И. Э. Циперович. От китайского сказа X—XIII вв. к авторской повести ни хуабэнь

По изд.: Жемчужная рубашка — СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1999


В Китае в конце династии Мин (1368—1644)—начале династии Цин (1644—1911) широкое распространение получил особый вид художественной прозы, рассчитанной не на высокообразованных людей, как было принято в былые времена, а на простого читателя или слушателя из народа. Повести и романы, принадлежащие к такой (простонародной) литературе, обозначают в китайском литературоведении общим термином сяошо. Наряду с драмой эти произведения становятся ведущим направлением, составляют литератур­ное лицо той эпохи. Значительное влияние оказали они и на процесс даль­нейшей демократизации китайской Литературы. Даже противники подобной литературы были вынуждены признать этот факт. Так, один из них — из­вестный ученый, историк, литератор и политический деятель Цянь Да-син (1728—1804) свидетельствует: «С древних времен существовали три направ­ления: конфуцианство, буддизм и даосизм. Начиная же с периода Мин по­явилось еще одно — сяошо. Произведения типа сяошо... даже самими их авторами никогда не рассматривались как самостоятельное направление. Од­нако и сановники, и крестьяне, и ремесленники, и торговцы — все увлека­лись этой литературой; даже неграмотные дети и женщины слушали эти произведения с таким интересом, будто видели перед собой все, о чем в них говорилось. Таким образом, следует сказать, что эта литература распростра­нилась еще более широко, чем конфуцианство, буддизм и даосизм»1.

Все это отнюдь не означает, что в те времена наметился упадок в ху­дожественной прозе, которая создавалась в традиционной манере на старом, трудновоспринимаемом на слух языке вэньянь и испокон веков предназнача­лась для высокообразованных людей. Как раз наоборот: именно в тот период было создано огромное количество произведений высокой прозы, историче­ские повествования, философские и критические трактаты, доклады, эпита­фии, эссе, новеллы и многое другое, но и в них наметился качественный сдвиг в сторону демократизации.

Что касается китайских повестей сяошо, то их называют обычно «популярный рассказ» (тунсу сяошо) или «короткая повесть на языке байхуа» (дуаньпянь байхуа сяошо). Обращенные к средним и низшим слоям город­ского населения, повести эти создавались литераторами в манере, присущей хуабэням (в переводе: основа для сказа), и потому в китайском литературо­ведении были определены как «подражание хуабэням» (ни хуабэнь).

Знакомство с хуабэнями, которые легли в основу повестей, им подра­жающих, уводит нас в глубину веков к периоду особой популярности устного народного творчества, прежде всего — к деятельности народных сказителей.

Отдельные упоминания о сказителях можно найти уже в китайских источниках VIII—IX вв., однако подлинный расцвет их творчества относится к эпохе Сун (X—XIII вв.) — периоду, когда ремесла и торговля, достигнув небывалого размаха, вызвали бурный рост городов и вовлекли в их кипучую жизнь огромные массы простого люда. В те времена не только в столицах сунского Китая — городах Кайфэне и Ханчжоу, но и в других (главным об­разом южных) крупных городах на торговых площадях и в прочих людных местах сооружались так называемые «черепичные навесы» для публичных представлений, где кукольники, певцы, фокусники, актеры, прыгуны и борцы показывали свое искусство. Отводились специальные места и для рассказчи­ков. Одни из них пересказывали буддийские сутры, другие — любовные или фантастические истории, третьи — повествовали о благородных чиновниках и справедливых судьях, четвертые — о героическом прошлом: легендарных сражениях, известных в народе полководцах. Чаще всего сюжет для сказа черпался из книг, однако порой творцами своих историй были и сами рас­сказчики. Чтобы не оказаться хуже собратьев по ремеслу и не лишиться за­работка, они вынуждены были постоянно оттачивать свое мастерство, делать повествование более увлекательным, эмоциональным. Горожане любили по­слушать в свободное время сказителя, его интересные и поучительные исто­рии о жизни ремесленников, слуг, монахов, торговцев и прочего простого люда. Популярность сказителей в ту эпоху была столь велика, что имена наиболее талантливых из них упомянуты в китайских источниках, описы­вающих жизнь Кайфэна и Ханчжоу в сунский период.

Мы располагаем теперь не только сведениями о рассказчиках той по­ры, но и самими текстами их рассказов — так называемыми хуабэнями. Хуабэни представляли собой либо запись рассказа со слов исполнителя, ли­бо текст, по которому велся сказ. Ранние хуабэни далеко не одинаковы по своим художественным достоинствам. Некоторые довольно примитивны по содержанию, стилю и языку и напоминают собой скорее небрежно сделан­ную запись, нежели художественное произведение. Другие выделяются стройностью компоцизии, хорошим стилем и языком. Такие хуабэни могут рассматриваться как истинно художественная проза, как свидетельство того, какого высокого уровня развития в свое время достиг простой народный рас­сказ. Подобные рассказы были образно названы Лу Синем «литературой ко­лодцев и рынка».

Демократическая природа хуабэней, специфика исполнения сказа и задач, которые ставил перед собой сказитель, определили и их характерные особенности. Основной чертой этого жанра является язык повествования: хуабэни написаны не на труднодоступном литературном языке вэньянь, а на языке, близком к разговорному. Как справедливо отмечает чешский китаевед акад. Я. Прушек, «...лучшие образцы народных рассказов сунского периода представляют собой попытку создания произведений искусства на разговор­ном языке, в котором сохраняются все черты, характерные для простой, ес­тественной речи и диалога»2. Кроме того, непременна увлекательность сюже­та хуабэней, которая всегда сочетается с его дидактичностью, призывом оце­нить происходящее, сделать из него вывод для себя.

Литературная форма хуабэней подчинена ряду обязательных элемен­тов. Повествование начинается со своеобразного «введения в сказ» (жу хуа) — небольшого самостоятельного рассказа, так или иначе связанного с идеей основного повествования; такое вступление давало сказителю воз­можность оттянуть время, пока подойдет народ, и начать основной рассказ, когда слушателей соберется побольше. Обычно рассказ обрамляется стихами; сказитель либо сочинял их сам, либо черпал из народных стихов и песен. Довольно часто вкрапляются стихи и в сам текст повествования; вводятся они, как правило, в наиболее эмоционально насыщенных местах — при вы­ражении душевных чувств героя, описании красот природы, женской привле­кательности, героических поступков персонажей. При устном исполнении стихи, по китайской традиции, читались нараспев, порой они исполнялись и в музыкальном сопровождении, что придавало сказу большую выразитель­ность, делало его более живым и в определенной мере роднило с театраль­ным представлением.

К концу XIII в. деятельность сказителей постепенно сходит на нет. Причиной тому явились, с одной стороны, политические события в стране, которые привели к почти столетнему господству в Китае монгольской дина­стии Юань (1271 —1368), с другой — решительное неприятие ортодоксаль­ными литературными кругами устного народного творчества — произведений жанра сяошо и драм. Такая литература рассматривалась власть имущими не только как «низкая», недостойная внимания, но и как вредная. Запреты на нее в той или иной форме существовали в Китае с конца XIII и чуть ли не до начала XX в.3

И все же жанру хуабэнь не суждено было кануть в Лету. Отдельные хуабэни дошли до нас в нескольких собраниях, из которых известны, напри­мер, хуабэни из сборника Хун Бяня «Повести из горного приюта чистоты и покоя» («Цин пин шань тан хуабэнь») и «Столичное издание популярных повестей» («Цзин бэнь тунсу сяошо»). Повести, вошедшие в эти собрания, скорее всего, датируются XIII в. или несколько позднее4.

★ ★ ★

Хуабэнь возрождается как жанр в XVI—XVII вв., в конце династии Мин, но уже не в виде фольклора, а в виде авторской повести, написанной в подражание хуабэням (ни хуабэнь).

В возросшем интересе писательских кругов того периода к драме, ро­ману и повести — увлекательной и доступной по языку литературе, отра­жавшей потребности основной массы населения (ремесленников, крестьян, торговцев, мелкого чиновничества), несомненную роль сыграли особенности политического, экономического и культурного развития Китая в XVI— XVII вв.5

Что касается подражательной повести ни хуабэнь, то интерес к ней в то время был столь велик, что конец XVI и первую половину XVII в. по пра­ву называют «золотым веком» этой литературы. Общественные деятели той поры, писатели и библиофилы с усердием разыскивают по стране старинные песенные сочинения, либретто драм, хуабэни рассказчиков. Найденные ма­териалы литературно обрабатываются, известные писатели сами пишут рас­сказы в жанре хуабэнь. Новые повести, написанные в подражание хуабэням, вместе со старыми — найденными и отредактированными хуабэнями — со­бираются в сборники и издаются.

Ведущая роль в этой деятельности принадлежит прежде всего двум крупнейшим писателям, драматургам, библиофилам и издателям Фэн Мэнлу- ну (1574—1646) и Лин Мэнчу (1580—1644). Оба — уроженцы южных про­винций (первый — Цзянсу, второй — Чжэцзян), развитых в экономическом и культурном отношении районов, где с давних времен сосредоточивалась большая часть прогрессивной китайской интеллигенции. Реализации их уси­лий в распространении народной литературы во многом способствовало и хорошо поставленное в тех краях книгопечатание, одним из крупнейших центров которого еще с XIII в. был город Сучжоу — родина Фэн Мэнлуна. Именно из печатен Сучжоу выходили, как правило, сочинения и сборники Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу.

В 20-е—начале 30-х гг. XVII в. увидели свет пять собраний повестей в жанре ни хуабэнь, составивших целую эпоху в истории китайской демо­кратической прозы. Изданием первых трех мы обязаны Фэн Мэнлуну, двух последующих — Лин Мэнчу.

Каждое из трех собраний Фэн Мэнлуна содержит сорок повестей, каждое предварено его предисловием.

Первое собрание под названием «Повести древние и нашего времени» («Гу цзинь сяошо») отпечатано в Сучжоу; предисловие к нему не датировано, однако многое говорит за то, что собрание это, скорее всего, увидело свет в 1620 г.

Второй сборник — «Слово простое, мир предостерегающее» («Цзин ши тун янь») был отпечатан в Нанкине; предисловие к нему датировано на­чалом 1625 г.

Третье собрание — «Слово бессмертное, мир пробуждающее» («Син ши хэн янь») отпечатано в Сучжоу; предисловие датировано началом 1627 г. В этом предисловии Фэн Мэнлун дает своему первому сборнику новое на­звание: «Слово назидательное, мир наставляющее» («Юй ши мин янь») и именует все три сборника сокращенно: «Три Слова» («Сань Янь»). Впослед­ствии за первым собранием сохранилось его оригинальное название «Повести древние и нашего времени», а все три сборника вместе стали именовать «Три Слова», как это в свое время было предложено Фэн Мэнлуном.

Следующим после собраний Фэн Мэнлуна было отпечатано собрание Лин Мэнчу «Поразительное» («Пай ань цзинци»)6. Это первое собрание ни хуабэней, автор которых был обозначен на титуле. В предисловии к собра­нию своих повестей Лин Мэнчу указывает, что материалом для них служили краткие заметки различных авторов об удивительных случаях, интересных лю­дях, важных событиях, а также небольшие новеллы прошлых веков. Однако все это составляло для автора не более чем сюжетную канву, на которой строилось красочное повествование, создавалось поистине художественное произведение в манере старинных рассказов хуабэнь. Собрание повестей Лин Мэнчу вышло двумя частями: «Поразительное. Часть первая» («Чу кэ Пай ань цзинци») и «Поразительное. Часть вторая» («Эр кэ Пай ань цзинци»). Обе час­ти отпечатаны в Сучжоу: первая — в 1628 г., вторая — в 1633 г. В историю литературы обе части вошли под общим названием «Эр (Лян) Пай», по перво­му компоненту названия самого собрания. Каждая часть оригинального изда­ния, следуя собраниям Фэн Мэнлуна, содержала по сорок повестей.

Появившиеся на протяжении тринадцати лет одно за другим назван­ные собрания составили огромный свод повестей, который впервые в таком объеме представил читателю авторские художественные произведения, напи­санные в стиле хуабэней. Именно поэтому, на наш взгляд, обращаясь к под­ражательным повестям конца периода Мин, китайское литературоведение рассматривает все пять собраний в одном ряду, именуя их как единое це­лое — «Три Слова, Два Поразительных» («Сань Янь, Эр (Лян) Пай»).

Непосредственное отношение к деятельности Фэн Мэнлуна имеет увидевший свет между 1635 и 1640 гг. сборник «Камни кивают» («Ши дянь тоу»)7. В нем до нас дошло четырнадцать подражательных минских повес­тей, автор которых скрыт под псевдонимами «Старец, плененный природой» («Тяньжань чи соу») и «Бродяга-бессмертный» («Лан сянь»). Печатался сборник в той же печатне, где и несколько книг Фэн Мэнлуна. Автором предисловия и комментария в оригинальном издании сборника значился Фэн Мэнлун. Известный французский исследователь минских повестей Леви полагает, что если сам Фэн Мэнлун и не был автором вошедших в «Камни кивают» повестей, то во всяком случае повести эти принадлежат перу писателя, близкого к его кругам. На этот счет ученый приводит целый ряд соображений8.

И наконец, говоря о собраниях ни хуабэней этого периода, следует на­звать сборник «Удивительные истории нашего времени и древности» («Цзинь гу цигуань»), отпечатанный не ранее 1633 и не позднее 1645 г. Первые его издания, по свидетельству ученых, содержали предисловие и комментарии, знакомство с которыми дало основание полагать, что он также был отпечатан в Сучжоу и что составлен был по инициативе людей, так или иначе связан­ных с деятельностью Фэн Мэнлуна9 В собрание вошли сорок повестей, из­бранных составителем из сборников Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу (двадцать девять из «Трех Слов» и одиннадцать из «Поразительного»), Это собрание сыграло исключительную роль в истории китайской литературы, поскольку оно оказалось единственным оставшимся в обращении вплоть до XX в. па­мятником прозы в жанре ни хуабэнь (до образования КНР он переиздавался в Китае более двадцати раз10).

Судьба остальных названных собраний хуабэней и ни хуабэней весьма драматична. Практически уже к концу XVIII—началу XIX в. они становятся библиографической редкостью — некоторые уцелели лишь частично, другие пропали полностью, оригинальные экземпляры иных оказались в Японии. Только в 1915 г. было обнаружено и опубликовано «Столичное издание по­пулярных повестей»; лишь в 1947 г. были переизданы на основании оригина­ла, хранящегося в Японии, «Повести древние и нашего времени»; только с середины 50-х годов нашего века стали доступны благодаря их первому из­данию в КНР все три собрания Фэн Мэнлуна, оба сборника Лин Мэнчу, «Камни кивают» и некоторые другие. Даже маститые китайские ученые ниче­го не знали о них вплоть до начала XX в. Так, известный исследователь ки­тайских романов и популярных повестей Сунь Кайди свидетельствует, что ему стало известно о существовании «Трех Слов» и «Поразительного» только из «Краткой истории китайской прозы сяошо» Лу Синя (то есть не ранее 1923 г. — И. Ц), а после этого он потратил не менее пяти лет, чтобы разы­скать их и познакомиться с ними.

Открытие в конце 50-х гг. собраний популярных повестей XVI— XVII вв. было для китайской литературы весьма важным событием. Вновь изданные сборники, как правило, предварялись обстоятельными предисло­виями, знакомящими читателя с самим жанром и с особенностями собрания. На протяжении последующих лет каждое из собраний не раз переиздавалось. Многочисленными исследованиями сяошо, в том числе и минской популяр­ной повести, мы обязаны Лу Синю, Ху Ши, Тань Чжэнби, Чжэн Чжэньдо, А Ину, Сунь Кайди, Фу Сихуа, Юй Пинбо, Ван Гулу, Гу Сюэцзи и многим другим авторитетным литературоведам. Одновременно в помощь исследова­телям сяошо издаются и справочные материалы. В связи с нашим сюжетом хотелось бы обратить внимание на двухтомник «Материалы по Сань Янь и Лян Пай»11.

★ ★ ★

Знакомство с минскими повестями за пределами Китая прежде всего состоялось в Японии, где их переводили еще в XVIII в., черпая материал, разумеется, из «Удивительных историй...». Сами рассказы типа хуабэнь ока­зали влияние на развитие особого жанра японской литературы, названного акад. Н. И. Конрадом «приключенческой новеллой». Одним из первых собра­ний таких японских повестей были «Пестрые рассказы об удивительных ис­ториях древности и современности» («Кокин кидан ханабуса дзосси»), опуб­ликованные между 1744 и 1747 гг. Автор повестей Кинро Гёся, по свидетель­ству акад. Конрада, «...многим обязан известному китайскому сборнику „Примечательных рассказов" — „Цзинь гу цигуань". Однако он в до­статочной мере искусно сумел придать этому материалу японскую оболоч­ку...»12. Нечего говорить о том, что с конца 50-х гг. XX в., когда в Китае один за другим стали публиковаться сборники старинных китайских повестей, со­брания Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу привлекли к себе особое внимание япон­ских исследователей китайской литературы. Им посвящают свои труды такие видные ученые, как Есикава Кодзиро, Ирия Еситака, Хатано Таро, Ота Та- цуо, Оки Ясуси и другие. Произведения китайской художественной прозы, в том числе и собрания Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу, публикуются в япон­ском переводе и отдельными изданиями, и в книжной серии «Полный свод китайской литературы в переводе» («Дзэнъяку тюгоку бунгаку тайкэй»). В помощь изучающим эту литературу и японским ее переводчикам издаются разного рода справочные материалы. Один из них — «Указатель к словам и выражениям, прокомментированным в китайских сяошо на разговорном язы­ке» («Тюгоку хакува сёсэцу госяку сакуин») весьма примечателен13.

Ранние переводы из «Удивительных историй...» на европейские языки относятся к XVIII—XIX вв. Особый интерес к китайским повестям был вы­зван в ту пору прежде всего увлечением Европы Китаем. И хотя тогда мно­гие переводы осуществлялись в первую очередь известными французскими синологами, такими как Э. С. Дени, Т. Пави, А. Ремюза и Ст. Жюльен, они чаще всего все же походили на простой пересказ содержания повестей, куда порой, в угоду европейскому читателю, переводчик вводил красивые и изящные фразы, а иногда целые эпизоды, отсутствующие в оригинале. В 20—50-е гг. нашего века у европейского читателя появилась возмож­ность составить более полное представление о минских популярных по­вестях благодаря публикации целой серии собраний переводов из «Удивительных историй...», каждое из которых содержало по пять—десять китайских повестей. Правда, сами переводы выполнялись не специалистами в области китайской литературы, а потому были далеко не адекватны ори­гиналам14. Благодаря изданной в 1952 г. наиболее полной библиографии переводов китайской поэзии и прозы на английский, французский и немец­кий языки15 известно, что за период от середины XVIII в. до начала 40-х гг. XX в. в журналах и в виде отдельных изданий на этих языках опубликовано в общей сложности около двухсот переводов повестей из «Удивительных историй...». Не следует, однако, сбрасывать со счета много­численные переводы минских повестей на итальянский, испанский и дру­гие европейские языки. Интересно, что к 1955 г. только три рассказа из «Удивительных историй...» оставались непереведенными16. Положение с европейскими переводами памятников китайской литературы коренным образом изменилось с конца 50—60-х гг., когда переводчиками произведе­ний восточной литературы стали выступать их исследователи. Углуб­ленный анализ минских повестей мы находим в трудах знатоков китайской старинной прозы сяошо-. французских китаеведов П. Демиевиля и А. Леви; английского специалиста С. Берча; американских ученых Дж. Л. Бишопа и П. Ханана; чешского востоковеда Я. Прушека. Переводы названных авторов отличаются близостью к оригиналу, наличием необходимых для читателя пояснений к тексту перевода и обстоятельных предисловий.

Довольно рано познакомились с минскими популярными повестями и в России. Уже с начала XX в. переводчиками рассказов из «Удивительных историй...» выступают известные русские китаеведы — профессора А. И. Иванов (1909 г.), Б. А. Васильев (1924 г.), В. С. Колоколов (1929 г.). Однако все это были переводы (далеко не одинаковые по своему достоин­ству) не более чем одной-двух повестей. Кроме того, как произведения особого прозаического жанра рассказы из «Удивительных историй...» еще в начале века становятся объектом университетского преподавания17. С сере­дины 50-х гг. и до наших дней не прекращаются усилия российских китае­ведов по исследованию и переводу старинных хуабэней и минских автор­ских повестей, написанных в подражание им. За указанный период китаеведами-филологами выполнена целая серия таких исследований, а также переводов, которые составили ряд собраний. К их числу относятся труды В. А. Вельгуса, Д. Н. Воскресенского, А. Н. Желоховцева, И. Т. Зо- граф, А. П. Рогачева, А. А. Тишкова, И. Э. Циперович. Всего к настоящему времени ими переведено в общей сложности более пятидесяти повестей18.

Усилия китаеведов-филологов разных стран, давшие миру за последние пятьдесят лет множество переводов из собраний Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу, создали ощутимую базу для исследования китайской простонародной худо­жественной прозы, равно как и для изучения в аспекте сравнительного лите­ратуроведения старинной художественной прозы других народов. Без такой базы вряд ли можно было бы серьезно браться за исследование данного жан­ра, ибо, действительно, нельзя «...говорить о литературном произведении с полной убедительностью для других (и в какой-то мере для себя), если оно не переведено на тот язык, который служит тебе орудием твоих доказа­тельств и с помощью которого ты общаешься с читателем...»19.

* * *

Датировка минских повестей, их истоки, определение их авторст­ва — весьма сложная проблема, которой уже долгие годы занимаются ис­торики китайской литературы в самом Китае и за его пределами. При изу­чении той или иной повести не всегда удается определить — хуабэнь это или подражание хуабэни, столь мало порой они отличаются по формаль­ным признакам, а иногда и по художественным достоинствам. Рассматри­вая состав собраний Фэн Мэнлуна, большая часть исследователей склоня­ется к мнению, что из ста двадцати повестей, в них вошедших, старинными можно считать лишь сорок пять, остальные, скорее всего, написаны мин­скими авторами, оставшимися анонимными. Повесть «Старый сюцай возда­ет за добро трем поколениям одной семьи» принадлежит перу самого Фэн Мэнлуна; по-видимому, ему же принадлежат в трех собраниях и еще не­сколько повестей.

Как читатель сможет убедиться, авторы подражательных повестей, следуя тематике хуабэней и их стилю, сохраняли в своих творениях фор­мальные признаки их прототипа, отмеченные нами выше: близкий к разго­ворному язык; обрамление рассказа стихами и вкрапление в текст поэтиче­ских пассажей; как правило, предпосылка основной истории небольшого рассказа-пролога; авторские отступления, в которых писатель высказывает свое отношение к происходящему, призывая читателя оценить его и сде­лать для себя соответствующий вывод. Из названных признаков минских повестей наиболее важным является язык произведения, который делает повесть доступной для простого люда.

Практически в каждой повести присутствует назидательная сторона. Как и устный рассказ, литературная повесть призвана привлечь читателя близостью жизненной правде и живой занимательностью повествования. Но в то же время задача каждой повести — наставить людей на путь добра, за­клеймить все непорядочное, несправедливое, недоброе. Этому подчинены целые тирады авторских отступлений, вводные части и концовки повестей, где в прозе или стихах преподносится вытекающая из повести мораль. Нако­нец, уже сами названия сборников Фэн Мэнлуна — «Слово назидательное, мир наставляющее», «Слово простое, мир предостерегающее», «Слово бес­смертное, мир пробуждающее* — говорят за себя.

О связи минских повестей с сунскими рассказами, о том, насколько важным Фэн Мэнлун считал доступность литературы широкому кругу чита­телей или слушателей и какое значение придавал воспитательной ее сторо­не, образно сказано им самим в предисловии к собранию «Повести древние и нашего времени». Позволим себе привести интересующую нас часть этого предисловия.

«Просвещенное правление нашей династии Мин достигло такого рас­цвета, что нет [литературного] течения, которого не захватила бы волна подъема. Такие вещи, как, например, исторический роман (в тексте: «яньи». — И. Ц.) часто превосходят то, что создавалось сунскими авторами. И если иной скорбит о том, что утратилась прелесть стиля авторов периода Тан, — это неправильно. Кушающий персик не выбрасывает абрикоса; лен или шелк, шерсть или парча, — каждое только определенному времени подходит. Танские писатели большей частью выбирали слова, чтобы тро­нуть сердце высокообразованного человека; сунские авторы — доходчи­вость, чтобы угодить уху простолюдина. Но сердец высокообразованных людей в Поднебесной мало, а ушей простолюдинов — много. Поэтому тех повестей, которые предназначены для выбора слов, мало, а тех, что пред­назначены для доходчивости, — много. Допустим, что ныне, выступая на площади, рассказчик что-то описывает. Слушая его, человек то радуется, то изумляется, то ему грустно, то он плачет, то подпевает, то пританцовы­вает. Порой ему хочется схватиться за нож, порой — низко поклониться, то он готов перерезать себе горло, то пожертвовать деньги. От услышанно­го трусливый станет храбрее, развратник — целомудреннее, бесчувствен­ный — сердечнее, туповатого и то бросит в пот. И хотя мы с детства читаем „Трактат о сыновней почтительности" и „Беседы и суждения" Конфуция, но разве эти вещи могут тронуть человека столь непосредственно и глубо­ко. Увы! Если это не рассчитано на доходчивость, то как такое может быть?! У меня в доме собрано огромное богатство популярных повестей старинных и нашего времени. И вот, уступая просьбе торговцев, я отобрал из них те, что могли бы быть благом для уха простолюдина. Всего таких сорок штук. Их я и отдал разок отпечатать» .

По содержанию минские популярные повести следуют основным тема­тическим группам устного сказа; повесть любовная (чисто эротическая или любовно-романтически-бытовая); историко-биографическая; о легендарной дружбе древних; близкая к детективу; чисто бытовая, рисующая события по­вседневные, персонажей весьма заурядных.

Жизненная правда, разнообразие сюжетов и героев, увлекательность повествования, гуманный настрой и легкий язык минских повестей дали ос­нование усмотреть нечто общее между китайскими рассказами из собраний Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу и повестями Джованни Боккаччо. Интересно, что одно из собраний переводов минских повестей на немецкий язык, издан­ное в 1957 г. в Лейпциге, вышло под названием «Китайский Декамерон». По­добное сравнение не лишено определенного резона. Вспомним, что говорит автор в своем небольшом вступлении к «Декамерону»: «В этих повестях встретятся как занятные, так равно и плачевные любовные похождения и другого рода злоключения, имевшие место и в древности, и в наше время. Читательницы получат удовольствие, — столь забавны приключения, о ко­их здесь идет речь, и в то же время извлекут для себя полезный урок. Они узнают, чего им надлежит избегать, а к чему стремиться. И я надеюсь, что на душе у них станет легче»20.

Разумеется, включенные в настоящий сборник рассказы не равноценны по своим художественным достоинствам, но ведь и нет литературы, а в ней жанра, состоящего сплошь из шедевров. Каждая из повестей хороша по-своему.

Впрочем, предоставим читателю возможность самому разобраться в истинных достоинствах произведений, призванных «развлекая, поучать». Так или иначе, но любая повесть удивительно правдиво отражает психологию, религиозные верования, быт и нравы создавшего эту литературу народа и потому может служить прекрасным источником для познания культуры Ки­тая разных эпох. Ведь ни одна историческая работа, ни один энциклопедиче­ский справочник, какого бы совершенства и полноты он ни достигал, не сможет дать столь живого и образного представления о специфике нацио­нальной культуры, как литература художественная, и в первую очередь по­весть, роман, драма.

* * *

В книгу, которую читатель держит в руках, вошли повести из шести китайских собраний XVII в. Двадцать избраны из трех собраний Фэн Мэн­луна: «Повести древние и нашего времени» (первые шесть рассказов в на­стоящем сборнике); «Слово простое, мир предостерегающее» (рассказы с седьмого по четырнадцатый); «Слово бессмертное, мир пробуждающее» (с пятнадцатого по двадцатый). Оба собрания Лин Мэнчу «Поразительное» представляют последующие пять повестей; последний рассказ взят из сборника «Камни кивают».

Повести, помещенные в данном сборнике, в разные годы публикова­лись в отдельных собраниях21. При подготовке настоящего переиздания рус­ский текст всех повестей был сверен составителем с их китайским оригина­лом. Изменения, а нередко и дополнения, составитель был вынужден внести в русский текст некоторых из девяти рассказов, опубликованных в русском переводе в 1962 г. и переиздаваемых впервые в данной книге. Вызвано это тем, что в конце 50-х гг., когда готовился перевод этих повестей, переводчи­кам не были доступны китайские собрания «Сань Янь» («Три Слова») и «Эр Пай» («Поразительное»), и перевод осуществлялся тогда по сборнику «Цзинь гу цигуань» («Удивительные истории нашего времени и древности». Пекин, 1957), составитель которого вносил в текст рассказов, избранных им из «Сань Янь» и «Эр Пай», некоторые изменения, а порой добавлял от себя це­лые куски нового текста или исключал отдельные пассажи из оригинального текста «Сань Янь» и «Эр Пай».

Перевод повестей снабжен комментариями, которые обозначаются звездочкой перед собственным именем, словом или выражением, тре­бующим пояснения. Пояснения к географическим названиям даются только там, где это необходимо для понимания соответствующего места повести. Сами комментарии помещены в конце книги и расположены в алфавитном порядке.

В связи с выходом данной книги не могу не вспомнить с благодарно­стью двух дорогих мне людей. Прежде всего, моего учителя академика Васи­лия Михайловича Алексеева, который в свое время предложил мне заняться переводом рассказов из «Удивительных историй...», рекомендовал мой пере­вод к изданию и просматривал мою работу уже будучи смертельно больным. Таким образом, первое собрание повестей из «Удивительных историй...» в их русском переводе22 появилось именно благодаря В. М. Алексееву. Огромный труд в изучение повестей данного жанра вложил китаевед Виктор Андреевич Вельгус, знаток китайского языка и китайской литературы, который высту­пал не только как переводчик ряда повестей, но и как придирчивый редактор переводов, выполненных И. Э. Циперович. Выражаю искреннюю признатель­ность сотрудникам Центра «Петербургское Востоковедение», работавшим над подготовкой данной книги к печати. Почти весь сборник в процессе его кор­ректуры был прочитан Елизаветой Михайловной Райхиной, замечания и со­веты которой приняты мной с большой благодарностью.

  • 1. Исторические материалы, касающиеся запретов драматических произведений и сяошо в периоды Юань, Мин и Цин (Юань мин Цин сань дай цзиньхуэй сяошо сицюй шиляо). Пекин, 1958. С. 292—293. (Далее: Исторические материалы...)
  • 2. Prusek ]. New studies of the Chinese colloquiale short Story // Archiv orientalni. 1957. N 25. C. 467.
  • 3. См.: Исторические материалы...
  • 4. Подробные сведения о хуабэнях как об особом виде китайской старинной прозы рус­ский читатель почерпнет из монографий: Желоховцев А. Н. Хуабэнь — городская повесть средневекового Китая. М., 1969; Зограф И. Т. Очерк грамматики среднекитайского языка (По памятнику «Цзин бэнь тунсу сяошо*). М., 1962. И. Т. Зограф принадлежит и перевод всех семи рассказов, вошедших в «Столичное издание популярных повестей* (См.: Пятнадцать тысяч монет. Средневековые китайские рассказы. М.., 1962).
  • 5. Мы не останавливаемся на исторической характеристике эпохи, обусловившей ста­новление и популярность демократической литературы. На русском языке этот аспект освешен достаточно полно. См.: Воскресенский Д. Н. Особенности культуры Китая в XVII в. и некото­рые тенденции в литературе //XVII век в мировом литературном развитии. М., 1969. С. 329— 367; Вельгус В., Циперович И. Э. Китайский народный рассказ и его эпоха //Удивительные истории нашего времени н древности. Т. 2. М., 1962. С. 412—454.
  • 6. Здесь и далее название сборника дается сокращенно. Его полное название «Стуча по столу [от изумления, восклицать:] Поразительно!» Именно такую реакцию читателя на каждую из повестей хотел видеть Лин Мэнчу.
  • 7. Название связано с хорошо известной в Сучжоу легендой о буддийском монахе Шэн- гуне, жившем в храме близ Сучжоу. Проповеди его были столь убедительными, что даже кам­ни, внимая его словам, поддакивали ему, кивая в знак одобрения и согласия. Этим названием составитель как бы подчеркивает основную идею вошедших в сборник повестей: склонять лю­дей к добру.
  • 8. См.: Levy Апйгё. Le conte еп langue vulgaire du XVII-e si£cle. Paris, 1981. C. 92, 93, 360—364.
  • 9. См.: Levy Апйгё. Op. cit. С. 77—80.
  • 10. Таблицу с подробными сведениями о всех переизданиях «Удивительных историй...» вплоть до 1967 г. приводит Леви (Указ. соч. С. 84—86).
  • 11. Сань Янь Лян Пай цзыляо / Сост. Тань Чжэнби. Шанхай, 1980. В книге, явно нося­щей исследовательский характер, приводятся источники каждого рассказа названных сборни­ков, а также прослеживается его влияние на драму и повесть последующих времен.
  • 12. Конрад Н. И. Японская литература в образцах и очерках. М. [Б. г.] С. 534. Для срав­нения одного из японских рассказов Кинро Гёся, переведенного Н. И. Конрадом (см.: Конрад Н. И. Указ. соч. С. 513—522), с его китайским прототипом — повестью «Цзинь Юйну избивает неверного мужа* см. в настоящем собрании с. 110.
  • 13. Пособие это, составленное Кабинетом китаеведения при Осакском муниципальном университете, примечательно тем, что создано, можно сказёть, на скорую руку (в виде рукопи­си, размноженной ксерокопически) в 1958 г., ю есть буквально сразу же после первого выхода в свет в КНР собраний Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу (1956—1958). Помимо романа «Речные заводи» (изд. 1953 г.), справочник учитывает в общей сложности девять собраний старинных повестей (хуабэней и ни хуабэней), изданных в КНР с 1955 по 1958 г., и включает примерно четыре тысячи слов и выражений. Для каждого из них указывается страница соответствующего китайского издания, где данное слово или выражение комментируется.
  • 14. К таким собраниям относятся, например, английские переводы, выполненные Е. Хауе- лем (Е. В. Howell), а также переводы Ян Сяньи в соавторстве с Гледис Ян (Yang Hsien-i and Gladys Yang); переводы на немецкий язык Ф. Куна (F. Kuhn) и И. Херцфельд (Y. Herzfeldt).
  • 15. Davidson М. A List of published translations from Chinese into English, French and German. Pt. 1. Michigan, 1952.
  • 16. См. об этом: Lin Wu-chi. Chinese literature in translation //Indiana University con­ference of Oriental-Western literary relations. 1955. C. 226.
  • 17. Так, одна из повестей вошла в «Самоучитель китайского разговорного языка» Я. Брандта (Пекин, 1909). В 1912/1913 уч. г. акад. В. М. Алексеев впервые ввел сборник «Уди­вительные истории...» в программу своих лекционных курсов для демонстрации особых текстов, представляющих собой, по его определению, «промежуточный вариант между китайским разго­ворным н письменным*. Не случайно, разумеется, в дальнейшем первое собрание переводов на русский язык повестей из «Удивительных историй...*, опубликованное в 1954 г., было выполне­но переводчицей И. Э. Циперович именно по инициативе акад. Алексеева.
  • 18. Объем небольшой статьи не позволяет перечислить все исследования и переводы на­званных специалистов.
  • 19. Эйдлин J1. 3. Вопросы изучения литературы средневекового Китая // Проблемы со­ветского китаеведения. М., 1973. С. 269.
  • 20. Боккаччо Дж. Декамерон. М., 1970. С. 8.
  • 21. Удивительные истории нашего времени и древности. Т. 1—2. М., 1962; Разоблачение божества: Средневековые китайские повести. М., 1977; Удивительные истории нашего времени и древности. М., 1988.
  • 22. Удивительные истории нашего времени и древности: Избранные рассказы из сборника XVII в. «Цзинь гу цигуань* / Пер. и примеч. И. Э. Циперович. М.; Л.: 1954, 315 с.