КНИГА ПЕРВАЯ

 

 

Ода I

К ЛИРЕ

Я петь хочу Атридов,
Хочу о Кадме петь,
Но струны лиры только
Одну любовь звучат.
Я лиру перестроил,
Вновь струны натянул,
Хотел на ней Иракла
Я подвиги воспеть,
Но лира возглашала
Единую любовь.
Простите впредь, ирои!
Коль лира уж моя
Одну любовь бряцает.

Сия и следующая за оною ода переведены были мною точным числом стоп и ударением греческого подлинника, тем же самым метром хотел я продолжать перевод всего Анакреона. Хотя сие гораздо бы легче было исполнить по причине одинаких женских стихов, но мне показалось, что единообразие оных на русском языке делает какую-то неприятную звучность для слуха, привыкшего не токмо к разнообразному ударению стихов, но еще и к рифме. А потому и принужденным нашелся перевесть те же самые оды вторично, перемешать женские стихи с мужескими и в краткий стих поместить тот же смысл, какой в длинном женском стихе греческого подлинника находится.
Для желающих знать точную гармонию стихов Анакреоновых я внесу здесь первых двух од переводы, которые я отменил.

Греческим метром

Я петь хочу Атридов,
Хочу я петь о Кадме,
Но струны лиры только
Одну любовь бряцают.
Я лиру перестроил
И новые взял струны,
Хотел на ней Иракла
Воспеть дела военны;
Но лира все упорно
Одну любовь звучала.
Простите ж впредь, ирои!
Когда моя уж лира
Любовь одну вещает.

Я петь хочу Атридов. Ст. 1. Агамемнон и Менелай именовались Атридами. Гомер почитал их сынами Атрея; но Эсхил, Порфирий и Аполлодор считают их сынами Плисфена, сына Атреева. Как бы то, впрочем, ни было, но Менелай и Агамемнон тем не менее Атриды, а под именем их Анакреон разумеет войну Троянскую.
Хочу о Кадме петь. Ст. 2. Кадм, сын Агенора, брат Европы, жил во времена Иисуса Навина, изобретатель литья меди. Г-жа Дасье примечает, что потому, может быть, в Крете называют щиты, шеломы и прочие кадмами. Анакреон же здесь, по мнению многих, разумеет войну фивскую или же, быть может, собственную повесть Кадма, в баснословии столь знаменитую.

 

Ода II

К ЖЕНЩИНАМ

Зевес быкам дал роги,
Копыты лошадям;
Он скорый бег дал зайцу,
Льву — полный зев зубов,
Способность плавать — рыбам,
Он птицам дал полет,
А мужество — мужчинам.
Немного что для жен
Осталось в награжденье.
Что ж дал им? Красоту
В замену копий, шлемов:
И щит, и огнь, и меч
Красавица сражает.

А мужество — мужчинам. Ст. 7. Сей стих в лучшем немецком переводе, напечатанном в Лейпциге 1776 году bei Weidmanns Erben und Reich переведен φρόνημα — “die Männer Waffen Künste” или “die Männer Waffen führen”, то есть “мужчинам ратоборство”. Г-н же Мутоннет де Клерфон переводит оный: et le courage aux hommes.
Но Преосвященный Евгений, коего пространным и глубоким сведением греческого языка руководствовался я в переводе моем, под именем φρόνημα разумеет чисто “благоразумие”. Если немец из учтивости к полу, толь любимому Анакреоном, не посмел поставить такой хулы (которую, верно, он разумел), то как русскому объявить войну лучшей части света, отказав ей (суровой, однако) дар благоразумия! А для того и перевел я φρόνημα ни “ратоборство”, ни “благоразумие”, но “мужество мужчинам”, уповая, что противуположением оного, т. е. “нежностию”, прекрасный пол не оскорбится…
Здесь следует та же самая ода, греческим метром переведенная, где следовал я немецкому переводу в критическом стихе.

Греческим метром

Зевес быкам дал роги,
Коням он дал копыты,
А зайцам бег дал скорый,
Льву — зев, зубами полный,
Проворство плавать — рыбам,
Летать способность — птицам,
Мужчинам — ратоборство;
Немного, что для женщин
Оставил он, в замену
Щитов, шеломов, копий
Зевес им красоту дал.
Щиты, и меч, и пламень
Красавица сражает.

 

Ода III

ЛЮБОВЬ

В час полуночный недавно,
Как Воота под рукой
Знак Арктоса обращался,
Как все звания людей
Сна спокойствие вкушали,
Отягченные трудом,
У дверей моих внезапно
Постучал Эрот кольцом.
“Кто, — спросил я, — в дверь стучится
И тревожит сладкий сон?..”
“Отвори, — любовь сказала, —
Я ребенок, не страшись;
В ночь безмесячную сбился
Я с пути и весь обмок…”
Жаль мне стало, отзыв слыша,
Встав, светильник я зажег;
Отворив же дверь, увидел
Я крылатое дитя,
А при нем и лук и стрелы.
Я к огню его подвел,
Оттирал ладонью руки,
Мокры кудри выжимал;
Он лишь только обогрелся:
“Ну, посмотрим-ко, — сказал, —
В чем испортилась в погоду
Тетива моя?” И лук
Вдруг напряг, стрелой ударил
Прямо в сердце он меня;
Сам, вскочив, с улыбкой молвил:
“Веселись, хозяин мой!
Лук еще мой не испорчен,
Сердце он пронзил твое”.

Как Воота под рукой. Ст. 2.
Знак Арктоса обращался. Ст. 3.
Северного полюса созвездие Большая Медведица называлась у греков Арктос; последующее за оным именовалось: Воот и Арктофилас, то есть Страж Медведицы. Анакреон не мог лучше ознаменовать Полуночи, как обращением Арктоса; поелику созвездие сие начинает обращаться около Арктического полюса, по окончании половины течения своего, т. е. в полночь. Г-жа Дасье, стр. 8, примеч. 2.
К тому же Сомез примечает, что в древние времена Анакреоновы слово “час” употребляли только в означении годового времени, как бы у нас, напр., “пора”.
Прямо в сердце он меня. Ст. 28. В греческом сказано: прямо в печенку. Древние полагали, что престол любви должен быть в печенке.
В последующие времена переместили оный в сердце.
А в наш просвещенный век многие думают, что любовь в уме…
Лук еще мой не испорчен.
Сердце он пронзил твое. Ст. послед. Редкому грамотному не известен славный красотами своими перевод г. Ломоносова оды сей, после которого не надобно бы, кажется, никому с высоким его талантом входить в поприще; но он, переводя в стихах с рифмами (которых в греческом нет), принужден был для того во многих иногда местах отступить от подлинника. Я же, не будучи рифмою одержим, должен был сделать верный только перевод мыслей Анакреоновых, стараясь ничего не пропустить и не смея ничего прибавить. Последние два стиха переведены у г. Ломоносова:

Мой лук еще годится,
И цел, и с тетивой,
Ты будешь ввек крушиться
Отнынь, хозяин мой.
Дурно заплатил за ночлег!..

<…> В подлиннике, однако, о сем поражении точнее сказано; там гость, как будто бы для опыту выстрелив, и в торжестве, что лук его не испорчен, говорит с ребяческою радостию хозяину доказательство: “Сердце он пронзил твое”. Как обыкновенную его цель.

 

Ода IV

НА САМОГО СЕБЯ

Я на лотовых листах
И на ветвях мирты лежа,
На здоровье пить хочу.
Пусть сама любовь на рамо
Лентой подобрав хитон,
Цельным мне вином услужит.
Наша жизнь, как колесо,
Обращаясь, утекает;
А по смерти прах костей
Лишь единый остается.
Мне не нужен фимиам,
Ни над гробом возлиянье,
Лучше ароматы мне
Воскурите вы при жизни,
Розой увенчав чело,
И подругу позовите.
Прежде нежели отсель
К вечным мертвых хороводам
Я отправлюсь навсегда,
Разогнать хочу я скуку.

<…> К вечным мертвых хороводам. Ст. 18. Анакреон здесь разумеет про хороводы блаженных душ в полях Елисейских. В Плутархе есть отрывок оды Пиндаровой, в которой сказано, “что в полях Елисейских иные забавляются верховою ездою, другие — игрою в шашки, а третьи на музикийских орудиях”. То веселому стихотворцу простительно было покойников и танцевать заставить.

 

Ода V

НА РОЗУ

Посвященную любови
Розу окропим вином
И румяною сей розой
Увенчаем мы чело;
Будем пить с усмешкой нежной.
Роза — самый лучший цвет,
Роза — плод весенней неги,
Утешает и богов.
Мягки кудри украшает
Розами Кипридин сын,
Как с харитами он пляшет.
Увенчайте же меня,
И в твоих, о Бахус! храмах
Воспою на лире я.
С девою высокогрудой
Я под песни воспляшу,
В розовом венке красуясь.

 

Как с харитами он пляшет. Ст. 11. С французского языка привыкли мы писать и называть грациями спутниц прелестей и красоты, которые харитами у греков именовались; но у французов “les graces” и в языке принято за прелести. У них и прилагательное есть “gracieux”; а по-русски грации, мне кажется, столько же значат, сколько и хариты, которые, впрочем, к нам соседственнее.
Я под песни воспляшу. Ст. 16. Плясани составляло часть духовного обряда языческого богослужения. Мужчины и женщины плясали вокруг священных истуканов. Г-жа Дасье <…>.

 

Ода VI

ТОРЖЕСТВО ЛЮБВИ, ИЛИ КОМ

Увенчаемся венками,
Соплетенными из роз,
Будем пить и веселиться.
Пусть под лирный звук легко
Юная воспляшет дева,
Тирс носящая, обвит
Вкруг зеленой повилицей.
Пусть тут отрок кудреватый,
Сладкий дышущ аромат,
Воспоет под струны лирны
И прольет приятный глас.
Златовласый бог любови
И прекрасный бог вина
Со прелестною Кипридой
Комоса да посетят,
Толь приятного для старых!

Ком (Комос) — шествие с пением и музыкой, которое устраивали после симпосия его участники.

 

Ода VII

НА ЛЮБОВЬ

Гиацинтовой лозою
За собою вслед Эрот
Сильно гнал меня по дебрям,
По стремнинам, по рекам.
Путь сей трудный пробегая,
Я ужален был змеей,
И душа моя тревожна
От усталости из уст
С жизнию моей мгновенно
Чуть не вылетела вон;
Но приятными крилами
Встрепенулася любовь;
Мановеньем освежая
Томное мое чело,
Покачав главой, сказала:
“А! Не можешь ты любить”.

 

Ода VIII

ВИДЕНИЕ

Вакхом сладко угощенный,
Я недавно ночью спал
На коврах на пурпуровых,
И во сне мечталось мне:
Будто скорою походкой
Потихоньку на перстах
К девушкам играть я крался;
Молодцы ж прекрасней Вакха
Издевались надо мной,
И девицам насмехались
В поругание мое.
Но как скоро я, достигнув,
Целовать девиц хотел,
Все сокрылося с мечтою;
Я, несчастный, став один,
Поскорей заснуть старался.

Потихоньку на перстах. Ст. 6. Г-жа Дасье перевела сей стих: “Я бежал что есть силы”, прибавляя в примечании, что это то же значит, что и красться на цыпочках, потому что кто бежит изо всей силы, тому будто нет времени целою ногою до земли касаться. Прежде сего и французы так не бегали.

 

Ода IX

К ГОЛУБКЕ

Любезная голубка!
Отколь, отколь летишь?
Отколе ты на воздух
Толь сладкий аромат
Несешь и разливаешь?
Кто, с чем тебя послал?

Голубка

Анакреон к Вафиллу
С письмом послал меня;
К красавцу молодому,
Что ныне всех сердец,
Им пленных, стал владыка.
За песню отдала
Меня ему Венера.
И я служу ему
Усердно, сколь возможно,
И письма разношу
Его теперь, как видишь,
А он свободу дать
За то мне обещает.
Хоть пустит он меня,
Но все я с ним останусь.
Какая польза мне,
Одной меж гор летая,
Садиться на кустах
И дикими плодами
Кормиться по полям?
Из рук Анакреона
Питаюсь хлебом я,
А жажду утоляю
Вином, что сам он пьет;
Напьюся, встрепенуся,
И легиньким крылом
Его я отеняю.
На лире я его
Вседневно засыпаю.
Прости, о человек!
Ты винен, что с тобою
Сегодня я была
Болтливее вороны.

Сей небольшой поэмы цены не поставляют ученые. Между прочими отец г-жи Дасье говаривал, что Анакреон не один ее делал, но музы и хариты с ним сочиняли оную. <…>
Кто, с чем тебя послал? Ст. 6. Древние употребляли голубей вместо почты, привязав им письмо на шею или к ноге, отпускали их с дороги или из другого какого чужого места домой с известием, так как в мою бытность еще в Ишпании посылали оных из мадритского амфитеатра с уведомлением в уезд, быка ли убил торер, или бык ишпанца, где сельские Донкишоты за искусство быка и человека равные держат заклады.

Анакреон к Вафиллу. Ст. 7.
К красавцу молодому. Ст. 9.

Вафилл был прекрасный юноша, родом из Самоса, по свидетельству Горация. Насчет его есть кое-какие повести, которых женщины его времени ни ему, ни Анакреону не прощали…
Болтливее вороны. Ст. послед. У греков, так же как и у латинов, была пословица “garrula cornix” {Болтливая ворона (лат.).}.
В те времена черные птицы, видно, болтливее были перепелесых, потому что мы говорим “болтлива, как сорока”.

 

Ода X

НА ВОСКОВОГО КУПИДОНА

У юноши недавно,
Который продавал
Эрота воскового,
Спросил я, что цена
Продажной этой вещи?
А он мне отвечал
Дорическим языком:
— Возьми за что ни есть;
Но знай, что я не мастер
Работы восковой.
С Эротом прихотливым
Жить больше не хочу.
— Так мне продай за драхму;
Пусть будет жить со мной
Прекрасный сопостельник.
А ты меня, Эрот,
Воспламени мгновенно,
Иль тотчас будешь сам
Ты в пламени растоплен.

 

Ода XI

НА СЕБЯ САМОГО

Мне девушки сказали:
Ты стар, Анакреон,
Вот зеркало, смотрися:
Уж нет ни волоска
На лбе твоем плешивом.
Есть волосы иль нет,
Я этого не знаю;
Но то мне лишь известно,
Веселость старику
Тем более прилична,
Чем к гробу ближе он.

 

Ода XII

НА ЛАСТОЧКУ

О ласточка болтлива!
Чего ты от меня
Желаешь в наказанье,
Чтоб крылья я остриг
Или язык обрезал
Тебе я, как Терей?
Зачем ты ранним пеньем
С прелестною мечтой
Вафилла похищаешь?

Или язык обрезал.
Тебе я, как Терей. Ст. 6. По свидетельству Овидия, Прогна превращена в ласточку, а Филомела в соловья; но древнее мнение Аполлодора, которому Анакреон последовал, состоит в том, что в ласточку превращена Филомела и потому будто ласточки убегают жилища Тереева. Плиний говорит: “Чертогов королей Фракийских ненавидят ласточки со времени злодеяния Тереева”.

 

Ода XIII

НА САМОГО СЕБЯ

Женоподобный Атис,
Предание твердит,
Был так влюблен в Цивиллу,
Что бегал по горам,
Рыдая в исступленьи.
Кто так же, говорят,
На берегах Клароса,
Присвоенной реки
Лавроносящу Фебу,
Болтливу воду пил,
Неиствуя, бесился.
Обильно угощен
Напитками, духами,
В объятиях любви
Я рад, я рад беситься.

На берегах Клароса. Ст. 7. Источник Кларос, по мнению г-на де ла Фоса, был в Ионии близ местечка Кларион, неподалеку от города Колофана. Испившие воды его одержимы были прорицательным исступлением. Аполлон, которому источник сей был посвящен, по имени его назывался Аполлон Клариенский; иные думают, что источник сей был на острове Кларосе.

 

Ода XIV

НА ЛЮБОВЬ

Любить, любить я буду,
Мне это сам Эрот
Советовал недавно;
Безумный! я в упрямстве
Ослушался его.
Тут лук подняв незапно
И свой златой колчан,
Он звал меня сражаться;
А я, как Ахиллес,
Надел на плечи латы,
Взяв щит свой и копье,
Шел с ним на поединок.
Он выстрелил, а я
Ушел от пораженья;
Но как уж больше стрел
В колчане не осталось,
Разгневался Эрот
И бросился сам прямо
На место копия,
Меня обезоружил,
Проникнув в сердце мне.
Теперь мне щит не нужен…
Не нужно мне стрелой
Снаружи защищаться,
Когда в средине враг.

 

Ода XV

НА САМОГО СЕБЯ

Что нужды мне до Гига
Сардийского царя;
Богатством не завидны
Мне сами короли.
Я только в то стараюсь,
Чтоб нежный аромат
Браду мою умастил,
Чтоб розами глава
Венчанна красовалась.
Сегодняшний день мой;
Чей завтрашний, кто знает?
Удобно время есть:
Пей, в кости забавляйся
И Бахусу служи,
Доколь болезнь какая,
Пришед, не возвестит,
Что пить нельзя уж боле.

Что нужды мне до Гига
Сардийского царя. Ст. 2. Суид примечает, что стихотворец под именем Гига разумел Креза, одного из потомков Гиговых. Сардис был королевства Лидийского главный город, богатствы оного и в пословицах известны были.

 

Ода XVI

НА СЕБЯ САМОГО

Ты брань поешь Фивийску,
Тот — фригский ратный вопль,
А я пою добычи,
Взятые над собой.
Ни флотом, ни пехотой,
Ни конницей сражен,
Но силой особливой:
Я взглядом побежден.

 

Ода XVII

НА СЕРЕБРЯНЫЙ БОКАЛ

Вулкан! сребро чеканя,
Не броню делай мне;
Что делать мне на брани?
Но сделай мне бокал
Глубокий, сколь возможно.
Медведицы ни звезд,
Ни бурна Ориона
На нем не изваяй.
Мне что до звезд Воота
И что Плеяды мне;
Но листья виноградны
И грозды вырежь вкруг,
Чтоб жал вино сам Бахус
И лепой с ним Вафилл.

 

Ода XVIII

НА ТОТ ЖЕ СЛУЧАЙ

Прекрасное искусство,
Ты вычекани мне
Весны приятну чашу.
На ней изобрази:
Веселый месяц ранний,
Носящий розы нам;
И так сребро обделай,
Сдобряло чтоб питье.
Но жертвоприношенья
Чтоб не было на ней,
Печальных мне обрядов
Не делай, я прошу;
Пускай представлен будет
Зевесов сын Эвий,
Что подал виноградный
Живительный нам сок.
Или представь Венеру
И пляшущих при ней
В веселье новобрачных,
Чтоб тут же был Эрот;
Но был неворуженный.
Харит на ней представь
С улыбкою приятной;
Под сенью винных лоз
Густою краснолистной,
Под сенью красных грозд,
Прибавь еще прекрасных,
Художник, молодцов,
Играющего с ними
Ты Феба изваяй.

Эвий — т. е. Дионис.

 

Ода XIX

ДОЛЖНО ПИТЬ

Воду черна пьет земля,
А деревья землю пьют;
Океан все реки пьет,
Солнце пьет и Океан;
А луна и солнце пьет,
То зачем же, о друзья!
Мне мешать, как пить хочу?

 

Ода XX

К ДЕВУШКЕ СВОЕЙ

Некогда в стране Фригийской
Дочь Танталова была
В горный камень превращенна.
Птицей Пандиона дочь
В виде ласточки летала.
Я же в зеркало твое
Пожелал бы превратиться,
Чтобы взор твой на меня
Беспрестанно обращался;
Иль одеждой быть твоей,
Чтобы ты меня касалась,
Или, в воду претворясь,
Омывать прекрасно тело;
Иль во благовонну мазь,
Красоты твои умастить;
Иль повязкой на груди,
Иль на шее жемчугами,
Иль твоими б я желал
Быть сандалами, о дева!
Чтоб хоть нежною своей
Жала ты меня ногою.

 

Ода XXI

НА САМОГО СЕБЯ

Дайте пить вы мне, девицы,
Дайте вдоволь мне вина;
Я от жару умираю.
Дайте Вакховых цветов…
На челе моем горящем
Вянут, сохнут все венки;
Но любовный жар я крою
С неким мужеством в себе.

 

Ода XXII

К ВАФИЛЛУ

Сядь, Вафилл, о! сядь под тенью,
Под прекрасным древом сим,
Что по нежным ветвям стелет
Кудри мягкие свои.
Близ его ручей текущий
Убеждением журчит.
Льзя ли место для покоя
Толь прохладное пройтить?