Черная магия и ее служители

В изолированных сообществах колдовство играет очень большую роль. И хотя в наиболее цивилизованных районах Бретани оно осталось в прошлом, в самых укромных ее департаментах магия часто практикуется и сегодня. Старики еще помнят времена, когда и на саму ферму, и на маслодельни, и на поле могло быть наложено заклятие, чары, вредоносная порча злого глаза. У бретонского камина, когда в окно с моря дул холодный зимний ветер, а охапка горящего хвороста освещала большую кухню фермы, одновременно отбрасывая на ее стены тонкие тени, шепотом рассказывали истории о «мановении дьявольского колдовства», как метко охарактеризовал Берне деятельность ведьм и колдунов (это цитата из стихотворения Роберта Бёрнса «Тэм О'Шентер»; в русском переводе С. Маршака эта строка отсутствует. – Пер.), и стар и млад, от деда до мальчика-пастуха, сидели в большом кругу, слушая жуткие истории, которые так близки любому бретонскому сердцу.

Как и на Востоке, где, отказавшись от дачи взятки, вы ставите человека под угрозу сглаза, нищих считали главным источником этой опасности. Гильдия оборванных бродяг по вполне понятным причинам всеми силами поддерживала это предубеждение, разрешая одному из своих членов бормотать угрозы и проклятия, считавшиеся убийственными. Действительно, попрошайки с удовольствием хвастались своими магическими умениями перед испуганными крестьянами, спешившими умилостивить их всем, что было в их силах.

Некоторые деревни также пользовались дурной репутацией у крестьян, так как считалось, будто они населены колдунами, являются сосредоточением магии, и их следовало избегать. Так, в бретонских пословицах говорится о колдунах из Фужера, Треве, Конкоре и Лезата.

В самые странные обстоятельства, связанные с колдовством, попадали, как правило, наиболее доверчивые бретонцы. Так, если крестьянин решит присоединиться к танцу ведьм, то за время веселья сотрет свои деревянные башмаки. Бидон со свернувшимся маслом, ведро испорченного молока без всяких сомнений расценивались как результат деятельности колдуна. В некой деревне в Монконтуре друг за другом передохли коровы, собака и даже безвредная, столь необходимая в хозяйстве кошка. Тогда фермер, не откладывая дело в долгий ящик, отправился к прорицателю, который посоветовал ему плеснуть молоко в огонь и прочитать определенные молитвы. Крестьянин послушался его совета, и заклинание было разрушено!

В Рене около пятидесяти лет назад жил хитрый парень по имени Роберт, настоящий «охотник за ведьмами», расследовавший дела, связанные с колдовством, и принимавший все необходимые меры для снятия чар. На одной большой ферме молоко никак не сбивалось в масло. Специалист в области сельского хозяйства разъяснил бы ее владельцу, что вся проблема заключается в плохом пастбище, но у фермера и его жены были другие предположения о причине «нехватки жиров», как сказал бы химик, в их молочной продукции. Они сразу же отправились к загадочному Роберту, который, прибыв на место для расследования этого случая, нарядился в шкуру, окрашенную двумя разными цветами. На поводке он вел большую черную собаку, очевидно свой талисман. Он изгнал злых духов из сыроварни и провел ряд странных ритуалов. Затем, протягивая руки охваченному благоговением фермеру, сказал:

– Теперь ты можешь продолжать свою работу. Заклинание установлено. Оно начинает действовать довольно медленно. Но мне уже пора идти. Не пугайся, если увидишь что-то странное.

Произнеся эти слова, он свистнул, и перед ним, будто из ниоткуда, появилась огромная черная лошадь. Положив руку на ее круп, он вскочил в седло, попрощался с пораженными селянами и, пока они смотрели ему вслед с разинутым ртом, исчез, «подобно молнии».

Бретонские крестьяне использовали множество различных видов амулетов или талисманов, призванных нейтрализовать колдовскую силу. Так, если кто-то с собой носит змею, маг не сможет нанести ему вред, и все предметы будут являться ему такими, какие они есть на самом деле. Соль, разложенная по различным частям дома, была гарантией того, что колдун не сумеет проникнуть внутрь помещения, а также лишала их заклинания силы.

Однако многие советовались с ведьмами и колдунами, чтобы преуспеть в сердечных делах, получить при бросании жребия такой номер, который освободил бы их от воинской повинности и так далее. К тому же, как и в других странах, в Бретани появилась категория людей, считавшихся посредниками между смертными и сверхъестественным. Они предсказывали будущее, были астрологами и народными целителями.

Считается, что колдуны в определенное время встречаются на Скалах Фей в Бретани, чтобы спланировать свои действия и распределить обязанности. Если кто-то, по поверью, решит войти в их круг или станет подслушивать их секреты и будет пойман, то вряд ли ему суждено жить после этого долго и счастливо. Другие, испуганные глазами котов-колдунов, сверкающими, будто горящие угольки, тотчас же бежали куда глаза глядят, а утром выясняли, что волосы на их голове поседели от пережитого ими ужаса. Через много лет после этого они будут сидеть у очага, сильно дрожа без причины, и, если кто-то спросит, чего они боятся, они лишь застонут и закроют лицо руками.

Вот история, рассказанная неким Жаном Фуко, который, подобно Тэму О'Шентеру, слишком долго сидел в трактире. Сидр там был не менее хорош, чем компания, и, выйдя в полночь из любимого трактира, наш герой не собирался ни от чего бежать, а тем более пугаться. Передвигаясь зигзагами по пустоши и напевая мотив, который вместе с друзьями горланил в пивной, он вдруг вступил в круг котов-колдунов, припавших к земле вокруг каменного креста. Они были огромны и отличались друг от друга по цвету. Здесь были черные кошки, серые, белые, пестрые, и, когда Жан увидел, как они сидят вокруг распятия с горящими глазами и вздыбившейся на спине шерстью, он внезапно прекратил петь, и все его мужество, как и у Боба Акра, вытекло сквозь пальцы (Боб Акр – персонаж комедии Р.Б. Шеридана «Соперники». – Пер.). Увидев его, животные стали пронзительно кричать, из-за чего кровь застыла в его жилах. На протяжении какого-то времени разозленные кошки неотрывно смотрели на него, и в их взгляде читалась смертельная угроза. Казалось, будто они вот-вот накинутся на несчастного. Решив, что все пропало, он закрыл глаза, но внезапно услышал, как под его ногами раздается странное мурлыканье, и, взглянув вниз, увидел, что его собственная домашняя кошка с любовью ластится к нему.

– Пропустите моего хозяина, Жана Фуко, – произнесло животное.

– Хорошо, – ответил огромный серый кот, который, как решил Жан, был предводителем. – Проходи, Жан Фуко.

Жан, из головы которого уже давно испарился сидр, нетвердой походкой двинулся прочь, больше мертвый, чем живой.

Магия друидов

Древнейшие волшебники Бретани, как мне кажется, также заслужили право быть упомянутыми в этой книге. Магия у кельтских народов в древнейшие времена была настолько тесно связана с друидизмом, что вполне могла возникнуть именно в среде друидов. Вопрос о том, имеет ли друидизм кельтское происхождение, остается спорным. Некоторые ученые, среди которых Рис, считают, что он возник не у кельтов и даже не у арийских народов, и заявляют, будто переселенцев-кельтов познакомили с религией друидизма древнейшие неарийские, или так называемые иберийские, жители Бретани. Сторонники этой теории пошли дальше: они предположили, что жившие на континенте кельты посылали своих друидов-неофитов в Британию, чтобы местные друиды обучили их всему необходимому. Таким образом, остров выступал в роли штаб-квартиры этой религии. У жителей Цизальпинской Галлии, например, не было своих жрецов-друидов. Цезарь писал, что в Галлии существуют многочисленные друидические школы и что к ученикам в их стенах предъявлялись довольно суровые требования, причем оценивалось не только качество их знаний, но и дисциплина. Основной их задачей было выучивать наизусть многочисленные стихи, в которых были заключены основы друидических знаний и представлений. В нашем распоряжении имеются веские доказательства того, что по своему характеру эти инструкции были астрологическими и магическими.

Друиды, подобно шаманам у американских индейцев, в одно и то же время были и магами, и жрецами. Они были превосходными знахарями и достигли более заметных успехов в трансцендентном знании, чем жрецы-волшебники более варварских народов. Таким образом, их можно назвать связующим звеном между языческими шаманами и средневековыми магами. Многие из их практик были заимствованы из шаманизма, а другие больше напоминали средневековые магические обряды. Но у кельтов они были не единственными магами, так как часто эти народы приписывали волшебную силу женщинам и поэтам. Магия друидов сходна со многими другими магическими системами. Вероятно, она ближе к черной магии, для которой характерно стремление получить власть ради самой власти, чем к трансцендентальной. Соответственно, в число их умений входила возможность становиться невидимыми, изменять форму своего тела, вводить живые существа в волшебный сон, вызывать безумие и убивать на расстоянии.

Друидам также приписывались умения вызывать дождь, делать так, чтобы с неба падал огонь, создавать туман, снежные бури и наводнения. Многие заклинания, которые, вероятно, использовались ими, просуществовали до довольно поздних времен и, возможно, сохранились в некоторых наиболее отдаленных кельтских регионах. Правда, вместо языческих богов в них стали использовать имена христианских святых. В кельтских странах, недалеко от мегалитических сооружений, также до сих пор проводятся некоторые примитивные ритуалы. Так, в городе Дандживен, в Ирландии, паломники моются в реке Рой, рядом с огромным камнем, а затем обходят вокруг него. Такие же обряды проводятся и во многих областях Бретани.

Заклинания чаще всего читались следующим образом: маг вставал на одну ногу и указывал пальцем на человека или предмет, который должен подвергнуться чарам. Одновременно он должен был закрыть один глаз, будто бы сосредоточив всю силу разума на предмете проклятия. В манускрипте, хранящемся в монастыре Святого Галла и датированном VIII или IX веком, содержатся магические формулы, призванные защитить масло от прокисания и исцелить определенные болезни во имя ирландского бога Дианкехта. Эти и другие заклинания очень походят на свои вавилонские и этрусские аналоги, что с большей или меньшей степенью правдоподобности подтверждает предположение о восточном происхождении друидизма. Во время проведения всех магических обрядов произносились заклинания. Друиды часто сопровождали армии, при помощи своего искусства помогая воинам победить врага.

В нашем распоряжении имеются доказательства того, что жрецы-друиды существуют и сейчас, хотя их искусство и не процветает, как прежде. Так, у колодцев, которые, по поверьям, обладают волшебными свойствами, есть свои хранители и стражи, а в некоторых семьях магические заклинания и формулы передаются из поколения в поколение. Можно назвать и другие факты, подтверждающие то, что друидическая традиция до сих пор жива, хотя все они довольно спорные. Обычно хранительницами этих мистерий являются женщины, а существование в прошлом друидесс не вызывает сомнений.

Считалось, будто собрание змей в середине лета делает так называемое яйцо морской змеи, или аспидный камень, который так часто упоминается в волшебных сказках о друидах. Другое его название – «глэйн нейдр». На голове одного из пресмыкающихся вырастал пузырь, а другие сдували его, прокатывая по спине своего товарища. Застыв, этот пузырь превращался в хрустальное кольцо. Оно использовалось в качестве одной из основных инсигний верховного друида и, как считалось, помогало ему в гадании.

Растение д'ор, или «золотая трава», пользовалось у бретонских крестьян большой популярностью и считалось лечебным. Selago (судя по всему, плаун. – Пер.) Плиния во времена друидов собирали с большим почтением – руки травника должны были быть завернуты в одеяние, которое до этого носил святой человек. Тот, кто собирал это растение, одевался во все белое и ходил с босыми ногами, вымытыми в чистой воде. Считалось, будто через некоторое время трава засверкает вдалеке, как золото, и наделит того, кто наступит на нее, способностью понимать язык собак, волков и птиц.

В одной древней балладе колдуна умоляют отложить плаун, как и омелу – любимое растение друидов, – и не продолжать тщетные поиски магии, а вспомнить, что он христианин.

Абеляр и Элоиза

Трогательная история о любви Абеляра и Элоизы попала в бретонский фольклор, превратившись в легенду о магии. Абеляр был бретонцем. Герцог Бретани, вассалом которого он являлся, завидовал славе Франции, где в то время собрались все самые известные ученые мужи Европы, знал к тому же, каким гонениям подвергли Абеляра его враги, и сделал его настоятелем аббатства Святого Гильды. Приняв этого знак почтения и уважения, Абеляр должен был провести остаток жизни в своих владениях. Ученый с большой радостью принял это назначение, решив, что после отъезда из Франции его страсть к Элоизе остынет и в его сознании, благодаря новому титулу, воцарится мир.

Аббатство Святого Гильды в Рюи было основано святым Гильдой, британским святым, одноклассником и другом святого Самсона Дольского и святого Павла Леонского, на недосягаемом побережье, недалеко от Ванна. В число его монахов входил саксонец святой Дунстан, которого пираты увезли с родного острова и который, поселившись на безлюдном бретонском берегу, стал покровителем моряков под именем святой Густан.

Святой Гильда построил свое аббатство на краю высокого скалистого мыса Гранд-Монт, где в древности располагался римский военный лагерь. Лицевая часть монастыря выходила на скалистое побережье, в котором море прорезало множество пещер. Скала эта в основном состоит из кварцита и покрыта маленькими мидиями. Получив назначение в аббатство Святого Гильды, Абеляр передал Элоизе знаменитое аббатство, которое основал в Ногене, недалеко от Труа, получившее от него название Параклет, или Утешитель, потому что именно там он обрел после пережитых бедствий покой и отдохновение. Покидая Ноген, он расставался и с миром в своей душе. Его нежное сердце не способно было бороться с грубыми и несдержанными бретонскими монахами. В одном из своих знаменитых писем к Элоизе он так говорит об охватившей его печали: «Я живу в варварской стране, языка которой не знаю. Я не общаюсь с ее дикими жителями. Я хожу по труднодоступным границам бурного моря, и мои монахи не подчиняются никаким другим правилам, кроме своих собственных. Хотел бы я, чтобы ты видела мое жилище. Двери украшены лишь следами оленей, волков и медведей, кабанов и отвратительными шкурами сов. Каждый день я подвергаюсь новым опасностям. Каждое утро я жду, что над моей головой вот-вот занесут меч».

Здесь необходимо рассказать историю Абеляра. Достаточно будет упомянуть лишь то, что он был одним из самых выдающихся ученых и диалектиков всех времен. При жизни Абеляра его слава разлетелась по всей Европе. Влюбившись в Элоизу, племянницу Фульберта, каноника Парижа, он пробудил в ней ту же всепоглощающую страсть, которая привела к их обоюдному бесчестью и оскоплению Абеляра разгневанным дядей. Он и его Элоиза были погребены в одной могиле в Параклете. История их любви была увековечена величайшими поэтами и художниками.

Древнюю бретонскую балладу, посвященную возлюбленным, называли «наивной и ужасной», говорили о том, что в ней «практики друидов неестественным образом сочетаются с христианскими предрассудками». В ней говорится о том, что Элоиза была жестокой и кровожадной колдуньей. Вот каким образом в легенде может быть усилено и искажено падение человека! Так как эта баллада крайне важна для изучения бретонского фольклора, я привожу здесь крайне свободный ее перевод, в котором в то же время я попытался сохранить атмосферу оригинала.

ГИМН ЭЛОИЗЫ

О Абеляр, мой Абеляр,
Двенадцать лет прошло с тех пор, как мы впервые поцеловались.
Нет любви, подобной той, которую испытывают к барду:
Тот, кто любит его, живет как в золотом тумане!
Ни слова ни на французском, ни на латыни,
Я могла говорить только по-бретонски,
Когда обвивала руками шею своего возлюбленного
И слышала гармонию греческого,
Поступь латыни, радость французского,
Доблесть еврейской речи
И пока жажду ее моя душа утоляла
В любовной науке, которой он меня учил.
Спутанный и связанный том Евангелия
Открыт для меня так же, как и моя душа,
Но все разбавленное водой вино Рима
Слабо, кроме магического кубка.
Мессу я читаю, как и любой священник,
Могу отпустить грехи умирающему или похоронить покойного,
Но мне дороже разбудить Зверя
Или смотреть на золото в красной печи.
Волк, змея, ворон, сова,
Демоны моря, поля, потока,
Я могу бежать или лететь в их гадком облике,
На мой призыв они приходят из моря или из леса.
Я знаю песню, при помощи которой можно поднять море,
Можно разбудить ветер или сотрясти землю,
Можно ужасно затемнить небеса,
Можно пробудить знамения при рождении принца.
Первое темное снадобье, которое мы глотнули,
Было сварено из жаб и глаза ворона,
Убийство в меде, когда ускользнула луна
С неба в зловонный туман внизу.
Я знаю колодец, глубокий, как сама смерть,
Мрак, где я отбираю густолиственный папоротник,
Семя которого вместе с семенем золотого вереска
Я смешиваю после того, как познаю мистические знания.
Я собрала в сумерках девять мер ржи,
Еще девять мер и сварила
В серебряном горшке, пока судорожно
Свет звезд боролся с дождем.
Я искала змеиное яйцо, с помощью которого можно обрести силу,
В лощине, глубоко скрытой от ночи и дня:
Ее показали мне в ужасный час,
Когда дети ада вышли, чтобы поиграть.
У меня есть три духа в облике змей;
Младшей из них – шесть раз по два десятка лет,
Вторая поднялась из нижних озер,
А третья когда-то была языком герцога Сатаны.
Плоть диких птиц – не их пища,
Другая их судьба;
Я хорошо кормлю их кровью младенцев,
Этих драгоценных змей моей души.
О Сатана! Подари мне три спокойных года,
Но три коротких года, чтобы мой возлюбленный и я
Смогли выполнить твою жестокую, загадочную волю,
Затем мы с радостью расплатимся и умрем.
Элоиза, злое сердце, берегись!
Подумай об ужасном дне ярости,
Подумай о своей душе; воздержись, воздержись!
Путь, на который ты встала, – это путь смерти!
Ты, малодушный священник, иди, уходи отсюда прочь!
Не боюсь я столь страшной судьбы.
Иди сосать молоко невинности,
Оставь меня пить вино ада!

Сложно переоценить значимость для фольклора такой баллады, как эта. Она, естественно, не обладает никакой исторической ценностью. В нашем распоряжении нет доказательств того, что Элоиза была бретонкой, но подобные фантастические ошибки настолько хорошо известны тем, кто изучает баллады, что он способен с легкостью не принимать их в расчет при определении ценности текста.

В этом странном сочинении несчастная аббатиса предстает перед нами в образе алхимика и колдуньи и нисходит до самого низменного и отвратительного колдовства. Она умеет менять свой облик и тому подобное. Она обладает властью над сверхъестественными силами, знает прошлое, настоящее и то, что будет. Она обладает достаточным знанием друидов для того, чтобы найти ценное змеиное яйцо, получить то, что было основной целью кельтского мага. Обстоятельства, описанные в балладе, очень похожи на те, о которых говорится в поэме, где уэльский бард Талиесин рассказывает о своем магическом опыте, своих перевоплощениях, знании темных таинств природы.

Нант магов

Поэт предположил, что свои магические деяния Абеляр и Элоиза осуществляли в Нанте. Нант действительно был классической столицей колдовства. На одном из островов в устье Луары располагалась древняя школа, в которой обучали друидесс. Поверья об этих людях ходили среди жителей города вплоть до середины XIV века. К примеру, тогда был зафиксирован следующий случай: епископ диоцеза принял буллу об отлучении местных колдунов от церкви и приговорил их вечно гореть в аду с колокольчиком, книгой и свечой.

Вполне понятно, что, по мнению поэта, несчастная Элоиза была одной из участниц темного союза жриц, базировавшегося на одном из островов на Луаре. По мнению бретонцев, знание, которое она получила от своего одаренного возлюбленного, привело ее к гибели. Ведь простой народ, живший в герцогстве в период написания баллады, вряд ли видел разницу в изучении риторики и философии, с одной стороны, и чтении колдовских книг и пользовании прочими магическими приспособлениями – с другой.