Глава IV

80 Близится то, чего ждет Гавейн.

Новогодняя ночь наступила и кончилась.

Рваный рассвет разогнал темноту,

За окнами буря вовсю завывала,

Страшная, зимняя, землю закрыла,

Холод несли бегущие облака,

Пронзительный северный ветер свистел,

Устрашая всех, кто плохо одет.

Снег кусал слабые лица,

Ветер, воя, валился с вершин,

Пронизывая долины, заваленные сугробами.

Рыцарь внимательно вглядывался в окно,

И каждый крик петуха напоминал,

Что вот настало то утро... И Гавейн,

Встав до рассвета, позвал провожатого,

Попросил принести в спальню доспехи,

Потом оседлать и вывести Гринголета.

Слуга помог Гавейну одеться:

Сначала надели шерстяную одежду,

Затем все стальные его доспехи^[85],

Которые были в полном порядке:

Смазана кольчуга, начищены латы —

Все сверкало, как тогда в Камелоте,

Накануне отъезда, накануне того печального

дня.

Поблагодарив слугу фразой сердечной,

Облачился, латами звеня,

Рыцарь, с виду беспечный,

И приказал привести коня.

81 На доспехи накинул широкий плащ

С гербом, искусно вышитым на бархате,

Дорогими камнями окаймленный по краю,

Расшитый по швам и мехом подбитый.

Опоясавшись мечом, поясок прихватил он

(Не забыл Гавейн о своем благе),

Дважды обмотал им тонкую талию

Так, что прекрасно поясок был виден —

Зеленый на алом фоне одежды^[86]!

Звенят на зеленом золотые подвески!

Но не за красоту не забыл его рыцарь,

Не за красоту, а защиты ради.

Ведь лицом к лицу он станет со смертью,

И нельзя никак ему сопротивляться.

Это понятно...

Вышел Гавейн во двор,

Поблагодарил всех слуг многократно

И руки к нему простер —

Ведь нет ему дороги обратно!

82 Гринголет был готов, гладок, оседлан,

Подошел Гавейн, его по боку похлопал,

И пробормотал рыцарь себе под нос:

“Клянусь, что все вассалы в этом замке

Заслужили себе завидную жизнь,

А уж благородный хозяин — и подавно.

Да будет всем им весело вечно,

А милой даме — любви счастливой.

Радушно и щедро приняли гостя,

Вознагради их за это, великий Боже.

А если вдруг суждено мне выжить,

Я сумею их отблагодарить, как должно”.

С этими словами сунул ногу в стремя,

Сел в седло, принял щит у слуги;

За паладином проводник, предоставленный бароном,

Следовал с его тяжелым копьем.

Гавейн острыми шпорами тронул

коня —

И по булыжникам двора

Помчался, доспехами звеня.

“Господи, в путь мне пора.

Благослови этот замок и меня!”

83 Вот опустили подъемный мост,

Рыцарь перекрестился, проехал в ворота,

Попрощался с привратником, что, встав на колени,

Доброго дня пожелал паладину,

Моля Господа оберегать Гавейна.

И рыцарь с провожатым навстречу судьбе

Поехал получить последний удар...

Скакали они по холодным холмам.

Погода портилась, пал туман,

Превращавшийся на вершинах в легкую дымку,

Но на каждом склоне каждой горы

Клобуком клубился, кипел туман,

Темный, тяжелый, как монашеский капюшон.

По склонам, спеша, скатывались ручьи,

Вдруг веселый луч ворвался во мглу —

Встало позднее зимнее солнце.

Тропа по склону холма продолжала

виться.

Снег лежал кругом,

Было тихо: ни зверя, ни птицы.

Провожатый, взмахнув плащом,

Знак подал остановиться.

84 "Вот я вас и привел, — сказал он. —

Мы совсем рядом с тем самым местом,

Которое вы так долго искали,

О котором расспрашивали разных людей.

Но я вас уж знаю, и вы мне дороги,

И поэтому я скажу откровенно:

Лучше послушайтесь моего совета,

Это место очень и очень опасно,

Тут живет злодей, всех злодеев злобней,

Но к тому же яростен он и отважен,

Этому великану не смогли бы сопротивляться

И четыре рыцаря короля Артура!

Он ростом выше всех людей на свете,

Сильней и Ахилла, и Гектора^[87] вместе,

Кто б ни ехал мимо Зеленой Часовни,

Как бы мастерски ни владел оружьем,

Он убьет проезжего одним ударом!

Жесток и безжалостен ко всему живому,

Будь то рыцарь, крестьянин или священник.

Для злодея главная радость в жизни —

Убить каждого, кто поближе подъедет.

Это верно, как то, что пока в седле вы,

Не спускайтесь с холма, не спешите к смерти!

Поверьте мне, если бы и полсотни жизней

Было у вас — все равно бы их все

потеряли!

Нет никакой защиты,

Всё против него испытали.

Спуститесь — и вы убиты;

Тут уже многие пали.

85 Господин мой, сэр Гавейн, Господа ради

Оставьте в покое этого человека,

Поезжайте лучше в любую сторону,

Быть может, будет к вам Бог благосклонен,

А я со своей стороны обещаю,

Клянусь вам всеми святыми мощами,

Что ваш секрет сохраню, не скажу

Никому ни слова о том, что вы

Не доехали до дьявольской этой часовни”.

“Благодарю вас, — ответил Гавейн

И холодно прибавил:— Желаю удачи

Вам, пожелавшему мне добра,

Но как бы вы мой секрет ни хранили

(А слову вы будете верны, я вам верю),

Если, послушав вашего совета,

Я удеру, — мне удачи не будет,

Не рыцарем буду тогда я, а трусом,

И не будет мне за это прощенья.

Нет, войду я в часовню — будь что будет!

Хочу побеседовать с ним, пусть он мрачный

тип

И, вернее всего, — с дубиной^[88],

Но должен к нему я пойти.

Господи, великий и единый,

Слугу своего защити!”

86 "Ну, если вы и верно вздумали

Сами смерть на себя накликать

И жизнь вам не дорога, — что же, езжайте,

Я вам препятствовать, сэр, не стану!

Надевайте шлем, вот ваше копье,

По тропинке мимо скалы спуститесь

И так доберетесь до дна долины.

Гляньте налево — увидите и часовню,

И воина-великана, что ее охраняет.

Благослови вас Бог, благородный рыцарь,

Не поеду я дальше за все золото мира,

Ни на фут, ни на дюйм по этому лесу!”

Повернул он коня, сдавил шпорами

И прочь поскакал, оставив рыцаря

одного.

Тот молвил: “Клянусь святыми,

Божьей воле я послушен, и оттого

Никто не услышит отныне

Ни жалоб, ни стона моего!”

87 Гринголета пришпорил, поехал по тропинке,

Спустился по склону мимо скалы.

Огляделся — ну что за дикое место!

Ни жилья, ни людей нигде не видно.

По сторонам громоздятся скалы,

Ощетинившиеся кустарником жестким,

Облака от верхушек скал неотделимы.

Придержал он коня, глянул кругом —

Нигде ничего похожего на часовню.

Странным все это ему казалось.

За поляной какой-то крутой курган

У обрывистого берега бурной реки.

Он подъехал к воде — воет водопад.

Спешился рыцарь у водопада,

Коня привязал к узловатой липе.

Крутой курган кругом обошел он,

Пытаясь понять, что же это такое.

С трех сторон только три темных входа

Травой заросли, а внутри — пусто.

Пещера ли то, расщелина ли в скале?

Неужели Зеленая Часовня? Но отчего

так темна?

“Теперь-то я вижу воочью:

Вот тебе на!

Тут, верно, заутрени ночью

Служит сам Сатана!”

88 "Ну, в самом деле, — себе сказал он, —

Часовня, заросшая серыми сорняками,

Тому зловещему зеленому злодею

Соответствует — служить сатанинские мессы.

Да, пригласил меня сам Сатана

В сие обиталище злого рока!

Я всем своим существом ощущаю —

Вот самая несвятая церковь

Из всех, в какие входить мне случалось”.

С копьем и в шлеме вскарабкался рыцарь

На крышу грубого сооруженья,

С высоты кургана он услышал невнятный

Шум из скалы, над рекой наклоненной,

Вжик-вжжик — злобно звучало,

Словно готова скала расколоться,

Словно кто-то на камне точит косу

Или вода на мельничном колесе

Ревет и свистит, аж слушать страшно!

“Клянусь Богом, — сказал Гавейн, —

Этот шум в мою честь раздается.

Черти, наверно, меня приветствуют.

Ну и пусть

Будет, как Бог пожелает.

Но я назад не вернусь,

Пусть хоть жизнь потеряю,

Но шума не убоюсь”.

89 И громко Гавейн закричал: “Эгей!

Кто тут хозяин, кто меня звал?

Я — Гавейн, я верен своему слову.

Если тут кто-нибудь чего-нибудь хочет,

Выходи немедля или прощай навсегда”.

“Подожди, — прогремело над самым ухом. —

Подожди, получишь то, что положено”.

И в скале опять зашуршало шумно:

Там точить топор продолжали.

Наконец некто из-за скалы

Вышел с тяжелой датской секирой^[89],

Свежезаточенной, серебром сверкавшей,

Огромное лезвие загнуто к рукояти,

Блещет лезвие, дважды два фута^[90],

К рукояти ремень прикреплен блестящий.

А человек — все в том же зеленом,

И лицо, и волосы зеленые тоже,

Только теперь топал пешком он,

Упираясь в землю древком секиры.

Реку не вброд перешел — перепрыгнул,

Секирой, словно шестом оттолкнувшись.

Решительно и яростно двигался среди поля

снегового.

В поклоне Гавейн отступил назад,

А Зеленый сказал сурово:

“Что ж, дорогой сэр, я рад,

Что вы сдержали слово.

90 Добро пожаловать, сэр Гавейн,

Да хранит тебя Господь Вседержитель!

Как честный человек в назначенный час

Пришел ты, помня про наш уговор.

Ровно год назад в Камелоте

По-доброму мы с тобой договорились,

Что в первый день Нового года

Должен я тут с тобой рассчитаться.

Нам никто помешать не может,

Сражаться можем сколько угодно.

Снимай-ка шлем, получи положенное.

И помни — сопротивляйся не более,

Чем я тогда твоему удару,

Когда ты срубил мне голову разом”.

“Клянусь Господом, — проговорил Гавейн, —

Я на тебя ничуть не обижусь,

Независимо от того, что со мной будет.

Но ограничься одним ударом.

Я смирно стою, руби с одного

взмаха!”

Наклонил он белую шею,

Словно была тут плаха.

Сам же не стал бледнее —

Не Гавейну дрожать от страха!

91 Тот рыцарь тяжелый топор поднял,

Вложив всю силу свою в секиру,

Размахнулся так, что морозный воздух

Рассекло со свистом сверкающее лезвие.

Упади топор с эдакой силой,

Разрубил бы надвое сэра Гавейна!

Глянул Гавейн на секиру искоса —

И еле заметно дернулись плечи.

Глянул рыцарь на Гавейна грозно —

И резко в воздухе задержал оружие:

— “Ты — не Гавейн, — сказал он сурово, —

Ведь Гавейн — выдающийся рыцарь,

Ни перед чем не знающий страха,

А ты до удара уже ускользаешь.

Не может Гавейн быть таким трусливым.

Я в прошлом году и не шелохнулся,

Голова укатилась — я и не вздрогнул.

А ты до удара дрогнул душою.

Я лучший рыцарь, чем ты, признай это

смело”.

“Больше не вздрогну, — сказал Гавейн, —

Но тут ведь такое дело,

Если моя голова упадет меж камней,

Ее, как твою не приделать.

92 Поторопись, приятель, честью клянусь,

Что приму удар и даже не шелохнусь,

Пока твой топор меня не ударит”.

“Получи же, — вскричал тут его противник

И поднял секиру, — да совершится!”

Засверкал зрачками Зеленый Рыцарь,

Замахнулся — но замерло в воздухе оружье.

Твердо Гавейн ожидал удара,

Но не последовало удара.

Гавейн стоял, как скала, как пень,

Который корнями крепится к почве.

И заговорил вновь Зеленый Рыцарь:

“Теперь, когда мужество твое вернулось,

Я в самом деле тебя ударю.

Пускай твое рыцарское достоинство

(А тебя ведь сам Артур посвятил),

Пусть оно, если только сможет,

От секиры спасет твою сильную шею”.

Гавейн рассердился: “Давай, ради Бога,

Злобный тип, заруби меня, да поживее;

Слишком много слов — или сам испугался?”

“Погоди! — перебил Зеленый Рыцарь, —

Так злобна твоя речь, что теперь

терпеть

Я дольше не стану”.

Гавейн не мог тут не побледнеть

(И это вовсе не странно —

Ведь он не надеялся уцелеть!).

93 Зеленый Рыцарь вскинул топор,

Но, несмотря на ярость удара,

Легко, словно бритва скользнула по шее,

Едва оцарапав ее, секира.

Струйкой на снег брызнула кровь.

Гавейн, увидев кровь на снегу,

Рванулся вперед, надел свой шлем,

Одним движеньем приладил щит^[91],

Стремительно схватил сверкающий меч,

Яростной речью воздух потряс

(Ни разу в жизни так счастлив он не был!):

“Нет уж, сэр, никаких ударов!

Я принял один, как было условлено,

Но если вы намерены снова, —

Верьте, я все вам верну с удовольствием.

Лишь один

Мне полагалось удар получить,

И он уже позади, позади!

Значит так уж тому и быть —

Остановитесь, дорогой господин!”

94 Отошел от него Зеленый Рыцарь,

Стал в стороне, опершись на секиру,

Смотрит на смельчака — как тот на снегу

Стоит бесстрашно, изготовившись к бою.

Очень одобрил он такое обращенье,

Но виду не подал и весело возгласил:

“Отважный рыцарь, ни к чему ваша ярость,

Никто не обидел вас в этом поле,

Нет ничего, не соответствующего договору,

Заключенному там, при дворе Артура.

Я вам один удар был должен,

И вы, что положено, получили,

Теперь, разумеется, мы в расчете,

И никому ничего не должны вы.

Конечно, если бы я захотел,

Стукнул бы вас несравненно сильнее.

Но, видите, вам я вредить не намерен:

Сначала в шутку я пригрозил вам,

Потом, не поранив, притворный удар

Нанес в соответствии с уговором в день первый —

Ведь весь свой выигрыш вы отдали честно.

А за выигрыш ваш во второй день,

Когда вас моя жена целовала

И честно вы отдали мне поцелуи, —

Вторично вы мнимый удар получили.

За эти два дня — два ложных замаха,

Не причинивших вам совсем никакого

вреда.

Честный человек обязан

Долги возвращать всегда.

А нечестность третьего раза

Обернулась царапиной — не беда.

95 Это мой поясок зеленый на вас,

Ведь моя жена вам его вручила.

Я-то знаю все — и про ее поцелуи,

И про то, как она к вам, сэр, приставала:

Я ведь сам все это придумал,

Сам послал ее испытать вас.

Вы и верно вели себя безупречно,

Видно, и вправду во все времена

Все рыцари в сравненьи с благородным Гавейном —

Горошины в сравненьи с бесценной жемчужиной!

И все же вы не совсем безупречны,

И все же вы не во всем надежны, —

Но не потому, что пояс красивый,

И не потому, что подарен дамой,

Просто вы жизнью своей дорожите,

А это, уверяю вас, упрека не стоит”.

Глубоко тут задумался славный Гавейн,

Сильно потрясенный, он устыдился;

Зарделось лицо от слов правдивых,

Что услышал он от Зеленого Рыцаря.

Помолчал, помолчал, потом промолвил:

“Да будут прокляты трусость и жадность,

Для рыцарской доблести в них униженье!”

Развязал поясок и снял, и кинул

Зеленому Рыцарю прямо в руки:

“Вот знак доброго моего доверия,

Да будет он проклят: ведь я боялся

Удара ответного, — это и скупость,

И трусость толкнули на нечестный поступок!

Сам своей сущности я изменил:

Ведь главное в рыцаре — щедрость и верность.

И вот — в нечестном деле повинен

Я, хоть предательство и ненавижу!

Я готов

Все свои проступки признать

И полную правоту ваших слов,

Решайте сами, как наказать

Того, на ком столько грехов”.

96 В ответ радостно рассмеялся барон:

“О, полностью все вы искупили.

Признаньем ошибок очистились вы,

Все искуплено ударом секиры.

Итак, все ваши грехи прощены,

Как новорожденный, вы чисты,

А поясок этот я вам дарю —

Он того же цвета, что и мой плащ,

И вам, благородный рыцарь, он будет

Памятью о поучительном приключенье,

О том, что случилось в Зеленой Часовне.

Ну, а теперь вернемся в мой замок,

Встретим приятно и весело праздник

Нового года. Вернемся вместе.

К тому же, с женой моей я должен

Помирить отважного сэра Гавейна.

Ведь немало

Неприятностей эта плутовка,

В эти три дня вам доставляла,

Надула вас исключительно ловко —

Даже сама себя переиграла”.

97 "Нет, — сказал рыцарь, снимая шлем, —

Я уже гостил у вас, да будет удача

Вам во всем, охрани вас Господь!

И, пожалуйста, передайте привет от меня

Благородной даме, вашей жене,

А также другой глубокоуважаемой даме;

Так умно меня провели они,

Но глупец и должен вести себя глупо

И в беду угодить из-за женских уловок.

Тому немало найдется примеров:

Первая женщина обманула Адама,

Далила беду навлекла на Самсона,

А уж несчастьям Соломона — так нет и счету,

Да и Давид пострадал от Вирсавии^[92].

Легко нас ловит лукавство любимых,

Ведь женщинам верить вообще-то не надо:

Все эти великие мужи древности

Были истинными любимцами судьбы,

Отмечены знаком небес, но все равно —

их обманули.

Женщины, что вели себя лживо,

В бараний рог их согнули,

Так что вовсе не диво,

Что и меня надули.

98 А касательно вашего пояска — так как же!

Господь за него вас отблагодарит!

Приму прекрасный пояс в подарок —

Не за шелк знатный, не за кайму золотую,

Не за превосходно прочеканенные подвески,

Не за изящество особой отделки,

Но как напоминанье о моем недостойном

Проступке: чуть подумаю, что безупречен, —

Тут же взгляну на него и вспомню

О том, как легко запятнать себя грехами.

А чуть загоржусь боевым искусством —

Одного взгляда на эти узоры

Довольно будет, чтобы мне напомнить:

Пора, пора усмирить гордыню!

Но об одном я вас, сэр, умоляю:

Вы, хозяин всех этих владений,

Не обижайтесь вы на вопрос того,

Кого так прекрасно тут принимали, —

Да вознаградит вас Всевышний за это, —

Скажите мне свое истинное имя,

И больше вас ни о чем не спрошу я”.

“Честно отвечаю, — сказал Зеленый, —

Здесь меня зовут Бертилак де От-Дезерт^[93].

Фея Моргана^[94], что живет в моем доме,

В магии многое может, вид мой —

Плод ее знаний в тайных искусствах.

Моргана многому от Мерлина^[95] научилась,

Ведь была она любовницей Колдуна,

как известно.

Так вот, эта самая Моргана

Хитро и ловко, но честно

Людей, гордыней обуянных,

Умеет ставить на место.

99 Она и послала меня в Камелот,

К брату своему в эдаком виде,

Чтоб гордость вашу испытать искусно

И проверить, правда ли миру поведана

О славных рыцарях Круглого стола,

Чтоб силой странного чуда свести

С ума всех вас, ну, а прежде всего

Королеву Гиневру до смерти напугать

Видом зеленого рыцаря, у стола

Спокойно стоящего с головой в руках.

На нее не сердитесь, славный Гавейн,

Ибо эта весьма почтенная дама

Вам приходится тетушкой: ведь она

Старшая сводная сестра короля —

Дочь той самой герцогини Тинтажельской,

Которая стала славной супругой

Утера Пендрагона и матерью Артура.

Так что невежливо тетю не навестить,

Заодно всех в замке поздравите с праздником.

А я, сэр, вам только добра желаю,

Ценю вас больше всех рыцарей в мире

За прямоту и преданность вашу”.

Но Гавейн ехать в замок отказался.

Обнялись они, друг друга благословили:

“Ну вот,

Пора и расстаться нам”.

“Да, каждого свой путь ждет”.

И разъехались: рыцарь — по своим делам,

А сэр Гавейн — в Камелот.

100 По дальним, диким, затерянным тропам

Гавейн, чью жизнь сберегли благородно,

Отправился в обратную долгую дорогу.

То он ночует у кого-нибудь в доме,

То спит в лесу под открытым небом.

По дороге было много побед и приключений,

Но не собираюсь о них я рассказывать подробно.

Рана зарубцевалась на шее, и рыцарь

Пояском рубец прикрыл, как перевязью,

Концы под левой рукой завязав,

В знак вины своей неизбывной.

Так он и прибыл во дворец к Артуру.

Все были рады возвращенью Гавейна.

Артур расцеловал его, королева тоже.

Рыцари расспрашивали о его приключеньях,

И он рассказал удивительную историю,

Не утаив ничего^[96] из того, что было.

О Зеленом Рыцаре, о Зеленой Часовне,

О прекрасной даме, о ее проказах

И о роскошном поясе, подаренном дважды.

Показал царапину на шее, полученную

в напоминанье

О том, что он утаил.

И раздавались его стенанья,

От стыда он весь красный был,

Пока делал свои признанья.

101 "Посмотри, повелитель, — продолжал Гавейн,

Прикоснувшись к пояску, — вот она, память

О трусости и жадности моей постыдной.

На вероломстве меня изловили!

Буду носить на шее, никогда не снимая;

Скрыть плохой поступок, конечно, можно,

Но никто не сделает бывшее небывшим,

И содеянное однажды не денется никуда”.

Король и рыцари утешали Гавейна,

Весело смеялся весь двор, все решили,

Что рыцари и дамы Круглого стола,

Любой, в их братство входящий, будет

Носить через плечо зеленую перевязь^[97]

В честь приключений сэра Гавейна.

С тех пор свидетельствует зеленая лента

О доброй славе Круглого стола,

Как рассказано о том в лучшем романе.

Вот что случилось во времена Артура.

Все в британских хрониках записано точно,

С тех пор как Брут на берег Британии

Высадился вместе с благородными героями

После пожара и падения Трои. —

Вот и конец

Рассказу о делах минувших дней.

Да благословит нас Небесный отец,

И да охранит святостью своей

Тот, Кто носит терновый венец!

Аминь.

HONI SOIT QUI MAL Y PENSE^[98].

85

...Сначала надели шерстяную одежду, /Затем все остальные его доспехи... — В строфах 80—81, как и при отъезде Гавейна из Камелота, описывается его одежда и вооружение. Однако на этот раз вместо щита с изображением пентаграммы и Девы Марии говорится о поясе леди, который Гавейн надел “защиты ради”.

(обратно)

86

...прекрасно поясок был виден — / Зеленый на алом фоне одежды! — Интересно, что Гавейн надевает пояс леди сверху, а не под панцирь, как можно было бы ожидать. Он уезжает на рассвете и знает, что не встретится с бароном, с которым распрощался накануне вечером.

(обратно)

87

Ахилл и Гектор — персонажи греческой мифологии, герои Троянской войны. В оригинале упоминается только Гектор — старший сын троянского царя Приама и его второй жены Гекубы. Гектор возглавлял сопротивление троянцев грекам; его подвиги и борьба с наиболее прославленными противниками — Ахиллом, Аяксом, Патроклом — подробно описаны в поэме Гомера “Илиада”.

(обратно)

88

...И, вернее всего, — с дубиной... — По представлению человека из цивилизованного общества, такому свирепому персонажу, похожему на дикого человека из лесов, встречающегося в рыцарских романах, вполне подошла бы дубина.

(обратно)

89

Датская секира — боевой топор с длинным лезвием. Назывался “датским”, потому что был любимым оружием викингов, совершавших набеги на британские и французские земли.

(обратно)

90

Дважды два фута — 122 см.

(обратно)

91

...Одним движеньем приладил щит... — Щит был на спине у Гавейна, и одним движением плеч он перекинул его на грудь.

(обратно)

92

...Первая женщина обманула Адама... — Перечисляемые Гавейном библейские эпизоды, в которых женщины сбивали мужчин с пути истинного, часто использовались в проповедях. Ева, поддавшись искушению змея, вкусила плод с Древа познания добра и зла и уговорила Адама попробовать его, после чего оба были изгнаны из рая. Правитель и судья Израиля Самсон обладал огромной силой. Его возлюбленная Далила выведала, в чем ее секрет (он крылся в волосах, которых с рождения не касалась бритва), остригла ночью его волосы и за вознаграждение предала Самсона врагам. У Соломона было много жен разных вероисповеданий, и он строил для них небольшие храмы. Это вызвало бурное недовольство иудеев, потому что нарушало монотеизм. С крыши своего дворца царь Давид увидел, как купается Вирсавия, жена Урии, одного из его военачальников. Он повелел доставить ее во дворец, спал с нею, и она забеременела. Соблазн ввел Давида в грех, он возжелал чужой жены, а желание скрыть свой грех толкает его на еще большие прегрешения. Он приказывает командиру Урии послать того на верную смерть. Затем Давид женится на Вирсавии, но их первый сын умирает через несколько дней после рождения.

(обратно)

93

Бертилак де От-Дезерт. — Это имя, вероятно, кельтского происхождения; Hautdesert может означать “уединенное жилище на вершине”, поскольку слово disert в кельтских языках приобрело значение “уединенное жилище”. Однако кельтское значение вряд ли имелось автором в виду: имя составлено на характерный французский манер. Элемент desert, означающий “пустынное, необитаемое место”, достаточно часто встречается во французских составных географических названиях; haut обозначает “верх, высокий”. От-Дезерт, очевидно, относится к замку барона, стоящему на холме (средневековые замки всегда строились на возвышенной местности) посреди диких лесов. Вряд ли оно относится к Зеленой Часовне — никому не известному кургану, к тому же расположенному в долине.

(обратно)

94

Фея Моргана — сводная сестра Артура, тетя Гавейна. Моргана — дочь герцога Корнуолльского и Игрейн. Король Англии Утер Пендрагон полюбил Игрейн и пошел на герцога войной. Мерлин, советник Утера (а впоследствии и его сына Артура), делает так, что Утер принимает облик мужа Игрейн, когда тот выезжает ночью на вылазку против королевских войск. Мерлин проводит Утера в замок Тинтажель, и тот, проведя ночь с Игрейн, зачинает Артура. Герцог во время вылазки погибает, и Утер женится на Игрейн. (Эта история впервые рассказана в “Истории бриттов” Гальфрида, где имя короля расшифровывается как “Утер Драконья Голова”. Бертилак напоминает ее Гавейну в строфе 99.)

Родившегося Артура забирает Мерлин и передает его на воспитание одному из подданных Утера — барону Эктору. По одной из версий, Моргану после рождения Артура отправили в монастырь, чем можно объяснить ее нелюбовь к брату. Гиневру она тоже не любила. О причинах этой ненависти рассказывается, в частности, в “Ланселоте”, входящем в “Вульгату”. У Морганы была интрига с одним из рыцарей, раскрытая королевой. Моргана вынуждена была покинуть двор; присоединившись к Мерлину, она многое узнала у него о тайнах магии. Чтобы отомстить Гиневре и рыцарям Круглого стола, она построила в долине часовню, из которой тот, кто нарушил любовный обет, не мог выйти. Несколько рыцарей оказались заточенными в этой часовне, однако их спас Ланселот. Возможно, эта история стала поводом для включения этого персонажа в поэму “Сэр Гавейн”.

(обратно)

95

Мерлин — Самые ранние упоминания о Мерлине (точнее, о волшебнике, который потом стал ассоциироваться с ним) встречаются в кельтском фольклоре. Мерлин считался полудемоном-получеловеком. Гальфрид Монмутский собрал эти сведения, а также упоминания Ненния о молодом человеке по имени Амброзий, который пророчествовал при дворе короля Вортигерна, управлявшего центральными и южными землями Британии во второй четверти V в. Своего мага Гальфрид назвал Мерлин Амброзий и описал его деяния и пророчества в “Истории бриттов” и “Жизни Мерлина”. В Средние века древние мегалитические сооружения, в частности, Стоунхендж, считались постройками Мерлина.

(обратно)

96

...И он рассказал удивительную историю, / Не утаив ничего... — Возвращение ко двору и рассказ о своих приключениях были общепринятой практикой в романах артуровского цикла. В “Истории Мерлина” маг советует Артуру заставить каждого рыцаря перед отъездом в путешествие поклясться, что по возвращении он расскажет всю правду о том, что с ним приключилось.

(обратно)

97

...все решили, / Что... любой, в их братство входящий, будет / Носить через плечо зеленую перевязь... — Это решение порой рассматривается как указание на то, что “Сэр Гавейн” был написан по случаю основания какого-нибудь ордена. Французская фраза в конце романа “Honi Soit Qui Mai Y Pense” является девизом Ордена подвязки, основанного в 1348 г., однако лента этого ордена — голубая, и носится она ниже левого колена. Ни у какого другого ордена не было зеленой ленты.

(обратно)

98

Honi Soit Qui Mai Y Pense — “Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает”. Как гласит легенда, когда английский король Эдуард III танцевал на балу с Джоан, графиней Солсбери, у нее упала подвязка от чулка. Эдуард поднял подвязку, повязал ее себе на ногу и предостерег присутствующих от насмешек, сказав эту фразу. Она и стала девизом Ордена подвязки.

Современные исследователи полагают, что вряд ли этот эпизод стал поводом для основания Ордена. Вероятно, под подвязкой имеется в виду ремешок, которым прикреплялись детали доспехов: его могли счесть подходящим символом братства рыцарей, посвятивших себя служению родине. Девиз же Ордена может быть ответом противникам Эдуарда, претендовавшего на французский трон.

(обратно)