Роберт Хенрисон. Две мыши (Fabill 2)

The Two Mice
Перевод Евг. Фельдмана

Эзопова мне басенка мила –
О сёстрах, двух мышах, повествованье.
Та, что постарше, в городе жила.
Деревня – младшей местопребыванье.
Она в полях искала пропитанья,
Гонимая суровою судьбой,
Вела в амбарах форменный разбой.

Зимой жестокой, гибельной, злодейской
Она жила, едва-едва дыша.
А между тем купчихою гильдейской
Была сестра, – любимая душа.
Налогов не платила ни гроша
И потому беспошлинно бывала
Она везде – от кухни до подвала.

Поев и отоспавшись как-то раз,
Счастливица подумала с тревогой:
«Моя сестрица, как она сейчас?»
И странницей смиренной, босоногой
Отправилась она путём-дорогой
На поиски родни, что на селе
За городом осела на земле.

Брела она от кочек и до кочек,
От борозды, к ближайшей борозде.
«Сестра, откликнись! Пискни хоть разочек!» –
Она кричала всюду и везде.
И счастлива была в своей звезде,
Когда на эти речи издалече
Ей родственница пискнула при встрече!

Великий Боже! Радость их росла,
И, вызывая щёчек покрасненье,
Звучали поцелуи без числа,
Не ведая препятствий и стесненья.
Когда ж в мозгах настало проясненье,
Селяночка промолвила: «Сестра,
Войди в моё жилище, будь добра!»

Какое там жилище! – Просто норка
Зияла под огромным валуном.
И влезла гостья медленно, и зорко
Хотела осмотреться, но кругом
Царила тьма: конечно же, врагом
Является любое освещенье
Того, чей труд – есть мелкое хищенье.1

Хозяюшка дошла до кладовой
И принесла орешков и гороха.
«И это, твой обед? Ах, Боже мой!»,
Здесь горожанка не сдержала вздоха.
«Да, мой обед. А что? Совсем неплохо, –
Селянка ей промолвила в ответ, –
А чем тебе не нравен мой обед?»

«Но это же постыдно, так питаться!»
«Стыд не на мне, а на сестре родной,
Которая забыла, может статься:
Мы обе – дети матери одной.
Ужель простолюдинке коренной
Дворянское пристало поведенье,
Когда поместий нет в её владенье?»

«Но эта пища вызывает шок, –
Сказала сельской мышка городская. –
Стереть боюсь я зубы в порошок.
Давно не в пользу пища мне такая.
Давно, куски хозяйские таская,
Я стала привередливой, как лорд,
И для меня кусок твой – слишком твёрд».

«И всё-таки, любезная сестрица, –
Промолвила селянка в свой черёд, –
Задумай у меня остановиться
Ты на неделю, месяц или год,
Пускай тебя сухая корка ждёт,
Однако, рядом, в счастье и в несчастье,
Найдёшь ты доброту и соучастье.

Чем сытный пир с упитанным тельцом,
Когда хозяин к гостю или гостье
Подходит с перекошенным лицом
Среди раздора, ненависти, злости,
Приятней даже корочка и кости,
Была бы только в доме доброта
Везде и всюду щедро разлита».2

Под благостные эти уговоры
Не песни петь, а впору зарыдать.
И гостья было омрачила взоры,
Но с юмором была она, видать,
И молвила: «Вся эта благодать
Покажется отрадой настоящей
Лишь разве что скотинке немудрящей.

Оставь нору, последуем за мной.
Здесь пасха голодней десятикраты
Моей, сестрица, пятницы страстной.
Весьма надежны в городе палаты.
Там не страшны мне кошки, трижды кляты,
И перед мышеловкой страха нет».
«Пойдём», – селянка молвила в ответ.

И поползли, и скрыла их пшеница.
За старшей, выступавшей вожаком,
Последовала младшая сестрица.
Бежали ночью, отсыпались днём.
И, жаворонка в небе голубом
Услышав утром звонкую кантату,
Они проникли в город воровато.

И в первый дом богатый, – а точней,
В его кладовку, – мыши втихомолку
Шмыгнули... Огляделись... Ей же ей,
Там сыр и масло прогибали полку.
Нашли овсянки – полную кошёлку,
Говядинку и рыбку, ай-люли! –
Всё свежее, всё только принесли.

И, не сказав хозяевам «спасибо»,
Устроили плутовки пир горой.
Набросились на мясо и на рыбу,
Попутно увлечённые игрой
В дворянскую трапезу, хоть порой
Лакали длиннохвостые сестрички
Отнюдь не ром, а чистую водичку.

«Теперь, – сказала старшая сестра, –
Ты поняла, что с этим не сравнится
Простая деревенская нора?»
«А долго изобилие продлится?» –
Спросила робко сельская сестрица.
И городская молвила сестра:
«Всегда и даже долее. Ура!»

И хрумкали они зерном чудесным,
И старшая, забылась, увлеклась,
И коржиком побрезговала пресным,
И в булочку пшеничную впилась,
И в ящик со свечами забралась,
И свечку принесла для угощенья,
А не для освещенья помещенья.

Развеселили наших героинь
Хозяйские бесплатные щедроты.
Однако, за жарой приходит стынь,
И богачи – нередкие банкроты,
И за весельем следуют заботы.
Открылась дверь, вошел слуга и – ох! –
Застал мышей пирующих врасплох.

Ни «здрасьте» не сказав, ни «до свиданья»,
Мышь городская, с места в щелку – шасть!
А сельская, на муки и страданья
Обречена, не зная, где припасть,
Была готова сгинуть и пропасть,
И в ожиданье самой лютой казни
Сознанье потеряла от боязни.

Но, слава Богу, рыскать по углам
Вошедшему никак не улыбалось.
Заторопившись по другим делам.
Он вышел вон. Открытой дверь осталась.
«Сестра, сестра, куда ты подевалась? –
Мышь городская кликнула, – мой свет,
Хоть пискни раз, – жива ты или нет?»

Но худо было мышке деревенской:
Она, казалось, в здешние места
Нагрянула из пропасти геенской,
Дрожащая от носа до хвоста.
Что ж городская жительница? – Та
К ней подползла и молвила бедняжке:
«Сестра, очнись, опомнись от кондрашки!»

Сестра, очнись, мы кончим наш обед!
Сестра, очнись, опасность миновала!»
И та чуть слышно молвила в ответ:
«Наелась я сегодня... до отвала...
Я сорок дней бы проголодовала,
Вкушая только воду и фасоль,
Чем снова – этот пир и эта... боль...».

И поплелись к столу они – напиться.
Но с первой каплей, что попала в рот
(И в страшном сне такое не приснится!),
Явился Ги́льберт – Ги́льберт, шустрый кот.
И горожанка бросилась вперёд
В присмотренную щель напропалую,
Оставя вновь сестру – полуживую.

Но в ту минуту в жмурки поиграть
Усатому лукавцу захотелось.
Зажмурил глазки: мышки не видать.
И замурлыкал: мол, куда ты делась?
Несчастная на месте завертелась
И в щёлку, что доступна ей одной,
Забилась между скрыней и стеной.

Заверещал смотритель местных крынок.
Со зла ещё не так заверещишь:
Позорно проиграл он поединок!
И он убрался... Загнанная мышь,
Из щёлки выйдя, закричала: «Слышь,
Сестра моя, будь прокляты такие
Роскошные трапезы городские!

Мы кончили с тобой за упокой,
Начав за здравье. Было очень вкусно,
Но першит глотку от еды такой,
Поскольку на душе сегодня грустно.
Меня обороняла ты искусно,
Но пусть Господь хранит меня, всеблаг,
В грядущем от подобных передряг.

Ни за богатством, ни в нужде кромешной
Не брошусь вновь от матушки земли!»
И мышь в деревню двинулась поспешно,
И снова дни и ночи потекли,
И счастлива была, когда вдали
Открылись ей и рощица, и поле,
И мышка прослезилась поневоле.

Она счастливо в норке зажила.
Теплым-тепло ей было в норке тесной.
И рожь в запасе у неё была,
Бобы, пшеница и горох чудесный.
И невраждебен был простор окрестный,
И поклялась: к сестрице дорогой
Отныне и навеки – ни ногой.

        Мораль

Вчитаться в эту басню стоит, право,
И посмотреть на мир со всех сторон:
С веселием соседствует растрава,
И с прибылью соседствует урон,
И с песней соловьиной – грай ворон;
Но покорится трудная дорога,
И пик отвесный будет покорён
Берущими с собой совсем немного.

Умеренному люду – честь и слава.
Ему златой не снится миллион.
Ему противна пьяная орава,
Он зельем не бывает опьянён,
И жадность не берёт его в полон:
Ненужное он отметает строго.
Спокойны годы и спокоен сон
Того, кто весел и стяжал не много.

Ты – собственных страстей своих забава,
И разум твой на чрево обращён
(Оно – твой бог)3, однако, ждёт расправа
Тебя, распутник: дьяволом смущён,
Ты дьяволом в мышонка превращён,
А сам он – кот. Гони его с порога!
Блажен, кто лишним не отягощён,
И сердцем весел, и стяжал не много.

Огонь твой стоит золота. И здраво,
Как водится, заметил Соломон:
«Добро творить налево и направо
И веселиться – это мой закон» .
Последуй мудрецу былых времён
И не забудь при этом, ради Бога:
Всех более судьбой вознаграждён,
Кто сердцем весел и стяжал не много!

• 1. … врагом / Является любое освещенье / Того, чей труд – есть мелкое хищенье. – Скрытая библейская цитата: «Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет». (См.: Новый Завет, От Иоанна святое благовествование, Глава 3, стих 20). – Примечание переводчика.
• 2. Была бы только в доме доброта / везде и всюду щедро разлита. – Вся строфа и конец предыдущей – две скрытые библейские цитаты: «Лучше блюдо зелени, и при нём любовь, нежели откормленный бык, и при нём ненависть» (Ветхий Завет, Книга Притчей Соломоновых, Глава 15, стих 17), а также – «Лучше кусок сухого хлеба, и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором. (Там же, Глава 17, стих 1). – Примечание переводчика.
• 3. …И разум твой на чрево обращен / (Оно, твой бог)… – Скрытая библейская цитата: «…их Бог – чрево…». (Новый Завет. Послание Филиппийцам Святого Апостола Павла, Глава 3, стих 19). – Примечание переводчика.