Самое раннее сохранившееся литературное изложение этой басни содержится в одной из сатир Горация (II, 6):
80 Мышь деревенская раз городскую к себе пригласила
В бедную нору, - они старинными были друзьями.
Как ни умеренна, но угощенья она не жалела.
Чем богата, тем рада; что было, ей все предложила:
Кучку сухого гороха, овса; притащила в зубах ей
Даже изюму и сала, обглоданный прежде, кусочек,
Думая в гостье, хоть разностью яств, победить отвращенье.
Гостья же, с гордостью, чуть прикасалась к кушанью зубом,
Между тем как хозяйка, все лучшее ей уступивши,
Лежа сама на соломе, лишь куколь с мякиной жевала.
90 Вот, наконец, горожанка так речь начала: «Что за радость
Жить, как живешь ты, подруга, в лесу, на горе, одиноко!
Если ты к людям и в город желаешь из дикого леса,
Можешь пуститься со мною туда! Все, что жизнию дышит,
Смерти подвластно на нашей земле: и великий и малый, -
Смерти никто не уйдет: для того-то, моя дорогая,
Если ты можешь, живи, наслаждаясь и пользуясь жизнью,
Помня, что краток наш век». Деревенская мышь, убежденья
Дружбы послушавшись, прыг - и тотчас из норы побежала.
Обе направили к городу путь, поспешая, чтоб к ночи
100 В стену пролезть. Ночь была в половине, когда две подруги
Прибыли к пышным палатам; вошли: там пурпур блестящий
Пышным же ложам из кости слоновой служил драгоценным
Мягким покровом; а там в дорогой и блестящей посуде
Были остатки вчерашнего великолепного пира.
Вот горожанка свою деревенскую гостью учтиво
Пригласила прилечь на пурпурное ложе, и быстро
Бросилась сразу ее угощать, как прилично хозяйке!
Яства за яствами ей подает, как привычный служитель,
Не забывая отведать притом от каждого блюда,
110 Та же, разлегшись покойно, так рада судьбы перемене,
Так весела на пиру! - Но вдруг хлопнули дверью - и с ложа
Бросились обе в испуге бежать, и хозяйка, и гостья!
Бегают в страхе кругом по затворенной зале; но пуще
Страх на полмертвых напал, как услышали громкое в зале
Лаянье псов. - «Жизнь такая ничуть не по мне! - тут сказала
Деревенская мышь: - наслаждайся одна, а я снова
На гору, в лес мой уйду - преспокойно глодать чечевицу!»
Гораций, видимо, использует ходовой сюжет «эзоповой» басни, поскольку он встречается и у Федра (сохранился в пересказе: «Ромул», 15 (71)), и у Бабрия (Б 108 (135)).
Вероятно, наибольший вклад в распространение басни по средневековой Европе внесла стихотворная латинская версия «Ромула», созданная около 1175 года англо-норманнским автором, известным как Anonymus Neveleti и Уолтер Английский. Этот сборник (или сборник Одо из Черитона, где она тоже есть) считается источником басни, появившейся в Libro de Buen Amor Хуана Руиса в первой половине XIV века, а также в нескольких рукописных сборниках и первом печатном сборнике на итальянском языке: Esopi fabulas в стихотворном переводе Accio Zucco da Sommacampagna (Верона, 1479 г.), где эта басня появляется под номером 12.
В версии Роберта Хенрисона «The Taill of the Uponlandis Mous and the Burges Mous» мыши являются сестрами. Деревенская мышь завидует богатой жизни своей сестры и наносит ей визит, но столкнувшись со страшной кошкой, возвращается домой, довольная своей участью. Четыре заключительные строфы представляют собой «мораль» в духе христианского назидания.
Версия Лафонтена «Le rat de ville et le rat des champs» (I.9), напротив, максимально проста. Здесь городская крыса приглашает деревенскую крысу в гости, однако их обед прерывает шум за дверью, после чего деревенская крыса уходит, размышляя в духе античных авторов, что спокойствие предпочтительнее изобилия, связанного с постоянным страхом.
Похожая история рассказывается в басне Бидпая «Тощий кот и толстый кот».
