Алхимики, хвастающиеся своим искусством, похищают серебро

Входит в сборники:

* * *

Сами в изношенных шапках,
старых, протертых халатах,
А встретят людей — уверяют,
что золото плавить умеют.
Что ж для самих-то себя
хотя бы чуть-чуть не наплавят,
А тем лишь живут, что за деньги
воду таскают с реки?

Эти строфы написаны *цзеюанем *нашей династии — *Тан Инем. Действительно, есть на свете такие люди. Именуют они себя алхимиками да изощряются в разных хитростях, чтобы надуть жадных и доверчивых людей: уверяют, будто умеют добывать из лекарственных трав философский камень, могут превращать свинец в золото, ртуть — в серебро, что, мол, называется это искусством *«желтого и белого» или «тигельным делом». Им только бы заполучить серебро, якобы служащее «серебром-матерью», а потом при первом удобном случае они скрываются вместе с денежками, и называется это у них «захватить тигель».

Однажды некий *даос, предлагая свое искусство Тан Иню, пристал к нему:

— В вас, уважаемый цзеюань, есть что-то от небожителей и бессмертных, и вам удалось бы это дело.

— Послушай, ты ведь ходишь в одних лохмотьях, и раз уж ты владеешь таким искусством, почему бы тебе не выплавить хоть немного серебра для себя самого? Что ж тут о других заботиться! — не без ехидства ответил ему Тан Инь.

— У меня только и есть что мое искусство, — говорил монах, — а природа меня ничем не одарила. Вот я и ищу человека, которому на роду было бы написано большое счастье, чтобы вместе с ним работать. У меня такого счастья нет, и в одиночку я ничего сделать не смогу. Вам, я вижу, уготовано счастье, потому и прошу вас присоединиться ко мне. На нашем языке это называется «найти опекуна».

— Вот что, — сказал Тан Инь, — мне до твоего искусства и вообще до того, о чем ты тут разглагольствовал, дела нет. Могу в помощь тебе дать свое счастье, а получишь золото, поделим пополам.

Монах понял, что Тан Инь издевается над ним, и ушел. Вот по этому-то поводу, желая раскрыть людям глаза, Тан Инь и написал стихи об алхимиках.

Однако среди алхимиков есть до того изворотливые краснобаи, что их подобными ответами не смутишь. Почему же? — спросите вы. Они станут уверять, будто чудодейственное искусство алхимии нельзя хранить в тайне; будто найти философский камень можно лишь вместе с человеком, в котором есть нечто от небожителей и бессмертных; будут разглагольствовать о том, что, если внутренний камень готов, готов будет и внешний и так далее, и тому подобное. Само собой, в этих разговорах есть доля истины. Взять хотя бы получение философского камня. Разве это не искусство бессмертных? Однако небожители оставили людям тайну изготовления золота только для того, чтобы помогать им в несчастье. Да и то святой *Люй Чуньян беспокоился, что через пятьсот лет такое золото превратится в исходную материю и подведет людей. Но разве Люй Чуньян когда-нибудь говорил, что эта тайна дается для того, чтобы кто-то мог покупать себе имущество и земли, заводить жен и плодить детей, — словом, для того, чтобы богатеть и процветать? Нет!

Взять, например, *Ду Цзычуня; ведь когда он повстречал святого, который нуждался в «опекуне», и стал с ним искать философский камень, они были почти у цели, но дело провалилось только из-за того, что Ду Цзычунь не смог подавить в себе страсти к женщине.

А нынче все эти жадные люди содержат у себя целые гаремы красавиц, покупают дома, земли и только норовят, как бы побольше урвать. Подумать только! При этом они еще рассчитывают с помощью каких-то даосов-чревоугодников все-таки добыть философский камень, поблаженствовать на своем веку да еще оставить кое-что сыновьям и внукам. Нужно же быть такими глупцами! Ведь стоит только призадуматься над словами: «Когда получится внутренний камень, то получится и внешний». Так можно ли забыть о внутреннем совершенстве и думать только о том, как бы добыть серебро? Да ведь одной этой мысли достаточно для того, чтобы никогда не найти философского камня.

Ты скажешь, читатель, что самый последний глупец и тот должен понять, что получение золота и серебра — пустая трата времени. Но, как ни странно, именно самые умные люди на свете и попадаются на эту удочку.

Я расскажу вам сейчас об одном богаче из *Сунцзяна по фамилии Пань. Молодой человек числился *сюцаем при *Гоцзыцзяне, обладал большими знаниями, незаурядным красноречием и был человеком чрезвычайно интересным. Единственной его слабостью была слепая вера в алхимию. Ну а, как говорится, «рыбак рыбака видит издалека», и не удивительно поэтому, что вокруг него беспрерывно вертелись маги-волшебники, на которых он по мелочам истратил порядочную сумму денег и которые раз за разом его надували. Но Паня это нимало не смущало. «Не везет мне, не довелось встретить настоящего алхимика. Ведь в глубокой древности это искусство уже было известно. Значит, — рассуждал Пань, — когда-нибудь и я добьюсь своего. А мои мелкие неудачи — просто пустяки, о которых и говорить не стоит». И он еще больше отдавался алхимии. Между тем «знатоки» философского камня рассказывали друг другу о Пане; вскоре тем из них, кто жил поблизости, и тем, кто подалеку, имя Паня стало хорошо известно, и каждый из них только и помышлял, как бы облапошить молодого человека.

Как-то осенью Пань отправился на прогулку по озеру *Сиху и снял себе комнату в *Ханчжоу. Вскоре он обратил внимание на то, что рядом в садовом павильоне расположился один приезжий. Человек этот прибыл сюда с какой-то женщиной, с целой свитой слуг и с большим багажом. Женщина, весьма привлекательная, как удалось разузнать Паню, была женой приезжего. Сосед Паня каждый день нанимал самую большую и самую красивую джонку. На джонке устраивались роскошные пиры с музыкой и пением. Супруги катались по озеру, услаждая себя вином, напевая песни и играя на выпивку. При этом весь стол был уставлен изящными чарками и винными сосудами, по большей части золотыми и серебряными. Под вечер они сходили на берег, и в павильоне вспыхивали свечи и фонари. Всех, кто только им ни прислуживал, приезжий щедро одаривал.

Пань, сидя у себя и наблюдая за всем этим, недоумевал: «Я сам не беден, но разве могу себе позволить так сорить деньгами! Не иначе, это богач первой руки, что-нибудь вроде *Тао Чжу или И Дуня».

Восхищенный соседом, Пань спустя некоторое время послал слугу выразить ему свое уважение; затем состоялось их знакомство.

— Нет человека, который мог бы сравниться с вами в богатстве, — обратился Пань к новому знакомому, пользуясь удобным моментом.

— О, это сущие пустяки, — скромничал приезжий.

— Вы столько тратите каждый день! Верно, серебра и золота у вас до небес, иначе давно бы разорились.

— Даже если бы мои богатства достигали небес, и то не трудно было бы истощить их — стоит только начать тратить, — возразил Паню собеседник. — Тут надо знать средство, чтобы деньги не переводились.

Пань насторожился:

— Что вы имеете в виду, говоря о таком средстве?

— Об этом, знаете, не принято говорить так, между прочим.

— Но все-таки, прошу вас, — настаивал Пань.

— Вы можете не понять меня, да и вряд ли поверите, — сказал тот и своим уклончивым ответом еще больше заинтриговал Паня, который стал умолять его рассказать, о чем идет речь.

Наконец собеседник, удалив слуг, прошептал Паню на ухо:

— У меня есть масса «девяти превращений». С ее помощью я могу превращать свинец и ртуть в золото. Стоит мне выплавить философский камень, как золото становится для меня все равно что глиняный черепок. Что же мне им дорожить?!

Когда речь зашла об алхимии, которая была страстью молодого человека, Пань радостно воскликнул:

— Вы, оказывается, знаток в этом деле. А это ведь как раз то, чем я больше всего интересуюсь. До сих пор мне не удавалось найти знающего человека, так что если вы действительно владеете этим искусством, я готов пожертвовать всем своим состоянием, чтобы быть посвященным в тайну.

— Не так-то просто передать этот секрет. Но, если хотите, интереса ради я могу проделать перед вами небольшой опыт, — сказал алхимик и приказал мальчику-слуге развести под тиглем огонь. Расплавив в нем немного свинца и ртути, он вытащил затем из мешочка, который висел у него на поясе, бумажный пакетик, раскрыл его — пакетик был полон какого-то порошка. Алхимик запустил в пакетик мизинец, взял на ноготь чуть-чуть порошка, стряхнул его в тигель, затем наклонил тигель и вылил содержимое: ни свинца, ни ртути — одно сверкающее белизною снега чистое серебро.

Вы скажете, что это неправда, что не может какой-то порошок превратить ртуть и свинец в серебро. Да, это так. А то, что проделал алхимик, — это так называемый способ «сжатия серебра». Серебро подвергают обработке на огне в лекарственных составах и добывают экстракт серебра. Из каждого *лана серебра получается меньше *фэня экстракта. Когда такой экстракт плавят вместе с ртутью и свинцом, масса ртути и свинца впитывает его в себя и принимает вид настоящего серебра. Но серебра в этом сплаве столько же, сколько было его употреблено на добычу экстракта — ни на толику больше. Вот такими фокусами алхимики обманывают людей, а люди им искренне верят, принимая все за чистую монету.

От того, что произошло у него на глазах, Пань пришел в неописуемый восторг.

«Не удивительно, что этот человек может позволить себе любую роскошь, — подумал он про себя. — Как, оказывается, легко добывать серебро! А я сколько ни пробовал, ничего, кроме убытка, не получалось. На этот раз мне повезло — встретил действительно знающего это дело человека. Обязательно попрошу его помочь мне выплавить серебро».

— Как же у вас получается такой порошок? — спросил Пань у алхимика.

— Способ мой называется «мать-серебро рождает сыновей». Прежде всего необходимо иметь серебро в качестве «серебра-матери» — не важно, сколько его там будет. Серебро надо обработать соответствующими химикалиями, а затем бросить в тигель; там оно будет находиться до тех пор, пока огонь девять раз не охватит металл и пока на нем не образуются желтые росточки, которые постепенно превратятся в белоснежные. Тогда открывается тигель, и вы выгребаете из него образовавшийся порошок философского камня; крупинки с зернышко риса или проса уже достаточно для того, чтобы добывать серебро или золото. А серебро-мать, которое вы положили в качестве заправки, остается совершенно невредимым.

— Сколько же нужно такого серебра-матери?

— Чем больше серебра, тем большей силой будет обладать философский камень. Достаточно выплавить хоть *полгэ такого порошка, чтобы богатства ваши превысили государственную казну.

— Я, правда, не очень богат, но несколько тысяч могу уделить. И если вы соблаговолите передать мне свое великое искусство, то буду просить вас поселиться у меня и посвятить меня в истинное учение. Тогда буду считать, что мечта моей жизни осуществилась.

— Мое искусство не так-то просто передать людям, да и делать опыты вместе с другими я не очень склонен, — ответил на это алхимик. — Однако я вижу вашу искреннюю веру в это учение, вижу в вас что-то не от мира сего, и, наконец, я усматриваю волю неба в том, что мы оказались здесь рядом. Что же, попробуем. Скажите, где вы живете, и я при случае посещу вас.

— Я живу в Сунцзяне, всего в двух-трех днях пути отсюда. Но раз вы согласны удостоить меня своим посещением, прошу вас отправиться ко мне сейчас же. Ведь если мы теперь расстанемся, кто знает, доведется ли встретиться! Мне не хотелось бы упускать такой прекрасный случай!

— Я сам из *Чжунчжоу, и дома я оставил престарелую мать. Сюда я приехал ненадолго со своей *второй женой полюбоваться красотами *Улиня. Выехал я с пустыми руками, но средства черпаю из моего тигля и так хорошо проводил здесь время, что слишком задержался. От такого друга и человека единых со мной устремлений, как вы, я, конечно, не стану скрывать свой секрет, но теперь мне необходимо прежде всего проводить домой жену, навестить мать, и только после этого я смогу к вам приехать.

— У меня в саду есть уединенный павильон, где может расположиться ваша почтенная супруга. Почему бы вам вместе с ней не остановиться у меня? Я, конечно, не смогу устроить вам должного приема, но, само собой разумеется, что ни вы, ни ваша супруга не будете испытывать каких-либо стеснений или неудобств. Прошу вас переехать ко мне — этим вы окажете мне милость, и я буду вам очень признателен.

— Хорошо, — сказал алхимик, кивнув головой. — Раз вы так настаиваете, я согласен. Разрешите только предупредить жену и собраться в дорогу.

Пань был счастлив. Тут же он написал приглашение, в котором просил алхимика завтра отправиться вместе с ним отобедать, совершая прогулку по озеру. На следующий день, принимая алхимика на джонке, Пань оказывал ему всевозможные знаки внимания. Они без устали говорили и говорили, выкладывая друг перед другом свои знания, и сожалели о том, что им не довелось встретиться раньше. Расстались они очень довольные друг другом. Молодой жене алхимика Пань в тот же вечер послал полный стол отборных вин и изысканных яств.

На другой день алхимик устроил ответный пир. Все было обставлено с еще большей роскошью, чем у Паня. Нечего и говорить о том, что вся посуда, чарки и винные сосуды были из чистейшего золота и серебра.

Вволю насладившись прогулками по озеру и общением друг с другом, они договорились, что вместе поедут в Сунцзян. Наняли две большие джонки, перенесли туда весь багаж и отправились в путь. Жена алхимика, которая с мужем ехала на соседней джонке, время от времени смотрела в окошко из-за занавески. Пань украдкой поглядывал на нее — она была удивительно хороша собой, прекрасно сложена, — и молодой человек невольно сожалел о том, что их разделяла вода и что о чувствах приходилось молчать. В уме невольно всплывали стихи, преподнесенные *Пэй Ханом госпоже Фань:

Вместе плыву с ней в лодке одной,
Но мною владеет тоска —
Лишь через шторку издали вижу
феи небесной глаза.
Если бы только мог повстречаться
в милой обители с ней,
Был бы готов за птицей прелестной
вдаль унестись, в небеса.

Но что поделаешь, Пань был на другой джонке, откуда он мог только смотреть на красавицу, скорбя о том, что не с кем передать ей записку с выражением своих чувств.

Через несколько дней они прибыли в Сунцзян. Пань первым направился домой и вскоре попросил алхимика сойти на берег. Он проводил его к себе и, угостив гостя чаем, сказал:

— В этом доме живет вся моя семья, и здесь слишком много народу. Неподалеку отсюда моя усадьба, и я хотел бы предложить вам с супругой расположиться там, вам там будет удобно. Сам я тоже могу жить в усадьбе, в моем отдельном павильоне-кабинете. Это уединенное и тихое место, где нас никто не потревожит и где можно будет спокойно заняться опытом, как вы находите?

— Самое главное для наших алхимических опытов — это полное уединение, посторонние могут помешать нам, — ответил тот. — К тому же я не один, а с женой, и с этой точки зрения тоже лучше быть подальше от посторонних взглядов. Так что, я думаю, самое удобное воспользоваться вашим предложением.

Они тут же вернулись на джонку, и Пань приказал лодочникам плыть к усадьбе. Сойдя на берег, они рука об руку направились к дому Паня. На воротах висела доска с надписью: «Сад соприкосновения с прекрасным». Они вошли в сад:

Вековые деревья касаются неба,
Молодым бамбуком сжаты тропинки.
Резные просветы в решетчатой кровле,
Разбросаны всюду
беседки и башни для луны и для ветра.
Уединенность тихих молелен,
Куда ни посмотришь —
кабинеты, покои в укромных местах.
На много саженей
вздымаются вверх горы из каменных глыб —
там можно упрятать библиотеку ученого мужа;
В несколько ярусов
расположились пещеры в высоком обрыве —
не сложены ль там священные тексты бессмертных?
Если песню здесь заиграть —
фениксы могут слететься,
Если здесь заглядишься на шашки —
просто обитель *Ланькэ.

— Прекрасное место! — радостно воскликнул алхимик. — Как раз то, что нам нужно, да и жене моей здесь будет удобно. Тут я смогу со спокойной душой работать. Вам действительно очень везет.

Пань послал на джонку слуг за женой алхимика. Вскоре роскошно одетая молодая женщина в сопровождении двух служанок, которых звали Чуньюнь и Цююэ, грациозной походкой вошла в сад и подошла к дому. При появлении женщины Пань собрался было удалиться.

— Теперь мы с вами близкие люди, свои, так что пусть представится вам, — остановил его алхимик и приказал жене поклониться хозяину.

Взглянув теперь вблизи на женщину, Пань убедился, что она действительно одна из тех красавиц, при виде которых *«рыбы уходят на дно и птицы падают наземь», «луна затмевается и цветам становится стыдно». На свете нет богачей, которые не были бы падки до денег и до женской красоты, и теперь, глядя на красавицу, Пань таял, словно снежный ком в огне. Мысли об алхимии отошли на задний план.

— Здесь у меня много внутренних покоев, — обратился Пань к алхимику, — так что ваша почтенная супруга сможет выбрать себе то, что ей придется по вкусу. А если прислуги окажется недостаточно, я предоставлю в ее распоряжение несколько служанок.

Алхимик с женой отправился выбирать помещение, а Пань тем временем поспешил к себе, отобрал пару золотых шпилек, пару золотых браслетов и поспешил в сад преподнести их алхимику.

— Прошу вас в знак моего глубочайшего уважения к вашей супруге передать ей эти безделушки, — сказал он, протягивая гостю драгоценности. — Надеюсь, вы не пренебрежете таким скромным подношением.

Видя, что безделушки золотые, алхимик стал отказываться:

— Тронут вашим вниманием, но не посмею принять: ведь мне добыть золото ничего не стоит, а для вас это будет большой утратой.

— Знаю, почтеннейший, что для вас эти вещи не представляют ценности, — возразил Пань, огорченный отказом. — Я хотел только выразить мое глубочайшее уважение к вашей супруге; надеюсь, что вы примете во внимание мои самые искренние чувства и не откажетесь взять эти вещицы.

— Ну что ж, отказаться — значит пренебречь вашими лучшими чувствами. Хорошо, я приму их и приложу все силы, чтобы добыть философский камень и тем самым отблагодарить вас.

Алхимик, улыбаясь, вошел в дом, позвал служанку, велел ей отнести подарки и пригласить госпожу, чтобы та поблагодарила хозяина. А Пань, чтобы лишний раз увидеть красавицу, готов был и не на такие дары.

«Везет же человеку! —думал он про себя. — Знает секрет философского камня, да еще имеет такую красавицу жену. Счастье обладания его секретом, раз он согласился проделать здесь свой опыт, скоро ожидает и меня, а вот выпадет ли мне удача в другом... ведь под боком такая красавица! Хорошо, если б повезло и с нею. Надо будет только оказывать ей почтение и внимание, не торопиться, а тем временем заниматься алхимией».

— Раз вы любезно согласились заняться опытами, то скажите, когда нам лучше приступить? — спросил Пань у гостя.

— В любой день, лишь бы было серебро-мать.

— А сколько его нужно?

— Чем больше, тем лучше. Больше будет серебра-матери — больше получите философского камня и меньше хлопот для вас в дальнейшем.

— Тогда я дам на заправку две тысячи ланов. Сегодня подготовлю, что следует, а завтра перенесу все сюда, и мы сможем приняться за дело.

В этот вечер Пань угощал алхимика в садовой беседке, и они прекрасно провели время. Само собой разумеется, что Пань не забыл послать угощение и на женскую половину.

На следующий день Пань собрал ровно две тысячи и отослал их алхимику, затем к гостю были перенесены тигель, различные инструменты и прочие вещи — хорошо знакомый с алхимией, Пань имел у себя все необходимое для опытов.

— Вы очень внимательны, — поблагодарил его алхимик, осматривая инструменты. — Но я делаю это не так, как другие. У меня свой, особый секрет превращения. Начнем плавить — увидите.

— Его-то я как раз и хотел бы постичь, — заметил Пань.

— Мой философский камень называется «камнем девяти превращений». Каждое превращение требует девяти дней. Так что через восемьдесят один день, когда мы откроем тигель, магический камень уже будет готов, и для вас наступит день великого счастья.

— Полностью полагаюсь в этом на вас!

Алхимик позвал слугу, приказал ему разжечь огонь и постепенно загрузил в тигель все серебро. Затем, показав Паню свой рецепт, он посыпал серебро какими-то порошками, и над металлом поднялся пятицветный дым. Затем он тут же, при Пане, закрыл тигель.

Далее он позвал слуг, которые сопровождали его в поездке, и распорядился:

— Я задержусь здесь месяца на три, а вы поезжайте домой сообщить об этом матушке и возвращайтесь.

Следуя приказу хозяина, слуги отправились в Чжунчжоу. При алхимике остался только тот, который был приставлен к тиглю. Мальчик день и ночь следил за огнем, а сам алхимик только время от времени заходил взглянуть на печь, но тигля не открывал. В свободное время алхимик с Панем беседовали, пили вино, играли в шахматы. Гость и хозяин были очень довольны обществом друг друга.

Пань частенько посылал жене алхимика подарки, чтобы снискать ее расположение, и иногда в ответ получал от нее в знак благодарности изящные безделушки. Так прошло более двадцати дней, как вдруг какой-то человек в трауре, весь взмокший, ворвался в сад. Оказалось, что это один из тех слуг, которых алхимик в свое время отправил в Чжунчжоу. Упав перед хозяином на колени, слуга сквозь рыдания проговорил:

— Старая госпожа скончалась, вас просят немедля вернуться, чтобы заняться похоронами.

Алхимик изменился в лице, упал на землю и в отчаянии зарыдал. Пань, встревоженный, склонился над ним и стал его утешать:

— Срок жизни, дарованный вашей матушке, пришел к концу: убиваться и скорбеть бесполезно. Успокойтесь, не терзайте себя!

Между тем слуга не переставал торопить алхимика:

— Дом остался без хозяина. Прошу вас, не теряйте времени!

— Я хотел сделать для вас доброе дело и тем самым отблагодарить за вашу любезность, — обратился алхимик к Паню, сдерживая слезы. — Кто мог предполагать, что случится такое несчастье! О, горе мне! Задерживаться здесь я не могу, а опыт наш не закончен и оборвать его невозможно. Право, не знаю, как поступить. Разве что жена... Она хоть и простая женщина, но давно уже со мной, знает, как и что, и было бы хорошо оставить ее здесь следить за тиглем. Но слишком уж она молода, и мне не хотелось бы оставлять ее здесь одну без присмотра — не совсем это удобно.

— Почтенный, мы ведь с вами теперь такие близкие друзья, что же тут такого? — возразил на это Пань. — Вы вполне можете оставить ее здесь. В помещение, где стоит печь, никто из посторонних не заходит; я предоставлю в ее распоряжение несколько надежных служанок, которые все время будут находиться при ней; если вам будет угодно, ночевать она может у моей жены, а я расположусь здесь и сам буду следить за тиглем в ожидании вашего возвращения. О каких неудобствах тут может быть речь? Ну а что касается еды и подобных вещей, тут, естественно, я не посмею допустить небрежения.

Алхимик задумался.

— Теперь у меня все помутилось в голове, — сказал он наконец. — Я знаю, в древности были случаи, когда люди доверяли своих жен и дочерей друзьям. Ну что ж, раз вы так добры, я охотно принимаю ваше предложение и оставляю здесь жену наблюдать за опытом. Как только справлюсь со всеми делами, сразу же вернусь и сам открою тигель. Так я выполню свой долг и по отношению к вам, и по отношению к покойной матушке.

Услышав, что алхимик согласился оставить жену, Пань готов был хоть полнеба пообещать ему и с просиявшим от радости лицом заявил:

— Если вы поступите так, значит, дело будет доведено до конца.

Алхимик пошел к жене, сообщил ей о том, что случилось, сказал, что хочет оставить ее следить за тиглем, дал ей подробные указания, а затем привел ее, чтобы она поклонилась хозяину.

При этом он ей строго наказывал:

— Только следи как следует за огнем и ни в коем случае не открывай тигля без меня. Если что сделаешь не так, сожалеть будет поздно.

— А если вы запоздаете с возвращением и приедете позже, чем через восемьдесят один день, как быть тогда? — осведомился Пань.

— Чем дольше пролежит сплав в тигле после того, как огонь охватит его девять раз, тем больше вы получите философского камня, так что лишние несколько дней не повредят.

Поговорив еще о чем-то наедине с женой, алхимик уехал.

Пань решил, что раз алхимик оставил здесь жену, то долго он, конечно, не задержится и о философском камне можно не беспокоиться. «Но вот пока его здесь нет, пока я живу с ней вместе в саду, — думал Пань, — мне представляется великолепная возможность попробовать прибрать ее к рукам, и случай этот упускать нельзя».

Молодой человек совсем потерял голову и думал теперь только о том, как лучше подойти к красавице. И вдруг однажды, как раз тогда, когда он размышлял об этом, к нему является ее служанка Чуньюнь и докладывает:

— Моя хозяйка просит господина пойти с ней взглянуть на тигель.

Пань поспешно привел в порядок платье, поправил шапку и кинулся к покоям молодой женщины.

— Ваша служанка передала мне, уважаемая госпожа, чтобы я пошел с вами взглянуть на тигель, — сказал он, остановившись возле дверей ее комнаты. — Жду вас здесь, чтобы отправиться вместе.

— Прошу вас пойти впереди, а я последую за вами, — промолвила молодая женщина голосом нежным, как щебетание ласточки, и вышла из комнаты, приветствуя Паня.

— Госпожа, вы моя гостья, посмею ли идти впереди вас! — возразил Пань.

— Я ведь женщина, как могу я забывать об этом!

Так они скромничали, уступая друг другу дорогу, и хотя не позволили себе никакой фамильярности, однако они уже разговаривали, глядя друг другу в лицо, обменивались любезностями, и во всем этом уже было что-то обещающее. Женщина в конце концов прошла вперед, обе ее служанки шли за ней следом. «Действительно, *«каждый ее шаг рождает лотос»! — думал про себя Пань, глядя на походку молодой женщины. — Как тут останешься равнодушным!»

Когда они подошли к помещению, где стоял тигель, женщина обернулась к служанкам и распорядилась:

— Обождите меня за дверью, здесь не должно быть посторонних. Со мной пройдет только господин.

Обрадованный, чуть ли не вприпрыжку, Пань вошел за ней в помещение, лишь мельком бросил взгляд на печку и уставился на красавицу. Глазами он пожирал молодую женщину так, словно готов был живьем проглотить ее. До того ли ему было, чтобы смотреть, какой огонь под тиглем — синий там, красный, черный или белый. Очень некстати здесь был мальчик, который следил за огнем. При нем Пань мог только с восхищением смотреть на нее, но не решался сказать ей лишнего слова. Лишь выходя из помещения, он расхрабрился и обратился к ней:

— Извините, затруднил вас тем, что вам пришлось идти сюда. Теперь, когда ваш муж в отъезде, вам, должно быть, тоскливо возвращаться домой.

Та ничего не ответила и лишь едва заметно улыбнулась. На этот раз Пань ничего не добился и, не торопясь, отправился к себе. Но страсть его после этой встречи еще больше разгорелась.

«Если бы сегодня никого в комнате не было, все было бы в порядке. Какая досада, что этот слуга торчит здесь! — размышлял он. — Надо будет завтра что-нибудь придумать, чтобы от него избавиться и договориться с ней опять пойти смотреть тигель, вот тогда я смогу действовать свободно». В тот же вечер он приказал слуге:

— Завтра приготовь вина и закуски и угости мальчишку, который следит за огнем. Скажи ему, что я решил угостить его за усердие, но сделай так, чтобы он был мертвецки пьян.

Весь вечер Пань провел в одиночестве за вином, думая о красавице и перебирая в памяти события этого дня. Охваченный сильным душевным волнением, он стал слагать стихи:

Знаменитого сада прелестный цветок
в эту дикую глушь пересажен
И не знает о том, что его красотою
пленился ветер весенний.

Потом он направился к павильону, в котором жила молодая женщина, и, приблизившись к нему так, чтобы его могли услышать, несколько раз подряд проскандировал эти стихи. В это время из комнаты вышла служанка Цююэ, поднесла Паню чашку чая и сказала:

— Моя хозяйка слышала, что вы скандируете стихи, подумала, что, может быть, вы захотите пить, и распорядилось, чтобы я предложила вам чашку чая.

Пань просиял от счастья и рассыпался в благодарностях. Не успела служанка уйти, как из внутренних покоев донесся нежный голос:

Славный цветок — кто его повелитель?
Ветер весенний его подхватил.
Коль сжалится солнце — владыка востока,
все будет, как сердце хотело.

Пань понял намек, но тут же ворваться к ней не посмел. К тому же он услышал, как запираются двери внутренних покоев, и ему ничего не оставалось, как вернуться к себе, лечь спать и дождаться утра.

На следующий день с самого утра слуга Паня, как ему было приказано, пригласил мальчика, следившего за огнем, и стал угощать его. У того глаза разгорелись при виде вина. Ему уже надоело изо дня в день сидеть возле тигля, и он так наелся и напился, что тут же заснул.

Как только Пань узнал, что мальчика уже подпоили, он сам направился во внутренние покои попросить жену алхимика пойти с ним посмотреть за тиглем. Та не заставила себя ждать, и они, как и в прошлый раз — она впереди, он позади, пошли туда вместе.

Когда они подошли к помещению, служанки, сопровождавшие жену алхимика, остались ждать свою хозяйку у входа, а Пань вошел за ней. Оглядевшись, молодая женщина заметила, что мальчика в комнате нет.

— Почему здесь никого нет? Как вы могли допустить, чтобы огонь погас?! — с притворным испугом воскликнула жена алхимика.

— Я сам хочу разжечь огонь, — сказал Пань, улыбаясь, — и потому сказал слуге, что пока обойдусь без него.

— Огонь должен гореть непрерывно, — возразила женщина, делая вид, что не понимает намека.

— Настоящий огонь загорится ярким пламенем тогда, когда сольются наши противоположные начала.

Лицо красавицы приняло суровое выражение.

— Человек занимается алхимией, ищет путь истины, а сам позволяет себе говорить такое!

— Когда ваш муж был здесь, он вместе с вами ложился и вместе с вами вставал. А ведь он тоже занимался алхимией. Неужели же вы были супругами во всем, кроме лишь одного?

Не найдя, что возразить, молодая женщина с упреком промолвила:

— Такое серьезное дело, и устроить такое безобразие!

— Нам с вами предопределено судьбой принадлежать друг другу — это тоже серьезное дело, — сказал в ответ Пань, упал к ее ногам и обнял ее колени.

— Мой муж придерживается в семейной жизни самых строгих правил, и я никогда не осмеливалась поступать так, как сама захочу, тайком от него, — сказала женщина, поднимая его с колен. — Только признательность за ваше внимание заставляет меня забыть о самой себе. Поэтому я разрешаю вам прийти ко мне сегодня вечером побеседовать.

— Умоляю вас одарить меня своей любовью сейчас же — этим вы и докажете свою признательность. К чему ждать до вечера!

— Но сюда может кто-нибудь войти, что вы!

— Все предусмотрено. Надеясь на свидание с вами, я позаботился о том, чтобы мальчика, который следит за огнем, задержали, а больше никто сюда не посмеет войти; да и помещение это находится в таком отдаленном месте, что никто ничего не узнает.

— Нет, ни в коем случае: здесь стоит тигель, и если мы испортим опыт с философским камнем, то тут уж ничем не поможешь!

Какой там тигель! Какой философский камень! Пань весь пылал от страсти. Крепко обняв красавицу, он взмолился:

— Я готов даже жизни лишиться! Сжальтесь, прошу вас!

Больше Пань ничего не хотел слушать...

Теперь он был наверху блаженства, счастлив, как в раю.

— Благодарю, что вы не пренебрегли мною, — промолвил Пань немного погодя, оправляя одежду. — Но счастье было слишком коротко. Хотелось, чтобы вы подарили мне ночь наслаждения.

И он снова опустился перед нею на колени. Красавица тут же подняла его с колен.

— Я ведь обещала, что приму вас вечером, но вы оказались слишком уж нетерпеливы. Зачем было устраивать такое здесь, возле тигля? — упрекала она Паня.

— Боялся упустить случай, чтобы потом не раскаиваться. Чем раньше исполнилась моя заветная мечта, тем лучше.

— Вечером мне прийти к вам или вы придете ко мне? — спросила красавица.

— Как вам угодно.

— Со мной спят две служанки, и вам приходить неудобно. Сегодня я постараюсь незаметно уйти, а завтра придумаю, что сказать им, и вы сможете прийти ко мне.

Вечером, когда все уснули, красавица вышла в сад, где ее давно уже поджидал Пань. Они прошли в его кабинет и предались нежным ласкам. С тех пор они встречались беспрепятственно то у нее, то у него.

Пань считал это чудеснейшим случаем в своей жизни и мечтал, чтобы алхимик исчез навсегда. Опыт с философским камнем его мало тревожил.

Более десяти вечеров провели они в любовных утехах, и вдруг в какой-то день привратник докладывает: «Вернулся алхимик». Пань испугался. Поздоровавшись с Панем, алхимик прежде всего прошел к жене, долго с ней о чем-то говорил, затем вернулся к Паню.

— Моя жена сказала, что тигель не открывали, — обратился он к Паню. — Срок девяти превращений уже истек, так что порошок уже должен быть готов. Сегодня не будем торопиться, а завтра принесем жертву духам и откроем тигель.

В ту ночь Паню пришлось обойтись без любовных услад, но он утешал себя тем, что вернулся алхимик, что утром откроют тигель и тогда наконец сбудется его надежда на получение философского камня.

На следующий день, после жертвоприношения, Пань и алхимик вместе вошли в помещение, где стоял тигель.

Алхимик сразу же изменился в лице.

— Странно, странно! Что-то тут в воздухе не то... — пробормотал он, тут же открыл тигель и заглянул внутрь. — Пропало, все пропало! — закричал он, топая ногами в гневе и отчаянии. — И философский камень не получился, и даже серебро-мать превратилось в шлак. Не иначе, как здесь занимались развратом и все погубили!

Пань позеленел от испуга. Он молчал. Слова алхимика попали не в бровь, а в глаз, и он совсем растерялся.

Алхимик в бешенстве скрежетал зубами.

— Кто еще входил сюда? — накинулся он на мальчика-слугу.

— Только хозяин и ваша супруга заглядывали сюда каждый день. Больше никто не заходил, — ответил слуга.

— Почему же тогда опыт провалился? — кричал алхимик. — Быстро позвать сюда госпожу, сейчас ее спросим.

Мальчик побежал за женой алхимика.

— Чем ты тут занималась, когда следила за печью? — заорал алхимик, едва она появилась. — Философский камень испорчен!

— Мы каждый день приходили с господином взглянуть на огонь, — ответила она. — Понятия не имею, в чем дело, — тигель мы не трогали...

— Тигель не трогали?! Тебя вот трогали! — бросил алхимик жене и тут же спросил слугу:

— Ты всегда был здесь, когда жена и хозяин приходили?

— Один раз только не был. Это случилось, когда господин Пань велел угостить меня за мое усердие — я хватил лишнего и сразу заснул. Вот тогда они были здесь без меня.

— Так, так! Ясно! — пробурчал алхимик. Тут же он бросился к своим вещам, вытянул оттуда плеть и хлестнул ею жену. — Это ты натворила, подлая тварь! — закричал он и снова замахнулся плетью.

Та увернулась от удара и сквозь слезы пробормотала:

— Я ведь говорила... нельзя! О господин Пань, вы погубили меня!

Пань стоял молча, вытаращив глаза, и готов был сквозь землю провалиться.

— Чего же стоят все заверения и обещания, которые ты давал мне перед моим отъездом?! — с гневом обрушился алхимик на Паня, глядя на него в упор. — Не успел я уехать, как ты совершил такую подлость! Пес ты гнусный и свинья. Ведь надо же быть таким бессовестным человеком! И ты еще мог думать, что тебе удастся опыт с философским камнем! Сам я виноват: не умею разбираться в людях. Но эту тварь я убью! Не нужна она мне! Позор моей семьи!

Тут алхимик снова кинулся на жену, размахивая плетью. Молодая женщина в испуге бросилась бежать к дому. На ее счастье, обе ее служанки преградили алхимику дорогу, пытаясь остановить его и умоляя простить хозяйку. Каждая получила по хорошему удару плетью, и плеть переломилась пополам. Алхимик разошелся так, что его было уже не удержать.

Тогда Пань стал перед ним на колени.

— Во всем виноват я, — говорил он. — Все испорчено из-за меня. Я готов смириться с пропажей денег, лишь бы вы меня простили.

— Что ж, ты получил по заслугам! Сам виноват, что остался без магического камня. Я здесь ни при чем. Но ты опозорил мою жену, как с этим прикажешь быть?! Убью ее! За это ты же будешь в ответе!

— Я готов искупить свою вину, — промолвил Пань, тут же приказал слугам принести два серебряных слитка *юаньбао и, ползая на коленях, просил прощения.

— Что мне деньги, для меня это пустяк, — сказал алхимик, не глядя на серебро.

Пань, не переставая кланяться, прибавил к слиткам еще двести ланов.

— Этих денег вполне хватит на то, чтобы вы выбрали себе новую, достойную вас жену. Все произошло по моей вине. Умоляю вас, ради нашей прежней дружбы, пощадите вашу супругу!

— Хорошо, пусть ущерб послужит тебе уроком, — ответил алхимик. — Мне твои деньги не нужны, я раздам их бедным.

Алхимик спрятал все триста ланов в сундук, позвал жену, созвал своих слуг, распорядился, чтобы его багаж сейчас же перенесли в джонку, на которой он накануне приехал, и покинул дом, негодуя:

— Нанести человеку такое оскорбление! Какой позор! Какой стыд!

Так, с бранью, алхимик сел в джонку и вместе с женой уехал.

Пань был страшно напуган всем происшедшим, опасаясь, как бы на него не состряпали дело. И хотя он поплатился деньгами, но считал, что ему еще повезло и что он легко отделался. Что до неудавшегося опыта с серебром, то Пань и вправду полагал, что осквернил место и этим все испортил. «Слишком я поторопился, — сокрушался он. — Ничего не стоило подождать, пока образуется философский камень, оставить их погостить подольше, а тем временем добиваться своего. Тогда и одно и другое получилось бы как нельзя лучше. Наконец, просто не следовало такими делами заниматься именно в том помещении, тогда, возможно, все обошлось бы. Да, по собственному недомыслию и опрометчивости загубить столько денег! И это бы ничего. Но вот встретить наконец настоящего алхимика и не получить философского камня — досадно! Очень досадно! С другой стороны, чего тут раскаиваться, — утешал он себя. — С такой красавицей провести время в свое удовольствие — это же было истинное наслаждение!» Так думал Пань, не ведая, что он жертва обмана и что мнимый алхимик действовал по заранее намеченному плану.

А дело обстояло так. Когда он был на озере Сиху, он уже знал, что Пань должен приехать в Ханчжоу. Все, что «алхимик» там поначалу проделывал, было рассчитано на то, чтобы задурить Паню голову; а когда дошло до того, что Пань пригласил его к себе домой, он сделал вид, что не торопится и может пробыть у него до конца опыта. Затем, когда прибыл человек и доложил ему о смерти матери, он поспешно укатил, прихватив две тысячи, предназначенные для опыта. Женщина, которую он выдавал за жену, была умышленно оставлена в доме Паня, чтобы у него не возникало подозрений и чтобы соблазнить богача. Вся эта грязная история была разыграна у Паня под носом, да рассчитана так ловко, чтобы Пань не посмел и рта раскрыть, считал бы виновным самого себя и не успел бы опомниться и потребовать возмещения убытков. Богачу Паню просто суждено было попасться на удочку и поплатиться деньгами. Он считал, что человек тот действительно обладает несметным богатством, а раз так, значит, должен знать секрет философского камня. Пань не ведал того, что вся посуда у алхимика была из вызолоченной меди и посеребренного свинца. Да и кому придет в голову вечером, при свете фонаря, сидя за вином, проверять, настоящее это золото или нет. Вот на такую коварную хитрость и попался богач Пань.

Но и этот случай не открыл Паню глаза — он по-прежнему считал, что сам виноват, сам упустил возможность, и его еще больше влекло к алхимии.

Как-то раз Паню опять попался какой-то алхимик; зашла речь об алхимии. Новый знакомый так понравился Паню, что он пригласил его к себе. Беседуя с ним, он поделился тем, что с ним произошло:

— Недавно я встретил человека, который действительно мог превращать простой металл в золото. Он при мне проделал это и уже начал плавить для меня философский камень, но, к сожалению, я обидел его, и он ушел, так и не закончив опыта!

— Это и я могу сделать, — заявил алхимик.

Тут же было приказано разжечь тигель. Точно так же, как прежний обманщик, алхимик бросил немного порошка на сплав ртути и свинца... И, точно, — весь сплав превратился в серебро.

— Великолепно! Великолепно! — воскликнул Пань. — Прошлый раз не удалось. На этот раз удастся.

И он дал алхимику тысячу ланов на опыт. Алхимик позвал двух-трех своих людей, чтобы они помогли ему в опыте. Пань видел собственными глазами, как легко этот алхимик превратил свинец в серебро, потому полностью доверился ему и совсем за ним не присматривал. А он как-то ночью «захватил тигель», и на следующий день его и след простыл.

На этот раз у Паня были украдены последние деньги. От былого его богатства не осталось ничего. Гнев и досада охватили его.

«Сколько стараний я приложил, сколько лет на это потратил, — размышлял он. — Прошлый раз сам был виноват, на этот раз думал, что все будет в порядке, а меня опять надули. И не поинтересовался даже, не спросил, откуда он. Что ж, наверняка занимается этими делишками где-нибудь в другом месте. Попробую его поймать. А не найду его, может быть, встречу настоящего алхимика, который все-таки поможет мне получить магический камень». И, собрав небольшой багаж, Пань отправился на поиски.

Много мест он объездил и однажды в Сучжоу, близ ворот *Чанмэнь, лицом к лицу столкнулся с шайкой, которая его в последний раз обокрала. Как только те увидели его, лица их расплылись в улыбке, словно они встретили старого друга или земляка. Пань собирался было обрушиться на них с бранью, но они не дали ему рта раскрыть и тут же потащили в винную лавку.

— Мы тогда злоупотребили вашей добротой и вашим доверием и чувствуем себя очень неловко перед вами, — начал извиняться один из шайки. — Но не осуждайте нас, таков уж наш путь. Сейчас у нас есть возможность возместить ваши убытки, поэтому мы хотим поговорить с вами, чтобы уладить дело.

— Что за «возможность»? — удивился Пань.

— Видите ли, ваши деньги мы сразу же тогда растратили, и нам сейчас, собственно, нечем вернуть вам долг. Но на днях мы договорились с одним богачом из провинции Шаньдун, что сварим ему серебро, и теперь ждем только нашего учителя; но он путешествует сейчас далеко отсюда и не скоро приедет. Так вот, если бы вы согласились представиться богачу под видом учителя и получить от него серебро, мы смогли бы тотчас вернуть вам деньги. Как видите, это не труднее, чем ладонь повернуть. А то что толку разыскивать нас и требовать с нас деньги, когда их нет? Что вы на это скажете?

— А кто ваш учитель? — спросил Пань.

— Буддийский монах. Поэтому вам придется только остричь по-монашески волосы, и мы доставим вас в Шаньдун со всеми подобающими почестями.

Паню не терпелось вернуть свои деньги, поэтому он согласился, чтобы ему остригли волосы и облачили в монашеское одеяние. Относились эти люди к нему с большим уважением и, когда прибыли в Шаньдун, представили Паня богачу как своего учителя. Богач пригласил Паня в гостиную и завел с ним беседу об алхимии. Пань прекрасно разбирался в этом деле, к тому же был человеком образованным, и его рассуждения произвели на богача самое лучшее впечатление. Хозяин проникся уважением и доверием к гостю, в тот же вечер вручил Паню две тысячи ланов серебром и договорился с ним завтра же начать опыт. После этого он пригласил Паня выпить вина, угощал его всякими яствами, а когда Пань захмелел, помог ему подняться с места и уложил спать. На следующий день люди из шайки стали обсуждать, где и как установить тигель, и занялись приготовлениями. Хорошо знакомый с алхимией, Пань давал им кое-какие указания. Наконец серебро было заложено в тигель, и люди, выдававшие себя за учеников алхимика, стали следить за огнем. Хозяин то и дело приходил за советами и указаниями к Паню, приглашал его побеседовать и выпить вина. Паню неудобно было отказываться. И вот однажды люди, с которыми приехал Пань, воспользовались удобным моментом, «захватили тигель» и скрылись, оставив Паня одного. Хозяин ничего не подозревал: он считал, что раз Пань с ним, то все должно быть в порядке. Но когда на следующий день обнаружилось, что вся шайка скрылась, богач велел схватить Паня и собирался отправить его в *ямэнь, чтобы схватили и других из этой шайки. Пань слезно взмолился:

— Я житель Сунцзяна, моя фамилия Пань, и я ничего общего с этими людьми не имею. Эти же бандиты, пользуясь моей страстью к алхимии, недавно обворовали меня самого. После этого я случайно встретил их в дороге, они сказали мне, что должны провести здесь опыт с превращением серебра и смогут тогда вернуть мне мои деньги. Они остригли меня и просили представиться вам в качестве их учителя. Я хотел только получить свои деньги и меньше всего предполагал, что они обворуют и вас, а меня оставят здесь одного.

Тут Пань громко разрыдался. Богач стал расспрашивать Паня и убедился, что Пань — тот самый зажиточный человек из Сунцзяна, о котором он уже давно слышал. Он не сомневался уже, что Пань действительно сам был обманут, и, не желая причинять ему дальнейших неприятностей, отпустил его.

Оставшись без гроша, Пань отправился на родину пешком и, пользуясь своим монашеским видом, жил подаяниями. Когда он очутился в городе *Линьцин и шел по набережной, в глаза ему бросилась большая джонка, стоявшая у пристани. Из-за оконных занавесок каюты выглядывала какая-то женщина. Она показалась Паню знакомой. Он внимательно вгляделся в ее лицо и нашел, что она была как две капли воды похожа на ту, которую когда-то привез с собой алхимик и с которой он провел немало приятных ночей.

«Каким же образом она оказалась на этой джонке?» — подумал про себя Пань и поспешил подойти поближе и навести справки. Оказалось, что джонка принадлежит какому-то *цзюйжэню из провинции Хэнань, что он едет в столицу держать экзамен, и с ним на джонке известная *гетера. «Неужели тот алхимик все-таки продал ее? Или это другая женщина, только похожая на нее?» — думал Пань и все ходил по берегу, не в силах оторвать взора от красавицы. Тем временем из каюты вышла служанка.

— Госпожа велела спросить, не житель ли вы Сунцзяна? — крикнула она Паню.

— Да, я именно из Сунцзяна, — ответил Пань.

— Не Пань ли ваша фамилия? — продолжала расспрашивать та.

— Да, но откуда вы знаете мою фамилию? — удивился Пань.

Пань услышал, как женщина в каюте распорядилась:

— Пусть поднимется сюда!

Пань подошел к каюте и услышал голос из-за занавески:

— Я та самая женщина, которую алхимик выдавал за свою жену. На самом деле я гетера из Хэнани. Когда я жила у вас, я действовала по приказанию того мошенника и не смела его ослушаться. Но все же я чувствую себя виноватой перед вами. А вы, как вы здесь очутились? Да еще в таком виде!

Пань с горестным видом поведал ей историю о том, как его последний раз обокрали и почему он очутился в Шаньдуне.

— Не могу остаться равнодушной к вашей судьбе, — промолвила гетера. — Я дам вам на дорогу, и возвращайтесь поскорее домой. Встретите еще алхимиков — никогда им не верьте! Мне с ними приходилось иметь дело, и я хорошо знаю их проделки. Если вы поступите так, как я вам советую, буду считать, что отблагодарила вас за вашу любовь ко мне.

Сказав это, красавица велела служанке принести три лана серебром и передать их Паню. Тому ничего не оставалось, как с благодарностью принять деньги. Только теперь Пань узнал, что красавица, с которой приехал тот алхимик, была гетерой, действовавшей с ним заодно.

На деньги гетеры Пань сумел благополучно добраться домой. Он хорошо запомнил наставления гетеры и не верил больше в философский камень. Только волосы его еще не отросли, и ему было стыдно за себя. История Паня стала предметом веселых разговоров среди его родственников, друзей и всех тех, кто слышал о нем. Пусть же она послужит предостережением для тех моих современников, которые увлекаются алхимией.

Душу очистив от мыслей греховных,
берись за магический камень!
Искусство, доступное только бессмертным,
со скверной нельзя сочетать.
Надеяться выплавить камень чудесный,
погрязнув в развратных желаньях,
Не все ли равно, что в вонючей дыре
искать лебединое мясо?!