КАРЛЪ ОРЛЕАНСКІЙ.

Карлъ Орлеанскій род. въ 1391 г., мать его была итальянка. Жизнь его слагалась несчастливо: онъ потерялъ мать, первую и вторую жену; отецъ его былъ убитъ. Отъ природы нѣжный, склонный къ мирнымъ занятіямъ, онъ, однако, въ ранніе еще годы честно принялъ участіе въ жестокой борьбѣ политическихъ партій. Прежде всего онъ отомстилъ за смерть своего отца. Черезъ нѣсколько лѣтъ участвовалъ въ войне съ англичанами; въ страшной битвѣ при Азинкурѣ онъ былъ поднятъ изъ кучи труповъ и отвезенъ въ Англію, гдѣ и прожилъ в плѣну, въ теченіе 25 лѣтъ. Только въ преклонномъ возрастѣ, получивъ свободу и удалившись въ свой замокъ, повелъ онъ, наконецъ, спокойную, грустно счастливую жизнь и ум. въ 1465 г.

Внѣшняя жизнь, событія и люди почти не нашли мѣста въ поэзіи К. О. Въ своихъ многочисленныхъ балладахъ, пѣсняхъ и рондо онъ отражалъ лишь общія настроенія человѣка, изливалъ чувство любви и тоску любви, восхищеніе передъ природой, обычныя жалобы, обычные восторги. Кротость, очаровательная грусть, духъ какого-то милаго отреченія вѣетъ со страницъ его нѣсколько монотонныхъ стиховъ. Съ женственной граціей говоритъ онъ о своемъ сердцѣ, о красотѣ весны, о тоскѣ по «милой» Франціи; изысканность выраженій, ювелирная отдѣлка свидѣтельствуетъ о необычайно тонкой и хрупкой организаціи поэта, и невольно кажется, что неизмѣнная чистота тона всѣхъ этихъ стихотвореній вытекаетъ изъ душевной чистоты ихъ автора.

БАЛЛАДА.

Богъ дастъ конецъ порѣ ненастной,
Вновь будутъ небеса чисты;
Исчезнетъ сумракъ тучи властной,
И облаковъ пройдутъ гурты.
Я жду, въ объятьяхъ темноты,
Чтобъ лучъ упалъ, съ небесъ благихъ,
Отъ солнца вашей красоты,
Въ меня, чрезъ окна глазъ моихъ.

Тогда въ душѣ, теперь несчастной,
Въ покояхъ думы и мечты,
Все станетъ радостно и ясно;
Сотрутся мрачныя черты.
Чертоги счастья заперты,—
Они откроются въ тотъ мигъ,
Лишь свѣтъ тотъ глянетъ, съ высоты,
Въ меня, чрезъ окна глазъ моихъ.

И къ вамъ, владычицѣ прекрасной,
Взываю сердцемъ я: «О ты!
Я солнца жду, все жду напрасно.
Сними жъ оковы тяготы!
Я поднялъ шторы и щиты,
Чтобъ снопъ запалъ лучей твоихъ
Мнѣ въ зала сердца, что пусты,
Въ меня, чрезъ окна глазъ моихъ.

Какъ будутъ думы всѣ златы,
Когда вашъ взоръ, небесно тихъ,
Пройдетъ, съ улыбкой доброты,
Въ меня, чрезъ окна глазъ моихъ.

БАЛЛАДА.

Ты слишкомъ, сердце, долгій срокъ
Печальнымъ сномъ въ груди спало.
Пора! Путь солнца сталъ высокъ.
Проснись, проснись! Вездѣ свѣтло.
Туда, гдѣ поле расцвѣло,
Пойдемъ за избы деревень,
Впивать лучи, вдыхать тепло,
Въ день первый мая, въ дивный день.

Амуръ ужъ началъ свой урокъ,
И всѣмъ глаза заволокло.
Всѣ пьютъ любовь, живой потокъ.
Съ гнѣздомъ ужъ каждое дупло,
Со свадьбой каждое село.
Покрылся зеленью плетень,
Вода прозрачна, какъ стекло,
Въ день первый мая, въ дивный день.

Тебя, о сердце, черный рокъ
Томилъ такъ долго; онъ чело
Покрылъ морщинами, жестокъ:
Была вдали, къ кому влекло.
Но средство есть смягчить то зло—
Итти гулять на цѣлый день,
(Найти бъ другихъ ты не могло),
Въ день первый мая, въ дивный день.

Царица! Много дней прошло,
А въ сердцѣ все мнѣ тяжело,
И все томитъ печали тѣнь.
Признаюсь въ томъ, склонивъ чело,
Въ день первый мая, въ дивный день.

БАЛЛАДА.

Однажды въ Дуврѣ, чрезъ сѣдое море,
Взоръ устремлялъ къ французской я землѣ,
И живо вспоминалъ, въ плѣну и въ горѣ,
Какъ былъ счастливъ въ родимой я странѣ.
Вздыхалъ я, внемля плещущей волнѣ,
Вздыхаю и вздыхать я буду впредь:
Вновь Францію родную мнѣ бъ узрѣть!

Шумѣли волны съ буйнымъ вѣтромъ въ спорѣ,
Мерещился отчизны брегъ во мглѣ.
Смотрѣлъ я чрезъ валы, съ тоской во взорѣ.
О, если бъ поскорѣй конецъ войнѣ,
Неволю бы скорѣй покинуть мнѣ!
Ужель въ чужбинѣ рокъ мой умереть?
Вновь Францію родную мнѣ бъ узрѣть!

Надеждъ корабль мой снаряженъ; въ просторѣ
На томъ спѣшу къ отчизнѣ кораблѣ...
О, долго ль быть въ тяжеломъ намъ раздорѣ?
Скорѣе — миръ, чтобъ жить намъ въ тишинѣ!
Мѣста родныя вижу лишь во снѣ.
Я въ Англіи успѣлъ ужъ постарѣть.
Вновь Францію родную мнѣ бъ узрѣть!

Когда-то былъ въ бронѣ я, на конѣ.
Но ненавистью полонъ я къ войнѣ.
Пора бъ враждѣ народной отгорѣть,—
Вновь Францію родную мнѣ бъ узрѣть!

С. П.

ПѢСНЯ.

Въ желаньи, въ мысли и въ мечтѣ
Зрю только васъ, хоть далеко вы;
Мнѣ каждый день вашъ образъ новый
Рисуетъ память въ пустотѣ

Другіе образы легко вы
Изгнали: днемъ и въ темнотѣ
Зрю только васъ, хоть далеко вы,—
Въ желаньи, въ мысли и въ мечтѣ.

Молюсь лишь вашей красотѣ,
Лишь ваши я ношу оковы,
И какъ ко мнѣ вы не суровы,
Зрю только васъ, въ пустой тщетѣ,—
Въ желаньи, въ мысли и въ мечтѣ.

ПѢСНЯ.

Вы безобразна, вы, Зима,
Но дивно Лѣто съ твердью синей;
Прекрасны такъ луга въ долинѣ,
Въ лѣсу — тѣнистая дрема.

Надѣта Лѣтомъ на поля
Зеленая травы ливрея;
И, взоръ и сердце веселя,
Лежатъ ковры цвѣтовъ, пестрѣя.

Но вы, Зима, вы — грусть и тьма,
Вы — вѣтеръ, дождь, вы — снѣгъ да иней;
Должны бъ вы править лишь пустыней.
Гласитъ мной истина сама:
Вы безобразна, вы, Зима!

РОНДО.

Изъ оконъ бойтесь мѣткихъ стрѣлъ;
Пройди, согнувшись и суровъ;
Вѣрнѣе ранитъ взоръ безъ словъ,
Чѣмъ аркебузъ иль самострѣлъ.

Коли приходите безъ дѣлъ,
Не поднимайте вы головъ;
Чѣмъ аркебузъ иль самострѣлъ,
Вѣрнѣе ранитъ взоръ безъ словъ.

Бываетъ такъ: лишь посмотрѣлъ,
И безнадежно нездоровъ;
Ничто — искусство докторовъ;
Ты проклинаешь свой удѣлъ;
Изъ оконъ бойтесь мѣткихъ стрѣлъ.

РОНДО.

Примчались вѣстники весны,
Чтобъ приготовить ложе ей,
И разостлали межъ полей
Зелено-травныя плены.

Въ тѣ ткани мягкія, какъ льны,
Цвѣты вплетая розъ, лилей,
Примчались вѣстники весны,
Чтобъ приготовить ложе ей.

Сердца, что были такъ полны
Печалью, стали веселѣй;
Зима! не порти розъ, лилей,
И прочь отъ нашей ты страны:
Примчались вѣстники весны.

РОНДО.

Снялъ годъ свой сѣрый капюшонъ
Тумана, дождика и хлада.
Расшиты долы; воздухъ сада
Весь пѣньемъ птичекъ оглашенъ.

Въ лѣсу коверъ ужъ обомшенъ,
Лобзаньямъ солнца почва рада:
Снялъ годъ свой сѣрый капюшонъ
Тумана, дождика и хлада.

Лугъ благотворно орошенъ,
Въ поляхъ трава ужъ есть для стада;
Ручей бѣжитъ струей каскада,
Лѣсъ зеленѣетъ, опушенъ:
Снялъ годъ свой сѣрый капюшонъ.

С. П.

РОНДО.

Въ день первый мая, въ день святой,
Когда разстался съ дремотой,
Въ часъ ранній сумраковъ разсвѣтныхъ,
Въ свой тихій садъ я думъ завѣтныхъ
Вошелъ, одинъ съ своей мечтой.

И что жъ увидѣлъ? Боже мой!
Печальный ледъ, какъ бы зимой,
Лежалъ на клумбахъ разноцвѣтныхъ,
Въ день первый мая, въ день святой,
Когда разстался съ дремотой
Въ часъ ранній сумраковъ разсвѣтныхъ.

Иль Отвращенье съ роковой
Прошло здѣсь бурей дождевой,
Коснувшись грубо мѣстъ запретныхъ?
Такъ въ жалобахъ стоялъ я тщетныхъ,
А предо мной — цвѣтникъ пустой,
Въ день первый мая, въ день святой.

РОНДО.

Огня побольше намъ зимой,
Напитковъ лѣтомъ намъ прохладныхъ
Фруктовыхъ или виноградныхъ.
Дано природой такъ самой.

Совѣтъ для всѣхъ годится мой.
Чтобъ не было докукъ досадныхъ,
Огня побольше намъ зимой,
Напитковъ лѣтомъ намъ прохладныхъ!

Коль небо полно зимней тьмой,
Побольше трапезъ намъ парадныхъ;
Намъ лѣтомъ — дынь иль грушъ отрадныхъ,—
Такъ Богъ судилъ, законъ прямой,—
Огня побольше намъ зимой!

С. П.

РОНДО.

Печалитъ все меня вокругъ,
Нѣтъ ничего, что бъ веселило.
Не позавидуетъ немилой
Такой судьбѣ ни врагъ, ни другъ.

Благоразумье этихъ мукъ
Не разглашало бъ — утаило.
Печалитъ все меня вокругъ,
Нѣтъ ничего, что бъ веселило.

Цвѣтущъ моихъ страданій лугъ,—
Его слезами оросило;
И плодороденъ скорби тукъ.
Печалитъ все меня вокругъ.

С. П.