История создания Палатинской антологии

По изд.: Неделку Е. А. «Первая книга» Палатинской антологии. Проблема эволюции жанра византийской эпиграммы - Санкт-Петербург, 2016 (главы 1.1 и 1.2)

1. История создания Палатинской антологии. 

1.1. Главный редактор и Index Vetus. 

Когда в начале XVII века в библиотеке Хайдельберга была обнаружена рукопись Палатинской антологии, она сразу привлекла к себе широкое научное внимание. До ее открытия единственным источником по греческой эпиграмматической поэзии являлась Антология Максима Плануда, составленная в самом начале XIV века и изданная в конце XV века. За несколько веков изучения Палатинской антологии была проделана колоссальная работа в деле воссоздания ее исторического генезиса. Было выявлено, что рукопись была написана в два этапа, а над ее созданием трудились 6 писцов:

1)Писцами B1, B2, и B3 была создана более ранняя часть рукописи, которая одними исследователями датируется периодом 920-930 годов, а другими на два десятилетия позже 940-950 гг.;

2) Писцами J, A1, и A2 была создана вторая часть, которая датируется временем 940-950 годов или 960-970 годов соответственно. Так же стало известно, что писец J был главным редактором всего собрания: он составлял множественные схолии на полях и в тексте, заполнял лакуны, переписывал часть собрания. Несколько позже рукопись была отредактирована корректором – Михаилом Хартофилаксом; а в XII веке дополнена на пустых страницах другими поэтическими произведениями (писец Σπ).

Считалось так же, что автором этого сборника был Константин Кефала, о котором стало известно из некоторых схолий главного редактора. И долгое время было принято полагать, что в «век энциклопедизма» Кефала собрал и систематизировал античные и византийские эпиграммы с целью сохранения богатейшего поэтического наследия древности, и что его труд в малоизмененном виде дошел до нас в исследуемой нами рукописи.

Не задаваясь целью опровергнуть вышеизложенные данные, мы бы хотели обратить внимание на одно важное открытие конца XX века и так же на неучтенные ранее детали, которые, помогают по-новому взглянуть на уже сложившееся представление о создании рукописи и что еще более важно – на цель ее создания.

Еще в начале 1950-х годов Элан Кемерон, знаменитый филолог-классик и византинист, заинтересовался историей создания Палатинской антологии, и в конце 1970-х годов он подготовил, а в 1993 году опубликовал свое научное исследование, которое сразу же стало эталонным в этом вопросе.

Он заметил одну важную деталь, на которую раннее никто не обращал внимание. В схолиях, написанных главным редактором, зачастую встречаются уточняющие подробности об авторах эпиграмм или тех, кто принимал участие в работе над собранием. Так, к примеру, мы узнаем, что в период редакции Палатинской антологии Константина Кефалы уже не было в живых, поскольку рядом с его именем стоит эпитет «μακάριος» («почивший»). Было бы естественно предположить, что редактор добавлял такие эпитеты применительно только к тем авторам, которых знал сам или которые жили незадолго до него. Но в XV книге Антологии, содержащей поэтическое собрание разных авторов, есть три эпиграммы Константина Родосского (AP, XV, 15-17), первая из которых озаглавлена исключительным для всего собрания образом: «τοῦ ταπεινοῦ Κωνσταντίνου τοῦ Ροδίου» («Смиренного Константина Родосского»).

Эта схолия, как и многие другие, была написана рукой главного редактора. Сам по себе эпитет ταπεινός («смиренный») не представляет собой чего-то экстраординарного для истории византийской литературы: самым известным употреблением, без сомнения, является акростих Романа Сладкопевца (τοῦ ταπεινοῦ Ῥωμανοῦ ὕμνος). Вместе с тем, в рукописи он не встречается более ни у одного имени кроме имени Константина Родосского, а само использование этого эпитета возможно только в том случае, если автор подписывает свою собственную работу. Исходя из этого Кэмерон делает предположение, что если в этой схолии, написанной писцом J и главным редактором, употребляется такой «личностный» эпитет, то автором этих схолий мог быть не кто иной, как сам Константин Родосский.

Известно, что Константин Родосский жил в конце IX-первой половине X веков и был писцом и поэтом. В указанной эпиграмме (AP XV, 15) так же сказано, что он происходил из города Лидос, а из других источников мы узнаем, что большую часть жизни он прожил в Константинополе. Должно быть, самое известное его произведение, дошедшее до нас в одной из Афонских рукописей XV в. (Athos Lavra 1161 (Λ 170)), это поэтический экфрасис на храм св. Апостолов и Семь чудес Константинополя. Это произведение было заказано императором Константином Багрянородным или же выполнялось с целью привлечения его благосклонности, и его создание обычно относят к 940-м годам. Учитывая, что рукопись Палатинской антологии так же могла быть создана в эти годы, сопоставление имени Константина Родосского с главным редактором кажется действительно возможным.

Но гипотеза Кемерона могла бы показаться не столь убедительной, если бы не еще одно обстоятельство, связанное с рукописью и ее изданием. При внимательном просмотре манускрипта сразу обращает на себя внимание тот факт, что состав Антологии в рукописном варианте и его же воспроизведение в критических изданиях значительно различаются между собой. Уже в самом начале рукописи расположен так называемый Index Vetus, написанный главным редактором, где указан первоначальный состав всей Антологии. И хотя в нем есть некоторые разногласия по отношению к сегодняшнему составу рукописи, этот список, воспроизведенный полностью только в двух изданиях конца XIX в., по странному стечению обстоятельств фактически полностью игнорируется при подготовке критических изданий Антологии, хотя и упоминается в некоторых из них. Между тем, этот аутентичный индекс может стать одним из главных источников для понимания ее состава и формирования именно в том виде, какой она имела непосредственно при ее создании.

Следует начать с того, что в Index Vetus содержатся некоторые произведения, которые чрезвычайно важны для определения авторства Константина Родосского: в первую очередь, это два экфрасиса Павла Силенциария (на храм св.Софии и амвон), экфрасис зимних терм Иоанна Газского и «Парафраз Евангелия от Иоанна» Нонна Панополитанского. И если последнее произведение на сегодняшний день в рукописи отсутствует, и можно строить разные догадки о его наличии в первоначальном варианте, то несомненное наличие других экфрасисов позволяет по-новому взглянуть на то значение, которое имела рукопись для Константина Родосского, самого писавшего экфрасис при императорском дворе.

Почему же в издании Антологии отсутствуют эти произведения? Как можно предположить, начиная с ее первого издания, выполненного Ф. Якобсом в конце XVIII века, их исключали из печати в связи с главной причиной: они не соответствовали основному жанру собрания – эпиграмме. Следует отметить, что экфрасис Христодора на термы Зевскиппа все же был включен в издание, но, вероятно, по причине того, что его восприняли за цикл эпиграмм, а не единый текст. И если мы рассматриваем Палатинскую антологию именно с этой точки зрения, т.е. с позиции антологии эпиграмм, то такое решение кажется достаточно оправданным. И тогда же видится заслуженным то обвинение, которое М. Лаукстерманн выносит в отношении последнего редактора рукописи, указывая на то, что он был «небрежным» редактором. Вместе с тем, именно личность редактора объясняет наличие этих и других экфрастических произведений в Антологии. И в таком случае, изъятие из издания Палатинской антологии значительной части экфрасисов и некоторых других собраний кажется грубым нарушением ее первоначального замысла. Особенно это заметно, если сравнить Index Vetus с традиционной классификацией издания Палатинской антологии. Сперва Константин Родосский указывает на те произведения, которые у него были и которые он включил в состав:

«(Вот) это в этой книге эпиграмм:
Α. Экфрасис поэта Нона Панополитанского на Евангелие св.Иоанна.
Β. Экфрасис поэта Павла Силенциария, сына Кира, на Великую церковь или Святую Софию.
Γ. Собрания христианских эпиграмм на храмы, образы и посвятительные (эпиграммы).
Δ. Екфрасис поэта Христодора Фивского на статуи, которые в общественном так называемом гимнасии Зевксиппа.
Ε. Собрание (венок, στέφανος) разных эпиграмм Мелеагра.
ϛ. Подобное собрание (венок, στέφανος) разных эпиграмм Филиппа.
Ζ. Собрание новых эпиграмм, представленных в Константинополе к декуриону Феодору, Агафия схоластика Асийского Миринейского.»

Далее следует само оглавление (в правом столбце наш комментарий и соответствие общепринятому изданию Палатинской антологии):

Как видно из списка, количество разделов (а именно пятнадцать) было сохранено издателями, но содержание их (не говоря про опущенные произведения) не соответствует первоначальному замыслу. И так же видно, что несмотря на включение «Первой книги» с христианскими эпиграммами в первый раздел, ее расположение среди остальных произведений занимает далеко не первое место (после экрафисов Павла Силенциария и поэм св. Григория Назианзина).

О том, каким же был первоначальный замысел, мы можем так же понять из палеографических данных, касающихся хронологии составления рукописи. Группой писцов В, как уже было сказано выше, была переписана наиболее ранняя часть рукописи, включающая часть описательных эпиграмм (ϛˈ, AP IX, b), весь раздел наставительных (ζˈ)и шуточных (ηˈ),поэму Стратона (θˈ), разные эпиграммы в различных метрах (ιˈ) и арифметические вместе со смешанными (ιαˈ) (все они соответствуютAP IX, 563 – AP XIV, страницы рукописи 453-642, 693-695, 705-706). К этому уже имеющемуся циклу писцами A1, A2 и главным редактором J была добавлена вся остальная значительная часть, выполненная на несколько десятилетий позже: все экфрасисы (αˈ, βˈ, ιβˈ) и циклы христианских эпиграмм (αˈ, ιεˈ), эпиграммы любовные (γˈ), посвятительные (δˈ), надгробные (εˈ),часть эпидейктического цикла(ϛˈ), анакреонтический цикл (ιδˈ) и цикл стихов современных поэтов, среди которых был и Константин Родосский.

Интересно мнение М. Лаукстерманна по поводу такого состава. Он считает, что по той или иной причине Константин Родосский получил лишь вторую часть собрания Константина Кефалы, переписанную писцами В, но желая иметь все собрание, он приказал другим писцам (группа А) скопировать недостающую часть под его руководством. А далее, по неизвестным нам причинам, Константин Родосский решил вставить дополнительно экфрасисы, анакреонтический цикл, фигурные стихи Симмия и некоторые другие эпиграммы. И таким образом, основная часть собрания все же принадлежит Кефале. Почти такого же мнения придерживается Кэмерон, предполагая, что Кефала и Константин Родосский могли работать вместе над редакцией и составом рукописи.

Но что же мы знаем про роль Кефалы в деле создания этой Антологии? Впервые его имя упоминается в том разделе рукописи, где собраны поэтические предисловия всех прежних составителей различных антологий, начиная с Мелеагра и заканчивая Агафием Миринейским. Как раз рядом с предисловием Мелеагра рукою Константина Родосского написана пространная схолия, в которой в том числе говорится о том, что Константин Кефала, который уже почил к этому времени, объединил 4 категории эпиграмм: любовные, посвятительные, надгробные и эпидектические. И именно эти четыре раздела следуют за предисловиями прежних антологистов. Но про другие разделы, которые могли бы быть составлены Кефалой, нет абсолютно никаких упоминаний. Лаукстерманн полагает, что данная схолия не распространялась на ту часть рукописи, которая была скопирована переписчиками группы B и поэтому в ней не сказано, что Кефала был составителем и других разделом. Вместе с тем, Константин Родосский редактировал и более раннюю часть рукописи, поэтому кажется маловероятным, что он мог опустить роль Кефалы в составлении других разделов.

Мы полагаем, что было бы более естественно следовать тем данным, которые мы имеем из палеографического анализа рукописи, схолий Константина Родосского и Index Vetus. И из этих данных можно предположить несколько иную картину появления рукописи.

Можно согласиться с тем предположением, что у Константина Родосского в какой-то момент оказалась рукопись, которая была написана писцами B и которую он решил дополнить. Возможно, он приобрел ее раньше или же ее составление относилось к более раннему периоду его деятельности, которая в полной мере совпадаетс 920-930 годами. Но нам кажется, что дополнял он ее не с той целью, чтобы собрать коллекцию Кефалы, сколько с тем, чтобы дополнить ее тем необходимым именно ему материалом, который он мог бы использовать в своей поэтической деятельности и который мог бы стать отправной точкой для его собственных произведений. Нам кажется возможным предположить, что Палатинская антология является личным сборником Константина Родосского, который отражал его собственные вкусовые предпочтения и не предназначался для публичного «издания». Но это совершенно не значит, что Константин Родосский занимался компиляцией, копируя целые фрагменты и вставляя в свои произведения. Скорее, здесь можно говорить о том интересе, который проявлял поэт к произведениям предшественников, которые были схожи с темами его собственных сочинений или интересны ему своим высоким стилем и необычной формой. Отсюда, как нам кажется, в Палатинской Антологии встречаются такие разделы, как стихотворения необычных форм и метров (AP XIV) и двойственные по своему содержанию, но изысканные произведения из раздела любовных эпиграмм (AP V) и Стратона (AP XII). Об этом же свидетельствует и сохраненные Константином Родосским стихотворные предисловия Константина Кефалы, который составлял их для учеников Новой школы, где он увещевает учеников не обращать внимание на сюжет, но только на красоту слога.

Таким образом, Палатинская рукопись представляет собой несколько коллекций, которые совместил и отредактировал Константин Родосский. И нас сейчас более всего интересует те произведения, которые могли быть использованы для его собственной поэтической деятельности.

1.2. Константин Родосский и состав Палатинской антологии.

Вышеизложенные аргументы позволяют выявить чрезвычайно важные параллели в поэзии Константина Родосского и того материала, который был им собран в Палатинской антологии. Это обширная тема могла бы стать отдельным исследованием, поэтому в данном разделе мы только вкратце остановимся на основных моментах, связанных с этим вопросом.

Первым произведением, с которого должна была бы начинаться рукопись, но которое отсутствуетна сегодняшний день, является «Парафраз» (или, как указывает Константин Родосский, «экфрасис») на Евангелие от Иоанна Нонна Панополитанского. Его расположение в этом собрании важно по нескольким причинам. Во-первых, это один из самых ранних и важных литературных памятников, где Евангелие пересказывается в поэтической форме, что несомненно имело значение для Константина Родосского в той связи, что он так же поэтически должен был описать евангельские сюжеты, представленные в мозаиках храма св. Апостолов в Константинополе. Во-вторых, поэзия Нонна (начиная с середины IX в.) вновь стала активно изучаться после двухвекового перерыва и для времени Македонского ренессанса была чрезвычайно актуальна.

Экфрасисы Павла Силенциария, Христодора, Иоанна Газского и цикл «Кизикских эпиграмм» могли быть востребованы в связи с интересующим его жанром и примерами разных решений поставленной задачи. То, что в экфрасисе Константина Родосского есть сходные параллели с экфрасисом Павла Силенциария (в особенности, в части описания мраморной облицовки храма св. Апостолов), было очевидно и прежде, но теперь эти догадки могут быть подтверждены документально.

Эпидейктический раздел (AP IXb), включающий значительное количество эпиграмм на памятники Константинополя, был важен для экфрасиса «Семи чудес Константинополя», поскольку среди эпиграмм встречается множество, происходящих из столицы.

Раздел по сатирическим эпиграммам мог заинтересовать Константина Родосского всвязи с тем, что он сам писал подобные эпиграммы на Феодора Пафлагонского и Льва Хиросфакта. Любопытным являетсяи тот факт, что в Палатинской антологии естественным образом присутствуют имена тех авторов, которые, по всей видимости, являлись сторонниками Константина Родосского в сложной научной обстановке Константинополя IX–X веков. В последней книге собрания (там же, где находятся эпиграммы Константина Родосского), мы встречаем эпиграммы Арефы Кесарийского (AP XV, 32-34), который был учеником патриарха Фотия и вместе с Константином являлся ярым противником Льва Хиросфакта. В то время научная полемика развернулась по поводу отношения к античному наследию. Константин Родосский, как можно судить из некоторых его высказываний, относился к тем, кто был за «христианизацию» античности с позиции превознесения Аристотеля, т.е. продолжал линию патриарха Фотия. В то время как Лев Хиросфакт был сторонником прямо противоположного направления, превозносящего идеи платонизма. До наших дней сохранился памфлет Арефы Кесарийского против Льва Хиросфакта, где он обвиняет своего противника в том, что он стал отступником «от наилучшего в эллинских учениях», т.е. аристотелизма, а так же в том, что он «отучился от родной ему веры и переучился в эллинство». Понятие «эллина» с негативным оттенком использует так же Константин Родосский в своем предисловии к исследуемому нами сборнику христианских эпиграмм, который начинается со слов: Τὰ τῶν Χριστιανῶν προτετάχθω εὐσεβῆ τε καὶ θεῖα ἐπιγράμματα κάν οἱ Ἕλληνες ἀπαρέσκωνται ("Благочестивые и богобоязненные эпиграммы христиан я ставлю прежде, даже если эллины недовольны").

М. Лаукстерманн отмечает, что глагол «προτετάχθω» намеренно неоднозначен в этом контексте, поскольку подразумевает не только то, что коллекция христианских эпиграмм расположена прежде античных, но и то, что она имеет приоритет перед ними.

Можно так же предположить, что неслучайным было размещение в «Первой книге» эпиграммы на храм св.Софии в Константинополе: она занимает первое место (AP I, 1) в этом разделе. Повторим, что она была составлена сразу после восстановления иконопочитания, и многие исследователи подчеркиваютее связь с гомилией патриарха Фотия, произнесенной в храме св. Софии в 867 году. Это дополнительно указывает на то, что состав рукописи допустимо рассматривать так же с позиции источника, который отражает предпочтения Константина Родосского относительно современной ему научной ситуации.

Среди других тем стоит отметить, что в наследии Константина Родосского сохранились так же анакреонтические эпиграммы, всвязи с чем в Антологии мы находим соответствующий цикл. Необычайно интересный раздел с фигурными стихами Симмия (ιˈ, AP XIII), свидетельствуют о том интересе к поэтической форме, который проявляет поэт X века.

Если принять вышеизложенную теорию, то мы так же находим ответы на вопросы, которые во множестве задавались по отношению к составу Антологии. Многие ее издатели ставили вопрос по поводу отсутствия в ней тех эпиграмм, которые воспроизведены в Антологии Максима Плануда и целом списке т.н. «малых собраний» («Syllogae minores»). В том случае, если мы рассматриваем Антологию в качестве сборника эпиграмм, то кажется действительно странным, что Константин Родосский проигнорировал многое из того, что было собрано Константином Кефалой. Но если мы предполагаем, что этот сборник предназначался исключительно для личного пользования в качестве подготовительного материала для его собственных произведений, то вопрос отсутствия некоторых эпиграмм из собрания Кефалы объясняется исключительно их невостребованностью конкретным поэтом. Вместе с тем, уже в XII в., после того как рукопись оказалась в пользовании иного владельца, писец Σπ добавляет на пустых страницах произведения, которых не было впервоначальном составе, таким образом редактируя ее для своих целей. Это еще раз доказывает, что каждое подобное собрание или антология (в том числе Антология Плануда или любое из «Syllogae minores») служило своим определенным целям. И объединяя эти литературные памятники в одно целое, мы лишаемся возможности понять назначение каждого из них, как можно предположить, не менее важное, чем создание большой Палатинской антологии.