Дополнение первое. Параллельные провансальские, итальянские и испанские источники

Значение собранных здесь многочисленных и многообразных свидетельств о трубадурах, исходящих из провансальских, а также итальянских, испанских и латинских источников, не исчерпывается теми дополнительными сведениями о поэтах, которые они сообщают. Источники эти, в большинстве своем относящиеся либо ко временам самих трубадуров, либо к эпохе, непосредственно за ними последовавшей (одно из немногих исключений составляют позднейшие – и этим в своем роде весьма интересные – испанские свидетельства), все, кроме песен самих провансальцев, исходят извне мира куртуазии – из среды буржуазной, ученой, наконец, собственно "литературной". Будучи, таким образом, наиболее ранними независимыми свидетельствами о трубадурах, они одновременно свидетельствуют и об их рецепции и влиянии на следующие поколения. Целый ряд приведенных текстов интересен разработкой в наиболее ранней итальянской новеллистике встречающихся у трубадуров сюжетов. Среди итальянских и латинских выдержек интересны наиболее ранние комментарии к тем местам "Божественной комедии", где Данте в загробном странствии встречает своих учителей-трубадуров; мы также сочли полезным привести, собрав воедино, упоминания о трубадурах в трактате "О народном красноречии" самого Данте. Помимо выдержек из хроник, исторических, нравоучительных и бытописательных сочинений, латинские свидетельства включают целый раздел, относящийся к попыткам кодификации "доктрины" куртуазной любви. Здесь, в частности, наряду с выдержками из знаменитого трактата Андрея Капеллана, читатель найдет относящиеся к трубадурам отрывки из малоизвестного и во многих отношениях весьма необычного авторского комментария к "Предписаниям любви" Франческо да Барберино.

Отдельное Дополнение составили тексты, сюжетно связанные со знаменитейшей из всех историй о трубадурах – историей о "съеденном сердце", приуроченной к имени трубадура Гильема де Кабестаня. Сюда вошло несколько куртуазных средневековых повестей и выдержек из романов, однако сюжет прослежен до своих фольклорных источников, иллюстрируемых индийской сказкой и скандинавскими балладами. Более поздняя характерная разработка этого сюжета встречается у Ганса Сакса.

* * *

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ПРОВАНСАЛЬСКИЕ, ИТАЛЬЯНСКИЕ И ИСПАНСКИЕ ИСТОЧНИКИ

  • I. Провансальские источники
    • A. Пейре Овернский. Сирвента. Перевод А. Г. Наймана
    • Б. Юк де л'Эскура. Сирвента. Перевод А. Г. Архипова
    • B. Ричард Львиное Сердце. Сирвента. Перевод А. Г. Наймана
    • Г. Бертран де Борн. Плач. Перевод А. Г. Наймана
    • Д. Фолькет Марсельский. - Песнь Альбигойского похода. Перевод С. В. Петрова
    • Е. Понс де Мериндоль - Кастеллоза. - Пьер де Шастейль-Галло. Рассуждения о торжестве искусств, в городе Эксе процветших. Перевод М. Б. Мейлаха
  • II. Итальянские источники
    • (1) Бертран де Борн.
      • А. Рассказы о рыцарях былого времени. Перевод A. C. Бобовина
        • а. Рассказ о Саладине
        • б. Рассказы о Короле-юноше
      • Б. Новеллино. Перевод A. C. Бобовина
        • а. Новелла XIX. О великой щедрости и учтивости Короля-юноши
        • б. Новелла XX. Снова о великой щедрости и учтивости английского короля
    • (2) Ричарт де Бербезиль.
      • - Новеллино. Новелла LXIV. Об одном происшествии, случившемся при дворе в По. Перевод A. C. Бобовина
    • (3) Графиня де Диа.
      • - Франческо да Барберино. О правилах поведения и нравах сеньор. Перевод A.C. Бобовина. Перевод стихов С. В. Петрова
    • (4) Гильем де Бергедач.
      • - Новеллино. Новелла XLII.. Перевод A. C. Бобовина
    • (5) Сордель.
      • А. Флорентийский аноним. Комментарий к "Божественной комедии". Перевод A. C. Бобовина
      • Б. Ландино. Комментарий к "Божественной комедии". Перевод A. C. Бобовина
    • (6) Саварик де Маллеон, Гауселым Файдит, Юк де ла Бакалариа.
      • - Итальянский аноним. Гляжу на одного с улыбкою живою. Перевод Н. Я. Рыковой
    • (7) Раймбаут Иерский.
      • - Джованни Мария Барбьери. Об истоках рифмованных стихов. Перевод М. Б. Мейлаха. Перевод стихов С. В. Петрова
    • (8) [Шествие трубадуров].
      • - Франческо Петрарка. Торжество любви. Перевод В. Микушевина
  • III. Испанские источники. Переводы A. C. Бобовина
    • (1) Неизвестный руссильонский трубадур. - Дон Хуан Мануэль. Пролог
    • (2) Пролог и письмо, отправленные маркизом де Сантильяна вместе с его сочинениями коннетаблю Португалии

* * *

I. ПРОВАНСАЛЬСКИЕ ИСТОЧНИКИ1

А. ПЕЙРЕ ОВЕРНСКИЙ

СИРВЕНТА2

Трубадуров прославить я рад,
Что поют и не в склад и не в лад,
Каждый пеньем своим опьянен,
Будто сто свинопасов галдят:
Самый лучший ответит навряд,
Взят высокий иль низкий им тон.
О любви своей песню Роджьер
На ужасный заводит манер –
Первым будет он мной обвинен;
В церковь лучше б ходил, маловер3 ,
И тянул бы псалмы, например,
И таращил глаза на амвон.
И похож Гираут, его друг4 ,
На иссушенный солнцем бурдюк.
Вместо пенья – бурчанье и стон,
Дребезжание, скрежет и стук;
Кто за самый пленительный звук
Грош заплатит – потерпит урон.
Третий – де Вентадорн, старый шут5 ,
Второе тоньше он, чем Гираут,
И отец его вооружен
Саблей крепкой, как ивовый прут,
Мать же чистит овечий закут
И за хворостом ходит на склон.
Лимузинец из Бривы, жонглер6 ,
Попрошайка, зато хоть не вор,
К итальянцам ходил на поклон;
Пой, паломник, тяни до тех пор
И так жалобно, будто ты хвор,
Пока слух мой не станет смягчен.
Пятый – достопочтенный Гильем7 ,
Так ли, сяк ли судить – плох совсем,
Он поет, а меня клонит в сон,
Лучше, если бы родился он нем,
У дворняги – и то больше тем,
А глаза взял у статуи он8 .
И шестой – Гриомар Гаузмар9 ,
Рыцарь умер в нем, жив лишь фигляр;
Благодетель не больно умен:
Эти платья отдав ему в дар,
Все равно что их бросил в пожар,
Ведь фигляров таких миллион.
Обокраден Мондзовец Пейре10 ,
Приживал при тулузском дворе, –
В этом есть куртуазный резон;
Но помог бы стихам и игре,
Срежь ловкач не кошель на шнуре,
А другой – что меж ног прикреплен.
Украшает восьмерку бродяг
Вымогатель Бернарт де Сайссак11 ,
Вновь в дверях он, а выгнан был вон;
В ту минуту, как де Кардальяк
Старый плащ ему отдал за-так,
Де Сайссак мной на свалку снесен.
А девятый – хвастун Раймбаут12
С важным видом уже тут как тут,
А по мне, этот мэтр – пустозвон,
Жжет его сочинительства зуд,
С жаром точно таким же поют
Те, что наняты для похорон.
И десятый – Эблес де Санья13 ,
Он скулит, словно пес от битья,
Женолюб, пострадавший от жен;
Груб, напыщен, и слыхивал я,
Что где больше еды и питья,
Предается он той из сторон.
Ратным подвигам храбрый Руис14
С давних пор предпочтя вокализ,
Ждет для рыцарства лучших времен;
Погнут шлем, меч без дела повис –
Мог тогда только выиграть приз,
Когда в бегство бывал обращен.
И последний – Ломбардец-старик15 ,
Только в трусости он и велик;
Применять заграничный фасон
В сочинении песен привык,
И хоть люди ломают язык,
Сладкопевцем он был наречен.
А про Пейре Овернца молва16 ,
Что он всех трубадуров глава17
И слагатель сладчайших канцон;
Что ж, молва абсолютно права,
Разве что должен быть лишь едва
Смысл его темных строк пояснен.
Пел со смехом я эти слова,
Под волынку напев сочинен.

Б. ЮК ДЕ Л’ЭСКУРА

СИРВЕНТА18

Мне нипочем Видаля пышный слог19 ,
Ни рифмы Альбертета перезвон.
Ни в ритмах несравненный Пердигон,
Ни Пегильян с набором колких строк,
Ни то, что наш Арнаут столь кичлив,
Ни то, как дразнит Пелардит людей,
Ни Галаубет с напевностью своей...

В. РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

СИРВЕНТА20

Поскольку речи пленного напор
не свойствен, как и речи тех, кто хвор,
пусть песнь утешно вступит в разговор.
Друзьям, не шлющим выкупа, позор!
Мне из-за тех, кто на дары не скор,
быть две зимы в плену.
Пусть знает каждый в Англии сеньор,
в Анжу, в Гаскони, словом, весь мой двор,
что я их безотказный кредитор,
что мной тюремный отперт бы запор
и нищим был, скажу им не в укор, –
а я еще в плену.
У пленных и у мертвых, искони
известно, нет ни друга, ни родни.
Я брошен. Злата и сребра ни-ни,
все ждут. Но будут – даже извини
я их – обвинены они одни,
коль я умру в плену.
Сеньор мой вверг страну в раздор21 , сродни
чему раздор в душе. Меж нас грызни
не должно быть, по слову клятв: они
обоими давались в оны дни.
Но вырвусь скоро я из западни,
не век мне быть в плену.
Сестра графиня22 ! Бог, вам давший все
дары да будет милостив к красе,
у коей я в плену.

Г. БЕРТРАН ДЕ БОРН

ПЛАЧ23

Если б собрать нам все множество бед,
Слез, и несчастий, и тяжких докук,
Слышал о коих сей горестный свет,
Легок сейчас показался б их вьюк,
Ибо наш юный английский король
Умер: проиграна доблестью брань,
В мрачную мир превращен глухомань,
Чуждую радости, полную скорби.
В горе повержены худшей из бед
Двор куртуазный, и каждый из слуг,
И трубадуры, кем был он воспет:
Недруг смертельный их – смертный недуг!
Выкраден юный английский король,
Чья не скудела щедрейшая длань:
Горесть другая, как душу ни рань,
Слез не исторгнет подобных и скорби.
Смерть беспощадная, скопище бед,
Можешь хвалиться, что вырвала вдруг
Рыцаря, коему равного нет!
Сам совершен, добродетелей друг,
Лучшим был юный английский король.
Слышима Богу мольба моя стань,
Он был бы жив, а не всякая дрянь,
Из-за которой достойные в скорби.
В скаредном мире, источнике бед,
Нет уж любви; радость вся, все вокруг,
Вкус потеряв, причиняют лишь вред;
Меньше у "днесь", чем у "прежде" заслуг;
Вот он, наш юный английский король,
Отдана смерти ценнейшая дань,
Тлеет телесная нежная ткань,
Мир безутешный исполнился скорби.
Пусть же Того, Кто в юдоль наших бед
Волею сшел, чтоб избавить от мук,
На смерть за наше спасенье пошед,
Тронет, Всещедрого, слов наших звук!
Милости юный английский король
Да не лишится: прощающе нань
Призри, к благим допустивши, за грань,
Нет за которой ни боли, ни скорби.

Д. ФОЛЬКЕТ МАРСЕЛЬСКИЙ

ПЕСНЬ АЛЬБИГОЙСКОГО ПОХОДА24

А о епископе суд изреку вам свой:
Обманут им весь мир и даже Дух Святой,
Зане он напоял так свои песни лжой
И речью резкою и сладостью пустой,
Что гибельны они тому, кто их ни пой;
Зане он был скомрах пред глупою толпой
И хитрой лестию пленял сердца порой,
Зане дары от нас текли к нему рекой,
И из-за хитрости он сан обрел такой,
Что обличить его нет силы никакой.
А как накрылся он и рясой, и скуфьей,
Так в сей обители свет заслонился тьмой,
Не стало мира в ней, исчез из ней покой,
Доколе пастырь был он в киновии той.
А как в Тулузе он епископской стопой
Ступил, так по земле помчался огнь сплошной,
И не залить сей огнь, ниже святой водой.
Пятнадцать сот сгубил он телом и душой.
Клянусь Христом, что он скорей Антихрист злой,
Нежли посланец Рима.

Е. ПОНС де МЕРИНДОЛЬ – КАСТЕЛЛОЗА ПЬЕР де ШАСТЕЙЛЬ-ГАЛЛО

РАССУЖДЕНИЯ О ТОРЖЕСТВЕ ИСКУССТВ, В ГОРОДЕ ЭКСЕ ПРОЦВЕТШИХ25

Понс де Мериндоль был знатный сеньор родом из Прованса, владетель Мериндоля, что на берегу Дюрансы, и был он рыцарь щедрый и доблестный, добрый воин, лицом пригожий и добрый трубадур. И полюбил он дону Кастеллозу, знатную даму овернскую, что состояла при дворе королевы Беатрисы Провансской, и та его полюбила и множество сложила в его честь добрых кансон. То была дама радости исполненная, сведущая в законах вежества и лицом прекрасная.

II. ИТАЛЬЯНСКИЕ ИСТОЧНИКИ

(1) БЕРТРАН де БОРН (XI)

А. РАССКАЗЫ О РЫЦАРЯХ БЫЛОГО ВРЕМЕНИ26

а. РАССКАЗ О САЛАДИНЕ

Саладин27 был отважен, щедр, обходителен; душа его была благородна, так что всякий, кому довелось жить в его время на свете, сказал бы, что он сама доброта без единого пятнышка и изъяна. Вот почему мессер Бертран де Борн, который был наставником Короля-юноши, услышав от одного человека подобный отзыв о Саладине, дабы узнать, таков ли он вправду, отправился его повидать и убедился, что Саладин и вправду такой, каким ему подобало быть. Находясь долгое время при нем, он очень удивлялся и восхищался, так как не мог представить себе, чтобы существовал еще кто-нибудь, кто мог бы говорить и совершать то, что говорил и совершал Саладин. И желая выяснить, как это могло быть достигнуто, он узнал, что Саладин, дабы не впадать в ошибки и делать именно то, что надлежало, располагал тайным советом, составленным из людей самых лучших и самых сведущих, каких только можно было где-либо сыскать, с которыми всякий день говорил и советовался о том, что следует сделать или сказать в этот день и не было ли им сделано или сказано в предшествующий день что-либо неподобающее, а также о том, что нужно предусмотреть на следующий день. И ему никогда не случалось упустить что-либо важное из подлежащего исполнению в тот или иной день. По этой причине Бертран сказал Саладину, пожелавшему узнать, зачем он прибыл сюда, что он не смог усмотреть и не усмотрел ничего такого, что Саладину подобало бы сделать и чего он бы не сделал. Однако Бертран ему посоветовал полюбить истинной любовью одну даму, которая тогда была самою лучшей на свете, и добавил, что любовь затем вложит в него стремление совершить и деяния еще более славные. Саладин ответил, что у него, как среди них это принято, много женщин и девушек, достаточно привлекательных и очень красивых, и что каждую из них он любит, как должно. Мессер Бертран разъяснил ему, что это отнюдь не любовь, и обрисовал истинную любовь28 . И как только он рассказал Саладину об этом, того тотчас же охватила чистая и пламенная любовь к упомянутой выше даме. В течение долгого времени Саладин не мог измыслить и представить себе, как бы ему объясниться с этой дамой или ее увидеть, и не знал, как ему это осуществить (ибо та была христианкою и обитала в земле, с которою Саладин пребывал в жестокой войне)29 . Наконец, он поспешно отправился к своему войску в ту землю, где находилась дама, и там соорудил многочисленные метательные машины и применил все потребное для того, чтобы жители этой земли возможно скорее пришли к соглашению с ним. Но те, кто затворился в городе, как полагается людям отважным, не пожелали ни заключать соглашения с Саладином, ни вступать с ним в словесные препирательства, из-за чего он со всех сторон обложил этот город осадою и приказал его разгромить, так что почти все наружные стены рухнули на землю, и осада продолжалась так долго, что у тех, кто его защищал, окончились съестные припасы. Тогда дама повелела Саладину явиться с нею поговорить, и он с сердцем, преисполненным радости, отправился к ней, и она заговорила с ним первая и сказала: "Мне сообщили, будто вы полагаете, что меня любите, и пошли войною на нас из-за любви ко мне; если это соответствует истине, то таковы ли радости, которые должна приносить любовь? Низвергать камни и воевать столь долго, что воевать мы больше не в силах, да и есть нам уже нечего?" Саладин на это сказал: "Мадонна, Господь, который по своей милости вложил в меня любовь к вам, пожелал, чтобы я пришел в вашу землю именно так, чтобы я вел такую войну только ради того, чтобы заключить мир в любви; воздаяние за свершенное мною из любовного рвения принадлежит вам, покарать или наградить меня в вашей воле". Тогда дама обратилась к Саладину с такими словами: "Я хочу, чтобы твое войско удалилось отсюда и чтобы ты согласился принять мое сердце в свое, дабы слились они навсегда в наше общее единое сердце". И они расстались на том, что войско Саладина должно уйти прочь. Как только Саладин возвратился к своим, он повелел огласить, чтобы все его воины собрались в назначенном месте. Когда его люди сошлись, он им сказал: "Мне стали известны важные новости, и они таковы, что всему войску надлежит немедленно уходить; в чем тут причина, я сообщить не могу, и делать этого не подобает. Посему пусть всякий, если он дорожит своей жизнью, не возвращаясь в лагерь, немедленно удалится отсюда и уйдет прочь". Таким способом он заставил свое войско уйти, и ни один воин не возвратился в лагерь, так что он был покинут всеми, будучи снабжен лучше и размерами больше, чем когда-либо бывало раньше, что сделало город намного богаче прежнего. Саладина заставила положить подобное начало любовь, ибо за ним должно было последовать сладостное для него завершение.

б. РАССКАЗЫ О КОРОЛЕ-ЮНОШЕ

I

Однажды, когда Король-юноша30 пребывал вместе с другими рыцарями перед отцом – очень юный, он тогда еще не был рыцарем – один из рыцарей предстал пред его отцом и робко обратился к нему с просьбой о даре. Король ничего ему не ответил, и рыцарь, робко ожидая ответа, стоял перед ним. Рыцари, бывшие с Королем-юношей, в один голос ему сказали: "Поистине, самое постыдное на свете – это просить о чем-либо другого". Король-юноша так отозвался на это: "Самое постыдное – это не дать тому, кто нуждается".

II

Когда Королю-юноше было десять лет, один зуб выступал у него над другим, и он, не поддаваясь ни посулам, ни ласковым уговорам отца и матери, ни за что не соглашался, чтобы его вырвали. Случилось однажды, что пред его отцом предстал один рыцарь и обратился к нему с просьбой о даре – этот рыцарь был учтив и очень нуждался. Король, однако, ему ничего не дал. Король-юноша, увидев рыцаря, стоявшего в замешательстве, незаметно отправился к королеве и получил от нее все, что только смог, сообщив, что согласен, чтобы у него вырвали зуб. Затем, возвратившись к отцу, сказал ему так: "Если вы мне подарите то, что я попрошу, я позволю, чтобы у меня вырвали зуб". Король обещал ему исполнить все, что он пожелает. Тогда Король-юноша позволил вырвать у себя зуб и после этого сказал королю: "Прошу дать этому рыцарю то, что он у вас просит". И он скрытно передал рыцарю полученное от королевы.

III

Король-юноша спросил своих приближенных рыцарей: "Что обо мне говорят?" И один рыцарь ответил ему: "Весь народ говорит, что вы лучший человек на свете". Король на это заметил: "Я не спрашивал тебя обо всех, но о двух или трех".

IV

Король-юноша по причине войны, которую вел с отцом31 , и вследствие больших произведенных им трат, задолжал огромные деньги купцам. Незадолго до его смерти, купцы потребовали от него уплаты долгов. Он ответил, что у него нет ни золота, ни серебра, ни земли, каковыми он мог бы удовлетворить их притязания, и сказал: "Чем смогу, тем вас и удовлетворю". И он наказал в своем завещании, чтобы тело его пребывало в их собственности, а душа – в преисподней до тех пор, пока они не будут полностью удовлетворены. По смерти Короля-юноши его отец, войдя как-то в церковь, увидел в ящике тело Короля-юноши, которое принадлежало купцам. Он спросил, что это значит. Ему рассказали, каково было завещание его сына. На это король сказал: "Господу не угодно, чтобы душа такого человека пребывала во власти бесов, а тело – в подобных руках". И он повелел уплатить долги сына, которые составляли многие сотни тысяч, и удовлетворить таким образом всех заимодавцев его.

Б. НОВЕЛЛИНО32

а. НОВЕЛЛА XIX О ВЕЛИКОЙ ЩЕДРОСТИ И УЧТИВОСТИ КОРОЛЯ-ЮНОШИ

Мы знаем из книг33 о доброте Короля-юноши, который по совету Бертрана воевал со своим отцом34 . Бертран похвалялся, что умнее его нет никого на свете35 . Эта его похвальба вызвала много всяких суждений, и иные из них были записаны. Так вот, этот Бертран подговорил Короля-юношу потребовать у отца отдать ему его долю королевской казны. Сын так настойчиво домогался этого, что добился своего. Все им полученное он повелел вручить своим приближенным для раздачи впавшим в нужду рыцарям, так что сам остался ни с чем и ничего больше не мог раздавать. Как-то раз один из находившихся при дворе попросил его пожаловать кое-что и ему. Король-юноша на это ответил, что роздал все до последнего. "Впрочем, кое-чем я все же располагаю", – добавил он, – "ведь у меня во рту есть уродливый зуб, и мой отец обещал дать две тысячи марок тому, кто сумеет меня убедить с ним расстаться. Отправляйся к моему отцу и побуди его отдать тебе обещанные им марки, а я по твоему настоянию вытащу этот зуб изо рта" Лицедей-прихлебатель пошел к королю и получил марки, а Король-юноша вырвал у себя зуб.

В другой раз ему случилось распорядиться о выдаче двухсот марок одному своему приближенному. Мажордом или, вернее сказать, казначей взял эти марки и, расстелив в зале скатерть, сунул их под нее, причем прикрыл образовавшуюся на ней выпуклость ее же полой, из-за чего та стала приметней и выше. Когда Король-юноша проходил по зале, казначей указал ему на нее, говоря: "Поглядите, мессер, как много вы дали; теперь вы видите, что представляют собой двести марок, которые вы почитали почти за ничто". Тот, рассмотрев бугорок на скатерти, произнес: "Мне кажется, что для такого достойного человека – это ничтожно мало. Отсчитай ему четыреста марок. Ведь я полагал, что двести марок – нечто гораздо большее, нежели то, что видят мои глаза".

б. НОВЕЛЛА XX СНОВА О ВЕЛИКОЙ ЩЕДРОСТИ И УЧТИВОСТИ АНГЛИЙСКОГО КОРОЛЯ

Юный английский король тратил и раздавал все, что имел. Один бедный рыцарь увидел однажды крышку от серебряной чаши и подумал: "Если мне удастся ее похитить, мои домашние будут обеспечены на многие дни", и украдкою ее взял. Мажордом, убирая со столов, пересчитал серебро. Обнаружилось, что нет крышки от чаши. Стали кричать об этом во весь голос и принялись у двери обыскивать рыцарей. Король-юноша приметил того, у кого была эта крышка, и, тихонько к нему подойдя, прошептал: "Передай крышку мне: меня не станут обыскивать". Устыдившийся рыцарь так и сделал. Король-юноша возвратил ему и вручил эту крышку за дверью, а позднее, распорядившись вызвать его к нему, отдал ему и самую чашу.

Еще большую мягкость и сдержанность проявил он однажды ночью, когда впавшие в нужду рыцари проникли в его покой, сочтя, что Король-юноша, и вправду, объят крепким сном. Они собрали одежду и ценные вещи, намереваясь их унести, как это делают воры. Был среди них один, не пожелавший пренебречь дорогим покрывалом, под которым спал король. Он ухватился за покрывало и стал его стягивать с короля. Тот, чтобы не предстать обнаженным пред ними, в свою очередь ухватился за ту часть покрывала, которая была у него под руками, и удерживал его на себе, в то время как рыцарь тянул в свою сторону. Чтобы проделать это возможно быстрее, другие принялись ему помогать. Тогда король произнес: "Насильственное отнятие – это не воровство, а грабеж". Услышав, что король говорит, рыцари разбежались; ведь они думали, что он крепко спит.

Однажды старый король, отец Короля-юноши, принялся гневно порицать сына, говоря: "Где же твои сокровища?" Тот ответил: "Мессер, их у меня много больше, чем те, какими располагаете вы". Они принялись спорить об этом и, настаивая на своей правоте, побились об заклад, причем назначили день, в который покажут друг другу свои сокровища. Король-юноша призвал всех сеньоров своего государства, которые в назначенный день оказались поблизости. Отец приказал раскинуть к тому же дню богатый шатер и распорядился доставить туда блюда и чаши с золотом и серебром и всевозможную утварь, а также высыпал на ковре в этом шатре неисчислимое множество драгоценных каменьев, после чего, обратившись к сыну, спросил: "А где же твои сокровища?" Тогда сын извлек меч из ножен, и собравшиеся рыцари появились на всех проездах и площадях. Казалось, что вся земля полна рыцарей. Король-отец обомлел. Золото перешло во владение юноши, каковой сказал рыцарям: "Забирайте свои сокровища". Кто взял себе золото, кто – чашу, кто – одно, кто – другое, так что все в одно мгновение было растаскано. После этого король-отец собрался с силами, чтобы возместить свой урон. Сын заперся в некоем замке, и Бертран де Борн вместе с ним. Отец обложил этот замок осадою. Однажды из-за чрезмерной беспечности Короля-юноши ему в лоб неожиданно угодила стрела, которою его умертвил враждебный ему и злокозненный рок.

Однако, незадолго до кончины Короля-юноши все его заимодавцы явились к нему и потребовали с него уплаты долгов. Он им ответил: "Сеньоры, вы явились в недобрый час, ибо все ваши деньги растрачены. Утварь моя раздарена. Тело у меня хворое. Никакого верного обеспечения я предложить вам теперь не могу". Но он повелел вызвать нотариуса и, когда тот пришел, любезный король сказал: "Пиши, что я ввергаю душу мою в узилище, пока не уплатят моих долгов", И он тут же испустил дух.

После кончины Короля-юноши его заимодавцы отправились к королюотцу и потребовали с него свои деньги. Отец гневно ответил им: "Никто иной, как вы, доставляли моему сыну средства, на которые он вел со мною войну, и я вам приказываю под страхом смерти и лишения вас всего имущества вашего немедленно покинуть мое королевство". Тогда один из заимодавцев заговорил и сказал: "Мессер, мы не понесем никаких убытков, ибо душа вашего сына пребывает в узилище". Услышав это, король спросил: "А что это значит?" И заимодавцы показали королю завещание его сына, после чего отец, смягчившись, сказал: "Господу не угодно, чтобы душа столь достойного человека пребывала из-за денег в узилище", – и распорядился уплатить долги сына, что и было исполнено. Когда Бертран де Борн вслед за тем попал в плен к королю, тот, допрашивая его, сказал: "Ты утверждал, что на свете нет никого умнее тебя; где же ныне твой ум?" Бертран ответил: "Мессер, я его потерял". "А когда ты его потерял?" "Мессер, когда умер ваш сын". Тогда король понял, что ум Бертрана оставался при нем благодаря добродетелям его сына; он даровал Бертрану прощение и с превеликой щедростью его одарил.

(2) РИЧАРТ де БЕРБЕЗИЛЬ (XVI)

НОВЕЛЛИНО НОВЕЛЛА LXIV ОБ ОДНОМ ПРОИСШЕСТВИИ, СЛУЧИВШЕМСЯ ПРИ ДВОРЕ В ПО36

При дворе нашей повелительницы, пребывавшем в По в Провансе, собралось отменное общество. Сын графа Раймона пригласил на торжество по случаю его посвящения в рыцари всю местную знать. И туда охотно съехалось столько людей, что не хватало ни утвари, ни столового серебра. И графу пришлось отобрать необходимые ему вещи у рыцарей его графства и предложить их придворным. Иные отказывались от них, иные их приняли. В этот день было устроено празднество, и на верхушку шеста посадили еще не облинявшего сокола. И вот вперед вышел тот, кто чувствовал себя достаточно состоятельным и отважным и, схватив этого сокола, зажал его в кулаке. Совершившему это подобало содержать двор в течение года. Рыцари и оруженосцы, оживленные и веселые, сочиняли в честь прекрасных сеньор канцоны, как самые стихи, так и напевы, и было избрано четверо судей, которым надлежало отметить среди них наилучшие. Те же, в честь которых эти канцоны были сочинены, указывали, какая из них им больше всего понравилась. Так они коротали время, превознося в беседе своего сеньора. Да и их сыновья были тоже знатными и любезными рыцарями. Случалось так, что среди упомянутых рыцарей был один (назовем его мессером Аламанно), человек великой доблести и великого благородства, который любил прекраснейшую во всем Провансе даму, каковую звали мадонной Гриджей, и любил он ее так потаенно, что никто о ней ничего не знал и не мог заподозрить. И вот, молодежь в замке По решила перехитрить этого рыцаря и заставить его похваляться любовными подвигами. Они сообщили о своем намерении кое-каким рыцарям и баронам: "Мы вас просим о том, чтобы на ближайшем, какой состоится, турнире его участники предались похвальбе". А сами думали про себя нижеследующее: "Мессер такой-то владеет оружием как никто; конечно, в день турнира он одержит победу и преисполнится из-за этого радости. Рыцари примутся похваляться, и он не удержится, чтобы не похвалиться своею избранницей". Таков был их замысел. Турнир удался на славу. Кавалер одержал верх над всеми и преисполнился радости. Вечером, отдыхая от бранных трудов, рыцари принялись похваляться, кто – прекрасно проведенною схваткой, кто – прекрасной сеньорой, кто – прекрасным замком, кто – превосходным соколом, кто – удачами в любовных делах. Не смог удержаться и упомянутый рыцарь, чтобы не похвалиться обладанием столь прекрасной дамой. Но вышло так, что, когда он явился, чтобы вкусить, как обычно, от нее наслаждение, она его не впустила и отослала прочь. Кавалер пал духом и, удалившись от нее и от общества, отправился в лес и уединился в скиту так потаенно, что об этом никто не узнал. Кому довелось бы увидеть скорбь рыцарей и сеньор, оплакивавших потерю столь знатного рыцаря, тот и сам проникся бы немалой печалью. Однажды случилось, что молодые люди из По заблудились на охоте и наткнулись на упомянутый скит. Укрывавшийся в нем их спросил, не из По ли они. Они ответили, что, и вправду, оттуда. Тогда он пожелал узнать, что там происходит. И молодые люди принялись повествовать о грустном событии, о том, как из-за сущей безделицы потеряли они первого среди рыцарей, которого отослала прочь избранница его сердца, и никто не знает, что сталось с ним. "Но вскоре будет объявлено о турнире, и мы полагаем, что наделенный столь благородным сердцем он, где бы ни пребывал, на него прибудет и с нами на нем сразится. Мы набрали сильный отряд из сведущих и опытных воинов, которые без промедления найдут его и задержат. Итак, мы питаем надежду, что возместим великую нашу потерю". И вот, отшельник написал одному своему близкому другу, чтобы тот тайно прислал ему в день турнира коня и оружие, после чего отпустил молодых людей. Друг исполнил просьбу отшельника и в день турнира прислал ему коня и оружие. В день рыцарских состязаний отшельник одержал верх на турнире. Стража заметила его и узнала: его тотчас же встретили с ликованием. Охваченные радостью люди стали обмахивать его лицо веерами и просить, чтобы он соблаговолил пропеть для них песню. Он, однако, ответил: "Я не запою до тех пор, пока моя избранница не снизойдет помириться со мной". Знатные рыцари поторопились отправиться к этой даме и обратились к ней со смиренною просьбой, чтобы она даровала ему прощение. Но дама ответила: «Скажите ему, что я прощу его только в том случае, если сто баронов, сто рыцарей, сто дам и сто знатных девиц в один голос станут выкрикивать "Пощади!", сами не зная, за кого они молят». Тогда рыцарь, обладавший большой осведомленностью во всем, вспомнил, что приближается праздник Сретенья, весьма чтимый в По, в каковой день в монастырь стечется множество знати. И он подумал: там будет, конечно, моя избранница, там будет и столько знатных особ, сколько нужно, как она желает того, чтобы возгласить: "Пощади!" Тогда он сочинил прелестную канцонетту и, поднявшись в подобающее время в утренний час на амвон, начал эту свою канцонетту, читая ее насколько мог лучше, а он умел это делать отлично – и прочел нижеследующее:

Как без сил упавший слон...

Тогда весь народ, находившийся в церкви, в один голос воскликнул: "Пощади!", и дама простила рыцаря и вернула ему свою милость, и все стало, как было прежде.

(3) ГРАФИНЯ де ДИА (LXIX)

ФРАНЧЕСКО да БАРБЕРИНО О ПРАВИЛАХ ПОВЕДЕНИЯ И НРАВАХ СЕНЬОР37

... Лондонская мадонна Лиза сказала:

Столь слабо было сердце оной дамы,
Что суетной хвалой и взором впусте
Оказывала честь, себя бесчестя.

С этими словами названной дамы можно сопоставить сказанное графиней де Диа мессеру Уголино38 . Долгое время мессер Уголино бился, ухаживая за своею избранницей. И вот однажды во время охоты, в которой принимала участие эта дама наряду со многими другими рыцарями и дамами, мессер Уголино, обратившись к ней, много раз обещавшей ему подарить венец, произнес: "Увы, мадонна, когда же я получу тот венец, который вы столько раз мне обещали" Дама же ответила, что она никогда ему его не подарит и никогда не обещала его подарить. Тогда мессер Уголино сорвал с себя плащ и, бросив его в реку, вдоль которой они проезжали, воскликнул: "Вот, я сбрасываю с себя и мою любовь к вам!" А она отозвалась: "Это очень мне по душе". А когда об этом рассказали графине, она повелела призвать к ней мессера Уголино и сурово выбранила его за сумасбродную выходку, которую он позволил себе. Он же принялся сетовать, говоря: "Нет такого рыцаря в Провансе, который не знал бы, что эта дама обещала подарить мне венец" Графиня спросила: "А от кого это стало известно?" Мессер Уголино ответил: "Да от меня". Тогда графиня сказала ему нижеследующее: «Ты сам себя осудил, ибо никому не подобало знать об ее обещании; если она, и вправду, обещала тебе венец, не подобало в присутствии стольких свидетелей напоминать ей об этом, как не подобало и столь неучтиво отрекаться от своей любви к ней. Но ты поступил не иначе, чем поступают в своем большинстве провансальские рыцари, которые, если они любят какую-нибудь даму, более прекрасную и знатную, чем они сами, то повсюду похваляются этим, добавляя к своей похвальбе много лжи, и, в довершение всего, утверждая, что больше любимы своими дамами, чем любят их сами. И когда вы получаете от них что-нибудь драгоценное, то выставляете это напоказ всему свету. Если же вы любите не слишком красивых или тех, кто уступает вам своим положением, то, когда кто-нибудь задает вам вопрос: "Кому же вы отдали ваше сердце?", – вы отвечаете, что эти дамы так умоляли вас и проявляли такую настойчивость, что поступить иначе вы не могли, так что дамы могут претерпеть от вас немало докуки. Далее, вы обращаетесь к слугам, нанося бесчестие вашим избранницам, и велите им продать купцам всевозможные венцы, покровы, пояса, сообщая при этом, что вас одарили ими дамы такие-то. Думаешь ли ты, мессер Уголино, что твоя дама из числа тех, кто ради твоего возвеличения готова себя унизить?» Пристыженный графиней де Диа, мессер Уголино поклялся, что перестанет домогаться любви упомянутой выше дамы, и, ничего не сказав в ответ, покинул родную сторону; и никто с той поры ничего больше о нем не слышал...

(4) ГИЛЬЕМ де БЕРГЕДАН (XCIII)

НОВЕЛЛИНО НОВЕЛЛА XLII

Здесь рассказывается прекраснейшая новелла о Гульельмо де Бергедане из Прованса39 .

Гульельмо де Бергедан был знатным рыцарем в Провансе во времена графа Раймона Беренгьера40 . Однажды случилось, что рыцари принялись похваляться, и Гульельмо в своей похвальбе заявил, что во всем Провансе нет такого знатного человека, какового, пожелай он того, не вышиб бы из седла, как нет и такого, с женою которого не переспал бы. Он говорил это в присутствии графа. Обратившись к нему, граф спросил: "Это относится и ко мне?" Гульельмо отозвался: "Не премину ответить". Он велел, чтобы ему привели его уже оседланного коня, и тщательно подвязав к ногам шпоры, вставил в стремя ступню и ухватился за седельную луку. Проделав все это, он произнес: "Вас, сеньер, я не имею в виду и не касаюсь", после чего вскочил на коня, пришпорил его и ускакал прочь. Граф сильно гневался, так как Гульельмо перестал посещать его двор.

Однажды сеньоры собрались на пышное празднество. Послали за Гульельмо де Бергеданом; тут была и графиня, и одна из дам сказала: "А теперь объясни Гульельмо, на каком основании ты так опозорил знатных сеньор Прованса? Ты дорого за это заплатишь". У каждой дамы была с собой скалка, и та, которая обратилась к Гульельмо, сказала: "Смотри, Гульельмо, ведь за твои безрассудно брошенные слова тебе надлежит умереть". Поняв, что попался в их руки, Гульельмо заговорил и сказал: "Прошу вас, сеньоры, лишь об одном. Ради того, что вы более всего любите, удостойте меня перед смертью единственной милости". Сеньоры ответили: "Проси о чем хочешь, но только не о пощаде". Тогда Гульельмо снова заговорил и сказал: "Я смиренно молю вас только о том, чтобы первый удар нанесла мне самая распутная среди вас". После этого дамы принялись переглядываться, и не нашлось ни одной, которая пожелала бы первой его ударить. Так-то на этот раз он благополучно отделался.

(5) СОРДЕЛЬ (XCVІІІ)

А. ФЛОРЕНТИЙСКИЙ АНОНИМ КОММЕНТАРИЙ К «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ»41

...Эццелино, пристально наблюдавший за его поведением и узнавший о способе, которым Сорделло пользовался в ту ночь, когда ему, как было условлено, надлежало придти, отстранив слугу, облачился в его одежду и выдал себя за него. Сорделло же прошел в комнату сестры Эццелино и встретился с нею. Не обращая внимания на слугу, он принялся перебрасываться шутками с мадонной Куниццей, и когда он проникся уверенностью в полнейшей своей безопасности, сеньор Эццелино предстал перед ним и сказал: "Сорделло, я не верил, что ты способен замыслить такое; ведь ты хорошо знаешь, что кругом виноват". Этот последний смутился и потерялся, и Эццелино ему говорит: "Уходи с Богом, на этот раз я тебя прощаю и требую, чтобы впредь ты не наносил мне оскорблений". Сорделло ушел, и хотя не раз являлся впоследствии ко двору, однако там всегда смотрели на него с подозрением. А Куницца, не обращая внимания на случившееся, продолжала звать Сорделло к себе, но, быть может, страшась Эццелино, приняла решение удалиться, что и исполнила, отправившись жить в другое место.

Б. ЛАНДИНО КОММЕНТАРИЙ К «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ»

Сорделло был мантуанцем, отличавшимся пытливостью и трудолюбием. Он многое изучил и исследовал и в то время выделялся среди сограждан своею ученостью, дарованиями и осмотрительностью. Он сочинил книгу, которую назвал "Сокровище из сокровищ" и в которой пишет о том, что являлось предметом его занятий.

(6) САВАРИК де МАЛЛЕОН (XXVIII), ГАУСЕЛЬМ ФАЙДИТ (XVIII), ЮК де ла БАКАЛАРИА (XXVI)

ИТАЛЬЯНСКИЙ АНОНИМ42

Гляжу на одного с улыбкою живою,
Пожатие руки почувствует другой,
На ногу третьему тихонько жму ногой,
Но из троих ни с чем должны остаться двое.
Лишь одного из трех любви я удостою,
И тот лишь кавалер избранник будет мой,
Кто тайну сохранит любви меж ним и мной
И не расстанется вовеки с тайной тою.
Кто знает толк в любви, тот сможет угадать,
Кого я избрала без хитрости и лести,
По знаку он поймет, на ком же благодать, –
Нам тайно пребывать всегда и всюду вместе.
Где скрыт мой мед, он сам сумеет распознать,
Хотя б не подала ему о сем я вести.
Ему так будет боле чести.
А я смолчу, дабы не сеять зла ни в ком.
Скажите же, кого я награжу венком!

(7) РАЙМБАУТ ИЕРСКИЙ

ДЖОВАННИ МАРИЯ БАРБЬЕРИ ОБ ИСТОКАХ РИФМОВАННЫХ СТИХОВ43

...Раймбаут Иерский влюбился в донну Санчу Арагонскую44 и, меж тем, как ей надлежало после смерти мужа своего, сеньора Марсельского, с мадонной Аудьярт45 отправиться домой в Каталонию, стал Раймбаут в станце, здесь ниже подписанной, графа Провансского46 упрашивать, дабы при своем задержал ее он дворе:

Коль донны Санчи боле здесь не станет,
Не будет чести вам от нас большой,
О граф, и ваше вежество увянет.
Пусть Арагон она покинет свой!
На даме сей малейшего пятна нет,
Украсит графский двор она собой.
Как в знойный день к себе ветвь древа манит,
Так и она румяной белизной
Нам очи и чарует и туманит.

(8) [ШЕСТВИЕ ТРУБАДУРОВ]

ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА ТОРЖЕСТВО ЛЮБВИ47

28 ...И проходили строем несвободным
Влюбленные, которым нет числа,
Сплоченные наречием народным;
31 И Беатриче вместе с Данте шла,
Сельвиджа вместе с достославным Чино.
Не первым шел Гвиттон, исполнен зла;
34 Два Гвидо, славой гордые старинной;
Шли Сицилийцы чуть ли не в хвосте,
Последние в той веренице длинной.
37 Как прежде, в человечной чистоте
Сепуччо с Франческином; следом смело
И величаво шествовали те,
40 Кто пел по-своему весьма умело.
Прославленный в своем родном краю,
Их возглавлял Арнальдо Даниелло.
43 Двух слабодушных Пьеров узнаю.
Без дам сдавался в плен другой Арнальдо,
Иных осилил Купидон в бою.
46 Там были тот и этот Раимбальдо,
Воспевший госпожу де Монферрат,
И старый Пьер д’Альвернья, с ним Джиральдо.
49 Шел Фалько вслед, утрата, говорят,
Для родины; находка для Марселя.
Он был потом отчизне лучшей рад.
52 На гибель обрекли Жофре Рюделя
Весло и парус; мертв Гильельмо сам
От собственного песеннего хмеля.
55 Бернардо, Америго, Уго там.
Им всем служил язык мечом в сраженье,
Не уступая рыцарским щитам.

III. ИСПАНСКИЕ ИСТОЧНИКИ

(1) НЕИЗВЕСТНЫЙ РУССИЛЬОНСКИЙ ТРУБАДУР

ДОН ХУАН МАНУЭЛЬ ПРОЛОГ48

...Большое удовольствие чувствует тот, кто знает, что создал какое-нибудь отменное сочинение, особенно, если приложил к нему большой труд и если ему к тому же известно, что это его сочинение хвалят и любят многие люди, и точно так же испытывает он большое огорчение и большую досаду, если кто-нибудь сознательно или, впав в заблуждение, совершает или говорит нечто такое, из-за чего указанное сочинение не станут превозносить и ценить, как оно заслуживает того. И чтобы пояснить сказанное, я сообщу здесь о случившемся с одним кавалером в городе Перпиньяне, в царствование первого короля дона Хайме Майоркского. А с ним случилось вот что: упомянутый кавалер был прославленным трубадуром и сочинил много на диво прекрасных песен и среди них одну, которая была особенно превосходна и с таким же превосходным напевом. Эта песня так полюбилась людям, что уже долгое время они не хотели петь никакую другую, как только эту. И кавалер, который ее сочинил, испытывал от этого превеликое удовольствие. Проезжая однажды по улице, он услышал, что некий сапожник распевал эту песню, беспощадно искажая как содержавшиеся в ней слова, так и самый напев, и всякий, кто услышал бы ее в таком виде, когда бы не знал ее раньше, счел бы, что это очень плохая песня и что она очень дурно сочинена. Как только кавалер, который создал ее, услышал, как сапожник искажает столь отменное его сочинение, он очень огорчился и испытал большую досаду и, соскочив с коня, сел подле сапожника. Тот не заметил этого, не прекратил пения и чем дальше он пел, тем больше искажал песню, сочиненную кавалером. Слушая свое отменное сочинение, искаженное ужасающим образом по причине невежества упомянутого сапожника, кавалер неприметно взял его ножницы и ими изрезал обувь, работу над которой сапожник закончил; сделав это, он вскочил на коня и поскакал прочь. Сапожник, между тем, бросил взгляд на свою обувь и, увидев ее беспощадно изрезанной, понял, что лишился плодов своего труда, и это повергло его в сильную скорбь. Истошно вопя, он побежал вдогонку за кавалером, повинным в его беде. И кавалер сказал ему так: "Приятель, король наш господин находится здесь, а вы хорошо знаете, что это очень добрый и очень справедливый король; итак, предстанем пред ним и пусть он рассудит нас с вами и вынесет приговор, какой надлежит по закону" Они на этом и порешили, и когда пришли к королю, сапожник ему рассказал о том, как кавалер изрезал всю его обувь и причинил ему тем самым большой убыток. Король сильно разгневался и спросил кавалера, правда ли это. Кавалер подтвердил, что все произошло действительно так, но выразил пожелание, чтобы король соизволил узнать, из-за чего он так поступил. Король приказал ему говорить, и кавалер заявил, что королю хорошо известно о сочинении им такой песни, которая почитается отменно прекрасной и притом с прекрасным напевом, и что сапожник ее беспощадным образом искажал; посему пусть король прикажет ему пропеть ее перед ним. И король приказал сапожнику ее спеть и убедился в том, что тот, и вправду, несусветно ее испортил. Тогда кавалер сказал, что поскольку сапожник испортил столь отменное произведение, что причинило ему большой урон и повергло его в раздражение, то и он также испортил произведенное сапожником. Короля и находившихся с ним услышанное от кавалера чрезвычайно развеселило, и они много и от души посмеялись. Король повелел сапожнику никогда больше не петь этой песни и не искажать прекрасного сочинения кавалера; возместив сапожнику причиненный ему убыток, он также повелел кавалеру не наносить впредь урона сапожнику...

(2) ПРОЛОГ И ПИСЬМО, ОТПРАВЛЕННЫЕ МАРКИЗОМ де САНТИЛЬЯНА ВМЕСТЕ С ЕГО СОЧИНЕНИЯМИ КОННЕТАБЛЮ ПОРТУГАЛИИ49

...но покинем древнюю историю, дабы заняться подробнее нашим временем. Неаполитанский король Роберт50 – знаменитый и доблестный государь, так увлекся этой наукой51 , что, поскольку в ту пору всеми был прославляем поэт-лауреат Франческо Петрарка, пригласил его, как достоверно известно, в Неаполь и долгое время держал у себя в Новом замке, часто общаясь с ним и беседуя об этом искусстве, и настолько привязался к нему, что стремился приблизить его к себе и всячески ему покровительствовать. Говорят, что Петрарка создал там многие свои сочинения и среди прочих книгу "О делах достопамятных", эклоги, большое число сонетов и, в частности, тот, который он написал на смерть этого короля и который начинается так:

Рушился столп и падал стройный лавр52 .

Джованни Боккаччо, великолепный поэт и выдающийся оратор, утверждает, что король Кипрский Иоанн усерднее занимался этой прелестной наукой, чем какой-либо иной, – и, как кажется, убедительно это доказывает в предисловии к своей книге "Родословная, или происхождение языческих богов и богинь", где приводит беседу с властителем Пармы, своим посланником и полномочным министром.

Чтобы установить, как или каким путем с этой наукой впервые ознакомились сочинявшие на народном языке, по моему мнению, доблестный государь, необходимо нелегкое исследование и дотошные разыскания. Но за исключением областей, земель и краев, наиболее от нас удаленных, нет сомнения, что везде и повсюду эту науку постигли и постигают, хотя в разных странах нужно различать три степени ее постижения, то есть высшую, среднюю и низшую. Можно сказать, что высшей степени достигли писавшие свои сочинения на языках греческом и латинском (я говорю о стихотворцах); средней – писавшие на народных языках, например, болонец Гвидо Гвиницелли53 и провансалец Арнаут Даниэль. И хотя я не видел ни одного их произведения, некоторые считают, что они первые стали писать терцины и сонеты на народном языке. А ведь начало всему, как говорит философ, кладут зачинатели. На низшей ступени находятся те, кто слагает, не придерживаясь никакого порядка, правила и размера, те романсы и песни, которые услаждают слух простолюдинов. После Гвидо и Араута Даниэля, Данте с превеликим искусством написал свои три комедии "Ад, Чистилище, Рай", мессер Франческо Петрарка свои "Триумфы", Чекко д’Асколи книгу под названием "О неотъемлемых свойствах вещей", Джованни Боккаччо книгу под названием "Нимфы", хотя и добавил к ней прозаические отрывки несравненного красноречия, наподобие "Утешения" Боэция54 . Названные и многие другие написали иными размерами стихотворные произведения, именуемые сонетами и канцонами.

Полагаю, что, происходя из этих лимузинских земель и краев, искусство стихосложения распространилось среди обитателей Цизальпинской Галлии и французов, написавших всевозможные рифмованные и нерифмованные стихи, которые отличаются друг от друга по количеству стоп и припевов; однако, сложнее всего обстоит дело с количеством слогов в терцинах, сонетах и нравоучительных канцонах, равно как и в балладах, хотя в некоторых иногда попадаются усеченные стопы, которые мы называем средними стопами, а лимузинцы, французы и католонцы – увечными.

Среди этих поэтов были люди весьма ученые и выдающиеся в искусстве поэзии, например метр Гильом из Лориса, который создал "Роман Розы", где, как говорят, полностью изложена наука любви, или закончивший тот же роман метр Жан Шопинель, родом из города Мена55 . Машо56 самостоятельно написал большую книгу баллад, канцон, ронделе, лэ, вирелэ, и многие из них положил на музыку. Мессер Отон де Грандсон, стойкий и доблестный рыцарь, достигнув в этом искусстве вершин, оставил после себя прелестные произведения. Метр Аллен Шартье57 , знаменитый современный поэт и секретарь французского короля Людовика, с превеликим изяществом сочинял и пел, соблюдая определенный размер, и написал "Спор четырех сеньор", "Прекрасную безжалостную сеньору", а также "Утреннюю побудку", "Великую пастушку", "Молитвенник знатных" и "Обитель любви" – несомненно, все вещи, и вправду, прекрасные и ласкающие наш слух...

Каталонцы, валенсианцы и другие из Арагонского королевства были и остаются преданными адептами искусства поэзии. Сначала они писали рифмованные стихи, состоявшие из многосложных стоп и припевов, причем в одних применяются ассонансы, а в других не применяются. Затем они перешли к десятисложным куплетам, наподобие лимузинских. Были среди них люди весьма выдающиеся, как по хитроумию вымысла, так и по умению применять размеры. Гильем де Бергедан58 , великодушный и знатный рыцарь, и Пао из Бельвира добились большой известности. Мессер Пере Марк старший59 , доблестный и почтенный рыцарь, создал очень приятные произведения и среди прочего – высоконравственные притчи. В наше время прославился мессер Жорди де Сант Жорди60 , рыцарь высокомудрый, сочинивший очень красивые вещи, которые он сам положил на музыку. Это был отличный музыкант, создавший среди прочего канцону, исполненную противопоставлений, которая начинается: "Всегда мы вместе и всегда мы врозь".

Он сочинил также "Любовную страсть", в каковом произведении собрал много отличных старинных канцон, как те, о которых я уже говорил, так и другие. Мессер Фебрер61 также создал замечательные произведения, и как утверждают некоторые, перевел Данте с флорентийского на каталонский, нисколько не извратив размера и звучности подлинника.

Мессер Аусиас Марк62 , который жив и поныне, – крупный поэт и человек, обладающий возвышенною душой.

У нас сначала было в ходу множество различных размеров – укажу на "Книгу об Александре", на "Обеты павлина"63 и еще на книгу архипастыря из Иты. В таком же роде написал книгу "Как вести себя при дворце" и Педро Лопес Старший из Айялы64 , каковую книгу прозвали "Стихотворения". Затем это искусство, которое именуется главным и всеобщим искусством, обрело приверженцев сначала, как я считаю, в Галисийском и Португальском королевствах, где, без сомнения, в нем упражнялись и его усвоили больше, чем в каких-либо других областях и землях Испании, и где оно распространилось до такой степени, что долгое время всякий писатель и всякий поэт испанских областей и земель, будь он кастильцем, андалузцем или эстремадурцем, писал все свои сочинения лишь на языках галисийском и португальском. И еще, как достоверно известно, мы, позаимствовав у них, усвоили легко и без всяких усилий обозначения, принятые в этом искусстве, а также владение им в той или иной мере. Припоминаю, великий властитель, что, будучи еще совсем юным, пребывая подростком во власти моей бабки доньи Менсии де Сиснерос, я видел между другими книгами большой том песен горцев, а также сочинения на галисийском и португальском, большая часть которых была написана королем Португальским доном Динишем65 (полагаю, сеньор, что он был ваш прадед), каковые сочинения те, кто их читал, хвалили за хитроумие вымысла и за изящные и обаятельные слова. Там были сочинения Жуана Жуареша из Пайвы, который, как говорят, умер в Галисии от любви к португальской инфанте, а также ["Поэма] о Фернандо Гонсалссе"66 . После них сочиняли Вашко Периш де Камойнш, и Фернант Кашкисио, и еще тот великий влюбленный Масиаш67 , после которого сохранилось только четыре канцоны, конечно, о переживаниях любящего, обильные прекрасными изречениями, каковые следует знать. Вот названия этих канцон:

  1. Нежданных раб печалей.
  2. Любовь терзает и томит.
  3. Сеньора, к коей мысль моя.
  4. Я жажду меру отыскать.

В королевстве Кастильском хорошо писал король Альфонсо Мудрый68 , и я знал того, кто видел его сочинения; говорят, что он превосходно слагал стихи и на латыни. За названными поэтами следуют дон Хуан из Серды и Педро Гонсалес из Мендосы, мой предок...

Но всех перечисленных, великий властитель, из итальянцев, провансальцев, лимузинцев, каталонцев, кастильцев, португальцев, галисийцев и прочих народов в прославлении и превознесении этого искусства опередили и превзошли обитатели Цизальпинской Галлии и провинции Аквитании. Каким образом и почему это случилось, я не стану сейчас повторяться, ибо в прологе к моим "Притчам" об этом уже говорилось. В силу сказанного и еще многого, что мог бы добавить и пространнее изложить и я и, особенно, тот, кто сведущее меня, Ваше Высочество может понять и достаточно уяснить для себя, насколько уважаемо, ценимо и прославляемо должно быть это искусство и насколько, доблестный повелитель, должно быть лестно для Вас, что владычицы Геликона, непрерывно пляшущие вокруг источника, во внимание к вашим заслугам, в недавнем прошлом приняли вас в свое общество...69

  • 1. Мы ограничились тем, что включили в этот раздел, который может быть сколь угодно расширен, лишь несколько текстов, проливающих свет на личности конкретных поэтов. Это прежде всего две своего рода "литературные галереи" в песнях самих трубадуров – одного знаменитейшего, другого второстепенного. Далее следует песня Ричарда Львиное Сердце, сочиненная им в австрийском плену, и плач Бертрана де Борна по Королю-юноше, дополняющий другой, приведенный в соответствующем разделе (XI, 15). Раздел замыкают тексты, исходящие извне куртуазного мира, однако посвященные личностям двух провансальских поэтов, опять-таки весьма известного Фолькета Марсельского и никому неведомого Понса де Мериндоля, но в связи со знакомой нам трубадуркой Кастеллозой.
  • 2. Знаменитая сатирическая "галерея трубадуров" Пейре Овернского (Р.-С. 323, 11) послужила материалом для целого ряда жизнеописаний, в том числе Бертрана Вентадорнского (VI), в котором цитируется четвертая строфа сирвенты, а также самого Пейре Овернского (XXXIX), где приведена последняя строфа. Сирвента была использована и Нострдамом в его жизнеописании Гираута Борнеля (XLIII) и др.

    Сирвенте этой подражает Монах Монтаудонский (см. XLVI и примеч.); в новое время она вызвала к жизни огромную исследовательскую литературу. Чрезвычайно интересны содержащиеся в песне, наряду с элементами пародии и сатиры, элементы и собственно литературной критики. Трубадур насмехается над двенадцатью своими собратьями, сошедшимися, как полагают, по случаю какого-то праздника при дворе Алиенор Аквитанской или Альфонса II Кастильского, а может быть, в летней резиденции графов Тулузских.

  • 3. В церковь лучше б ходил, маловер... – Намек на предысторию Пейре Роджьера, который, согласно жизнеописанию XL, сначала был Клермонским каноником и только после этого стал жонглером.
  • 4. И похож Гираут, его друг... – Т.е. Гираут Борнель – Один из наиболее знаменитых трубадуров этого времени (VIII).
  • 5. Третий – де Вентадорн, старый шут... – Т.е. Бернарт де Вентадорн (VI). Возможно, что источником легенды о скромном происхождении Бернарта явились именно эти шутливые строки.
  • 6. Лимузинец из Бривы, жонглер... – Сохранилось прение этого трубадура с Бернартом де Вентадорном (Р.-С. 70,4 = 286,1).
  • 7. Пятый – достопочтенный Гильем... – О Гильеме де Рибас нам ничего не известно.
  • 8. А глаза взял у статуи он. – Высказывалось предположение, что, поскольку у католических статуй глаза раскрашивались белой и черной краской, стих этот, возможно, указывает на манеру трубадура таращить глаза при исполнении своих песен.
  • 9. А шестой – Гриомар Гаузмар... – От этого трубадура до нас дошла только одна песня.
  • 10. Обокраден Мондзовец Пейре... – Об этом персонаже нам тоже ничего не известно: здесь, по-видимому, обыгрывается какой-то куртуазный анекдот.
  • 11. Вымогатель Бернарт де Сайссак... –Также нам не известен, хотя традиция приписывает ему одну из песен Маркабрюна.
  • 12. А девятый – хвастун Раймбаут... – Т.е. Раймбаут Оранский (LXVIII); здесь, несомненно, пародируются некоторые реальные черты его яркой личности.
  • 13. И десятый – Эблес де Санья... – В этой строфе снова содержатся намеки на какие-то нам неизвестные и, по-видимому, малопристойные истории, связанные с именем этого трубадура.
  • 14. Ратным подвигам храбрый Руис... – Гонсальво Руис, высокопоставленный кастильский сановник; как трубадур нам неизвестен.
  • 15. И последний –Ломбрдец-старик... – Возможно, имеется в виду итальянский трубадур Пейре де ла Ка’Варана, хотя словом "ломбардец" на юге Франции вообще обозначали купцов, ростовщиков, откуда значение "скупой", "гнусный". Указание на то, что "люди ломают язык" (т.е. при исполнении его песен), может быть связано с недостаточным владением им провансальским языком в силу его итальянского происхождения.
  • 16. А про Пейре Овернца молва... – Жизнеописание трубадура целиком воспроизводит эту строфу.
  • 17. Что он всех трубадуров глава... – Некоторые рукописи заменяют эту строку стихом "что поет он лягушкой ква-ква", который, по-видимому, является шутливой интерполяцией, остающейся на совести какого-то переписчика.
  • 18. Хвастливый зачин единственно дошедшей до нас сирвенты незначительного трубадура Юка де л’Эскура (Р.-С. 452; дальнейшее ее содержание, ограниченное вполне частной темой, не представляет для нас интереса) вписывается, как и предыдущий текст, в традицию, по которой трубадур противопоставлял себя и свое мастерство своим собратьям. Текст: Riquer M. de. Los trovadores. N 182.
  • 19. Мне нипочем Видаля пышный слог... – Характеристики трубадуров – Пейре Видаля (LVII), Альбертета (LXXXIII), Пердигона (LIX), Аймерика де Пегильяна (LXIII), Арнаута Даниэля (IX) вполне согласуются с их поэтическим наследием.
  • 20. О Ричарде Львиное Сердце см. XI, примеч. 6, и XLII, разо четвертое. Песня (Р.-С. 420,2) сочинена, по-видимому, в 1193 г. когда Ричард находился в плену у герцога Леопольда Австрийского, требовавшего колоссального выкупа за его освобождение. Дошла до нас в двух авторских вариантах: французском (более обширном) и провансальском, поскольку Ричард обращается в ней к своим вассалам и на Севере, и на Юге.

    Текст: Riquer M. de. Los trovadores. N 144.

  • 21. Сеньор мой вверг страну в раздор... – Король Франции Филипп-Август, пользуясь пленением Ричарда, предпринял в 1193 г. поход против его владений.
  • 22. Сестра графиня – Мария Шампанская, сестра Ричарда по матери – Алиенор Аквитанской (дочь короля Людовика VII).
  • 23. Различные рукописи приписывают авторство этого плача (Р.-С. 80, 41), который считается одним из наиболее замечательные произведений провансальской лирики, разным трубадурам. На смерть "Короля-юноши" Бертран де Борн отозвался плачем, комментируемым разо 12-м (см.: XI, 15 и примеч. 190 и след.
  • 24. Эта обличительная речь против Фолькета Марсельского, бывшего трубадура (LXXII), который, став епископом тулузским, в эпоху Альбигойских войн (см. статью в разделе "Приложения") превратился в гонителя своих бывших собратьев и покровителей, вложена в уста графа Тулузского, оправдывающегося от предъявленных ему обвинений в ереси. Она входит в колоссального объема эпический памятник: La chanson de la croisade albigeoise / Ed. E. Martin-Chabot. P., 1931–1961. V. 2. P. 52).
  • 25. Перевод по изданию: Chabaneau С. Les biographies des troubadours. P. 96. В своем сочинении, изданном в 1701 г., П. де Шастейль-Галло утверждает, что заимствовал этот отрывок, вероятно апокрифический, из утраченной ныне рукописи начала XIV в. О самом Понсе де Мериндоле, помимо этого свидетельства, нам ничего не известно. Ничего не говорит о нем и дошедшее до нас жизнеописание Кастеллозы (XLIX), которую он якобы полюбил.
  • 26. Один из наиболее ранних (конец XIII в.) сборников итальянских рыцарских новелл (Conti di antichi cavalieri). Текст: Boutiere-Schutz. Op.-cit. P. 585-590.
  • 27. Саладин – см. примеч. 43 к разо пятому Гаусельма Файдита (XVIII). Эта история вымышленна.
  • 28. ...Бертран разъяснил ему, что это отнюдь не любовь, и обрисовал истинную любовь. – Весьма любопытен мотив внушения Бертрана де Борном язычнику-мусульманину развитой трубадурами идеи истинной или "тонкой" любви, знакомой и арабам.
  • 29. ...обитала в земле, с которой Саладин пребывал в жестокой войне. – К этой идее тут же добавляется концепция "дальней любви" трубадуров (ср. жизнеописание Джауфре Рюделя, V).
  • 30. Король-юноша – см. XI, примеч. 7 и passim, а также след. примечание.
  • 31. ...по причине войны, которую вел с отцом... – Ср. вариант жизнеописания Бертрана де Борна (XI, 2), разо 8-е, 9-е и примеч.
  • 32. Сборник итальянских новелл (Novellino) (ок. 80-х гг. XIII в.), составляющий весомое достижение на пути развития итальянской прозы. Перевод по изданию: Le cento novelle antiche, о libro di novelle е di bel parlar gentile, detto anche Novellino, con introd. е note di L. di Francia. Torino, 1930.
  • 33. Мы знаем из книг...– Т.е. из сборников историй, во-первых, на итальянском языке (таких, как более ранние "Рассказы о рыцарях былого времени"), во-вторых, на латинском, в которые этот сюжет перешел из провансальских жизнеописаний трубадуров.
  • 34. ...Короля-юноши, который по совету Бертрана воевал со своим отцом. – См. примеч. 4, 5. Здесь, по сравнению с "Рассказами о рыцарях былого времени", добавлен подчеркиваемый провансальскими жизнеописаниями мотив ответственности Бертрана за войну сына с отцом.
  • 35. ...Бертран похвалялся, что умнее его нет никого на свете. – Ср. вариант жизнеописания ХІ, 2 и разо 10-е. Этот мотив, восходящий к провансальскому источнику, развивается в конце следующей новеллы.
  • 36. Об одном происшествии... и т.д. – Вариант рассказа о трубадуре, изложенный в разо к песне Ричарта де Бербезиля (XVI), переложенной, что особенно любопытно, в тексте новеллы на итальянский язык.
  • 37. См. посвященную этому автору статью в Приложениях. С обширными выдержками из его "Предписаний любви" нам предстоит познакомиться в Дополнении втором, IV, 3. В данном разделе даны выдержки из его сочинения на итальянском языке "О правилах поведения и нравах сеньор" (1313). Перевод по изданию: Francesco da Barberino. Reggimento е costumi di donna / Ed. critica a cura di G.Е. Sansone. Torino, 1957.
  • 38.мадонна Лиза... мессиру Уголино. – С персонажами этого рассказа – Уголино де Форкалькьером и хорошо известной нам трубадуркой графиней де Диа мы встретимся в выдержках из "Предписаний любви". Р. Ортис предполагает, что трубадур "мессер Уголино", так же как и "лондонская мадонна Лиза", – авторы недошедших до нас дидактических произведений.
  • 39. ...новелла о Гульельмо де Бергедане из Прованса. – См. XCIII и примеч. Эта история вполне согласуется с образом трубадура, как он восстанавливается из его песен.
  • 40. ...во времена графа Раймона Беренгьера. – См. XI, примеч. 161, 162 и XCII, примеч. 2, а также статью в Приложениях, с. 555.
  • 41. Неудивительно, что Сордель – трубадур, которого Данте сделал своим проводником по нескольким кругам Чистилища (XCVІІІ и Дополнение второе, I, 9, ср. рис. на вклейке), вызывал внимание ранних комментаторов "Комедии". Анонимный флорентийский комментатор XIV в. приводит историю, касающуюся его скандальной любви к Куницце да Романо (см. XCVІІІ, примеч. 5-7); живший веком позже другой комментатор, Кристофоро Ландино (1424-1492) – (Б), приписывает ему сочинение под названием, традиционным для энциклопедических трактатов, – "Сокровище сокровищ" ("Сокровищем", например, назвал свою знаменитую энциклопедию, написанную им на французском языке, Брунетто Латини). Перевод по изданию: Commenta alla Divina Commedia d’Anonimo Fiorentino del secolo XIV, a cura di P. Fanfani. Bologna, 1866-1874.
  • 42. Ср. разо 2-е Саварика де Маллеона (XXVIII, 3), тему которого развивает это анонимное итальянское стихотворение начала XV в. Перевод по изданию: Lommatzsch Е. Provenzalisches Liederbuch. В., 1917. S. 238-242.
  • 43. Джованни Мария Барбьери (1505-1565) – итальянский гуманист XV в., уделявший в своих трудах большое внимание вопросу об истоках итальянской поэзии, которые он справедливо находил в поэзии трубадуров. Раймбаут Иерский известен лишь этим свидетельством и строфой (Р.-С. 391).
  • 44. ...в донну Санчу Арагонскую... – Очевидно, жена Санчо, брата короля Альфонса II Арагонского, с 1181 по 1185 г. графа Провансского.
  • 45. ...с мадонной Аудьярт... – и т.д. – См. разо Понса де Капдюэйля (XLVII, примеч. 5).
  • 46. ...графа Провансского... – См. XI, примеч. 161.
  • 47. Приводим отрывок из главы четвертой "Торжества любви" Петрарки. Торжество в соответствии со средневековой традицией представлено триумфальным парадом знаменитых влюбленных, "сплоченных наречием народным", т.е. прославивших свою любовь в поэзии на народном (в отличие от ученой латинской поэзии) языке. Петрарка как бы возвращается здесь от Данте и ранних итальянских поэтов – Друзей и соратников Данте Чино да Пистоия, Гвидо Кавальканти, поэтов более ранней "ученой" болонской школы Гвиттоне д’Ареццо и Гвидо Гвинцелли, за которыми "чуть ли не в хвосте" следуют поэты хронологически первой школы сицилийской, – к их прямым предшественникам, провансальским трубадурам, возглавляемым Арнаутом Даниэлем (стих 42, см. жизнеописание IX). Далее (ст. 43) следуют два слабодушных Пьера – один из которых, несомненно, Пейре Видаль, бежавший, по легенде, от гнева своей госпожи (LVII, разо первое), и другой, робкий Арнальдо – Арнаут де Марейль (VII). Тот и этот Раймбальдо (ст. 46) – Раймбаут Оранский (LXVIII) и Раймбаут де Вакейрас, воспевавший Беатрис Монферратскую (LXX). Старый Пьер д’Альвернья и Джиральдо (ст. 48) – ранние трубадуры Пейре Овернский (XXXIX) и Гираут Борнель (VIII); Фалько – Фолькет Марсельский (LXXII), происходивший из Генуи, но как трубадур прославившийся в Марселе, "лучшую же отчизну" обретший в Тулузе, где он стал епископом. Далее следуют певец дальней любви Джауфре Рюдель (ст. 52), пустившийся в плавание за не виданной им принцессой (V), и Гильем де Кабестань. Триумфальный парад заключают Бернарт Вентадорнский (VI), Аймерик де Пегильян (LXIII), Юк де Сент Сирк (XXXIII).

    Перевод по изданию: Rime е trionfi, a cura di F. Neri. 2 ed. Torino, 1960.

  • 48. Хуан Мануэль (1282-1348) – испанский писатель, инфант, племянник короля Альфонса X, автор морально-дидактических сочинений, суммирующих знания и нравственные нормы эпохи ("Книга о рыцаре и оруженосце", "Книга примеров о графе Луканоре и Патронно"). Настоящий фрагмент заимствован из Пролога к его сочинениям. Этот забавный куртуазный анекдот Шабано выделяет как свидетельство о "неизвестном трубадуре из Руссильона", откуда происходит, кстати, знаменитый Гильем де Кабестань. Текст: Chabaneau С. Op. cit.
  • 49. Хотя этот текст содержит довольно мало сведений собственно о трубадурах, он интересен тем, каким образом автор устанавливает их место в истории романоязычных поэтических традиций, утверждая их приоритет и отдавая им пальму первенства. Маркиз де Сантильяна, Иньиго Лопес де Мендоса (1398-1458) – испанский поэт, придворный, один из блестящих людей своего времени.

    Сокращенный перевод по изданию Ломмача (см. примеч. 6 к разделу "Итальянские источники").

  • 50. Неаполитанский король Роберт – см. "Жизнеописания..." Нострдама, примеч. 310.
  • 51. ...этой наукой... – В начале Пролога Сантильяна, вслед за тулузскими продолжателями трубадуров XIV в. обозначает поэзию как "веселую науку".
  • 52. Рушился столп и падал стройный лавр. – Этот сонет (269) посвящен, однако, не Роберту Неаполитанскому, как отмечено в тексте, а кардиналу Джованни Колонна.
  • 53. Гвидо Гвиницелли (между 1230 и 1240-1276 гг.) – итальянский поэт, родоначальник "сладостного нового стиля".
  • 54.Джованни Боккачно... "Нимфы" и т.д. – Имеется в виду "Амето" Боккаччо ("Комедия флорентийских нимф"), где стихи чередуются с прозой, которую автор сравнивает с образцом средневековой латинской прозы "Об утешении философией" Боэция (480-525).
  • 55. ...метр Гильом из Лориса... создал "Роман Розы"... Жан Шопинель... из города Мена. – Аллегорический "Роман Розы", незавершенный в 30-х годах XII в. Гийомом де Лоррисом, был окончен спустя сорок лет Жаном де Меном.
  • 56. Машо – Гийом де Машо (ок. 1300-1377 гг.), французский поэт и композитор, основатель риторической школы, канонизатор поэтических форм во французской поэзии.
  • 57. Ален Шартье (1385-1433) – французский поэт и дипломат. Его поэзия, насыщенная любовной казуистикой, отличается изысканностью формы.
  • 58. Гильем де Бергедан – см. XCIII.
  • 59. ...Пере Марк старший... – Вместе со своим братом Джауме был зачинателем оригинальной каталонской поэтической школы в конце XIV:– начале XV в.
  • 60. Жорди де Сант Жорди (ум. ок. 1449 г.) – представитель "итальянской школы" в каталонской поэзии.
  • 61. Мессер Фебрер... – А. Фебрер (перв. пол. XV в.), переводчик "Божественной Комедии".
  • 62. Аусиас Марк (1397-1459) – крупнейший каталонский поэт эпохи Возрождения, автор любовных дидактических и религиозных стихов.
  • 63. "Книга об Александре", "Обеты павлина". – Последний роман – продолжение старофранцузского "Романа об Александре" (посл. четв. XII в.), написанного двенадцатисложным (отсюда название – александрийским) стихом.
  • 64. Педро Лопес Старший из Айялы (1332-1407) – автор завершающей развитие испанской средневековой дидактической литературы "Поэмы о дворце".
  • 65. ...дон Диниш... – Король Диниш (1261-1325), один из наиболее известных галисийских поэтов.
  • 66. ...["Поэма) о Фернандо Гонсалесе"... – Испанская эпическая поэма, известная в пересказе короля Альфонсо Мудрого (см. примеч. 19).
  • 67. Вашко Периш де Камойнш (ум. в 1386 г.), Фернант Кашкисио, Масиаш Влюбленный (1 пол. XV в.) – португальско-галийские лирики, поэзия которых определяется испано-итальянскими и классическими влияниями.
  • 68. ...король Альфонсо Мудрый... – Альфонс X, редактировавший первые памятники кастильской прозы – кодекс законов и "Всеобщую хронику", сохранившую ряд утерянных народных сказаний и в дальнейшем служившую неисчерпаемым источником сюжетов.
  • 69. ...владычицы Геликона... и т.д. –Т.е. Музы (см. примеч. 8 к "Жизнеописаниям..." Нострдама).