Мария Французская

Из произведений этой поэтессы, жившей при английском дворе во второй половине XII в, до нас дошли: двенадцать лэ, сложенных в середине 60-х годов, сборник басен, частью переводных, частью оригинальных, под названием «Эзоп» (Ysopet1), и религиозно-дидактическое «Чистилище св. Патрика», приближающееся к жанру видений.

Лэ Марии Французской являются первым образцом этого жанра куртуазной литературы — небольших лиро-эпических рассказов о необычайных приключениях, сюжеты которых большей частью заимствовались из кельтских преданий (отсюда и название жанра — lais bretons). Из лэ Марии Французской часть разрабатывает сказочный сюжеты (как «Об оборотне», «О ясене», «Об Ионеке», сюжет которого совпадает с французской народной сказкой «L'oiseau bleu»2), часть же тесней примыкает к так называемому бретонскому циклу куртуазных романов (как «Об Эллидюке», «О Милуне» и приводимое здесь лэ «О жимолости»). При этом собственно куртуазный элемент выражен в произведениях Марии Французской еще довольно слабо. Ее не привлекает роскошная придворная жизнь. Любовь в ее изображении — это не галантное служение знатной даме, но естественное нежное человеческое чувство. Всякое насилие над этим чувством глубоко печалит Марию Французскую. В этом она сближается с народной поэзией. Обрабатывая бретонские народные сказания, она сохраняет их задушевность и вложенный в них глубокий человеческий смысл. Язык ее лэ очень прост, поэтическая форма лишена вычурности.

Высокого мнения о произведениях Марии Французской был Гете, заметивший, что «отдаленность времени делает для нас их аромат еще прелестнее и милее»3.

* * *

В биографическом отношении о Марии Французской не известно практически ничего. Даже имя это представляет собой плод дедукции, осуществленной спустя много лет после ее смерти и основанной на строке из одной ее повести: “Marie ai nun, si suis de France”. Мое имя Мари, а родом я из... Наверняка неизвестно даже, подразумевала ли она под Францией то же, что мы сегодня. Скорее всего нет, и имела она в виду лишь близкие к Парижу земли — Иль-де-Франс. Существуют также шаткие лингвистические и кое-какие иные основания для утверждения, что она могла происходить из той части Нормандии, которая называлась Вексен и граничила с Парижским бассейном.

В некоем году она попала в Англию, возможно, состоя при дворе Алиеноры Аквитанской, а возможно, присоединившись к нему. Королем, которому она посвятила свои “Lais”, или повести о любви, мог быть муж Алиеноры, Генрих II, губитель Бекета; существует даже предположение, что Мария приходилась Генриху незаконнорожденной сестрой. У отца его, Готфрида Плантагенета 4, была побочная дочь, носившая то же имя и ставшая около 1180 года аббатисой Шефтсбери. Далеко не все средневековые аббатисы вели святую, благочестивую жизнь, к тому же мы можем почти с уверенностью утверждать, что любовные романы были сочинены Марией десятилетием раньше. То обстоятельство, что два других ее уцелевших сочинения являются религиозными и определенно созданы после 1180 года, говорит в пользу такой идентификации. Если Мария Французская действительно является внебрачным отпрыском представителя Анжуйской династии и стала впоследствии аббатисой Шефтсбери, то родилась она скорее всего раньше 1150 года, а нам известно, что аббатиса эта прожила до 1216-го.

Трудно представить, чтобы “Lais” были написаны кем-то иным, кроме высокообразованной (а стало быть — в том веке — высокородной) молодой женщины; с другой стороны, не составляет труда догадаться, что женщина эта была романтична и весела; о быстром же и громком успехе ее сочинений свидетельствует обилие современных ей переводов и ссылок на ее произведения; кое-кто, пожалуй, мог бы счесть ее одной из первых жертв мужского шовинизма, которая была сослана в Шефтсбери во исправление неблагочестивого нрава. Существуют надежные свидетельства того, что Церковь ее повестей не одобряла. Почти сразу за тем, как “Lais” увидели свет, некий джентльмен по имени Дени Пирамус — монах, но, по всему судя, прирожденный литературный критик — с кислым сарказмом писал о ее популярности. Он понимал, отчего ее произведения доставляли аристократической аудитории столь сомнительное удовольствие: аудитория эта находила в них то, что сама желала бы испытать.

Своими “Lais” Мария определенно пыталась спасти от забвения некоторые предания кельтов — широко распространенные фольклорные легенды, именуемые учеными “matiere de Bretagne” 5, — ныне из них известны главным образом легенды Артуровского цикла да история Тристана и Изольды. Услышала ли она их впервые во Франции или в Британии, неизвестно, поскольку собственное ее определение их происхождения, “bretun”, в то время использовалось бриттскими кельтами в смысле расовом, а не географическом: такое обозначение могло относится и к Уэльсу, и к Корнуоллу, и к самой Бретани. О том, как далеко забредали кельтские менестрели еще задолго до рождения Марии, существуют письменные свидетельства, так что она могла услышать их при любом большом дворе.

Но куда важнее этих квазиархеологических изысканий превращение, происшедшее, когда Мария привнесла в старинные легенды то, что сама она знала о мире. В сущности говоря, она ввела в европейскую литературу элемент совершенно новый. Не самую малую его часть составляло честное описание любви между полами и очень женское понимание того, как на самом деле ведут себя нормальные люди, плюс способы представления этого поведения и проблем морали посредством таких приемов, как передача диалогов и описание поступков, совершаемых персонажами. Для своих последователей Мария сделала примерно то же, что Джейн Остин для своих: установила новый стандарт точности в изображении человеческих чувств и глупостей. Можно сказать, что сходство между этими двумя является еще более тесным, поскольку общая основа всех повестей Марии (то, что сама она назвала бы “desmesure”, крайностью страстей) удивительным образом роднится с тем, какими видятся разум и чувство позднейшей из двух романисток. Еще одну общую их черту нам теперь уловить довольно сложно — я говорю об их юморе. Из-за того, что события, о которых повествует Мария, столь далеки от нас, мы склонны забывать, что и от ее двенадцатого столетия они далеки не менее, и потому мы сильно недооцениваем умудренность самой Марии и ее слушателей, воображая, будто они внимали ее повестям с серьезными лицами, истово веруя каждому слову. С таким же успехом можно ожидать, что и мы станем принимать на веру наши триллеры, вестерны и фантастические саги.

Иронию Марии трудно теперь уловить и еще по одной, сугубо исторической причине. Ее “Lais” не предназначались для уединенного чтения, к тому же то была не проза. В оригинале они представляли собой рифмованные восьмистопные двустишия, которые полагалось петь скорее всего на одну или несколько избираемых самим исполнителем мелодий, сопровождая пение мимической игрой, а то и просто проговаривать под аккорды и арпеджио. Инструментом, по-видимому, служила арфа и, несомненно, бретонская ее разновидность — “rote”. Романтики необратимо оглупили слово “менестрель”, однако те немногие свидетельства, которыми мы располагаем, позволяют думать, что артисты эти практиковали великое, безвозвратно утраченное нами искусство. Для писателей, подобных Марии Французской, видеть один только напечатанный текст было все равно что судить о фильме лишь по сценарию.6

• 1. Известны многочисленные «изопеты» (басенные циклы, названные так по искаженному имени прародителя басни Эзопа), созданные в XII и XIII вв.,— «Изопет Лионский», «Изопет I Парижский», «Изопет II Парижский», «Изопет III Парижский», «Изопет Шартрский», а также «Авианнет» (переложение басен Авиана) и др. (А. Д. Михайлов. Старофранцузский «Роман о Лисе» и проблемы средневекового животного эпоса.)
• 2. Синяя птица
• 3. Пуришев Б. И. (сост.) Зарубежная литература средних веков: Хрестоматия.
• 4. Готфрид Красивый, граф Анжуйский (1113–1151), прозванный Плантагенетом из за обыкновения украшать свой шлем веткой дрока (planta genista) и ставший родоначальником династии Плантагенетов, правившей Англией с 1154 по 1399 год.
• 5. Бретонские предания (фр.)
• 6. Джон Фаулз. Элидюк. От автора (сборник рассказов “Башня из черного дерева”.)