристарху» (1815 г.). Противопоставляя здесь себе, любителю «праздности и покоя», которому «досуг совсем не бремя», бесталанного поэта труженика, Пушкин так пишет о нем:

«Н<е> думай, цензор мой угрюмый,
Что я, беснуясь по ночам,
Окован стихотворной думой,
Покоем жертвую стихам;
Что, бегая по всем углам,
Ерошу волосы клоками,
Подобно Фебовым жрецам
Сверкаю грозными очами,
Едва дыша, нахмуря взор,
И засветив свою лампаду,
За шаткой стол, кряхтя, засяду,
Сижу, сижу три ночи сряду
И высижу — трестопный вздор...
Так пишет (молвить не в укор)
Конюший дряхлого Пегаса,
Свистов, Хлыстов или Графов,
Служитель отставной Парнасса,
Родитель стареньких стихов,
И од не слишком громозвучных,
И сказочек довольно скучных<».>

Как «царь» бездарностей, «Седой Свистов» назван Хвостов в эпиграмме (1829? г.) «Седой Свистов! ты царствовал со славой». В стихотворении «К Жуковскому» (1816 г.) прародитель бездарных поэтов, Тредьяковский изображен сидящим в царстве теней на грудах «прозы и стихов, тяжелых плодов» тех же «полуночных трудов», которыми занят Хвостов в «Тени Баркова», а в стихотворении «Сон» (1816 г.) Пушкин снова заявляет: «В ночной тиши я с рифмами не бьюсь».

Но наиболее близки к приведенным стихам «Тени Баркова» стихи о Хвостове в «Тени Фонвизина»:

«И оба путника пустились
И в две минуты опустились
Хвостову прямо в кабинет.
Он не спал; добрый наш поэт
Нанизывал на случай оду,
Как божий мученик кряхтел,
Чертил, вычеркивал, потел,
Чтоб стать посмешищем народу.
Сидит; перо в его зубах,
На ленте Анненской табак,
Повсюду разлиты чернилы,
Сопит себе Хвостов унылый» 114.

В приведенных стихах 97—102 баллады из пяти бездарных поэтов трое — и притом, как и здесь, все вместе — Бобров, Шихматов и Хвостов дважды фигурируют в лицейских стихотворениях Пушкина. В стихотворении «К другу стихотворцу» о сочинениях этих трех писателей сказано:

«Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом115 гниют у Глазунова»,

а в стихотворении «Христос воскрес, питомец Феба» (1816 г.) поэт просит бога:

«Чтобы Шихматовым на зло,
Воскреснул новый Буало...
Да не воскреснут от забвенья
Покойный господин Бобров,
Хвалы газетчика достойный,
И беспокойный граф Хвостов».

Хвостов и кн. С. А. Ширинский-Шихматов фигурируют среди осмеянных поэтов в «Тени Фонвизина», где иронически упомянут и «покойный господин Бобров». Сочинения этого же Боброва, «чтоб усыпить» читает бес в «Монахе».

Многократно высмеивал Пушкин и кн. С. А. Ширинского-Шихм<а>това. Кроме выпадов в стихотворениях «К другу стихотворцу» (1814 г<.>) и «Христос воскрес, питомец Феба» (1816 г.), Пушкин написал эпиграмму на поэму Шихматова «Пожарский, Минин, Гермоген» (1814 г.) и высмеял его в «Тени Фонвизина» и эпиграмме «Угрюмых тройка есть певцов».

Через десять лет, в письме к В. К. Кюхельбекеру (от начала декабря 1825 г.) Пушкин назвал Шихматова «бездушным, холодным, надутым, скучным пустомелей».

Вспомнил, наконец, Шихматова Пушкин и в «Домике в Коломне» (1830 г.):

«Вы знаете, что рифмой наглагольной
Гнушаемся мы. Почему? спрошу.
Так писывал Шихматов богомольный,
По большей части так и я пишу».

Названные Барковым наряду с Хвостовым, Бобровым и Шихматовым Шелехов и Палицын — третьестепенные писатели конца XVIII — начала XIX столетия.

Ив. Ив. Шелехов по окончании Благородного пансиона Московского университета в 1809 г. поступил на службу, по которой и подвигался до самой смерти, скончавшись в 1855 г. директором департамента Государственных имуществ. Литературная деятельность его выразилась, кажется, только в том, что в 1808 г. в его переводе с немецкого вышло в свет сочинение Кампе «Советы старца, нравоучительная книга для детей», а в 1810 г. вышло пять книг основанного им «Журнала для сердца и ума».

Понятно, что писания этого благонравнейшего чиновника должны были вызвать особенное возмущение Баркова116.

Несколько бòльшую, чем Шелехов, литературную величину представлял собою Алдр. Алдр. Палицын (175?—1816), по выходе в отставку из военной службы< >живший в своем харьковском имении Поповке. Преимущественно занимаясь переводами, среди которых имеется «Новая Элоиза» Руссо (Спб. 1803—1804), Палицын, не состоя членом Шишковских Российской академии и «Беседы любителей русского слова», по своим литературным воззрениям всё же был близок к Шишкову. В оригинальном своем произведении, стихотворном «Послании к Привете или воспоминании о некоторых русских писателях моего времени»< >(Харьков 1807 г.)117
<,> Палицын посвятил Баркову такие строки:

«Дары природы чтя, нельзя забыть Баркова,
Хотя он их презрел:
Он нам Горация и Федра перевел.
Но, так же, говоришь ты, плохо их одел,118
Как жаль, что он не шел
За ними к Геликону,
А пресмыкался в след Скарону!
Его бы лирный глас
Мог славить наш Парнас.
О воспитание! о нравы<!>
Без вас, при всех дарах, ни пользы нет, ни славы».

Возможно, что эту характеристику имеет в виду Барков, недоброжелательно отзываясь в балладе Пушкина о Палицыне. Но вероятнее предположить, что последний попал в «Тень Баркова» из «Певца в Беседе Славянороссов» Батюшкова. Во всяком случае упоминание Шелехова и Палицына в балладе весьма убедительно свидетельствует о том, что она не могла быть написана позднее 1814—1815 гг., — так как говорить позднее этого времени о таких незначительных писателях было бы анахронизмом. Между прочим, Пушкин о них нигде больше и не упоминает 119.

Сильнейшим свидетельством о том, что «Тень Баркова» написана Пушкиным, является герой ее, Барков. Весьма вероятно, что и тут дело не обошлось без Батюшкова. Мысль вывести Баркова в виде «тени» могла быть подсказана «Видением на берегах Леты», где в «священном Элизии», среди тех поэтов, «коих бог певцов <В>енчал бессмертия лучами», во главе с Ломоносовым восседает и Барков, «что сотворил обиды Венере девственной».

Кроме интересующей нас баллады, Пушкин писал о Баркове еще в тех двух лицейских произведениях, близость которых к «Тени Баркова» будет не раз отмечена мною, в «Монахе» и «Городке». В начале первого произведения после обращения к Вольтеру поэт так говорит о знаменитом русском цинике:

«А ты поэт, проклятый Аполлоном,
Испачкавший простенки кабаков,
Под Геликон упавший в грязь с Вильоном,
Не можешь ли ты мне помоч<ь>, Барков?
С усмешкою даешь ты мне скрыпицу,
Сулишь вино и музу пол-девицу:
„Последуй лишь примеру моему“. —
Нет, нет, Барков! скрыпицы не возьму,
Я стану петь, что в голову придется,
Пусть как-нибудь стих за стихом польется».

В стихотворении «Городок» при описании «потаенной сафьянной тетради»<,> о которой у нас уже была речь, о Баркове так говорится:

«Но назову ль детину,
Что доброю порой
Тетради половину
Наполнил лишь собой!
О ты, высот Парнасса
Боярин небольшой,
Но пылкого Пегаса
Наездник удалой!
Намаранные оды,
Убранство б<а>рдаков,
Гласят из рода в роды:
«Велик, велик Барков!»
Твой дар ценить умею,
Хоть, право, не знаток;
Но здесь тебе не смею
Хвалы сплетать венок:
Барковским должно слогом
Баркова воспевать;
Но, убирайся с богом,
Как ты, ебена мать,
Не стану я писать<»>120 <.>

Как видим, и в первом и во втором случае Пушкин сначала выражает желание писать в стиле Баркова, но сейчас же от этого желания отказывается, при чем в «Городке» совершенно определенно заявляет, ч<т>о «здесь», т. е. в этом стихотворении, поэт «не смеет» Баркову «хвалы сплетать венок»<,> так как только «Барковским должно слогом Баркова воспевать». Отделавшись на этот раз от искушения подражать «великому» Баркову и к<р>епко выругавшись в его стиле, Пушкин всё же вскоре не утерпел и написал-таки произведение, воспевающее Баркова действительно его слогом, балладу «Тень Баркова». Вот почему, мне кажется, это стихотворение нужно датировать временем после написания «Городка»121. Последн<е>е стихотворение написано не ранее ноября 1814 г. и не позднее марта 1815 г<.>122

Необходимо отметить сходство, с одной стороны, стиха в балладе: «Гласит везде: „Велик Барков<!“>» со стихами в «Городке»: «Намаранные оды... <Г>ласят из рода в роды: „Велик, велик Барков!<“>», с другой — слов Баркова в балладе: «Последуй ты, ебена мать, Моим благим советам» со словами Баркова же в «Монахе»: «Последуй лишь примеру моему» 123. К этому нужно добавить, что вообще Барков в «Монахе» действует весьма схоже с тем, как мы видим его при первом появлении Ебакову. Стихи 87—108 баллады, начиная со стиха: «Но слушай, изо всех певцов...» и кончая: «Не вздремлют над тобою», лишь развивают то, что сказано в трех стихах «Монаха»:

«С усмешкою даешь ты мне скрыпицу,
Сулишь вино и музу пол-девицу:
„Последуй лишь примеру моему“».

Но этим не ограничивается сходство «Монаха» с «Тенью Баркова». Герои обоих прои<з>ведений — лица духовного звания. Сатирически изображенный в поэме монах, хотя наяву успешно борется с бесом, во сне ведет себя не менее темпераментно, чем его собрат, расстрига поп:

«Монах на всё взирал смятенным оком.
То на стакан он взоры обращал,
То на девиц глядел чернец со вздохом,
Плешивый лоб с досадою чесал —
Стоя, как пень, и рот в сажень разинув.
И вдруг, в душе почувствовав кураж
И набекрень взъярясь клобук надвинув,
В зеленый лес, как бело-усый паж,
Как легкий конь, за девкою погнался» (II, 60—68).

Слова его при погоне за «нов<о>й Дафной»: «Не дам <...> я промаха в кольцо» вполне, надо думать, в стиле тех «куплетов», которые распевал поэт Ебаков.

Наконец, третье лицейское стихотворение, имеющее общее с балладою — «Бова» (1814 г.). Дважды данное описание появления «тени» Баркова Ебакову имеет разительное сходство с описанием появления «тени» Бендокира Зоиньке. В балладе:

«Он видит — в ветхом сюртуке,
С спущенными штанами
С хуиной толстою в руке,
С отвисшими мудами,
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими стопами,
Сияя сквозь ночную тьму
Огнистыми очами<».>

В «Бове»:

«Видит тень иль призрак старого
Венценосца с длинной шапкою,
В балахоне, вместо мантии,
Опоясанный мочалкою,
Вид невинный, взор навыкате,
Рот разинут, зубы скалятся,
Уши длинные, ослиные
Над плечами громко хлопают».

Оба «портрета» написаны по одному плану: оба начинаются с описания одежды, которая и у того и у другого нарочито убогая — «зеленый ветхий сюртук» у Баркова, <«>балахон<»>, <«>опоясанный мочалкою<»> у Бендокира, — у обоих персонажей описаны глаза, а характеризующим Баркова его аттрибутам: «хуине» и «мудам<»> соответствуют <«>разинутый рот<»>, <«>оскаленные зубы<»> и <«>ослиные уши<»> Бендокира слабоумного124.

Несомненно, описание «тени» Баркова внушено опять-таки «Певцом в Беседе любителей русского слова» Батюшкова, где так описывается «тень» Тредьяковского:

«Чья тень парит под потолком
Над нашими главами?
За ней, пред ней... о, страх! — кругом
Поэты со стихами!
Се Тредьяковский в парике
Засаленном, с кудрями,
С „Телемахидою“ в руке<,>
С Ролленем за плечами!» 125.

Таковы извлекаемые мною из текста баллады доказательства в пользу того, что она принадлежит к ранне-лицейским произведениям Пушкина. Об этом же говорят лексика и фразеология «Тени Баркова».

Отсутств<и>е словаря Пушкина не позволяет пока с исчерпывающей полнотой дать анализ лексики и фразеологии баллады, но и не претендующее на полноту сравнение текста «Тени Баркова» с лицейскими стихотворениями Пушкина 1814—1816 гг. показывает, насколько баллада близка к ним в этом отношении.

Вот усмотренные мною лексические и фразеологические совпадения и сходства стихов баллады с ранне-лицейскими стихотворениями Пушкина.

Заглавие: «Тень Баркова».
57. Явилась тень — идет к нему
278. Сказала тень расстриге.

Заглавие поэмы «Тень Фонвизина»; в стихотворении «Бова» (1814 г.): «Видит тень иль призрак старого»; в стихотворении «Городок» (1815 г<.>): «С моей быть может тенью 126»; в стихотворении «Осгар» (1814 г.): «Над камнем гробовым уныло тень сидит»127 128.

1. Однажды зимним вечерком
179. Закинем в нужник вечерком.

В стихотворении «Городок» (1815 г.): «Под зимний вечерок» 129.

5. Московский модный молодец,

В стихотворении <sic!> «Монах» (1813 г.): «Тот молодцом к монашенкам пустился» (I, 77).

6. Подьячий из Сената,

В стихотворении «Исповедь бедного стихотворца» (1814? г.): «Сперва подьячий был»; в стихотворении «Городок» (1815 г.): «Подьяческий народ» 130.

9. Всяк, пуншу осушив бокал,
239. И, водкою налив бокал,

В первой редакции стихотворения «Казак» (1814 г.): «Что предвидит всяк»; в стихотворении «Мы недавно от печали<»> (1814 г.): «По бокалу осуш<а>ли»; в стихотворении «Фавн и пастушка» (1814—1816 гг.): «И пенистый фиал... Лениво осушал»; в стихотворении «К другу стихотворцу» (1814 г.): «Однажды, осушив бутылки и стаканы»; в стихотворении «Красавице, которая нюхала табак» (1814 г.): «Стаканы сушит все до дна»; в стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «Скорее скатерть и бокал», «Полней бокал досуга»; в стихотворении «К Галичу» («Пускай угрюмый рифмотвор») (1815 г.): «О Галич, верный друг бокала»; в стихотворении «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой») (1815 г.): «И пенистый бокал», «Мы часто за бокалом»; в стихотворении «Воспоминание. К Пущину»< >(1815 г.): «Вкруг бокалов пуншевых»; в стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «И пунш, и грог душистый»; в стихотворении «К Н. Г. Ломоносову» (1814 г.): «За чашей пунша круговою<»> 131<.>

16. Горя как столб багряный<?>

В стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Редеет ночь, заря багряна».

19. Хвала тебе, расстрига поп,

В стихотворении «Мечтатель» (1815 г.): «Хвала тебе, богиня!»; в стихотворении «Принцу Оранскому» (1816 г.): «Хвала, о юноша геро<й!>»; в стихотворении «К сестре» (1814 г.): «И прилечу расстригой»; в стихотворении «Городок» (1815 г.): «Попов я городских»; в стихотворении «Монах» (1813 г.): «И слышал я, что будто старый поп» (I, 78); в стихотворении «К Пущину» («Любезный именинник») (1815 г.): «С нахмуренным попом» 132.

20. Приа<п>а жрец ретивый.

В стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «Ты будешь Вакха жрец лихой»; в стихотворении «Заздравный кубок» (1816 г.): «Вы, Геликона Давни жрецы» 133.

25. Повис! вотще своей рукой
29. Вотще! Под бешеным попом
33. Вотще! елдак лишился сил;
211. Вотще муде свои трясет,

В стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г<.>): «Вотще лишь гневом дух пылал»; в стихотворении «Городок» (1815 г.): <«>Вотще даны мне розы» 134.

35. Он пал, главу свою склонил
215. Он снова пал и не встает,
273. Она взглянула, пала в прах,

В стихотворении «Городок» (1814? г.): «И пал на дол кровавый»; в стихотворении «К Лицинию» (1815 г.): «Падет, падет во прах вселенныя венец»; в стихотворении «Наполеон на Эльбе» (1815 г.): «Рыдай, твой бич восстал — и всё падет во прах»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Пред ним со страхом пала ниц» 135.

36. И плачет в нежной длани<.>

В стихотворении «Гараль и Гальвина» (1814? г.): «Прощальну длань подругам подают», «Забыла меч ослабленная длань»; в стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г.): «Блеснул кровавый меч в неукротимой длани».

39. Во тьме полуночных часов

В стихотворении «К Жуковскому» (1816 г.): «Тяжелые плоды полунощных трудов» 136.

40. Корпит над хладной одой<;>

В стихотворении «К Галичу» («Пускай угрюмый рифмотвор») (18<1>5 г.): «Холодных од творец ретивый»; в стихотворении «К другу стихотворцу» (1814 г.): «В холодных песенках любовью не пылай».

41. Пред ним несчастное дитя <—>

В стихотворении «Исповедь бедного стихотворца» (1814? г.): «Зато своих я чад [стихи] люблю и чту душою»; в стихотворении «Моему Аристарху» (1815 г.): «Родитель стареньких стихов» [тоже о Хвостове].

43. Он слово звучное<,> кряхтя

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Старик кряхтя на бок перевернулся» (II, 31); в стихотворении «Моему Аристарху» (1815 г.): «За шаткий стол кряхтя засяду» 137.

44. Ломает в стих упрямо, —

В стихотворении «Исповедь бедного стихотворца» (1814? г.): «И имя божие вклею в упрямый стих».

49. Зарделись щеки, бледный лоб
154. Зардел 138 и зашатался,

В стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г.): «Зарделась грозная заря».

52. Но вдруг остановился.
155. Как вдруг ворота на замок,
242. Вдруг стены пошатнулись,
247. Баркова призрак вдруг предстал
258. Тряс, тряс<,> и вдруг проворн<о>
265. Вдруг начал щелкать ключ в замке<,>
271. Но вдруг на грозного певца

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Но леший вдруг мелькнув из-за кусточка» (II, 74), «И вдруг исчез приятный вид лесочка» (II, 76), «Вдруг грянул гром, монаха поражает — Панкратий: „Ах!...“, и вдруг проснулся он» (II, 82—83); в стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Но вдруг исчез геройства жар»; в стихотворении «Блаженство» (1814 г.): «Вдруг сокрылись скорби, муки»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Слетает вдруг к нему стрелой» и «Но вдруг близ мельницы стучащей» 139.

59. Сияя сквозь ночную тьму

В стихотворении «Городок» (1815 г.): «Сияя горним светом»; в стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г.): «Бегут и в тьме ночной их глад и смерть сретают»; в стихотворении «Эвлега» (1814 г.): «Во тьме ночной вас услаждает нега»; в стихотворении «Осгар» (1814 г.): «И бледный дух его сокрылся в тьме ночной»; в стихотворении «Наездники» (1816 г.): «Одни мы мчимся в тьме ночной» 140.

61. Что сделалось с детиной тут?
110. Провозгласил детина,
209. Но хуй детины 141 не встает.
227. Душа в детине замерла,

В стихотворении «Городок» (1814 г.): «Но назову ль детину» [т. е. Баркова]; в стихотворении «К другу стихотворцу» (1814 г.): «Что сделалось с тобой...» 142.

62. Вещало привиденье.

В стихотворении «Бова» (1814 г.): «С того света привиденьем»; в стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Тоскару юному вещал» 143.

65. Лихой предатель изменил,

В стихотворении «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой») (1815 г.): «Предателю пишу» 144.

71. Твой друг, твой гений я — Барков<!>

В стихотворении «Городок» (1815 г.): «Мой свет, мой добрый гений» и «Мой гений невидимкой».

82. О чудо! Хуй ядреный

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «О чудо!... вмиг сей призрак исчезает» (III, 55).

86. Я вмиг тебя избавил,
111. И вмиг исчез призрак ночной,
226. И вмиг от глаз сокрылась.

В стихотворении «Воспоминание<. >К Пущину» (1815 г.): «Вмиг исчез минутный страх»; в стихотворении «Блаженство» (1814 г.): «Вдруг сокрылись скорби, муки» и «Мрак душевный вмиг исчез»; в стихотворении «Бова» (1814 г.): «Вмиг исчезло привидение»; в стихотворении «Монах» (1813 г.): «И выпив вмиг шампанского стакан» (III, 10), «О чудо!.. вмиг сей призрак исчезает» (III, 55); в стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Но вдруг исчез геройства жар»;

в стихотворении «Наполеон на Эльбе» (1815 г.): «И ты<,> как сладкий сон, сокрылось от очей»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «И вмиг отдернул занавесу 145» 146.

92. Пиши в часы досужны!

В стихотворении «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит») (1814 г<.)>: «Когда ж к тебе в досужный час»; в стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «Друзья, досужный час настал»; в стихотворении «Городок» (1815 г.): «В досужный мне часок».

93. Возьми задорный мой гудок,
130. С гудком, смычком, мудами,

В стихотворении «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой») (1815 г.): «По лестнице с гудком».

95. Вот звонки струны, вот смычок,
130. С гудком, смычком, мудами,

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Куда, скажи, девался твой смычок»< >(I, 7) 147.

97. Не пой лишь так, как пел Бобров<,>

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Я стану петь, что в голову придется» (I, 25); в стихотворении «Бова» (1814 г.): «Про Бову пою царевича»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Пишу, пою на всякий лад» и «На берегах поет Невы»; в стихотворении «К Шишкову» (1816 г.): «Пой, в неге устремив на деву томны очи» 148.

100. Прокляты Аполлоном.

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «А ты поэт, проклятый Аполлоном<»> (I, 17); в стихотворении «К другу стихотворцу» (1814 г.): «И Фебова на них проклятия печать» 149.

102. Бессмысленным поэтам?

В стихотворении «К другу стихотворцу» (1814 г.): «Страшися участи бессмысленных певцов»; в стихотворении «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит») (1814 г.): «Найдем бессмысленных поэтов».

103—104. Последуй ты, ебена мать,
Моим благим советам<,>

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Последуй лишь примеру моему» (I, 23).

105. И будешь из певцов певец,
181. О ужас! бедный мой певец<,>

В стихотворении «Батюшкову» («В пещерах Геликона») (1815 г.): «А ты, певец забавы»; в стихотворении «К сестре» (1814 г.): «И как певец Людмилы»; в стихотворении «Мечтатель» (1815 г.): «Певца ты осенила»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Певцов российских посетить», «К певцам российским записным», «Но где певец Екатерины» и еще в пяти стихах (209, 213, 279, 283 и 305) 150.

107. Ни чорт, ни девка, ни чернец

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Тот девкою с прелатом повалился» (I, 76), «То на девиц глядел чернец со вздохом» (II, 62), «Как легкий конь за девкою погнался» (II, 68), «Уж под тобой бодрится чорт проклятый» (III, 121); в стихотворении «К сестре» (1814 г.): «чернец я небогатый» 151.

109. Барков! доволен будешь мной!

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Прости меня, доволен будешь мною» (III, 80).

113. Под милой жопой красоты <152>

В стихотворении «Гараль и Гальвина» (1814? г.): «Спеши, Гараль, к унылой красоте»; в стихотворении «К живописцу» (1815 г.): «И взоры самой красоты!» 153

123. Гласит везде: <„В>елик Барков!“

В стихотворении «Городок» (1815 г.): «Гласят из рода в роды: Велик, велик Барков!»

124. Попа сам Феб венчает.

В стихотворении «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит») (1814 г.): «Эрот и грации венчали»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Эроты, грации, амуры Венчали миртами его» 154.

127. В трактирах, кабаках герой<,>

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Испачкавший простенки кабаков» (I, 18).

129. И стал ходить из края в край

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Но ни один земли безвестный край» (I, 64) 155.

137. Везде затейливый пиит

В стихотворении «К Батюшкову» (1814 г.): «Философ резвый и пиит»; в стихотворении «Городок» (1814 г.): «Издетства стал пиит»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Не жаждет лавров он пиита» и «Забыв совсем, что он пиит» 156.

138. Поет свои куплеты

В стихотворении «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой») (1815 г.): «Шумят, поют куплеты».

139. И всякий божий день твердит

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Весь божий день он в кельи провождал» (I, 50).

141. И бабы и хуиный пол

В стихотворении «К Наталье» (1813 г.): «На любезный женский пол».

151. Воспел победу елдаков
285. Усердно ты воспел меня,

В стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г<.>): «Воспой властителя сердец» 157.

155. Как вдруг ворота на замок<,>

В стихотворении «К Галичу» («Пускай угрюмый рифмотвор») (1815 г<.>): «И с громом двери на замок».

159—160. Кровать там мягкая в пыли
Является дубова.

В «Тени Фонвизина» (1815 г.): «На берегу реки шумящей Шалаш является простой» 158.

164. В обширном ебли поле.

В стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «Мы полем овладеем».

167. Тиран для бедного попа

В стихотворении «Бова» (1814 г.): «Но тирана неусыпного».

170. Пришлец благочестивый<,>

В стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Пришлец, дорогой утомленный»; в стихотворении «Осгар» (1814 г.): «Пришлец главой поник» 159.

171. И< >в думе 160 страждущий сказал

В стихотворении «Гараль и Гальвина» (1814? г.): «Она в слезах; в немой воитель думе».

178. А мы прелюбодея

В стихотворении «Исповедь бедного стихотворца» (1814? г.): «Но вот уж грех прямой: ведь ты прелюбодей».

186. Девицу престарелу,
188. Под хуем поседелу.

В стихотворении «К сестре» (1814 г.): «Иль моську престарелу, В подушках поседелу»; в стихотворении «Сон» (1816 г.): «Смотрите: Клит в подушках поседелый» 161.

202. Слабеет боле, боле,

В стихотворении «К Наталье» (1813 г.): «Я слабею всякий час».

203—204. Он вянет как весенний злак,
Скошенный в чистом поле.

В стихотворении «К Наташе» (1814 г.): «Вянет, вянет лето красно»; в стихотворении «Кольна» (1814 г.): «В густой и дикий злак поверг»; в стихотворении «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит») (1814 г.): «Едва скошенный не увял» 162.

205. Увы, настал ужасный день.
255. Увы, что мне дано в удел?

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «А наш монах, увы, лишен покоя» (II, 6); в стихотворении «Осгар» (1814 г.): «Увы, здесь пал Осгар...»; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Увы! несчастному поэту» и «<„>Итак<,> стигийския долины Еще не видел он?“ — Увы! — „Увы! скажи, что значит это?<“>»

206. Уж утро пробудилось,
233. Уж ночь с ебливою луной
235. Уж блядь в постели пуховой
237. Купец уж лавку запирал,

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Уж темна ночь на небеса всходила, Уж в городах утих вседневный шум» (I, 87, 88)<,> «Уж перестал Феб землю освещать; Со всех сторон уж тени налетают.... Уж кое-где и звездочки блистают, Уж и луна мелькнула сквозь лесов» (III, 41, 42, 44, 45); в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Уже сокрылся ясный день, Уже густела мрачна тень, Уж вечер к ночи уклонялся» 163.

207. И солнце в сумрачную тень

В стихотворении «К сестре» (1814 г.): «Я сумрачную тень» 164.

210. Несчастный устрашился,

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Несчастный, спи...» (I, 115)<;> в стихотворении «Блаженство» (1814 г.): «И несчастный... утомился»; в стихотворении «Осгар» (1814 г.): «Мальвина обняла несчастного колена» 165.

217. Ах, вот скрипя шатнулась дверь,

В стихотворении «Осгар» (1814 г.): «Со скрипом дверь шатнулась»; в стихотворении «Монах» (1813 г.): «Ах, отчего мне дивная природа» (III, 1); в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Но, ах, почто так долго жить?» 166

222. Лежит и не ярится,

В стихотворении «Монах» (1813 г.): <«>И набекрень взъярясь клобук надвинув» (II, 66).

225. «Добро»<,> игуменья рекла

В стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Он рек и в путь безвестный, дальной» 167.

231. Но время быстро мчалось вдаль,

В стихотворении «Послание к Юдину» (1815 г.): «Но быстро день за днем умчался» 168.

232. И темно становилось.

В стихотворении «Кольна» (1814 г.): «Ночь становится темнее».

235. Уж блядь в постели пуховой

В стихотворении «Бова» (1814 г.): «И легла в постель пуховую»; в стихотворении «Моему Аристарху» (1815 г.): «Лежу ль в постеле пуховой».

238. Поэты лишь не спали.

В «Тени Фонвизина» (1815 г.): «И всяк, кто только не поэт, Морфею сладко предавался».

246. Во тьме угрюмой ночи.

В стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г.): «Навис покров угрюмой нощи» 169.

247. Баркова призрак вдруг предстал

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «О чудо!... вмиг сей призрак исчезает» (III, 55) 170; в «Тени Фонвизина» (1815 г.): «Когда же призрак столь чудесный Очам влюбленного предстал».

255. Увы, что мне дано в удел?

В стихотворении «Батюшкову» («В пещерах Геликона») (1815 г.): «Дано мне мало Фебом»; в стихотворении «Городок» (1815 г.): «Мой горестный удел»; в стихотворении «Наездники» (1816 г.): «Завиден гордый наш удел» 171.

264. И пышет керч мохнатый<.>

В стихотворении «Наездники» (1816 г. 172): «Дрожат и пышут кони их» 173.

270. Пылает взор собачий.

В стихотворении «Послание к Юдину» (1815 г.): «Огнем пылает взор, и я» 174.

275. Трепещет бедная в слезах.

В стихотворении «Гараль и Гальвина» (1814? г.): «Она в слезах» 175.

277. «Ты днесь свободен, Ебаков!»

В стихотворении «Воспоминания в Царском селе» (1814 г.): «Отяготела днесь на их надменны выи».

281. «Поди! (отверзта дверь была),

В стихотворении «К Наталье» (1813 г.): «И полу-отверзты очи».

283—284. «Но знай, что добрые дела
Святые награждают».

В стихотворении «Монах» (1813 г.): «Поступок сей наверно наградится» (III, 109) 176.

287. Сказал, исчез, — и здесь, друзья<,>

В стихотворении «Пирующие студенты» (1814 г.): «Друзья, досужный час настал»; в стихотворении «Вода и вино» (1815 г.): «Друзья, скажите, — кто не плачет»;

в стихотворении «Послание Лиде» (1816 г.): «Друзья, согласен: плач и стон» 177.

В результате этих сличений мы имеем сто два стиха баллады в большей или меньшей степени схожих со стихами сорока одного стихотворения 1813—1816 гг. Пушкина. За неимением словаря Пушкина числа эти представляют собою минимум, так как несомненно число схожих стихов больше здесь указанных.

Из стихотворений по числу стихов, схожих со стихами баллады, на первом месте стоит «Монах» (тридцать два стиха 178), на втором — «Тень Фонвизина» (двадцать семь стихов) и на третьем — «Городок» (пятнадцать стихов). Эти три произведения, как мы видели, и в других отношениях близки к балладе.

__________

Как уже указано, ни в писаниях самого Пушкина, ни в воспоминаниях о нем, кроме приведенных Гаевским рассказов товарищей Пушкина по лицею, о балладе нет ни слова.

Лишь глухой намек на «Тень Баркова» можно видеть в одном черновом наброске Пушкина. Болдинской осенью 1830 г., в пору глубочайшего самоанализа, когда воспоминание перед умственным взором Пушкина «свой длинный развивало свиток», он набрасывал заметки, которые намерев<а>лся объединить в статью под названием: «Опыт отражения некоторых н<е>литературных обвинений». Отвечая на обвинения критиков в б<е>знравственности «Графа Нулина», Пушкин писал здесь: «Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано общественное счастие или достоинство человеческое. — Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию, превращая ее божественный нектар в воспалительный состав, а музу — в отвратительную Канидию. Но шутка, вдохновенная сердечною веселостию и минутною игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие. Кстати: начал я писать с 13-тилетнего179 возраста и печатать почти с того же времени. Многое желал бы я уничтожить, как недостойное даже и моего дарования, каково бы оно ни было180. Иное181 тяготеет, как упрек, на совести моей»182.

Рассуждение о безнравственности в литературе и сейчас же, «кстати», воспоминание о своих ранних произведениях, «грехах отрочества», как дальше Пушкин называет свои лицейские стихотворения, всё это заставля<е>т предполагать, что под «иным, тяготеющим, как упрек, на совести» поэта, прежде всего, можно разуметь «Тень Баркова»183. М. В. Юзефович в своих воспоминаниях о Пушкине в доказательство того, что в 1829 году «во всех речах и поступках поэта не было уже и следа прежнего разнузданного повесы»<,> писал: «Я помню, как однажды один болтун, думая, конечно, ему угодить, напомнил ему об одной его библейской поэме („Гавриилиаде“ <—> М. Ц.) и стал было читать из нее отрывок. Пушкин вспыхнул, на лице его выразилась такая боль, что тот понял и замолчал. После, Пушкин, коснувшись этой глупой выходки, говорил, как он дорого бы дал, чтоб взять назад некоторые стихотворения, написанные им в первой легкомысленной молодости»184. Среди последних Пушкин прежде всего разумел, конечно, «Тень Баркова».

По мнению В. П. Гаевского, Пушкин написал «Тень Баркова», «увлеченный успехом<»> «Опасного соседа»185, сатиры В. Л. Пушкина, написанной в начале 1811 г.< >186

В другом месте своей статьи Гаевский пишет: «Мастерское произведение дяди поэта было очень распространено в лицее. Пушкин сначала не любил этого стихотворения и даже говорил (может быть только перед начальством), что писать такие вещи способен лишь пьяный или безумный, но впоследствии, и весьма скоро<,> восхищался талантом певца Буянова и даже пробовал подражать ему»187.

Конечно, если Пушк<и>н и отзывался неодобрительно об «Опасном соседе», то делал эт<о> неискренно. Уже в «Городке» Пушкин писал о дяде:

«И ты, замысловатый
Буянова певец,
В картинах толь богатый
И вкуса образец»,

а в 1822 г. писал Вяземскому, что «все вместе» сочинения Василия Львовича не стоят Буянова, и шутя высказывал опасение, чтобы его «двоюродный брат» не почелся его сыном (письмо от 2 января 1822 г.).

Весьма правдоподобно мнение Гаевского, что успех «Опасного соседа» побудил Пушкина написать нецензурное произведение. Что же касается подражания Пушкина в своей балладе произведению дяди, то всё сводится лишь к тому, что место действия в начале «Тени Баркова», как и в «Опасном соседе», — публичный дом 188.

***

<«Тень Баркова» как пародия на балладу Жуковского «Громобой»>

Гораздо значительнее замечание того же Гаевского, что баллада Пушкина <«>представляет местами пародию на балладу Жуковского „Громобой“<»>189. Лишенный возможности привести полный текст «Тени Баркова» исследователь не мог развить это совершенно правильное положение, и таким образом оно осталось голословным.

Пушкин любил пародию190 и создал и в этом жанре совершеннейшие образцы в русской литературе. Пародия у Пушкина многообразна и многозначна. К ней нужно отнести, прежде всего, такие незначительные шутки, как «Вкруг я Стурдзы хожу» (1819 г.), пародию на народную песню: «Когда стройна и светлоока» (1828? г.), пародию на стихотворение Подолинского; отмеченное самим Пушкиным пародирование отдельных стихов Ломоносова в описании утренней зари в V гл. «Евгения Онегина», аналогичное пародирование стихов Державина в описании зимы в VII гл. «Евгения Онегина» 191.

К более значительным пародиям относятся: на текст одной из «заповедей» Моисея «Десятая заповедь» (1821? г.); на два места романа «Евгений Онегин»: «На картинки к „Евгению Онегину“ в „Невском альманахе<“>» (1829 г.); на произведения Жуковского, о чем речь дальше; на «эклоги» И. И. Дмитриева — написанные вместе с Языковым «нравоучительные четверостишия» (1826 г.); на песню Дебро — «Рефутация Беранжера» и, наконец, такая синтетическая пародия, осмеивающая целый жанр — выродившуюся, архаическую оду — как «Ода гр. Д. И. Хвостову» (18<2>5 г.). Сюда же примыкают и переключившиеся в основе своего сюжета произведения высокого стиля и содержания в низкий план — поэма «Гавриилиада» (1821 г.)<,> пародирующая евангельский рассказ о «благовещении» и «Граф Нулин» (1825 г.), написанный, по собственному признанию поэта, из<->за «представившейся ему мысли пародировать и историю и Шекспира» («Я не мог, писал Пушкин в 1833 г., противиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть»). Пародией на некоторые элементы «Истории Государства Российского» Карамзина является «История села Горюхина». Пародирование сюжетной схемы притчи о блудном сыне видят в «Станционном смотрителе»192 и трагедии Шекспира «Ромео и Юлия» в «Барышне-крестьянке»193. Наконец, «Рославлев» и «Египетские ночи» схожи с пародией в замысле Пушкина по чужой канве вышить узоры своего сюжета.

Начало этому пародийному творчеству было положено еще в лицее, где пародия занимала одно из первых мест среди жанров, в которых писали товарищи Пушкина. Пародия, дающая уже готовой форму произведения, вообще излюбленный род насмешки у начинающих поэтов, чем и объясняется тот общеизвестный факт, что пародиями полны вообще ученические журналы, а не только лицейские журналы и сборники при Пушкине. От последних дошли до нас жалкие отрывки, но и то, чтó случайно сохранилось, заключает в себе большое количество произведений этого жанра. Дельвигом в лицее написана пародия на стихотворение: «На смерть графини Ожаровской» своего учителя Кошанского — «На смерть кучера Агафона»; Корсаков написал пародию на оду Дельвига «К Диону»: «Сядем, люб<е>зный Нептун, под тенью зеленыя тины»; неизвестным авторам принадлежат: прекрасная пародия на стихотворение Жуковского «Певец»: «Мудрец»; пародия на «Письма русского офицера» Ф. Н. Глинки, пародии газетных жанров — «известия» и «письма в редакцию» — в самом раннем (1811 г.) лицейском журнале: «Императорского Царскосельского лицея Вестнике» и пародия на рапорты лицейских наставников; наконец, продуктами коллективного творчества лицеистов являются их «национальная песня»: «В лицейской зале тишина», пародирующая «Певца во стане русских воинов» Жуковского, целых три пародии на псалом: «Блажен муж», пародии на стихотворение Ю. А. Нелединского-Мелецкого «Ах, тошно мне», народную песню «Я во Питере бывал» и на начало I песни «Илиады» — «Сазоновиада»194.

Пушкин отдал дань этой пародиомании. Кроме стихотворения «Мы недавно от печали», пародии на стихотворение Д. В. Давыдова, Пушкиным в лицее пародировано в «Пирующих студентах» (1814 г.), как и в «национальной» лицейской песне («В лицейской зале тишина»)<,> ст<и>хотворение Жуковского «Певец во стане русских воинов». Из этого же стихотворения пародийно использован стих «Хвала вам, чада славы» (в «Городке») в применении к презревшим печать произведениям.

В первые годы по выходе из лицея Пушкин пишет еще две пародии на Жуковского: эпиграмму «Послушай, дедушка, мне каждый раз» (1818 г.), пародирующую стихотворение «Тленность», и эпизод в IV песни (1818 г.) «Руслана и Людмилы», пародирующий вторую часть («Вадим») поэмы «Двенадцать спящих дев», а в 1825 г. в письме к Жуковскому пародирует начальные стихи его же послания к Блудову «Веселого пути <Я> Блудову желаю».

Теперь к этим пародиям нужно присоединить четвертую, самую раннюю из них, балладу «Тень Баркова», представляющую собою пародию на ряд мест баллады Жуковского «Громобой», впервые напечатанной в № 4 «Вестника Европы» за 1811 г.

Напомним содержание баллады Жуковского. — Решившему утопиться в Днепре бедняку Громобою предстал дьявол и предложил ему за душу десять лет богатой жизни. Громобой согласился и зажил богачом. Взяв себе в жены двенадцать похищенных им девушек, он сделался отцом двенадцати дочерей, которых с матерями поселил в монастыре.

Настал последний день жизни Громобоя, и к нему явился дьявол, чтобы взять его в ад. Но Громобой отсрочил смерть на двенадцать лет, предав дьяволу души своих дочерей. Не зная теперь покоя ни днем ни ночью, Громобой, чтоб отмолить грехи, обратил свой дом в монастырь, где всякий приходящий находил кров и пищу. В храме перед образом святого круглые сутки молился грешник. И вот снова наступил день смерти. У одра умирающего собрались все его двенадцать дочерей, молясь о спасении души Громобоя. В час смерти явилось к ним видение того святого старца, перед образом которого они годами молились. Скоро предстал и дьявол. Но в тот момент, когда он хотел взять в ад умирающего, явился ангел и объявил, что дочери Громобоя заснут и будут спать до тех пор, пока к ним не прид<е>т, «житейское презрев<»>, <«>обреченный спящих дев <О>т неба искупитель».

Пушкин, вероятно, еще в Москве прочел «Громобоя». По крайней мере П. В. Анненков в своих «Материалах для биографии А. С. Пушкина» сообщает лицейское предание, как Пушкин однажды в кружке товарищей «изложил изумленным и восхищенным своим слушателям историю двенадцати спящих дев, умолчав об источнике, откуда почер<п>нул ее»195.

Спустя какое-то время после этого, с этими же товарищами Пушкин сыграл другую шутку, прочитав балладу «Тень Баркова», якобы написанную кн. П. А. Вяземским, пародирующую тех же «<Д>венадцать спящих дев».

На этот раз оставляя в стороне сюжет баллады Жуковского, но з<а>имствуя ее размер и строфу — двенадцати<->строчная строфа четырехстопного ямба (с мужской рифмой), чередующегося с трехстопным ямбом (с ж<е>нской рифмой)196 — Пушкин объектом пародии взял лишь два кульминационных момента развития действия: сцену первого появления Громобою дьявола и сцену явления умирающему Громобою святого старца.

Вот первая сцена у Жуковского:

«Готов он прянуть с крутизны...
И вдруг пред ним явленье:
Из темной бора глубины
Выходит привиденье,
Старик с шершавой бородой,
С блестящими глазами,
В дугу сомкнутый над клюкой,
С хвостом, когтьми, рогами.
Идет, приблизился, грозит
Клюкою Громобою...
И тот, как вкопанный, стоит,
Зря диво пред собою.

* * *

— Куда? неведомый спросил. —
„В волнах скончать мученья.“
— Почто ж, бессмысленный, забыл
Во мне искать спасенья?
<„>Кто ты?<“> воскликнул Громобой,
От страха цепенея.
— Заступник, друг, спаситель твой:
Ты видишь Асмодея —» 197.

В «Тени Баркова» этой сцене соответствует:

«Готов с постели прянуть поп,
Но вдруг остановился.
Он видит — в ветхом сюртуке,
С спущенными штанами,
С хуиной толстою в руке,
С отвисшими мудами
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими стопами,
Сияя сквозь ночную тьму
Огнистыми очами.

* * *

„Что сделалось с детиной тут?“
Вещало привиденье.
— Лишился пылкости я муд,
Елдак в изнеможеньи,
Лихой предатель изменил,
Не хочет хуй яриться. —
„Почто ж, ебена мать, забыл
Ты мне в беде молиться?“
— Но кто ты? вскрикнул Ебаков,
Вздрогнув от удивленья. —
„Твой друг, твой гений я — Барков<!>“
Сказало привиденье<»>.

При появлении виденья святого старца между ним и умирающим Громобоем происходит разговор:

«Ах! что ж Могучий повелел?»
— Надейся и страшися. —
«Увы! какой нас ждет удел?
Что жребий их?» — Молися! —
И, руки положив крестом
На грудь изнеможенну,
Пред неиспытанным Творцом
Молитву сокрушенну
Умолкший пролиял в слезах;
И тяжко грудь дышала,
И в призывающих очах
Вся скорбь души сияла 198.

У Пушкина этой сцене соответствует:

«Скажи, что дьявол повелел.»
— Надейся, не страшися. —
«Увы, что мне дано в удел?
Что делать мне?» — Дрочися! —
И грешный стал муде трясти.
Тряс, тряс, и вдруг проворно
Стал хуй всё вверх и вверх расти,
Торчит елдак задорно.
И жарко плешь огнем горит,
Муде клубятся сжаты,
В могучих жилах кровь кипит,
И пышет керчь199 мохнатый.

Приведенные стихи Пушкина — один из самых замечательных образцов пародии в русской литературе.

Оба отрывка из баллады Пушкина имеют одинаковое построение, делясь на две части. В первом отрывке десять стихов баллады Пушкина, соответствующие двенадцати стихам отрывка баллады Жуковского, сходствуют почти исключительно лишь в теме описания представшего привидения, т<о>г<д>а как во второй части, где у Жуковского восемь стихов, а у Пушкина двенадцать — передразнивание последним первого дано, можно сказать, обнаженно: при различии темы разговора, по форме он в обоих произведениях совпадает. Во втором отрывке — то же самое, но в обратном порядке. Первые четыре стиха у Пушкина, соответствующие четырем же стихам Жуковского — опять разговор, на этот раз почти целиком взятый Пушкиным у Жуковского с заменой слов: «Дьявол», вместо «Могучий» (т. е. бог), «не страшися», вместо «страшися», и «дрочися», вместо «молися». Во второй части — лишь различие в теме, предельно цинично сниженной Пушкиным: вместо картины смерти с молитвой на устах грешника, — картина искусственного полового возбуждения.

Таким образом, святой, перед образом которого молился Громобой с дочерьми, и который явился заступником за грешника перед «Всемогущим», в балладе Пушкина заменен Барковым, который заступается за Ебакова перед дьяволом. Этим и объясняются слова «тени» Баркова при первом ее появлении: «Почто ж, ебена мать, забыл Ты мне в беде молиться?» и при втором появлении: «Но знай, что добрые дела Святые награждают<.> Усердно ты воспел меня, И вот за то награда».

Приведенными строфами не ограничивается пародийный элемент в «Тени Баркова». Можно привести еще два места, где стихи Пушкина несут ту же функцию пародирования отдельных, исполненных религиозного чувства моментов повествования Жуковского тем же путем переоборота их в цинические ситуации. Так, 197 стих баллады Пушкина: «О вид, угодный небесам!», говорящий о любовных утехах Ебакова с игуменьей, целиком взят из такого места баллады Жуковского:

О вид, угодный небесам!
Так ангелы спасенья,
Воньмя раскаянья слезам,
С улыбкой примиренья,
В очах отрада и покой,
От горнего чертога
Нисходят с милостью святой,
Предшественники Бога,
К одру болезни в смертный час 200.

Стихи 185—188 баллады Пушкина:

Напрасно еть усердно мнишь
Девицу престарелу,
Ты блядь усердьем не смягчишь
Под хуем поседелу,

конечно, являются пародийной перифразой стихов Жуковского:

И вспомнил он забытых чад;
К себе их призывает;
И мнит: они Творца смягчат:
Невинным Бог внимает 201.

Наконец, ряд стихов в балладе Пушкина, не заключая в себе ничего пародийного, является явным подражанием стихам Жуковского:

У Пушкина:	У Жуковского:
И стал поэтом Ебаков	И вышел в люди Громобой
_____	_____
Увы, настал ужасный день. Уж утро пробудилось	И вот... настал последний день. Уж солнце за горою
_____	_____
Кровать там мягкая в пыли Является дубова	Обитель иноков при нем Является святая
_____	_____
И в келье тишина была	И всюду тишина была
_____	_____
Вдруг начал щелкать ключ в замке	Вдруг начал тмиться неба свод [перед появлением виденья]202.

Пушкин не ограничился пародированием отдельных мест «Громобоя». Стихи баллады:

«Он пал, главу свою склонил
И плачет в нежной длани»

явно пародируют стихи Жуковского из «Певца во стане русских воинов»:

«Он <Кульнев> пал — главу на щит склонил
И стиснул меч во длани» 203.

Как уже упомянуто, года через четыре после написания «Тени Баркова», в 1818 г. Пушкин в IV песни «Руслана и Людмилы» с теми же пародийными целями обратился ко второй части «Двенадцати спящих дев», балладе «Вадим»204, одного из тех произведений, которые наиболее полно отражают религиозно-мистическое мировоззрение Жуковского, и являющегося вообще типичнейшим образцом сентиментального романтизма.

В балладе рассказывается о посещении монастыря с спящими девами новгородским витязем Вадимом, снявшим с них заклятие. И вот, герои баллады, чистейшие существа, ожидающие искупителя, обращены Пушкиным в «Руслане и Людмиле» в сладострастных гурий; влекомый таинственной силой в спящий монастырь романтик Вадим — в чувственного Ратмира; венчание в храме превращено в мытье Ратмира в бане девицами<.>

Весьма примечательно, что этой пародии Пушкин счел нужным предпослать стихи:

Поэзии чудесный гений,
Певец таинственных видений,
Любви, мечтаний и чертей,
Могил и рая верный житель,
И музы ветренной <sic!> моей
Наперсник, пестун и хранитель!
Прости мне, северный Орфей,
Что в повести моей забавной
Теперь во след тебе лечу
И лиру музы своенравной
Во лжи прелестной обличу.

Друзья мои, вы все слыхали,
Как бесу в древни дни злодей
Предал сперва себя с печали,
А там и души дочерей;
Как после щедрым подаяньем,
Молитвой, верой и постом,
И непритворным покаяньем
Снискал заступника в святом;
Как умер он, и как заснули
Его двенадцать дочерей:
И нас пленили, ужаснули
Картины тайных сих ночей,
Сии чудесные виденья,
Сей мрачный бес, сей божий гнев,
Живые грешника мученья
И прелесть непорочных дев.
Мы с ними плакали, бродили
Вокруг зубчатых замка стен
И сердцем тронутым любили
Их тихий сон, их тихий плен;
Душой Вадима призывали
И пробужденье зрели их,
И часто инокинь святых
На гроб отцовский провожали.
И что ж, возможно ль?.. нам солгали!
Дерзну ли истину вещать?
Дерзну ли ясно описать
Не монастырь уединенный,
Не робких инокинь собор,
Но... трепещу! в душе смущенный,
Дивлюсь — и потупляю взор205 206.

Несомненно, что эти стихи, рассказывающие о том впечатлении, которое баллада «Громобой» произвела в свое время на Пушкина, написаны совершенно серьезно и искренно. То обстоятельство, что баллада Жуковского при первом чтении трогала и умиляла отрока Пушкина, нисколько не противоречит тому, что он же несколько позднее эту балладу цинично пародировал207. Теперь, в 1818 г. бес пародии снова искусил поэта: не столь цинично по форме, но не менее «кощунственно» <п>о существу он пародирует вторую часть поэмы, что не мешает ему в 1822 г. (в письме к Гнедичу от 27 июня 208) назвать Жуковского «певцом „Громобоя“ и „Старушки“» и сожалеть, что он не напишет больше ни «Светланы»<,> ни «Людмилы», ни «прелестных элегий 1-ой части „Спящих дев“» (в письме к нему же от 27 сентября). В 1825 г., прочитав в недошедшем до нас письме А. А. Бестужева какой-то недостаточно почтительный отзыв последнего о Жуковском, Пушкин, точно вспоминая свою балладу, писал Рылееву: «Зачем кусать <нам> груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались?» (письмо от 25 января 1825 г.). А через пять лет уже откровенно раскаивался в своем юношеском озорстве. В черновом наброске 1830 г. заметки о своих ранних поэмах Пушкин вспомнил, что его кто-то в устном отзыве о «Руслане и Людмиле» упрекал за пародию «Двенадцати спящих дев». «За последнее, замечает Пушкин, можно было меня пожурить порядком, как за недостаток эстетического чувства. Непростительно было, особенно в мои лета, пародировать в угождение черни девственное, поэтическое создание»209.

<Пушкин и «Елисей» Майкова>

<Пушкин и Барков>

• 1. См.: Современник, 1863, т. XCVII, № 7, 129—177 (1-й пагинации); № 8, 349—399 (1-й пагинации).
• 2. Ср.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада А. С. Пушкина «Тень Баркова»’, Огонек, 1929, 3 февраля, № 5 (305), [8]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы: I. Гараль и Гальвина; II. «Тень Баркова»’, Н. О. Лернер, Рассказы о Пушкине, Ленинград 1929, 47.
• 3. У Гаевского: И м......у поретъ (Современник, 1863, т. XCVII, № 7, 157); ср.: К. Я. Грот, Пушкинский лицей (1811—1817): Бумаги I-го курса, собранные академиком Я. К. Гротом, С.-Петербург 1911, 224. Ср. примеч. 98.
• 4. <«>Современник<»>, 1863, № 7, отд. I, стр. 155, 15<7>.
• 5. Я. Грот<. «>Пушкин, его лицейские товарищи и наставники<»>. Изд. 2-е. Спб. 1899, стр. 249 ( Ср. замечания С. Д. Комовского, М. Л. Яковлева и Вяземского: Я. Грот, Пушкин, его лицейские товарищи и наставники: Статьи и материалы, Издание 2-е, дополненное, Под редакцией проф. К. Я. Грота, С.-Петербург 1899, 221, 249 примеч. 4. ).
• 6. Сочинения Пушкина. Том первый. Издание П. В. Анненкова. Спб. 1855. Дальше это издание обозначается: <«>Пушкин. Сочинения. Изд. Анненкова<»>.
• 7. См. Пушкин. Полное собрание сочинений в шести томах. Приложение к журн. <«>Красная нива<»> на 1930 г. Том пятый. Изд. Гиза. 1931, стр. 478—481. Дальше это издание обозначается: <«>Пушкин<.> Сочинения. Изд. 1930—1931 гг.<»>.
• 8. Гаевский действительно сообщает, что в соавторстве с Яковлевым Пушкин сочинил комедию «Так водится в свете», но у него нет ни слова о том, что Яковлев принимал участие в написании романа «Цыган» [ср.: Б. В. Томашевский, Пушкин, Москва — Ленинград 1956, кн. I: (1813—1824), 32—33].
• 9. П. Е. Щеголев<. «>Из жизни и творчества Пушкина<»>. Изд. 3-е Гихла. Лгр. 1931, стр. 18.
• 10. Пушкин. Сочинения. Изд. 1930—1931 гг., том V, стр. 479.
• 11. Я. Грот. <«>Пушкин, его лицейские товарищи и наставники<»>. Изд. 2-е, стр. 67 (Ср. также: К. Я. Грот, Указ. соч., 60. В разных изданиях орфография и пунктуация этого фрагмента варьируется. ).
• 12. Дневниковую запись Пушкина от 10.XII 1815 и выдержку из письма Илличевского Фус(с)у упоминал в связи с датировкой «Философа» Н. О. Лернер [см.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [8]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 48; ср.: П. Е. Щеголев, ‘Поэма А. С. Пушкина «Монах»’, Красный архив, 1928, т. 6 (31), 160 примеч. 3; Он же, ‘Поэма «Монах»’, П. Е. Щеголев, Пушкин: исследования, статьи и материалы, Москва — Ленинград 1931, т. 2: Из жизни и творчества Пушкина, Издание 3-е, исправленное и дополненное, 18 примеч. 4].
• 13. Пушкин. Сочинения. Изд. Анненкова, том I, стр. 24.
• 14. См. (Сноска осталась незаполненной. Точную датировку «Монаха» впервые обосновал сам Цявловский (см.: М. А. Цявловский, Статьи о Пушкине, Москва 1962, 83—84); возможно, ученый оставил место для ссылки, ожидая публикации своего исследования, но оно так и не увидело свет при жизни автора.
• 15. «Современник», 1863, № 8, отд. I, стр. 356.
• 16. На эту находку Цявловский откликнулся заметкой «Новая поэма А. С. Пушкина „Монах“» (см.: Вечерняя Москва, 1929, 15 февраля, № 38).
• 17. Н. О. Лернер. «Письмо бар. М. А. Корфа к В. П. Гаевскому о Пушкине». «Пушкин и его современники», вып. VIII, 1908, стр. <23—28.>
• 18. До Цявловского истории «Тени Баркова» касались Щеголев и Лернер (см. примеч. 14, 19, 23, 26). Проблема псевдопушкинианы интересовала Цявловского всегда; еще 28.XI 1915 он сделал доклад на эту тему в Обществе истории литературы (см.: Пушкин, Редакция Н. К. Пиксанова, Москва 1924, сб. I, 319), а в архиве К. П. Богаевской среди неопубликованных его трудов сохранились материалы по истории и библиографии вопроса (см.: Т. Г. Цявловская, ‘Библиография трудов М. А. Цявловского’, М. А. Цявловский, Статьи о Пушкине, 419; ср.: Е. А. Тоддес, А. П. Чудаков, М. О. Чудакова, ‘Комментарии’, Ю. Н. Тынянов, Поэтика; История литературы; Кино, Москва 1977, 423).
• 19. Ср.: «В оглавлении к I тому его <Ефремова. — И. П.> издания 1880 г. (стр. 576) значится: „Тень Баркова. Отрывки из баллады“, но они не помещены, и даже страницы, на которых она должна была находиться (56—57), исключены из нумерации, так как „оказалось, что эта баллада Пушкину не принадлежит“» (Н. О. Лернер, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 49; с опечатками: Он же, ‘Неизвестная баллада...’, [8]). Предположение Цявловского о том, что баллада была исключена из уже сверстанной книги, безусловно подтвердилось: сохранились сброшюрованные экземпляры издания 1880 г. с отрывками из «Тени Баркова» [один из таких экземпляров хранится в Научной библиотеке Московского государственного университета (шифр 1Pk 376а); о другом экземпляре см.: С. Гардзонио, ‘Об издательской судьбе баллады Тень Баркова: Критический обзор’, Russica Romana, 1994, vol. I, 211].
• 20. «В тексте „баллады“, — пишет дальше Ефремов, — мы заменили неудобные к печати слова другими, набранными разборкой в шрифте» (А. С. Пушкин, Сочинения, Издание 3-е, исправленное и дополненное, Под редакцией П. А. Ефремова, С.-Петербург 1880, т. I: Стихотворения 1811—1824 годов; Руслан и Людмила; Кавказский Пленник; Братья разбойники; Цыганы, 512. ). Этот нелепый прием подставлять, вместо слов Пушкина, свои, «близкие по смыслу»<,> любил применять Ефремов.
• 21. Ср.: «<...> в сочинения <...> Пушкина после издания Г. Н. Геннади <...> даже эти отрывки не были включены. Виноват в этом был П. А. Ефремов, три раза редактировавший издания сочинений Пушкина (1880, 1882 и 1903—5 гг.) и сбивший с толку других издателей и исследователей» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [8]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 49). Ю. Н. Тынянов писал о некритическом отношении пушкинистов к псевдопушкиниане: «<...> нездоровое любопытство, всегда сопровождающее науку, когда она теряет ощущение цели и обращается в спорт, вызвало уродливое явление „мнимого Пушкина“: Пушкину приписывали произведения, ему не принадлежащие». «Между тем с „мнимым Пушкиным“ боролись подчас не совсем осторожно. Крайность вызывала другую крайность — столь же беспомощное и необоснованное заподазривание и отрицание» (Ю. Н. Тынянов, ‘Мнимый Пушкин’ [1922], Ю. Н. Тынянов, Поэтика; История литературы; Кино, 80).
• 22. П. Е. Щеголев. «Из разысканий в области биографии и текста Пушкина». «Пушкин и его современники», вып. XIV, 1911, стр. 86—87.
• 23. «Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях». Спб. 1903, стр. 6—7 отдельного оттиска из «Нового Времени», №№ 9845 и 9851 от 2 и 8 августа.
• 24. В цитируемом тексте также выделены курсивом слова «Тень Баркова», Гаевского и чистописания (см.: П. А. Ефремов, Мнимый Пушкин в стихах, прозе и изображениях, С.-Петербург 1903, 6, 7 примеч. *).
• 25. Указанное сочинение, стр. 1<8>.
• 26. В верстке опечатка: «о которых».
• 27. Утверждали, что называвшая себя «тантой», т. е. теткой, жены Булгарина была содержательницей публичного дома, в котором жила будущая жена Булгарина. См. Н. И. Греч<.> «Записки о моей жизни». Изд. Aca<d>e<mi>a. 1930, стр. 716 и «Русский Архив». 1882, № 4, стр. 254 (Цявловский ссылается на историко-литературный очерк П. П. Каратыгина «„Северная Пчела“. 1825—1859» (см.: Русский Архив, 1882, № 4, 241—303), где о «самозванной тетушкѣ жены Булгарина, прославившейся <...> подъ именемъ „танты“», сказано, в частности, следующее: «Эта „танта“ <...> прежде была, какъ говорятъ.... какъ бы выразиться поучтивѣе? На Русскомъ языкѣ нѣтъ для означенія этой профессіи инаго слова кромѣ общеупотребительнаго, но нехорошаго; Французская entremette<u>se, Италіанская ruffiana, все какъ-то деликатнѣе» (Там же, 254). ).
• 28. На недостаточность аргументации Ефремова указал уже Щеголев (см.: П. Е. Щеголев, ‘Поэма А. С. Пушкина «Монах»’, 171 примеч. 1; Он же, ‘Поэма «Монах»’, 30 примеч. 1). Главный контраргумент в 1929 г. сформулировал Лернер, ранее, впрочем, соглашавшийся с ефремовскими соображениями [см.: Н. О. Лернер, ‘Литературные замыслы и приписываемые Пушкину произведения 1813—1815 гг.’, Пушкин, [Собрание сочинений], С.-Петербург 1907, т. I, 304 (Библиотека великих писателей)]. Как заметил Лернер, против авторства Пушкина у Ефремова есть «лишь один довод, да и тот излагается различно: в одном случае речь идет о московских подробностях, в другом — о московском происхождении баллады. Между тем в ней есть лишь одно указание на место действия, которое категорически приурочено к Петербургу. Дело происходит в публичном доме на Мещанской. Эта улица приневской столицы более ста лет была <...> средоточием публичных домов. В „Моей родословной“ Пушкин смеется над Булгариным»: Он?.. Он в Мещанской дворянин (Н. О. Лернер, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 50; с опечаткой: Он же, ‘Неизвестная баллада...’, [8]).
• 29. Здесь Ефремов писал: «...пишущий эти строки тоже приписал Полежаеву<,> по голословному указанию Н. А. Ратынского, стихотворение „Тень Баркова“<,> с именем Пушкина напечатанное В. П. Гаевским» (стр. 544) (Цитата неточная (см.: А. И. Полежаев, Стихотворения, Под редакциею П. А. Ефремова, С.-Петербург 1889, 544). ).
• 30. Благодаря любезности Г. И. Кноспе, я имел возможность ознакомиться с поэмой в двух частях: «Рапорт друзьям» («Рапортую, друзья»), датированной 1850 г., и стихотворениями: «Видение в больнице» («Что ты, штоф с травничком»), «Это он» («Ни за долами, ни за горами») и «Н. Дубровскому» («Да будешь ты, презренна тварь»), датированным 8 марта 1849 г., принадлежащими перу Алексея Дьякова. Как поэма (в 490 стихов)<,> скучнейшим и пошлейшим образом рассказывающая о пребывании автора в больнице, где он лечится от пьянства и венерической болезни, так и стихотворения столь убоги, что исключают всякую возможность признать автором «Тени Баркова» этого жалкого поэта.
• 31. В верстке опечатка: «кузница».
• 32. С текстом <«>Съезженской узницы<»> я познакомился благодаря любезности Г. И. Кноспе.
• 33. П. Е. Щеголев. <«>Из жизни и творчества Пушкина<»>. Изд. 3-е, Лгр., 1931, стр. 31.
• 34. Ср.: «<...> Гаевский в своем экземпляре статьи „Пушкин в лицее“, переплетенном с приложенными страницами и находящемся ныне в моем распоряжении, записал: „По удостоверению П. А. Ефремова, ,Тень Баркова‘ — не Пушкина“. Таким образом, он только констатировал мнение Ефремова, но не высказал своего отношения к нему» (П. Е. Щеголев, ‘Поэма А. С. Пушкина «Монах»’, 171 примеч. 1; ср.: Он же, ‘Поэма «Монах»’, 31 примеч. 1 [к с. 30]). Цявловский цитирует запись Гаевского по второму изданию щеголевской статьи.
• 35. П. О. Морозов в примечании к стихотворени<ю «>К другу стихотворцу<»> в первом томе собр. соч. Пушкина, изд. <«>Просвещение<»>. 1903, стр. 394, приводит шесть стихов из баллады (по тексту <в> статье Гаевского), называя ее <«>одной рукописной балладой того [т. е. начала XIX в.] времени<,> приписывавшейся Пушкину<»>.
• 36. <«>Библиотека великих писателей<»> под редакцией С. А. Венгерова. Пушкин, т. I. Изд. Брокгауз-Ефрон. Спб., 1907, стр. 304.
• 37. Статья Щеголева перепечатана в дополненном виде в его книге <«>Из жизни и творчества Пушкина<»>. Изд. 3-е, Лгр., 1931. Здесь (стр. 18) указано, что статья, кроме <«>Красного архива<»,> напечатана в книге: <«>Горчаковский архив<»>. Когда покойный Павел Елисеевич (ум. 22 января 1931 г.) приготовлял к печати свою книгу: <«>Из жизни и творчества Пушкина<»>, он был уверен, что ко времени ее выхода <«>Горчаковский архив<»> будет уже издан, но это не произошло в 1931 г. («Горчаковский архив» не опубликован и по сей день. )
• 38. <«>Красный архив<»,> т. 31, 1928, стр. 171 и <«>Из жизни и творчества Пушкина<»>. Изд. 3-е, Лгр., 1931, стр. 30—31.
• 39. Кроме имеющихся в статье Гаевского пятидесяти трех стихов, Н. О. Лернеру был известен список (о чем речь дальше) отрывка из баллады, дающего по сравнению с текстом у Гаевского лишних тридцать девять стихов.
• 40. Так в обеих публикациях статьи (см.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 53). В верстке — «у Ильичевского».
• 41. Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; ср.: Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 52—53. По замечанию Тынянова, Лернер «широко оперир<овал> в своих работах <...> словом „пушкинский стиль“», «применяя к критике текста эстетически-оценочные суждения о нем» (Ю. Н. Тынянов, ‘Мнимый Пушкин’, 81, 82). «Научные методы г. Лернера» (Там же, 82), равно как и малопривлекательность его личности, вызывали резкую неприязнь у следующего поколения пушкинистов (ср.: Е. А. Тоддес, А. П. Чудаков, М. О. Чудакова, Указ. соч., 421—423; см. также примеч. 25).
• 42. В 1928 г. Щеголев закончил свое примечание о пушкинской балладе следующими словами: «Опубликование „Монаха“ дает повод к постановке и разработке вопроса об авторе „Тени Баркова“» (П. Е. Щеголев, ‘Поэма А. С. Пушкина «Монах»’, 171 примеч. 1), — а в 1931 г. добавил: «Постановку вопроса дал Н. О. Лернер <...> Разработкой вопроса занят М. А. Цявловский <...>» (Он же, ‘Поэма «Монах»’, 31 примеч. 1 [к с. 30]). Целый ряд положений лернеровской заметки 1929 г. созвучен точке зрения Цявловского, выраженной в публикуемом комментарии (ср. примеч. 3, 8, 15, 18, 92, 108, 110, 120, 122, 180, 207, 209, 254). Об истории взаимоотношений Лернера и Цявловского см.: М. Цявловский, ‘Записки пушкиниста’, Пути в незнаемое: Писатели рассказывают о науке, Москва 1990, сб. 22, 528—530, 532; К. П. Богаевская, ‘Слово о М. Цявловском’, Там же, 523.
• 43. По авторитетному комментарию Л. Н. Майкова, «Князь», о котором говорится в «Городке» (стихи 178 слл.) — это Д. П. Горчаков. В 1990 г. В. Э. Вацуро предположил, что Пушкин имел в виду кн. П. А. Вяземского (историю вопроса см.: В. Э. Вацуро, М. Н. Виролайнен, Ю. Д. Левин и др., ‘Примечания к текстам стихотворений’, А. С. Пушкин, Стихотворения лицейских лет, 1813—1817, С.-Петербург 1994, 561).
• 44. Орфография слов с этим корнем в верстке не выдержана: они непоследовательно печатаются через а и через о (пахабный и похабный, пахабщина и похабность и т. п.). По всей видимости, первое написание отражает орфографию Цявловского (см. наст. изд., с. 157 примеч. 24), второе — усилия корректора. Этот орфографический разнобой сохранен в нашем издании.
• 45. Размеры не выставлены.
• 46. Цифры нет.
• 47. В его «деле» в архиве Малого театра имеются сведения, что поступил он в театр в 1890 г., а в 1908 г. вышел на пенсию (в 1140 р.). Дат рождения и смерти Н. В. Панова (В верстке опечатка: «В. Н. Панова».) в «деле» нет.
• 48. В верстке опечатка: «211»; ср. примеч. 77.
• 49. 2-й стих купирован только в публикации «Огонька» (см.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [8]); в «Рассказах о Пушкине» он воспроизведен полностью (Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 50). Не совсем ясно, почему Цявловский цитирует заметку Лернера по дефектному и урезанному журнальному тексту, а не по выверенному изданию «Рассказов», вышедших в том же году в издательстве «Прибой». Кстати, в «Огоньке» есть не отмеченная Цявловским опечатка (тобой вместо тобою в 108-м стихе), исправленная в «Рассказах» (см.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 52).
• 50. См.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [8]. Судя по всему, у Лернера это не опечатка, а необоснованная конъектура (ср.: Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 51), которая была принята в качестве основного чтения Ч. Дж. Де Микелисом (см.: A. Puškin, L’ombra di Barkòv: Ballata, A cura di C. G. De Michelis, Venezia 1990, 38). Де Микелис, введенный в заблуждение Лернером, принял за аутентичный текст и другую ошибочную конъектуру: По-царски вместо Святые в стихе 284-м (см.: Ibid., 80; ср. наст. изд., с. 170 примеч. *). В этом же издании (см.: Ibid., 40) незаслуженно получила статус варианта еще одна лернеровская конъектура, охарактеризованная Цявловским как «ненужная»: Толкает вместо Ломает в 44-м стихе (ср.: М. И. Шапир, ‘Из истории русского «балладного стиха»: Пером владеет как елдой’, Russian Linguistics, 1993, vol. 17, № 1, 75 примеч. 26; переиздано в исправленном и дополненном виде: Анти-мир русской культуры: Язык; Фольклор; Литература, Москва 1996, 232—266; далее цитируется по первой публикации). В то же время многие чтения загадочного «списка 1980 г.», впервые опубликованного Де Микелисом (см.: C. G. De Michelis, ‘Introduzione; Criteri di edizione’, A. Puškin, L’ombra di Barkòv..., 31), подтверждаются новонайденным списком 1821 г. (см. примеч. 40, 41, 48, 65, 67, 71, 75, 78, 83).
• 51. Всего напечатано в статье Лернера семьдесят один стих: 1—9, 19, 20, 33—44, 57—62, 73—76, 85—114, 281—288 стихи (В действительности в заметке напечатано 72 стиха баллады: Цявловский не учел 247-й стих, воспроизведенный по публикации Гаевского (см.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 52; ср.: C. G. De Michelis, Op. cit., 31—32).). В стихе 284 введена неверная конъектура: <«>По-царски<»>, вместо: <«>Святые<»>.
• 52. Экземпляр этот принадлежал П. Е. Щеголеву, а теперь находится в Пушкинском доме.
• 53. Это суждение может быть оспорено (см. примеч. 40, 41, 48, 55, 65, 67, 71, 75, 78, 83, 187).
• 54. При сличении текстов знаки препинания как правило не учитывались, и из них приводятся лишь наиболее важные, проставленные в скобках у буквы, обозначающей список.
• 55. Д. Кропоткин, третьестепенный поэт конца 1830-х — середины 1840-х годов [см.: С. Гардзонио, Указ. соч., 215 (с ошибкой в отчестве литератора, повторенной вслед за С. А. Венгеровым); ср.: В. Э. Вацуро, ‘Кропоткин Дмитрий Алексеевич’, Русские писатели, 1800—1917: Биографический словарь, Москва 1994, т. 3: К — М, 161—162].
• 56. «Несовершенный», по словам Цявловского, список «Еблематическо-скабрезного Альманаха» был положен в основу публикации, подготовленной В. Н. Сажиным (см.: А. Пушкин, ‘Тень Баркова’, И. Барков, Девичья игрушка, Составление и примечания В. Сажина, С.-Петербург 1992, 137—152). Многочисленные недостатки этого издания уже отмечались рецензентами [см.: М. Шапир, ‘«Художественно-уникальное издание», или «Девичьи шалости» публикатора’, Литературная газета, 1992, 14 октября, № 42 (5419), 4; С. Гардзонио, Указ. соч., 215 примеч. 17; неубедительный ответ на рецензию М. Шапира см.: В. Сажин, ‘С «камчатки» требуют подробностей’, Литературная газета, 1992, 5 декабря, № 50 (5427), 5].
• 57. Ср. примеч. 45.
• 58. Кроме этого, орган называется еще< «>предателем<»> (ст. 65) и <«>прелюбодеем<»> (ст. <1>7<8>) и сравнивается со столбом (ст. <16> и 47), колом (ст. <8>4<)>, злаком (ст. 203) и воином (ст. 34)!
• 59. В действительности слово елдак встречается 6 раз (оно употреблено также в 201-м стихе), а поэтому общее количество срамных обозначений фаллоса равняется 38.
• 60. Это явствует уже из большого разнообразия названий органа в произведениях Баркова: хуй, елдак, свайка, салтык, уд, снасть, рог, жало, битка, талант, рычаг, рожок, свирель, шест, булава, шматина, свай, гусак, кушак.
• 61. Не печатаемые обычно слова в произведениях и письмах Пушкина воспроизводятся по автографам Пушкина и экземпляру старого академического издания переписки Пушкина, где текст писем дан без каких-либо пропусков. Такие экземпляры были напечатаны в очень ограниченном количестве для раздачи членам Академии наук. Текст писем кончая 1833 г. приводится по изданиям: <«>Пушкин. Письма<»> под ред. и с прим. Б. Л. Модзалевского, т. I (1815—1825), 19<2>6 и т. II (1826—1830), 1928, Гослитиздат и «Пушкин. Письма» под ред. Л. Б. Модзалевского, т. III (1831—1833), 1935, <«>Aca<d>em<i>a<»>, а за следующие годы по изданию: <«>Сочинения Пушкина<»>. Издание Императорской Академии Наук. Переписка под ред. и с прим. В. И. Саитова, т. III (1833—1837). Спб. 1911.
• 62. В рукописи (автографе Пушкина), вместо слова «муде»<,> стоят четыре точки. К этому перечню можно присоединить метафоры: <«>В чужой пизде [или „дыре“] соломинку ты видишь, <А> у себя не видишь и бревна<»> в стихотворении <«>От всенощной вечор<»> (1814 — май 1817 гг.)<; «>У Буало была лишь запятая, А у меня две точки с запятой<»> в стихотворении «Сравнение» (1816? г.); «Ленивый муж своею старой лейкой В час утренний не орошал его» и «В надменный член, которым бес грешил (В верстке: «грозил».)» в «Гавриилиаде» (1821 г.)<;> «Послан ей в спирту огарок» в «Царе Никите» (1822 г<.>; это может быть стих не Пушкина) и благонамеренный в письме Вяземскому от 1 сентября 1828 г.: «...она произвела меня в свои сводники (к чему влекли меня и всегдашняя склонность и нынешнее состоянье моего Благонамеренного, о коем можно сказать то же, что было сказано о его печатном тезке: ей ей намерение благое, да исполнение плохое)<»>. Метафора «благонамеренный» принадлежит Бекетову, о чем см. в письме Вяземского к Пушкину от 28 июля 1828 г. (Ср.: «<...> il <Бекетов. — И. П.> entend malice à votre vers <= подозревает лукавство в твоем стихе>: "С благонамеренным в руках" и полагает, что ты суешь в руки дамские то, что у нас между ног» (Пушкин, Полное собрание сочинений: В 16 т., [Москва — Ленинград] 1941, т. XIV: Переписка, 1828—1831, 23).) Еще в Пушкинской записи сказки «Поп поехал искать работника...»: «На другую ночь то же; на третью делает куколку на пружинах, у которой рот открывается. Что такое, Балда? — Пить хочет — всунь ему стручек-то свой, свою дудочку в рот<»>. (См. М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский, Т. Г. Зенгер<.> «Рукою Пушкина»<. Изд. «Academia», 1935>, стр. 410.<)>
• 63. Несомненный галлицизм: <se foutre> (дословно: еться) <de quelque chose> значит — издеваться, презирать, наплевать. В письме к брату от 23 апреля 1825 г. Пушкин приводит фразу из письма к нему сестры об А. Н. Вульф: «<elle me boude, mais je m’en fous>», т. е.: «она на меня дуется, а мне на это наплевать».
• 64. Письмо датируется второй половиной ноября 1825 г.
• 65. Автографа стихотворения не сохранилось. В авторитетной копии И. И. Пущин<а>, вместо нецензурного слова, стоят четыре точки, так что, возможно, нужно читать: <«>дыре<»>.
• 66. Сюда можно присоединить из «Монаха» (1813 г.): «Быстрей орла, быстрее звука лир Прелестница летела, как зефир. Но наш монах Эол пред ней казался, Без отдыха за новой Дафной гнался. „Не дам, — ворчал, — я промаха в кольцо<“>» и из «Гавриилиады» (1821 г.): «И тайный цвет, которому судьбою Назначена была иная честь, На стебельке не смел еще процвесть», «И что же! вдруг мохнатый, белокрылый В ее окно влетает голубь милый, Над нею он порхает и кружит И пробует веселые напевы, И вдруг летит в колени милой девы, Над розою садится и дрожит, Клюет ее, копышется, вертится, И носиком и ножками трудится< >... И падает, объятый легким сном, Приосеня цветок любви крылом<»> и «птички» из «Царя Никиты» (1822 г.)<.>
• 67. В верстке ошибочно: «два».
• 68. В верстке: «существует ли еще у нас».
• 69. Пушкин цитирует здесь стих М. Милонова из его эпиграммы на М. Т. Каченовского (см.: Л. Б. Модзалевский, И. М. Семенко, ‘Примечания’, А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений: В 10 т., Москва — Ленинград 1949, т. X: Письма, 670).
• 70. См. письмо от 29.XI 1824.
• 71. Таково подлинное чтение стиха, в печати читающегося: <«>Как ты, в том клясться рад<»> (Ср.: «Одному проницательному критику плохая эта рифма <рад : писать. — И. П.> подсказала резонную догадку, что неуклюжее „в том клясться рад“ — явная вставка, и что здесь первоначально красовался тот же „русский титул“» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 55). «Проницательным критиком» был Б. В. Никольский: эта «грубоватая риѳма», писал он, «даетъ <...> поводъ подозрѣвать», что «слова „въ томъ клясться радъ“ замѣняютъ нѣчто иное, — по выраженію самого Пушкина въ другомъ мѣстѣ, „русскій титулъ“» (Б. В. Никольский, ‘Академический Пушкин: [Рецензия на книгу: Пушкин, Сочинения, Подготовил и примечаниями снабдил Л. Майков, С.-Петербург 1899, т. I]’, Исторический Вестник, 1899, т. LXXVII, № 7, 204). С. А. Венгеров (‘[Примечания к стихотворению «Городок»]’, Пушкин, [Собрание сочинений], т. I, 176), назвал это предположение «весьма гадательнымъ»; комментаторы новейшего академического собрания также полагают, что гипотеза о неподцензурном варианте 231-ой строки «Городка» «не может считаться обоснованной» (В. Э. Вацуро, М. Н. Виролайнен, Ю. Д. Левин и др., Указ. соч., 562).).
• 72. Близкий к этому вариант: «Мать его так» имеется в Пушкинской записи сказки, начинающейся словами «Некоторый царь ехал на войну». См. М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский и Т. Г. Зенгер<.> «Рукою Пушкина», стр. 408.
• 73. См. Записки Ф. Ф. Вигеля. Часть VI. Изд. «Русского Архива», М. 189<2>, стр. 152; «Русский Архив»<.> 1866, стр. 1129 и 1264—1265 (Указание на «Русский Архив» отсылает к статье П. И. Бартенева «Пушкин в Южной России» и к замечаниям на нее, написанным И. П. Липранди [Русский Архив, 1866, № 8/9, стб. 1089—1284; № 10, стб. 1393—1491; ср.: ‘Из пушкинианы П. И. Бартенева: II. Из воспоминаний И. П. Липранди о Пушкине’, Публикация и комментарии М. Цявловского, Пушкин, Редакция М. Цявловского, Москва 1936, 548—551 (= Летописи Государственного Литературного Музея; кн. I)]. Как заметил Л. Б. Модзалевский, Липранди «вносит поправку к рассказу Вигеля и говорит, что <...> анекдот случился с серым попугаем, который стоял в клетке на том же балконе», но судя по письму Пушкина Плетневу (7.I 1831), можно думать, что Пушкин «обучил непристойным словам и попугаев и сороку Инзова, так что правы и Вигель и Липранди...» (Л. Б. Модзалевский, ‘Примечания: Письма №№ 392—560, 1831—1833 гг.’, Пушкин, Письма, Москва — Ленинград 1935, т. III: 1831—1833, 155—156).).
• 74. См. М. Цявловский. «Пушкин по документам архива М. П. Погодина». <«>Литературное наследство<»>, № 16—18<, 1934,> стр. 69<8>. Пушкин сердился на статью А. Ф. Воейкова в № 4 «Атенея» за 1828 г. о IV и V главах «Евгения Онегина».
• 75. В верстке ошибочно: «должно быть».
• 76. Выражение <«>кобылу нюхал<»> значит подвергаться порке, лежа на скамейке, которая называлась «кобылой» (Г. О. Винокур полагал, что это выражение впервые разъяснил Ефремов в 1903 г. (см.: Г. О. Винокур, ‘Язык «Бориса Годунова»’, «Борис Годунов» А. С. Пушкина: Сборник статей, Ленинград 1936, 155); ср., однако: Ф. Корш, ‘Разбор вопроса о подлинности окончания «Русалки» А. С. Пушкина’, Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук, 1899, т. IV, кн. 2, 491.), цензор же III Отделения понял это выражение буквально.
• 77. Ср.: «В печатном тексте Варлаам <...> говорит: „Отстаньте, пострелы! <...>“. В рукописи Варлаам выражается гораздо более энергично: „Отстаньте, б.....ы дети!“ Впоследствии, устраняя „матерщину французскую и отечественную“, Пушкин поправил: „сукины дети“, как и печатается теперь это место. Однако первоначальный рукописный вариант вовсе не является <...> отвлеченным сквернословием и шекспиризмом. Источником этого грубого выражения послужил для Пушкина Карамзин, у которого (<см.: „История Государства Российского“, т. >III, прим. 5) оно приводится по летописи в пример негодования, с каким летописцы говорят о „дерзости и непостоянстве новгородцев“. Таким образом матерщина приобретала не только отечественный, но и исторический характер» (Г. О. Винокур, Указ. соч., 155—156; ср.: Он же, ‘[Комментарии:] Борис Годунов’, Пушкин, Полное собрание сочинений, [Москва — Ленинград] 1935, т. VII: Драматические произведения, 472). О «матерщине» в «Борисе» Вяземский писал Жуковскому и А. Тургеневу (29.IX 1826): «Пушкинъ читалъ мнѣ своего Бориса Годунова <...> монахи говорят по м<атерну>, Маржеретъ говоритъ по француски et lache de gros mots <= отпускает грубости>. Впрочемъ, тутъ Пушкинъ только что тѣшился, и этихъ потѣхъ и проказъ всего на всего страничка: выключить ее легко» [Переписка А. И. Тургенева с кн. П. А. Вяземским, Под редакцией и с примечаниями Н. К. Кульмана, Петроград 1921, т. I: 1814—1833 годы, 42 (= Архив братьев Тургеневых; Вып. 6)].
• 78. Французский глагол «<f>o<utr>e» соответствует русскому «еть», «<f>o<utr>e <l>e ca<m>p» значит «уходить, удирать, улепетывать».
• 79. <«>Bo<ugr>e<»> <— >вульгарное слово, означающее и парень и педераст. <«>C<ul»> — задница.
• 80. В связи с романскими обсценностями Пушкина ср. первую строку стихотворения из письма Соболевскому (9.XI 1826): У Гальяни иль Кольони (ит. coglioni ‛colei’).
• 81. Н. О. Лернер читал этот стих иначе: И мать <ебену> порет (ср. примеч. 4). «В этом замечании, — писал он, — приведено то самое крепкое русское словцо, которое вклеила тень Баркова в свой совет не подражать бездарным поэтам. Этот же, как выразился поэт, „русский титул“ он впоследствии вставил в свою „Телегу жизни“» (Н. О. Лернер, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 53; ср.: Он же, ‘Пушкинологические этюды’, Звенья: Сборники материалов и документов по истории литературы, искусства и общественной мысли XIX века, Москва — Ленинград 1935, т. V, 47).
• 82. В Пушкинской записи свадебной песни: <«>Сват, сват молодой<»>: <«>Не бежать тебе лугом, Не дристать тебе гужём<»>. <См.> <«>Рукою Пушкина<»>, стр. 425.
• 83. В пушкинской записи сказки, начинающейся словами: <«>Едет царь мимо кузницы<»>: <«>Погонщики его настигают, он серит, ест и вшей бьет. — <„>Что ты делаешь?<“> — <„>Убавляю и прибавляю и недругов побеждаю<“»>. См. М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский и Т. Г. Зенгер<. «>Рукою Пушкина<»>, стр. 411.
• 84. В верстке ошибочно: «начала января».
• 85. Б. Л. Модзалевский датировал это письмо: «Около 11 ноября 1823 г.» (Пушкин, Письма, Москва — Ленинград 1926, т. I: 1815—1825, 60). В современных изданиях оно датируется началом декабря 1823 г. Не путать его с письмом Вяземскому от 11.XI 1823 («Вотъ тебѣ и разбойники...»).
• 86. В дневниковой записи Б. М. Федорова под 6 мая 1828 г. приводится фраза Пушкина: <«>У меня нет детей, а все выблядки» — «Русский библиофил»<.> 1911, № 5, стр. 34.
• 87. Такой текст в редакции, посланной Пушкиным Вяземскому в письме от конца декабря 1822 г. — начала января 1823 г.
• 88. Стих представляет собою цитату из эпиграммы И. И. Дмитриева на М. Т. Каченовского.
• 89. Об этом выражении см.: Б. Л. Модзалевский, ‘Примечания: Письма №№ 1—192, 1815—1825 г.’, Пушкин, Письма, т. I, 201—202.
• 90. Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. Спб. 1886, т. III, стр. 400.
• 91. Ср.: «„Брюхата“ — слово, безусловно неприличное, особенно въ глазахъ тѣхъ изъ нашихъ современниковъ, которые и болѣе мягкое „беременная“ замѣняютъ описательнымъ „въ интересномъ положеніи“» (Ф. Корш, Указ. соч., 495).
• 92. Пушкин неоднократно возвращался к вопросу о «просторечии» в художественных произведениях. См. замечания о вульгаризмах в «Братьях разбойниках» в письмах к А. А. Бестужеву: от 13 июня 1823 г. и от 29 июня 1824 г.; рассуждение о Ваде в заметке 1828 г.: «В зрелой словесности приходит время...<»>; о вульгаризмах в «Недоросле» в «Опыте отражения некоторых нелитературных обвинений» 1830 г. и в наброске возражений критикам «Графа Нулина»; о «простонародных сценах» в одном из набросков предисловия к «Борису Годунову»: «И<з>учение Шекспира, Карамзина...»; о «низких бурлацких выражениях» в статье о «Полтаве»; о ра<з>говорном языке простого народа и об Альфиери в так называемых «грамматических заметках». О вульгаризмах у Пушкина писал Ф. Е. Корш: «Язык Пушкина не свободен от провинциализмов и вульгаризмов — по крайней мере, на взгляд образованных русских конца XIX века. Русский двадцатых и тридцатых годов< >этого столетия сплошь да рядом был по-французски изящен и вежлив, как маркиз времен Людовика XV, а по-русски не разборчив и груб в выражениях<,> потому что французскому языку он учился по писателям классической эпохи, а русскому — из разговора прислуги<.> Известно, что современный русский литературный язык начал складываться со времени Карамзина и Дмитриева, а еще более приблизил его к тому сос<т>о<я>нию, в котором он находится теперь, именно Пушкин, придав ему много живости и простоты внесением элементов народной речи». Ф. Е. Корш<.> «Разбор вопроса о подлинности окончания „Русалки“ А. С. Пушкина в записи Д. П. Зуева». — «Известия Отделения русского языка и словесности Имп. Академии Наук», т. IV (1899 г.), кн. 2, стр. <492>—<493>.
• 93. В рукописном «Собрании лицейских стихотворений» (СЛС), в отделе «Лицейская Антология, собранная ийший» <sic!> (стр. 120) имеется двустишие «Эпитафия»:
  
  «О слава тщетная! о тленья грозный вид —
  <Х>уй твердый Пущина здесь в первый раз лежит»<.>
  
  Кто из лицеистов является автором этой «эпитафии», неизвестно, но весьма вероятно, что и эта барковщина, по мотиву близкая к балладе, сочинена Пушкиным (Ср., однако: М. А. Цявловский, ‘Источники текстов лицейских стихотворений’, А. С. Пушкин, Стихотворения лицейских лет..., 444.) <.>
• 94. Имею в виду стихи 48—52 и 179—180.
• 95. Как известно, из подлинного текста сказки о царе Никите сохранились в автографе Пушкина лишь первые двадцать шесть стихов. Следующие сорок девять стихов по неизвестному списку были напечатаны в заграничном издании <«Р>усская библиотека<»> 1858 г., т. I, а затем эти же стихи и следующие сто пятьдесят четыре стиха тоже по неизвестному списку были напечатаны Н. В. Гербелем в его берлинском сборнике стихотворений Пушкина 1861 г. (Цявловскому нужно было сказать «следующие пятьдесят стихов» и «следующие сто пятьдесят пять стихов»: в лейпцигском сборнике 1858 г. (с. 29—32) напечатаны стихи 1—76, а в издании Гербеля — стихи 1—76 (с. 30—33) и 77—231 (с. 168—174) (см.: М. Ц[явловский], Т. З[енгер], ‘[Примечания к сказке «Царь Никита и сорок его дочерей»]’, Пушкин, Полное собрание сочинений: В 16 т., [Москва — Ленинград] 1949, т. II: Стихотворения, 1817—1825; Лицейские стихотворения в позднейших редакциях, ч. 2, 1114).) Другой текст дал Огарев в сборнике <«>Русская потаенная литература<»>. Лондон, 1861 г. В подлинных стихах Пушкина и в стихах, даваемых <«>Русской библиотекой<»>, Гербелем и Огаревым, нет непристойных слов (в 149 ст<и>хе <«>огарком<»> назван мужской член). Наоборот, игра намеками, недосказанностями и метафорами — прием автора.
• 96. <«>Вертоград<»>, <«>ключ<»>, <«>плоды<»>, <«>живые воды<»>, <«>каплющие аромат<ы»> — эротическая символика. См. В. В. Виноградов. <«>Язык Пушкина<»>. Изд. <«>Aca<d>e<mi>a<»>. 1935, стр. 130.
• 97. Наоборот, стих. «Клеопатра» (1824 г.) и <«>Нет, я не дорожу мятежным наслажден<ь>ем<»> — образцы эротической поэзии, лишенной какой-либо фривольности.
• 98. В письме Вяземскому (29.XI 1824): валяй, ебена мать! (ср. с. 203 наст. изд.).
• 99. В четвертой строфе третий стих: <«>Лапу держит под рубашкой<»>, а в пятой строфе седьмой и восьмой стихи: <«>Ты одна, моя вдовица С указательным перстом<»>.
• 100. В своих воспоминаниях о Пушкине кн. П. П. Вяземский пишет: <«>За 1833—1834 годы встречается довольно много шуточных стихотворений в бумагах князя Вяземского, между ними и стихотворения, которые Мятлев называл <„Poésies maternelles“.> Этому шуточному направлению князь Вяземский и Пушкин с особенно выдающимся рвением предавались как будто с горя, что им не удавалось устроить серьезный орган для пропагандиров<а>ния своих мыслей. В приписке Вяземского Пушкину к письму Мятлева от 28 мая 1834 г. упоминаются еще раз стихотворные упражнения Мятлева: <„П>риезжай, непременно. Право, будет весело<.> Надобно быть там в четыре часа, то есть сегодня<.> К тому же Мятлев
  
  Любезный родственник, поэт и камергер,
  А ты ему родня, поэт и камер-юнкер:
  Мы выпьем у него шампанского на клункер,
  И будут нам стихи на матерный манер<“»>.
  
  Кн. П. П. Вяземский. <«>А. С. Пушкин (1816—1837) по документам Остафьевского архива и личным воспоминаниям<»>. — А. С. Пушкин. М. 1885, стр. 57—58 (В этом месте Цявловский цитирует статью П. П. Вяземского по публикации в сб.: К биографии А. С. Пушкина, [Составитель П. И. Бартенев], Москва 1885, вып. 2, 7—72 (ср. библиографические ссылки в наст. изд., с. 244 примеч. 4*).). Стихи, о которых пишет П. П. Вяземский, до сих пор неизвестны. См. еще письмо к Пушкину И. П. Мятлева от 18 мая 1834 г., где он пишет о сочинении какого-то <«>матерного<»> (В оригинале по-французски: «un corps d’ouvrage maternel et gaillard» (Пушкин, Полное собрание сочинений: В 16 т., [Москва — Ленинград] 1948, т. XV: Переписка, 1832—1834, 151).) произведения, которое он посв<я>щает Пушкину.
• 101. Сочинения М. Н. Лонгинова, том I, М. Изд. Л. Э. Бухгейм<а>, 1915, стр. 156 (Здесь перепечатана статья Лонгинова «Несколько заметок о литературном обществе „Зеленая лампа“ и участии в нем Пушкина (1818—1820)», впервые опубликованная в 1857 г. в «Современнике» (т. LXII, № 4, отд. V, 264—267). Ср. также: «На разнузданность своего языка Пушкин сам два раза намекает в своих письмах, упоминая о слуге Никиты Всеволожского, Калмыке, который на дружеских пирушках при каждом нескромном слове собеседников провозглашал: „Здравия желаю!“ („Желай мне здравия, Калмык!“)» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; Он же, ‘Забытые плоды лицейской музы’, 53).).
• 102. «Евгений Онегин» IV, xlv, 11—13.
• 103. «Русский Архив», 1878, <кн. >II, стр. 50.
• 104. Это письмо Аксакова приведено и у Лернера, сообщившего также об «одном польском мемуаристе», который «вспоминал, что в речи Пушкина „часто мелькали грубые выражения“» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; ‘Забытые плоды лицейской музы’, 53—54).
• 105. В верстке: «занимательный».
• 106. «Русский Архив», 1882, № 5, стр. 81.
• 107. Цявловский приводит цитату по изданию: А. О. Смирнова-Россет, Автобиография: (Неизданные материалы), Подготовила к печати Л. В. Крестова, С предисловием Д. Д. Благого, Москва 1931, 224; в автографе по-французски: «„Savez<->vous Киска, que Joukoffsky <...> il a hor<r>eur des obs<c>énités et moi aussi, c’est Pouchkine qui est amateur de l’obs<c>ène<“>». «„Malheureusement je le sais, et je n’ai jamais pu m’expliquer cette antithèse de l’obs<c>ène et du sublime comme je ne comprends que vous et Joukoffsky vous puissiez parler de choses ordurières. Et vous riez encore!“» [Российская государственная библиотека (= РГБ), Отдел рукописей, ф. 474 (А. О. Смирнова), к. 1, ед. хр. 14, л. 19 об.; о соотношении рукописных воспоминаний Смирновой и публикации 1931 г. см.: С. В. Житомирская, ‘К истории мемуарного наследия А. О. Смирновой-Россет’, Пушкин: Исследования и материалы, Ленинград 1979, т. IX, 340—344]. Начало реплики Смирновой [«Знаете ли вы, Киска, что Жуковский <...> терпеть не может непристойностей, и я тоже, а вот Пушкин <...>» (ср.: А. О. Смирнова-Россет, Дневник; Воспоминания, Издание подготовила С. В. Житомирская, Москва 1989, 454)] в издании 1931 г. купировано; в результате смысл ответа Киселева изменился на противоположный.
• 108. См. А. О. Смирнова-Россет. <«>Автобиография. Неизданные материалы<»>. Подготовила к печати Л. В. Крестова. Изд. «Мир». М. 1931.
• 109. Цявловский называет «Певца» единоличным произведением Батюшкова, хотя еще Л. Н. Майков указывал на сообщение Н. В. Сушкова о том, что в написании этого произведения принимал участие А. Е. Измайлов [см.: Л. Н. Майков, В. И. Саитов, ‘Примечания’, К. Н. Батюшков, Сочинения, С.-Петербург 1887, т. I: О жизни и сочинениях К. Н. Батюшкова; Стихотворения, 376 (2-й пагинации); ср.: Н. В. Сушков, Московский Университетский Благородный Пансион..., Издание исправленное и пополненное, Москва 1858, 75]. Д. Д. Благой доказал, что авторство Измайлова «в отношении двух строф „Певца“ <...> не подлежит сомнению» (Д. Д. Благой, ‘Комментарии’, К. Н. Батюшков, Сочинения, Москва — Ленинград 1934, 586—587). К этому времени уже было опубликовано авторитетное свидетельство Дашкова (из письма к Блудову от 15/27.X 1813): «Она <пародия. — И. П.> не вся Батюшкова, однако разумѣется, что всѣ лучшія мѣста его. Есть кое-что Измайлова <...>» etc. (Отчет Императорской Публичной Библиотеки за 1887 год, С.-Петербург 1890, 227).
• 110. См. рукопись кн. А. М. Горчакова в его архиве в Центрархиве (См.: Государственный архив Российской Федерации, ф. 828 (А. М. Горчаков), оп. 1, ед. хр. 87.).
• 111. Л. Н. Майков считал, что «Безриѳминъ — лицо собирательное», и указывал сразу три прототипа: С. Ширинского-Шихматова, С. Боброва и П. Львова [Л. Н. Майков, ‘О жизни и сочинениях К. Н. Батюшкова’, К. Н. Батюшков, Сочинения, т. I, 38 (1-й пагинации); Л. Н. Майков, В. И. Саитов, ‘Примечания’, 306 (2-й пагинации)]. Бесспорно, однако, что под Безрифминым в «Послании к стихам моим» подразумевается А. Обрезков [см.: О. Проскурин, ‘«Победитель всех Гекторов халдейских»: (К. Н. Батюшков в литературной борьбе начала XIX века)’, Вопросы литературы, 1987, вып. 6, 62].
• 112. Из преамбулы П. А. Вяземского к его пародиям на притчи Хвостова (см.: ‘Выдержки из старых бумаг Остафьевского архива’, Русский Архив, 1866, № 3, стб. 479; ср.: П. О. Морозов, ‘Граф Д. И. Хвостов, 1757—1835 гг.: Очерки из истории русской литературы первой четверти XIX века’, Русская старина, 1892, кн. VIII, 398).
• 113. Отождествление Глупона с Хвостовым сомнительно (ср., в частности: В. Э. Вацуро, М. Н. Виролайнен, Ю. Д. Левин и др., Указ. соч., 560).
• 114. О близкой трактовке образа Хвостова в обоих произведениях Пушкина см.: Л. Б. Модзалевский, ‘«Тень Фонвизина»: Неизданная сатирическая поэма Пушкина», Литературное наследство, Москва 1934, № 16/18, 816—817; ср.: [А. Пушкин], ‘Тень Фон-Визина’, Комментарий Л. Б. Модзалевского, Пушкин: Временник Пушкинской комиссии, Москва — Ленинград 1936, вып. 1, 17; а также: Л. С. Сидяков, ‘Из комментария к лирике Пушкина: «Тень Фонвизина»’, Временник Пушкинской комиссии, Ленинград 1989, [вып.] 23, 92; C. G. De Michelis, Op. cit., 25; М. И. Шапир, ‘Из истории русского «балладного стиха»...’, 75 примеч. 25. М. И. Шапир по недоразумению счел, что Цявловский «упустил из виду» эту параллель к «Тени Баркова». О Пушкине и Хвостове см. также: М. Цявловский, ‘Забытое стихотворение Пушкина «Исповедь стихотворца»’, Новый мир, 1930, кн. IV, 172.
• 115. «Бибрусом» в эпиграммах прозвали Вяземский и Батюшков поэта С. С. Боброва.
• 116. Шелехов назван в самом авторитетном списке баллады, именно в списке, который был у Гаевс<к>ого. В других списках, вместо Шелехова, стоит Шаликов, что нужно признать искажением переписчиков, легко объяснимым; Шелехов по сравнению с Шаликовым был писателем мало известным. В. Орлов, очевидно, не зная, что Лернером в <«>Огоньке<»>, 1929, № 5, стих: <«>Ни Шелехова тоном<»> напечатан по тексту Гаевского, писал: <«>У Лернера Шаликов заменен Ив. Ив. Шелеховым, но вряд ли Пушкин мог написать: <„>Не пой... Шелехова тоном<“>: И. И. Шелехов был прозаиком (издавал в 1810 г. <„>Журнал для сердца и ума<“>)<»>. (См. <«>Эпиграмма и сатира<»>, т. I. Составил В. Орлов. Изд. <«>Aca<d>e<mi>a<»>. 1931, стр. 146). Последнее утверждение, возможно, неверно: категорически утверждать, что Шел<е>хов не писал стихов, у нас нет оснований (По предположению М. И. Шапира, в 98-м стихе баллады речь может идти не о прозаике И. Шелехове, а о поэте Д. Шелехове, сотруднике Общества любителей российской словесности при Московском университете. О его гексаметрах см.: М. И. Шапир, ‘Гексаметр и пентаметр в поэзии Катенина: (О формально-семантической деривации стихотворных размеров)’, Philologica, 1994, т. 1, № 1/2, 49 и др.).
• 117. Переиздано П. А. Картазовым в Петербурге в 1903 г.
• 118. К этому стиху имеется примечание: <«>Переводы его Горациевых сатир и Федровых басен действительно слаб<е>е всех прочих его стихотворений, хотя и не приносящих ему чести<»>.
• 119. Ср.: «О Шелехове же и Палицыне он <Пушкин. — И. П.> больше не упомянул ни разу, так как вскоре понял, что о них и говорить не стоит, в виду незначительности их удельного веса; к тому же они быстро вышли из рядов действующей литературной армии». «О Палицыне Пушкин упомянул едва ли не потому лишь, что над ним мимоходом посмеялся недавно Батюшков в своей сатире „Певец в беседе славянороссов“ (1813 г.)» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; ‘Забытые плоды лицейской музы’, 54).
• 120. Автографа стихотворения <«>Городок<»> не сохранилось. Напечатано оно было при жизни Пушкина один раз в <«>Российском Музеуме<»,> 1815, № 7. Здесь фамилия Баркова была заменена Свистовым, а стих: «Как ты, ебена мать<»> — <«>Как ты, в том клясться рад<»> (Предположение о том, что Свистов — это Барков, высказали П. О. Морозов (см.: П. О. Морозов, ‘Библиографическая заметка по поводу академического издания «Сочинений Пушкина»’, Вестник Европы, 1899, т. CXCVIII, кн. 8, 865—866) и Б. В. Никольский (см.: Б. В. Никольский Указ. соч., 204). Последнему принадлежит и конъектура бардаковъ вместо чердаковъ в тексте «Российского Музеума» (ср. примеч. 92). Историю и библиографию вопроса см.: С. А. Венгеров, Указ. соч., 174—176; ср.: В. Э. Вацуро, М. Н. Виролайнен, Ю. Д. Левин и др., Указ. соч., 562.).
• 121. В цитированной статье о балладе Н. О. Лернер, не приводя оснований, считает несомненным, что <«>Тень Баркова<»> написана раньше <«>Городка<»> (Дело в том, что Лернер иначе, чем Цявловский, интерпретировал «Городок» (стихи 224—232): «На этот раз поэт не осмеливается славить Баркова, о котором подобает говорить его же слогом»; «Больше Пушкин Баркова не величал, и несомненно, что „Тень Баркова“ написана раньше „Городка“» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; ‘Забытые плоды лицейской музы’, 55).).
• 122. О датировке <«>Городка<»> см. в томе комментариев к академическому изданию собрания сочинений Пушкина (Ср.: М. А. Цявловский, Т. Г. Зенгер, ‘Примечания’, Пушкин, Полное собрание сочинений: В 16 т., [Москва — Ленинград] 1937, т. I: Лицейские стихотворения, 449; М. А. Цявловский, Статьи о Пушкине, 87. Далее в публикуемом тексте стихотворение непоследовательно датируется то 1814, то 1815 г.).
• 123. Ближайший к тексту «Монаха» вариант: Послѣдуй лишь, ебена мать <...> — мы встречаем во всех известных Цявловскому списках (за исключением текста Гаевского), а также в списке 1821 г. (см. с. 143 наст. изд.).
• 124. Ср. описание <«>растрепанной тени<»> Бурцова в стихотворении Пушкина <«>Недавно я в часы свободы<»> (1821—1822 г.).
• 125. В этой строфе Батюшков пародирует «Певца во стане русских воинов» (31—32) и «Громобоя» (iii: 29—32); из «Певца» — «цитата в двух первых стихах <...> и навязанная ею рифма на -ами» (М. И. Шапир, ‘Из истории русского «балладного стиха»...’, 58). Батюшковская пародия послужила, в свою очередь, «основным источником» V строфы «Тени Баркова»: «отсюда все, начиная с четырехкратной рифмы на -ами <...> и кончая совпадением ритмико-синтаксической структуры стихов, описывающих грозную тень (ср. буквальное соответствие: С „Телемахидою“ в руке — С хуиной толстою в руке)» (Там же, 59—60). Кроме того, «в этом фрагменте» слышны «отзвуки двух эпизодов „Громобоя“» (iii: 25—26 и lxxii: 857—860): И видима бродяща тень // Тогда в пустыне ночи: // Как бледный на тумане день // Ее сияют очи (Там же, 59; последняя параллель Цявловским не отмечена). Нужно указать, что ту же рифму на -ами в аналогичной ритмико-синтаксической конструкции мы находим и в «национальной песне» о Гауэншильде, которая, по свидетельству М. А. Корфа, «пѣвалась хоромъ, на голосъ гремѣвшаго тогда по цѣлой Россіи „Пѣвца во станѣ русскихъ воиновъ“ Жуковскаго»: Въ лицейской залѣ тишина, // Диковинка межъ нами: // Друзья, къ намъ лѣзетъ сатана // Съ лакрицей за зубами (Я. Грот, Указ. соч., 230). Еще один гипотетический источник «Тени Баркова» — это стихотворный экспромт Батюшкова «Я вижу тень Боброва...» (см.: М. И. Шапир, ‘Из истории русского «балладного стиха»...’, 60).
• 126. В верстке разрядка опущена.
• 127. Случаи употребления Пушкиным слова <«>тень<»> в смысле <«>призрак<»>, <«>привидение<»> собраны (не полностью) М. О. Гершензоном в статье <«>Тень Пушкина<»>. См. М. О. Гершензон. <«>Статьи о Пушкин<е»>. Изд. ГАХН, М. 1926<, стр. 69—95>.
• 128. См. также: «Осгар», 21; «Воспоминания в Царском Селе», 83; «Мечтатель», 76; «Мое завещание. Друзьям», 4; «Тень Фонвизина», 110, 190. Здесь и далее приведены дополнительные параллели по «Словарю языка Пушкина» (Москва 1956—1961, т. I—IV) и по «Новым материалам к словарю А. С. Пушкина» (Москва 1982). Номера стихов отсылают к ранним редакциям лицейских стихотворений.
• 129. См. также: «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой...»), 16.
• 130. Ср.: М. Цявловский, ‘Забытое стихотворение Пушкина...’, 174.
• 131. См. также а) всяк: «Тень Фонвизина», 69; [«Вишня», 95]; б) пунш: «Пирующие студенты», 71; «К Пущину (4 мая)», 18; «Слеза», 1; «Воспоминание. К Пущину», 20; в) осушить: «Истинна», 15; г) бокал: «Пирующие студенты», 24; «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит...»), 49; «Слеза», 14, 20; «Воспоминание. К Пущину», 18; «Послание к Юдину», 69; «Друзьям» («К чему, веселые друзья...»), 6-й стих 1-й редакции.
• 132. См. также а) хвала: «Городок», 176 (цитата); «На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 г.», 17; б) поп: «Монах» I, 61, 83; «Городок», 429; «Тень Фонвизина», 178.
• 133. См. также: «Городок», 87; «К Жуковскому», 95; «Моему Аристарху», 32; «Сон», 166.
• 134. См. также: «На возвращение Государя Императора...», 6, 7; «К Жуковскому», 81.
• 135. См. также: «Эвлега», 47; «Осгар», 78, 79; «Рассудок и любовь», 9; «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит...»), 57, 58; «К Лицинию», 15; «На возвращение Государя Императора...», 42.
• 136. См. также: «Козак», 1; ср. примеч. 50.
• 137. См. также: «Сон», 86.
• 138. См. примеч. 67.
• 139. Всего в лирике 1813—1816 гг. 38 употреблений слова вдруг (34 без учета лицейских стихотворений неизвестных годов); из них 17 приходятся на поэму «Монах» (см.: Словарь языка Пушкина, т. I, 222).
• 140. См. также [в(о) тьме ночной]: «Эвлега», 8; «Наполеон на Эльбе», 7; «Сраженный рыцарь», 31.
• 141. Хотя в реконструированном тексте Цявловский дает вариант К/С (дѣтининъ), в комментарии исследователь приводит чтение списка Р (дѣтины).
• 142. Ср. также: «Тень Фонвизина», 245 (Что сделалось с тобой, Державин?).
• 143. См. также а) вещал: «Осгар», 17, 23, 58; «Тень Фонвизина», 267; б) привиденье (-ие): «Бова», 274; «Тень Фонвизина», 217; «Сон», 217 (?).
• 144. См. также: «Романс», 35; «К Дельвигу» («Послушай, муз ленивых...»), 30.
• 145. В верстке ошибочно: «занавеску».
• 146. Предельно близкую параллель к этому стиху дает «Монах» (II, 5): От взоров вдруг сокрылася она. Ср. также а) вмиг: «Воспоминание. К Пущину», 17; «Пробуждение», 12, 13; б) исчез: «Блаженство», 39; «Воспоминания в Царском Селе», 152; «Христос воскрес, питомец Феба!..», 4; в) сокрылся: «Кольна», 62, 129; «Осгар», 56; «Тень Фонвизина», 65; «Сон», 205; [«Гараль и Гальвина», 34].
• 147. См. также: «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой...»), 63.
• 148. См. также: «Князю А. М. Горчакову», 9; «Бова», 38; «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит...»), 14, 18, 38, 53; «Батюшкову» («В пещерах Геликона...»), 23, 27; «Гроб Анакреона», 27, 36, 37; «Сон», 9, 12; «Любовь одна — веселье жизни хладной...», 12, 23, 53; «К Шишкову», 13, 41, 46.
• 149. Ср. о Сумарокове [проклятый Расином («К Жуковскому», 57)] и примеч. 254.
• 150. См. также: «Монах» I, 5; «К другу стихотворцу», 34; «Осгар», 14, 17 (о барде); «Пирующие студенты», 73; «К Батюшкову» («Философ резвый и пиит...»), 6, 18, 22; «Воспоминания в Царском Селе», 163, 176; «Городок», 91, 118, 194, 296; «Измены», 28, 76; «К Пущину (4 мая)», 6; «Мое завещание. Друзьям», 9, 53, 73; «Угрюмых тройка есть певцов...», 1; «Моему Аристарху», 85, 102; «Послание к Юдину», 219; «Сон», 5; «К Жуковскому», 13, 47, 60, 96; «Наездники», 30, 50, 75; «Любовь одна — веселье жизни хладной...», 10, 23, 28; «Заздравный кубок», 20.
• 151. См. также а) чорт: «Монах» I, 70, 81; б) чернец: «Монах» III, 47.
• 152. О «красоте» в смысле «красавица» см. в статье Н. О. Лернера «Затерянное стихотворение Пушкина»<.> — «Красная новь»<,> 1927, № 9, стр. 260 (Перепечатана в «Рассказах о Пушкине» в качестве первой части статьи «Забытые плоды лицейской музы» (ср. примеч. 3, 31).).
• 153. См. также: «Гроб Анакреона», 26(?); «Любовь одна — веселье жизни хладной...», 8; «Наслажденье», 14; «К Шишкову», 29(?); «Фавн и Пастушка», 194, 229; [«Гараль и Гальвина», 14(?), 41]; и, кроме того, во мн. ч. (красоты): «К Лицинию», 52; «Послание к Юдину», 78; «Амур и Гименей», 47 [ср.: Е. Шальман, ‘А все-таки это Пушкин!..: (ответ А. Чернову)’, Синтаксис, 1991, № 31, 113].
• 154. Имя Феба встречается в 9 стихотворениях 1813—1816 гг. (16 употреблений; см.: Словарь языка Пушкина, 1961, т. IV, 780).
• 155. См. также: «К сестре», 7; «Козак», 50; ср. генетивные метафоры-клише: край отчизны, край полуночи etc.
• 156. См. также: «К другу стихотворцу», 92; «Городок», 261; «Твой и мой», 1.
• 157. См. также: «Послание к Юдину», 218—219; «Сон», 35; «Элегия» («Я думал, что любовь погасла навсегда...»), 26; воспевать (+ вин. пад.): «Бова», 5; «Городок», 229; «Моему Аристарху», 86, 101; «Друзьям» («К чему, веселые друзья...»), 8-й стих 1-й редакции; «К Шишкову», 24.
• 158. Ср. также: Там ряд является могил («Кольна», 18).
• 159. См. также: «Воспоминания в Царском Селе», 138.
• 160. См. примеч. 71.
• 161. Ср. в коллективных куплетах на слова «С позволения сказать»: Престарелые красотки (9).
• 162. См. также: а) «К ней», 2 (Я вяну <...>; ср. вянуть в прямом значении); б) злак: «Городок», 349; «Наполеон на Эльбе», 61.
• 163. В лирике 1813—1816 гг. восклицание увы встречается 18 раз, наречие уж ‛уже’ — 63 раза (с учетом произведений неизвестных годов и стихотворения «Гараль и Гальвина» — 71; см.: Словарь языка Пушкина, т. IV, 636, 665).
• 164. Ср. также: В роще сумрачной, тенистой («Блаженство», 1).
• 165. См. также: «Сон», 85, 90; «Фавн и Пастушка», 67; [«Исповедь бедного стихотворца», 80].
• 166. Междометие ах в лирике 1813—1816 гг. встречается 25 раз (без учета произведений неизвестных годов и стихотворений «Исповедь бедного стихотворца» и «Вишня» — 17; см.: Словарь языка Пушкина, т. I, 55).
• 167. См. также: «Кольна», 116, 128; «Осгар», 27; «Блаженство», 49; «Бова», 228; и, кроме того, Praesens (речет): «Кольна», 60; «К Лицинию», 75.
• 168. См. также (мчаться): «Послание к Галичу» («Где ты, ленивец мой...»), 102.
• 169. Ср. также: сын угрюмой ночи («Эвлега», 32); часы угрюмой ночи («Сон», 96).
• 170. Ср. далее в «Монахе»: <...> И вот <...> Предстал Молок (III, 56—59).
• 171. См. также: «Эпиграмма (Подражание французскому»), 2 (в удел достались); «К Н. Г. Ломоносову», 24; «Воспоминания в Царском Селе», 68; «Послание к Юдину», 219; «К Дельвигу» («Послушай, муз невинных...»), 47; «К Жуковскому», 4, 112; «Любовь одна — веселье жизни хладной...», 36.
• 172. В верстке ошибочно: «1814 г.».
• 173. См. также: «Воспоминания в Царском Селе», 97; «Мечтатель», 46 (И пышет бой кровавый).
• 174. Ср. также: Огнем пылают гневны очи («Наездники», 22).
• 175. См. также: «К молодой актрисе», 32; «На возвращение Государя Императора...», 88; «К Жуковскому», 15; «Разлука» («Когда пробил последний счастью час...»), 2—3 (<...> в слезах <...> трепетный <...>); «Любовь одна — веселье жизни хладной...», 41.
• 176. Ср. также ad 286: готова уж награда («Монах» III, 105); она твоя награда («К Шишкову», 22); Награда для певцов («Погреб», 18).
• 177. См. также: «Пирующие студенты», 6, 95; «Мое завещание. Друзьям», 7, 28, 48, 61; «Воспоминание (К Пущину)», 29; «Роза», 2; «Сон», 74, 101, 108; «Элегия» («Я видел смерть; она в молчаньи села...»), 28, 32; «Друзьям» («К чему, веселые друзья...»), 1; «Амур и Гименей», 3, 6; и коллективные куплеты на слова «С позволения сказать» (17).
• 178. В качестве параллелей Цявловский приводит 34 стиха из «Монаха».
• 179. Первонача<л>ьно было написано: «12<»>.
• 180. Первоначально было написано: <«>даже и слабого дарования<»>, но потом, вместо <«>слабого<»,> написано <«>моего<»> и прибавлено: <«>каково бы оно ни было<»>.
• 181. Первоначально было напис<а>но: <«>Многое<»>.
• 182. Пушкин. Полное собрание сочинений в шести томах. Издание четвертое Госиздата, 1936, т. VI, стр. 116—117. Мною цитируется по подлинной рукописи Пушкина, хранящейся в Публичной библиотеке им. Ленина (Рукопись передана в Пушкинский дом (см.: ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 1081).). Черточка перед абзацем, начинающимся словом <«>Кстати<»>, поставлена Пушкиным и не означает, что этот абзац написан на другом листе рукописи. Текст написан сплошь.
• 183. Возможно, что в куплете <«>национальной<»> лицейской песни, записанном самим Пушкиным:
  
  <«>А что читает Пушкин?
  Подайте-ка сюды!
  Ступай из класса с богом,
  Назад не приходи<»>,
  
  речь идет о чтении Пушкиным произведений Баркова или чего-нибудь в этом роде.
• 184. См. <«>Русский Архив<»>, 1880, <кн. >III<, ч. 2>, стр. 437—438.
• 185. См. вышеприведенное (стр. <160>) место из статьи Гаевского.
• 186. К. Н. Батюшков в письме к Н. И. Гнедичу от первой половины апреля 1811 г. сообщает о произведении В. Л. Пушкина, как о литературной новинке (Ср.: «В. Л. Пушкинъ сочинилъ сатиру, сюжетъ весьма благороденъ: б...... <то есть бардакъ или бордель. — И. П.>» [К. Н. Батюшков, Сочинения, Со статьею о жизни и сочинениях К. Н. Батюшкова, написанною Л. Н. Майковым, и примечаниями, составленными им же и В. И. Саитовым, С.-Петербург 1886, т. III: Письма, 118; в связи с конъектурой см.: И. А. Пильщиков, ‘Литературные цитаты и аллюзии в письмах Батюшкова: (Комментарий к академическому комментарию. 3—4)’, Philologica, 1995, т. 2, № 3/4, 226—227].).
• 187. <В. П.> Гаевский<. «>Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения<»>. — <«>Современник<»>, 1863, № 8, <отд. I,> стр. 356.
• 188. Ср.: «действие „Опасного соседа“», как и «Тени Баркова», «также происходит в публичном доме, где собралась такая же разношерстная публика <...> Буянов <...> автор, купец, дьячок. В сатиру В. Л. Пушкина также вкраплены насмешки над писателями „славянского“ направления» (Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада...’, [9]; ‘Забытые плоды лицейской музы’, 54).
• 189. Цитированное выше (стр. <160>) место из статьи Гаевского в <«>Современнике<»> 1863 г.
• 190. Ксен. Алекс. Полевой пишет в своих «Записках», как Пушкин в 1827 г. на вечеринке у Полевых «вспоминал шутливые стихи Дельвига, Баратынского и заставил последнего припомнить написанные им с Дельвигом когда-то рассказы о житье-бытье в Петербурге. Его особенно смешило то место, где в пышных гек<с>аметрах изображалось столько же вольное, сколько невольное убожество обоих поэтов, которые „в лавочку были должны<,> руки держали в карманах (перчаток они не имели!)<“>...» ( К. А. Полевой, Записки, С.-Петербург 1888, 209.) Речь идет о стихотворении «Там, где Семеновский полк», представляющем собою пародию. См. еще рассказ А. П. Керн о пародии Илличевского на «Демона» Пушкина в его присутствии. Книга Майкова «Пушкин», 1899, стр. 2<6>5.
• 191. До Пушкина начало ломоносовской «Оды ... 1748 года» пародировал один из авторов «Девичьей игрушки» (см.: М. И. Шапир, ‘Из истории «пародического балладного стиха»: 2. Вставало солнце ало’, Анти-мир русской культуры: Язык; Фольклор; Литература, Москва 1996, 387 примеч. 15).
• 192. М. О. Гершензон<. «>Мудрость Пушкина<»>. М. 1919, стр. 122—127.
• 193. <Б>. М. Эйхенбаум<. «>Сквозь литературу<»>. Сборник статей. Лгр. 1924, стр. 167.
• 194. Все названные пародии, кроме пародии Корсакова, напечатаны в книге К. Я. Грота <«>Пушкинский лицей<»>, Спб. 1911 (См.: К. Я. Грот, Указ. соч., 204—205, 273, 291—292, 244—248, 299—300, 217—218, 220—222, 237—239, 296—297.). Текст пародии Корсакова неизвестен. О ней см. в статье Гаевского <«>Дельвиг<»>, статья первая. <«>Современник<»>, 1853, № 2, отд. III, стр. 85 и в его же статье о Пушкине в лицее в <«>Современнике<»>, 1863, № 7, отд. I, стр. 149.
• 195. Сочинения Пушкина. Изд. П. В. Анненкова. Спб. 1855, т. I, стр. 19.
• 196. Размер этот впервые применен Жуковским в этой балладе, а затем в «Певце во стане русских воинов» (1812 г.). Не говоря уже о пародиях на последнее стихотворение, этот размер стал одним из самых популярных в балладах. О стихотворениях Пушкина, написанных этим размером, см. в статье Г. О. Винокура «Вольные ямбы Пушкина» в «Пушкине и его современниках», в<ып>. XXXVIII—XXXIX, <1930,> стр. 35 (Этот размер Винокур назвал «пародическим балладным стихом» (ср.: Б. В. Томашевский, Указ. соч., 39—40; Он же, ‘Строфика Пушкина’, Пушкин: Исследования и материалы, Москва — Ленинград 1958, т. II, 71—74; М. И. Шапир, ‘Приложения: Комментарии; Библиографии; Указатели’, Г. О. Винокур, Филологические исследования: Лингвистика и поэтика, Москва 1990, 296 примеч. 59; Он же, ‘Из истории русского «балладного стиха»...’, 57). ).
• 197. «Громобой», iii—iv: 25—44.
• 198. Там же, lvi: 661—672.
• 199. Слова «керчь» нет в словарях русского языка. В «Дополнении к Опыту Областного Великорусского словаря». Изд. Второго Отделения Имп. Академии Наук, Спб. 1858, стр. 79 есть: <«>керши, —ей — кудреватые волосы на висках<»> (По мнению И. Г. Добродомова, несуществующее слово керчь — это искаженное переписчиками слово херъ. В исходном тексте, скорее всего, значилось хуй: это чтение дают списки М, А и Р (см. с. 196 наст. изд.; ср. также: A. Puškin, L’ombra di Barkòv..., 76). ).
• 200. «Громобой», xliv: 517—525.
• 201. Там же, xvi: 189—192. Несомненной пародией на «Громобоя» являются 182—184 стихи «Тени Баркова»: Что станется с тобою? // Уж близок дней твоих конец, // Уж ножик над елдою! Ср. у Жуковского: «Всему конец! твой близок час! // Погибель над тобою!» (xxxix: 467—468). Кроме того, 245-я строка «Тени Баркова» (И ветер хладный пробежал) навеяна балладой Жуковского: По тучам вихорь пробежал [это сцена появления Асмодея (lvii: 693)]. Посрамление penis’а в «Тени Баркова» [Смутился (или Смирился) горделиво (216)] тоже находит соответствие в «Громобое»: Утихнул и смирился; // И вмиг гордыни блеск угас (о бесе; lix, 704—705). Ср. еще одну лексико-фразеологическую цитату из «Громобоя»: Уж время с годом десять лет // Невидимо умчало (xxxix: 461—462) — Но время быстро мчалось вдаль («Тень Баркова», 231; см. также примеч. 133).
• 202. «Громобой», x: 109; xvii, 193—194; xxxvi, 423—424; lii, 613; lvii, 673. Ср. другие ритмико-синтаксические клише в «Громобое» и «Тени Баркова»: А мне сума награда (ii: 20) — И вот тебе награда (286); Выходит привиденье (iii: 28), Внимало провиденье (xiii: 156; ср. xxix: 338; xxxvi: 432) — Вещало привиденье (62), Сказало привиденье (72); Но вот... настал десятый год (xv, 169), Но вот... настал последний день (xvii, 193; эта параллель отмечена Цявловским), Увы! уж и последний день (xli, 481) — Увы, настал ужасный день (205); И в час глубокой ночи : <...> очи (xxviii: 334, 336) — Во тьме угрюмой ночи : <...> очи (246, 248).
• 203. «Певец», 335—336. Ломаные скобки, в которые взята фамилия Кульнева, принадлежат Цявловскому. Предшествующие стихи «Тени Баркова» (Вотще! елдак лишился сил; // Как воин в тяжкой брани <...>, 33—34) соответствуют 333—334 стихам «Певца» (Где Кульнев наш, рушитель сил, // Свирепый пламень брани <...>; ср.: Н. О. Лернер, ‘Пушкинологические этюды’, 46 примеч. 2).
• 204. Вышла в свет в 1817 г. в отдельном издании всей поэмы <«>Двенадцать спящих дев<»>.
• 205. Во втором (1828 г.) издании поэмы, в котором Пушкиным были исключены все фривольные места, вместо шести последних стихов, стоит один: <«>Но правду возвещу ли я...<»>
• 206. «Руслан и Людмила» IV, 17—53, [53а—53е].
• 207. В. Фишер в статье <«>Пародия в творчестве Пушкина<»> (<«>Русский библиофил<»>. 1916. № 6<, стр. 85>) правильно отметил, что Пушкин не мог удержаться от пародировани<я> именно того, что он любил, ценил и уважал.
• 208. В верстке ошибочно: «от 22 июня».
• 209. Пушкин. Полное собрание сочинений в шести томах. Издание четвертое Госиздата, 1936, т. VI, стр. 141. Гаевский утверждает (<«>Современник<»>, 1863, № 8, отд. I, стр. 363), что эти строки имеют в виду <«>Тень Баркова<»>, а не <«>Руслан<а> и Людмилу<»>. Это явное недоразумение. Заметка, где имеются приведенные слова о пародии <«>Двенадцати спящих дев<»>, посвящена <«>Руслан<у> и Людмиле<»>.