Джакомо Казанова. Мемуары

Прославленный венецианский авантюрист, "гражданин мира", как он себя аттестовал, Джакомо Джироламо Казанова (1725--1798), чье имя сделалось нарицательным, был не только одним из интереснейших людей своей эпохи, но и ее символом, ее отражением. Перед современниками и потомками, его читателями, он представал как человек воистину разносторонний, энциклопедически образованный: поэт, прозаик, драматург, переводчик, филолог, химик, математик, историк, финансист, юрист, дипломат, музыкант. А еще картежник, распутник, дуэлянт, тайный агент, розенкрейцер, алхимик, проникший в тайну философского камня, умеющий изготовлять золото, врачевать, предсказывать будущее, советоваться с духами стихий. Но — что истинно в мифе, который он творил о самом себе?

Мемуары Казановы были опубликованы в начале XIX века, когда литература романтизма стала беспрестанно обращаться к легенде о Дон Жуане. Вечный образ Соблазнителя появляется у Байрона и Пушкина, Гофмана и Мериме, Хейберга и Мюссе, Ленау и Дюма. Именно в этой традиции и были восприняты записки Казановы, многие годы считавшиеся верхом неприличия. Их запрещали печатать, прятали от читателей.

Для подобной трактовки были даже чисто биографические основания -- Казанова живо интересовался своим литературным предшественником, помогал другу-авантюристу Да Понте писать для Моцарта либретто оперы "Дон Жуан" (1787). Но "донжуанский список" Казановы может поразить воображение только очень примерного семьянина: 122 женщины за тридцать девять лет. Конечно, подобные списки у Стендаля и у Пушкина покороче, и в знаменитых романах тех лет, к которым пристало клеймо "эротические" (как, например, к увлекательнейшему "Фобласу" Луве де Кувре, 1787--1790), героинь поменьше, но так ли это много -- три любовных приключения в год?

Свои приключения Казанова немедленно обращал в увлекательные истории, которыми занимал общество ("Я провел две недели, разъезжая по обедам и ужинам, где все желали в подробностях послушать мой рассказ о дуэли"). К своим устным "новеллам" он относился как к произведениям искусства, даже ради всесильного герцога де Шуазеля не пожелал сократить двухчасовое повествование о побеге из тюрьмы Пьомби. Эти рассказы, частично им записанные, опубликованные, естественно переросли в мемуары, во многом сохранившие интонацию живой устной речи, представления в лицах, разыгрываемого перед слушателем. Создавал Казанова "Историю моей жизни" на склоне лет (1789--1798), когда о нем уже мало кто помнил, когда его друг принц де Линь представлял его как брата известного художника-баталиста. Казанове была нестерпима мысль, что потомки не узнают о нем, ведь он так стремился заставить о себе говорить, прославиться. Создав воспоминания, он выиграл поединок с Вечностью, приближение которой он почти физически ощущал ("Моя соседка, вечность, узнает, что, публикуя этот скромный труд, я имел честь находиться на вашей службе",-- писал он, посвящая свое последнее сочинение графу Вальдштейну).

Мемуары Казановы, вызвавшие поначалу и у читателей, и у исследователей сомнения в их достоверности (библиофил Поль Лакруа даже считал их автором Стендаля, действительно высоко ценившего записки венецианца), в общем, весьма правдивы. Для многих эпизодов нашли документальное подтверждение уже в XX веке. Разумеется, Казанова старается подать себя в наиболее выгодном свете, умалчивает о том, что порочит его, но во многих случаях он нарушает хронологию, переставляет местами события, объединяет однотипные (например, две поездки на Восток превращает в одну), следуя законам повествования, требованиям композиции. Логика сюжета, действий того персонажа, которого он рисует на страницах мемуаров, может подчинить себе правду жизни. Так, когда благодетельница и жертва Казановы маркиза д'Юрфе порвала отношения с ним, он сообщает читателю, что она умерла -- для него она перестала существовать.

"Я описываю свою жизнь, чтобы развеселить себя, и мне это удается, -- извещал он графа Ламберга в феврале 1791 г. -- Я пишу тринадцать часов в день, которые кажутся мне тринадцатью минутами". А позже прямо обращается к далеким потомкам в "Истории моей жизни": "Читатель простит меня, узнав, что писание мемуаров было единственным средством, мною изобретенным, чтоб не сойти с ума, не умереть от горя и обид, что во множестве чинят мне подлецы, собравшиеся в замке графа Вальдштейна в Дуксе".

На страницах "Истории моей жизни" Казанова предстает и как активный деятель, одолевающий любые препятствия (в тюрьме он, подобно Робинзону, обживает мир камеры, создает из ничего орудия спасения), и как тонкий, умный наблюдатель. Он проницательно рисует портреты великих людей -- монархов, политиков, писателей, философов, актеров, исследует национальный характер различных народов. За мелочами быта, а глаз у него острый, Казанова видит черты государственного устройства (таково его блестящее рассуждение о палке, на которой держится вся жизнь в России). Он может ошибаться, врать, быть поверхностным, -- и даже в этом случае от мемуаров исходит обаяние искренности, огромной человеческой одаренности.

Именно это и обеспечило мемуарам Казановы огромный успех. Пусть французскому романтику Жюлю Жанену они не понравились. Стендаль, Гейне, Мюссе, Делакруа, Сент-Бев были в восторге. Ф. М. Достоевский, опубликовавший в своем журнале "Время" (1861, No 1) историю побега из Пьомби, в редакционном вступлении назвал Казанову одной из самых замечательных личностей своего века, высоко оценил его писательский дар, силу духа ("Это рассказ о торжестве человеческой воли над препятствиями необоримыми"). О записках Казановы стали беседовать литературные персонажи (как в "Пиковой даме" Пушкина, 1833, или "Дядюшкином сне" Достоевского, 1859), а сам авантюрист стал героем повестей, романов, пьес: "Возвращение Казановы" Артура Шницлера (1918), "Приключение" и "Феникс" Марины Цветаевой (1919), "Роман о Казанове" Ричарда Олдингтона (1946), не говоря уже о многочисленных эссе (Стефана Цвейга, Роже Вайяна, Фелисьена Марсо) и бесконечных литературоведческих исследованиях.1

***

Книга написана на французском, языке аристократии того времени, и описывает жизнь Казановы до 1774 года, хотя полностью она называется Histoire de ma vie jusqu'à l’an 1797 (История моей жизни до 1797 года). С 1794 г. Казанова намеревался опубликовать рукопись, однако при жизни автора по разным причинам она так и не была издана. Мемуары Казановы впервые увидели свет в 1822—1828 гг. в сокращённом немецком переводе.

По словам Казановы, первые главы книги он написал во время своей серьёзной болезни в 1789 году. После его смерти в 1798 рукопись оказалась у Карло Анджолини, мужа племянницы Казановы, а в 1808 году, когда Карло умер, она перешла к его дочери Камилле. В 1821 году рукопись была продана лейпцигскому издателю Ф. А. Брокгаузу всего за 200 талеров, и первый том мемуаров в немецком переводе был издан уже в 1822 году. Первые французские издания (1825—1828 гг. и последующие) были переводом с немецкого, а первое издание оригинального текста появилось только в 1960 г. в результате сотрудничества между издательством Брокгауза, владевшим рукописью, и французским издательством Плон.

***

На русский язык воспоминания Казановы переводились несколько раз, но никогда целиком. Еще в 1823 году журнал "Сын Отечества" (т. 86--87) напечатал в переводе с немецкого "Париж в половине XVIII столетия (отрывок из записок Казановы)". В своем журнале "Время" (1861, No 1) Ф. М. Достоевский опубликовал большой фрагмент записок -- "Заключение н чудесное бегство Жака Казановы из венецианских тюрем (Пломб)".

Однотомный перевод мемуаров подготовил В. В. Чуйко (1887, 2-е изд., 19022), сокративший почти все любовные приключения. Вероятно, в пику ему К. Введенский в весьма вольном пересказе, озаглавленном "100 приключений" (1901), оставил только их. В 1918 году была предпринята неудачная попытка печатать мемуары небольшими дешевыми выпусками. Дело, кажется, не продвинулось дальше начальных глав.

Первое серьезное издание было подготовлено известными советскими литературоведами и переводчиками Б. И. и Г. И. Ярхо, М. А. Петровским и С. В. Шервинским -- тогда еще сравнительно молодыми людьми. Они старались дать адекватный мемуарам (естественно, в обработке Лафорга) текст -- пусть и сокращенный на тридцать--сорок процентов за счет одиночных эпизодов, однотипных приключений и рассуждений. К сожалению, публикация была приостановлена цензурой после выхода в 1927 году первого тома из планировавшихся десяти. А через несколько лет Государственная академия художественных наук, где они работали, была расформирована. Б. И. Ярхо был сослан, М. А. Петровский репрессирован3.4

Начиная с начала 1990-х гг. указанные переводы переиздавались и дополнялись, кроме того, появилось несколько новых: А. Строева – И. Стаф, Д. В. Соловьева и несколько глав в переводе Е. Храмова. На сегодня наиболее полный перевод (точнее, контаминацию существующих переводов) представляет собой двухтомник «Джакомо Казанова. История моей жизни. Изд. Захаров, 2009».

  • 1. А. Строев. Записки великого соблазнителя: литература и жизнь // Казанова. История моей жизни — М.: ТЕРРА, 1997
  • 2. «Казанова. Мемуары» СПб.: Изд. В. И. Губинского, 1887; репринт: Таллинн, «КРК», 1991; также перевод был использован в издании: Мемуары Казановы. М.: Олимп — АСПОЛ — РИК «Милосердие», 1991
  • 3. Перевод был переиздан в 1991 г.: «Мемуары Джакомо Казановы, венецианца», М.: Книга, 1991, по изданию: «Мемуары Казановы, венецианца», М.: Academia, 1936 (гранки).
  • 4. А. Ф. Строев, комментарии // Казанова. История моей жизни — М.: ТЕРРА, 1997