ПОЭЗИЯ МИННЕЗИНГЕРОВ

Первые записи произведений миннезингеров, сочинявших, как правило, и стихи и музыку (или заимствовавших темы и мелодии у трубадуров), были сделаны не самими авторами. Миннезингеры, принадлежавшие к рыцарскому сословию, чаще всего не умели читать и писать, хотя сочинение и исполнение песен составляло часть воспитания молодых рыцарей. Они поручали делать записи писцам, но настоящими распространителями их творчества становились обычно странствующие актеры - шпильманы, которые слышали миннезингеров при дворе или в городах и замках. Шпильманы составляли для себя маленькие сборники песен. Неточные и неполные, теперь уже давно исчезнувшие, эти записи послужили в свое время основой первых рукописных изданий поэзии миннезанга.

Время возникновения большинства рукописей - конец XIII- начало XIV в. Самой полной из них является так называемая Большая Гейдельбергская рукопись, которая содержит тексты ста сорока авторов. Составленная в Цюрихе около 1330 г., она была дополнена к 1340 г. Принято считать, что это та самая рукопись, о которой упоминает один из миннезингеров XIV в. - Иоганнес Хадлауб. По его сведениям, рукопись была собрана представителями знатного цюрихского рода Манессе - Рюдигером и его сыном Иоганном. Тексты, включенные в собрание Манессе, видимо, редактированы разными лицами; разным авторам принадлежат и иллюстрации - цветные миниатюры с портретами миннезингеров. В XVI в. рукопись оказалась в руках курфюрста Пфальцского в Гейдельберге. В 1622 г., во время Тридцатилетней войны, рукопись исчезла. После захвата Гейделъберга предводитель католиков Максимилиан Баварский подарил знаменитую гейдельбергскую библиотеку папе, однако рукопись не поиала в Рим: она была обнаружена только в 1657 г. в королевской библиотеке Парижа. В 1888 г. правительство Германии приобрело ее в свою собственность. Самым старым собранием является Малая Гейдельбергекая рукопись, включающая сочинения тридцати четырех миннезингеров. Поставленная в XIII в., вероятно, по указанию страсбургского епископа Конрада фон Лихтенберга, она издана на пергаменте и изящно оформлена, хотя не иллюстрирована. Значительными должны считаться Констанцская, или Вейнгартнерская, рукопись, где даны тексты тридцати авторов, а также Большая Иенская рукопись, представляющая двадцать девять поэтов и содержащая, кроме стихов, ноты. Ноты имеются и в таких крупных собраниях, как Венская и Кольмарская рукописи. Некоторый материал дает рукопись, известная под названием «Carmina Burana» (о ней см. ниже, прим. к поэзии вагантов).

В XIII-XIV вв. появился ряд персональных сборников. В Кёльне вышли сочинения проповедника Таулера, редактированные, вероятно, самим автором. И 60-х годах XIV в. была издана «Венгерская хроника» Генриха фон Мюгельна, в переложении прозой, сделанном, возможно, им же самим. Собрание сочинений сестры Мехтхнльд из Магдебурга было издано в первые десятилетия XIV в. под названием «Струящийся свет божества»; в 1340 г. оно было переведено с нижненемецкого на верхненемецкий. Сохранился записанный на пергаментной обложке расчетной книги монастыря св. Вольфганга в Регенсбурге текст Генриха фон Фельдеке.

В XVI-XVII вв. появляются отдельные произведения миннезанга, переведенные на современный немецкий язык. Себастьян Брант в 1508 г. обработал и издал сборник Фрейданка «Разумение». Первым переводчиком Вальтера фон дер Фогельвейде выступил Гофман фон Гофманснальдау.

Но настоящее открытие миннезанга началось в середине XVIII в., в период заметной «лиризации» немецкой литературы. Получивший на время в свое распоряжение Большую Гейдельбергскую рукопись, Иоганн Якоб Бодмер осуществил частичное издание ее, выпустив в 1748 г. книгу «Образцы швабской поэзии XIII в.». К 1758 г. рукопись была издана почти полностью в двух томах под названием: «Собрание несен миннезингеров швабского периода, содержащее произведения ста сорока поэтов». Новый период изучения миннезанга связан с романтизмом. Первым среди романтиков обратился к творчеству миннезингеров Л. Тик. В 1803 г. он издал книгу текстов, переведенных со средневерхненемецкого: «Любовные песни швабской эпохи», и написал статью «Любовные песни немецких миннезингеров». Основательно занимался миннезангом и Л. Уланд. В 1822 г. он выпустил книгу «Вальтер фон дер Фогельвейде, старонемецкий поэт». Наследию миннезингеров уделено большое место в его «Материалах к истории немецкой поэзии и саги» (1806-181)7).

В 1838 г. Фридрих Генрих фон дер Хаген полностью представил Большую Гейдельбергскую рукопись в четырех частях под названием: «Миннезингер». С этого времени возрастает число научных изысканий в области миннезанга. Б 50-х годах К. Лахманом была разработана периодизация. Особо выделив время расцвета средневековой немецкой лирики, обогащения ее новыми мотивами, Лахман создал понятие «весна миннезанга», включив в него поэтов от Кюренберга до Вальтера фон дер Фогельвейде, представляющего собой новый этап. В 1857 г. Лахман подготовил сборник научно обработанных и комментированных текстов, названный «Des Minnesangs Fruhling». Сборник выдержал ряд переизданий в XIX-XX вв. Издания с комментариями и биографическими справками выпустил К. Барч, затем его ученик Г. Пфафф. Вопросы миннезанга были освещены в труде В. Дильтея «О немецкой поэзии и музыке». В XX в. большую работу по анализу и комментированию текстов провел К. фон Краус.

При подготовке настоящего тома были использованы следующие научно-критические издания: «Des Minnesangs Fruhling». Nach Karl Lachinann, Moriz Haupt niid Friedrich Vogt neu bearbeitet von Karl von Kraus. S. Hirzel Verlag, Leipzig, 1954; «Deutsche Lyrik ties Mitlelalters». Auswahl und ubersolzung von Max Wehrli. Manesse Verlag, Zurich, 1955.

Переводы произведений миннезингеров на русский язык появились во второй половине XIX в. Впервые их представил Н. В. Гербель в книге «Немецкие поэты в биографиях и образцах» (СПб., 1877). Наряду с отрывками из поэм Гартмана фон Ауэ, Вольфрама фон Эшенбаха и Готфрида Страсбургского, здесь даны переводы любовных песен Дитмара фон Айста, Генриха фон Фельдеке и Вальтера фон дер Фогельвейде. Переводы сделаны Д. Минаевым. В начале XX в. песни миннезингеров переводил К. Л. Иванов. В свою книгу «Трубадуры, труверы и миннезингеры» (Пг., 1915) он включил переводы из Вальтера фон дер Фогельвейде, императора Генриха, Генриха фон Фельдеке и Фреичайка. Наиболее полно на русском языке миннезанг представлен в книге «Хрестоматия по зарубежной литературе средних веков» (сост. В. И. Пурншев и Р. О. Шор, М., 1953), содержащей переводы песен Кюренберга, Дитмара фон Мета, Генриха фон Фельдеке, Фридриха фон Хаузена, Гартмана фон Луз, Генриха Морунгена, Рейпмара фон Хагепау, Вальтера фон дер Фогельвейде, Вольфрама фон Эшенбаха. Нейдхарта, Готфрида фон Нейфена; переводы выполнены Б. Ярхо, О. Румером, Р. Шор. Все переводы, помещенные в настоящем томе, публикуются впервые.

Прим. Д. Чавчанидзе

 

КЮРЕНБЕРГ

Жил около 1100 г. Именем Кюренберг называет себя в песнях но месту своего рождении (Кюренберг в Австрии). Происходил из рода австрийских дворян, исполнявших вассальную повинность. Один из первых представителсй миннезанга, связанного с народной традицией. Песни представляют собой отдельные строфы, содержащие монолог мужчины или женщины; близкие по смыслу строфы иногда передают диалог влюбленных.

«Зачем сулишь мне горе, любимая моя?
С тобою распростившись, умру в разлуке я.
Мою любовь покину,
Моим суровым ближним истину явив:
Твоей любовью жизнь красна, любовью был я жив»,

«Пренебрегать негоже другом дорогим.
Разумно и похвально не расставаться с ним.
Люблю я, как умею,
Я с другом не расстанусь, покуда друг мне мил,
А тот, о ком я говорю, такой же, как и был».

* * *

«Радость будет позже, тоска сначала.
Рыцаря пригожего я повстречала.
Только бы не отняли его у меня,
Сердце обезрадостив до последнего дня».

* * *

«Одна поздно ночью стою на башне.
Слышу, поет рыцарь. Нет песен краше!
Поет будто Кюренберг, не смолкнет он всю ночь.
Моим будет рыцарь - или пусть уедет прочь».

Несите мне доспехи! Седлайте мне коня!
Любимая в далекий путь отправила меня.
Отправлюсь я в далекий путь и стану ей милей.
Пусть она тоскует вечно по любви моей.

* * *

Стоял я поздно ночью у твоей постели,
Но разбудить не смел тебя, будучи у цели.
«Бог тебя накажет. Уходи ни с чем.
Я тебе не медведица. Я людей не ем».

* * *

«Когда в одной рубашке, бессонная, стою
И вспоминаю статность благородную твою,
Заалеюсь, будто роза, окропленная росой.
И сердце томится по тебе, любимый мой».

«Ноет мое сердце. Всегда болит оно,
Когда захочется того, чего не суждено.
Не золотом прельщаюсь я, не звонким серебром.
Живет мое желание в образе людском».

* * *

«Этот сокол ясный был мною приручен.
Больше года у меня воспитывался он.
И взмыл мой сокол в небо, взлетел под облака.
Когда же возвратится он ко мне издалека?

Был красив мой сокол в небесном раздолье:
В шелковых путах лапы сокольи,
Перья засверкали - в золоте они.
Всех любящих, господи, ты соедини!»

«Ах, как текут слезы от боли нестерпимой!
Меня покидает мой милый, мой любимый.
Лжецы виноваты. Господь их накажи!
Нам бы помириться и не слушать этой лжи».

* * *

Моею будь, красавица! Жизнь за тебя отдам.
И любовь и горе разделим пополам.
Одной тобою буду жить, одну весь век любя.
А полюбишь злого - пеняй на себя.

* * *

Во мраке ночи быстро скрывается звезда.
Так прячешься, красавица, ты от меня всегда.
Что ж, милая, попробуй слюбиться с другим!
Тогда на этом свете мне тесно будет с ним.

* * *

Знатнейшая девица, она прекрасней всех.
Посылаю к ней гонца, надеясь на успех.
Поехал сам бы свататься, да страшно - вот беда!
Вдруг я не понравлюсь ей? Что же делать мне тогда?

* * *

Женщину и сокола знай только замани!
Тобою прирученные, к тебе летят они.
Под стать невеста рыцарю, невеста хороша.
Едва подумаю о ней, поет моя душа.

 

МЕЙНЛОХ ФОН СЕФЕЛИНГЕН

Дворянин из Сефелингена близ Ульма, из рода швабских рыцарей. Двенадцать строф, бесспорно принадлежащих ему, обнаруживают и его близость к народной традиции, и поэтическое своеобразие. У него особенно заметна черта, отличающая немецкий миннезанг: изображение не столько самой любви, сколько вызванных ею переживаний, противоречивых чувств («душевный подъем и печаль», «любовь и зависть»). У него впервые появляется тема любовного служения.

* * *

О тебе наслышан, решил я на тебя взглянуть,
Ради красоты твоей пустился в дальний путь.
Теперь увидел я тебя и честно признаю:
Счастлив тот, кто посвятил тебе любовь свою.
Ты лучшая из лучших; умолчать грешно об этом.
Глазам твоим спасибо!
Кого хотят, согреют благословенным светом.

Тебе служить хотел бы тот, кто в тебя влюблен.
Влюбленный признается, что красивых самых жен
Ты, госпожа, затмила. Жен других и в мыслях нет.
Смилуйся, разумница, дай какой-нибудь совет!
Рассудок помутила ты и жизнь отнимешь вскоре. -
Не по твоей ли воле
Ушла былая радость и воцарилось горе?

Кто хочет женщине служить, пусть будет скромен тот,
Пускай своей печали никому не выдает.
Свои надежды в сердце пускай таит он, скрытный,
Чтобы отстал скорее соглядатай любопытный.
Награды удостоен тот, кто преданно служил,
A кто развратен сердцем,
Старается напрасно. Он красавицам не мил.

Победами не хвастай, не бегай за женщиной вслед.
Народ кругом глазастый, чуть что - и радости нет.
Непостоянный рыцарь изменит, полюбив.
Запутается в сплетнях тот, кто нетерпелив.
Пусть никто кругом не знает, что она сказала: «Да!»
Сбей сплетников с толку -
И, как многие другие, счастье ты найдешь тогда.

Прекрасною и гордой очарован я навек.
Свободы не дождаться: я пропащий человек.
Она меня пленила. Теперь я сам не свой.
Очи мои не видали никогда красы такой.
Она была прекрасна и пребудет впредь.
Благословляю день я,
Когда ее впервые я сподобился узреть.

Служу неутомимо и знаю почему.
Дороже и дороже она сердцу моему.
Милее и милее со временем она.
Прекрасней и прекрасней: так хороша она одна.
Повсюду прославляю вечную мою любовь.
Пусть от любви умру я,
Из мертвых я воскресну, чтобы служить ей вновь.

«Ах, эти соглядатаи! Ах, эти шептуны!
Позорят меня, бедную. Страдаю без вины.
О том, что я влюбилась, толкуют все вокруг.
Мол, я его подруга, а он мой близкий друг.
Болтайте на здоровье! Я по-прежнему чиста.
Глаза колет верность.
К другому, бог свидетель, не влечет меня мечта.

Красавца молодого избрал мой нежный взор,
И женщины другие мне завидуют с тех пор.
Но я не виновата, что я прекрасней всех.
И телом и душою полюбить его не грех.
Когда была другая с ним, с доблестным, нежна,
Теперь отстать ей лучше.
Знать ничего не знаю! Моя радость мне нужна!»

Кругом посланцы лета, румяные цветы.
Как служит этот рыцарь, прекрасная, знаешь ли ты!
Готов служить он верно, была бы ты близка.
С тех пор как он уехал, в сердце у него тоска.
Чтобы не выжег душу ему полдневный злой,
Пускай вкушает радость,
В твоих объятьях лежа, благородный рыцарь твой.

* * *

Свои разносят сплетни по всей стране клеветники.
Умей хранить молчанье наветам вопреки.
Немногословный рыцарь дамами всегда любим.
Он человек надежный. Куда спокойней с ним!
Пока язык болтает, не надейся на успех!
Внакладе пустомеля. С болтуном - и смех и грех.

«От этой доброй вести прошла печаль моя.
Вернулся мой любимый в родимые края.
Пускай теперь оставит меня тоска в покое.
Любимого дождаться... Счастье-то какое!
Не надо мне другого. Он мною предпочтен.
Вернулся, слава богу! Как служить умеет он!»

Других она красивей, добрее и честней,
И никаких проступков не числится за ней.
Не потому, что ниспослал всевышний мне блаженство
Вкусить у ней на ложе все эти совершенства,
Нет, потому, что верю я собственным глазам,
Ей, благородной даме, службой должное воздам.
Нет женщины прекрасней. Для нее не жаль трудов.
Пускай она прикажет!
Любое повеленье рыцарь выполнить готов.

 

БУРГГРАФ ФОН РЕГЕНСБУР

Происходил из рыцарского рода. Автор любовных песен, некоторые из них вложены в уста женщины. Форма песни восходит к старонемецкой: длинные строчки, разделенные цезурой.

* * *

«Как добрый рыцарь мой хорош! Я вся принадлежу ему.
Как сладко сердцу моему, когда его я обниму!
Кто целый мир в себя влюбил
Высокой доблестью своей, тот мне навеки будет мил.

Пускай красавца моего они попробуют отбить!
Как прежде, любит он меня, и мне его не разлюбить.
Пускай от зависти умрут!
Мой рыцарь верен мне всегда. Его прельщать - напрасный труд».

* * *

Всю зиму проболел я. Мне было тяжело.
Женщина мне возвестила, что красное лето пришло.
Завистники вмешались. И сердце проболит,
Пока меня своей любовью госпожа не исцелит.

«Велят мне избегать его, а я бы не могла.
Припомню, как однажды тайком я с ним легла,
Как он обнимал меня, - и на сердце тоска.
Предсказывает сердце мне: разлука будет нелегка».

 

БУРГГРАФ ФОН РИТЕНБУРГ

Возможно, сын миннезингера бургграфа Регенсбурга Генрих. Автор однострофных песен, в которых изображается служение даме, иногда даются картины природы. Характерная для Ритенбурга парная рифма придает звучанию его строфы особую легкость.

* * *

«Нам теперь друг друга надо
Любить как можно незаметней,
Хоть ему всегда я рада.
Завистник распускает сплетни
О том, что изменяет он,
Что, мол, в другую он влюблен.
Не верю злобной болтовне.
Навек любовь моя при мне».

Испытав любовь такую,
Я собою не владею.
Ни о чем я не тоскую,
Госпожу назвав своею.
Пускай враждуют все со мной,
Моя радость - в ней одной.
И во сне и наяву
Ее радостью живу.

* * *

Смолк соловушка в долине,
И не слышать мне отныне
Темной ночкой песню песней.
Но жизнь моя еще чудесней.
Себе нашел я госпожу
И госпоже моей служу.
Служу я, верность ей храня.
Растет любовь день ото дня.

* * *

Мирская мудрость в том порука:
Любовь от неучей бежит.
Любовь - блаженная наука
Для тех, кто смел и даровит.
Каких бояться мне обид?
Сулит отраду эта мука.
Уж лучше вечная разлука
С любой красавицей земли,
Чем год безрадостной любви
От госпожи моей вдали.

* * *

Весной преобразился год.
Весело сердцам другим.
Так счастье мимо и пройдет,
Был ты неприветлив с ним.
Коли счастья нет,
Вот мой совет:
Время петь на новый лад.
Всех на свете веселят
Красные цветы.
Печален только ты.

* * *

Испытала ты меня,
И на пользу проба мне.
Тот, кто золоту родня,
Блещет золотом в огне.
Чтобы ярче заблистал
Благоролный наш металл,
Нужно пламя, нужен жар.
Песня - самый чистый дар.
Испытай меня огнем!
Песня лучше станет в нем.

* * *

В путь она меня послала,
И разлуке я не рад.
Красавиц на земле немало,
Но возвращусь я к ней назад.
Когда я в чужом краю,
Храни, господь, любовь мою.
Закабалил я сам себя.
Легче умереть, любя,
Чем служить ей много лет,
Зная, что надежды нет.

 

СПЕРФОГЕЛЬ

С этим именем связано развитие дидактического жанра шпруха, характерного для певцов нерыцарского происхождения. Исследователи считают, что часть шпрухов Сперфогеля написана значительно раньше остальных, и, исходя из этого, говорят о существовании Сперфогеля Старшего. В отличие от Сперфогеля, жившего около 1200 г., Сперфогель Старший жил в середине XII в., его имя - Гергер или Керлинг. В Большой Гейдельбергской рукописи творчество Сперфогелей дано как целое: в нем трудно заметить как жанровое различие, так и различия в содержании. Шпрухи содержат моральные сентенции и религиозные декларации; среди них - басни о людях и животных, пословицы, основанные на фольклорных представлениях. Повествование о жизни бродячего бездомного певца содержит намеки на личную судьбу автора и позволяет причислять его к странствующим миннезингерам.

* * *

О бедность горькая! Ты отнимаешь разом
У человека острый ум и разум:
Друзьям не дорог больше он,
Когда имения лишен,
Они к нему, едва кивнув,
Воротятся спиною.
Лишь тот, кто в роскоши живет,
Любим и чтим роднею.

* * *

Трави медведя молодою сворой,
И цаплю ястреб пусть терзает рыжеперый,
И старый конь на племя не годится,
И руки мой не едкою водицей.
Всем сердцем возлюби творца
И мира славь просторы,
На все проси совет у мудреца
И не вступай с ним в споры.

* * *

Героям должно и в беде являть отвагу.
На свете нет невзгод, чтоб не вели ко благу.
Удача новая придет к нам за уроном:
Мы потеряли то, что было обреченным.
Герои гордые,
Воспряньте духом.
Почто в уныние впадаем?
Давайте вновь сберемся с силой и счастья попытаем.

* * *

Добра не жди, кто волка звал на ужин.
Моряк, гляди, корабль ветхий перегружен.
Коль говорю, так верьте мне:
Кто круглый год своей жене
Наряды дорогие шьет, не о себе печется:
Ему не выпал бы почет,
Что и чужого в свой черед
Нести крестить придется.

 

ДИТМАР ФОН АЙСТ

Человеку с этим именем приписывались песни, возникшие в разное время п различные по характеру. Известно, что в начале 70-х годов XII в. дворянин Дитмар фон Айст состоял на службе у Генриха II Австрийского. Как все миннезингеры нерейнских областей, далек от влияния трубадуров п связан в своем творчестве с народными традициями. Очевидно, п в быту тяготел к простым сословиям: Большая Гейдельбергская рукопись изображает его в одеянии странствующего купца с товарами, верхом на ослике, у городских ворот. Некоторые из песен восходят по форме к старонемецким (две рифмованные строки), отличаются живой образностью, простотой и задушевностью. Ему принадлежит первая из сохранившихся «утренних песен» миннезингеров (см. альба у трубадуров).

* * *

«Какое горе и какая мука!
И словно камень на сердце разлука.
Следят за мною зорко сторожа», -
Всю ночь грустит и плачет госпожа.

А рыцарь говорил: «Проходит время,
Но с каждым днем сильней печали бремя.
Скорбит душа. Пылает жар в крови.
Как счастлив тот, кто избежал любви!

Когда весь мир покой вкушает ночью,
Ты предо мною предстаешь воочью.
И грудь испепеляет мне тоска.
Как недоступна ты и далека!»

* * *

Страданьям дамы не было конца.
Она ко мне направила гонца.
Чтобы госпоже скорей утешиться,
Поспешил послаиец юный спешиться.
«Скажи ей, гонец, я любил ее нежно,
Но наша разлука, увы, неизбежна».

И госпожа в слезах запричитала,
Когда она об этом услыхала:
«Никогда я раньше не грустила,
А теперь мне все вокруг немило.
Ах! Сбылось печальное пророчество,
И страшнее смерти одиночество.

Пусть судьба воздаст ему как следует
И его несчастие преследует.
Он лишил меня беспечной младости,
Но ему не ведать больше радости.
И его, что верным быть не может,
Вечное страдание изгложет».

* * *

Заиграла весна на свирели -
Это первые ручьи зазвенели.
И под ласковым солнцем из почки
Выбились зеленые листочки.

Я вернулся на широкую поляну,
И повсюду ты, куда ни гляну.
Вольно птицам по весне поется,
Жаль, любимая ко мне не вернется.

Лишь вчера мы с тобою расстались.
Неужели часы, а не годы промчались?
Отведен короткий миг свиданию
И тысячелетья ожиданию.

* * *

«Посреди зеленого луга
Ждц печально милого друга.
Слышу взмах широких крыл.
Это сокол в небо взмыл.
До чего же ты, сокол, волен!
Знать, судьбою своей доволен!
Коли тяжким станет путь,
Ты присядешь отдохнуть.
Сердце рвется и плачет от боли.
И тоска моя пуще неволи.
Мой любимый снова там,
У своих прекрасных дам.
Не придет ои сюда на лужочек.
Мне б увидеть его хоть разочек».

* * *

«Прощай, блаженство лета!
Мой друг далёко где-то.
Не воротится он, не вернется.
Птицам в чаще лесной не поется.
Мне лишенья терпеть и мытарства.
Ты ж в любви опасайся коварства.
Пусть нежны твои дамы и томны,
Лживы души, сердца вероломны.
Я на свете на этом одна
Терпелива, кротка и верна.
В тяжких муках, безмерно тоскуя,
Позабыть о тебе не смогу я».

* * *

Зима была бы хороша
И не страшны любые вьюги.
Когда бы тело и душа
Не рвались к ласковой подруге.
К чему от холода дрожать
Под завывание метели,
Когда бы мог с тобой лежать,
Моя любовь, в одной постели.

И в ожидании любви
Грустила дама одиноко:
«Меня к себе ты позови!
В твоей гордыне мало прока!
Быть в этот холод одному,
Что есть еще на свете хуже?
Тебя я крепко обниму.
Мы вместе не заметим стужи».

* * *

Как мне печаль свою избыть,
Укрыться от тревог
И об утратах позабыть?
О, помоги мне бог!

Ты можешь души врачевать
И окрылять судьбу.
И стану я к тебе взывать,
Услышь мою мольбу.

Прекрасный, кроткий, нежный лик
Хочу увидеть вновь.
Верни же на короткий миг
Ко мне мою любовь.

И сразу снимет как рукой
Всю горечь прежних дней.
И обретет душа покой,
Когда я буду с ней.

* * *

Служил я даме верно и послушно.
И с нею рядом был я как в раю.
Опа же отвергала равнодушно
Мою любовь и преданность мою.
О, светлая печаль! Ей меня ничуть не жаль.
Не забыть ее вовеки ни в одном краю!

Она сказала мне, что полюбила
Прекраснейшего рыцаря. Он смел.
Опа в пего свои мечты вселила,
И оп ее душою завладел.
О, светлая печаль! Ей меня ничуть не жаль.
Безысходная кручина! Тяжкий мой удел!

И сам не знал, что буду я несчастен.
Но лишь тебе одной хочу служить.
Вот так кораблик кормчему подвластен.
И без тебя я не сумею жить.
О, светлая печаль! Ей меня ничуть не жаль.
Буду тосковать и плакать, горестно тужить!

* * *

«Скорей проснись, желанный,
Любимый, долгожданный!
И разомкни ресницы.
Уже щебечут птицы».

«Я спал средь этой чащи.
И сна не видел слаще.
Но каждое свиданье
Таит в себе страданье.

Что ж ты грустишь и плачешь?»
«Я знаю, ты ускачешь.
И жизнь меня покинет,
Когда твой след остынет».

* * *

«Много дней пронеслось, много ночек,
Но забыть никогда не смогу,
Как сплетала я пестрый веночек
На душистом, на летнем лугу.
Это были счастливые дни:
В целом мире мы были одни.
Не воротится время вспять.
И увижу ль тебя опять?

Что обиды мои, что досада?
Сердце обручем боли свело.
Для души дорогая услада,
Ты надежда моя и тепло.
Мой любимый в далекой дали.
Воротись и печаль утоли!
Отправляйся в обратный путь.
Про голубку свою не забудь!

Но однажды зимой иль весною
Мы с тобою увидимся вновь.
Снова будет мой рыцарь со мною.
He померкнет в разлуке любовь.
Верю я: наяву и во сне
Ты всегда вспоминал обо мне.
И разлука не в силах украсть
Твою преданность, нежность и страсть»

* * *

Хоть полно друзей вокруг,
В их советах мало прока,
Если сердце стало вдруг
Непослушно и жестоко.
Я давно ему велю: «Успокойся!
Быть несчастью!»,
А оно стучит «люблю!»,
Переполненное страстью,
Из груди стремится прочь
И не хочет мне помочь.

И назло моей мольбе,
Не советуясь со мною,
Рвется лишь к одной тебе
И живет одной тобою.
Стал я, как никто другой, -
Ты тому свидетель, боже, -
Самым преданным слугой
Дамы сердца своего же.
Полюбил я ее навечно.
Жаль, что ты, госпожа, бессердечна.

 

ИМПЕРАТОР ГЕНРИХ

Император Священной Римской империи германской нации, при котором достигла расцвета власть династии Гогенштауфенов (1138-1254 гг.). Сын Фридриха I Барбароссы, присоединивший к владениям Германской империи часть итальянских земель посредством брака с сестрой короля Сицилии (1186 г.), что весьма способствовало усилению императора в борьбе с папой. Стал императором в 1191 г. За короткое время проявил себя суровым и даже жестоким правителем. Как обычно при дворе Гогенштауфенов, в его время процветал миннезанг, сочинение песен считалось занятием для особенно знатных. Был автором трех песен, написанных скорее всего до 1191 г. Самая большая из них выдержана в куртуазной манере, две близки к народным своей простотой и задушевностью.

* * *

Сподобился я тоже
всей роскоши земной,
Пока была на ложе
прекрасная со мной.
Вкусил такие радости
тогда я вместе с ней,
Что я не мог уехать
от этой нежной младости
И предан ей всем сердцем
был много-много дней.

«Ни от кого не скрою:
мой рыцарь мной любим.
Как он красив собою!
Как хорошо мне с ним!
Так женщинам завидно,
Что сплетням нет конца.
Пускай подруги злятся!
Любить его не стыдно.
Не сыщешь в целом свете такого молодца!»

* * *

«Зачем бы я пустила
тебя в такую даль?
Без друга жизнь постыла,
без друга жизнь - печаль.

Когда любимый сгинул в далекой стороне,
Ничто во всей вселенной
Пропажи драгоценной
возместить не может мне».

Во всем ты безупречна.
С тобою мы вдвоем.
В моем ты сердце вечно:
и по ночам и днем.
Мою любовь украсил
твой ласковый привет.
И я тебе дарую
Оправу золотую,
дорогой мой самоцвет.

* * *

Привет мой с песней шлю, томясь в надежде.
Не отходя от милой ни на шаг,
Я сам бы мог в лицо сказать ей прежде:
«Жизнь без тебя - кромешный мрак».
Другими пусть напев мой будет спет.
Той, без которой мне покоя нет,
Пускай хоть кто-нибудь передаст мой привет.

Над государствами я властелин,
Если мне любовь моя - закон.
Если останусь без нее одни,
Прах - держава моя, и не нужен мне трон.
Что тогда мне богатство, и слава, и сила!
Когда меня злая разлука сразила,
Скорбь - мое достояиье; мое утешенье - могила.

В моем сердце милый образ вечно.
Не перестану жаловаться слезно.
Со вздохом вняв мольбе моей сердечной,
Она ответит рано или поздно.
Как наградит она пыл мой влюбленный?
Преподнесет мне свой дар благосклонный.
Прежде, чем от милой, отказался я бы от короны.

Грешно не верить моему обету.
Любовь дороже мне всех прочих благ.
Отдать любви я рад корону эту.
Жизнь без любимой - непроглядный мрак.
Без милой не избыть печали.
Без милой мои дарованья пропали.
Горький мой удел тогда - умереть в опале.

 

ФРИДРИХ ФОН ХАУЗЕН

Принадлежал к кругу придворных миннезингеров Гогенштауфенов. С 1171 г. многократно упоминается в документах как один из рыцарей, наиболее близких к Фридриху I Барбароссе и молодому Генриху VI. В 1175 и 1186 гг. был с Генрихом VI в Италии. В 1187 г. присутствовал при исторической встрече Фридриха I с Филиппом Августом Французским. Погиб в третьем крестовом походе в 1190 г. в битве при Филомелиуме (в Малой Азии), незадолго до гибели Фридриха Барбароссы. Был видным представителем жанра «крестовой песни» (песни, содержащей призыв к крестовому походу), великолепным выразителем религиозной миссии крестоносцев. В любовных песнях Фридриха фон Хаузена, представляющих образец куртуазного миннезанга, постоянно обыгрывается мотив, заимствованный у трубадуров: разлад тела с душой, борьба между стремлением к возлюбленной и всепобеждающим долгом воина-крестоносца. Часто встречается параллель между человеческими чувствами и природой. Мелодии обычно заимствованы у трубадуров, - в частности, у Бернарта де Вентадорна.

«О, как она была горда...» - Пускай, мол, я зовусь Эней, // Она не согласится стать // Моей Дидоной никогда.- По римскому преданию, Эней - один из участников Троянской войны, долго странствовавший после ее окончания. Дидона, легендарная основательница Карфагена, полюбила Энея и умерла от тоски, когда он покинул ее. Поэт хочет подчеркнуть глубокое равнодушие дамы к нему и к его доблестям.

* * *

Привиделась во сне
Красавица одна
И полюбилась мне.
Нет с тех пор мне больше сна.
Она пропала слишком скоро,
И я не знаю, где она.
От собственного стражду взора.
На что мне жизнь моя нужна?
Любовь обречена...

* * *

Пришлось расстаться с ней.
Утрата из утрат!
Она мне всех милей,
И жизни я не рад.
Завистник-лиходей
На мой косится клад.
Завистливых людей
Загнать бы в самый ад,
Чтоб не пришли назад.

«Моя тюрьма крепка.
Завистники кругом.
И день и ночь тоска
О друге дорогом.
Скорее Рейн-река
Проляжет большаком,
Чем я издалека -
Теперь или потом -
Воздам за службу злом».

* * *

Любовь мне сердце рвет,
Страдаю долго и ужасно.
С ума сойду вот-вот.
Кто женщиной любим прекрасной,
Тот император полновластный,
Навеки счастлив тот.
Пунцовый этот рот
Сулит блаженство не напрасно.

Ей сердце как-то раз
Вручил я, пламенем палимый;
Нет, пыл мой не погас.
Моя любовь непобедима,
И не пройдет награда мимо.
Служу не напоказ.
Скажу я без прикрас,
Лишь мною так она любима.

Как много в сердце ран!
У смерти рыцарь на примете.
Такой удел мне дан.
За горькие страданья эти
Моя любимая в ответе.
Ах, этот стройный стан!
Когда любовь - обман,
Кому и верить в целом свете!

* * *

Воистину я вижу сам:
Господней силе нет предела.
Я причисляю к чудесам
Прекрасное такое тело.
Любимая мной овладела,
И жизнь с восторгом ей отдам.
Ей покоряюсь я всецело,
Готов служить ее мечтам.
Весь век служу я, как умею.
Не расставаться лишь бы с нею.

Хожу за нею по пятам,
Ей предан с детства неизменно.
Других не замечаю дам.
В ней все правдиво, все нетленно.
Ей сердце я вручил смиренно, -
Пускай, теряя счет годам,
Послужит ей самозабвенно,
Как челядь служит господам.
Весь век служу я, как умею.
Не расставаться лишь бы с нею.

* * *

Благословен творец небесный!
Господень дар - моя зеница,
Чтобы войти в меня прелестной
И в сердце бедном поселиться.
К сожалению, известно:
Соблазн для всех - такие лица.
Стой всегда на карауле,
Чтобы тебя не обманули.

Но если поздно или рано
Оказалась бы напрасной
Столь неусыпная охрана,
Стало быть, и я, злосчастный,
Не уберегся от обмана.
Расстаться лучше мне с прекрасной,
Но тайком везде и всюду
Ее носить я в сердце буду.

Я презирал страданья эти,
Любовным чарам неподвластный.
Теперь и я попался в сети.
Меня томит недуг ужасный.
Она прекрасней всех на свете,
И сердце рвется к ней всечасно.
Какая мука! Боль какая!
Погибнешь, милой избегая.

Я славлю зоркую охрану.
Однако, если разлюбила,
Я принуждать ее не стану.
Значит, никакая сила
Но воспрепятствует обману.
Пускай меня поссорят с милой.
Расскажет песня повсеместно
О кознях зависти бесчестной.

* * *

От этих вечных испытаний
С ума сойдет любой мудрец.
Нет, не спасешься от страданий,
Когда страдать велел творец.
И я влюбился наконец.
Когда бы ведать мне заране,
Какой любовь достойна дани!
В господней власти - дух и плоть.
Когда любовь послал господь,
Ее вовек не побороть.

Кто залечить способен рану,
Столь сладостную для сердец?
Любви перечить я не стану,
Ей покорившись наконец.
Напев - отныне мой гонец,
Стремительный и неустанный.
Уехал я в чужие страны.
Хоть обыщите целый свет, -
Нет сердца моего как нет.
С ней сердце - до скончанья лет.

* * *

Горе мне, горе! От любви мне плохо!
Мечте безумной предан я поныне,
Ей предаюсь до последнего вздоха,
А наслаждения нет и в помине.
Я возомнил,
что госпоже я мил.
Нет больше сил!
Пускай заглянет ныне
Она мне в душу, где царит унынье.

Горе мне! Я ли нанес ей обиду?
За что, за что немилость мне такая?
Пусть ранен я, - не подавая виду,
Буду служить, во всем ей потакая.
Знаю, она
на целый мир одна
И мне нужна
она со всей гордыней.
Без розги хлещет любовь меня ныне.

Люди любовью называют это,
А это - казнь, печаль, болезнь лихая.
С ума сошел я, невзвидел я света,
Теряю голову, изнемогая,
Когда со мной
случился грех такой,
Сам я не свой
от жару и от стужи.
Я знаю: впредь еще мне будет хуже.

Любовь моя! Как ты ко мне жестока!
Все радости у меня ты украла.
Выколоть бы завидущее око!
Если бы воля божья покарала
Свою рабу!
Благословлю судьбу,
Когда в гробу
увижу твое тело.
Живу, и нет моей тоске предела.

* * *

Я думаю в разлуке,
Как мне поведать милой
Об этой скорби вечной.
Пожалуюсь на муки -
И словно сократила
Мне путь мой бесконечный
Мольба тоски сердечной.
Ко мне вернется сила,
И скажет каждый встречный:
«Вот человек беспечный!»

Такой любви не зная,
Не знаешь этой боли,
Не ведаешь забот.
Судьба моя такая.
Безумец, я в неволе
Уже который год.
Отмучаюсь вот-вот.
Связали сердце, что ли?
Таких тугих тенёт
И смерть не разорвет.

Не дивное ли диво?
От злой моей врагини
Желанных жду наград.
Мне грустно, мне тоскливо.
Я стражду на чужбине.
А в чем я виноват?
Вернуться бы назад!
Мне худо на чужбине.
Был дома сущий ад.
Здесь хуже во сто крат.

В мечте - моя утеха.
Перед мечтой моею
Не устоит запрет.
Мне версты не помеха.
Я неразлучен с нею.
Объеду целый свет
И ласковый привет
Завоевать сумею.
Мой нерушим обет.
Надежней друга нет.

* * *

Радуюсь я и печалюсь, любя, -
Пускай завистников много вокруг.
Что служба мне, что самый лучший друг!
Ее люблю, как самого себя.
Она одна над моим счастьем властна,
Одна в моем несчастье виновата.
Что мне теперь бдительный соглядатай?
Охрана зоркая и та напрасна.

Другим сердцам охрана - будто нож,
Пытка, мученье, источник тоски.
На мой заклятый клад не посягнешь,
Моя любовь - до гробовой доски.
Изо дня в день то хорошо, то худо.
Выбрал я сам себе такой удел.
На зависть веем об этом я запел.
Радость со мною сотворила чудо.

Мне, к сожалению, неведом страх,
С которым совладать всего трудней,
И я не думаю о сторожах.
Себе на горе я уверен в ней.
Если бы жил я ревности в угоду,
Всегдашним подозрением томим,
Пресытился бы я житьем таким
И, может быть, обрел бы вновь свободу.

* * *

Не долго думая, она
Такое слово мне сказала,
Что в мыслях - лишь она одна,
И до других мне дела мало.
Лишь от нее - моя опала.
Погибель с нею не страшна.
Она мне только и нужна,
Конец мой и мое начало
Днесь и в любые времена.

Столь совершенную жену
На радость людям создавая,
Бог наделил ее одну
Всей стройной красотою рая,
И не сравнится с ней другая.
Когда блаженство я пожну?
Ликует сердце и в плену.
Искупишь ли ты, дорогая,
Свою передо мной вину?

Нет невозможного для бога,
И вот она неотразима.
В ней радостей таится много,
Мной до смерти она любима.
Любимая неколебима, -
Что ей печаль, что ей тревога!
Да разве жалоба - подмога?
Хоть в гроб от боли нестерпимой!
Туда мне только и дорога.

* * *

Сказал я ей давным-давно,
Как сердцу моему тоскливо.
А ей, прекрасной, все равно.
Знай только смотрит горделиво.
Я болен - и не мудрено.
В меня не верить ей грешно.
Красавица несправедлива:
Весь мир принес я в жертву ей,
И нет награды столько дней!

Меня избавить от забот
Она могла бы и вначале.
Еще один промчался год.
Впредь радоваться мне едва ли.
Смотрю я на нее, и вот
Не так тоска меня грызет,
Отрадней мне в моей печали.
Она моим глазам нужна.
Зачем не верит мне она?

* * *

Когда я только доживу
До возвращения с чужбины!
Увижу радость наяву -
И жаловаться нет причины.
Опередить бы мне молву,
Навек предавшись торжеству,
И ни покоя, ни кручины!
Родимый вспоминая дом,
Былую боль сочтешь добром.

В дороге путник тороплив.
Домой вернусь я не без чести.
Из дома слышен мне призыв.
Моя печаль и верность вместе,
А значит, я нетерпелив.
Рейн полноводный переплыв,
Услышу я такие вести,
Которых мне с давнишних пор
Не слышно было из-за гор.

* * *

О, как она была горда,
Когда я расставался с ней!
Пускай, мол, я зовусь Эней,
Она не согласится стать
Моей Дидоной никогда.
Моя беда
В том, что я навек пленен.
Она похитила меня
У самых лучших в мире жен.

И моя душа должна
Изведать новый свой удел.
Какой бы человек хотел
Жить в тревоге и в печали?
Не заставляла ни одна
Меня жена
Сетовать о ней уныло.
Зато теперь какую боль
Моя любовь мне причинила!

Отныне мое сердце - скит.
Обитель бедная тесна.
Другая дивная жена
В ней не сможет поселиться.
Когда она не исцелит
Моих обид,
И постоянство ей не мило,
Ей все равно я буду верен.
Всех в мире жен она затмила.

Разлука ранила меня.
Быть от любимой вдалеке
Мне горько, но моей тоске
Отраден помысел о том.
Что стражду, верность ей храня.
День ото дня
Надежда сладостней в груди:
Меня утешит госпожа.
Моя награда впереди.

Когда увижу вновь я свет,
Я, самый верный в мире друг?
Отлично знают все вокруг,
Какой меня томит недуг.
Мне житья в разлуке нет.
Ужасный вред
Мои глаза мне принесли.
Избрали лучшую из лучших.
Радость от меня вдали.

Когда бы в меру я любил,
Разлука мне бы помогла.
Так мне разлука тяжела,
Что госпожа забыть не смеет
Меня, того, кто ей не мил.
Нет больше сил!
Не знал я горя до сих пор.
Теперь со мной в разлуке счастье.
Вот что мой наделал взор!

* * *

Грешно винить меня во лжи, -
Нет мне житья без госпожи.
Кого безумный мой, шальной мои вид
Не убедит?
Увижу вечером зарю -
И людям «С добрым утром!» говорю.
Настанет ночь,
А мне сомкнуть глаза невмочь.
Не замечаю я средь бела дня
Того, кто рад приветствовать меня.

Жестокий бой проигран мной.
Сражен я лучшею женой.
И вот я предался на милость ей
Душою всей.
У ней по власти - дух и плоть.
Ее люблю. Пускай простит господь
Мой тяжкий грех.
Любимая прекрасней всех.
Расстаться с нею не хватает сил.
Он сам ее такою сотворил.

И день за днем, за годом год
Покоя нет мне от забот.
Любовь проникла глубоко в меня,
Мой дух тесня,
Чтобы, прельщенный сладкою мечтой,
Мой слабый разум к мудрости святой
Забыл дорогу.
Теперь служить хочу я богу,
Великому целителю сердец.
Может быть, приходит мне конец

Немало времени уже
Служу прекрасной госпоже,
А кроме боли, кроме горьких бед,
Награды нет.
Давно бы ей пора смягчиться.
Тогда бы мог я радостью лечиться.
Моих заслуг
Не чтит безжалостный недуг.
Хочу служить, не ведая обид,
Тому, кто по заслугам наградит.

В любви обрел я лишь печаль,
А госпоже меня не жаль.
Влюбленному любовь приносит вред.
Надежды нет.
Но будь что будет! Я про госпожу
Вовек худого слона не скажу.
Не мудрено,
Что бога я забыл даьно.
Грехи теперь я покаяньем смою.
Служить готов я богу псей душою.

* * *

С моим упрямым сердцем в ссоре тело,
Которое, собравшись иа войну,
Разить уже язычников хотело,
А сердце, выбрав милую жену,
Не хочет оставлять ее одну.
Глаза мои! Вот ваше злое дело.
Как совместить мне в жизни два удела?
Суди, господь! Судить я не дерзну.

Я думал, что в защиту от кручины
Господень крест принять мне суждено,
Что горевать и плакать нет причины,
Что сердце с телом будет заодно.
Однако сердце ввергнуто давно
В любовь свою велением судьбины,
И что со мною будет в час кончины,
Отчаянному сердцу все равно.

Когда погибнуть, сердце, ты готово,
Дай бог тебе спастись в расцвете лет!
Услышишь ты неласковое слово,
Там, где радушный слышался привет.
Себе само ты просишь тяжких бед.
К себе само ты, глупое, сурово!
Где ты найдешь защитника другого?
Таких, как я, на свете больше нет.

Увидит каждый: это не измена!
Напрасен был бы суетный упрек.
Уж я ли не молил ее смиренно!
Я говорю, а милой невдомек,
Как будто слово - только мотылек.
Мелькнет и пропадет вдали мгновенно.
Она глуха? Так вырвусь я из плена,
Пока в тенетах я не изнемог.

* * *

Кто хочет жизнь сберечь свою,
Святого не берет креста.
Готов я умереть в бою,
В бою за господа Христа.

Всем тем, чья совесть нечиста,
Кто прячется в своем краю,
Закрыты райские врата,
А нас встречает бог в раю.

* * *

Когда бы не душою всей
Давал я господу обет,
Днесь был бы я среди друзей
На Рейне, там, где горя нет.
Не расставаться бы мне с ней.
Ей был я предан столько лет.
Вовек не знать бы ей скорбей!
Храни, господь, ее от бед,
Чтоб волю выполнил твою
Я в правом и святом бою.

А если лучшую из жен
Дерзнет прельстить однажды тот,
Кто страхом подлым поражен,
Кто не отправился в поход, -
Я буду в битве побежден.
Такой позор меня убьет.
Пусть мой напев, мой вечный стон
Ей говорит из года в год
Что, претерпев подобный стыд,
В своем гробу мертвец не спит.

 

ГЕНРИХ ФОН ФЕЛЬДЕКЕ

Происходил из долины реки Мааса, писал на лимбургском наречии. Принадлежал к немногочисленным в то время образованным рыцарям. Современник Фридриха I Гогепштауфена, присутствовал в 1184 г. при посвящении в рыцари во время праздника Троицы сыновей императора - Генриха (будущего Генриха VI) и Фридриха. Автор романа «Эней» - первого в Германии произведения куртуазного эпоса, представляющего собой обработку старофранцузского романа на античную тему. Характерный для романа изысканный куртуазный стиль нашел отражение и в лирике Генриха фон Фельдеке. Большинство песен безусловно заимствованы у трубадуров, хотя провансальский оригинал их не сохранился. Содержанием песен является служение даме, иногда - супруге сюзерена. Встречаются нравственные назидания на тему любви (своеобразные шпрухи). Для поэзии Генриха фон Фельдеке характерно светлое, радостное чувство, в котором нет особой глубины. Трактовка любви приобретает временами иронический оттенок. На форме песни также сказывается романская традиция: строфа, как правило, рифмована посредством двух рифм. Заметно и некоторое влияние народного творчества: рефрен, частые обращения к природе, которые становятся определенной манерой в противоположность непосредственности фольклора.

«Любовь сразила Соломона...» - Соломон - царь Израиля и Иудеи (X в. до и. э.), личность которого нашла отражение в библейских преданиях. Прославившийся своей мудростью, Соломон, согласно «Песни песней» (авторство которой приписывается ему же), был охвачен страстной любовью к Суламифи.

* * *

Ликованье в мире снова.
Радостней любого зова
Щебет птичий по весне.
Для веселия людского
Вся земля цвести готова
В солнечной голубизне.
Не до веселья только мне.
И наказан я сурово,
Сердце, по твоей вине.

Многие красивы жены.
От Рейна и до самой Роны
Госпожа красивей всех.
Одолел я все препоны.
Был судьбою благосклонной
Дарован мне такой успех,
Что я от сладостных утех
Одурел, завороженный.
Вот он - мой невольный грех.

Чересчур она прекрасна.
Приближаться к ней опасно.
Я приблизился - и вот
Над любовью мысль не властна.
Лишь бы целовать всечасно
Эту шею, этот рот!
Пусть глядит хоть весь народ!
Благоразумие напрасно.
Не спастись мне от невзгод!

Любовью этой обуянный,
Бормотал я, словно пьяный,
За свой расплачиваюсь бред.
Наказан грешник окаянный.
Заслышав плач мой покаянный,
Обнять бы ей меня в ответ!
Неужто мне прощенья нет?
Разве что непостоянный
Таких заслуживает бед.

* * *

«Дни весенние настали.
Я весною весела.
Я не ведаю печали, -
Госпожа произнесла. -
Всегда была мне жизнь мила.
Вновь птицы мне защебетали.
Пока душа не знает зла,
Тоска меня смутит едва ли.

Он мне понравился сначала.
Мне служить он дал обет.
Его я очень отличала.
Теперь ему скажу я: «Нет!»
Ему во вред был мой привет.
Ему моих поблажек мало.
Осрамит на целый свет!
Пора мне проучить нахала.

Он хуже глупого дитяти.
Он приличий ие постиг.
Он вдруг разнежился некстати
И домогался напрямик,
Как неотесанный мужик, -
Легко сказать! - моих объятий.
Он в обхожденье груб, он дик.
Обычных он лишен понятий,

Ну, был бы он любезней малость!
Вожусь я долго с ним, и что ж!
Напрасна вся моя усталость!
Когда бы только был похож
Мой рыцарь на других вельмож
Другим к лицу любая шалость.
И все-таки как он хорош!
Он простоват... Какая жалость!

К порочной он склонял усладе
Меня сегодня и вчера.
Он тщетно молит о награде.
Столь безрассудная игра
Не доведет нас до добра.
Остался рыцарь мой внакладе.
Одуматься ему пора.
Он душу губит шутки ради».

* * *

Чтоб он был, как вор, повешен,
Тот, кто, честь мою марая,
Хочет к милой подольститься!
Ей сказав, что я безгрешен,
Будешь ты достоин рая.
Вот тебе моя десница!
Кто госпожа моя?
Объезди все края,
Не сыщешь столь прекрасной!
На много-много дней
Я солнце отдал ей.
Свети мне, месяц ясный!

Убиваться бы не надо -
Не умрет любовь от боли.
Счастьем сменятся печали,
После горестей - отрада.
Все в цветах, пестреет поле,
Птичьи песни зазвучали,
Растаяли снега,
И зелены луга.
Росистый клевер сочен.
Но блеск веселый дня
Не радует меня.
Я слишком озабочен.

* * *

Не только пагубная страсть
Извела Тристана.
Несчастный, он подпал под власть
Приворотного дурмана.
Изберу благую часть!
Самой любовью буду всласть
Упиваться неустанно.
Эликсиров я не пью.
Постоянно
Без обмана
День и ночь пою
Красоту твою.

Когда солнце в небесах
Никнет перед мертвой тьмою
И безмолвие в лесах,
Грусть овладевает мною,
Потому что малых птах
Снова настигает страх
Перед лютою зимою,
Ненавистницей цветов,
Мной любимых,
Уязвимых.
В пору холодов
Мой удел суров.

* * *

Когда в сладостную пору
Молодой ликует год,
Когда солнце лезет в гору
И когда на радость взору
День длинней и дрозд поет
Синеокому простору, -
Богу благодарен тот
Истинно влюбленней,
Кто вкусил таких щедрот.

Только соблаговолила -
И лучи прогнали тьму.
Хватит мне блуждать уныло!
Снова все на свете мило
Стало сердцу моему.
В ней добро мое и сила.
Мою радость обниму,
Истинно влюбленный.
Мне богатство ни к чему.

А завистливому сброду
Подобреть не суждено.
Завели такую моду,
Что и в ясную погоду
Даже в полдень им темно.
Ненавистен им я сроду.
Счастье мне теперь дано.
Истинно влюбленный,
Заслужил его давно.

* * *

Блажен, кто никаких грехов
Не числит за собою,
А кто грешить всегда готов,
Тот обделен судьбою.
Кто не плел другим тенёт,
Тот беспечно,
Тот навечно
Счастье в жизни обретет.

Любовь поет, но в свой черед
Скажи чистосердечно,
Что будешь ты за годом год
Служить ей безупречно.
Не плетет она тенет
И беспечно
И навечно
Счастье в жизни обретет.

* * *

Когда солнцу роза рада,
Рада каждым лепестком,
Берет завистников досада,
И проклинают их кругом.

Они зовут любовь грехом,
А нам завистников не надо.
Где ограда
от косого взгляда?

Злым своей довольно муки.
Их проклинать я не могу.
Даже летом эти злюки
Как будто прыгают в снегу.
Не пожелаешь и врагу
Круглый год искать со скуки
Для науки
ягоды на буке.

* * *

Те времена прошли давно.
Когда-то, бог свидетель,
Царили в мире заодно
Любовь и добродетель.
Все в грех теперь погружено.
Любить грешно, и жить грешно.
Губительный владетель,
Грех греху радетель.

Везде разврат - и тут и там.
На что это похоже?
Винят в разврате знатных дам
Мужланы и вельможи.
Виновным спуску я но дам,
Но если ты развратен сам,
Других бранить негоже.
Честь всего дороже.

* * *

Тот, кто действительно влюблен,
Счастливее день ото дня,
Хоть от любви страдает он.
Кто служит, верность ей храня,
Любовью тот вознагражден.
Любовь - целительный закон.
Нет без любви моей меня.

Моя любовь, как день, ясна,
А если я лукавый лжец,
Чудовищна моя вина,
И чистых в мире нет сердец.
Мне госпожа моя верна.
Ей песнь моя посвящена.
Любви боится лишь глупец.

* * *

Счастье в мире и веселье.
Мир весну прославить рад.
Нет, однако, и доселе
Всяким пагубам преград.
И хотя кругом разврат,
Радость новая пришла.
Злой обычай виноват
В том, что всюду столько зла.

* * *

Пусть завистникам досадно.
Мне до них какое дело.
Зависть - будь она неладна! -
Злопыхателей заела.
Жизнь такая безотрадна.
А моя душа и тело
Радостей взыскуют смело.
Нет счастливее удела,
Чем предаться им всецело.

* * *

Ни числа, ни счета
цветам в апреле.
Зеленеют буки,
лист на липах свежий.
После перелета
птицы запели.
Сладостные звуки!
Счастье птичье где же
Там или тут
их любовь, их приют. Пускай поют.
Петь зимою пташкам неохота.
Обрадовались птицы,
что на каждом стебле
Цветы в апреле
под синим небосклоном.
Птицам не сидится,
и, ветви колебля,
Запрыгали, запели
в шатре своем зеленом
На долгие дни.
Этим птицам я сродни.
Петь бы мне, как и они,
песней мне бы тоже насладиться.
Я с моей кручиной
совладать сумею,
Лишь бы меня, грешного,
госпожа простила,
Когда я с повинной
предстану перед нею;
Или, безутешного,
приберет могила,
Покаянный мой вздох,
пока совсем я не иссох,
Услышит бог, чтобы врасплох
не застала рыцаря кончила.

* * *

Давно твердят
Мне все подряд:
«Любить седого-сущий ад!»
Что ж, виноват.
У женщин разуменья нет.
Дурак набитый - ваш предмет,
Зато не сед.
Новинкам честь!
Резвушка Лесть
Готова злату предпочесть
Хотя бы жесть.
Имеет молодость успех.
Затмили молодые всех.
И смех и грех!

* * *

Господь! На белом свете
За меня в ответе
Женщина, в чьи сети
Попался я, грешный.
Клятвою поспешной
Ввержен в ад кромешный,
Смотрю, безутешный,
На прелести эти,
Как на розгу дети.

* * *

Перед ней не виноватый,
Госпожу мольбами трону.
Если б мог я, тороватый,
Преподнес бы ей корону.
Говорят, я бесноватый,
Нет мне в жизни угомону.
Госпоже я предан весь,
Где б я ни был, там и здесь,
Завтра, и вчера, и днесь.

* * *

Мои песни ей желанны,
Вот и стала благосклонней.
Мне залечивает раны.
Вопреки любой препоне
Ускользает от охраны,

Словно заяц от погони.
Я ловлю на сходстве с ней
Наших жен и дочерей.
Всех зверей они хитрей.

* * *

Сотню тысяч звонких марок,
Жемчуг, самоцветы в скрыне -
Госпоже моей в подарок
Лучше все доставить ныне,
Чем погаснуть на чужбине,
Словно брошенный огарок.
Ей отдать я был бы рад
Самый драгоценный клад.
Но лишь стихами я богат.

* * *

Щебечут птицы по весне,
Завидев дерево в цвету.
Снова теперь я радость обрету.
От этих песен легче стало мне.
Вознагради, господи, ту,
Которая в чужой стране,
Когда мне жить невмоготу,
Мою пригреет нищету.

* * *

Задрожали дерева.
Волею ночей холодных
На липе мертвая листва.
А душа моя жива.
Довольно вёсен сумасбродных!
Любовь пришла, любовь права
В своих веленьях благородных,
И я свободней всех свободных.

* * *

Никакого нет секрета
У любви и у весны,
Но не попять вам чувство это,
Если вы не влюблены,
Как я влюблен на летом лето.
У любви и у луны
Свет от солнечного света.

* * *

Всем скорбям любовь причиной.
Нежность больше не таю.
Пусть восторг - на миг единый,
Словно лебедь, запою
Перед грустною кончиной,
Тронув милую мою
Моей песней лебединой.

* * *

Снова год весною светел.
Прямо не узнать его!
Кто зимою но заметил,
Как тускнеет он мертво!
Холоду не прекословь!
Лютый враг лугов зеленых,
Он последнюю любовь
Отнимает у влюбленных.

* * *

Кто держит женщину под стражей,
Тот сам себе за палача.
Боязнь всегдашняя пропажи
Больнее всякого бича.
Хоть лезь на стенку сгоряча!
Забота день и ночь одна и та же.
Обычая не выдумаешь гаже.

* * *

В зелени ликует птица.
Наступил желанный срок.
Новым счастьем дышит в лица
Самый маленький цветок.
Если бы я только мог
В эту пору не влюбиться,
Чтобы сердцу так не биться
В предвкушении тревог!

* * *

Прекрасное близится лето.
Пернатые, за стаей стая,
Ликуют, чтобы воздух мая
Звенел от певчего привета.
Не стихнет, кудри нам лаская,
Вовеки дуновенье это.
Вся в брызгах солнечного света
Листва на липах молодая.

* * *

Любовь сразила Соломона,
А Соломон был всех мудрей.
Не помогла ему корона.
Когда таков удел царей,
Пока я не понес урона,
Не буду лучше спорить с ней.
Сопротивление напрасно.
Сдаюсь на милость ей, всевластной.

* * *

Слово с музыкой - услада
Тем, кто горестью томим.
Хорошим песням сердце радо,
И людьми напев любим.
Я пою, тоской томимый,
Из-за моей пою любимой,
Других не ведая услад.
Ей песни петь когда-то был я рад.

Убитый милою моею,
Я все равно в нее влюблен.
Тот, кто смертельно ранен ею,
Одною ею исцелен.
Велит - и умер я, влюблённый,
Прикажет - ожил, исцеленный.
Утешен милою моей,
Я, беззаботный, вечно буду с ней.

* * *

Семь лет, не говоря ни слова,
Страдал я от недуга злого.
Семь лет не ведала она,
Чем Душа моя удручена.
Теперь, когда любимой все известно,
Ей жалобы мои послушать лестно.

* * *

Будет песням рад моим
Тот, кто любит и любим,
Не по душе они другим.
В сердце бережно хранимый,
Мой напев неукротимый
Словно дар неоценимый.
Кто любовью не томим,
Тот глупец неисправимый.

* * *

Кто выполнить готов любой приказ,
Тот служит милой не напрасно.
С тех пор, как видел в первый раз
Я госпожу, которой и сейчас
Моя душа во всем подвластна,
Мой пыл нисколько не погас.
Когда она согласна,
Нам с ней охрана не опасна.

Ничто теперь не причинит мне зла.
Я благодарен этим бедам.
Мне даже боль моя мила.
Любовь моя мне душу обняла,
Покончив с непристойным бредом.
Сожжет она меня дотла.
Восторг за мукой следом.
И мне давно покой неведом.

* * *

«Сколько горя ты, зима, нам причинила!
И в лесу и в поле - злая твоя сила.
Голо, холодно, уныло.
Ты уйдешь, и все мне снова будет мило.

Май вернется в одеянии лучистом,
Будет лес разбужен щебетом и свистом.
Радуясь цветам росистым,
На рассвете возликую сердцем чистым.

Никакого мне тогда не нужно зова.
Обниму под липой друга дорогого.
Засверкать роса готова,
Чтобы наш венок пышней сплетался снова.

О разлуке ненавистной думать гадко,
Пока сердцу моему с любимым сладко.
Сердце сердцу не загадка.
Все цветы сорвем на свете без остатка.

Обниму моими белыми руками,
Поцелую в губы алыми губами.
И какими же судьбами
Это чудо у меня перед глазами?»

 

РУДОЛЬФ ФОН ФЕНИС

Представитель швейцарского рода графов фон Нейенбург. Содержание его песен является чаще всего переложением провансальских канеон, повторяется и форма строфы провансальской канеоны.

Заманивает и морочит, грозя.
И снова - ни ответа, ни привета.
И я не ведаю, за что мне это,
Куда ведет меня моя стезя.
Так вот, спасаясь от хищного зева,
Залезешь вдруг на высокое древо.
Вверх невозможно, вниз тоже нельзя,
И не свернешь ты ни вправо, ни влево.

Как будто незадачливый игрок,
Очертя голову собой рискую.
Вовек не выиграть игру такую.
Передо мною роковой итог.
Разумные советы бесполезны,
Когда я на краю гибельной бездны.
Лукавый ростовщик меня завлек,
Столь бескорыстный на вид и любезный.

Пора заканчивать нашу игру.
Выигрыш пусть она присвоит смело.
Ей до меня нет никакого дела.
Лучше расстаться. Мешкать не к добру.
Служил я, красотою привлеченный.
Попусту здесь я томлюсь, удрученный.
Уеду прочь! Уеду и умру,
От всех своих мечтаний отлученный.

* * *

В несчастии поется поневоле.
Напев мою заботу бередит,
Чтобы заботе умереть от боли.
Давным-давно я на нее сердит.
Я столько претерпел уже обид,
Что песнь для ран моих подобна соли.
Мой помысел отчаяньем убит.

Когда любовь сочла меня достойным
Таких страданий и такого гнета,
В своем очарованье беспокойном
Блаженство мне сулят мои тенёта.
Пускай в напеве жалобная нота.
Когда палимо сердце пленом знойным,
К награде, может быть, ведет забота.

От госпожи вдали я пропадаю.
По временам даюсь я диву сам:
Нисколько я не рад чужому краю.
Я сохну не по дням, а по часам.
С ней быть! За это жизнь мою отдам!
К ней возвращусь -- и снова прогадаю.
Удачи нет нигде - ни здесь, ни там.

С ней быть! Какая мука и тревога!
Глупец, вблизи подобного огня
Уберегись попробуй от ожога!
Своими совершенствами маня,
Сжигает заживо она меня.
С ней быть! А без нее мне в гроб дорога.
Все тяжелее мне день ото дня.

И я прельстился чудом этой плоти.
Так нетопырь на свет летит стремглав,
Чтобы сгореть в погибельном полете.
Как этот блеск обманчивый лукав!
Неосторожный, жизнь свою поправ,
Себя сгубил я по своей охоте,
Прав перед ней, перед собой не прав.

* * *

Должно быть, сам себе я враг исконный.
Любимая пренебрегает мною.
Пускай ко мне другая благосклонна,
Я не прельщусь красавицей другою.
Одна твердит, что я любви не стою,
Я сам суров с другой, в меня влюбленной.
Их две, но нет мне счастья ни с одною.

Когда бы только ведать мне вначале,
Что днесь таких сподоблюсь я наград,
Что мне любовь сулит одни печали,
Вовеки не любить я был бы рад.
Безумец, я блуждаю наугад
И новых бед страшусь в моей опале.
В своих невзгодах сам я виноват.

 

АЛЬБРЕХТ ФОН ЙОХАНСДОРФ

Происходил, очевидно, из Баварии, из рода рыцарей, находившихся в вассальном подданстве у архиепископов Пассау и Бамберга. Имя встречается в документах 1201, 1204 и 1209 гг. Как явствует из его песен, участвовал в крестовом походе летом 1190 г. в войске Леопольда V Австрийского. Содержание песен, кроме воспевания любви, составляют рассуждения о нравственном долге, о человеческом достоинстве; автор их предстает как цельная и благородная натура. Это определяет своеобразие его лирики при заметном влиянии на нее как французской куртуазной поэзии, так и народного творчества.

«Добрый человек! // Богатых ты богаче во сто крат!..» - Содержание пески - беседа рыцаря с возлюбленной перед отправлением в крестовый поход.

* * *

Она меня так донимала,
Что с некоторых пор
Я выстрадал из-за нее немало.
Нет, не окончен спор.
Отнюдь не возвращает ей
Свободу мой отъезд.
Любимая останется моей,
Тому порукой крест.
Морям - бесчинствовать, воителям - рубиться.
Нельзя в другого ей влюбиться.
Кто разлучит на белом свете нас?
Разве что гром небесный.
И я не пропаду в дали безвестной,
Когда моя любовь со мною и сейчас.

Не знаю, как судьба решила:
Вернусь я или пет.
Пусть битва, пусть победа, пусть могила,
От сердца мой обет.
Всевышний ведает господь,
Как мной она любима.
Ей душу предал я свою и плоть.
Служил неутомимо.
Дай, господи, остаться нашим душам вместе,
Чтобы не запятнала чести
Она при всех соблазнах бытия,
Как прежде, безупречна.
Пусть в царствии твоем ликует вечпо,
Пускай поселится навеки там, где я.

И вдалеке я не уйму
Мучительных тревог.
Непостоянство свойственно всему,
Кому разлука впрок?
Тогда чиста она была.
А какова теперь?
Кругом такие дивные дела,
Что хоть себе не верь.
Смерть в этот год царит, отважных одолев.
Во всем приметен божий гнев.
Увидеть могут мудрый и глупец,
Как все на свете тленно.
Глумится пусть над верностью измена.
Настанет грозный срок, всему придет конец.

Пока любовь твоя чиста,
Блаженством ты богат.
И перед господом ничьи уста
Тебя не обличат.
Кто любит верную жену,
Не подходя к дурным,
Тот может смело ехать на войну, -
Не властна смерть над ним.
Покуда я любим, нигде не пропаду.
Готов сражаться хоть в аду.
Однако не хочу я пасть в бою
За злых и лицемерных,
И потому я славлю женщин верных,
Влюбленных в нас, как я - в красавицу мою.

* * *

Отмечен милостью особой,
Госпожу люблю я с детских лет
И верен буду ей до гроба.
Женщины прекрасной в мире нет.
Пускай меня губит.
Любит - не любит,
Моей красавице я предан весь.
Лето и радость пока еще здесь.

Госпожа меня пленила,
И моей тоске я песней вторю.
«Горе мне», - я пел уныло.
Положить конец пора бы горю.
Учит петь отвага:
«Благо мне, благо!»
Так бы запеть мне и надобно днесь.
Лето и радость пока еще здесь.

* * *

Встретился с прекрасной
Я наедине средь бела дня.
Спрашивает властно:
«Что вам нужно, рыцарь, от меня?»
«Госпожа, судите сами...»
«Отвечайте напрямик, а не обиняками!»

«Сушит меня горе.
Все скажу я вам наедине».
«О подобном вздоре
Слушать, рыцарь, не угодно мне».
«Мне без вас отрады нет».
«Вам награды не дождаться хоть в тысячу лет!»

«Что же, королева,
Стало быть, задаром я служу?»
«Вне себя от гнева,
Дерзость вашу я не пощажу!»
«Это смертный приговор!»
«Рыцарь! Чем я заслужила горький ваш укор?»

«Слишком вы прекрасны!
Обречен без вас я погибать».
«Рыцарь сладкогласный!
Добродетель грех поколебать».
«Госпожа! Избави бог!»
«Победить хотите вы, застав меня врасплох?»

«Вы меня казните,
Между тем я вправе ждать наград».
«Рыцарь! Извините!
О таких делах не говорят».
«Чем же речь моя дурна?»
«Рыцарь мой! Признаться, я немного смущена».

«Я же самый верный!
Я по вас одной всегда тоскую».
«Рыцарь вы примерный!
Полюбить вам лучше бы другую».
«Значит, я противен вам?»
«Рыцарь мой! За вашу службу чем я вам воздам?»

«Или все напрасно:
Служба, подвиг, песня что ни час?»
«Рыцарь, я согласна.
Без награды не оставлю вас».
«Как понять мне вашу речь?»
«Впредь извольте вашу честь и честь мою беречь!»

* * *

Добрый человек!
Богатых ты богаче во сто крат,
Пока всевышний бог с тобой.
Чем страдать весь век,
Попробуй лучше обрести небесный клад,
В раю блаженство и покой.
Что смерть! Не страшно повстречаться с ней.
Погибель вечная куда страшней!
От господа твоя душа и тело.
Отдай ты богу плоть,
Чтоб душа к нему взлетела.

Дай свободу мне,
Любовь моя! Хоть на короткий срок
Оставь рассудок мой в покое,
Чтобы на войне,
Забот не ведая, служить я богу мог.
Когда вернусь, полюбишь вдвое.
А если, предвкушая торжество,
Ты сердца не оставишь моего,
Любовь со мной отправится в поход,
А за любовь господь
Всегда сторицей воздает.

Говорит жена:
«От горя мне дышать и жить невмочь.
Не обошла меня беда!
Ах, как я грустна!
Меля бросает он, чтобы уехать прочь,
Тог, кем я так была горда.
Одна я плачу перед целым светом.
Никто помочь не может мне советом.
Разлука - самый тягостный недуг.
Что делать мне теперь?
Собрался в путь любимый друг».

Благо той жене,
Чей милый образ друг с собой возьмет
Туда, в заморские края.
А в родной стране
Ждать будет рыцаря она за годом год,
Печаль привычную тая.
Лишь о тебе одном она грустит:
«Где мой любимый? Жив или убит?
Кто сотворил его таким прекрасным,
Пускай хранит его
В походе долгом и опасном!»

 

ГЕНРИХ ФОН МОРУНГЕН

Принадлежал к роду мииистериалов (сословие служилых рыцарей) Тюрингии. В документах 1211! и 1221 гг. упоминается как немолодой уже человек, состоящий на службе у маркграфа Дитриха Мейсенского. Деньги, получаемые за службу, жертвовал монастырю св. Фомы в Лейпциге. Участвовал в крестовом походе, вероятно, в свите Дитриха Мейсенского в 1197 г. Сложившаяся вокруг него слава благочестивого человека способствовала возникновению народной песни «О благородном Морингене», включенной Уландом в его собрание. В песне, видимо, не без основания воссоздана вокруг Морунгена (Морингена) ситуация старой легенды: долго отсутствовавший муж неожиданно возвращается к жене в тот момент, когда она собирается вступить в брак. Творчество Морунгена блестяще представляет лирику куртуазного стиля. Большое место занимает описание женских добродетелей и красоты посредством изысканных метафор. Частично песни представляют собой переложение провансальских-Бертрана де Борна, Пейре Видаля, Джауфре Рюделя и других трубадуров. Изящество формы в песнях Морунгена соединяется с непосредственностью чувства: заметна и душевная тревога автора, и многообразие переживании, вызванных любовью. Песни хороню передают особенности средненемецкого языка и часто служат материалом для его исследователей.

«Если бы не все на свете совершенства...» - Сын мой - наследник всех моих скорбей... - Строка дает основания предполагать, что песня посвящена жене, изменившей поэту, что подтверждает правдоподобие народной легенды.

«Горевать и плакать некому со мною...» - Может быть, влюблен я в госпожу Венеру? - Античный мотив: любовь богини и смертного.

«Голос отдаленный...» - Принадлежность трех строф, передающих три маленькие сцены, к одной песне, точно не установлена. Всей, стране выть и огне. - Поэт подразумевает: от его любовного жара.

«Неужто ночь прошла?..» -«Утренняя песня» п форме характерного для куртуазной поэзии «обмена» - диалога влюбленных.

«Чаянья, мечты, предположенья!..» - Так в колодец день за днем глядел юнец... - Мифологический образ Нарцисса, юноши, влюбившегося в свое отражение в воде и запахнувшего от любви, заимствован у Бернарта до Вентадорна.

* * *

На все государство славится она -
Мила, благонравна, равных ей нет.
Ее неумолчно хвалит стар и млад.
Высоко над нами ночью луна,
Но всему миру виден лунный свет.
Этому сиянью радуется взгляд.
Блеск добродетели молвой не преуменьшен.
Про нее говорят: «Женщина из женщин!»

Теперь преследует меня упрек:
Мою красавицу превознося,
Ко всем другим был я несправедлив.
Другими дамами я пренебрег.
В ней, гордой, чистой, радость моя вся.
На других не смотришь, такую полюбив.
Красою не прельщаешься иною.
Пока я жив,
Она одна владеет мною.

Разумна, весела, добра, чиста...
Храни ее, господи, в счастье и в беде!
Она дороже мне всех жен и дев.
Слаще всех эти алые уста,
Эти зубы белые славятся везде.
Непостоянство днесь преодолев.
Той предаюсь, которая по нраву,
И мой напев
Моей любви звучит во славу.

Солнцем таким согреты все края.
Свет солнца ярче, если облака
В мае окутают его слегка.
На веки вечные любовь моя,
Моя отрада и моя тоска.
Она затмила всех издалека.
В землях немецких всем она известна.
Она близка,
Близка мне здесь и повсеместно.

* * *

Она моя отрада,
Так она была
Мне всегда мила,
Что не жалко жизни всей,
Другой любви не надо.
Вот она - гляди! -
У меня в груди,
Но как будто больно ей
От моих речей.
Что мне песня, что мне слово,
Если в жизни счастья нет мне снова
И на сердце все грустней!

На мой напев тоскливый
Беспощадным «нет»
Наложив запрет,
Все же сердится она:
«Что смолк ты, нерадивый?»
Значит, буду впредь,
Как и прежде, петь.
В этом ли моя вина?
Стала холодна
Милая моя со мною.
Ей моя любовь с моей тоскою
Ненавистна и смешна.

Скажи мне, посоветуй,
Как мне петь отныне
О моей святыне?
Лад нарушен без наград.
Быть может, песней этой
После стольких бед
Вымолю привет.
Жизни я теперь не рад,
И не утолят
Годы злую эту муку.
Взял бы кто-нибудь меня в науку!
Петь хочу на новый лад.

Прекрасная! Размыкай
Скорбь мою немую.
Я ли не тоскую
По тебе давным-давно?
Пусть радостью великой
Обернется вдруг
Тяжкий мой недуг!
Сердце не побеждено.
Сокрушит оно
С бою всякую преграду.
Милая! Не твоему ли взгляду
Исцелить меня дано?

Моя любовь слепая
Милой не нужна,
Мерзостна, смешна.
Как мне вымолить привет,
Весь век по ней вздыхая?
Мной не дорожа,
Злится госпожа.
Кроме как за нею вслед
Мне дороги нет.
Ей служу и днесь и присно.
Пусть моя любовь ей ненавистна,
Легок тяжкий мой обет.

* * *

Если бы не все на свете совершенства.
Если бы не эта красота,
Разве не нашел бы я в другой блаженство?
Мысль одною ею занята.
Даровало солнце свет
Обездоленной луне.
Как солнышко с луною,
Госпожа моя со мною.
Осветила взором сердце мне.

А теперь темно, и сам я виноват
В том, что не со мной моя отрада.
Если должен умереть мой супостат,
Самого себя убить мне надо.
Когда в сердце у меня
Так она была светла,
Почему сначала
Громче всех не зазвучала
Окрыленная моя хвала?

Если я умру, тоскуя и скорбя,
Утешение оставлю ей.
Пусть не мнит она свободною себя.
Сын мой - наследник всех моих скорбен.
Будет он хорош собой,
И умен, и даровит.
Вспомнишь меня, злая:
Тебе сердце разбивая,
За мои обиды сын мой отомстит.

* * *

Сердце в небо воспарило.
В жизни чувства радостнее нет.
Вечно думая о милой,
Облететь бы мог я белый свет.
Словно солнцем я согрет.
Через душу в сердце мне
Ласковый проник привет.

Не хочу другой награды.
Это солнце - чудо из чудес.
Радостью моею рады
Воздух и земля, луга и лес.
Как из мертвых я воскрес.
Обуял меня восторг,
Чтобы взмыть мне до небес.

Весть желанная, благая,
Сладостнее всех других вестей,
Никнет, в сердце западая
Тяжестью отрадною своей.
Изобильней всех ключей
Будто брызнула роса
Счастьем из моих очей.

Ликованью нет предела.
Радость бесконечная вокруг.
Слово с милых губ слетело,
Дорогой, желанный сердцу звук.
И потряс меня испуг.
И не знал я, что сказать,
Онемев пред нею вдруг.

* * *

Очень многих этот мучает недуг.
Каково же мне в злосчастный год
Тосковать по самой лучшей из подруг!
Мне любовь покоя не дает.
Горести не в счет!
Прошу я госпожу
Помнить, как я счастьем этим дорожу.
Таю, как на солнце тает лед.

Знать не знаю никаких других властей.
Повинуюсь ей всем сердцем я.
Соизволила бы только стать моей,
Сладостную верность мне храня,
Хоть бы на три дня!
Единственная ночь
Помогла бы мне погибель превозмочь.
Госпоже моей не до меня.

Как пылает от небесных молний дуб,
Я горю теперь от этих глаз.
Пусть попробует сказать, что я не люб!
Словно под дождем бы я погас.
В мой последний час
Я вспомню красоту,
Ту, которую всему я предпочту,
От которой плакал столько раз!

На меня глядит прекрасная в упор,
И как будто сердцу горячей.
Тот, кто застит от меня любимый взор,
Мой заклятый недруг, мой злодей.
Солнечных лучей
Так ласточка не ждет,
Как я жду желанных ласковых щедрот.
Радости дождусь ли я своей?

* * *

Если вам наскучила моя хвала,
Сами взгляните: разве не красива
Та, что сердце мне в клочки разорвала?
Не женщина - дивное диво.
В меня вошла без всякой двери,
И нет мне покоя.
Как мне лелеять ее чистоту,
Совершенств таких не стоя?

Наугад аукая в глухом лесу,
Я бы скорее дождался ответа.
Жалуюсь я на жестокую красу,
А ей смешна жалоба эта.
Пусть мой напев полон печали,
В песнях толку мало.
Пока я песни горестные пел,
Госпожа моя дремала.

Говорить бы научился тут скворец:
«Любовь, любовь», - моей мольбе внимая.
Неужели не ответит наконец?
Молчит она, будто немая.
Разве что чудо совершится.
Уповать не смею.
Без топора бы дерево упало,
Тронуто мольбой моею.

* * *

Сколько женщин знатных,
Красивых и статных,
Около окна!
Что со мной такое?
Давно мне покоя
Не дает одна.
Сияет солнце поутру,
Чтобы любым секретам
Открыться при этом.
Светит ярким светом
Рыцарю она.

Говорить не смею.
Кто при встрече с нею
Не сойдет с ума?
На высоком троне,
В золотой короне
Красота сама.
Пусть придет она ко мне,
Утешая в горе,
Или мои зори
Окутает вскоре
Гробовая тьма,

Чтобы на могиле
Камень положили
Со стихом таким:
Из-за непреклонной
Умер я, влюбленный,
Тоскою томим.
Госпожу мою тогда
Обличит могила:
Друга порешила,
Тяжко согрешила
Она перед ним.

* * *

Требует, чтобы я был послушен,
И терзает злей,
Словно объявив мне вечную войну
Нет спасенья. Мой покой нарушен
Красотой своей
Разорит, пожалуй, целую страну.
Мне красота благою этой властью
Причинила много зла.
Взгляд лишь один,
И, несчастный, ты в плену,
И твоим заботам нет числа.

Своенравно помыкает мной,
Счастье посулив.
На земле все остальное - жалкий прах.
Я служу, как служит крепостной,
Лишь любовью жив.
У любви в тенетах я совсем зачах.
Без радостей, изранен или болен,
Простодушен или глуп,
Я разорен
Этими очами, ах!
Алым цветом этих жарких губ.

* * *

Эту даму неспроста
Называю госпожой моей.
Вся на свете красота
Воплотилась в ней, и только в ней.
Я избрал ее одну,
Верность вечную храня.
Только на нее взгляну,
Утро в сердце у меня.

«Он со мною распростился.
От меня уехал рыцарь прочь.
Он в далекий путь пустился,
И слезами горю не помочь.
Радость он с собой унес,
Ночь пришла средь бела дня..
Только не погас от слез
Пламень в сердце у меня».

Кто попробует о ней
Хоть одно сказать худое слово,
Всех клеветников гнусней.
И любовь и счастье - не для злого.
Лиходея прокляну.
Лжет, мою любовь черня!
Только на нее взгляну,
Утро в сердце у меня.

* * *

Я навеки пленник злополучный.
Когда бы вдруг ослеп он и оглох,
Зоркий соглядатай, страж докучный,
Чтобы мне застать ее врасплох
И мою печаль
Откровенно высказать при встрече!
Сблизили бы нас такие речи.
Души моей мне для нее не жаль.

Где бы я наперсника нашел,
Который, верой-правдой мие служа,
Перед ней предстанет, как посол?
Пускай хоть посмеется госпожа!
Мною стих пропет:
«Вслушался скворец в людское горе.
«Любовь, любовь», - заговорит он вскоре».
Заговорил скворец, а счастья нет.

Если бы мысль мою она читала
И слышала печаль, как слышат плач,
Конечно, ей меня бы жалко стало.
Горе мне! Попробуй душу спрячь!
Жалуйся и сетуй,
Обличить обидчика не смея!
Поистине безумная затея -
Поведать о причинах скорби этой.

Люди потешаются напрасно,
Как ведется зто искони,
Над злоключеньями любви несчастной.
Зачем смеются надо мной они?
Им бы посмотреть
На ту, в которой вся моя отрада!
Сердцу моему других не надо.
Тоску терпеть согласен я и впредь.

Если страсть зовут они любовью,
Не знаю, как назвать любовь тогда.
Страсть - вопреки людскому суесловью -
Порою радость, а любовь - беда.
Окрыляет страсть,
Щедрая, сулит нам наслажденье.
Что любовь! Любовь - лишь наважденье
И неизлечимая напасть.

* * *

Все страданья в мире я постиг.
Мне веселья не дождаться, понимаю сам.
Слышит госпожа мой скорбный крик
И возносится, ликуя, сердцем к небесам.
С нею будучи, внимал я строгим словесам
И, однако, видел что ни миг
Этот ясный лик.
Почему я не остался там?

Маленькая пташка ей милей.
Может пташка петь и даже говорит порой.
Вместо птицы я служил бы ей.
Никогда у женщин птицы не было такой.
Пел бы ночью, пел бы неумолчно день-деньской;
«Госпожа! Меня ты пожалей!
Я - твой соловей!
Страждущего друга успокой!»

Жребий мой воистину жесток,
Если недостойна совершенства своего
Госпожа, которой все не впрок:
Моя служба, мое горе, мое торжество.
Преисполнено любовью сердце, и в него
Сверх любви проникнуть бы не мог
Даже волосок.
Истинное чувство таково.

* * *

Стоит ей только посмотреть сурово -
И я казнен, и нет меня как нет.
Свою вину оплакиваю снова,
И страшно мне услышать брань в ответ,
Так как мой напев
Для моей любви пропет.
Грех искажать мое верное слово.
Песней моею рожден я на свет.

Скажут иные: «Как поет он складно!
Когда бы мучился, петь бы не мог».
Моя отрада - в песне безотрадной.
Непосвященным это невдомек.
Тяжко мне теперь,
И полет мой не высок.
Не так мне горько и не так досадно,
Если напев мой добрым людям впрок

Красивей красоты вы не встречали.
Всех совершенств нетленный образец,
Блаженства моего, моей печали
На веки вечные она венец.
Перед ней весь мир
Мой ходатай, мой гонец:
«Вознаградить страдальца не пора ли
Иначе обезумеет вконец!»

Стою и на нее смотрю несмело.
Невиданное дело божьих рук -
Лицо такое и такое тело.
Нет ничего ужаснее разлук!
С нею распрощусь,
И меня сразит недуг,
Как будто вихрем туча налетела,
Скрыв от меня мое светило вдруг.

* * *

Как тяжело,
Когда твое служенье
И твои мечты
Неприметны с высоты.
Забыв себя,
Терпишь ты пораженье.
Жалобы не тронут
Сердце горней красоты.
Куда умней
Привлечь расположенье
Службою к себе,
Когда верно служишь ты,
Найдя цветы
Благосклонной доброты.

Пора бы ей
Сжалиться надо мною.
Госпожу мою
Солнцем я провозгласил.
Я своего
Добьюсь любой ценою.
Милостыню я
У нее одной просил.
Я с детских лет
Пленен такой женою,
Что стремлюсь я к ней
Из моих последних сил,
Пока мой пыл
Сам себя не погасил.

Где ты, звезда,
Которая когда-то
В темноте взошла?
Мое солнце в вышине,
Там, в небесах,
Расцвечено богато.
Недосуг ей думать
О моем печальном дне.
Скорее бы
Дождаться мне заката,
Чтобы снизошло
Мое солнце и ко мне,
Пусть хоть во сне
С моим сердцем наравне.

* * *

Как мне своего добиться,
Если слова ей сказать я не дерзну?
Угораздило влюбиться, -
Сам диву я даюсь!_- избрав из всех одну,
Ей преданно служу в безумии своем.
Госпожу всем сердцем обожая,
Издалека пою ей песни день за днем.

Кажется, смешно ей было
На меня глядеть, не зная, кто таков
Перед ней стоит уныло.
Заметно по всему: чудак из чудаков.
Ни слова до сих пор я не сказал при ней.
Ей служу я песнею моею.
Напев пристойней слов и, может быть, слышней.

Хоть одно промолвив слово,
Счастлив был бы я, но нет! Я слишком глуп.
Наподобие немого,
Который лишь мычит, не разжимая губ,
Ладони робких рук молитвенно сложа, -
Раненое сердце предъявляю,
Упав к ногам ее: «Тончите, госпожа!»

* * *

Зачем, прельщен безумною мечтою,
Я сам взыскую пагубы своей?
Отвергнутый жестокой красотою,
Решил я наконец расстаться с ней.
Алее всяких роз и лилий всех белей
Сидит она, бывало, предо мною,
И расцветает полною луною
Моя погибель, свет моих очей.

Нет, я не ветер, склонный к переменам.
Страдая постоянством с детских лет,
Как тяготился я позорным пленом!
Презреньем незаслуженным задет,
Напрасно про себя таишь любовный бред.
Глупец, поступишься ты сокровенным!
Обмолвишься ты словом вдохновенным,
И снова промолчит она в ответ.

Так много было слов, так песен много,
Что я теперь молчу, изнемогая.
К чему сомнения, к чему тревога?
Тоске не видно ни конца, ни края.
Она не верит мне. Судьба моя такая.
Любимая карает слишком строго.
Когда бы жарко так молил я бога,
Давно бы он меня сподобил рая.

* * *

Дорогая!
Ей желаю всяких благ.
Стража злая!
Каждый страж - мой лютый враг.
Из-за них не светит мое солнце никому,
Будто спряталось на веки вечные во тьму.

Горе, горе!
Поскорей бы ночь прошла,
Чтоб во взоре
Навсегда пропала мгла,
Чтобы солнце милое зажглось перед очами,
Разгоняя облака жаркими лучами.

Проклят мною
Тот, кто женщин сторожит.
Бог женою,
Столь прекрасною на вид,
Одарил вселенную на радость людям всем.
В подземелье мрачном прятать золото зачем?

Горе своре
Ненавистных сторожей!
Жить в затворе
Для жены всего вредней.
Взаперти грехам цвести! Я замечал порой:
Прокаженный ходит на запретный водопой.
Афродита
Всех прекрасней, всех добрей. Мог открыто
Сам Парис встречаться с ней.
Не было бы доступа к богиням заточенным,
Яблоко осталось бы вовеки неврученным.

* * *

Госпожа! Спаси меня!
Недуг мой хуже во сто крат,
Острее боль день ото дня.
Покинуть плоть я был бы рад.
Раненный, умру вот-вот.
Взгляд мой в этом виноват,
Мой взгляд и твой пунцовый рот.

Госпожа! Услышь мой зов!
Страстями плоть поражена.
Не надо беспощадных слов,
Благословенная жена!
Говоришь всегда ты «нет»,
Нет и нет, нет и нет.
Разбил мне сердце твой ответ.
Почему не скажешь «да», Да, да, да, да?
Как счастлив был бы я тогда!

* * *

Я виновен пред тобою, знаю сам,
В том, что дерзко предпочел тебя другим.
Если ты благоволишь к весельчакам,
То меня, увы! нельзя причислить к ним.
За тебя весь мир отдам,
Тобой гоним.
Увядаю не по дням, а по часам,
Истомлен моим тираном дорогим.

Хуже всех я? Нет! Но гордость я уйму.
И теперь, когда жестокая тоска
Не дает покоя сердцу моему,
Когда радость от меня так далека,
Неизвестно почему,
Исподтишка
Все завидуют страданью моему,
Мол, такой счастливей нас наверняка!

К жизни можешь только ты меня вернуть.
Госпожа! Спасать меня давно пора.
Если так в тебя влюбился кто-нибудь,
Это, стало быть, не детская игра.
Долог и тернист мой путь,
А ты добра!
Посмотри ты на меня, не обессудь!
Все одно мне: завтра, нынче и вчера.

Спеть о многом бы я мог на этот лад,
И любовь открыть, и верность, и печаль.
И пускай меня в ошибках уличат,
Лживым словом я обмолвился едва ль.
Если был я виноват,
Мне очень жаль.
Как дождаться мне спасительных услад?
Между мною и тобой такая даль!

* * *

Горевать и плакать некому со мною.
С миром я в раздоре.
Ей самой сегодня без прикрас открою
Злое мое горе.
От подобной хвори как найти лекарство,
Если променять любовь мою на царство
Я не согласился бы вовеки?
Разум помутился в человеке!

Взглядом благосклонным в сердце мие вселила
Гордую мечту.
Яркое сиянье этого светила
Солнцу предпочту.
На меня она украдкой оглянулась,
Алыми устами вдруг мне улыбнулась.
И предался своему я счастью,
Выше солнца вознесенный страстью.

Говорят про наши тайные свиданья.
Это клевета!
Свет на расстоянье мие в моем страданье,
Госпожа чиста.
Или каменные стены ей помеха?
И сквозь них она пройдет, моя утеха.
Никакой тогда мне путь не страшен.
С нею зашагаю выше башен.

Может быть, влюблен я в госпожу Венеру?
Ах, когда бы так!
Осчастливить сердце, грустное не в меру,
Для богинь пустяк.
Выглянет она в заветное оконце,
И воистину тогда мне светит солнце.
Отвернется, подойдет к подругам,
И один я со своим недугом.

Петь такие песни человек не вправе.
Это грешный жар!
Господи, помилуй, господи, избави
От любовных чар!
Я пою, как пел бы лебедь, умирая.
Выпрошу ли света? Сподоблюсь ли рая?
И порой становится обидно:
Я страдаю, а другим завидно.

* * *

Голос отдаленный,
Песня лютни все нежней.
Для души влюбленной
Нет веселия грустней.
Солнце жизни моей,
Всех светлей,
Всех милей,
Пляшет и поет среди полей.
Окрыленный,
Мчусь я к ней.

Слезами омыта
У любви моей щека.
Дескать, жизнь разбита,
Умер друг наверняка.
Смерть моя далека.
И пока
Так близка
К моим устам ее рука,
Позабыта Вся тоска.

Вот мое светило
Там на крепостной стене.
Сердце мне прельстила
Она в своей вьтшиие.
Всей стране
Выть в огне.
Не во сне, -
По весне
Госпожа моя при ясном дне
Помутила Душу мне.

* * *

Если женщин я кляну,
То, значит, согрешил я из-за госпожи.
У нее навек в плену,
Хоть песни пой,
Хоть верой-правдою служи!
Ярче в мае нет лучей!
Когда мой весенний день
Передо мной,
Всем сердцем улыбаюсь ей.

Когда она
Не так строга,
Освобождаюсь я от всех моих забот.
Моя весна
Мне дорога,
И веселей меня никто на свете не живет.
В благодарность ей пою
И желаю ей добра.
Такая радость исцелила боль мою.

Этой песней
Не мешало б
Дать самому себе заранее урок.
Вздох уместней
Громких жалоб.
Разве не сам я на себя беду навлек?
Получил я поделом
И желаю госпоже
Таких скорбей не ведать на веку своем.

* * *

Красное лето
скрылось в отдаленье.
Где цветы были,
на землю снег лег.
Я жду привета,
как ждут исцеленья.
Или конец мой
совсем недалек?
Пусть клевер мой поблек.
Не жаль мне солнца,
не жаль первоцвета,
Только бы видеть
румянец ее щек.

Ее зеница -
солнце для напева.
В белую шею,
в губы я влюблен.
С ней не сравнится
никакая дева.
На свете краше
я не видел жен.
Я ранен, я сражен,
Разум теряю.
Нет, не нужно гнева!
Сжалься, королева,
мой заслышав стон!

Венчаю песней
тебя, дорогая!
Как совершеино
искусство творца!
Нет звезд чудесней.
Никогда другая
Так не заблещет,
радуя сердца.
Восторгу нет конца.
Лучше всех песен
радостного мая,
Всех птиц счастливее
любовь певца.

* * *

Не правда ли, странно?
Болит моя рана,
А милой смешно.
Нет, не мечами,
Светлыми очами
Сердце пронзено.
Я не сплю ночами,
А ей все равно.
Ей, такой красивой,
Доброй и счастливой,
Как ей не грешно!

Когда ненароком
О горе жестоком
Запою, глупец,
Молвит она слово,
Поглядев сурово,
Тут мне и конец.
Любимый слышу голос
Вижу госпожу...
Потерял я разом
Свой талант и разум.
Как в раю сижу.

* * *

Невмоготу...
Душа - рана сплошная.
Ее в этом виню, ту,
Мою мечту.
Беснуюсь, изнывая.
Рвусь я к дорогому рту.
Начистоту
сказать бы мне:
«Готов служить всегда
Тебе, дорогая!»
Поцелуй похитив,
я здоровье обрету.

Устам твоим
любовь моя противна.
Я повсюду предан им,
Хоть не любим.
Под этой властью дивной,
Я тобою одержим.
Тобой томим,
день за днем служу я беспрерывно.
Мука неизбывна.
Где же, где награда
испытаниям таким?

* * *

Император без короны,
Без державы чувством я богат.
Осчастливлен я, влюбленный,
Красоте такой впервые рад.
Меня другие не прельстят.
Я буду верен ей всегда.
Прикован к ней мой ненасытный взгляд.

«Вверься, рыцарь, доброй даме!
Злых беги! Вот мой тебе совет.
Злые помыкают вами.
Им служить, поверь мне, смысла нет.
Любить злодейку - тяжкий грех.
Однако рыцарь мне знаком,
Которому она дороже всех».

«Сердце ноет, сердце тужит.
Кто бы сердце мне угомонил!
Пусть он верой-правдой служит,
Рыцарь мой мне все-таки не мил.
Весь мир он для меня забыл.
Уж лучше бы уехал он,
А то навеки будет мне постыл».

* * *

«Неужто ночь прошла?
Попробуй тут заснуть!
Как первый снег, бела
Нагая эта грудь.
Обманщица нежна.
Я думал, что она
Полночная луна.
И вот рассвет».

«Давно ему пора
Со мною распроститься.
Иначе до утра
Мой милый загостится.
Светает за стеной.
Лежал во тьме ночной
Он только что со мной.
И вот рассвет».

«Не даст она мне спать,
Целует горячей.
И жалобы опять,
И слезы нз очей.
Свою судьбу кляня,
Мы не отсрочим дня.
Так обними меня!
И вот рассвет».

«Как ночью был он смел!
Мы не смыкали вежд.
Узреть меня хотел
Он без моих одежд.
Ах! Непристойный вид!
Смущение и стыд .
Мой рыцарь мне простит.
И вот рассвет».

* * *

Чаянья, мечты, предположенья!
Я как тот малыш, которого влекло
Свое собственное отраженье:
К зеркалу прильнул он и разбил стекло.
От моей надежды было мне светло.
Нынче я прозрел в изнеможенье:
Бесполезно все мое служенье,
Принесла моя любовь мне только зло.

Ах, любовь на радость всей вселенной!
Сон сморил меня среди моих невзгод,
В госпожу во сне смотрюсь я, пленный,
Предвкушая изобилие щедрот.
И поныне мне покоя не дает
Отблеск этой красоты мгновенной.
Радостью прельщает сокровенной
Этот сладостный, пунцовый, жаркий рот.

Прелестью подобной наделенный,
На глазах завянуть обречен венец.
Блекнет лик, судьбою опаленный.
Это созерцать - вот пытка для сердец!
Так в колодец день за днем глядел юнец,
Жаждою томим неутоленной.
Изнывал он, сам в себя влюбленный,
И, собой любуясь, умер наконец.

Светлая жена! Еще в начале,
Когда только снизошла ты в дольний тлен,
Понял я: в разлуке и в опале
Чувству моему не ведать перемен.
Пусть продлится до могилы этот плен.
Я теперь одумаюсь едва ли,
В горестях моих, в моей печали
И в безумии моем навек блажен!

* * *

Так, значит, вы, палач мой нежный,
Всерьез меня задумали казнить?
Как будто смерти неизбежной
Вас и меня дано разъединить!
За гробом верность вам я не нарушу,
И если во плоти я вас не стою,
Моя душа признает вашу душу
Своею полновластной госпожою.
Когда нельзя награды ждать
Мне здесь от вашей плоти,
Там буду вам я угождать,
И там вы, госпожа, во мне
Вновь рыцаря найдете.

 

РЕЙНМАР [ФОН ХАГЕНАУ]

Документальных сведений о миннезингере нет. Происходил, по-видимому, из Эльзаса, из рода высокопоставленных министериалов. Готфрид Страсбургский в «Тристане» оплакивает смерть «соловья из Хагенау» (город в Эльзасе), отсюда можно заключить, что Рейнмар умер около 1207 г., еще молодым. В 1190 г. участвовал в крестовом походе в войске Леопольда V Австрийского. Поселившись при австрийском дворе раньше Вальтера фон дер Фогельвейде, жил там и в одно время с ним. К этому времени относится известная поэтическая полемика Рейнмара и Вальтера по вопросу о том, что должно быть предметом искусства. Неизменной темой песен Рейнмара, наиболее плодовитого среди миннезингеров, является любовь, любовная тоска. Он как бы создает культ страдания, за что в XIX в. Л. Уланд назвал его «схоластиком несчастной любви». Часть песен написана от лица женщины.

«Поют не от хорошей жизни...» -Одна из наиболее прославленных песен Рейнмара, в которой восхваляется не только возлюбленная, но и женщина вообще как предмет поклонения. Культ женщины, характерный для немецкого миннезанга, был в значительной мере подготовлен сложившимся к XII в. культом богоматери. Женский образ перерастает в символ вечного вдохновения и обновления жизни. Пускай судачит злая спесь... - намек на язвительные нападки Вальтера фон дер Фогельвейде, упрекавшего Рейпмара в однообразии тематики.

«Весна вернулась, - говорят...» -Песня написана от лица вдовы Леопольда V, умершего в 1194 г.

«Хорошо мне, только бы чуть-чуть...» - Песня написана, по-видимому, в период полемики с Вальтером фон дер Фогельвейде.

«Приемлю честный божий крест...» - Написано перед крестовым походом в 1190 г.

* * *

Мою любовь я не забуду,
Узрев далекие края.
Ей верен я везде и всюду,
Тому порукой - честь моя.
И подтверждают песнь моя и слово,
Что счастия не нужно мне другого.
Влюблен в одну и ту же,
Боюсь я лишь разлуки с ней.
Разлука! В мире нет напастей хуже.

Дождется радости своей
Тот, кто страстями наделен.
А если все как у людей
И славой ты не вдохновлен,
Тогда и радость - горькая досада.
Избрать себе возлюбленную надо.
Ничуть я не горюю,
Когда ворчит завистник злобный.
Перенести легко беду такую.

И тот, кто чист, и тот, кто свят,
Злых языков не избежит.
Завистники меня корят:
Чего, мол, человек блажит?
Души своей ни от кого не скрою!
Пока не властно чувство над тобою,
Жизнь для тебя - темница.
Ты мертв, пока не понял ты,
Что сердцу твоему нужна царица.

* * *

«Вновь едут рыцари сюда.
Когда им только иадоест?
А у меня своя беда:
Скоропалительный отъезд
Того, кто мне милее всех,
Любезного героя,
Чей ослепительный успех
Завистливому не дает покоя».

Служил я, не жалея сил,
И послужить готов я впредь.
Кто госпожу, как я, любил?
Все был готов я претерпеть.
Но дали ей дурной совет,
Чтоб гневом испытала
Того, кто верен столько лет.
И началась тогда моя опала.

«Утешить я его должна,
За все страданья наградив.
Отныне буду с ним нежна,
Чтобы остался рыцарь жив.
Свое достоинство храня,
От милого не скрою:
Когда гостит он у меня,
Сам император, кажется, со мною».

Сдается мне, что никогда
Не ведать мне удачи.
Так не везет мне, что беда.
Пропал я, не иначе.
Хоть весть о том, что я любим,
Принять я рад на веру,
Как жить мне с пламенем таким?
Ведь госпожа любить привыкла в меру.

* * *

«Людей послушать я готова,
Но как они мне досаждают!
Один совет умней другого.
Веселье строго осуждают:
«На что это похоже?»
А загрущу, - так нет! грустить негоже;
Чужим умом бы я жила,
Да что-то умных не видать,
И жизнь мне тяжела.

Он служит мне зимой и летом.
Когда бы мудрый кто-нибудь
Помочь решился мне советом!
В чужое сердце заглянуть -
Вот что сейчас мне нужно.
Ах! Я перед обманом безоружна!
Поверив ласковым словам,
Не только тело, - всю себя
Любимому отдам!»

Я сразу понял госпожу.
Она меня не поняла.
Что ей на это я скажу?
Мне жизнь такая не мила.
Я весел только с виду.
Я затаил в душе моей обиду.
Своею жалобой беззвучной
Соперников не обвиняет
Вздыхатель злополучный.

Но не предам свою мечту,
Которая велит: «Служи!»
Я службой вновь приобрету
Расположенье госпожи.
Пусть милая бранится,
Лишь ей принадлежит моя десница.
Пусть буду в битве я сражен!
Без боя уступать грешно
Таких прекрасных жен.

* * *

Хотел бы знать я, каково
Тому, кто любит и любим.
Вся жизнь - блаженство для него.
Не расстается счастье с ним.
Вот если бы узнать мне точно:
Такая верность вправду ли бессрочна
И добрый слух о ней не лжив?
Дай бог изведать это мне,
Пока я, грешный, жив!

Я знаю: робость мне мешает
Взаимность вымолить у ней.
Такой мне страх она внушает,
Что я провел немало дней,
Не смея вымолвить ни слова
В предчувствии отказа рокового.
Награда не для робких душ!
И ни один ей до сих пор
Не приглянулся муж.

Увы! Дерзнув заговорить,
Я не был бы самим собой.
Нет, не по мне такая прыть!
Как мне вступить в подобный бой?
И все же в бой вступить мне надо.
Пусть не победа, пусть пощада.
Плен лучше моего томленья:
Когда страдать судил господь,
Где плен, там избавленье.

Чужим не верю голосам:
Мол, погибаешь ты, любя!
Что мне до них, когда я сам
Счастливым чувствую себя?
Мне хорошо. Пускай глумятся
И всячески мне досадить стремятся,
Я все готов перестрадать.
Подольше бы не проходила
Такая благодать.

А как на сердце тяжело,
Когда нельзя побыть мне с нею!
Вот это зло и вправду зло,
Но я его преодолею.
Хитрит напрасно мой хулитель.
Во мне навек моей любви обитель.
Я так любовью одержим,
Что не пристало госпоже
Считать меня чужим.

Утратить разум от любви,
Из-за любви пойти на гибель -
Уроном это не зови,
По-моему, все это прибыль.
Я всем пожертвую охотно,
Жилось бы только милой беззаботно.
Где красота, там доброта.
Навеки всем светилам свет,
Любимая чиста.

Наш судия неколебимый -
Бог - красоты не пожалел,
Чтобы обрел в лице любимой
Я свой целительный удел.
На чувство чувством отвечая,
Иного счастья на земле не чая,
Завистникам наперекор,
Я целый мир отдать готов
За этот нежный взор.

* * *

Что мне за дело до рассвета!
Мне безразлично, день или не день.
Не мне сияет солнце это.
Глаза подернула скорбная тень.
Пусть веселятся все, кому не лень.
Теперь мне все едино:
Куда себя ни день,
Кручииа да кручина.
Поют напрасно птицы мне.
До певчих ли мне птиц теперь,
Когда зиме не рад я и не рад весне.

Другой хоть убежден, что дома
Жена в печаль о нем погружена.
Мне чувство это незнакомо.
По мне не плачет ни одна жена.
Играет скуки ради мной она.
Гнетет она мне сердце,
Чтобы не знать мне сна,
И на моем бы месте,
Подобных не взыскуя благ,
Разумней кончить спор пустой.
Однако я на это не решусь никак.

За что, любовь, меня ты бьешь?
Все радости другим ты отдала.
Несправедлив такой дележ.
И так я разорен тобой дотла.
Дурные ты затеяла дела.
Я ничего поныне
Не видел, кроме зла.
Нет радостей в помине.
Куда деваться от забот?
Того гляди, пройдет вся жизнь.
Мой день желанный, как он редко настает!

Нет, не открою никому,
Какая скорбь во мне за годом год.
Как я отчаянье уйму,
Когда настанет мой конец вот-вот?
Чего добился я ценой трудов?
Она не хочет верить,
Что для нее готов
Я сделать все на свете.
Одни страдаю без вины.
Дай ты мне, господи, дожить
До нежных милостей, которым нет цепы!

«Ах! Что же делать мне, злосчастной?
За радости расплачиваюсь днесь.
Томлюсь, увы! тоской всечасной.
Я знаю, был мне рыцарь предай весь.
И «за» и «против» ты попробуй взвесь!
Насколько же мне легче,
Когда мой рыцарь здесь!
Без этого привета
Заболеваю я всерьез.
Он жизнь мою с собой унес,
И без него мои глаза красны от слез».

* * *

Чуя радость впереди,
Сердце дрогнуло в груди.
Так дорога мне легка,
Будто мысль под облака
Вольной птицей взмыла,
Поспешая к милой.
Только бы она была,
Как и прежде, весела!
Дай нам, боже, новых встреч,
Чтобы мне ее развлечь,
Чтобы, как вначале,
Нам забыть печали
И, пускай забота зла,
Мы не горевали.
Ночь была, как день, светла.
В гости мы тоску не звали.
Ночью вместе, днем вдвоем.
Загрустишь едва ли!

* * *

Я знал всегда, что ей смешно,
Когда я говорю о горестях любовных,
И видит бог, что сам давно
Я болен от моих признаний многословных.
А в сердце у меня она,
Жена, которая со мною холодна.
Вот уже целый год я предан ей, и что ж!
Она не смотрит на меня,
Заслуг нисколько не ценя.
Без радостей так пропадешь!

Больше меня никто не пел.
Таков уж горький мой удел: я не у дел.
И вот пою, пока я цел,
Хотя из-за нее с ума сойти успел.
Когда же я сподоблюсь рая
И моя радость посетит меня, играя?
Меня, печального, утешить бы не грех.
Пора моей прекрасной даме
Моими говорить словами.
Не ведаю других утех.

Увы! День ото дня старею,
Не становясь ничуть умнее, вот беда!
Кто хворью заражен моею,
Тому готов помочь советом я всегда.
Дал я себе дурной совет!
Принес я сам себе непоправимый вред.
Умереннее быть мне надо бы в речах.
Я столько ей наговорил,
Что стал красавице не мил.
А молча я совсем зачах.

Когда себе я не помог,
Мои возвышенные нежные слова
Пойдут пускай другому впрок,
Чтобы другой в любви добился торжества.
Вы только не смущайте ту,
Которую поныне я всем сердцем чту.
Кто совратит ее, тот мой заклятый враг.
Без госпожи я пропаду.
Я чувствую себя в аду
Без этих несравненных благ.

Служить не стал бы я и дня,
Когда бы не надеялся на то, что вдруг
Всем предпочтет она меня,
Своею красотой мой исцелив недуг.
Вот и служу я, терпеливый.
Надеюсь я, что ждет меня конец счастливый.
А если вправду так смешны мои мечты,
Я состоять при ней готов,
Как самый верный из шутов.
Пускай берет меня в шуты!

* * *

Как хорошо тому, кто был
По милости судеб для счастия рожден!
Пусть человек такой уныл,
Он будет завтра же за все вознагражден.
Блаженствует он день за днем в своем раю.
Счастливец! Где ему понять печаль мою!
Не знать мне на моем веку
Подобных сладостных даров.
Любовь мне принесла тоску,
И приговор судьбы суров.

Наслушавшись напевов грустных,
Счастливец высмеет, конечно, скорбь мою.
Что толку в жалобах искусных?
Не зная радостей, как я о них спою?
Хитросплетения моим напевам чужды.
Измыслив с горя чудеса, солгу без нужды.
Служу я столько лет подряд!
Когда меня вознаградят?
Улыбка эта или взгляд -
Уже награда из наград.

К чему свобода, если я
Не ведаю и не желаю радостей других?
В любви - вся прелесть бытия.
Такой уж на меня нашел безумный стих.
В сердцах решился бы оставить вдруг ее,
Да прекратится в тот же день мое житье.
И дальше буду жить в заботе.
Она умрет, и я умру.
Живу не по своей охоте.
Нет, своеволье не к добру!

Умилосердится она
И страждущего вновь любовью исцелит.
За все вознаградит сполна.
Все делать буду я, как мне она велит.
Увещевать меня, увы! напрасный труд!
Тут все надежды, все мечты, все счастье тут.
А если мне не повезет,
Не ей, не миру, не судьбе
Я предъявлю печальный счет:
Себе, лишь самому себе.

* * *

И я взыскую благ мирских,
Как всякий человек, желанием влеком.
При виде совершенств таких
Воспеть их должен я всем грешным существом.
Других красавиц радует хвала.
Она к моей хвале глуха была.
Кому угодно клятву дам:
Греховный скользкий путь не по ее стопам.
Я вижу сам!

Я госпожою не любим.
Доволен я и тем, что я ее люблю.
Обетам верен я своим
И никогда мою любовь не оскорблю.
Вдруг, чудом, после всех моих обид
Ее любовь меня вознаградит?
Не стану проклинать я тех,
Кто будто бы имел у госпожи успех.
Как вам не грех!

Дает неверность мне совет:
«Уехать лучите бы тебе! Неужто впрямь
На ней сошелся клипом свет?»
Попробуй ты свою любовь переупрямь!
Должно быть, не хватает мне ума.
Не сбросить мне блаженного ярма.
С рождения мой приговор
Служить ей преданно, хоть всем наперекор,
Как до сих пор.

Пусть проживу я много лет, -
Из них у госпожи не пропадет ни мига.
Так предан я, что силы нет,
Вздохнув, поколебать, когда не сбросить иго.
И все-таки служить я очень рад
В предчувствии - нет! в чаянье - наград.
Неужто пел я безуспешно,
Что жизнь моя из-за нее так безутешна
Во тьме кромешной?

Вдруг милость я приобрету?
Вдруг окажусь я у любви моей в чести?
Прильнув к возлюбленному рту,
Я поцелуй с собой сумею унести.
Награду эту свято сохраню.
А если вновь себя я уроню,
Я искуплю мою вину
И знак отличия, томясь в моем плену,
Назад верну.

* * *

Жену напрасно укорив,
Сам пострадаешь ты от собственных угроз.
Когда тебя страшит разрыв
И явной нет вины, к чему пустой допрос?
Если я хочу осилить правдой ложь людскую,
Непоправимых бед сам для себя, глупец, взыскую.
Не доверяй чужим наветам
И не расспрашивай о том,
Что держал бы сам ты под секретом.

Зачем терзает все больней
Она меня, вместо того чтоб наградить?
Ведь не следил же я за ней,
Чтоб застарелых ран моих не бередить.
Не был весел я с тех пор, как видел этот лик.
От сердца шло все то, что мой произносил язык.
Такие муки претерпев,
Другие могут подивиться
Лишь тому, что мой бессилен гнев.

Зачем служил я слишком верно?
Такую верность бы другая оценила.
А мне живется так же скверно,
И на свою судьбу я жалуюсь уныло.
С юных лет воспитан я жестокой красотою.
Каким я жил, таким умру. Я лучшего не стою.
И рвет и мечет человек.
Был он любим, потом к другим
От него любовь ушла навек.

Меня знакомый этот путь
Уводит от любви в печаль, пока я жив.
Как с этого пути свернуть,
Из горести в любовь дорогу проложив?
И хотя рассудок мой меня предостерег,
Я пропустил мимо ушей мучительный урок.
Когда любовь не знает бед,
Не знает радостей она.
Бледность ей к лицу в расцвете лет.

Преуспеваю лишь в одном.
Пока живу, в моем искусстве кто. мне равен?
Таким владею мастерством,
Что вдохновением на целый мир я славен.
Так несу я скорбь мою, что скорбь моя прекрасна.
Над ней не властен ясный день, и ночь над ней но властна.
Так перед милой кроток я,
Что даже ненависти рад.
Радуюсь, хоть вовсе нет житья.

Боль после радостей острей,
И радость после боли слаще во сто крат.
Кто жаждет радости своей,
Пусть будет своему страданью тоже рад.
Нужно жаловаться скромно, как нам велит обычай,
Чтоб слишком громкою тоской не нарушать приличий.
Возрадуется только тот,
Кто все на свете претерпел.
Вот мое лекарство от невзгод!

* * *

Заслуга у меня еще и та,
Что я, тоскуя и скорбя,
Не осквернил упреками уста,
Но запятнал я сам себя.
Нот в мире рыцаря другого,
Который более, чем я, достоин ласкового слова.
Любым соблазнам вопреки,
Других не замечая, служишь
Всю жизнь до гробовой доски.

Доверившись пристрастному суду,
Чего я, полоумный, жду?
По доброй воле я терплю беду
И только жалуюсь в бреду.
Исполню я все, что угодно.
Моя владычица меня казнить и миловать свободна.
На помощь некого позвать.
Я повторяю: «Будь что будет!
Своей судьбы не миновать».

Как хорошо мне длинным летним днем!
Как он мне сердце веселит
В томительном парении моем,
Мой ослепительный зенит!
Не верю я в звезду иную.
Мою державную любовь я перед всеми короную.
И в песнях этих безответных
Не перечислить мне вовек
Всех совершенств ее несметных.

Не знал я и не знаю, кто бы мог
На госпожу глядеть спокойно.
Чем жизнь была бы без таких тревог?
Моя печаль меня достойна.
За счастием страданье вскоре.
Покинул многих женщин я, и, как на грех, такое горе!
Подобных не стерпев обид,
Был вынужден я прочь уйти,
Ошеломлен, пленен, убит.

Так тяжелы воспоминанья мне!
Я сам себя проклясть готов
За то, что с госпожой наедине
Не находил я нужных слов.
Так был я счастлив с нею рядом,
Что, кажется, не тосковал ни по каким другим наградам,
В своем блаженстве глух и нем.
Кто на нее хоть раз посмотрит,
Теряет голову совсем.

И для меня дурные дни настали.
Когда приходится мне худо,
Пристойность не поможет мне в печали.
Привык я уповать на чудо.
Так дни меня скрутили злые,
Что узнают меня с трудом товарищи мои былые.
И в чаянье лучших времен
Веселым баловнем судьбы
Я притворяться принужден.

Не оставляют милостью того,
Кто весел и доволен вечно.
От горестей страдает мастерство,
И песнь моя небезупречна.
Служу, служу, а пользы мало.
Вознаграждают не меня.
Так было с самого начала.
Что делать, не возьму я в толк.
Я пел в угоду госпоже
И госпоже в угоду смолк.

* * *

Поют не от хорошей жизни,
И потому друзьям наскучил мой напев.
Однообразной укоризне
Весь век я предаюсь, в любви не преуспев.
Так, не ведая покоя с давних пор,
Терплю безвинно, видит бог, опалу и позор.
Любимою гоним,
Места я себе не нахожу.
Ничуть но рад я женщинам другим.

Пускай судачит злая спесь:
Мол, на словах влюблен, притворством знаменит.
В моей любви я, грешный, весь.
Лжец клеветою самого себя чернит.
В жизни я не ведал никаких утех:
Гонимому не суждено завоевать успех.
Останусь ни при чем!
Хоть бы милая вознаградила
Одним-единственным счастливым днем!

Благословенна ты, жена!
Пречистым именем любуются уста.
Другие меркнут имена,
Когда сияет нам такая чистота.
Умолкает посрамленная хвала.
Не знает горя тот, кого другим ты предпочла.
Томиться мне доколе?
Вдохновлен тобою целый мир.
Неужто нет мне в этом счастье доли?

Два помысла в моей груди
Ведут без устали борьбу между собой.
Один взывает: «Снизойди!
Умерь свой дивный блеск, совпав с моей судьбой!
А другой взывает: «Ярче засверкай,
Любому рыцарю суля недостижимый рай!»
Пусть мне страдать и впредь!
Я ценой паденья твоего
Тобою не хотел бы завладеть.

Когда служил я столько лет
И претерпел такое множество обид,
Что делать, если счастья нет,
Как быть мне, если я любимою забыт?
Если обвинят меня в притворстве снова,
Клеветнику дадут отпор и песнь моя, и слово.
Других не знаю слов,
Кроме тех, что в сердце у меня.
Моя судьба - мой неумолчный зов.

* * *

Блаженная моя печаль
Вблизи моей любимой так помолодела,
Что мне трудов моих не жаль,
Хотя впустую все: и помысел и дело,
И нет страданиям конца,
И остается только ждать желанного гонца.
Жизнь за нее отдать я не премину.
Когда мне впредь не преуспеть,
Согласен хоть сейчас я на кончину.

Наверно, знают все на свете,
Что я из-за любви терплю такое горе.
Не откажите мне в совете!
Пока я жив, побыть бы у нее в фаворе!
Я жалуюсь лишь потому,
Что я перед любимой прав и вряд ли я пойму,
Зачем непостоянные в почете.
Дай бог влюбиться вам в нее!
Тогда меня скорее вы поймете.

Что посоветует мне друг?
Как мне сподобиться желанного успеха?
Не чтит она моих заслуг,
Как будто бы любовь и жизнь моя для смеха.
Я поневоле убежден
В том, что до гробовой доски не буду награжден.
Владычице внушая омерзенье,
Узнал я не со слов чужих,
Что значит стыд, что значит невезенье.

Язвительная болтовня
Меня, затравленного, мучает годами.
Вопрос преследует меня:
«Скажи нам, сколько лет прекрасной этой даме?
Не так уж, видно, молода
Красавица, которой ты пожертвовал года».
И за какое только прегрешенье
По милости любви моей
Терпеть я должен это поношенье?

Нет, значу я не так уж мало
Для госпожи моей, но каково притворство!
Смягчиться бы ей для начала,
И верх над ней потом возьмет мое упорство.
Ценой неимоверных мук
Ей доказать бы я хотел, что я надежный друг.
Пусть не дано достигнуть мне блаженства.
Как разлюбить, как позабыть
Пленительные эти совершенства?

Когда бы только знать мне точно,
Чего желает своенравная царица!
По долгу службы беспорочной
Душой и телом рад бы я преобразиться.
Уж я ли не на все готов?
Прилечь бы с нею, наконец услышав нежный зов!
Понравится - так вечно будем вместе,
А не понравится - ну что ж!
Докучный грех схороним честь по чести.

* * *

«Весна вернулась, - говорят, -
И все, что сердцу мило.
Время жить на свете веселей.
Пускай меня за грусть корят -
Судьба меня лишила
Радости единственной моей.
Тяжко мне весеннею порой.
Тот, кто ни разу не грустил, мой друг - в земле сырой,
Моих желаний господин.
Нет, никогда не ведал свет
Столь тягостных утрат!
На целый мир был он один.

Мне, бедной, мысль была сладка
О том, что вечно в нем
Счастью моему цвести дано.
Теперь грызет меня тоска
И по ночам и днем.
На земле мне жутко и темно.
Зеркала лишился белый свет.
Где радость глаз моих? Загублена в расцвете лет.
И нечем жить моей весне.
Сказали «мертв» - и до сих пор
Бушует в сердце кровь,
Захлестывая душу мне.

Зимой и летом, день и ночь
Печалюсь я с тех пор,
Как скончался мой любимый друг.
Никто не в силах мне помочь.
Осиротел мой взор.
Истерзал мне сердце злой недуг.
Горько плакать буду весь мой век.
Тот, кто меня утешить мог, веселый человек,
Оттуда не придет назад.
Таков господень приговор.
Достойнее гостей
У райских не бывало врат».

* * *

Говорить бы смело
Мне с красавицей моей:
«Жизнь мне надоела.
Мученика пожалей!»
День за днем служу в надежде
На будущую благодать.
Возрадуется тот, кто был печален прежде.

Привлеченный вестью
О такой прекрасной даме,
Что владеет с честью
Несравненными дарами,
Убедиться мог я сам:
Соперницам удастся вряд ли
Хоть малость повредить подобным чудесам.

И любовь и счастье -
Все, что мне на свете мило, -
У нее во власти.
Только бы вознаградила!
Мой рассвет, моя заря
Навеки в сердце у меня.
Другим на зависть царствует, животворя.

Редко, к сожаленью,
Она слышит мои речи.
Моему моленью
Слишком боязно при встрече.
Молча перед ней стою,
Как будто все слова забыл.
Вместо меня кто выскажет любовь мою?

Разве не пристало
Мне спросить у госпожи:
«Милость? Гнев? Опала?
Откровенно мне скажи,
Чтобы свой удел я знал».
Кто на такой вопрос решится,
По-моему, достоин всяческих похвал.

* * *

Что влюбленному страдальцу мой совет,
Когда меня замучила тоска!
Только тот, кто занемог от горших бед,
Меня бы принял за весельчака.
Дивная и злая власть!
Я жалуюсь, я негодую,
Но даже в бешенстве не смею женщин клясть.

Слишком редко доводилось быть мне с ней.
Роптать мне постоянство не велит.
Пусть на сердце год за годом все грустней,
Пусть нет лекарства от моих обид,
Говорю от всей души:
Прекрасных дам грешно порочить!
Нет, я не злоязычник. Дамы хороши.

Жалобы смешны, напрасны укоризны.
Лишь верной службой даму тронуть можно.
Эти гордые прелестницы капризны.
На сердце у меня всегда тревожно.
Награждать бы нужно тех,
Кто верен и красноречив,
Как я, не ведающий никаких утех.

В чем бы ни был я пред нею виноват,
Подобной кары я не заслужил.
Никогда не получаю я наград,
Хоть голову бы я свою сложил.
Кто страдал подобно мне!
Едва размыкаю тоску,
Меня заставит госпожа страдать вдвойне.

Жалуюсь, глупец, под гибельным ударом,
А госпожу мою винить не смею.
В сердце я ношу владычицу задаром,
Пожертвовав надеждою моею.
Не воздам ей злом за зло.
Иначе жить я не могу.
От постоянства моего мне тяжело.

* * *

Ею жил я столько лет.
Денек бы мною пожила она!
Волосы меняют цвет.
Вот вся моя награда - седина.
Жалуюсь я, поседев.
На милость не пора ли ей сменить неправый гнев?

Я бы службой пренебрег,
С ней распростившись, был бы я таков.
Жизнь мне без нее не впрок.
Не сбросить мне вовек моих оков.
Слабость я свою кляну.
Женою побежденный, оказался я в плену.

Разорив мой дом дотла,
Смиренных чувств моих не пощадив,
Злая мигом отняла
Мой разум, честь мою, все, чем я жив.
Пусть попробует в ответ
Сказать, что это я не прав, что доказательств пот!

«От проклятий толку мало.
Не смеет он задеть меня всерьез.
Мне бояться не пристало
Упреков, обвинений и угроз.
Красоту не побороть.
Сильнее всяких войск моя пленительная плоть».

Если ветреница мнит,
Что я возненавижу страсть мою,
Этих не стерпев обид, -
То в сердце я надежду затаю,
Для служения рожденный.
Перестрадав свое, утешусь я, вознагражденный.

* * *

Госпожу я заклинаю столько лет:
«Смилуйся ты надо мной!»
Ей до жалобных молений дела нет.
Я готов любой ценой
Самый трудный выполнить приказ.
Кто бы в мире меня спас
От моих влюбленных ненасытных глаз!

Если бы нашелся умный человек!
Он бы мне в беде помог.
Неужели мне томиться весь мой век?
Как ответ ее жесток!
Госпоже служить я дам обет.
Самому себе во вред
Клятвам верен я, пускай надежды нет!

Уличен людьми в обмане гнусном,
Я сгорел бы со стыда!
Жалобе моей, моим напевам грустным
Кто поверил бы тогда!
Сам себя судить я буду строже.
Сам я знаю: лгать негоже.
От подобного греха избави боже!

Вряд ли в мире есть любовь сильней моей.
Преданнее нет сердец!
Кто сказать посмеет: «Мне она милей!» -
Тот расчетливый хитрец.
Видит бог, как мне всегда была
Госпожа моя мила.
Что весь мир! Была бы госпожа цела!

В ней моя награда, слава и почет.
Лишь любовью рыцарь жив!
Что, если моя любимая умрет,
Радости меня лишив?
Ей понять бы надо в свой черед,
Что меня тоска берет.
Острой болью прерван гордый мой полет.

* * *

Много суетных утех.
Истинная радость, как всегда, на миг.
И, конечно, смех - не смех
Для того, кто в жизни счастья не достиг.
Прежде был я весел день и ночь,
До забав я был охоч.
Веселиться мне теперь невмочь.

Стражду по своей вине.
Сам себя признал я перед ней виновным.
Госпожа сказала мне,
Что, мол, нет конца моим делам греховным.
У нее в глазах такой укор,
Что я сам не свой с тех пор.
Слишком строг подобный приговор!

Сколько лет я ей служил!
Госпожа не хочет знать заслуг моих.
Сколько песен я сложил!
Госпоже моей как будто не до них.
Я ли не был праведен и смел!
Жизни я не пожалел.
Видите, как сладок мой удел!

Все напрасно: стыд и гнев.
Я схожу с ума. Не писан мне закон.
Госпожу мою узрев,
Я, непостоянный, был навек пленен.
В мире не проложено дорог,
По которым бы я мог
Убежать от злых моих тревог.

Навсегда любовь со мной.
Я любовь мою чужому не отдам.
Нет, не для меня покой.
Буду жить, как жил я, с горем пополам.
Видит бог, мне в мире ни одна
Так не нравилась жена.
Лишь бы мне она была верна!

* * *

«Слово каждое бесценно
В долгожданной песне, в доброй вести.
Отвечай мне откровенно:
Хорошо ему на новом месте?»
«Госпожа, он весел был.
По вашей милости в нем тот же самый пыл!»

«Если так, я очень рада.
Поумнел он, значит, если так!
Мне вздыхателей не надо.
Нравится мне больше весельчак».
«Госпожа! Покорный вам,
Перечить вашим не посмеет он словам».

«Лишь по моему приказу
Рыцарь петь поклялся или нет?»
«Госпожа! Пока ни разу
Не нарушен тягостный обет.
Или он уже нарушен?»
«Боюсь, не слишком ли мой рыцарь мне послушен!

Что бы я ни повелела,
Говорят, я петь ему мешаю.
Ну какое людям дело?
Радости, мол, я весь мир лишаю.
В толк я, право, не возьму, -
О, горе мне! - какой приказ мне дать ему!

Нет, не женским красноречьем,
Женской красотой пленился друг.
Ран сердечных не залечим!
От непостоянства столько мук!
С ним порвать бы наконец.
Ах! Постоянство - цепь для страждущих сердец!»

* * *

Хорошо мне, только бы чуть-чуть
Больше радостей и меньше бед!
Если бы вольготней мне вздохнуть,
Был бы мой напев получше спет.
Среди всех моих забот
Удручен я тем, что жалоба моя
Ей никак до сердца не дойдет.

Ближние мои ко мне жестоки:
Нет, мол, новизны в подобном плаче!
Ох уж эти праздные упреки!
Мне ли говорить и петь иначе!
Пел бы я всех веселей,
Если бы, как прежде, маленький посланец
Появился к ночи у дверей.

Если жил счастливый человек,
Значит, я был счастлив, только я!
Почему блаженство не навек?
Впал в немилость я, и нет житья.
И со мною счастье в ссоре.
Наслаждаться бы до самого утра!
Не с кем наслаждаться, вот в чем горе!

Осужденный радостью моей
Жить среди мучительных тревог,
Не жалел я песен и речей.
Лучше слов найти никто не мог.
Песня правдою красна!
Никогда со мною не сравнится лжец,
Чьим словам красивым грош цена.

Сам я положил начало бедам.
Ничего скрывать я не привык.
Ходит клеветник за мною следом,
Ядовитый у него язык.
Рыщут всюду шептуны.
Виноват ли я, что лучшие слова
У врага в устах искажены?

Или мне теперь жестоко мстит
Бывший друг, чью радость я украл?
Я не причинял друзьям обид.
Бог меня тогда бы покарал.
Не друзья и не родня, -
Вскоре пожалеют о моей кончине
Те, кому теперь не до меня.

* * *

«Ты, гонец мой дорогой!
Посмотри, как он живет.
Если, незнаком с тоской,
Знать не знает он забот,
Говори ему тогда,
Что я не знаю горя тоже,
Мол, разлука не беда.

На вопрос, как мне живется,
Отвечай, что превосходно.
Сердце, мол, к нему не рвется.
Мне спокойно, мне свободно.
Скрой ты от него одно:
Он для меня как ясный день.
Сердцу без него темно.

Ты любовь мою не выдай.
Разузнай сначала точно:
Хоть с печалью, хоть с обидой,
Он живет ли беспорочно,
Он мне верен или нет?
И если верен милый рыцарь,
Намекни на мой секрет.

Если он задумал сам
Возвратиться наконец
(Я тебе добром воздам
За такую весть, гонец),
Ты скажи ему, что нужно
Воздержаннее быть в речах.
Добродетель безоружна.

Он любовью смерть зовет.
Этот холод, этот жар,
Этот пламень, этот лед
Хуже самых страшных кар.
Не любовь - сплошная жуть!
Наверно, лучше ненавидеть,
Чем любить кого-нибудь.

Ах, как женщина слаба!
Заболталась я совсем!
Взвесь, гонец, мои слова.
Будь, гонец, как рыба нем.
Все разведай ты сначала.
Быть может, лучше скрыть навеки
То, что я тебе сказала!»

* * *

И в моей тоске я восхищен:
Снова жизнь мою надежда осветила.
Радость глаз моих и мой закон,
На других она смотреть мне запретила.
Даже если мне во вред
Слишком тягостный запрет,
Сурово
Царственное слово,
В ответ не скажешь: «Нет!»

Разве что глупец какой-нибудь
Злоключеньям позавидует моим.
На любовь подобную дерзнуть,
Убедиться, что нисколько не любим
И что все мольбы впустую!
Обездоленный, тоскую.
Однако
Свет милее мрака.
Не полюблю другую.

Кто бы мог в таких печалях жить?
Почему я не могу любить, как все?
И зачем поклялся я служить
Самой чистой, самой солнечной красе?
Как мне быть, когда жесток
Натиск бедствий и тревог?
Мне худо.
Верю только в чудо,
Чтобы господь помог.

Боль мою за милость я приму,
Предпочтением подобным дорожа.
Значит, не ко всем, а к одному
Благосклонной остается госпожа.
Кто сказать посмеет мне:
«Будем угождать жене
Совместно!»
Кто любил бесчестно,
Тот согрешил вдвойне.

Я как будто сокол прирученный.
Чует сокол солнечную высоту
И, своей свободой увлеченный,
Корм привычный забывает на лету.
Говорит любовь: «Лети!»
Нет обратного пути.
Утраты
Позабыл крылатый.
Блажен я во плоти.

С госпожой моей не довелось
До сих пор поговорить мне но душам,
Я боюсь, что наши души врозь.
Что мне дальше предпринять, не знаю сам.
Упованьем окрыленный,
За наградой отдаленной,
Годами
Повинуясь даме,
Охотится влюбленный.

Хорошо мне в помыслах моих.
Наяву, а может быть, не наяву
Я живу счастливее других.
Кто завидует чужому торжеству,
Перед богом грешен тот.
Благо тем, кто счастья ждет,
Как прежде,
В сладостной надежде,
Годам теряя счет!

* * *

Приемлю честный божий крест
Всем помышлением своим.
Пускай святых взыскует мест
Мой разум, словно пилигрим.
Пусть мысль моя отныне служит богу,
Не смея забредать на грешную дорогу.
В далекий отправляюсь путь,
Другим оставив злую боль,
Которой мучила меня
Сия плачевная юдоль.

С меня довольно здешних благ,
И неуспеха, и успеха!
Тому, кто сам себе не враг,
Земные радости - помеха.
Всевышнего почтить бы мне хвалою,
А я смущен своею песнею былою:
«Пока живешь на белом свете,
Всех радостей отведай всласть!»
Святая дева, богоматерь!
Не дай мне снова в скверну впасть!

На мысли налагать запрет
Мне, к сожаленью, не дано.
Границ для помышленья нет.
Повсюду странствует оно.
Друзьям привет, но лишь на расстоянье,
Чтобы мое не ослабело покаянье.
Врагов своих готов простить я,
Однако даже и сейчас
Друзей коварных я боюсь.
От них страдал я столько раз!

Простимся, радость! Счастлив тот,
Кто не был обделен тобой,
Тот, кто вкусил твоих щедрот.
И у меня был день такой,
И ночь была. Чего же сердцу надо?
Как больно мне тебя забыть, моя отрада!
Заказаны мне все дороги,
Которые ведут к тебе.
Иным велениям внимаю.
Не властен я к своей судьбе.

* * *

«Все печали достаются мне одной
И не дают житья,
Сердце бедное пугая.
Разделить нельзя тоску с другой женой.
Страдая, как и я,
Что сказала бы другая?
На меня в обиде тот,
Кто мне всех дороже.
Чтобы соблюсти себя,
Нужно быть с любимым строже.

Как зато мне было весело сначала!
Мой рыцарь лучше всех.
Я чернить его не вправе.
Сколько нежных слов я от него слыхала!
Расстаться с милым - грех!
Господи меня избави!
Чтобы не поддаться вдруг
Сладкому недугу,
Я велела замолчать
Очарованному другу.

Был в запальчивости отдай мой приказ,
И рыцарь на чужбине
Сохнет, мается в кручине,
Смолк, смиренный, и не кажет больше г
Хоть не к лицу мужчине
Женской потакать гордыне,
Уступая ей во всем.
Лучше бы мольбами
Донимал меня поныне.
Слышать их приятно даме.

Как мне больно, как отрадно вспоминать!
Нет, сердцу моему
Не забыть счастливой встречи!
Не хотела я любимого прогнать.
Я знаю, почему
Смолкли пламенные речи.
Он любви моей желал.
А любовь - не скрою -
С детских лет казалась мне
Самой страшною игрою.

В мире я не знаю рыцаря другого,
Чья речь бы мне была
Год за годом так любезна.
Обольстить меня едва ли может слово.
Сладчайшая хвала
Тут, пожалуй, бесполезна.
Пусть поет мой милый рыцарь!
Песня мной любима.
Только бы при встрече с ним
Я была неколебима!»

* * *

От этих бед печаль жива
В моем напеве заунывном.
В моих ладах день ото дня
Отчаянье мое слышней.
Мне свой привет послав сперва,
Зачем же в гневе беспрерывном
Теперь наказывать меня?
Не согрешил я перед ней.
Я знаю, как она добра.
Давно меня спасать пора.
Отрадно будет нам обоим,
Когда в согласии беспечном
Друг другу душу мы откроем.

Моя сердечная тоска
Всегда терзает плоть мою.
Все чувства хором подтвердят,
Что нет мучительнее хвори.
Смерть сердцу моему близка.
Ни от кого не потаю:
Один меня снедает яд -
Всепоглощающее горе.
Лишь тот, кого не покидали
Моим подобные печали,
Кого сломил подобный гнет,
Лишь тот поверит в скорбь мою,
Лишь тот мою тоску поймет.

Но нет! Чужим я не открою
Причину горести моей.
Пусть больно мне, пускай тревожно,
Чужим не до моих тревог.
Делиться не хочу тоскою.
Кручину от моих друзей
Скрывать, однако, невозможно.
Советом кто бы мне помог?
Лишь сердце мне дает совет:
«Храни заветный свой секрет!»
Придется мне молчать и впредь.
Оберегая честь ее,
Собою нужно мне владеть.

Не суждено самой весне
Пробиться к сердцу моему,
Когда в молчании суровом
Любовь меня на гибель шлет.
Мне так темно, так больно мне,
Что сам себя я не пойму.
Растаять бы моим оковам
На солнце, как весенний лед!
Моей отчаянной мечты
Не могут вылечить цветы.
Любовь меня свела с ума,
И я не слышу певчих птиц.
На сердце вечная зима.

* * *

Если я вздумаю хвастать победой,
Песенный мой дар я навсегда утрачу.
Скажут мне люди: ты спорна изведай,
А потом уж воспевай свою удачу!
Пусть счастливец весело поет!
Слишком глуп я. Лгать мне в песнях не расчет.
Старую мою тоску не скрою.
Не старится моя тоска
С тех пор, как стала жизнь моя одной сплошной тескою.

Пускай смеется надо мной невежда.
Как бы меня женщины ни привечали,
Где постоянство, там всегда надежда.
Утолит моя любовь мои печали.
Суетную радость я презрел.
Без. награды будет жалок мой удел.
Каждая, конечно, бы хотела,
Чтобы служили ей, как я
Единственной моей служу, покорен ей всецело.

Когда ей жалобы так надоели
И не нужно ей моих ладов унылых,
Она бы мне преподала веселье.
Видит бог, я научиться сам не в силах.
«Да», - сказала бы она в ответ,
Не твердила бы упрямо: «Нет и нет!»
Как тогда запел бы, окрыленный!
И надо ведь ей до сих пор
В ответ на все мои мольбы остаться непреклонной!

Все чаще мучают меня сомненья.
Слишком долго ждал я, слишком терпеливо,
Чтобы в награду получить гоненья!
Почему любовь моя несправедлива?
Волью служба вознаграждена,
И заслуге и вине одна цена.
Если все мои моленья слабы
И бесполезны все слова,
Упорство скорбное мое вознаградить пора бы!

* * *

Где же справедливость наконец?
Эта красота меня казнит.
Ею только и живу, глупец.
Нет ей дела до моих обид.
Добродетельную славлю повсеместно.
Мне другая радость неизвестна.
Благую чистоту всем сердцем чту.
Остается только славить эту чистоту!

Безутешный, неотступный бред!
Все печали у меня в груди,
Будто в мире места больше нет.
Крикнуть я не смею: «Награди!»
Все на свете я готов перестрадать,
Лишь бы выстрадать мне благодать!
Хоть мне в грядущее не заглянуть,
Знаю, наградит она меня когда-нибудь.

На судьбу роптать я не дерзну,
Если мне любить разрешено
Эту несравненную жену.
Большего мне требовать грешно.
Слава богу, хоть на службу приняла!
Жизнь без этой службы не мила,
Не зная этих сладостных забот,
Жаловаться мог бы я, несчастный сумасброд!

Выполняю все, что ей угодно.
Соблюдаю рыцарский закон.
Только жаль, что госпожа свободна,
А не пленена, как я пленен.
Пусть мне будет с каждым годом все трудней,
Лишь бы состоять всегда при ней.
Когда нельзя вступать мне с нею в спор,
Буду ей служить, как я служил ей до сих пор.

* * *

Никто не знает, как мне больно
Такое равнодушие терпеть,
Моей царице своевольной
Служить послушно и при этом петь.
Ради самых светлых в мире, ради милых этих глаз
Выполню любой приказ.
Тем, кто, завидуя безбожно,
Всех влюбленных обвиняет ложно,
Влюбиться бы самим, как я, но это невозможно.

Когда бы знала цену мне
Моя взыскательная госпожа,
Как полагается жене,
Моею верной службой дорожа!
Дорог я или не дорог? Вот мучительный секрет!
Вдруг в ответ услышу: «Нет!» -
Задав решительный вопрос?
Этого бы я не перенес.
Не знаю, принимает ли она меня всерьез.

Сказала бы: «Забудь печаль!» -
И я запел бы веселее всех.
Но ей меня ничуть не жаль.
Что ж! Смерть верней, чем суетный успех.
Песен петь не стоит больше, если на мои печали
Всюду смехом отвечали.
Не так забота тяжела,
Как людская злобная хула.
Чернят меня, хоть никому не причинил я зла.

* * *

Милость мне нужна теперь, а не вражда.
Не пережить мне всех моих обид!
Убедился я, что это навсегда.
Она одна страдальца исцелит,
Поэтому храню я верность ей.
Разноголосая молва не возмутит моих ушей.

Не смешно ли препираться мне с молвой, Когда известно всем, что свой зарок
Не нарушил я, когда я сам не свой,
Обета моего живой залог?
Живу, как мне велит моя царица.
Не вдохновляли так меня прекраснейшие в мире лица.

Благосклонности не смею попросить.
О милостыне госпожу молю.
Неужели мне блаженства но вкусить?
Молчит она в ответ на песнь мою.
В моих речах мне утешенья нет.
Утешить ей меня пора, чтобы увидел вновь я свет.

Говорят мне друг и враг: «Твой труд напрасен!
Какая там любовь! Одни слова!
Хватит с нас велеречивых этих басен!»
За что меня преследует молва?
Пускай бы убедили госпожу,
Что я пою о ней одной и ой одной принадлежу.

Причиняя мне всегда и всюду зло,
Мой помысел и жизнь мою черня,
Говорят, что мне в любви не повезло,
Что знать не хочет госпожа меня.
Пусть недруг надо мною верх берет.
Он будет посрамлен, когда возрадуюсь я в свой черед.

 

ГАРТМАН ФОН АУЭ

(1170-1210)

Родом из Швабии, рыцарь, участник крестового похода 1197 г. Поэтическая деятельность Гартмана началась с 1190 г. Прославился как мастер стихотворного повествования, переложивший в стихах французские куртуазные эпопеи: «Эрек и Эпида», «Ивэйн» и религиозную повесть «Грегор». Автор популярной стихотворной новеллы, «Бедный Генрих», представляющей по жанру переход от религиозной дидактической повести к рыцарской эпопее куртуазного стиля. Песни отличаются изяществом формы, также свойственным куртуазной поэзии, однако имеют своеобразное содержание. В противоположность «высокой любви» - любви к знатной даме, в них воспевается «низкая любовь» - к женщине из низшего сословия. В этом противопоставлении заложена та же идея, что и в «Бедном Генрихе»: нравственное превосходство простой женщины над высокородной.

«Нет мечте моей простора...» - Песнями я вторю государынину горю... - Строки указывают на то, что песня, вероятно, посвящена вдове сеньора Ауэ, которому служил Гартман, не раз упоминающий о смерти своего господина.

«Я теперь не слишком рад...» -Образец песня, прославляющей «низкую любовь».

«Привет прощальный мой собрату и сосед у...» -Известная «крестовая песня», приписываемая иногда другому миннезингеру, Блиггеру фон Штейнаху. ...отважный паладин. - Паладин - рыцарь из свиты феодального государя, здесь - верный рыцарь. Будь государь мой жив, на что мне Саладин? - Саладин (Салах ад-Дин) - султан Египта во второй половине XII в. (умер в 1193 г.), разбивший крестоносцев во время третьего крестового похода.

* * *

Что лето мне! Всё жалобы да пени.
Пусть летом жизнь и вправду хороша,
Печать зимы - на этом песнопенье.
По-зимнему болит моя душа.
Люблю, люблю, тоской себя круша,
По-прежнему люблю ее одну.
Принес я в жертву ей мою весну,
Готов я на себя принять вину:
Нет, я любовь мою не прокляну.

Обиды все простит моя душа,
А то себе я был бы лютый враг.
Непостоянством пагубным греша,
Я сам себя лишил желанных благ.
Да, виноват я сам. Да, это так.
Тот, кто рассудку объявил войну,
У горестей окажется в плену.
Наказанный, неужто я дерзну
Бесстыдно отрицать мою вину!

Но разве не могла бы госпожа
Прочь отослать меня давным-давно,
Моею службою не дорожа,
Когда мне угодить ей не дано?
Однако же сердиться мне грешно.
Она со мною стала холодней
Не потому, что сам я мерзок ей.
Нет! Честью дорожит она своей,
Боясь моих изменчивых страстей.

Она меня приблизила к себе,
Наклонностей моих не распознав.
Отвергнутый, покорен я судьбе.
Всему виною - мой порочный нрав.
Я перед госпожой моей не прав,
И по заслугам я вознагражден.
Вольно глупцам оплакивать урон.
Тот, кто служил прекраснейшей из жен,
Мечом своим же собственным сражен.

* * *

Тот, кто охоч до знатных дам,
Владычице своей
Покорен будь во всем.
Вот вам пример: таков я сам.
Нет рыцаря верней.
Служу я день за днем,
Жизнь ей отдам,
Пускай глуха она к мольбам,
Пусть госпожа моя бесчеловечна, -
Ей предаюсь навечно.

Когда бы только я посмел
Одно сказать ей слово,
Оставив песнь мою!
Когда страданья - мой удел,
Когда любовь сурова,
От боли я пою.
Издалека
К ней шлет гонца моя тоска.
Пусть госпожа моя, певца презрев,
Услышит мой напев.

Нет, не напев, а скорбный стон.
От слез невзвидев света,
Я плачу - не пою.
Великим горем удручен,
Напрасно жду ответа
Я на мольбу мою.
Конечно, тот,
Кто, не стерпев таких невзгод,
Покинуть мог бы госпожу навек, -
Счастливый человек!

* * *

Со слов моих запомнил каждый,
Что ей одной навек я верен.
Ей сердце отдал я однажды.
Теперь я взять его намерен.
Расстаться не пора ли?
Я здесь живу в печали
За годом год.
Уж лучше мне пуститься в путь
Когда проигран бой
Со злой моей судьбой!
Мне повезет,
Пожалуй, больше где-нибудь.

Непостоянство мне претит.
Однако в нем, и только в нем,
Спасенье от моих обид.
Пусть порастет печаль быльем.
Когда служить невмочь,
Бежать не стыдно прочь.
Награды нет.
Пусть я всегда признать готов,
Что госпожа права.
Нужны ли тут слова?
Мне все во вред,
А ей не до моих трудов.

Упреками чернить не смею
Воспетую мной чистоту
И вечной жалобой своею
Один терзаться предпочту.
Она велит служить
И не дает мне жить.
Нет, не любовь, -
Нашел я здесь одну вражду.
К другим она щедрей,
А я не дорог ей.
Отвергнут вновь,
Награды я напрасно жду.

Господь, быть может, ей внушит
Что, мне в награде отказав,
Моя любимая грешит.
Пусть грешен я, пусть я не прав,
Я самый верный друг,
И всех моих заслуг
Не перечесть.
Служу не месяц и не два.
Который год уже
Я вверил госпоже
И жизнь и честь.
Я жив, пока любовь жива.

Не мог я потерять ни дня
Из этих безотрадных лет.
Награда обошла меня.
Достался мне любовный бред.
Блажен в своем бреду,
Где я еще найду
Любовь такую,
Чтобы, не ведая наград,
Служить, как я служу,
И славить госпожу?
Всю жизнь тоскую
И всю-то жизнь безумно рад.

Служил я, не жалея сил,
В надежде радость обрести,
И если я не угодил,
Сказать бы нужно мне: «Прости
Где награждают скупо,
Там оставаться глупо.
Что за беда!
Влюбился здесь, влюбился там,
Но только я не льстец,
Охочий до сердец,
И никогда
Мою любовь я не предам.

* * *

Слишком долго я тужу
По моей отраде.
Верой-правдою служу,
А чего бы ради?
Лучше оплачу
мою неудачу.

Как увидел я ее,
Мне на свете не житье.
Час длиннее дня.
День что седмица,
седмица дольше года дли меня

Нет, я больше не могу.
Господи, доколе?
Каково ее врагу?
Друг завыл от боли.
Отдать я рад
все, чем я богат.

Бежал бы я прочь,
Да вот невмочь.
И радость мне теперь не впрок.
За каждый вздох с меня берет любимая оброк.

* * *

Святого нашего креста
И ты достоин,
Когда твоя душа чиста,
Отважный воин.
Такое бремя не для тех,
Кто глуповат,
Кто в суете земных утех
Погрязнуть рад.
Ты плащ с крестом надел
Во имя добрых дел.
Напрасен твой обет,
Когда креста на сердце нет.

Зовет воителей отвага
Под сень креста,
Где рыцарям своим на благо
Любовь чиста.
А тот, кто обделен умом
В расцвете лет,
Пусть помышляет о мирском
Себе во вред.
Вступая в нашу рать,
Чтобы завоевать
Мирскую честь в бою,
Спасете душу вы свою.

Мирских возжаждал я услад,
Мирских утех.
Соблазнам всяким был я рад,
Впадал я в грех.
Улыбкой мир меня влечет.
Он так хорош!
Колючкам потерял я счет.
Все в мире - ложь.
Спаси меня, господь,
Чтоб мир мне побороть.
Мой путь - в Святую Землю.
С твоим крестом тебя приемлю.

Смерть нанесла мне страшный вред,
Отняв Христа.
Без господа не красен свет
И жизнь пуста.
Утратил радость я свою.
Кругом - тщета.
Сбылась бы разве что в раю
Моя мечта.
И я взыскую рая,
Отчизну покидая.
Пускаюсь я в дорогу.
Христу спешу я на подмогу.

И в радостях я жил, скорбя,
Средь мира злого,
Пока не выбрал для себя
Цветка Христова.
Он лето возвещает нам,
В нем благодать.
Как сладок он людским очам!
Путь указать
Бог соизволил днесь
В свою святую весь.
Достигнуть райских врат
Ценою жизни воин рад.

Однажды мир меня прельстил,
И неспроста
Мне, грешному, так был он мил.
Теперь чиста
Моя душа, и я в поход
Собраться рад,
Свободный от мирских забот,
А мой собрат
На привязи весь век,
Пропащий человек.
Отправлюсь в дальний путь,
К войскам святым готов примкнуть.

* * *

В несчастье вряд ли весел тот,
Кто даже в счастье хмурится, тоскуя и скорбя.
Но я хитрей моих забот.
Когда беда грозит, я повторяю про себя:
«Будь что будет! Ропот не поможет.
Не навсегда
Твоя беда.
Пускай с надеждой век твой будет прожит!»

Наперекор клеветникам
Непостоянных отвергает верный женский нрав.
Я убедился в этом сам,
Расположенье госпожи прекрасной потеряв.
Сладок был пленительный привет.
Кто перед ней
Меня грешней?
В немилость впал я. Счастья нет как нет.

На пользу мне пойдет урок.
Своим непостоянством я лишен таких услад!
А постоянством я бы мог
Наверняка загладить все, в чем был я виноват.
Искушен я в постоянстве так,
Что госпожу
Расположу
К себе я вновь, добившись прежних благ.

* * *

Только бы меня приветила она,
Когда я наконец предстану перед ней!
Надоела мне чужая сторона.
С моей любовью бы мне свидеться скорей!
Скромность нежная отрадней всех услад.
Любимой ведомо: я странствовать не рад.
Одна утеха нам: сердца сильней разлук,
И в сердце верность не умрет, покуда верен друг.

Перед богом и людьми грешит жена,
Безжалостно забыв того, кто верен ей.
Постоянством верность вознаграждена.
О постоянстве мы взываем столько дней,
Чтобы женщину любить и чтить, любя.
Изменою пятнает женщина себя.
Обласканный по возвращении своем,
Служить я буду госпоже усердней с каждым днем.

Если верить пересудам этим вечным,
Любая женщина обманет все равно.
Глупо хвастать постоянством безупречным,
Когда оно изменой вознаграждено.
Не прислушиваюсь к толкам этим вздорным,
Нет, не запятнан я предательством позорным!
Я помню истину, известную давно:
С любовью правда заодно. Чернить любовь грешно.

* * *

Нет мечте моей простора.
Слишком редко я встречаю
Госпожу мою, в которой
С давних пор души не чаю.
Я присягаю песней днесь:
Удел мой весь
Только здесь, навеки здесь.
Если госпожа меня
Другом не признала,
На любовь надежды мало.
Мрачнее жизнь день ото дня.

В мире столько милых жен!
Был бы всюду я любим.
Постоянством удручен,
Я завидую другим.
Не вижу в жизни я просвета,
За летом лето
Ни ответа, ни привета.
Как понять молчанье это?
Песнями я вторю
Государынину горю.
Ее веселье не воспето.

* * *

На свете счастлив только тот,
Кто треволнений избегает,
Тот, кто любви не признает,
Кто красотой пренебрегает,
Тот, кто не ведает обид,
Которыми другой убит,
Другой, служивший столько лет
Без всяких льгот, без всяких благ,
А, кроме бед, награды нет.
Что делать! Жизнь я прожил так,
Как будто сам себе я враг.

Услышав зов любви моей,
Не знаю счастия доселе,
Оставил я своих друзей,
Забыл беспечное веселье,
Перед любовью не греша,
Спасется ли моя душа?
Но как моя страдает плоть!
Вот вся награда: сердце мне
Такою болью уколоть,
Чтобы предался я вполне
Одной-единственной жене.

* * *

Пускай забуду я все дни другие,
Сладостный день в моей памяти вечно,
Когда впервые черты дорогие
Увидел я и полюбил сердечно.
Себе на благо и ей не во вред
Впервые в жизни увидел я свет.
Ей повинуюсь я, покорный богу.
Я вышел на счастливую дорогу.

Часа блаженного я не забуду.
От восхищенья собой не владею.
Благодаря какому только чуду
Наедине я беседовал с нею?
Но вдохновению душу открыв,
Вознагражден я был за свой порыв.
Прекрасную вознагради ты, боже!
Такой венец мне всех венцов дороже.

В разлуке с ней мое грешное тело,
А сердце верное с ней, как вначале.
Пусть будет все, как милая хотела.
Ей жить и жить, прогнав мои печали.
В ней моя радость, в ней моя тоска.
Везде и всюду мне она близка.
Отрадной верности я не нарушу.
Храни ей, Господи, тело и душу!

* * *

«Зимой тебе утехи нет,
Когда ты слишком любишь летние цветы.
Хороший мне дают совет:
С любимым лежа, не боишься темноты.
И если птицы не поют,
В объятиях найди приют.
Мои давнишние сомненья тут как тут.

Вести хотят со мной игру
Дна рыцаря, но что сказать могу двоим?
Обоих я не изберу,
А если одного, то как мне быть с другим?
Решать мне нужно бы смелее,
Кто мне дороже, кто милее.
А как решить, обоих рыцарей жалея?

Нет, мне советы не нужны.
Я ведаю сама, кого мне награждать.
Его заслугам нет цены.
Мой рыцарь не устал служить, устал он ждать.
Что, если, к моему стыду,
Блаженства с ним я не найду
И вместо рая мы окажемся в аду?

Всего, чем только бы могла
Отвагу преданную наградить жена,
Достойны славные дела,
Которыми я так была поражена.
Горжусь возлюбленным таким,
И чем нежнее он любим,
Тем сладостнее сердцу властвовать над ним».

* * *

Я теперь не слишком рад,
Когда друзья мне говорят:
«Сходим, Гартман, к дамам,
К благородным самым!»

Оставят пусть меня они,
И к дамам пусть идут одни.
В глазах у знатных этих дам
Так жалок я, что стыд и срам.

И я бы даму полюбил,
Когда бы дамам был я мил.
Коль знатных я не стою,
Утешусь я с простою.

На белом свете их не счесть.
Покладистые всюду есть.
С какой же стати к знатным лезть?
Простых готов я предпочесть!

Был и я когда-то глуп,
И словеса слетели с губ:
«Ах, госпожа! Я стражду.
Утолите жажду!»

Ответом был мне взгляд суровый.
Не говоря худого слова,
Лишь в ту рискну влюбиться снова,
Что и меня любить готова.

* * *

Привет прощальный мой собрату и соседу.
Поклон мой вам, друзья и господа!
Меня спросить хотите вы, зачем я еду?
Откроюсь вам без ложного стыда.
Любовь меня взяла в полон, и дал я ей обет:
По вольной воле буду я покорен ей во всем.
Она велит, и я иду святым путем.
Кто клятву не сдержал, тому спасенья нет.

Иные хвастаются доблестью своею.
Слова, конечно, громче славных дел.
Но кто послужит ей, как я служить умею?
Вот на такого я бы поглядел!
Лишь тот воистину любил, кто родину свою
Покинул волею любви, отважный паладин.
Будь государь мой жив, на что мне Саладин!
По мне бы лучше умереть в родном краю.

Ты, миннезингер, не надейся на удачу.
Загубишь песнь безумием своим.
Я хорошо пою, слов даром я не трачу.
Пою, пока люблю и сам любим.
Тебя не хочет знать любовь. Тебя влечет мечта.
Морочит, ластится, манит, безумного дразня.
Всем предпочла моя желанная меня.
И в песне и в любви я не тебе чета.

* * *

«Тебе хотел бы, госпожа,
Достойный рыцарь послужить.
Твоей наградой дорожа,
Готов он сердце заложить.
Он был бы рад все это лето провести,
Покорствуя тебе и у тебя в чести.
Привет послала бы со мной! Всегда на сердце веселей,
Когда хороших ждешь вестей».

«Я службой верной не гнушаюсь.
Однако рыцаря чужого
Вслух я приветить не решаюсь.
Гонец! Мое запомни слово:
Он мне чужой, а как чужого я приму?
Другие, может быть, благоволят к нему.
Пока не лучше ли, гонец, мне дать уклончивый ответ?
И не привет и не запрет...»

Не знаю, могут ли завлечь
Красавицу мои слова?
Дождусь ли я желанных встреч,
Не преуспев ни в чем сперва?
Пусть буду счастлив я, пусть буду я несчастен,
Я над моей любовью более не властен.
Не даст уехать мне любовь, которая меня сильней,
И я во всем согласен с ней.

Когда не знать, не ведать мне
Свободы на своем веку,
Самовластительной жене
Вознаградить мою тоску
Придется радостью, которую она
Способна даровать мне, грешному, одна,
Мои заслуги оценив, мои тревоги разогнав,
Признав, кто прав и кто не прав.

Иные люди говорят:
«Любовь такая - тяжкий грех!»
Неправда! Этот пламень свят!
Любовь отрадней всех утех.
Блажен, кто преданно любил, кто честен был.
Любовь иначе не любовь: преступный пыл.
С любовью несовместна ложь. Любовь без чести и стыда
Мне будет мерзостна всегда.

* * *

Почему-то мы грустим,
Будто темен белый свет.
Сколько лет и сколько зим
Наслажденья нет как нет.
Между тем кругом луга
Зеленеют и цветут.
Весна всему живому дорога.

За хорошие дела
Вправе рыцарь ждать наград.
Верным рыцарям хвала!
Верный верному собрат.
Горше в мире нет судьбы,
Если губы дорогие
Ответа не дают на все мольбы.

Если женщина верна
И сомнений в этом нет,
Мне нужна она одна.
Без нее не мил мне свет.
И когда я так любим,
Ни на шаг не отойду,
Привязан к ней служением своим.

Пусть она меня корит,
И не чтит моих заслуг,
И со смехом говорит,
Что, мол, ей не нужен друг!
Обижаться мне грешно:
Мой мучительный недуг
Однажды вылечить ей суждено.

Я наградам был бы рад,
Только честь всегда была
Мне дороже всех наград.
Если добрые дела
Худо вознаграждены,
Нехристь постыдился бы
Подобной непростительной вины.

 

ВОЛЬФРАМ ФОН ЭШЕНБАХ

(умер около 1220 г.)

Служилый рыцарь из знатного, но обедневшего рода, из города Эшенбаха в Баварии, вассал графов Нижней и Верхней Франконии. В 1203-1216 гг. жил при дворе ландграфа Германа Тюрингского, известного своим покровительством поэтам и ученым. После смерти Германа вернулся на родину. Не умевший писать (а может быть, и читать), Вольфрам фон Эшенбах тем не менее проявил себя как один из самых оригинальных поэтов своего времени. В романах «Парцифаль» и «Титурель» им разработан мисти- ко-фантастический цикл куртуазного эпоса - легенда о св. Граале. Незавершенный роман «Виллегальм» является обработкой старофранцузского эпоса, повествующего о битве при Алискансе (VIII в.). Своеобразие юмора, сложность художественных образов, чрезмерная афористичность в произведениях Вольфрама делали их трудными для понимания. Его «темный стиль» высмеял Готфрид Страсбургский в «Тристане». Отпечаток этого стиля иосят в значительной степени и восемь песен Вольфрама. Чаще всего это «утренние песни». В некоторых из них изображение дамы с ее мелкими делами и заботами создает снижение лирического жанра. О сохранившейся славе поэта свидетельствует появление его образа в произведениях немецкой литературы последующих веков. Он явился одним из главных героев поэмы «Война певцов», возникшей в начале XIV в. в среде странствующих певцов, одним из персонажей рассказа Э.-Т.-А. Гофмана «Состязание певцов» и оперы Вагнера «Тангейзер».

«Вот сквозь облака сверкнули на Востоке...» - «утренняя песня», в которой впервые в миннезанге выводится третье действующее лицо - страж, ведущий диалог с дамой.

* * *
(Перевод В. Микушевича)

«Вот сквозь облака сверкнули на востоке
Пронзительные когти дня.
На вид они в рассветном сумраке жестоки, -
Напоминанье для меня
О том, что рыцарю пора.
Расстаться надобно двоим.
Я к ней впустил его вчера.
Меня пленил он мужеством своим».

«Ты песней прогоняешь радость мою, страж,
И накликаешь злую муку.
Ты никогда мне всласть натешиться не дашь,
Чуть свет сулишь ты мне разлуку.
Ах! Не тревожь ты госпожу!
Слуга мой верный, ты не пой,
И я тебя вознагражу.
Пускай со мной побудет милый мой!»

«Ты, сладостная, отпусти его скорей!
Смотри: настал рассветный час.
Втайне любовью ты дари его своей,
Чтоб жизнь свою и честь он спас.
Он доверяется мне сам.
Его к тебе я ввел в ночи.
Ты потеряла счет часам,
Так поцелуи были горячи».

«Пой, сколько хочешь, лишь оставь его ты мне!
Постылой песнею своей
Напоминаешь ты о ненавистном дне.
Вовек не видеть бы лучей,
Которые всегда некстати.
Едва забрезжит этот свет,
Ты вырвешь из моих объятий
Мою любовь, но не из сердца - нет!»

Вспыхнул день в окне, тревожней страж запел
«Прекрасный рыцарь! Уходи!»
Одуматься бы ей, пока любимый цел.
Но перси льнут к его груди,
И в нем проснулся прежний пыл.
Хоть голос песнею сорви!
По всем статьям он рыцарь был
И на прощанье отдал дань любви.

* * *
(Перевод П. Гребельной)

Твой скорбный плач над нами
Всегда бывал утрами
Горчицей после меда:
Когда звезда восхода
Встает сквозь мрак,
Любовное свиданье
Закончить расставаньем
Даешь ты знак.
Уж лучше, сторож, помолчи,
Все ведомо и так.

Кто это знает или знал,
Кто сам с чужой женой лежал,
Надеясь на охрану, -
Как я, он скажет: рано
Заканчивать свидание, -
Уж в этом мне поверьте -
Дня надобно дождаться.
Ему ль бояться
Угрозы смерти!
Он к ней готов заранее.

Такую сладость нам дает
Лишь прелюбодеяние.

* * *
(Перевод Н. Гребельной)

В пору майского цветенья
Звуки старых птичьих песен
Вновь по-юному свежи.
Я весенние виденья
Превращаю в песнопенья
И не жду, не жду награды
От высокой госпожи!
Я пою, а птичий хор
В середине лета смолкнул,
Не слыхать его с тех пор.

Напоенные росою,
Чистым блеском и сверканьем,
Обновляются цветы.
Хор лесной поет весною,
Чтобы песней убаюкать
Всех птенцов до темноты.
Не заснет лишь соловей:
Я опять стою на страже
Ночью с песнею своей.

Я хочу найти отраду
У моей прекрасной дамы,
Умоляя госпожу:
Дай за службу мне награду,
Я тебе служил исправно
И до смерти дослужу...
Пусть утешится певец,
Чтобы жалобе столь длинной
Наконец пришел конец.

Помогла бы, снизошла бы!
Если только ты захочешь
Мне помощницею быть,
Вмиг печаль моя убудет,
И мольбой своею страстной
Цель свою смогу добыть.
Милый образ мне велел,
Чтобы я, как ты прикажешь,
Дольше иль короче пел.

Дама, высшее созданье,
Твой прелестный гнев лишает
Многих радостей меня.
Заслужу ли состраданье?
Только слово молви нежно,
От тоски меня храня.
Скорбь мою ты отпугни,
Чтобы мужеством веселым
Я твои наполнил дни.

* * *
(Перевод П. Гребельной)

«Сквозь дали, сквозь туманы -
Бушует дождь иль вьюга -
Ищу, в окошко глядя,
Возлюбленного друга.
Напрасно: никогда он
Ко мне не возвратится.
И за любовь, как видно,
Глазам моим придется
Слезами расплатиться.

И снова возвращаюсь
На башню от окошка:
Я на восток и запад
Опять гляжу сторожко,
Ищу того, кто сердце
Уже давно тревожит.
Не «юною девицей»,
А «старою старухой»
Любовь назваться может.

Плыву я по теченью.
Волн покоряюсь воле,
Просматриваю дали
На тридцать миль и боле,
Жду, что благие вести
Услышу я в округе
И горе позабуду,
Навеки успокоив
Тоску о милом друге.

Куда ушло веселье
И с гордостью что сталось?
Во мне от них обоих
Одно «увы» осталось.
Отныне суждено мне
Узнать одно страданье.
Но верю - хоть он скрылся,
Тоска его пригонит
И страстное желанье».

 

ВАЛЬТЕР ФОН ДЕР ФОГЕЛЬВЕЙДЕ

(род. около 1170 г., умер в 1230 г.)

Бедный австрийский дворянин из рода министериалов или малоземельных рыцарей, был профессиональным певцом. Искусству сочинения и исполнения песен учился у Рейнмара фон Хагенау при дворе австрийского герцога Фридриха Католического. Связь со средой австрийского дворянства способствовала развитию его интереса к политической жизни. Вскоре после смерти Фридриха (1198 г.) поссорился с его преемником Леопольдом VI. Причиной ссоры могло послужить выступление Вальтера против близкого Леопольду Рейнмара. К этому времени Вальтер перерос своего учителя: он был свободнее и в самом выборе темы, не ограничиваясь изображением любви. Однако, скорее всего, Леопольду могло не понравиться то, что у поэта была самостоятельная политическая ориентация, которой он не скрывал, несмотря на свое невысокое положение. Покинув Вену, Вальтер много странствовал по Германии, Италии и Франции, что дало ему возможность почувствовать современный мир, познакомиться с жизнью разных сословий. Некоторое время жил в Вартбурге при дворе ландграфа Германа Тюринг- ского. Современник острой борьбы империи и папства - борьбы германских императоров с папой римским за экономическое и политическое первенство, Вальтер всегда выступал на стороне императора. В императоре, опиравшемся на мелкое рыцарство и города, поэт мечтал найти идеального владыку страны. Был среди немногочисленных приверженцев Филиппа Швабского в борьбе с Оттоном IV, поддерживаемым папой. Очевидно, разочарование в личности Филиппа способствовало тому, что после его смерти (1208 г.) Вальтер перешел к Оттону IV, который, став единственным императором, поссорился с папой. В 1212 г. поступил на службу к императору Фридриху II Гогенштауфену, от которого получил небольшой лен. Вальтер фон дер Фогельвейде был в равной степени лирическим и политическим поэтом. В его песнях нашли отражение и куртуазный стиль, и поэтика народного творчества. Воспевание «высокой любви» вскоре сменилось в них прославленном любви к простой девушке. Часто даются картины природы, имитируются народные гадания. Используется размер, мотив и припев плясовых «женских песен», пастушеских песен (пасторалей). Кроме любовных, есть «крестовые песни», выражающие воинские и религиозные идеалы рыцарства. Особенно интересны политические шпрухи, содержащие прямой отклик на события и настроения времени: скорбь по поводу мирового зла, обличение духовенства, оценка состояния искусства.

«Вам, госпожа, венок!..» - Характерное для миннезанга воспевание-девушки вместо замужней дамы: венок-символ девичьей чистоты. Содержание песни подается в виде рассказа о сновидении.

«О госпожа, сердиться не надо...» - Песня имеет распространенную в куртуазной поэзии форму диалога между рыцарем и дамой (тенсона у трубадуров).

«Одно скажи: «Благодарю»...» - Разработка античного мотива телесной красоты в противовес религиозной литературе средних веков, проповедовавшей ничтожество плоти.

«В роще под липкой...» - Пастораль в форме монолога девушки.

«Сидел я, брови сдвинув...» - Шпрух, написанный, по-видимому, в июне 1108 г., вскоре после разделения власти между Филиппом Швабским и Оттоном IV; размышления поэта о том, что неупорядоченность общественной жизни мешает каждому человеку идти к благополучию достойным путем.

«В ручье среди лужайки...» - Один из трех шпрухов, являющихся вершиной политической лирики Вальтера. Написан в 1198 г., в разгар борьбы между Филиппом Швабским и Оттоном IV. Построен на противопоставлении упорядоченности мира природы смутам на немецкой земле.

«Я подсмотрел секреты...» - Был Рим во славу божью кругом опутан ложью... - Выпад против папы, бывшего вдохновителем вражды между германскими государями. И вышел спор двух королей... - Упоминание о ссоре Филиппа Швабского, выбранного императором, с законным наследником германского престола, четырнадцатилетним Фридрихом II, сыном императора Генриха VI. Церковник и мирянин // Пошли друг друга бить... - Имеется в виду столкновение партий Филиппа и Оттона («церковник»), ...надели столы вместо лат. - Стола часть облачения католического духовенства. ...не тех, кого бы гнать пора. - Намек на то, что победа Филиппа не принесла порядка и справедливости. ...взывал один затворник... - Образ затворника, выражающего страх благочестивых немцев перед общественными распрями, - символический.

«О князь Апулии, хранящий Вечный град...» - Обращение к Фридриху II с просьбой о выделении лена. Апулия-область в Южной Италии, принадлежавшая Фридриху. Вечный град - Рим, к югу от которого были расположены земли Фридриха; считавшегося по своим итальянским владениям вассалом папы. В начале 20-х годов отношения между Фридрихом и папой были нарушены, следовательно, песня Вальтера возникла до 1220 г.

«Мне Тегернзее хвалил знакомый люд...» - Тегернзее - известный в то время монастырь в Баварии. Поставили мне воду... - Имеется в виду положенное омовение рук перед едой.

«Увы, промчались годы, сгорели все дотла!..» - Известная песня, выражающая душевное состояние поэта в последние годы жизни, неприятие им современного мира. А тут еще и буллу прислали нам из Рима... - Булла - папская грамота. Песня написана в 1227 г., после отлучения императора Фридриха II от церкви папой Григорием IX.

«Земля, хозяину скажи ты...» - Хозяином земли поэт считает черта.

«Во всех, чье сердце бес не совратит...» - Заплакал бы отшельник мой от зрелища такого. - Отшельник, или затворник, - повторяющийся у Вальтера образ истинно благочестивой натуры, противопоставляемой официальным носителям религии.

«Епископы, церкви князья и вы, все монахи на свете...» - Ключи святого Петра ему достались от бога... - По католической концепции, папа римский - преемник апостола Петра, считающегося первосвященником Рима. Смотрите, он торговать задумал божьим ученьем.- Вальтер говорит здесь о симонии - продаже церковных должностей, запрещенной каноническим христианством, но весьма распространенной в средние века. В преддверии Реформации симония вызывала яростный протест прогрессивно настроенных людей; в период же жизни Вальтера борьбу вокруг нее вели феодалы, стремившиеся отвоевать у папства право продажи церковных должностей - огромный источник дохода. Слово «симония» происходит от имени Симона Волхва, который, согласно Новому завету, просил апостола Петра продать ему дар творить чудеса.

«Как набожно папа смеется, как свято каждое слово...» - Когда своим чужеземцам он сообщает... - Чужеземцы - короли многих стран (Англии, Арагона, Португалии, Швеции, Дании, Польши, Армении), признававшие себя вассалами папы. Теперь у меня два немца под одной короной сидят. - Речь идет о политическом акте паны Иннокентия III, который в 1213 г., поссорившись с коронованным им ранее Оттоиом IV, короновал Фридриха II.

«Проснитесь, близок день Суда!..» - Шпрух возник, вероятно, в 1201-1203 годах, под влиянием ожесточенной внутренней борьбы в Германии. Темнеет солнце... - Имеется в виду солнечное затмение 1201 года.

«Ни мудрость, честь, ни сила слова...» - Написано в 1210 г., после смерти Рейнмара фон Хагенау. Когда б ты спел одно лишь это: «Восславься, женщина!»...- Вальтер цитирует стих из песни, написанной в свое время Рейнмаром в ответ на его нападки по поводу злоупотребления любовной темой.

«Горе песням благородным...» - Реакция на «деревенский миннезанг», приобретавший популярность в придворных кругах.

* * *

«Вам, госпожа, венок! -
Красивой девушке сказал я как-то раз. -
На танцах он бы мог,
Да, он на зависть дамам украсить мог бы вас.
Будь я богат камнями
Цветными, дорогими,
Я б вас украсил ими.
По совести и чести я поступил бы с вами».

Она взяла венок -
Воспитанной девицей она не зря слыла.
Румянец юных щек
Пылал, как будто роза меж лилий расцвела.
И потупила взгляд,
С поклоном - все как надо.
То мне была награда.
А если б... Но о том молчат.

«Я каждый день венок
Готов сплетать для вас и вашей красоты.
Вы знаете лужок,
Где белые растут и красные цветы?
Пойдемте - в этом месте,
Где только пташек пенье
Звучит в уединенье,
Цветы срывать мы будем вместе».

И вот со мной она,
И я счастливей не был, с тех пор как я живу.
Мы рядом. Тишина.
И надают цветы с деревьев на траву.
А я смеюсь невольно.
Какое наслажденье
Такое сновиденье!
Проснулся - яркий день, глазам от света больно.

Я жил всегда беспечный,
Но этим летом, потеряв покой,
Ее ищу я в каждой встречной.
А вдруг найду-вот праздник-то какой!
Но это пляшет не она ли?
О девушки, прошу прощенья:
Я загляну под ваши украшенья -
Ее глаза из-под венка сияли.

* * *

Любимая, пусть бог
Благословит твой каждый час.
Когда б сильней сказать я мог,
Сказал бы, верь мне, сотни раз.
Но что сказать сильней, чем то,
Что весь я твой, что так любить тебя не будет уж никто.

От многих слышал я упрек,
Что, мол, низкорожденную пою.
Но кто сказать такое мог,
Тот не любил, я слово в том даю.
Да, не любил, я повторяю вновь, -
Кто жаждет только обладанья да красоты, - какая тут любовь

Красотки ой как часто злы!
Мила не та, кто хороша,
Но те красивы, кто милы,
И красоты куда важней душа:
Пусть женщина добра, чиста,
А красота-пустое дело, пустое дело красота!

Что мне их пересуды, смех!
Советы их - на кой мне ляд?
Ты для меня красивей всех,
Так пусть болтают, что хотят.
Я за тебя их всех отдам,
И за твое стеклянное колечко - все золото придворных дам.

С тобой ни горя, ни забот,
Ты постоянна, ты верна.
мне никто не подмигнет:
Мол, штучка у тебя жена!
А если стал я слеп, любя,
Так лучше б я тебя не знал, -не дай мне бог страдать из-за тебя!

* * *

Беседуя, лежал
В объятьях милой рыцарь,
Но вот рассвет на небе забрезжил голубой,
И перед ним редеет и отступает тень.
«Проклятый этот день!
Опять он помешал, -
Вздохнув, сказала дама, - блаженствовать с тобой!
Любовью боль назвать - кто мог так ошибиться!»

«Моя любовь, мой друг,
Не плачь, судьбу кляня,
Для нас обоих лучше, коль я уйду сейчас.
Уже настало утро, и на дворе светло».
«О милый, тяжело
С тобой расстаться вдруг.
Не делай сердцу больно, как делал много раз,
Или к другой спешишь ты? Иль разлюбил меня?»

«Ну что ты, госпожа!
Я навсегда с тобой,
Но лишь открой, что сердце твое мне повелит:
Как выйти, чтобы стражу и завтра обмануть?»
«Мой милый, труден путь, Но боль острей ножа:
Пока с тобой не лягу, тоска мне грудь сверлит.
Приди ж как можно раньше, дай верить мне: ты мой!»

«Ужель хочу иного?
Мне тяжко самому.
И день с тобой в разлуке мне горек, госпожа.
Но в сердце ты со мною, но сердцем я с тобой».
«Мой друг, иди за мной, И вместе будем снова,
Коль вновь без колебаний придешь ты, мне служа.
Увы, сияет солнце, и день рассеял тьму».

«Что мне в букете роз,
Когда я ухожу?
Любимая! Подруга! Противны мне цветы,
Как бесприютной пташке суровая зима».
«О, я сойду с ума, День горе мне принес,
И я еще не знаю, когда вернешься ты.
Побудь еще минуту, порадуй госпожу!»

«О госпожа, прости!
Я твой, в твоей я власти,
Оставь же подозренья и мне уйти позволь!
С дневною песней сторож обходит третий круг».
«Тогда пора, мой друг,
Пора тебе идти.
Но твой уход лишь горе мне принесет и боль.
Пускай тебя всевышний хранит от злой напасти!»

И рыцарь прочь идет,
Терзаемый тоской.
Идет, в глубоком горе оставив госпожу.
Она глядит в окошко, и горько слезы льет,
И молвит: «Проклят тот, Кто песню дня поет.
Уже прошло все утро, а я в слезах сижу.
Ушел, ушел любимый и отнял мой покой!»

* * *

Любовь - что значит это слово?
Я так не искушен, скажите ж, господа,
Вы все, кому любить не ново:
Ну почему любви присуща боль всегда?
Любовь для радости дана,
Любовь печальная любовью быть не может,
Так верно ли она любовью названа?

Коль правильно мое сужденье
О существе любви, скажите «да» в ответ.
Любовь - двух душ соединенье.
Без разделенных чувств любви счастливой пет.
Но груз любви неразделенной
Для сердца одного невыносим.
Так помоги мне, госпожа, не будь неблагосклонной.

Мне тяжко жить с моим страданьем,
О, не тяни, ты можешь мне помочь.
И если ты глуха к рыданьям,
Я пересилю боль, но лишь скажи мне: «Прочь!» -
И я свободен буду вновь,
Но знай, ты не найдешь другого,
Кто б так сумел воспеть тебя, моя любовь.

Как! За любовь платить презреньем,
За радость горечью мне отравляя дни!
Но там не место восхвалёньям,
Где унижением певцу грозят они.
Иль верить ей не нужно было?
Но ты, Любовь, мой слух и зренье отняла,
Что ж может видеть тот, кого ты ослепила?

* * *

«О госпожа, сердиться не надо.
Верьте, учтив и приятен мой слог.
А для меня и честь и награда -
Если б я вам понравиться мог.
Я женщин красивее вас не видал,
Если же вы красоту с добротою
Соединили в себе - я не скрою:
Вы достойны высших похвал».

«Что же, хвалите, если угодно,
Видите, я уже не дитя.
Тот, кто воспитан, может свободно
Все мне сказать - и всерьез и шутя.
Мне говорили, что я хороша,
Но я бы хотела еще и другого:
Быть женщиной в лучшем значенье слова.
При красоте важна и душа».

«Я вам открою, что делать должны вы,
Чем, как женщина, славиться впредь:
Вы должны быть с достойным учтивы,
Ни на кого свысока не смотреть.
И, одного безраздельно любя,
Принадлежа одному всецело,
Взять в обмен его душу и тело,
Я вам дарю их, - дарю вам себя».

«Если не всех я встречала приветом,
Если была неучтива, горда,
Я бы охотно исправилась в этом.
Вы-то со мною любезны всегда!
Да, вы мой рыцарь, и вот ваша роль:
Я бы вас другом видеть хотела.
А отнимать у кого-нибудь тело
Я не хочу - это страшная боль».

«О госпожа, я готов попытаться,
Мне приходилось терпеть и не то.
Ну, а чего же вам-то бояться?
Если умру, то счастливым зато».
«Пусть умереть вам охота приспела,
Значит, и мне - на смертное ложе?
Я не хочу умирать, так чего же
С вами меняться на душу и тело?»

* * *

Одна мечта во мне жила,
Когда ж блеснул надежды свет,
Он грусть и боль оставил мне,
Чтоб радость их сменить могла.
Другого утешенья нет,
Чем то, что видел я во сне:
Что та, кто женщин всех одна
На все затмила времена,
Любовью вспыхнет мне в ответ.
Я чту в одной и всех других,
Но от других мне нужен лишь привет.
«Кто беспорочен, кто правдив,
Тому и честь супругом быть
И господином надо мной.

И, сердце радостям открыв,
Я буду истинно любить,
Я буду верною женой.
В нем счастье, узнанное мною
Как женщиной и как женою.
И долг мой - счастьем быть его.
Нет места для достоинств мужа
Надежней сердца моего».

Так радость я обрел в жене
На весь мой век. Покуда жив,
Я буду все делить с ней дружно.
Ее любовь - опора мне:
Пришла, мне милость подарив,
И стала всем, что в жизни нужно.
Я счастлив был, когда она
Сказала, нежно смущена,
Что всю себя мне отдает.
Не удивляйтесь, если в сердце с тех пор я не таю забот.

* * *

Одно скажи: «Благодарю!»
Я видел, как прекрасна ты,
И вот стихи тебе дарю
Как воплощенью красоты.
Я по тебе одной тоскую,
Хоть всем служу охотно вам.
Другой пусть изберет другую
И славит в ней прекрасных дам.
Язык наш тот же: я пою
Свою красавицу, пусть он поет свою.

Как совершенна голова!
Смотрю - и небо я постиг.
Лицо - таких найдешь ли два?
То херувима нежный лик.
И две звезды на нем блестят.
Глядеться в них - и быть с ней рядом,
Быть с нею вместе, - взгляд во взгляд!
О, вдохновленный этим взглядом,
Я стал бы молодым.
Любовью болен я, но боль ушла б, как дым.

Бог, дав ей краски для ланит,
Из роз и лилий сплел букет,
И белый в них с пурпурным слит
В один необычайный цвет.
Пусть Небо мне во грех зачтет,
Но мне приятней видеть их,
Чем солнце, чем небесный свод, -
О, что сболтнул мой глупый стих?
Так поклоняясь ей,
Я не заставлю сердце страдать еще сильней?

Когда б губами я прильнуть
К ее подушке красной мог,
Здоровье пролилось бы в грудь,
Я б исцелился, видит бог.
Когда в постель, неся огонь,
Идет она - вот быть бы там!
Подушку эту только тронь,
Польется запах - как бальзам!
Ах, я б украл ее
И к ночи приносил бы милой сокровище мое.

А стройность шеи, рук и ног -
Не волшебства ль на всем печать?
Что между них я видеть мог,
О том я должен умолчать.
Но я не крикнул ей: «Прикрой!»
Когда, свежа, обнажена,
Меня не видя, мой покой
Навек разрушила она,
Подъемлясь из ручья
И влажных прелестей от света не тая.

* * *

День за днем страдать, друзья, -
Кто способен этот крест нести?
Не велит воспитанность моя,
А не то бы крикнул: «Счастье, заходи!»
Но у счастья всем ответ один:
Счастье не для тех мужчин,
Что верны навек.
Так чего ж тогда я жду, верный человек?

Боже, что за горький плод
Сам себе взрастил я, на беду!
Вся моя порядочность не в счет,
Униженье - все, чего я жду.
Правы доброй старины
Ныне кажутся и глупы и смешны.
А богатство, честь -
Что ж, для тех, кто злонамерен, все, конечно, есть.

Кто в мужчинах совесть усыпил?
Женщины! Увы, но это так!
Встарь их дух высок и ясен был,
И для них был мир и радостен и благ.
Беспорочна их душа была.
Далеко молва об этом шла.
А теперь беда -
Нравится им тот, в ком нет стыда.

Когда я средь женщин нахожусь, -
Что всего обиднее, не скрою:
Чем я вежливей держусь,
Тем они надменнее со мною.
Им порядочность смешна.
Только если женщина достойна и умна
(Эти здесь но в счет),
Больно ей, когда постыдный слух о женщинах идет.

Но уж если женщина чиста,
Муж достоин - вот счастливый брак.
Их да воспоют мои уста,
Им я лучших пожелаю благ.
И скажу вам, как велит мне честь:
Если мир не станет лучше, чем он есть,
Знайте, жить я буду,
Как мне нравится, а пенье и стихи навек забуду.

* * *

Славлю тот день, когда встретился с нею,
Околдовавшей и дух мой, и тело.
В мыслях ее неустанно лелею,
Ею захвачен мой разум всецело.
С ней меня слили на все времена
Нежность ее, доброта, красота,
Алые, с милой улыбкой, уста.

Сердце мое навсегда покорилось
Ей, наделенной во всем совершенством,
Если б для нас эта жизнь озарилась
Тем, что мне кажется высшим блаженством!
Радость давала мне только она,
Нежность ее, доброта, красота.
Алые, с милой улыбкой, уста.

* * *

Если б я тропой неразделимой
В песнях, плясках, вместе сквозь года
Шел, цветы срывая для любимой,
С нею связан дружбой навсегда,
Осушая вместе хмельный кубок,
Поцелуй срывая с алых губок, -
Мук любви не знал бы я тогда.

Но к чему и песнь, и речи сладость,
Женский взор, исполненный тепла,
Если нет борения за радость,
За добро и правду против зла,
Если щедрость, честь и воспитанье -
Все уходит, все ушло в преданье,
Если Духа радость умерла.

* * *

Желаний и томлений дни
Прошли - и столько принесли утрат.
Мне пали на зиму они.
Я думал, летом все пойдет на лад.
Я мнил, придет счастливый час,
И был обманут столько раз!
И все ж надежду я таил,
Но и надежды больше нет.
Был радости недолог цвет,
И мне она, не я ей изменил.

Я жил мечтой. Так почему
Меня счастливым называют вновь?
Счастливец только тот, кому
Любимая всегда дарит любовь.
Пусть жизни радуется он, -
Увы, я этим обделен!
Но пусть он прячет торжество:
Мол, я любимою любим!
Я рад бы поменяться с ним,
Но мне Любовь не дарит ничего.

Хвала и мужу и жене,
Когда они живут в любви.
Их душу с телом наравне
На каждый час, господь, благослови!
И в полном счастье пусть их жизнь пройдет.
Сомненья нет, блажен и тот,
Кто добродетель чтит в себе,
Как в той, кого избрал одну,
И кто на радость взял жену,
Подругу в жизни и судьбе.

Жену из благородных дам
Не каждый хочет взять, однако.
Глупцы не ведают, что нам
И честь и радость от такого брака.
Кто легкомыслен, рад любить
Ту, что легко сумел добыть.
Но, радость возлюбив и честь,
Женись на той, кто познатней,
И если другом стал ты ей,
В том честь уже и радость есть.

Кой толк в любви, когда она
Нам без служенья удалась?
Его ли то, ее ль вина -
Любовью можно ль звать такую связь?
Не жди, себя избавив от служенья,
Достойной дамы уваженья.
Любя воспитанность в мужчине,
Она мужлану далека.
Лишь дура ценит дурака, -
Сказать ли, по какой причине?

* * *
(Перевод Арк. Штейнберга)

«В роще под липкой
Приют наш старый
Если найдешь ненароком ты,
Молвишь с улыбкой:
«Что за парой
Травы примяты и цветы?»
На опушке среди ветвей -
Тандарадай -
Пел свидетель - соловей.

Молча брела я
Средь бездорожья,
Пока не встретила дружка.
Он обнял, пылая,
Матерь божья!
Обнял - и стала душа легка.
Сколько раз? Да кто ж сочтет?! -
Тандарадай, -
Видите - в кровь нацелован рот.

Дружок меня манит
Прилечь на ложе.
Рассыпал он цветы да хмель.
Ведь кто-нибудь станет
Смеяться позже,
Сыскав подобную постель.
Сломлен шиповник - ясно для всех,
Тандарадай, -
Как был нам сладок смертный грех

Ни лаской, ни силой
Не открою
Вам тайну эту, помилуй бог!
Что сделал милый там со мною,
Знаем лишь я, да мой дружок,
Да пичужка меж ветвей, -
Тандарадай, -
Все пришлось увидеть ей».

* * *

В роще, в поле, на поляне -
Чудеса весны.
Все духовные, миряне -
Все оживлены!
Май исполнен сил,
Неким чудом он владеет.
Все мгновенно молодеет,
Где б он ни ступил.

Кто не чтит его обычай?
Ну-ка, от души
Смейся, пой, пляши,
Но без грубости мужичьей.
Каждый Маю рад.
Если так распелись птицы,
Неученые певицы,
Запевай им в лад.

Слава Маю! Мир отрадный
Он разлил вокруг.
Лес п поле так нарядны,
Так наряден луг!
Сколько пестроты!
«Ты малыш, вот я большая!» -
Шепчут, чашечки качая,
Клевер и цветы.

Алый ротик, брось кривиться,
Зубками дразня.
Стыдно! Он еще глумится,
Огорчив меня!
Как же можно так?
Я люблю, а ты не любишь,
Ты меня с улыбкой губишь,
Словно лютый враг.

Да, моей лихой кручины
Вы одна виной.
Друг мой, нет у вас причины
Строгой быть со мной.
Вы добры для всех,
А ведь я ваш раб усердный.
Быть такой немилосердной -
Право, тяжкий грех.

Но испортить Мая сладость
Я и вам не дам.
Как! Забыть я должен радость
Лишь на радость вам?
Где ваш долг весне?
Вместе быть все твари рады,
Так хоть капельку отрады
Подарите мне!

* * *

Мужу правды радостна весна,
И зима для радости дана.
Только будет радость неполна,
Если не от женщины она.
Чествуй женщин всех, мой стих,
Только лучшими хвалами чествуй лучших среди них.

Радоваться должен человек,
Вот и мне бы радоваться той,
Кто меня приворожит навек
Верностью, Любовью, Чистотой.
Если б сердце увидало
Ту, пред кем бы, как пред чудом, вечно счастье трепетало

Я ж ее и видел только раз,
Но доныне ей дивлюсь, как чуду.
Или так близка она от глаз,
Что без глаз мне видится повсюду?
Как такое колдовство прекрасно:
Видеть милую не видя, видеть всюду и всечасно.

Люди спросят: «Что ж за колдовство?
За сто миль глаза твои глядят!»
Это мысли сердца моего
И сквозь стены видят милый взгляд.
Будьте вы хранителями ей,
Чувства, чьи глаза всезрящи, страсть и жар души моей.

Доживу ль узнать, что мне в ответ
На меня без глаз она глядит,
Каждой мыслью мне стремится вслед
И любовь мою вознаградит.
Пусть я милой буду мил,
Пусть любовью мне ответит: ей любовь я подарил!

* * *

«Это чувство и сладко и ново,
И все ж это боль, отчего - не пойму.
Я рыцаря полюбила младого
И отказывать больше не в силах ему.
Мне трудно бороться с его мольбой,
И не знаю, не знаю, что делать с собой.

Порою себе я кажусь непреклонной,
Хозяйкой воли своей, и тогда,
Как ни просит мой рыцарь влюбленный,
Я остаюсь перед ним тверда.
Но тут же вопрос себе задаю:
Сохраню ли до завтра я твердость мою?

Если бы он навещал меня реже,
Было б не так искушенье сильно,
Он уходит, а мысли все те же:
Я ведь ему уступлю все равно.
И рада б я сдаться, но женский мой стыд
Подольше не соглашаться велит.

И страхи в сердце моем теснятся,
И мысли шепчут со всех сторон,
Что - как ни страшно - приходится сдаться,
Исполнить то, что требует он.
И мне не избегнуть этого дня.
Ведь этого сердце и хочет и ждет от меня.

Лучшие люди меня уверяли,
Что вся его жизнь образцовой была.
Так я равнодушной остаться могла ли?
Я сердце до гроба ему отдала.
Каждый мне в сердце проникнуть бы рад,
Но все проиграли игру, всем дал мой возлюбленный мат».

* * *

Когда солнцу, от росы блестящи,
Ранним утром или в полдень мая
Шлют улыбку первые цветы
И в полях, в растормошенной чаще
Свищут птицы, радость изливая, -
Что прекрасней этой красоты?
Словно рай, земля сияет всюду.
Но вот я дивлюсь другому чуду
И хочу заверить вас:
Я не раз уже им восхищался
И могу им восхищаться сотни раз.

Если дама вежлива, спокойна,
Хорошо одета, благородна,
Если целомудренна, скромна,
Если свиту выбрала достойно,
Обо всем беседует свободно,
То, как солнце, светит всем она.
За нее, не размышляя,
Я отдам всю радость мая,
Ибо прелесть нежной чистоты,
Красота лица и тела
Лучше, чем весна, и зелень, и цветы.

Если ж выбор кажется вам странен,
Побродите по земле весенней,
Где дружины Мая все в цвету,
И поймете, чем я в сердце ранен,
Почему без долгих размышлений
Благородных дам я предпочту.
Если бы мне выбрать приказали,
Я с ответом медлил бы едва ли,
В этом слово рыцаря даю,
Сударь Май, вы Январем бы стали
Прежде, чем отверг бы я красавицу мою.

* * *

В майский день, порой чудес,
Обновивших луг и лес,
В ясный полдень мая
Я гулял, мечтая.
Я бродил без цели
Там, где птицы пели,
Где звенит, журчит струя
Говорливого ручья,
Слушал пенье соловья.

И под липой над ручьем
Я уснул счастливым сном,
Я в тени прохладной
Мир вкусил отрадный
В неге и покое,
Где забыл о зное,
Где развеял в забытьи,
Близ играющей струи
Злые горести свои.

И увидел я во сне,
Что король я в той стране,
Что, блаженствам рая
Душу предавая,
Чем угодно тело
Услаждаю смело.
Нет заботы, тишь да гладь,
В сердце божья благодать, -
Сон был - только спать да спать!

Я и спал, но - мерзкий звук! -
В сон мой «карр» ворвалось вдруг
Из вороньей глотки.
Человек я кроткий,
Но ворон за это
Сжил бы я со света.
Спать еще б хоть пять минут!
Попадись мне камень тут,
Был бы твари той канут.

Но попалась мне зато
Только бабка лет под сто
И мне очень мило
Сон мой объяснила.
Если вы в сомненье,
Это объясненье
Я могу пересказать:
Два да три в итоге пять,
А мамаша - та же мать.

* * *

Я в двух отношеньях отзывчив, хоть в общем не знаю пощады.
Был я таким еще в детстве, таким я буду всегда.
Радоваться умею, если другие рады,
И уж не стану смеяться, когда у другого беда.
Радуюсь ради людей,
Из-за людей озабочен бываю.
Если печаль душою владеет моей -
Что из того? Я свое настроенье скрываю.
Я - как другие, но лишь для того,
Чтоб не задеть никого.
Многим весьма безразличны чужие печали.
Что ж, окружающим это приятно? Едва ли.

Было пристойно, любезно общество в прежние годы,
Вот почему воспевал я радость, бывало.
Прежде любимым служили, но это вышло из моды,
Вот отчего у меня и песен прежних не стало.
Песня знает свой час,
Она - как ее окруженье.
Если исчезнет грубость у нас,
Вновь по-придворному будет звучать мое пенье.
Радости вслед и для песен время придет.
Тот, кто его дождется, увидит счастья приход.
Пусть же никто надо мной не смеется.
Я-то уж знаю, когда какая песня поется.

Прямо скажу вам, что обществу только во вред:
Женщины слишком хотят с мужчинами быть наравне.
Худшим из нас, как и лучшим, у них любовь и привет,
Равенством радость и честь убиты в нашей стране.
Если б дамы ценили по-разному нас,
К ним относились различно и мы бы тем самым.
Это полезнее в тысячу раз
Было бы и мужчинам и дамам.
Если для них между нами различия нет,
Кто же плохой, кто хороший - дайте ответ.
Каждой скажу благородной даме:
Кой-что мы в женщинах смыслим, будь вы для нас одинаковы,
вы обижались бы сами.

«Женщина» - лучшее имя для женщин, и нет им причины
Думать, будто почетнее дамой родиться.
Если ей стыдно быть женщиной - вот ей слово мужчины:
Пусть прослушает все и больше не будет стыдиться.
Дамы есть и не женщины, я говорю это смело.
Но среди женщин - откуда неженщине быть?
Женщину - женскую душу и тело -
Любим, любили и будем любить.
Дама, как ни знатна,
Женщиной быть все равно должна.
«Дама» - двуликое слово. Эта хвала
Может подчас и хулой обернуться.
«Женщина»-это корона достойного славы чела.

Встарь воспевал я женщин за их мимолетный привет,
Песне моей награду я находил даже в этом.
Там, где теперь для меня и простой благодарности нет
Пусть другие поют, радуясь их приветам.
Где мне за песню хотя бы один
Признательный взгляд не пошлют ненароком,
Их слуга, но и сам - господин,
К ним я спиной повернусь или боком.
Это значит: «Мне до тебя
Столько же, сколько тебе до меня».
Женщин лишь тех я люблю воспевать,
Которым свойственна благодарность.
Что мне спесивая дамская знать!

* * *

Сидел я, брови сдвинув
И ногу на ногу закинув,
А щеку подперев рукой,
И обсуждал вопрос такой:
Как надо жить на свете.
Но кто решит задачи эти?
Нам надобно достичь трех благ.
И ни одно не обойти никак.
Два первые - богатство и почет.
Они друг другу часто портят счет.
А третье - божья благодать, -
Ее превыше тех должны мы почитать.
Все три хотел бы я собрать в одно,
Но, к сожаленью, людям не дано,
Чтобы почета, божьей благодати,
Да и богатства, кстати,
Один был удостоен в полной мере.
Судьба пред нами закрывает двери,
Предательство в засаде ждет,
Насилье сторожит и выход наш, и вход.
Забыли мы о праве и покое.
Покуда эти двое так больны, не могут быть здоровыми те трое.

* * *

В ручье среди лужайки
Я видел рыбок стайки,
Видал огромный мир чудес,
Траву, камыш, и луг, и лес,
Ползущих, и летящих,
И по земле ходящих,
И знаю, что везде, всегда
Царит жестокая вражда.
И червь, и зверь, и птица
Должны с врагами биться,
И, чтоб в ничтожество не впасть,
Они установили власть.
Поскольку без правленья
Терзают граждан тренья,
Там избран царь, там каждый род
И слуг имеет и господ.
А с вами, немцы, горе,
Вам любо жить в раздоре.
Порядок есть у мух, у пчел,
А немец дрязги предпочел.
Народ мой! Не впервые
Хотят князьки чужие
Твои разрушить рубежи.
Отдай имперский трон Филиппу, а тем их место укажи!

* * *

Я подсмотрел секреты
Почти что всей планеты,
Мужчин и женщин наблюдал
И не один скандал видал.
Был Рим во славу божью
Кругом опутан ложью,
И вышел спор двух королей,
Какого мир не видел злей.
Исход его был странен:
Церковник и мирянин
Пошли друг друга бить со зла,
И гибли души и тела.
Церковников миряне
Разбили в лютой брани.
Те тотчас, отложив булат,
Надели столы вместо лат.
Но церкви разрушали,
Кого хотели - гнали,
Не тех, кого бы гнать пора.

В углу церковного двора
Из кельи в прошлый вторник
Взывал один затворник:
«Он молод, наш святой отец,
Спаси, о боже, христиан, спаси твоих овец!»

* * *

Что же радость - надоела всем?
Стали жить уныло, точно в келье.
Молодых я не пойму совсем:
Где их пляски, шутки, их веселье?
И кого бранить? Кто виноват?
Почему угрюмы
И юнцы и толстосумы?
Не пристала грусть-унылость тем, кто молод и богат.

Но судьба не знает, что кому к лицу.
Я вот весел, хоть и нищ мой дом.
А богатому скупцу
Все не так среди его хором.
Эх, судьба-судьбина, маху ты дала,
Мне, веселому, богатства пожалела.
Это разве дело?
Бедняку тоска да скука больше бы к лицу была.

Но уж я таков: найдет тоска-
Вспоминаю о достойной даме.
Вспомню лето, зелень, тень леска -
Мысли станут радостными сами.
В зимний день и я грущу всегда,
Но пример мне луг соседний:
Луг стыдится грустных бредней,
Чуть леса зазеленели, он краснеет от стыда.

Ах, когда б ты знала, госпожа:
Вспомню, как достойна ты, чиста -
Сердце так и вскинется, дрожа.
Вез любви оно не может, без любви в нем пустота.
А «мила», «милей» -не все ль равно?
Что милей того, что я скажу?
В целом мире уж давно
Я одну мою люблю, обожаю госпожу.

* * *

Я не видал, чтоб кто-нибудь
Из вежливости весел был, как я.
Среди людей, пусть горе гложет грудь,
Смотрите, как я радостен, друзья,
Как - тоже для людей - себе же лгу я часто.
Тебе везет, - скажу себе, - и баста!
Она целебна, ложь моя.

Я помню радость, песни, смех -
Все, что из сердца выбросить пора.
Кто не видал былых утех,
Тому ль понять, как боль по ним остра!
Нет, радость изменила нам!
Душа стремится к прошлым временам,
Теперь печаль - ее сестра.

Кто, вслед мне глядя, не сказал:
Удачлив - вот и радостен всегда!
Я сроду радости не знал
И не узнаю - разве лишь тогда,
Когда хорошим станет немец вновь
И та ответит на мою любовь,
Кем сожжены мои года.

Служу я людям от души
И так служить всю жизнь привык.
А что в награду мне? Гроши!
Все думают: не разглядит старик.
Не разглядит! Да разве я слепой?
Что я выпрашивал слезами да мольбой,
Дурак у них добудет вмиг.
Так что же с ними делать мне?
Сегодняшний обычай мне претит,
А как начну по старине,
Удачи нет, лишь натерплюсь обид.
Одним держусь: то, чем людей берут
Успеха ради и наглец и плут,
Ее вовек не соблазнит.

* * *

О князь Апулии, хранящий Вечный град,
Я нищ, хотя Искусством так богат.
Мне только б свой очаг - я не прошу палат!
Я воспевал бы птиц, поля, цветы, потоки,
Я пел бы, как умел в былые дин певать,
И славили б меня красавицы опять,
И вновь бы с розами я сравнивал их щеки.
Теперь, незваный гость, стыжусь за свой приход, -
Хозяин лучше песнь о солнышке поет.
Князь, помогите мне в невзгодах,
И бог спасет вас от невзгод.

* * *

Мне Тегернзее хвалил знакомый люд:
Мол, гостю там всегда и пища, и приют.
Я сделал добрый крюк в две мили,
Ведь я же странный человек:
Себе не верил я вовек,
А верил в то, что мне другие говорили.
Я не глумлюсь - господь, помилуй души наши!
Поставили мне воду,
И, мокрый, дал я ходу:
Как под дождем бежал, покинув стол монаший.

* * *

Увы, промчались годы, сгорели все дотла!
Иль жизнь мне только снилась? Иль впрямь она была?
Или казалось явью мне то, что было сном?
Так значит, долго спал я и сам не знал о том.
Мне стало незнакомым все то, что в долгом сне,
Как собственные руки, знакомо было мне.
Народ, страна, где жил я, где рос я бестревожно,
Теперь чужие сердцу, как чуждо все, что ложно.
Дома на месте пашен, и выкорчеван бор,
А с кем играл я в детстве, тот ныне ста]) и хвор.
И только то, что речка еще, как встарь, течет,
Быть может, уменьшает моих печалей счет.
Теперь и не кивнет мне, кто прежде был мой друг.
Лишь ненависть и злоба господствуют вокруг.
И стоит мне подумать, зачем ушли они,
Как след весла на влаге, исчезнувшие дни,
Вздыхаю вновь: увы!

О молодые люди, увы, прошла пора,
Когда, любивший радость, растил вас дух Двора.
И вас теснят заботы, вам изменил покой.
Как радость обернулась нерадостью такой?
Где песни, смех и танцы? Задохлись от забот.
Где в мире христианский так низко пал народ?
Не красят женщин ваших уборы головные.
В крестьянском платье ходят и господа иные.
А тут еще и буллу прислали нам из Рима,
И, горе нам оставив, проходит счастье мимо.
Все это мучит, гложет - иль так я сладко жил,
Что смехом только слезы под старость заслужил?
В лесу от наших жалоб печалится и птица,
Так если я печален, увы, чему дивиться!
Но почему, безумец, браню я все кругом:
Кто счастлив в этом мире, тот кается в другом!
И вновь и вновь: увы!

Увы, под маской доброй тая повадку волчью,
Мир угощает медом, который смешан с желчью.
Снаружи мир прекрасен: он зелен, розов, бел,
Но смерть и мрак увидел, кто в глубь его глядел.
Соблазны всех прельщают, надежда тешит всех:
Мол, покаяньем легким искупишь тяжкий грех.
О рыцари, вставайте, настал деяний час!
Щиты, стальные шлемы и латы есть у вас.
Готов за веру биться ваш посвященный меч.
Дай сил и мне, о боже, для новых славных сеч.
Богатую добычу я, нищий, там возьму.
Мне золото не нужно и земли ни к чему,
Но, может быть, я буду, певец, наставник, воин,
Небесного блаженства навеки удостоен.
В град божий через море, через валы и рвы!
Я снова пел бы радость и не вздыхал: увы!
Нет, никогда: увы!

* * *

Земля, хозяину скажи ты,
Коль обо мне случайно спросит:
Я расплатился, мы с ним квиты,
И вексель пусть под стол он бросит.
Я должников его жалею:
По мне, чем быть в долгу у черта,
уж лучше должным быть еврею:
Он выждет всем известный срок,
Потом, коль ты платить не можешь,
процент учетверит в залог.

«Нет, Вальтер, ты еще побудь,
За что ты сердишься, старик?
Когда просил ты что-нибудь,
Я все давала в тот же миг,
Чего душа твоя желала.
И больно мне лишь оттого,
что редко ты просил и мало.
Смотри, тебе здесь благодать,
А если ты решишь расстаться,
то радости не будешь знать».

Я насосался до отвала,
И грудь твою забыть бы рад.
Ты мне веселье обещала,
Но лгал он, любящий твой взгляд.
Твое лицо светло и ясно,
И вся, коль спереди смотреть,
не стану спорить, ты прекрасна.
Но сзади - что за мерзкий вид!
А я тебя увидел сзади,
с тех пор мой стих тебя язвит.

«Пускай меня ты разлюбил,
Но лишь одно: хоть иногда
Припоминай, как счастлив был,
И на меня смотри тогда,
Ведь там бывает так тоскливо!»
Я был бы рад, по мне противно,
что лицемерна ты и лжива
И всех умеешь обмануть.
Дай бог тебе спокойной ночи,
а я иду в последний путь.

* * *

Я разделю, пока я жив,
И земли и добро свое,
Чтобы не смел, кто нагл и лжив,
Не о своем сказать: мое!
Свои злосчастья оставляю тем я,
Кто сеет зависти и ненависти семя,
Но им же - яд раскаянья в крови.
Мои печали -
Тем, кто клялись и лгали,
Мои дурацкие порывы -
Тем, кто в любви фальшивы,
А женщинам - тоску по радостям любви.

* * *

За красоту хвалите женщин - им по нутру такая дань,
Но для мужчины это будет так скользко, что сойдет за брань.
Пусть у него отважным, щедрым и постоянным будет дух,
И это третье - постоянство - отличный спутник первых двух.
Послушайте, что вам скажу я, и вы тотчас поймете сами,
Как надобно хвалить мужчину, чтоб не бесчестить похвалами.
В нем человека надо видеть, чтобы его попять сполна.
Когда по внешности мы судим, нам сердцевина не видна.
Как много в мире чернокожих, в чьем сердце дух прямой и смелый,
И сердце черное как часто скрывается под кожей белой!

* * *

Плох ты, мир, ты совсем оголтел -
Все от черных, от собственных дел.
Миримся мы с тобой против воли!
Ты потерял последний стыд.
Бог видит, я на тебя сердит.
Мир, мы терпим и ждем, но доколе?
Честь - о ней помышляешь ты мало.
Радости прежней совсем не стало, -
Где ей, бедной, теперь цвести!
«Щедрость» и вовсе бранное слово.
В моду вошли богатей и скряга.
Мир, ты забыл, что такое благо,
Сбился ты, бесноватый, с пути.
Верность и Правда остались без крова,
Все достоинства не в чести.

* * *

Господь! Кто набожен на вид
И десять заповедей чтит,
Но преступает их, тот вряд ли любит бога.
Тебя отцом назвать он рад,
Но если я ему не брат,
То чувства в нем сыновнего не много.
Мы все в родстве. Богатый, нищий
Равно для тела просят пищи -
Да претворится в плоть она!
Кто отличит слугу от господина
(Хотя б мы их живыми знали),
Когда их черви доконали,
Объев скелет? И заповедь одна
Для всех, кто смертен - для христианина,
Язычника, еврея - все едино:
Служить тому, кем жизнь сотворена!

* * *

Бог ставит королем, кого захочет он,
И этим я не удивлен.
Но вот попам дивлюсь я много:
Чему они учили весь народ,
То стало все у них совсем наоборот.
Так пусть во имя совести и бога
Нам растолкуют, что безбожно,
Что истинно, -начистоту!
Ведь мы им верили недаром,
Где ж правда - в новом или в старом?
Коль то правдиво, значит, это ложно:
Два языка не могут быть во рту!

* * *

Я вышел в поисках чудес
И видел чудные дела:
Я видел три пустые трона,
Где Зрелость, Мудрость, Чистота
В былые годы восседали.
Сын девы, дай нам знак с небес,
Чтоб эта троица могла
Воспрянуть, как во время оно,
И прежние занять места!
Их горести моею болью стали.
Тройная власть и все их троны богатым заняты юнцом.
Мы вместо трех высоких духом склонились пред одним глупцом.
Воспитанность и Право гибнут, и в людях больше нет стыда.
Так жалуюсь и вяну я в печали.

* * *

С веленьем божьим, как посол,
К вам, император, я пришел:
Земли владыка! Вас владыка всей вселенной
Как своего наместника вииит
В том, что язычник вас теснит,
Глумясь над господом в его стране священной.
За право божье в бой, скорее в бой!
Не вы ль Христа и бога щит!
И сыном божиим вам суждена награда:
С ним заключите договор святой,
Тогда он ваше право отстоит
Хоть перед чертом в безднах ада.

* * *

Во всех, чье сердце бес не совратит, -
Сам папа ныне ереси плодит! -
И дух господень жив, и вера их жива.
А взять попов - дела их и слова!
Встарь были чисты дело их и слово,
Теперь глядишь - они едины снова.
Но где их чистота? Глазам и слуху стыд!
Поп мерзко учит, мерзкое творит!
И человек простои недаром с толку сбит.
Заплакал бы отшельник мой от зрелища такого.

* * *

Епископы, церкви князья, и вы, все монахи на свете,
Смотрите, папа вас тянет прямехонько в чертовы сети.
Ключи святого Петра ему достались от бога,
Почто же слово святого он так преследует строго?
Смотрите, ои торговать задумал божьим ученьем,
Но это запрещено самим Христовым крещеньем.
Ведь ясно: он чернокиижью учился у сатаны.
Теперь вы чертову мудрость нести всем людям должны.
Но ваши хоры - под кровлей, от снега защищены.
А наш алтарь - под дождем, и души полны смущеньем.

* * *

Как набожно папа смеется, как свято каждое слово,
Когда своим чужеземцам он сообщает: «Готово!»
Но лучше б даже не думал того, что сказать он так рад:
«Теперь у меня два немца под одной короной сидят.
Пускай доводят страну скорей до разрухи и смуты,
Мы будем ларцы набивать, не упустим ни минуты.
Я к жертвеннику пригнал их, до нитки всех обобрав.
Запру их немецкие деньги в свой чужеземный шкаф.
Церковники, ешьте, и пейте, и тешьте веселый нрав,
А прочие немцы - поститесь, не то мы будем круты».

* * *

Проснитесь, близок день Суда!
Вам от него не скрыться никуда,
Язычники, евреи, христиане!
Иль вам знамений грозных мало?
Писанье истину сказало.
Одумайтесь - мы все в господней длани!
Темнеет солнце, и земля должна
Растить измены черной семена.
Нет утешенья нам в печали!
Сын предает отца лукаво,
Брат оболгать стремится брата.
Мы у священников к спасенью путь искали,
Но лгут они, ничто не свято.
Насилье торжествует, гибнет право.
Вставайте! Все мы долго спали!

* * *

Ни мудрость, честь, ни сила слова,
Ни яркость облика мужского,
Увы, не вечны, как не вечно тело.
И плачет горько тот знаток,
Что оценить утрату смог:
Твоя, о Рейнмар, лютня отзвенела!

Хвалы потомков ты стяжал по праву.
Неутомимо пел ты женщин славу.
Их вечный долг - благодарить поэта.
Когда б ты спел одно лишь это:
«Восславься, женщина!»-уже б ты сделал много.
И каждая из них теперь за Рейнмара пусть молит бога.

* * *

Я плачу, Рейнмар, о тебе
Сильней, чем ты бы плакал обо мне,
Когда б не ты, но я лежал в гробу холодном.
Я честно сознаюсь и в том,
Что слезы лью не о тебе самом -
Лишь о твоем искусстве благородном.

На добрый лад настраивая лиру,
Своим искусством нес ты радость миру.
Но нет красноречивых уст, чудесных песен больше нет
Увы, я жив, но их уже не стало.
Куда спешил, зачем ты жил так мало?
И сам я скоро кончу петь, и сам уйду тебе вослед.
Мир духу твоему, о Рейнмар, благодарю тебя, поэт!

* * *

Горе песням благородным,
Если грубых звуков сила -
Видит бог! - безвкусьем модным
Даже Двор заполонила.
У друзей нерадостные лица.
Где вы, где, творцы высоких песен?
Будь что будет, но коряв и пресен
Этот стиль, что быть искусством тщится.

Кто вернет нам верность чувства,
Стройный стих и радость пенья?
Он от всех друзей искусства
Заслужил бы одобренья.
В этом был бы дух Двора, тот самый
Дух, который мы доныне чтим.
Так судили рыцари и дамы,
А теперь отступник не судим.

Мало тех осталось в мире,
Кто, любя былой обычай,
Благозвучье ценит в лире.
Я ж воспитан старой притчей:
Кто играть на мельнице захочет,
Где шумят колеса и вода,
Где скрежещет жернов и грохочет, -
Разве арфу принесешь туда?

Хоть собой они довольны
И стряпней своей плачевной,
Те, кто в песнях своевольны,
Вызывают смех мой гневный.
Квакают, как жабы в майском хоре,
Горлопанят - кто во что горазд.
Соловью от них такое горе,
Что ни звука бедный не издаст.

Если б шум их прекратили,
Ходу в замках не давали,
Мы бы так не загрустили,
Мы бы радость воспевали.
При Дворе не к месту этот сброд,
Если бы я мог его прогнать!
Пусть в хоромы мужичья идет,
Для него там благодать.

 

ГОТФРИД СТРАСБУРГСКИЙ

(умер около 1210 г.)

Бюргерского происхождения, городской секретарь в Страсбурге в начале XIII в. Очень образованный для своего времени, знал французский язык и латынь, был хорошо знаком с творчеством Овидия и Вергилия. Приобрел известность как автор незаконченного романа «Тристан», созданного на основании нескольких французских редакций романа о Тристане. Уже известному к тому времени в Германии сюжету сумел придать новую форму, изящную и увлекательную. До некоторой степени образцом для него послужил Гартман фон Ауэ. В повествовании постоянно ощущается личность автора, есть ряд авторских отступлений, содержащих характеристики современников (Вольфрама фон Эшенбаха, Рейнмара фон Хагенау). Особый стиль создается обилием аллегорий. В песнях, прославляющих земную любовь, проявил себя как мастер куртуазного стиля.

* * *

Неверно счастье нам неверностью особой:
Схватить сумел, но удержать попробуй.
Его дает не право, не пристрастье.
Захочет, раньше времени найдет.
Уйдет и все до срока уведет.
Глупеет тот, кому привалит счастье.

Веселостью прислуживай страданью:
В стеклянном счастье радуйся сверканью,
Пока на сердце горе не скребется.
Ведь счастье так нетвердо:
В глаза блеснет, засветится лишь гордо
И тут же на осколки разобьется.

 

НЕЙДХАРТ ФОН РОЙЕНТАЛЬ

(1180-1240)

Бедный рыцарь из Баварии. Участвовал в крестовом походе, очевидно, в пятом (1217-1219 гг.), в войске Леопольда VI Австрийского. Окончательно разорившись, потерял лен, полученный от своего сеньора герцога Баварского, и поступил на службу к Фридриху II Австрийскому, благодаря чему получил новый лен на Дунае. В песнях развивал идею «низкой любви»- любви к простой крестьянке - и явился зачинателем сельской куртуазной поэзии, так называемого «деревенского миннезанга». Ввел народные мотивы, изображение ссор влюбленных и распрей из-за любви, диалоги, сцепки. Форма песни Нейдхарта заимствована у «весенних» крестьянских несен с их танцевальным ритмом. Часто писал пародии на «зимние песни» крестьян, сатирически изображая сельские занятия. Очевидно, насмешки Нейдхарта доходили до крестьян и вызывали столкновения с ними, так как в неспях есть рассказ о вражде между бедным рыцарем и богатыми крестьянами. Известное низшим слоям, имя Нейдхарта надолго снискало дурную славу: ему безосновательно приписывается ряд песен непристойного содержания. Народная молва отнесла Нейдхарта к придворным шутам, его произведения попали в народную «Книгу дураков». Вокруг личности миннезингера сложился цикл шванков, составивших в XV в. книгу «Нейдхарт Лис», возникла авантюрно-сатирическая стихотворная повесть «Нейдхарт с крестьянами», уже в конце XIV в. существовал ее драматический вариант «Игра о Нейдхарте».

* * *

Вес, что летом знало радости расцвет,
Чует наступленье хмурых зимних дней.
Всюду приумолкло щебетанье птах.
Ни цветов уже, ни травки больше нет.
Кажется, что вся природа сделалась бедней.
Иней серебрится, наш лужок зачах.
Всесветной жалобе вторю,
Оплачу мой праздник летний:
Конца не будет горю
Даже в мой день последний.

Удивит вас, верно, жалоба на то,
Что поведал я ко благу милых избранных друзей.
Объяснить хочу, чтоб вы сказали:
«Да, ты прав». Не живет на свете без греха никто.
Все грешим, грешим - а оттого и мир все злей.
Тают годы, дни мои летят, короче став.
Мне ли весельем упиться,
Что не от сердца явилось,
Службой Христу поступиться,
В которой благость и милость?

Я грехи омыть раскаяньем хочу,
Но ведь госпожа ждет новых песен для своих детей.
Я же должен буду в песнях даме отказать.
Приглашенья к ней тогда уже не получу.
Ах, беда, расстанусь я со службою своей.
Я на то решился - душу надо мне спасать.
Ведь она так далека
От господа бога,
Но есть господня рука,
Душам подмога.

Госпожа моя стара, как древняя моща,
Но при этом безрассудна, как ребенок семи лет.
Я другую столь дурную никогда и не знавал.
Очень нравится меня ей совращать.
Все надеется, останусь я служить, а вышло - нет.
От нее гонец привет мне и любовь передавал.
На ум взбрело ей, хоть и стара,
Ко мне примоститься.
Ну тут я и решил: пора
С мошенницей распроститься.

Госпожа, ну говорите, что вам надо от меня?
А! Хоть тысяча мальчишек пусть меня заменят впредь.
Стать хочу слугой господним, дам ему обет.
Не останусь я певцом у вас ни дня.
А не то на этой службе не смогу я вдруг стерпеть,
Что душе моей и духу было бы во вред.
Все же, как мне убраться отсюда,
Это долго обдумывать надо.
Но служить я отныне не буду
Даже той, чья повыше награда.

Мудрых величают там божьими детьми
(Я узнал бы, я приду ли с ними в сонмище детей
К общему содружеству; увы, неблизко мне),
В светлый мир блаженства чад своих прими,
Дай мне бог, господь небесный, не сойти с твоих путей;
Пересиль все силы, чувства укрепи вдвойне,
Чтобы я души своей счастье
У тебя захотел заслужить,
Ставший вечной радости частью
Твоей сладости мог вкусить.

* * *

Ликуйте, стар и млад,
Вновь май пришел в наш сад.
Прогнал он зиму злую,
Шумит напропалую.
Как прекрасно соловей
Распевает,
Трели рассыпает
Среди ветвей.

Лес в листья разодело.
«А мне-то что за дело?» -
Мать говорит девчонке.
А та из комнатенки:
«Ноги вздумала связать
Мне веревкой,
Чтоб неловко
Было к мальчикам бежать!»

Мать это услыхала.
«Ах, так! Выходит, мало
Тебя лупили с детства.
Найдем другое средство.
Хочешь прыгнуть из гнезда?
Нет, лентяйка!
Залатай-ка
Мне рукав. Ну, сядь сюда».

«При помощи дубины
Вам бы свои морщины,
Матушка, разгладить,
Чтоб барабан наладить.
За год вы еще глупей,
Вижу, стали.
Что пристали?
Мол, садись, рукав зашей!»

Старуха подскочила:
«Нечистая ты сила!
Ишь выросла дурною!
Все лается со мною.
Только ветер в голове!»
«Не серчайте, есть утеха:
Вот еще одна прореха
Вдоль каймы на рукаве».

* * *

«Пой, петушок золотой, дам тебе зерен!»
Весел я стал,
Возликовал.
С ее дозволенья пою я охотно,
Всем повеленьям любимой покорен.
Круглый год -
В сердце мед.
Если сдержать обещанье ей будет угодно,
Я, счастливейший рыцарь, познаю веселье
И вновь запою.
Но горесть мою
Разве заметит она?.. А я ведь печален доселе.

Чу, слышу: в этом доме танцы.
Для господ -
Настежь вход.
Вот они толпятся - дородные крестьянки,
Кружатся все в танце-ридеванце.
Жарят скрипачи!
Ах, скрипка, помолчи!
Бедному влюбленному сейчас не до гулянки!
А пирушка продолжается, все поет, танцует.
Шум да гам!
Адельгам,
Как всегда, меж двух девиц гарцует!
Нам не надо стульев и скамей,
Стол, посуда -
Вон отсюда!
Танцевать сегодня будем до упаду.
Двери распахните поскорей,
Чтобы смог Ветерок
Девушкам вдохнуть за лифчики прохладу.
Если ж в комнате вдруг станет тихо,
В тот же час
Мы для вас
Наш придворный танец спляшем лихо.

Вернеболь, Виллебольд, Гумнрехт и Эппе,
Госбрехт,
Внллебрехт,
Юный мызник Тузе,
Мегенбольд, сын мызника, и Реппе,
Иренварт,
Зигехарт,
Гизелер, и Фридегер, и Узе.
Пляшет Холингер.
Взгляните: вот балбес-то!
Сватается целый год,
Но - куда там! Не дает
Дурачку согласия невеста.
И-ни с места!

Между тем
Он нам всем
Нос утрет осанкою и статью.
За Христа
В дальние места
Он уйдет на войну с Христовой славной ратью.
Лента в две ладони шириной
У его меча.
А камзол каков у силача!
Позавидуешь, ей-ей, такому платью!
Прилатано двадцать четыре
Лоскутка у молодца на рукава.
Да, одежда такова,
Что ничто с ней не сравнится в целом мире!

А ведь он мужик по всем приметам.
Как не злиться?
Говорят, что он
Захотел дочь Энгебольда Аву.
Чтоб ему на этом месте провалиться!
Нет, она
Создана,
Чтобы графской, не мужицкой стать женою!
Эй, не лезь!
Ты гляди, дурак, не слишком куролесь,
А не то под Майнцем встретишься со мною!

Ах, не столь уж и нарядно разодет он,
Не речист,
Не голосист,
Чтоб такую соблазнить девицу.
И не пел, а только жвачку этим летом
Он жевал.
Горе я переживал,
Рядом увидав их лица.
Если же отдаст она мне предпочтенье,
Замок для нее не жаль.
Лучший в мире: Ройенталь,
Высшей грезы воплощенье.

* * *

Посмотрите, стал я стар:
Голова как снег бела.
От крестьянского сыночка
Я понатерпелся зла.
Ох уж этот Энгельмар!
Он, болван, всему виной:
Прикарманил мой подарок -
Зеркальце у Фридеруны
Он посмел украсть.
И с тех пор,
Как явился этот вор,
С легким сердцем я не пожил,
Грусть и горечь я познал,
Душу горем растревожил
И любовью все к любимой
Сердце бедное терзал.

 

ГОТФРИД ФОН НЕЙФЕН

Из рыцарского рода, в документах упоминается с 1234 по 1255 г. Был причастен к политической борьбе своего времени. Куртуазные песни Готфрида фон Нейфеиа отличаются высоким стилем при заметном однообразии содержания. Более удачны его стихотворения, близкие к народной поэзии. Являясь в них последователем Нейдхарта, он в определенном смысле разделяет и судьбу основоположника «деревенского миннезанга»: ему приписывается ряд фольклорных произведении фривольного характера. Может быть, по этой причине за ним укрепилась слава искателя любовных приключений - в таком качестве он выведен в «Песне о благородном Морингене».

«Бродил по далеким краям...» - Одна из песен, в которых авторство Готфрида фон Нейфена установлено неточно; однако такого рода «низкие» непристойные песни имели большой успех при дворе наследников Фридриха II.

«Только услышу, как начали скрипки...» - Сценка из сельской жизпи, близкая по композиции, звукописи и ритму к хороводной песне.

* * *

Бродил но далеким краям
Бочар из веселой артели,
А был он любителем дам,
И там, где бывал он при деле,
О деле потом не жалели.

«Хозяин, не нужен ли в дом
Работник?» - «А что за работа?»
«Работа? Тешу долотом.
Я бондарь. Кому есть охота,
Я сделаю бочку в два счета».

Он взял из мешка молоток
И обручи вынул для кадки,
Он многое вынуть бы мог,
Поскольку при добром достатке
Держал инструменты в порядке.

Хозяйка была молода
И сразу его оценила.
«Спаситель послал вас сюда», -
Сказала, пощупав зубило.
И дело пошло, покатило.

Вот бочку связали вдвоем
Не меньше, чем на девять ведер, -
На то и хозяйка: всё в дом.
Однако и бондарь не лодырь -
Уважил хозяина бондарь!

* * *

«Только услышу, как начали скрипки,
Лучше бы, думаю, мне умереть,
Чем над качалкой зевать!
Ах, убежать бы под майские липки
И в хороводе с подругами петь
И танцевать, танцевать!
Скрипки играют, зыбки скрипят,
Малые дети спать не хотят.
Милочка, скоро ль тебя укачаю, я уж и света не чаю!

Н ня, возьми - у меня нет терпенья -
Дитятко на руки, будь так добра,
Ты одна можешь помочь.
Я бы терпела, когда бы не пенье.
Если б не песни всю ночь до утра,
Песни и танцы всю ночь.
Скрипки играют, зыбки скрипят,
Малые дети спать не хотят.
Милочка, скоро ль тебя укачаю, я уж и света не чаю».

 

УЛЬРИХ ФОН ЗИНГЕНБЕРГ

Принадлежал к сословию министериалов. В 1228 г. учредил лазарет Святого Духа. В песнях много деталей, указывающих на личные контакты автора с историческими лицами: Ульрнхом IV Саксонским, королем Генрихом (сыном Фридриха II), Вальтером фон дер Фогельвейде, которым даны интересные характеристики. Ученик Рейнмара фон Хагенау (умерший раньше учителя, так как Рейнмар оплакивал его смерть), находился более под влиянием Вальтера фон дер Фогельвейде. Любовные песни Ульриха фон Зингенберга задушевны и печальны, средп них есть «утренние песни»; часто используется несенный диалог.

* * *

Госпожа, я мог бы счастье излучать,
Но без вашего участья нет житья.
«Ах, оставьте! Много проще получать
Утешенье у других. При чем тут я?»
Кто теперь меня утешит, кроме вас и бога?
«Бросьте глупые насмешки, вы болтаете так много!»

Нет, прекрасная! Единственная, нет!
Не отталкивайте преданность мою.
«Ах, но разве я давала вам обет,
Вашу скорбь нести желала, как свою?»
Знайте: я - на грани смерти, сжальтесь над страдальцем.
«Ради вашего спасенья шевелить не стану пальцем».

Я утратил вкус к насмешливым словам,
Не до шуток, если боль долбит виски.
«Ну так что же я должна позволить вам,
Чтоб избавить вас от гибельной тоски?»
Я бы дал совет охотно, вам помог бы в атом.
«Ах, боюсь, что я не скоро обольщусь таким советом».

Ваша холодность и ваш надменный смех
Сердце бедное мое вгоняют в грусть.
«Ваша просьба для приличной дамы - грех,
Хватит гневаться, не то я разозлюсь!»
Гнев - без пользы, вашу нежность лучше взять в подмогу.
«Я клялась мужчин коварных сторониться всю дорогу».

Мне не свойственно коварство, госпожа,
Я, ей-богу, без подвоха вам служу.
«Если правда все, что молвите, дрожа,
Я огромное спасибо вам скажу».
Если б это помогало, я воскрес бы, знайте.
«Ну тогда воспряньте духом и надежду не теряйте!»

 

МАРНЕР

Известен как странствующий певец из Швабии. Документальных данных о миннезингере не сохранилось, упоминания в Большой Гейдельбергской и Кольмарской рукописях позволяют составить лишь предположительно его биографию. Очевидно, настоящее имя поэта - Конрад, имя же Марнер указывает скорее на род занятий, - он был моряком или корабельщиком (от лат. marinarius- моряк). Убит, будучи уже слепым стариком. Был достаточно образован, знал немецкий героический эпос, куртуазный эпос, а также творчество Рудольфа фон Феннса, Генриха фон Ругге, Нейдхарта, о которых часто упоминается в его сочинениях. Своим учителем называл Вальтера фон дер Фогельвейде, хотя не был лично знаком с ним. Автор двух латинских песен, посвященных духовным лицам, нескольких «утренних песен», написанных на средненемецком, как и шпрухи, которые составляют основную часть его творчества, начавшегося, вероятно, около 1230 г.

«Позор, фон Цветер Регимар...» - Пример обращения одного миннезингера, к другому с критикой его творчества, старшего своеобразным жанром со времен полемики Вальтера фон дер Фогельвейде и Рейнмара фон Хагснау. Намеки на шпрухи фон Цветера, казавшиеся Марнеру несамостоятельными, как в содержании, так и в мелодии.

«Я, люди, песню бы свою...» - Как Дитрих Бернский пал. - Дитрих Бернский - популярный герой раннесредневекового германского эпоса. Прототипом Дитриха явился Теодорих, король одного из германских государств на территории бывшей Римской империи - остготского (V-VI вв.). Прозвание «Бернский» получил как победитель в битве при Берне (средневековое название Вероны) в 489 г. ...как королем II Когда-то Ротер стал, - Король Ротер - герой средневековой немецкой поэмы (первая половина XII в.), созданной на основе эпоса XI в. ...про Экхартовы беды... - Экхарт, «верный Экхарт» - один из персонажей цикла Дитриха Бернского. Бескорыстно помогавший племянникам короля остготов. Эрманариха (к ним относился и сам Дитрих), преследуемым дядей, Экхарт вошел в немецкое народное творчество и литературу как символ преданности. ...о нападенье русов... - Очевидно, имеются в виду нападения русских на орден меченосцев в Ливонии в начале XIII в. ...Кримгильду вспомнить песней... - Кримгильда - героиня германского эпоса XIII в. - «Песни о Нибелунгах». ...где лютичей народ... - Славянское племя лютичей населяло земли между Эльбой и Одером и оказывало упорное сопротивление иноземным нашествиям, которым положил начало Карл Великий (789 г.). Лютичи потеряли независимость во второй половине XII в., в результате похода немецкого князя Альбрехта Медведя. ...как Зигфрид прожил... - Зигфрид - герой цикла героических преданий, восходящих к древней богатырской сказке, переработанных, в частности, в «Песни о Нибелунгах». ...как Экке кончил путь мирской. - Богатырь Экке - герой тирольского народного сказания, относящегося к циклу Дитриха Бернского. ...про битвы Виттиха и Гейме. - Имена противников Дитриха Бернского, предавших его вассалов. ...о Нибелунгах слушать сказ... - Возникшая в первом десятилетии XIII в., «Песнь о Нибелунгах» содержит рассказ о событиях, происходящих в V в., в эпоху великого переселения пародов, когда Западная Европа подверглась нашествию гуннов. Сюжетную основу песни составили несколько эпических циклов - о Дитрихе Бернском, о Зигфриде и других.

* * *

Позор, фон Цветер Регимар, -
Как свой, ты двор чужой подмел,
Нос подточил ты, как комар,
И четвертушку в фунт возвел.
Да, если сам себе не врешь.
День вырос в год, стал юн, кто стар;
Дрофой стал гусь, скворцом орел,
Оленю дал ты речи дар,
Как пса, ты волка в дом привел.
Но где ты доводы берешь?
Ложь льется с языка легко,
Как истина для всех.
Цедил ты птичье молоко,
Носил ты рыбий мех.
Трех чудищ ты уговорил:
Скупость,
Зависть,
Ненависть.
Ты вор, крадущий слог и стих,
Пивко без солода сварил:
Хлебни-ка! Прихвостней своих,
Хозяин, слушай ложь.

* * *

Я, люди, песню бы свою
Пропел теперь для вас...
Но ждет, как я ему спою,
Всяк лишь на свой заказ.
Один желает знать о том,
Как Дитрих Бернский пал.
Второму спой, как королем
Когда-то Ротер стал.
О нападенье русов
Рассказа третий ждет.
Четвертому поведай
Про Экхартовы беды.
А пятый заказал
Кримгильду вспомнить песней.
Шестой наказ мне дал:
Ему лишь интересно,
Где лютичей народ.
Так каждый в свой черед, -
Разнообразье вкусов! -
Припомни, просит, о былом:
Как Зигфрид прожил, песню спой,
Как Экке кончил путь мирской.
Седьмому спой про готов племя,
Про подвиг Виттиха и Гейме.
Одних любовных песен
Потребовал восьмой.
Девятый прочь уходит,
Соскучившись со мной.
Десятый песням рад,
Лишь был бы в песне лад,
Пропой про то, про се,
Он в уши впустит все.
О Нибелунгах слушать сказ
Иной всегда готов,
Он чувства в этой глыбе закопал.
Я для такого нов,
Я для такого мал.
И песнь, что я слагал,
Для множества ушей сейчас
Как стук о мрамор топоров.
Но я таков:
Что, люди, я пою для вас,
На то король мне не указ,
Я сам хозяин слов.

 

БУРКХАРТ ФОН ХОЭНФЕЛЬС

Упоминается в документах с 1216 по 1242 г. как младший сын рыцарского рода, находившегося в вассальной зависимости у констанцского монастыря. По роду службы принадлежал к министериалам, одно время, до 1228 г., находился в окружении императора Генриха VII. Автор куртуазных песен и трех песен, близких к «деревенскому миннезангу». Часто дает реалистические зарисовки, в основном сцепки из охотничьей жизни.

* * *

Вьюги завыли,
мы дома засели,
други, не мы ли
устроим веселье?
Ну-ка, за мной, -
будут подмиги,
подсмехи, интриги -
в утехе земной.

Будем любезны,
но к милым прижмемся,
дудки исчезнут -
так пеньем займемся.
Шлейфы лови:
сможешь резвиться,
вертеться и виться, -
добиться любви.

Братцы, стремитесь
успеть за фортуной,
каждый займитесь
избранницей юной:
сладостный труд!
Грейте же руки
на бедрах подруги, -
ведь годы идут.

Братцы, влеченье
тиранить не надо:
страсти значенье
усилит преграда.
Кстати, любовь
неоспоримо
волнует незримо
возлюбленным кровь.

Радость, храни же
от горя и скуки!
Ну-ка, поближе,
угрюмые буки!
Если подружка
смотрит с насмешкой,
лучше не мешкай:
готова ловушка.

* * *

Солнце жаркостью могучей
Волны воздуха согрело,
И пустился дождь брызгучий
Освежать земное тело.
Расплодилась радость в гнездах
От укромного зачатья:
Это сделал свежий воздух, -
Разве, братья, стану врать я!
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам

Душно в спальне и в столовой,
С крыши вьются ливня стружки:
Влезть в сарай - совет толковый,
Он от опытной старушки.
Все заботы позабыты,
Все печали улизнули -
В пух и прах они разбиты,
Смяты в пляске и разгуле.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам

Сладкозвучные мотивы
Боль утрат смягчили нежно.
Стали снова те, кто живы,
Обращаться безмятежно
К мыслям о делах счастливых.
Кто способен веселиться,
От любовных мук тоскливых
Легче сможет исцелиться.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам.

Выше слов моя подруга!
А бутон в прическу вложит -
Ослепит, как солнце Юга:
Кто взглянул, грустить не сможет.
Это знают очевидцы,
А моя душа особо:
Там сумела утвердиться
Эта чудная особа.
Благодатью и простором
Дышит мир, открытый взорам.

 

ТАНГЕЙЗЕР

Предполагаемые годы жизни - 1240-1270. Биографические сведении содержатся в основном в песнях самого поэта. Рыцарь из Баварии, служил германскому императору Фридриху II п его сыну Генриху VII, а также Фридриху Австрийскому. Совершил паломничество в Палестину, возможно, как участник крестового похода. Разорившись в результате разгульной жизни, продолжал беззаботное существование странствующего миннезингера. Излюбленный жанр Тангейзера, в котором он писал славословия Фридриху Австрийскому и другим высокородным лицам, - лейх (песнь, состоящая из нескольких строф, различных по своему строению и по сопровождающей их мелодии). Писал также шпрухи и любовные песни, близкие к «деревенскому миннезангу». Изображение культа любви приобретает у него ироническую и фривольную окраску. Употребление галантных французских слов в плясовых песнях создает ярко выраженную пародию на куртуазную поэзию. Нарисованный в его песнях образ певца, смело и бездумно наслаждающегося жизнью, способствовал тому, что вокруг имени Тангейзера сложилась легенда; старейшие варианты ее включены Л. Уландом в собрание «Alte nieder- und hochdeutsche Lieder». Легенда XVI в. изображает его пленником и возлюбленным богини Венеры (по варианту XIV в. - древнегермапской богини Хольды), его фигура как бы воплощает в себе языческий культ чувственности, в противоположность христианскому аскетизму. В XIX в. немецкие романтики обращались к фигуре Тангейзера как к яркому выражению индивидуальности, внутренней свободы человека. Л. Тик написал повесть «Верный Экхарт и Тангейзер», Р. Вагнер - оперу «Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге», в которой, взяв за основу средневековую поэму «Война певцов» (около 1300 г.), изменил ее сюжет в соответствии с легендой о Тангейзере: в поэме участники состязания при дворе ландграфа Германа Тюрингского воспевают своих покровителей - у Вагнера Тангейзер воспевает любовь к богине. В XX в. образ Тангейзера - пленника Венеры - был использован как метафора Т. Манном в романе «Волшебная гора».

«Как весел, кто несется вскачь // По апулийским нивам...» - Воспоминания о жизни во владениях императора Фридриха II Гогенштауфена, владевшего, кроме Германии, Италией. С тяжелою заботой душа не расстается - с заботой о спасении души: песня написана по дороге в Палестину. Сирокко шел с востока... одиннадцать свистели, двенадцатый крепчал. - Перечисление ветров, дующих, по свидетельству моряков, на Средиземном море.

* * *

Как весел, кто несется вскачь
По апулийским нивам...
Уймись, душа, и зависть спрячь
К тем вольным и счастливым.
Поет охотничий рожок,
Ручей ласкает око...
И милый девичий кружок
Я вижу издалека.

По своему желанью я
Теперь расстался с вами:
Не сокола пускаю, не за лисой гоняюсь,
Уже не я за ланью теперь скачу лесами,
Не я венок сплетаю и розою пленяюсь,
Не ты меня приветишь,
Зайдя со мной в траву,
В саду меня не встретишь
Средь юношей пригожих: я по морю плыву.

Себе порой я в тягость сам,
Мне нет нигде покоя -
Сегодня здесь, а завтра там -
Желание такое!
Мотаюсь я по свету,
И хоть легко поется,
Нудь утро или вечер,
С тяжелою заботой душа не расстается.

Все напрягаю силы,
Чтоб в мире, полном зла,
Вода не поглотила,
Земля не подвела.
Но пусть я в платье драном,
Пускай я нищ и наг,
Закрыта даль туманом,
А в сердце метит враг, -
Я все равно не струшу,
Я муки все приму,
И верность не нарушу
Всевышнему владыке, владыке моему.

Кто был, как я, бедою бит,
Не чаял избавленья?
Мне стал бы гробом остров Крит,
Но дал господь спасенье.
Однажды бурей злою
Меня к скале прижало,
А в этом - я не скрою -
Веселенького мало.
Когда сломались весла, смекните, что случилось!
Порвало парус в клочья, пустило по воде.
Мне все гребцы сказали, что им не приходилось
Терпеть, как этой ночью, и я скорбел в беде.
На море шторм продлился
Так до шестого дня.
Я от него не скрылся,
Он, наравне с другими,
Не миновал меня.

Двенадцать яростных ветров
На судно нападали -
То с африканских берегов,
То из турецкой дали.
Был шторм свиреп и бешен,
Крутил с нездешней силой...
За то, что я так грешен,
Господь меня помилуй!
Моя вода закисла, сухарь мой черств и горек,
Протухла солонина, кислятина вино,
Вонь, что смердит из трюма,
Не лучший спутник в море,
Я предпочел бы розу, когда бы суждено.
Горохом и бобами
Не кормится душа:
Захочет бог быть с нами,
Тогда любая пища
Мне станет хороша.

Ах, тот, кто движется вперед,
Счастливейший на свете!
А я все жду, когда придет
Ко мне попутный ветер!
Сирокко шел с востока,
Летела трамонтана,
Зюйд-вест трубил жестоко
С пустыни океана.
Мистралем обжигало и греческим пронзило,
Норд-ост дул и Арзура, Левант им отвечал,
Подуло африканским, турецким просквозило,
Одиннадцать свистели, двенадцатый крепчал
Узнать бы их не много
На суше я успел.
Я шел во имя бога, -
Лишь так, а не иначе, -
Что б я ни претерпел.

* * *

Ловко в мае пелось,
Пел я, как хотелось,
Слышно далеко.
Юные просили
Песен в дни весны.
Под ветвистой кроной
Я свои канцоны
Складывал легко.
Да, меня любили
И со мною были
Веселы, вольны.
Как жилось отрадно,
Как певалось ладно!
Ах, но минул сон:
И поет нескладно
Тот, кто был изрядно
Прежде одарен,
Но свой дар промотал
Вскорости нещадно.
Теперь я тяжко, трудно
Слагаю эту песню.
Душа ее пуста.

* * *

Не знался б ты с бедою,
Будь милая с тобою.
Плясал бы в буйном раже,
От счастья прыгал даже!
Любовь - прыгунья та же:
То есть она, то нет.
Ищи ее получше,
Спеши за нею вслед.

Смотри, как водит нас,
Танцуя, кружа!
Ах, где-то сейчас
Моя госпожа?
Я прыгаю пред нею
И на нее глазею.
Смотрите, что за ножки
У этой милой крошки!
Как сладостны шажочки!
Как пламенеют щечки!..

 

МЕХТХИЛЬД ИЗ МАГДЕБУРГА

Родилась в 1210 г. в Нижней Саксонии, умерла после 1280 г. В 1235-1270 гг. жила в Магдебурге. Вела аскетический образ жизни и в 1270 г. стала монахиней цистерцианского монастыря. Происходила из рыцарской семьи, была знакома с куртуазной литературой. Творчество Мехтхилъд представляет собой одно из самых ярких явлений немецкой мистической поэзии. В ее представлении путь к богу лежит через чувство любви, доходящее до экстаза, в котором душа очищается и возвышается. Любовь - это ощущение человеком некоего начала, которым он сотворен; с этим началом человек пребывает в разлуке и одновременно в постоянной, непреодолимой связи. Единство двух возлюбленных - бога и человеческой души - неизменный образ произведений сестры Мехтхилъд, основная идея их: «Любовь пробуждает спящую душу». По жанру сочинения сестры Мехтхильд вернее всего определить как стихотворения в прозе. Энергичные и в то же время плавные каденции придают ритмизированной прозе звучание стиха. В XIV в. собрание ее сочинений было переведено монахами с нижненемецкого на верхненемецкий и латинский языки.

Когда я блещу, тебе должно светиться,
Когда я плещу, тебе - бурно излиться,
Когда ты вдыхаешь, то сердце мое
впитываешь в свое.
В разлуке ты - моя рука
Вернет тебя издалека.
Возлюбишь - станем мы с тобой двуедины,
И боле -
Мы никогда не узнаем кручины
И боли,
И ждут нас только любовь да отрада -
За нашу любовь Христова награда.
Господи, как я жду -
В голоде, в жажде, в томленье,
В радости, в исступленье,
Жду - пресветлый час идет
И божественный твой рот
Речью сладостною дышит.
Никто из нас тех слов не слышит,
Их слышит только душа одна,
Что от земли освобождена.
Ухо ее лежит на устах твоих...
Да, так вершится любовь двоих.

* * *

О ты, огненный пик, о ты, солнечный круг раскаленный!
О ты, ясный месяц во тьме, о ты, источник бездонный!
О ты, высота недоступная,
О ты, бесконечно прозрачная глубина!
О мудрость без меры!
О милосердье без ограниченья!
О вседержавность без сопротивленья!
О венец всей чести!
Тебе хвалу воздает
ничтожная малость
из сотворенного когда-либо тобой.

* * *

Ты только ничто полюби,
Ты к нечто любовь обруби,
Ты одиноким будь,
Ты знай: к никому твой путь.

Трудом ты должен жить,
Рабом вещей - не быть.
Ты пленным дай свободу,
Сам пей мучений воду.
Дай бедным кров и пищу,
А сам будь голым нищим.
Любви питай ты пламя
Лишь добрых дел дровами.
Тогда войдешь в обитель.
Где правда - вседержитель.

* * *

Кто был изранен в свой черед
Любовью истинною, тот
Век исцеленья не найдет, -
Он исцеловывает рот,
Который больно душу рвет.

* * *

Если б моим был мир земной,
Если бы он был сплошь золотой,
Если бы вечно царить мне одной
Самой могущественной императрицею,
Самой прекрасной и молодой,

Я от этой отравы отвратила б уста;
Но радостно видеть мне господа,
Мною возлюбленного Иисуса Христа
Там, на троне небесном, где чиста высота.

Измерь, что терпят те, которые ждут своего так долго.

 

ФРЕЙДАНК

Странствующий поэт, современник падения династии Гогенштауфенов. Творчество Фрейданка отличает интерес к политическим событиям. В 1227 г. откликнулся на отлучение императора Фридриха II; будучи сторонником императорской власти, выступал с резкой критикой феодалов и духовенства, меркантильной сущности бюргерских кругов. Называл себя Фрейданк, что означало вольнодумец (Fridank). Автор сборника «Разумение» (Fridanks Bescheidenheil), состоящего из рифмованных изречений, афоризмов, пословиц. Один из зачинателей бюргерской дидактической поэзии, вытекающей из традиции щпруха и предваряющей мейстерзанг. В неприятии существовавших общественных порядков и в рассуждениях на богословские темы явился предшественником Лютера и Ульриха фон Гуттена. Любовь в сочинениях Фрейданка - проявление всей природы человека: с одной стороны, это тяготение к греху, с другой - выражение благородства души. Признавая женщину источником счастья, поэт склонен видеть это счастье лишь в супружестве.

Из книги «Разумение». - Книга состоит из многочисленных глав, содержащих разносторонние наблюдения над жизнью и характеризующих мир современного автору человека в различных отношениях. В настоящем издании главы даны выборочно и сокращенно, в виде отдельных рассуждений.

О королях и князьях - Король чтоб ручку чмокал // Презренному ростовщику...- Намек на возраставшее покровительство королевской власти городам, оказывавшим ей большую материальную поддержку. Мечтаючи о ссуде, // Он продал честь Иуде.- Именем Иуды здесь назван ростовщик. По преданию, один из учеников Иисуса, Иуда Искариот, ведал кассой в обществе апостолов и присваивал деньги.

О Риме - Во прахе пред Петром Святым... Просил калека подаянья. - Рассказ об одном из чудес апостола Петра во время его деятельности в Риме (по книге «Деяния апостолов»). Лежат готовые облатки. - Облатки из теста с изображением агнца и креста, употреблявшиеся в католической церкви с XII в. при святом причастии вместо хлеба. Подразумевается отпущение грехов за деньги, все более распространявшееся через продажу индульгенций - папских грамот, дарующих прощение грешиикай. У папы в ножнах два меча! - По евангельскому преданию, Христос вручил апостолу Петру, следовательно, и его преемнику - папе римскому - два меча для защиты христиан; одним должен обладать папа, другим - император. Стремление папы стать не только духовным, но и светским владыкой христианской империи Фрейданк считает нарушением божьей воли. Не знали в Риме сети той, // Которой рыбу Петр святой // В морских волнах ловил когда-то. - Апостол Петр занимался рыбацким промыслом. Упрек папам в том, что им чужда жизнь праведника.

(ИЗ КНИГИ «РАЗУМЕНИЕ»)

О ЖИЗНИ

Мы мед вкушаем жадным ртом
И желчью кормимся потом.

Нам в этом мире не житье
Без слова сладкого «мое»...

Жизнь - переменчивое море:
Сегодня - счастье, завтра - горе.

Но небесам любезен тот,
Кто жизнью праведной живет.

Людскую не пожнет хвалу,
Кто вероломно служит злу.

Бывает: горько сердце плачет -
Пусть горечь слез улыбка спрячет.

Мир все хуже, все развратней,
Ужас все невероятней.

Страшный жребий мы влачим,
Ибо мир неизлечим!..

О СТАРОСТИ

Старик, горящий юным жаром,
Юнец, до срока ставший старым,
По мне - равно не хороши...
Коль молод - пой, гуляй, пляши,
А коли стар - блюди степенство!..

В почтенье к старшим совершенство
Обрящет юноша любой!

Умеющий владеть собой -
И в меру стар, и молод в меру...

Благому следуя примеру,
Помалкивай, не суесловь,
И славу встретишь и любовь.

О ПОПАХ

Тому, чья жизнь - одни пороки,
Грешно другим давать уроки.
Под белоснежным одеяньем
Не скрыться черным злодеяньям.
Найдешь ли к истине дорогу,
Коль пастырь твой не верен богу?
Клянусь, что только для глупцов
Важнее тысяча слепцов,
Чем - пусть один, но все же зрячий!..
Сие не кончится удачей.
Дарует людям свет свеча,
Сама сгорая, сгоряча.
Иной с благим к нам льнет советом,
А сам отнюдь не благ при этом.

Неверный свет несущий
Во тьме споткнется тьмущей.

Бывает: жажда велика,
Но важен выбор родника.
Пусть замутненный ближе,
Есть чистый ключ!.. Внемли же!..

О КОРОЛЯХ И КНЯЗЬЯХ

В сердцах - разлад, в стране - разгром,
Когда король - дитя умом
Или князья взбесились,
Обогатиться силясь.
Пусть у сиятельных князей
Пошире будет круг друзей!
Советчиков - иомене!
И заперт путь к измене!..

Нередко - боже, помоги! -
Слуга последнего слуги
Самим монархом правит,
Коль ум того оставит.
Негоже волку бить мышей!
В отличие от малышей,
Жуков не ловит сокол!
Король чтоб ручку чмокал
Презренному ростовщику?!
Бывало ль это на веку?..
Мечтаючи о ссуде,
Он продал честь Иуде!

Мне смертный холод сердце сжал:
Я из страны бы прочь сбежал,
Когда моя бы воля...

Сидящий на престоле
Всегда окажется в беде,
Поскольку всюду и везде
Монархи правят худо!
И, стало быть, не чудо,
Что их наказывает рок
И настает отмщенья срок:
Вступает час расплаты
В дворцовые палаты.

Монарх! Господень чти завет:
Господне слово, божий свет
Не заслоняй собою -
Иль будешь бит судьбою!
Что власть, что хитрость, нрав крутой,
Когда - взгляни - комар простой
Кусает то и дело
Твое монаршье тело.
И ты не знаешь, как спастись
(Терпеньем надо б запастись)...
А сколько раз бывает:
Блоха повелевает
Могущественным королем,
Резвясь и прыгая на нем!
Мы оба смертны: я и он.
В чем высший равенства закон?
Король и я - мы оба -
Добычей станем гроба.

Лишь к праведному королю
Я в услуженье поступлю,
И будет мной воспетым,
Кто ясным светит светом...

У нас - живущих - своего
Нет и не будет ничего.
Будь мало или много:
Все занято у бога.
Всё, хоть всего не перечесть -
Душа и плоть, добро и честь, -
На время нами взято,
Чтоб возвратить когда-то...

Я правду вам открыть хочу.
Но нет уж... Лучше промолчу,
Чтоб честным разговором
Не привести к раздорам.

Восплачь, немецкая страна!
Суды, правители, казна,
Все, посланное богом,
Отмечено подлогом..

Во всем - бесчинство и разбой!
Все, все глумится над тобой!
Все люди - изуверы.
И никому нет веры.

Что мне прославленная знать?
Ее я не желаю знать!
К чему мне быть богатым?
Для помыканьн братом?!

Скажите, от каких особ
Произошел соломы сноп?
Не тот ли подороже,
Что родом от вельможи?

Предавшись пагубной тщете,
Мы воду носим в решете.
Все носим мы и носим,
Ну, а зачем - не спросим.

О СОКРОВИЩАХ И ДЕНЬГАХ

Твое богатство, толстосум,
Твой бедный совращает ум.

Глубоко в землю клад зарыл,
А ум и сердце разорил.

Трепещет сердце и дрожит:
Надежно ль клад в земле лежит

Не будет у стяжателя
Ни друга, ни приятеля.

О РИМЕ

Где гордый возвышался Рим -
Чертополох, бурьян мы зрим.
Сие наглядная картина:
Вот что князьям сулит кончина!
Во прахе пред Петром святым,
Болезнью, голодом томим,
Просил калека подаянья.
И кроткий голос состраданья,
В ком боль и скорбь отозвались,
Сказал: «Восстань и исцелись!
Не серебра не жаль, ни злата
Во имя исцеленья брата.
Все, все тебе я отдаю,
Чтоб излечить болезнь твою!..»

О, если б папу нам такого -
Подобие Петра святого,
О, если бы такой нам клир!
Воспрял бы христианский мир!..

Мы бремя тягостное носим
И папу о подмоге просим.
Что значит: ближнего любить?
Нам, трижды грешным, пособить.
А что на деле происходит?
Он нас поборами изводит,
Забывши совесть и смущенье.
Плати - и получай прощенье!

Лежат готовые облатки.
Взял, заплатил, и - все в порядке!

А ведь в долгу мы не пред ним, -
Лишь перед господом одним,
И только бог прощать нам вправе,
Коль мы смиримся, не лукавя.

Нет, нет, не папе нас прощать!
Ему бы души укрощать,
А не куражиться над нами!..
Побит он мог бы быть камнями
За то, что Рим плодит обман,
Мороча бедных христиан.
Благословенья ли, проклятья
Готов от папы вое приять я,
Была б его нелживой речь!..
Пусть беспощадно рубит меч,
Коль наказанье справедливо!
Но посмотрите: что за диво -
Вам говорю не сгоряча:
У папы в ножнах - два меча!
Два - сразу! В тех же самых ножнах!
Событие из невозможных!
Один другого иступил!..
Зачем так папа поступил?
Владыка церкви христианской
Давно к империи Германской
Хотел бы подобрать ключи...
Вот и попортились мечи!
Но знали в Риме сети той,
Которой рыбу Петр святой
В морских волнах ловил когда-то...
Рим ловит земли, деньги, злато,
Святому не в пример Петру,
Злу угождая, не добру.

 

КРАФТ ФОН ТОГГЕНБУРГ

Вероятно, Крафт II из рода графов Тоггенбург, владевшего богатыми, обширными землями в предгорьях Альп в Швейцарии и вымершего к середине XV в.

* * *

Кто мечтает кануть в благодать,
Пусть прильнет скорей к зеленой липе:
И тогда он сможет обладать
Пышностью ветвей в цветущей кипе.
Там детский хор птенцов поет
И крону украшает.
И этот майский, райский вид
Сердца влюбленных чудно возвышает.

На лугу - обилие цветов,
Блеск весны проник в дела отчасти
И насытить радостью готов
Тех, кто не раздавлен гнетом страсти.
И я бы ликовал вовсю,
Когда бы столь упрямо
Над болью искренней моей
Одна прекрасная не издевалась дама.

Смейся, смейся, алый рот, но впредь
Не терзай мой нрав, мое здоровье, -
Лучше приучись на них смотреть,
Добрый смех являя в добром слове.
И даже майским цветникам
Сегодня невозможно
Взбодрить мой дух, но, боже мой,
Вам подобреть ко мне совсем не сложно!

Рощицы, лужайки и стрижи,
Солнце мая в синеве атласной
Меркнут рядом с розой госпожи,
Рядом с розой губ моей Прекрасной.
Мгновенно гаснет солнца свет,
Когда встречаю розу эту -
Цветущий ароматный рот,
Бокал с росой, напитка слаще нету.

Пребывал в блаженстве только тот,
Кто сумел сорвать удачно розу.
Сколько роз вокруг цвело, цветет, -
Этой розе вялость не в угрозу.
Сорви, о, сколько можешь, роз,
Принадлежащих Даме, -
Как быстро на ее устах
Сменяет роза розу перед нами!

 

ФОН БУВЕНБУРГ

Имя появилось в 1255 г. в документах архиепископа Констанцского. Очевидно, происходил из рода швабских дворян. Песни Бувенбурга отличает насмешливое отношение к женщине, иногда - грубонатуралистическое изображение любви. Так же, как Штейнмар, может считаться певцом плодоносной осени.

* * *

Кто это с улыбкою привета
Нам кивает, спрятавшись в траве,
Кто хлопочет, рук не покладая?
Это разноцветье, это лето
Птах пасет в зеленой синеве,
Это радость бродит молодая!
Не ее ль разбуженная сила
Нее спешит закончить в свой черед?
Дай бог, чтобы осень заключила
С честью круг положенных работ.

Ах, когда б не слабая надежда,
Легче умереть от вечных «нет»,
Чем тягаться с прихотью чужою.
Да живу зачем-то, жду прилежно:
Как за ночью следует рассвет,
Так влачусь и я за госпожою.
Может, ее сердце и смирится,
Призовет меня: мой господин.
Смей, несчастный, я его добиться,
Я бы стал счастливей всех мужчин.

Если окропить козлиной кровью,
И алмаз возможно расколоть,
А уж нрав ее переупрямить
Обхожденьем можно и любовью.
Если виноват, казнил бы плоть,
Господи, за что же душу ранить?
О любовь, вознагради сторицей,
За страданье отплати добром,
Радостью воздай - и да святится
Смысл высокий в имени твоем!

 

ШТЕЙНМАР

Миннезингер из знатного рода, один из двух братьев, упоминающихся в документах между 1251 и 1288 гг. Вероятнее всего, это Бертольд, сопровождавший в 1276 г. своего сеньора Вальтера фон Клингена в Вену к Рудольфу Габсбургу, что явствует и из песен (второй брат Конрад в это время находился на родине). Штейнмар является последователем «деревенского миннезанга». Среди его сочинений есть пародии на «утренние песни». От «высокой любви» он обращается к «низкой», воспевает чувство к крестьянской девушке. В его песнях нет культа любви: не добиваясь успеха у возлюбленной, он с легкостью отказывается от любовного служения и ищет утешения в других плотских радостях; именно поэтому он часто воспевает осйгь с ее обилием плодов и вина.

* * *

Я награды не имел
От тебя, кому я пел
За одну надежду.
Так спою я лучше ей.
Той, что сбросила с ветвей
Майскую одежду.
Старой повести конец,
Горестно известный:
В ней всегда любви певец
Неудачник честный.
Так смотри: я преступил
Через повесть эту:
Ну-ка! Волю обрести,
Жизнь разгульную вести
Я пойду по свету.

Осень, лаской одари
И в сообщники бери
Против солнечного мая.
Прочь, любовное нытье!
Здравствуй, новое житье, -
В услуженье поступаю.
Буду скромным новичком.
«Штейнмар, я решу потом.
Прежде чем на службу взять,
Я сперва хотела б знать,
Как споешь ты в честь мою».
Ну-ка? Слушай, как спою?

Осень, слушать начинай-ка.
Ты, хозяйка, начиняй-ка
Жирной рыбой тесто,
Вин заморских не жалей,
Ставь свинину, кур, гусей, -
Для всего есть место,
Блюда громозди на стол
да корми на славу нас:
Осушу до дна бокал,
ни кусочка не оставлю
от жаркого и колбас.
Стой, хозяйка, на одном:
Ну-ка! Горестное сердце
утешается вином.

Что ни дашь мне, все приму,
В пьянке мерка ни к чему.
Пусть утроба пышет жаром,
Мы глотком собьем угар,
Жар потушим, как пожар,
Попотеем мы не даром,
Обмахнемся опахалом.
Снедь тащи к нам из сусека,
Чтобы рот у человека
Стал душистым, как аптека.
Я перед вином немой.
Ну-ка! Наливай, хозяйка,
в дружбе ты со мной.

Воротами стал мой рот:
Сквозь меня куда-то прет
Снедь с вином в охотку.
Ей с дороги не свернуть,
Здесь один проезжий путь:
Славлю эту глотку.
Как-то раз я съел гуся,
он прошел совсем не туго.
Послужить возьми меня,
осень, милая подруга.
Вся душа горит, поверь.
Ну-ка! Укажи, куда ей
спьяну выпрыгнуть теперь.

 

УЛЬРИХ ФОН ВИНТЕРШТЕТТЕН

Упоминается в документах 1241-1280 гг. Принадлежал к духовному сословию, хотя происходил из рода швабских министериалов. С 1258 г. был каноником в Аугсбурге. Автор сорока песен, среди них-куртуазные «утренние песни», а также пародии, шуточные и танцевальные песни. Особого внимания заслуживают последние: свойственная куртуазной поэзии любовная жалоба сменяется веселой сельской песней в ритме танца.

* * *

«Эх, и нравы ныне! -
Старая ворчит. -
Что в трактирной песне?
Ну-ка, разбери!
Слушают разини,
А про что бренчит,
Не поймешь, хоть тресни,
Пес ее дери!
День и ночь в проулке этом
Раздаются крики,
Склада-лада нет в пропетом,
Только шум великий!»

Слышалась тогда
Песенка такая:
«Старая карга,
Ты совсем седая!»

«Зря ты пилишь пария, -
Дочка молвит ей, -
Ничего худого
В этом пенье нет.
Варит пивоварня
Пиво для парней,
Пьют, поют толково -
Что им твой запрет!..»
«Он тебя украсть пытался
Из моей кровати.
Как-то черт дурной остался
Около дитяти».

Слышалась тогда
Песенка такая:
«Старая карга,
Ты совсем седая!»

«Матушка родная, -
Дочка говорит, -
Вспомни-ка, на милость,
Кто украсть хотел.
Вижу, дума злая
Зря тебя гневит,
Зря ты рассердилась,
Что шинкарь запел.
На него напрасна злоба:
Брат ведь был виновен».
Бабка ей: «Порочны оба.
Каждый красть проворен».

Слышалась тогда
Песенка такая:
«Старая карга,
Ты совсем седая!»

«Людям сумасбродным
Хочешь ты помочь,
Эка дурь, - сказала
С укоризной мать. -
На пути негодном,
Дерзкая ты дочь!
Что с тобою стало?
Я хотела б знать.
Думаешь, тебе он кротко
Песню посвящает?
Ты совсем не та красотка,
Кто его прельщает».

Слышалась тогда
Песенка такая:
«Старая карга,
Ты совсем седая!»

Гордая девчонка,
Глаз не опустив,
Песенку запела, -
Робкой не была.
Повторяла звонко
Песенки мотив,
Сладко так звенела, -
И печаль сплыла.
Мать вздыхает: «Ах, несчастье!
Зря себя морочишь.
Я от пенья жду напасти.
Не сбежать ли хочешь?»

«Мама, - дочка молвит, - да,
Я хочу в поля, где жатва,
Или все равно куда».

 

ГЕСС ФОН РЕЙНАХ

Происходил из духовенства или из сословия министериалоп. Умер около 1280 г.

* * *

Вот какая грусть -
Мне от страсти больно,
Страсть велела: пусть
Жертва добровольно
Направит помыслы на гибельный предмет.
Ах, прорву бед
Моя влюбленность предлагает мне в ответ!

Розовый овал
Щек так свеж привольно,
Свет облюбовал
Впрямь, а ие окольно
Ту, перед кем слабеет плоть моя и суть.
Ах, как-нибудь
Устрой, прелестница, и скорбь мою избудь!

Сладкая моя,
Лучше сердобольно
Возлюби, ведь я
Гибну добровольно,
И жжет меня влеченья огненный венец.
О, мой птенец,
Дай утоленье, а иначе мне конец.

 

КОНРАД ВЮРЦБУРГСКИЙ

Бюргер из города Вюрцбурга. Странствующий певец, поселился г. Базеле, где в 1287 г. умер вместе с семьей от эпидемии. Автор большого количества стихотворений - лирических, аллегорических и эпических (в частности, на сюжеты античного цикла о Троянской войне). Творчество Конрада Сон Вюрцбурга отличает цельность мировосприятия, в котором заметно влияние Тангейзера. Ему чуждо изображение любовных страданий, в трактовке любви ощущается умиротворенность, убежденность в гармоничности мира. Обращает на себя внимание совершенная форма его стихотворений.

* * *

На газоны
Росы пали,
Розы щедро
Окропив.
И бутоны
Краше стали,
Робко недра
Приоткрыв.
Птичка села
Близ цветка,
Звонко пела
И пьянела
От цветочного медка.

Должен в страсти
Подчиняться
Чести
Норов наш хмельной,
Чтоб на счастье
Повенчаться
Мужу
С умною женой.
У любви своя цена,
Велика
Наверняка,
Но плати ее сполна.

Свой успех
Венчал изменой,
Воровато
Сцапал плод:
Сок утех
Любви растленной
Кисловато
Свяжет рот.
Не изменой заплати:
Только с верной,
Неразменной
Страстью
Счастье
По пути.

* * *

Когда два сердца трепетно
Рассвета ждут, с опаской
Ловя денницы луч
На небе мутном, -
Тогда, мой друг,
Конец их тайным ласкам:
Бежит любовник-вор,
Застигнут утром.
И поутру, тоской влеком,
Он слезы точит,
Весельем он в тот день
Себя не позабавит.
Тот, кто в любви игру
тайком
Прекрасных жен
вовлечь захочет,
Тот утро мудрое
Вперед худой ославит.

* * *

На земле другого нет
тайника такого,
Где любовь с повадкой хитрой
вас настичь готова, -
Кроме сердца дорогого,
вечно близкого, родного,
Сердца женщины одной.

Ах, как счастлив тот, кого
знак любви отметит
И украдкой отличит
одного на свете.
Благородный этот знак
па виду не светит,
Ускользает стороной
И несет добычу к ней,
К милой женщине моей.
Там она в поре своей
Прячет друга поскорей.
Никуда из тайника
не уйти ему, не скрыться,
Там любовь ее таится,
Для любимого она
там на ласки не скупится;
И велит за поцелуй
поцелуем расплатиться.
Там закон любви земной.

* * *

Ах, кротким суждено скончаться рано!..
Страшащихся обмана,
В чьем сердце честь живет,
Господь не оставляет:
Поспешно избавляет
От тягот злых мирских забот.
Они живут на свете мало?
Чтоб радости познала
Их чистая душа скорее там,
Средь ангелов, в заоблачном просторе,
В стройном хоре...
А черным душам заперт путь в небесный храм.
Господь злодея тем накажет,
Что долго мыкаться обяжет
На горестной земле -
В грязи, в грехах, в разврате,
Лишенным благодати,
И, наконец, низринув в ад,
Пребыть в кромешной мгле.

* * *

Липы зеленой
Сочен росток,
Буен расцвет,
Сладостен сок.
Майский цветок
Вышел на свет,
В мир обновленный,
Освобожденный,
Чудо принес.
Мир был хорош
В эти часы,
Через ноток
Чистой росы
Светлому маю
Вслед я пустился
Дальше...
И что ж?
Я оступился,
Остановился:
Где же те росы?
Ноги, что босы,
Переступили вдруг на ледок,
В снег и в мороз.
Ветер пронзает меня, леденя.
Сгинь ты, недобрая зимняя хворость!
Пусть бы тоска не томила меня.
Ветер на сердце наносит лишь горесть,
Гасит костра разгоревшийся хворост.
Так я страдал
Прежде не раз!
Рана моя
Не исцелялась
той, что любима.
Ею бывал
Раненным я.

Только сейчас
Тело с душой
Опять невредимы.
В долгом томленье
Мучимый страстью,
Слышу всечасно скорби обеты,
Скорби обеты:
только терпенье!
Счастье однажды
сбудется.
Это
И есть уже счастье.
Платье веселья сверкает на мне.
Горе исчезло, страдание скрылось.
В радости я как в надежной броне.
Сердце поэтому не износилось,
Страстью нежнейшей оно засветилось.

Чтоб тебе, свет,
В славе сиять,
Должен ты детям
Дыхание дать
Не на бесчестье -
Вот мой совет.
Кто тебе служит,
Оберегай,
Во всем помогай.
Любя,
Сам ищи того,
Кто ищет тебя
Одного.
Огради от бед,
Награди казной
И чистой женой-
Вот мой совет.
Женские чувства и нравы -одно.
Тех, кому чистое чувство дается,
Облагородит, украсит оно:
Мне это платье носить удается,
Верною службой оно достается.

 

КОРОЛЬ КОНРАД ЮНЫЙ

Личность миннезингера установлена не вполне точно. Есть предположение, что им мог быть король Германии Конрад IV (1228-1254), сын императора Фридриха II. По вероятнее, что это сын Конрада Копрадин (1251-1268), последний из династии Гогенштауфенов. Совершив поход в Италию, потерянную Германией после смерти его деда Фридриха II, был разбит Карлом Анжуйским, братом французского короля, поддерживавшим гвельфов (сторонников папы), захвачен в плен и обезглавлен. Автор двух песен куртуазного содержания.

* * *

Я в мае радуюсь цветам,
Красны, свежи они на вид.
Зимой, неведомые нам,
Они терпели тьму обид.
Май выслал холоду вослед
Иные, солнечные дни,
Стал радостью наполнен свет.

Чем мне поможет летний зной
И день, что весел безоглядно?
Весь свет мой в женщине одной,
Но дни проходят безотрадно.
Когда же милость мне она
Окажет, как ей подобает,
Жизнь станет радости полна.

Но если я с любимой в ссоре,
Конец веселости моей.
Увы, мне чахнуть вновь от горя,
Зачем же я спознался с ней?
Любви не знаю, госпожа.
А надо бы платить любовью
Тому, чья юность так свежа.

 

ДИКИЙ АЛЕКСАНДР

(2-я половина XIII в.)

Странствующий певец, происходил, вероятно, из бюргеров. Большая Гейдельбергская и Иенская рукописи дают ему прозвище Дикий, возможно исходя из содержания одной его строфы. Прозвищу соответствует портрет в Большой Гейдельбергской рукописи: всадник на лихо скачущем коне. Но более вероятно, что прозвище связано с образом жизни миннезингера, так и не осевшего ни в одной земле, не принявшего ничьего подданства: слово «wild» (в современном нем. языке - «дикий») в средневерхненемецком имело также значение «unstet» - «непоседливый». Написал шпрухи и небольшое количество песен. Был хорошо знаком с римской и латинской литературой.

«Было времечко когда-то!..» - Дети, осторожно! II Здесь так много страшных змей.- По-видимому, реминисценция из 3-й эклоги Вергилия:

Дети, вы рвете цветы, собираете вы землянику, -
Прочь убегайте, в траве змея холодная скрыта.1

Ей ужален был наш крестный. - Аллегория, очень характерная для творческой манеры Александра. Подразумевается грехопадение Адама, совершившееся из-за того, что Еву ввел в соблазн дьявол в образе змеи.

* * *

Было времечко когда-то!
Мы, беспечные ребята,
На лугах паслись тогда,
В те далекие года.
На зеленом склоне балки
Рвали мокрые фиалки...
Ныне ходят там стада.

Помню я, как на просторе
Мы сходились в детском споре,
Кто из нас прекрасней всех.
Там звенел задорный смех,
Наше детство в пляске мчалось,
Луговым венком венчалось...
Скрылось времечко утех.

Там, где елки, посмотри-ка,
Поспевала земляника.
Через камни, по кустам
Мы шныряли тут и там.
Из ветвей, как дело к ночи,
Нам лесной колдун гуркочет:
«Эй, ребята, по домам!»

Всей землей вчера владели,
Землянику сладку ели,
Много знали мы затей,
То - всё игры для детей.
Наши пастыри тревожно
Звали: «Дети, осторожно!
Здесь так много страшных змей».

Шел один парнишка лугом,
Вдруг он крикнул нам с испугом
«Эй, ребята, тут, где я,
Ядовитая змея!
Ей ужален был наш крестный.
Яд смертелен вредоносный
Дьяволова острия!

Прочь из леса выходите!
Если ж вы не поспешите,
Попадете все впросак:
Хворь вас на землю повалит,
В сердце, в грудь змея ужалит, -
Верьте мне, уж это так!»

Притчу должен помнить каждый:
Пять девиц пришли однажды
Поиграть на царский луг.
Царь ворота запер вдруг:
Девы плакали, рыдали -
С них одежду всю содрали
Пять проворных царских слуг.

 

ГЕНРИХ ФРАУЕНЛОБ

Родился около 1250 г., умер в 1318 г. Настоящее имя - Генрих, родом из Мейсена, бюргерского происхождения. Странствующий певец, основоположник мейстерзанга - песенной лирики бюргерства, Сменившей рыцарский мнннезанг. Получил образование в церковной школе. Автор любовных песен и «плачей» (плач о смерти императора Венцеля II, плач о смерти императора Рудольфа), а также морально-дидактических стихотворений, продолжающих традицию шпрухов. В произведениях заметны широкая образованность и схоластическое мышление автора; их отличает претенциозный стиль. Мейстерзингеры высоко ценили его виртуозность в области формы, особенностью его творчества считали «цветущую мелодию». Наиболее популярен был у современников лейх во славу девы Марии, с этим связано и прозвище Фрауенлоб (буквально: возносящий хвалу богоматери). Дифирамб богоматери - первой среди женщин - в то же время возвеличивает человеческую любовь как изначальную и священную основу всякого творения. Каждая женщина создает земного человека по образу и подобию сына Марин; таким образом, женщина представляет собой божественно одаренное создание, совершенное и величественное. Фрауенлобом была основана первая «певческая шкоята» (в г. Майпце), по примеру которой возникли «певческие братства» - центры мейстерзанга.

* * *

Твой цвет, искусство песнопенья-
Фиалок нежное цветенье,
Огня высокое горенье -
Принес прекрасный плод:
На древе славы он растет,
Вершины украшенье.
Лилейно строг был струн его настрой
И звездно ясен духа небосклон,
Сиянием лучистым окружен
И чистым золота сверканьем озарен
Расцвет его и путь его не торный,
Его желаний жемчуг светлый и отборный
Был в серебре его деяний отражен,
Их блеск в родстве с алмазною игрой.
О, плачь, гармония! Искусства больше нет,
О, плачь и ты, великий сонм планет:
Опора неба и печали цвет,
Прими его, о троица святая,
Ты, дева, чистотой блистая,
Пошли ему свой благостный привет,
Когда предстанет пред тобой
Конрад - поэт
И Вюрцбурга герой.

* * *

Благословен души моей хозяин
И счастья милый гость, что вновь и вновь,
В любое время
Отрадные готовит перемены,
Блаженство мне высокое даря:
О, женщина, которая не зря
На дух мой тягостное возложила бремя,
В глубины радости влекущую любовь,
И ей противиться мне не хватает силы,
И сам я счастлив в плен ее попасть.
Она меня без боя победила,
И я вкусил ее победы сласть.
О, чистая, о, нежная,
О, сладостная власть!

Какое чудо, что она
Во мне победу одержала надо мною.
Любовь виною
В том, что мысль одна
И разум мой, и дух затмила,
И хоть усилия она к тому не приложила,
Но узнаю я всякий раз
По выраженью милых глаз
Мой смертный час и к жизни возвращенье.
И с ней одною
Надеждой страстною я связан и тоскою,
И ей одною желание мое и утешенье
Исчерпано до дна.

 

ВЕРНЕР ФОН ГОМБЕРГ

(1284-1320)

Принадлежал к роду швейцарских графов из епископства Базель. В 1304 г. участвовал в походе немецких рыцарей на Литву, в 1310-1313 гг. - в походе императора Генриха VII в Италию, проявив себя храбрым бойцом и способным военачальником. Погиб в Ломбардии, где был наместником Генриха VII.

* * *

Что случилось со мной? Помутился мой взор,
По земле я брожу очумело.
Этот рот - он пылает, что в поле костер!
Не сравнимо ни с чем ее тело!
Мне себя не унять, страсти не побороть.
Нет таких совершенств, что ей не дал господь:
Он на розах вскормил ее жаркую плоть!

Отчего ж недостойнейншй плут и дурак
Смеет с нею вкушать наслажденья,
А до гроба ей преданный рыцарь никак
Не добьется ее снисхожденья?
Справедливость загублена в нашем краю.
Побеждает бесчестный в любовном бою.
Как сумел этот черт оказаться в раю?!

О господь, твоя воля превыше всего!
Перед нею и сильные - слабы.
Сделай так, чтоб она разлюбила его
И меня - не его! - предпочла бы!
Лишь тогда, под твоей благодатной рукой,
На горючей земле обрету я покой
И поверю, что род не погибнет людской.

 

ГЕНРИХ ГЕТЦБОЛЬД ФОН ВАЙСЕНЗЕЕ

Происходил из Эрфурта. Упоминается в документах 1312-1345 гг.

* * *

Славься, денечек, когда мой дружочек -
Ах, вспоминаю опять и опять! -
Ротиком жгущим, к играм зовущим,
Пролепетал сокровенное: «В пять!»

Алые губки верной голубки
Я целовал, целовал без конца.
Так отчего же, праведный боже,
Разъединились наши сердца?

Вспомню и млею: снега белее
Шейка лебяжья и ручка ее.
Мучусь тоскою... Нет мне покою...
И на земле без нее - не житье!

 

ОСВАЛЬД ФОН ВОЛЬКЕНШТЕЙН

(1377-1445)

Происходил из старого рода тирольских рыцарей. Десятилетним мальчиком принял участие в походе против Пруссии, сопровождал императора Сигизмунда в Персию и Турцию. По требованию юной тирольской дворянин Сабины Егер, пожелавшей испытать его мужество, совершил паломничество в Палестину. Застав свою возлюбленную по возвращении уже замужней дамой, отправился в 1402 г. в Италию, в войско Рупрехта Пфальцского. Вернувшись на родину, примкнул к борьбе тирольского дворянства против герцога Фридриха Пустая Мошна. В 1407 г. отправился в Испанию воевать с маврами, побывал во многих городах, выдавая себя иногда за арабского князя. В 1414 г. присутствовал на Констанцском соборе, принявшем, в частности, решения по борьбе с ересью. В Тироле снова вступил в ряды оппозиции и был арестован благодаря коварству Сабины. Отпущенный за большой выкуп, был арестован вторично, когда Фридрих поссорился с Сигизмундом, к которому всегда был близок Освальд. После освобождения участвовал в подавлении движения гуситов. Автор ста двадцати пяти песен, напоминающих авантюрные новеллы как содержанием, так и живой манерой изложения, построенных на автобиографическом материале. Среди них - песни, близкие к бюргерской поэзии, шуточные, кабацкие. Есть песни религиозного содержания: скорбь по поводу нравственного упадка рыцарства соединяется с предсказаниями возмездия за грехи. Для Освальда характерно воссоздание родного пейзажа, сельского быта, в который он переносит и ситуацию «утренней песни». В изображении любви усилен эротический момент, воспеваются брачные узы. Многие из несен посвящены второй жене миннезингера Маргарите фон Шваигау.

«Я за полночь слышу, как тянет прохладной травой...» - «Утренняя песня», содержащая картины природы. И в зареве ярком свой блеск потушил Люцифер. - Люцифер (буквально: посн- тель света) - здесь: утрепняя звезда, одно из прежних названий плапеты Венеры.

«Оттаяло и сердце от тоски...» - Лирическое изображение швейцарской весны. Над Зейзеральпом брезжущим и Флакком... из Кастелърута, в Эйзак... у Магцена защелкал над лугами... - Названия вершин, рек и местностей, сохранившиеся в Швейцарии до нынешнего времени. Вокруг Гауенштейна, там и сям...- Гауенштейн - замок, где Освальд поселился в 1427 г, и где он умер.

«Ату их!» - Лионгарт фон Волькенштейн...» - Один из эпизодов борьбы тирольских дворян с австрийским герцогом Фридрихом - прорыв из осады братьев фон Волькенштейн. ...так сорвались, оставив Грейфенштейн... - Грейфенштейн - замок, принадлежавший одному из дворянских родов, примыкавших к оппозиции. Крестьяне из Сент-Йоргенской земли... - Тирольское крестьянство выступало на стороне герцога.

«Ну ладно, разойдемся спать!..» - Кабацкая песня, по своему содержанию и примитивно реалистическому стилю тяготеющая к бюргерской литературе.

* * *

«Я за полночь слышу, как тянет прохладной травой
И ветер шуршит из предутренней мглы луговой,
Который, как я понимаю, зовется норд-остом.
Я, стражник, - послушайте! - я говорю вам: грядет
Рассвет из клубящейся чащи лесов и вот-вот
Заря разольется по кронам деревьев и гнездам.
Разносятся трели певцов из зеленых кустов -
Чижей, соловьев, долгоносиков, черных дроздов,
Долины и горы внимают их громкому пению.
И ежели кто-то в местечке укромном лежит,
Кто ночь удовольствию отдал, пускай поспешит -
Не время, не время любовному уединению!»

А дева спала непробудно в постели,
И юноша спал, не внимая совету,
И если бы птицы в листве не запели,
Они бы едва ли проснулись к рассвету.
И дева пустилась рассвет упрекать:
«Не можете ль вы, господни, подождать
И честь соблюдать, как положено по этикету!»

Накидочку белую быстро она подала
Возлюбленному и капризно рукой повела.
«Взгляни-ка на небо, - сказала, - не скоро ль светает?»
И юноша встал, и окно широко распахнул,
И только на небо, как дева просила, взглянул:
«О боже, - воскликнул, - и вправду рассвет наступает!»
Рассвет пробивался сквозь толщи невидимых сфер,
И в зареве ярком свой блеск потушил Люцифер,
Со светом теряя и чары свои, и заклятья.
И юноша деву привлек и вздохнул тяжело:
«Ах, душенька, и получаса еще не прошло,
Как мы неразлучно, казалось, смыкали объятья».

И вновь они стали стенать и молить,
Минуты вымаливать, млея от страсти, -
Как будто их хочет рассвет разлучить, -
И солнца боялись, и ждали напасти.
Она говорила: «Возлюбленный мой,
Останься минуту-другую со мной,
Пусть будет что будет, любимый, я вся в твоей власти!»

И в то же мгновенье пронзительно рог затрубил -
Увы, это стражник, очнувшись, приход возвестил
Восточного гостя в слепящем глаза одеянье.
И дева, увидев, как сделалось всюду светло:
«Ах, солнце, - воскликнула, - как ты некстати взошло,
Куда бы приятней ты было в закатном сиянье!
К чему, в самом деле, мне блеск ослепительный твой?
Достаточно было б мерцанья звезды голубой
На небе ночном, чтоб исполнилось неисполнимое!»
А юноша лишь рассмеялся: «Ах, радость моя,
И рад бы - да солнцу не властен приказывать я,
Любовью томясь, я тебя покидаю, любимая».

«Постой же, - взмолилась она, - подожди!
Ты видишь, и я, как в горячке, пылаю.
Ты душу мне вынул - так не уходи.
Побудь, я о большем уже но мечтаю!»
И разом прильнули... II что тут сказать?
И рук не могли... не могли оторвать.
«Прощай, моя радость, прощай... я тебя покидаю...»

* * *

Оттаяло и сердце от тоски.
Как только побежали ручейки
И снег слежалый облаком навис
Над Зейзеральпом брезжущим и Флакком.
Проснулись испарения земли,
И русло все потоки обрели,
Из Кастельругта в Эйзак, вниз и вниз,
По склонам ниспадая и оврагам.
Я слышу, как пичуги по лесам
Вокруг Гауенштейна, там и сям,
Уже, прочистив горла, издают
Какие-то немыслимые трели
От «до» и вверх - все выше, выше - к «ля»,
И так ноют, как будто вся земля,
Все голоса ее, весь гам и гуд,
По капельке слились в одной капелле.

Оттаяло и сердце от тоски,
Как только соловей из-за реки
С неделю после пахотных работ
У Матцена защелкал над лугами.
Четырежды я видел их обряд,
Где пара с парой, распушив наряд,
Как кошки, затевали хоровод
И пробовали землю коготками.
А вы, кто зиму просидел в норе,
Возрадуйтесь и вы своей поре,
Которую несет нам месяц май,
Оставьте ваши логова и норы!
Ищите каждый пастбище свое -
Ты, подъяремный скот, и ты, зверье, -
Для каждой твари сыщется свой край,
Где луг не мят и свет не застят горы!

* * *

«Ату их!»-Лионгарт фон Волькенштейн,
И Освальд, и Георг фон Волькенштейн
Так сорвались, оставив Грёйфенштейн,
Что смельчаки от страха дали деру.

Мы не дали опомниться врагам
И по горам прошли, как ураган.
К чему мечи и шлемы дуракам?
Что им в обузу, нам придется впору!

А их лачуги, утварь и зерно
С полями мы спалили заодно,
Ты, герцог Фридрих, наш должник давно, -
Так расплатись сполна по уговору!

От перестрелки звон стоял в ушах.
Вблизи Раубенштейна в камышах
Схватился кое-кто на бердышах
И был пробит болтом из арбалета.

Крестьяне из Сент-Йоргенской земли -
Канальи! - нас едва не обошли,
Но нам раубенштейнцы помогли -
Да будет верной выручка соседа!

Метание и гром, пальба и гам.
Мышиный треск пошел по чердакам.
А ну, на корм их красным петухам,
Живее, рыцарь, смерть или победа!

Уже зарнтальцы, йенцы, всякий сброд,
Спешили с гор, а мельтенцы в обход,
Но мы их силу в слабость обратили:
Коней поворотили - и вперед!

* * *

Ну ладно, разойдемся спать!
Слуга, свечу! Да проводи нас,
Чтоб не споткнуться где неловко.
Еще мы можем постоять,
Как нас ни валит ночь-бесовка!
И если поп какой иль тать
Жен захотел бы испытать -
Вот началась бы потасовка!

Бокалы выше! Решено,
В бутылях капли не оставим,
Допьем, друзья, что не успели,
И над собой увидим дно!
Иль не мужи мы, в самом деле?
Иль в руки отдает вино?
А в ноги вступит - все равно:
Тычками, а пойдем к постели.

Куда спешить? Идем тишком.
Уж коли прямо в дверь не выйдем,
Так выйдем косо, как рубаки.
О, черт! Что тут? Ведро с песком.
Хозяин, где тебя собаки?..
Да мы свои. К чему тайком?
Два пальца в рот - и языком,
Как это делают поляки.

Пусть первый - головой вперед
Его тихонечко внесите -
Почиет, как на поле воин.
Кто богу славу воздает,
Тому и бог - так мир устроен!
А нас нелегкая несет.
Хозяин, осторожно: лед!
Держись, хозяин, пол неровен.

Теперь, пожалуй, вкусим сна.
Увидим, вправду ли, служанка,
Ты по перинам мастерица.
Солянка вышла солона,
Да соль не сор, как говорится.
Была и каша не жирна,
Да не оставлено вина,
Так что не следует браниться!

 

ГЕНРИХ ФОН МЮГЕЛЬН

Поэт из бюргерской среды, сведения о котором сохранились лишь в его собственных сочинениях. Около 1346 г. поселился в Праге и состоял при императоре Карле IV. Затем жил при дворе герцога Рудольфа VI Австрийского, для которого написал «Венгерскую хронику». Язык ее - смесь восточпобаварского со следами средневерхиепемецкого - представляет интересный образец канцелярского стиля того времени. Тот же текст Мюгельн написал и латинскими стихами. Его творчество включает и аллегорические стихотворения, и переводы из латыни. Басни и песни отличаются своеобразным реализмом - обилием житейских подробностей.

«Говорила дама: «Ясный сокол...» -Вариация одной из песен Кюренберга (см. с. 188), где впервые дан образ сокола, вырвавшегося из женских рук. С Кюренбергом сближает песню и ярко выражепный лиризм.

* * *

Говорила дама: «Ясный сокол
На охоту дальнюю сорвался.
Высоко он залетел, высоко,
Да боюсь, чтоб в сети не попался.
Я уж его холила-растила,
Да не ладно путы отпустила,
Потому раскаянье ревниво
Обжигает сердце, как крапива.

Знаю, знаю, утром или к ночи
Возвратится он без промедленья,
Только потеряет колокольчик
Или обломает оперенье.
Только вьюга по полю завьюжит,
Только сердце о другом затужит, -
Прилетит он вновь к своей пшенице,
Если на чужую не польстится.

Ах, когда б он кречетом назвался,
А не ясным соколом проворным,
Он всегда при мне бы оставался
И сидел на жердочке покорно.
Много ль толку от речной плотвицы,
Если она удочки боится?
И от птицы в небе проку мало,
Как бы та высоко ни летала».

 

ГУГО ФОН МОНТФОРТ

(1357-1423)

Граф, владелец больших земель, подвергавшихся нападениям со стороны Богемии и Швейцарии в начале XV в. Участник Констанцского собора (1414 г.). Писал любовпые песни, любовные послания и приветствия, поучения. Стремясь соблюдать традиции куртуазной поэзии, был тем не менее ближе к народному творчеству. В отличие от большинства миннезингеров, писал только стихи для своих песен, чаще всего - простые рифмованные двустишия; музыку к ним сочинял его оруженосец. Стихотворения проникнуты религиозным настроением и морализаторскими тенденциями; мысли о бренности земного, об ожидающем потустороннем возмездии придают его творчеству трагическое звучание.

«Который час? Не близок ли рассвет?..» - Своеобразный жанр духовной «утренней песни», где обычное содержание - переживания из-за разлуки с возлюбленной - заменено религиозно-дидактическим: тяжелыми раздумьями о бренности земного.

* * *

«Который час? Не близок ли рассвет?» -
Я стражника спросил, и он в ответ
Сказал мне: «Скоро утро. Но послушай,
К чему о часе спрашивать дневном,
Когда ты сам во времени ином?
Ты лучше бы взглянул на путь минувший!
Ты до полудня прожил на земле
Свой век и скоро скроешься во мгле, -
Воистину, твой срок еще не худший.
Пока ты не забылся вечным сном,
Подумай о прибежище ночном
И отрекись, в ничтожестве заблудший!»

Он так сказал: «Послушай мой совет:
Тебе в земной юдоли дела нет,
Одна душа твоя избегнет тленья.
А красота и молодость пройдут,
Поэзия твоя - бесплодный труд,
Смерть уничтожит все без сожаленья.
Так к господу молитвы обрати,
А с ним и богородицу почти,
Тогда ты ум проявишь, без сомненья.
Над ней корона звездная горит,
Моли ее - и Сын тебя простит:
«О матерь божья, дай душе забвенье».

«Ты, стражник, прав. Мне горек твой упрек, -
Ответил я, - но если бы я мог
Отречься, я не знал бы и упрека.
И все же, стражник, на рассвете дня
Чтоб не погиб я, разбуди меня,
И я предстану пред очами бога.
Кто знает, может, он меня скорей
Благословит по милости своей -
У господа щедрот господних много.
О, дева непорочная, прости
Грехи мои и с миром отпусти -
Уже рассвет торопится с востока!»

 

ИОГАННЕС ХАДЛАУБ

Предполагают, что это имя носил человек, поселившийся в начале XIV в. в Цюрихе. Жил в бедности, хотя, как явствуем из его песен, был дружен с высокопоставленными лицами. В частности, он упоминает о Рюдигере II Манессе и его сыне Иоганне, прославляя собранную ими книгу сочинений миннезингеров. В песнях заметна тенденция к реалистическому изображению, в них отражены документально известные факты. Среди его песен - «осенние», пиршественные и крестьянские.

* * *

Ах, я без милой робко
Томился много дней,
Потом придумал ловко,
Как объясниться с ней:
В одежде пилигрима
Стою я у дверей,
Она из церкви мимо
Спешит пройти скорей.
В то тайное свиданье
Мне удался мой план:
Любовное посланье
Я сунул ей в карман.

Она, мне показалось,
Решила в страхе так:
«Видать, рехнулся малость!
Чего хотел, чудак?»
Ни жестом, ни устами
Мне подан не был знак,
И, как пристало даме,
Прошла, ускорив шаг.
Того ль я ждал немало,
В неистовстве дрожа,
Чтобы с письмом сбежала
Святая госпожа!

С моим письмом что сталось,
Узнать мне не дано:
Хранимое, осталось
Иль порвано давно?
Надеюсь, сердце милой
Растрогало оно
Тем, что с такою силой
Любить мне суждено.
Нет от нее ни взгляда,
Ни слова с того дня...
Увы, моя отрада,
Ты ранила меня.

Я не решился к милой
Гонца с письмом послать:
А вдруг она не в силах
Мне милость оказать,
И тайную преграду
Ей должно соблюдать.
Ужель она пощаду
Душе не может дать?
Причиной вдруг не скромность,
А гнев - все потому,
Что верил в благосклонность?
В чем дело, не пойму. .

Она мне сердце ранит.
Ах, как оно болит!
Она его тиранит,
Она его сверлит.
При ране столь глубокой
К ней радостью горит
И госпоже высокой
Остаться в нем велит.
В том сердцу уступает:
Послушно внутрь вошла.
А сам я прочь ступаю.
Но нет в ней вовсе зла.

Мне мнится, всем известно,
Кто лучшая из дам.
В моей груди ей тесно,
Рвет сердце пополам.
Чиста и миловидна,
Внимает похвалам.
Я так ее, как видно,
Высоко ставлю сам.
Быть с ней не запретила,
Но, сохранив предел:
Все ж счастья не открыла,
Которого хотел.

Увы! Моя отрада
Уходит от меня.
Но чувств крепка ограда:
Умру, любовь храня.
Чтоб сердце не узнало
Блаженства с ней ни дня,
Любовь вдруг болью стала,
Лишенною огня.
Все лучшее мне видно,
Я чище с этих пор,
Мне не знаком обидный
За верностью надзор.

 

ИОГАННЕС ТАУЛЕР

(1304-1361)

Страсбургский проповедник, монах-доминиканец. Ученик Экхарта (1260-1327), одного из крупнейших мистиков средневековья, который выступал против официальной церкви, был связан с ересями и преследовался инквизицией. Таулер был близок к средневековому пантеизму, считавшему человеческую душу одним из проявлений божественного, что было направлено против ортодоксального духовенства, провозглашавшего свое посредничество между богом и человеком. Рассматривая человека как слабое, несовершенное творение, способное возвыситься до бога лишь благодаря божьей «благодати», Таулер видел путь к божеству в осознании человеком ничтожности земного мира, в аскетизме. Подтверждал таким образом идею Экхарта о непосредственном контакте человека с богом и о второстепенной роли церкви, Таулер был одним из тех, через кого эта идея дошла до Лютера и Томаса Мюнцера. Однако в своей практике он всегда оставался блюстителем официальных церковных догм, выступал против еретиков и даже против Экхарта.

* * *

Плывет с бесценным грузом
Кораблик по волнам,
Несет господня сына,
Господне слово к нам.

Плывет кораблик малый
По тихой глади вод.
Небесная царица
На корабле плывет.

Плывет корабль, груженный
До самых до верхов.
Мария пресвятая,
Избавь нас от грехов!

Плывет кораблик дивный,
Кораблик непростой,
Где милосердье - парус,
А мачта - дух святой.

 

ЗАЛЬЦБУРГСКИЙ МОНАХ

(2-я половина XIV в.)

Очевидно, один из приближенных архиепископа Зальцбургского, скорее всего священник Мартин Кульхмейстер, создавший наряду с духовными более пятидесяти песен светского содержания. В них часто соединяются куртуазные стихи и народные мелодии. Для многих песен характерно озорное настроение, персонажами их являются простые люди.

«Полежать //в полдень сладко тем...» -...на поветь с милой своей... - Поветь-уголок крестьянского двора, прикрытый навесом.

* * *

Полежать
в полдень сладко тем,
Кто лег спать на солому в темь,
На поветь с милой своей:
Сердцем млеть там веселей.

Ладно с ней - к парню крепко льнет
Грудью всей, ай, как славно жмет!
От дружка отпрянет вдруг,
От рожка придя в испуг,

Слыша зов пастуха: пора!
Гнать коров надо со двора.
Вот досада ей уходить:
Их ведь надо еще доить.

Она: Пора мне, милый мой дружок,
Я слишком долго здесь с тобой спала.
Он: Иди, подружка, но свидетель бог,
Я не хочу, чтоб ты сейчас ушла.
Она: Мне подоить коров придется наспех,
Пойду-ка я потороплюсь,
Не то меня поднимут люди на смех,
Когда одна за стадом поплетусь.

Припев: Веселая девчонка знает,
Как поступить верней.
Небось себя не растеряет -
Все лишь забава ей.

Он: Отрада сердца, я с тобой ложусь,
А ты мне, вижу, вовсе не верна!
Она: И денег и работы я лишусь,
Свидетель бог! - я уходить должна.
Мне хорошо, и вот те слово,
Обратно прибегу
И здесь с тобой улягусь снова,
Как только я смогу.

Припев: Веселая девчонка знает,
Как поступить верней.
Небось себя не растеряет -
Все лишь забава ей.

Где гульба опричь всего,
Батраку тут и приманка.
Злато, скот не для него, -
Предпочтительней служанка.
Утром рано мужика разбудит,
Прежде чем затопит печь, -
С ней всегда на сердце радость будет:
Может огонек разжечь!

Припев: Веселая девчонка знает,
Как поступить верней.
Небось себя не растеряет -
Все лишь забава ей.

 

БЕЗЫМЯННЫЕ ПОЭТЫ

«Славься, Мария, розой без терний цветя...» - Славословие богоматери (в данном случае - молитва грешника) - жанр, распространенный в латинской литературе средних веков; с XII в. появ ляются славословия и на немецком языке. Хлеб ангела - манна небесная.

«Сердцо, плачь, и, очи, плачьте...» - Типичное произведение религиозной лирики, принадлежащее неизвестному автору, содержит рассказ об отступничестве женской души от «небесного жениха» - Иисуса и предании ее земному чувству. Ощущение потери покоя и твердости, питаемых ожиданием потустороннего блаженства, придает песне трагический характер.

«Очам души угодна...» - Обожествление возлюбленной, восходящее к гимнам в честь богоматери, характерный для позднего средневековья образец религиозно-лирической поэзии: лирическая тема выражена посредством религиозной символики. Смысл образа возлюбленной здесь двойственный, в нем воплощается и божественное, и земное. Отец - младенцем-богом... - Намек на то, что избранница-сама богоматерь, творение бога-отца и мать бога-сына, составляющих единство в христианской религии. Мать - мамкою при ней... - Мать, очевидно, богоматерь, а «избранница» - уже земная дева, хранимая ею. И лань с единорогом покорно служат ей. - Лань, в соответствии с одним из текстов Нового завета, - символ духовной жажды, стремления соединиться с Христом; единорог - существо фантастическое, реально не существующее (символ воплощающегося Христа), покровительствует обычно непорочной деве.

«Посмотри, сколь дивен путь...» - Религиозная песня, созданная, очевидно, по мотивам «Песни песней», где любовь имеет смысл слияния человеческой души с божественным источником жизни. Судя по образам, автор песни находился иод влиянием мистического мироощущения, получившего распространение в XII-XIII вн. Там, не смешиваясь, вина Кипра пьются. - Заимствованный из «Песни песней» символ свершения любви.

* * *

Славься, Мария, розой без терний цветя.
Предал преступно я
Родное твое дитя:
Отведи его гнев от меня.

Славься, Мария, ради него, кто спас
Кровью своею нас,
Хлеб ангелов дай наказ
Принять мне в последний час.

Славься, Мария, склоняюсь я перед тобой,
Боль в душе твоей как прибой;
Ради крови его живой
Дан мне в конце покой.

Славься, Мария, владычица, просвети,
Ангела ниспусти,
Когда мне из мира уйти.
От злых врагов охрани меня в пути.

* * *

Сердце, плачь, и, очи, плачьте,
Плачьте кровью красных слез.
Плачьте много, слез не прячьте,
Плакать вволю довелось.
Что любила, предала.
И теперь на этом свете
Сердцем бога избрала.

Я хожу, ломая руки,
Всей душой того любя,
Кто смиренно наши муки
В муках принял на себя.
Нет спасения в ином.
Жду возлюбленного сердцем,
Вся полна тоской о нем.

Я жила в полях блаженных,
Для него любовь храня.
Ныне путь мой - скорбь смиренны
Будто кинул он меня.
Сладость чистая, прости!
Дай, Иисус, тебя найти мне,
Радость вновь дай обрести.

* * *

Очам души угодна,
Как радость бытия,
Юна, высокородна
Избранница моя.
Ее тысячелетья
Несли, в себе тая.

Высокого рожденья,
Превыше всех родов,
Она как сад в цветенье,
Что краше всех садов.
Дала мне утешенье
В тщете земных трудов.

На сердце благость льется
Из розового рта,
Блаженно сердце бьется,
Добры ее уста.
Надеждой отзовется
Глаз дивных чистота!..

Взор у нее соколий,
Полет как у орла.
И горести и боли
От сердца отвела.
Ах... всей любовной волей
Она меня взяла.

Она венец творенья
И девичий венок:
Небесное даренье
И ангельский чертог,
Сравниться с ней в значенье
Свет солнечный не смог.

Отец - младенцем-богом,
Мать - мамкою при ней,
И лань с единорогом
Покорно служат ей...
Здесь сказано о многом.
Тот понял, кто умней.

* * *

Посмотри, сколь дивен путь в страну блаженных,
Где любимый любит неустанно!
В мировом круженье нет желаний бренных.
Там одна его любовь желанна.
Подойди, и страх отступит вдруг.
Там любовь не ведает разлук,
Шепчутся там, льнут и отдаются,
Там, не смешиваясь, вина Кипра пьются.

* * *

Милый мой, приди ко мне, днем молю я и во сне.
Днем молю я и во сне, милый мой, приди ко мне.

Рот всех слаще и алей, исцели и пожалей.
Исцели и пожалей, рот всех слаще и алей.

  • 1. Перевод С. Шервинского