Басня о льве и лисице

Написанная элегическим дистихом (двустишиями из гекзаметра и пентаметра), обильно украшенным леонинами (рифмованными в цезуре стихами), басня эта вряд ли старше середины IX в., хотя ряд исследователей без достаточных оснований приписывал ее Павлу Диакону, современнику Карла Великого, автору «Истории лангобардов» (середина VIII в.). «Басня о Льве и Лисице» представляет собой один из наиболее ранних образцов европейского средневекового животного эпоса.

Сюжет басни заимствован у Эзопа : «Лев, состарившись, заболел и лежал в пещере. И пришли навестить его, кроме Лисы, все животные. Потому Волк, улучив случай, обвинил Лису перед Львом в том, что она ни во что не ставит их общего повелителя и даже не пришла навестить. Между тем подошла и Лиса и услышала последние слова Волка. Лев же зарычал на нее, но она, испросив себе время для [произнесения] защитительной речи, сказала: “Кто же из тех, что явились, принес столько пользы, сколько я, которая побывала повсюду, узнавая у врачей лекарство для тебя, и [наконец] узнала”. Когда же лев немедленно пожелал, чтобы она назвала лекарство, она сказала: “Если, ободрав волка живым, ты завернешься в его свежую шкуру, [то будешь здоров]”. Когда же волк лежал [мертвый], Лиса сказала со смехом: “Господина своего надлежит побуждать не к зложелательству, а к доброжелательству”». Приведенная басня означает, что, кто часто строит козни, тот сам себе расставляет сеть.

Слух пробежал по земле, что лев заболел и свалился
И что последние дни он проживает с трудом.
Только лишь грустная весть облетела звериное царство,
Будто бы терпит король невыносимую боль,
С плачем сбегаются все, отовсюду врачей созывая,
Чтоб не лишиться им зря власти такого царя.
Были и буйволы там, и телом огромные туры,
Тут же и бык подошел, с ним же и жилистый вол.
Барс прибежал расписной, от него не отстали и лоси,
Мул по тому же пути не поленился пройти.
Там же вместе сошлись и гордые рогом олени,
С ними косули пришли и козловидных стада.
Блещет клыками кабан, и неиступившимся когтем
Тут же кичится медведь. Заяц явился и волк.
Рыси спешили туда, и поспешно стекалися овцы,
К стаду примкнули и псы вместе с толпою ягнят.
Только лисицы одной не заметно в ватаге огромной:
Не соизволила стать возле царева одра.
Басня гласит, что медведь над всеми свой голос возвысил,
Вновь повторяя и вновь возобновляя хулу:
“Мощный, великий король и добропобедный властитель!
С милостью слух преклони, выслушай речи мои.
Пусть справедливейший царь и эта толпа им внимает,
Здесь под державой твоей купно живущих зверей.
Что за безумье лисой овладело? И как это может
Этакий малый зверек злобу такую таить,
Что короля, кого мы сошлись навестить всем народом,
Только она лишь одна не пожелала узреть?
Подлинно, сколь велика в лисице предерзостность духа!
Злейших за это она пыток отведать должна”.
Кончил медведь говорить, а Царь возгласил к окружавшим:
“Пусть растерзают ее, скорой кончине предав!”
Единодушно народ до звезд возвышает свой голос,
Все повелителя суд мудрый и праведный чтут.
Слышит об этом лиса и всячески крутит мозгами.
Много готовит проказ, ей помогавших не раз.
Вот набирает она изорванной обуви груду,
На плечи ношу взвалив, к царскому стану спешит.
Царь же, завидев ее, премного довольный, смеется
И выжидает, зачем злая плутовка пришла.
Перед собраньем вельмож лису государь вопрошает:
“Что ты несешь и чего ты, обреченная, ждешь?”
Долго всем телом дрожа и точно справляясь со страхом,
Речь начинает лиса с приуготованных слов.
“Благочестивейший царь, царь добрый и непобедимый,
Слушай прилежно, прошу, то, что тебе я скажу.
Странствуя многие дни, вот сколько сапог я стоптала,
Всюду по свету ища, где только можно, врача,
Чтоб исцеленье принес великой царевой болезни
И облегчил, наконец, горести наших сердец.
Лекаря все же с трудом знаменитого я отыскала,
Только не смею сказать, как он велел поступить”.
Царь возгласил: “Говори, о сладчайшая наша лисица!
Слово врача безо лжи нам поскорей доложи!”
Тут отвечала лиса, не забывшая злобы медведя:
“Выслушать, царь, возмоги слово покорной слуги.
Если б я только могла завернуть тебя в шкуру медвежью1,
Сразу исчез бы недуг, здравье вернулось бы вдруг”.
Вмиг по приказу царя на земле растянули медведя,
Стая недавних друзей кожу дерет со спины...
Только что хворого льва окутали свежею шкурой,
Словно рукою сняло оную злую болезнь.
А, между тем, увидав медведя с ободранной тушей,
Снова душой весела, слово лиса изрекла:
“Кто же вам, отче медведь, подарил меховую тиару?
Кто вам на лапы надел пару таких рукавиц?”
Эти стихи тебе твой нижайший слуга преподносит.
В чем же сей басни урок, сам, если можешь, пойми2.

• 1. В Средние века это действительно считалось средством против плеврита.
• 2. Адресат басни неизвестен, как неизвестен и автор. Во всяком случае, это высокопоставленное лицо. Стихотворение это Е. Дюммлер (И), К. Нефф и др. приписывают Павлу Диакону. П. Винтерфельд (Neue Archiv, 29, 470) усомнился в этом с полным основанием, однако аргументация его сводится к тому, что “ученый педант” Павел Диакон не мог написать такого живого произведения. Вряд ли такая характеристика применима к автору “Истории Лангобардов” и “Эпитафии племянницы Софии”.
  Мы позволим себе в поддержку мнения Винтерфельда указать на полное несоответствие метра “Басни” стихотворениям Павла, у коего в элегических дистихах количество леонинов не превышает 14—15%, а в триметрах — 10—17%. Выше 22—21% не поднимается ни одно стихотворение. В “Льве и лисице” 39,7% леонинов.