Валерий Бабрий. Басни

Имя поэта-баснописца Валерия Бабрия - италийское. Стихи его написаны на греческом языке. Жил он, по-видимому, в восточных провинциях: отсюда его интерес к сирийскому и ливийскому происхождению басен. Время жизни его можно отнести приблизительно к началу II в. н. э.: II веком датируется папирус, сохранивший несколько его басен, а особенности стиха показывают, что он писал после Марциала, скончавшегося около 102 г. н. э. О жизни его ничего неизвестно: только по намеку в одной из его басен можно заключить, что ему как-то приходилось сталкиваться с вероломством арабских племен.

Бабрию принадлежит стихотворный пересказ басен Эзопа, выполненный холиямбом - обычным ритмом сатирических стихотворений. Переложение прозаических басен в стихи практиковалось издавна как школьное упражнение; Каллимах в III в. до н. э. впервые обратился для такого переложения к холиямбу; но басни Каллимаха не дошли до нас, а его продолжатели, если таковые и имелись, нам неизвестны. Материалом для бабриева пересказа служили широко распространенные сборники басен, которые были в ходу в грамматических и риторических школах. Трудно судить, какие мотивы содержались в образцах, какие - привнесены поэтом; можно лишь отметить ироническое отношение автора к традиционным образам олимпийских богов - отношение, характерное для сатирической литературы поздней античности. Из поэтов-баснописцев древности Бабрий едва ли не лучший. Живая простота его рассказа выгодно отличается от прозаизмов Федра и от напыщенности Авиана. Его язык легок и изящен, хотя и не свободен от латинизмов; его стих отделан почти до педантической правильности, в которой заметны первые признаки зарождающегося тонического стихосложения.

Басни Бабрия составляли десять книг. Они были изданы не сразу, а по крайней мере, в два приема: один раз с посвящением некоему Бранху, другой раз - сыну царя Александра. По-видимому, Александр - это какой-то мелкий царек на греческом Востоке (в Киликии?), а Бранх- его сын и ученик Бабрия. Первоначальное издание вскоре было вытеснено другим, сокращенным до двух книг и приспособленным дя школьного чтения: басни здесь расположены по алфавиту. первых слов и снабжены не слишком удачно присочиненными моралистическими концовками. Уцелела только первая книга и начало второй, всего 123 басни, (не считая 17 басен, известных из других источников.

Басни Бабрия имели шумный успех и сразу стали образцом для подражания. Интерес к нему продолжался вплоть до византийского времени. Басни перекладывались гексаметрами, дистихами и чистыми ямбами, вновь переделывались в прозу, переводились на латинский язык. Некоторые из этих парафраз дошли до нас и дают частичное представление о несохранившихся баснях Бабрия.

Перевод М. Гаспарова

 

ПРОЛОГ К ПЕРВОЙ КНИГЕ

Мой милый Бранх! Вначале, в золотом веке,
Не зная кривды, жили на земле люди;
. . . . . . .
За этим третий наступает век - медный,
И век героев, славою богам равных,
И, наконец, железный, хуже всех, - пятый,
А некогда, в те золотые дни, звери
Умели внятным голосом вести речи,
Сходясь на сходки в темной глубине леса;
И камень говорил и на сосне иглы,
И рыбаку понятен был язык рыбы,
И воробьиному внимал мужик слову.
Земля давала людям все плоды даром,
И меж богами и людьми была дружба.
Бранх, если ты захочешь, - обо всем этом
Тебе расскажет мудрый наш Эзоп-старец,
Друг своенравной музы и творец басен.
Я эти басни счастлив поднести Бранху
На память о себе, как сладкий сот меда,
Смягчая горечь слишком грубых стоп ямба.

8. АРАБ И ВЕРБЛЮД

Араб, навьючив на верблюда груз тяжкий,
Спросил его, как любит он ходить: в гору
Или с горы? Верблюд ему в ответ здраво
Сказал: "А разве ровного пути нету?"

15. АФИНЯНИН И ФИВАНЕЦ

Фиванец и афинянин, в пути встретясь,
Шли вместе, разговаривая друг с другом.
Текла непринужденно и легко речь их,
Покамест о героях не зашли споры.
Фиванец говорил: "Алкмены сын - лучший
Среди людей - в былом, среди богов - ныне".
Афинянин твердил: "Тесей стократ выше,
И с большим правом мы его зовем богом:
Ведь никогда он не был, как Геракл, в рабстве".
И переспорил: был он говорун ловкий.
Фиванец, хоть не мастер был вести споры,
С мужицкой остротой ему в ответ молвил:
"Твоя взяла; ну что ж, пускай кипит гневом
Тесей на нас, Геракл на вас: кому хуже?"

20. ПОГОНЩИК И ГЕРАКЛ

Крестьянин гнал телегу и волов в город,
Но, не доехав, глубоко засел в яме.
Тут надо бы помочь, а он стоял праздно
И лишь взывал к Гераклу, своему богу,
Которого превыше всех других чтил он.
Явился бог и молвил: "Раскачай воз свой,
Да подстегни волов: твои мольбы тщетны,
Пока ты сам не хочешь шевельнуть пальцем".

25. ЗАЙЦЫ И ЛЯГУШКИ

Была у зайцев дума порешить с жизнью
И утопиться сразу всем в пруду черном:
Ведь самые бессильные они в мире,
И только тем и живы, что быстры в беге.
Вот подошли к широкому они пруду
И видят: перед ними с берегов в воду
Лягушки длинноногие гурьбой скачут.
Остановились зайцы, и один молвил:
"Пойдемте прочь, нам незачем искать смерти:
Я вижу, есть еще слабее нас звери".

37. ТЕЛЕНОК И БЫК

Теленок, не изведавший ярма, молвил
Усталому быку, который влек соху:
"Бедняга, до чего твоя тяжка участь!"
Но бык молчал, сохою бороздя землю.
Сошлись крестьяне приносить богам жертвы,
Пустили старого быка пастись в поле,
Теленка же, связав ему рога, вводят,
Чтоб оросил он жертвенник своей кровью.
Увидя это, бык ему сказал вот что:
"Так вот зачем, не ведая забот, жил ты!
Теперь умрешь ты раньше старика, мальчик,
Склонив не под ярмо, а под топор шею".
Кто трудится - живет в чести; кто нет - гибнет.

49. БАТРАК И ТИХА

Однажды ночью задремал батрак рядом
С колодцем, и увидел он во сне Тиху [1].
Она ему сказала: "Полно спать, парень!
Ведь если ты спросонья упадешь в воду,
Меня, а не тебя за то ругать будут.
Ведь на меня вы любите валить беды,
В которых виноваты только вы сами".

60. МЫШЬ, ПОПАВШАЯ В ГОРШОК

Не доглядев, попала мышь в горшок супу,
И утопая, чуть дыша в густом жире,
Сказала так: "Поела, попила вволю,
Всласть пожила; теперь и помирать можно!"
И ты погибнешь, как обжора-мышь, если
Не отвратишься духом от услад вредных.

65. ЖУРАВЛЬ И ПАВЛИН

Павлин золотоперый и журавль серый
Затеяли однажды спор [2]. Журавль молвил:
"Тебе смешон убогий цвет моих крыльев,
Но я на них взлетаю к небесам с криком,
А ты своими золотыми зря машешь:
Тебя никто не видел никогда в небе".
Не лучше ли с почетом жить в плаще рваном,
Чем в драгоценном платье, но с дурной славой?

70. БРАКИ БОГОВ

Метнувши жребий, выбирали жен боги,
И бог войны, последним сделав свой выбор,
Последнюю невесту получил - Гордость,
И говорят, любил ее он так сильно,
Что даже по пятам за ней ходил всюду.
Так пусть не входит в наши города Гордость,
Готовая заигрывать всегда с чернью:
Жестокая война за ней идет следом.

74. ЧЕЛОВЕК, ЛОШАДЬ, БЫК И СОБАКА

Собака, конь и бык, утомлены стужей,
К жилищу человека подошли вместе.
Хозяин отворил им широко двери,
Впустил их, обогрел их у огня, жарко
На очаге пылавшего, и дал корму:
Коню - овса, работнику-быку - стручьев,
Собаку же пустил за стол с собой рядом.
За добрый тот прием они ему дали
От каждого по возрасту своей жизни:
Был первым конь, и потому из нас каждый
В начале жизни полон молодой спеси;
Второй даритель - бык: и вот, в годах зрелых
Мы тяжким мучимся трудом, копя деньги;
А третий, пес, нам злую подарил старость,
И оттого-то, Бранх, любой старик желчен,
И лишь к тому, кто есть ему дает, ласков,
Всегда ворчит и никогда не рад людям.

75. НЕУМЕЛЫЙ ВРАЧ

Жил-был на свете неумелый врач. Был он
К больному вызван. Ото всех больной слышал:
"Болезнь тяжка, но вылечить ее можно", -
А этот врач вошел и заявил мрачно:
"Готовься к наихудшему и жди смерти:
Не обману тебя, не утаю правды:
Тебе осталось жить всего одни сутки".
Сказал и вышел, и не приходил больше.
Поправился больной, уже гулять начал,
Но бледен был и еле волочил ноги.
Его однажды встретя, врач сказал:
"Здравствуй! Как поживают мертвецы на том свете?"
Больной ответил: "Пьющие струю Леты
Не ведают заботы. Но на днях Кора
И сам Плутон, преследуя врачей гневом
За то, что те мешают умирать смертным,
Всех поименно в грозный их внесли список.
Хотели и твое они вписать имя,
Но я к ним подошел, коснулся их скиптров
И побожился им, что ты не врач вовсе,
И что тебя оклеветали зря люди".

97. ЛЕВ И БЫК

Задумав против дикого быка хитрость,
Лев пригласил его к себе на пир после
Того, как принесут они богам жертвы.
Беды не чуя, бык пообещал: "Буду!"
Вот он приходит к логовищу льва, смотрит
И видит: перед ним кипят костры жарко,
Блестят ножи и топоры, кругом пусто,
А перед алтарем лежит петух, связан.
Бык повернулся и скорей бежать в горы.
Однажды встретив, лев его корить начал,
А бык: "Я приходил, и докажу это:
Страшна была там кухня, да скромна жертва".

ПРОЛОГ КО ВТОРОЙ КНИГЕ

Сын Александра, славного царя!
Басню Открыли нам сирийцы тех времен давних,
Когда у них царями Нин и Бел были [3].
У эллинов рассказывать их стал детям
Мудрец Эзоп; а у ливийцев был первым,
Как говорят, Кибисс [4]. А я свои басни
Взнуздал блестящей золотой уздой ямба
И, словно гордого коня, подвел к Музе.
Но потекли в распахнутые мной двери
Поэты, чья гораздо мудреней лира:
Всегда они загадочно-темно пишут,
А сами все, что знают, у меня взяли.
Моя же речь прозрачна и проста будет,
Я понапрасну ямбам не точу зубы:
То закалив, то в меру притупив жало,
Веду рассказ я во второй моей книге.

109. РАК И ЕГО МАТЬ

"Ходи-ка прямо! - говорила мать раку, -
И не таскайся телом по сы)рым скалам".
А он: "Ступай, наставница моя, первой
Прямым путем, и я тотчас пойду следом".

119. СТАТУЯ ГЕРМЕСА

У мастера дубовый был Гермес в доме,
И каждый день ему он приносил жертвы,
Но жил убого. Как-то раз, вскипев гневом,
Схватил кумир он, да с размаху хвать о земь,
А из разбитой головы дождем-деньги!
Хозяин, подобрав их, говорит: "Эрмий,
Как видно, не умеешь ты ценить дружбу!
Молясь тебе, не видел я ни, в чем толку,
А рассердился - сразу же ты стал щедрым.
Такого я обычая не знал прежде".
Эзоп к себе в рассказ самих богов вставил
Желая этим вот что показать людям:
Добром ты не добьешься от глупца проку,
А поступи по-свойски - сразу толк будет.

 


[1] Божество судьбы и случая, отождествляемое с римской Фортуной.

[2] Отрывок первоначального, более развернутого вступления сохранен Свидой:
Ливийский журавель и с ним павлин пышный
Паслися на зеленой мураве луга…

[3] Легендарные восточные цари: Бел считался основателем Вавилона и халдейского царства, Нин (по некоторым версиям, сын Бела) — основателем Ниневии и ассирийского царства. Имя Бела — семитическое; греки иногда отождествляли его с Белом, внуком Зевса и Ио, отцом Египта и Даная, дедом египтиадов и данаид.

[4] Ливийские басни считались самостоятельной отраслью басен, наряду с эзоповскими; но в чем заключались их особенности, не знали даже сами древние. Кибисс — по–видимому, легендарная личность, упоминаемая еще в нескольких местах как создатель ливийских басен.

(На сенсорных экранах страницы можно листать)