Прение Флоры и Филлиды

(«Anni parte florida, celo puriore…» CB 92 (65))

Одна из самых популярных вагантских поэм вообще и на тему соперничества клирика и рыцаря в частности; сохранилась в 10 рукописях, не считая первого издания 1599 г., в котором авторство приписано некоему «Рурицию, полустихотворцу», и почти одновременно появившегося английского перевода (в приложении к «Овидиеву Пиру» Дж. Чапмена, 1595; автор перевода неизвестен). Есть основания думать, что именно это произведение было самым ранним из стихов на эту тему (первая половина XII в.?) и послужило образцом в латинской литературе для «Ремирмонского собора», а в новоязычной — для «Флорансы и Бланшефлоры» (середина XII в.), от которых пошли уже остальные версии. (Вальтер сообщает, между прочим, что существует и стихотворный дебат между клириком и рыцарем только в социальном плане, без привлечения мотива любовного соперничества, — к сожалению, еще не изданный.) Стихотворение изысканного ученого стиля, насыщенное античными реминисценциями; жанр его — от эклоги-дебата, тема его — от овидиевского соперничества поэта и воина (но у Овидия, напротив, поэт беден, а воин богат); «Нептунов мул» навеян Клавдианом, VII, 197 (о Нептуновых конях); вакхическая свита с Силеном описана, в конечном счете, по овидиевскому же образцу (напр., «Наука любви», I, 541–548), а связана с Амуром уже у Сидония Аполлинария («Эпиталамий Рурицию и Иберии»).

1. В час, когда забрезжился ясный свет Авроры
Над землей, одетою в вешние уборы.
Сон успокоительный вдруг покинул взоры
У Филлиды молодой и у юной Флоры.

2. Захотелось девушкам в ранний час досуга
Сердца боль бессонную рассказать друг другу,
И пошли гулять они по большому лугу,
Где резвиться весело дружескому кругу.

3. Шли походкой ровною знатные девицы,
Та — рассыпав волосы, та — скрепив их спицей,
Видом — нимфы юные, поступью — царицы;
Как заря, румянились молодые лица.

4. Платьем, ликом, вежеством поровну блистая,
Шли они, и в сердце жизнь билась молодая;
Но была меж девушек разница такая:
Любит рыцаря одна, клирика — другая.

5. Нет меж ними разницы ни в душе, ни в теле,
Обе одинаковы в помысле и в деле,
Схожими одеждами обе грудь одели,
Лишь любовь несхожие им явила цели.

6. Ласково повеивал ветерок игривый,
Луг стелился под ноги зеленью красивой,
А средь зелени ручей вил свои извивы,
Волны резвые катя звонко-говорливо.

7. А над самым берегом всей древесной силой
Исполинская сосна шапку возносила;
Ветками раскинувшись, зной она гасила
По небу идущего жаркого светила.

8. Сели обе девушки на траве прибрежной,
Старшая на ближний холм, младшая на смежный,
Сели и задумались, и в груди их нежной
Снова вспыхнула любовь болью неизбежной.

9. Ведь любовь, таимая в глубине сердечной,
Наше сердце вздохами мучит бесконечно,
Щеки красит бледностью, морщит лоб беспечный,
И под девичьим стыдом жар пылает вечный.

10. Старшая вздыхавшую Флору упрекала,
Теми же упреками Флора отвечала;
Так перекорялися девушки немало,
Наконец, тоску свою каждая признала.

11. Тут и потекли у них волны разговора,
И любовь была ему главная опора,
Вдохновением была и предметом спора;
Вот Филлида начала, попрекая Флору:

12. «Рыцарь мой возлюбленный, мой Парид1 прекрасный,
Где, в каких сражениях длишь ты путь опасный?
О, удел воительский, славимый всечасно,
Ты один достоин ласк Дионеи2 страстной!»

13. Так Филлида славила своего Парида;
Флору подзадорила эта речь Филлиды,
И она промолвила, смехом скрыв обиду:
«Нищий твой возлюбленный важен только с виду!

14. Вспомни философии мудрые законы,
Те, что Аристотель3 нам дал во время оно!
Право, всех счастливее клирик мой ученый,
От рожденья господом щедро одаренный».

15. Вспыхнула Филлидина гневная натура,
И она ответила, поглядевши хмуро:
«Хоть тебя я и люблю, ты — прямая дура,
Что от сердца чистого любишь Эпикура.

16. Эпикуром клирика я зову по праву,
Презирая грубые плотские их нравы:
Есть да пить да сладко спать — вот их все забавы, —
Брось позорную любовь, будь рассудком здрава.

17. Кто в постыдной праздности нежася, жиреет, —
В службе Купидоновой доли не имеет.
Ах, подруга милая, всякий разумеет,
Что совсем иной удел рыцарю довлеет.

18. Рыцарь насыщается пищей самой скудной,
Он не знает роскоши в жизни многотрудной,
Страстный, он гнушается спячкой непробудной:
Лишь любовь живит его и питает чудно.

19. Рыцаря и клирика сравнивать легко ли?
Перед богом и людьми их различны доли:
Моего зовет любовь, твоего — застолье,
Мой дает, а твой берет, — что тут скажешь боле?»

20. Кровь к лицу прихлынула у прелестной Флоры,
Смехом негодующим заблестели взоры,
И она ответила горячо и скоро,
В сердце почерпнув своем едкие укоры:

21. «Да, подруга милая, ты сказала славно,
Ты умеешь говорить хорошо и плавно;
Только в рассуждениях оплошала явно
И свела за упокой свой зачин заздравный.

22. Почитая клирика праздным и ленивым
Пьяницей, обжорою толстым и сонливым,
Вторишь ты завистников наговорам лживым;
А по правде следует звать его счастливым.

23. Я горжусь, что он богат: может, не жалея,
Тратить вековой запас меда и елея,
Есть Церерины дары, пить дары Лиэя4
С блюд и кубков золотых — так ему милее.

24. Ах, житье у клириков сладко беспримерно!
Ни одно перо его не опишет верно.
И не гаснет их любви жар нелицемерный,
И Амур над их челом бьет крылами мерно.

25. Ведомы и клирику страсти нежной стрелы,
Но его от этого не слабеет тело:
Всяким наслаждением наслаждаясь смело,
Он своей возлюбленной прилежит всецело.

26. Изможден и бледен вид рыцарского чина:
Сердце им теснит тоска, слабость ломит спину.
И чего иного ждать в доле их кручинной?
Не бывает следствия там, где нет причины.

27. Бедность для влюбленного — стыдное страданье:
Что он даст, когда его призовут к даянью?
Между тем у клирика все есть в обладанье,
И его дающие не скудеют длани».

28. А Филлида ей в ответ: «Ты болтаешь вволю —
Вижу, ты изведала ту и эту долю;
Но тебе не уступлю без борьбы я поле,
И на этом кончиться спору не позволю.

29. Право, в праздничной толпе, пестрой и задорной,
Даже облик клирика выглядит позорно —
С выбритой макушкою и в одежде черной,
И с лицом, несущим знак мрачности упорной.

30. Грязного ль бездельника милым назову я?
Нет, ищи для этого женщину слепую!
Мой же рыцарь краше всех, на коне гарцуя,
И сверкает шлем его, и сверкает сбруя.

31. Рыцарь мой разит с коня вражеские строи,
А отдав коня пажу, спутнику героя,
И шагая в жаркий бой пешею стопою,
Именует он меня в самой гуще боя.

32. А рассея недругов, словно робких ланей,
Возвратясь с победою с поля бурной брани,
Он взирает на меня средь рукоплесканий,
И поэтому он мне всех мужей желанней».

33. Так Филлида молвила сколь возможно строже,
Только Флора ей в ответ не смолчала тоже:
«Тщетны все слова твои! Что ты ни изложишь,
А верблюда сквозь ушко пропустить не сможешь.

34. Восхваляя рыцарей и хуля духовных,
Ты сама запуталась в бреднях празднословных.
Разве рыцарь в бой идет для венков любовных?
Нет, лишь из-за бедности и убытков кровных.

35. Если бы разумною страсть твоя бывала,
Право бы, ты рыцаря так не воспевала.
Что ему воительство отроду давало?
Только горькую беду, только гнет немалый.

36. Право, служба рыцаря хуже всякой пытки:
В холоде и голоде все его прибытки,
Вечно средь опасностей жизнь его на нитке,
Чтобы только выслужить скудные прожитки.

37. Клирик мой претит тебе грубой рясой темной,
И гуменцем выбритым, и повадкой скромной;
Но не думай, будто он — человек никчемный:
Нет, его могущество истинно огромно.

38. Сколько перед клириком шей и спин склоненных!
Слава на власах его, властью осененных.
Он приказы шлет полкам рыцарей хваленых —
А повелевающий выше подчиненных.

39. Назвала ты праздною клирика породу —
Да, заботы низкие — не его невзгода.
Но когда взлетает он мыслью к небосводу,
Видит он пути светил и вещей природу.

40. Мой блистает в мантии, твой скрипит в кольчуге;
Твой хорош в сражении, мой же — на досуге;
Числит он правителей древние заслуги,
И слагает он стихи в честь своей подруги.

41. Силу чар Венериных и любви законы5
Самым первым высказал клирик мой ученый:
Рыцарь лишь за клириком стал певцом Дионы,
И в твоей же лире есть клириковы звоны».

42. Кончив речь защитную, предложила Флора,
Чтоб крылатый Купидон был судьею спора.
Старшая перечила, но смирилась скоро,
И пошли они искать к богу приговора.

43. Купидон заведомо судия исправный,
Рыцаря и клирика ведает он равно,
Мерит мерой праведной, судит достославно;
И к нему направились девы добронравно.

44. Чинно шли красавицы спор решить обетный,
В красоте сияющей, в скромности приветной,
Эта в белой мантии, та была в двуцветной,
Той был мул, а этой конь помощью нетщетной.

45. Мул, что под Филлидою гордо выгнул шею,
Вскормлен был и выращен при морском Нерее;6
Водный бог прислал его в дар для Кифереи,
В скорби об Адонисе кроткую жалея.

46. Над своей Испанией мать Филлиды правя,
Ликом и служением власть Венеры славя,
От богини мула в дар получила въяве,
Дочери возлюбленной вслед за тем оставя.

47. Статный, славно взнузданный и прекрасный с виду,
Этот мул достоин был несть свою Филлиду —
Знать, недаром некогда для самой Киприды
Возлелеяли его девы-Нереиды.

48. В удилах серебряных шел он, щеголяя,
А попона у него на спине такая,
Что коль спросит кто о ней, молвлю, отвечая:
И она — Нептунов дар из морского края.

49. Такова Филлидина красота убора,
И ничто в ней не было пищей для укора.
Но не менее была хороша и Флора,
Под которою шагал конь, не зная шпоры.

50. Это был поистине статный конь и смелый,
И узда Пегасова на зубах блестела;
А в шерсти, что конское покрывала тело,
Были смешаны цвета вороной и белый.

51. С головой некрупною, с шеей горделивой
Он шагал, украшенный негустою гривой,
Ухом мал, а грудью прям, молодой, красивый,
И поглядывал вокруг кротко, нестроптиво.

52. Длинная спина его, всем на загляденье,
Ни под чьею тяжестью не сгибалась в пене,
Ноги были длинными, стройными колени, —
Ввек природе не творить лучшего творенья!

53. Было пышное седло четвероугольно,
Самоцветы по углам глаз слепили больно,
И оправа золота, как узор окольный,
Облегла слоновью кость широко и вольно.

54. Золотые образы были на оправе
Под рукой ваятеля выведены въяве —
Там Меркурий меж даров восседал во славе,
Свадьбу с Философией пред богами правя.7

55. Не представит зрение, не расскажет слово:
Ни кусочка в золоте не было пустого!
Сам Вулкан, которым был тот узор откован,
Никогда до той поры не ковал такого.

56. Отложивши прежний труд, славный щит Ахилла,
Он на сбрую Флорину все направил силы, —
От подков и до удил все в ней дивно было, —
А поводья из волос сплел супруги милой.8

57. На спине того коня был чепрак червонный,
Мастерством Венериным дивно испещренный,
С белою подбивкою тонкого виссона,
Бахромой развесистой по краям каймленной.

58. Вровень девы ехали, шевеля уздою,
Одаряя все вкруг ясною красою:
Так сияет лилия с розой молодою,
Так звезда плывет в выси с ближнею звездою.

59. Так они к Амурову направлялись раю,
Гневом непогаснувшим каждая сгорая,
Друг на друга с едкостью шутки навостряя —
Если ястребом одна, — соколом вторая.

60. По недолгом времени рощу примечали;
На опушке ручейки ласково журчали,
Ветер легковеющий развевал печали,
И тимпаны с цитрами сладостно звучали.

61. Все, что вздумано людьми в дар своим отрадам,
Сладкозвучием лилось над блаженным садом:
Голоса и музыка здесь звенели рядом,
Четверным и пятерным складываясь ладом.

62. Бубны и псальтерии9 тон им задавали,
Лиры гармонически мерно припевали,
Чистые мелодии флейты изливали,
И рога с рожочками вслед не отставали.

63. Пение над рощею раздавалось птичье,
Всех пернатых голоса там сливались в кличе —
Пели дрозд и горлинка, власть любви велича,
И не молкли соловья жалобы девичьи.10

64. Музыка и пение стаи сладкогласной
И цветы, пестревшие, как ковер прекрасный,
С их благоуханием, чаровавшим властно,
Говорили: здесь стоит храм Любови страстной.

65. Девы шли в святой приют, трепетно робея,
И чем глубже, тем любовь чувствуя сильнее.
Птицы разнозвонкие пели все слышнее,
И душа им вторила, страстью пламенея.

66. Здесь дары бессмертия каждому знакомы,
Здесь на каждом дереве плод висит весомый,
Всюду льются запахи мирры и амома, —
Видишь дом и чувствуешь, кто хозяин дома.

67. Нимфы здесь кружилися в нежном хороводе,
Красотой подобные звездам в небосводе;
Столько было прелести в юном их народе,
Что сердца у девушек дрогнули при входе.

68. Кони остановлены у большого древа;
Сердцем умиленные, чинно сходят девы;
Но едва услышали соловья напевы,
Как опять ланиты их вспыхнули от гнева.

69. Фавны вместе с нимфами в роще потаенной
Воздавали пляскою славу Купидону;
Вакх учил их пению и тимпанов звону,
И кругами шли они, поклоняясь трону.

70. Заплетя цветы в венки, вина в кубках вспеня,
Сохраняя склад и лад в музыке и пенье,
Все они пленяли глаз в круговом движенье,
И была заминка их лишь в одном Силене.

71. С отягченного осла сваливался сонный,
Раздавался смех вокруг божиего трона,
Лепетал старик: «вина!» — но смолкал смущенно
И вином и старостью голос заглушенный.

72. А на троне восседал отпрыск Кифереи,
Меткий лук со стрелами при себе имея;
Крылья горделивую осеняли шею,
И чело прекрасное было звезд светлее.

73. Скипетр он держал в руке в царственном наклоне,
От волос его текли волны благовоний,
Три прекрасных Грации, съединив ладони,
Подносили свой потир божеству на троне.

74. Подступили девушки и, склонив колени,
Богу благодатному вознесли моленья;
Он же лишь завидя их, в знак благоволенья,
Сходит сам навстречу им с золотой ступени.

75. Вопросил он, что вело в эту их дорогу?
И понравился ответ молодому богу.
Повелел он путницам подождать немного —
Суд любви решит их спор — праведно и строго.

76. Хорошо, коль судит бог девичьи раздоры, —
Ведь ему не надобны долгие разборы.
Все узнав и все поняв хорошо и скоро,
Созывает он судей ради приговора.

77. У Любви уставы есть, у Любви есть судьи:
Суть Вещей и Нрав Людей — так зовут их люди.
Оба с разумением все на свете судят,
Зная все, что под луной было, есть и будет.

78. И собравшися на зов и принявши меры,
Чтобы справедливости соблюсти примеры,
Молвил суд обычая, знания и веры:
«Клирик выше рыцаря в царствии Венеры!»

79. Так свершился приговор, так закон положен,
И ему из века в век строже быть и строже.
Знайте это, женщины и девицы тоже,
Для которых рыцари клириков дороже!

  • 1. Парид — то же, что и Парис, герой троянской войны.
  • 2. Диона, Дионея, Киферея — Венера.
  • 3. Аристотель. — Большинство рукописей упоминает не Аристотеля (в средневековой традиции считавшегося женоненавистником), а красавца Алкивиада, ученика Сократа; Шуман сохраняет имя Алкивиада, но смысл текста больше говорит в пользу Аристотеля.
  • 4. …дары Цереры — хлеб; дары Лиэя (Вакха) — вино.
  • 5. Силу чар Венериных… — Эти три стиха даны в пер. Б. И. Ярхо (цитируются им в предисловии к переводу «Песни о Роланде». М.—Л., 1934).
  • 6. Нерей — по-видимому, безоговорочно отождествляется с Нептуном, морским богом.
  • 7. Меркурий… восседал… Свадьбу с Философией… правя… — Свадьба Меркурия с Философией — сюжет аллегорического трактата Марциана Капеллы (нач. V в. н. э.), служившего для средневековья компендиумом семи благородных искусств.
  • 8. …супруги милой. — Супруга Вулкана — Венера.
  • 9. Псальтерий — струнный инструмент, род цитры.
  • 10. …соловья жалобы девичьи. — Намек на миф об обесчещенной Филомеле, превращенной в эту птицу.