Роберт Хенрисон. Завещание Крессиды
Перевод М. Оверченко
В тот день, когда решил я написать
Сию историю, была погода
Моей печальной повести под стать:
Шел пост великий, солнце с небосвода
Сияло - вдруг нахмурилась природа,
Холодный ветер дождь пригнал и град,
И я продрог от головы до пят.
Я из часовни не ушел, однако,
Когда Титана яркие лучи
Скрываться стали под покровом мрака
И поднялась, прекрасная в ночи,
Красавица Венера, получив
Прощальный взгляд блистательного Феба,
На западе покинувшего небо.
Свет от нее струился из окон
И освещал всю комнату; летучий
Очистил ветер быстро небосклон
И разогнал сгустившиеся тучи.
Свежо, морозно стало; он все круче
Стал задувать, и мне пришлось уйти:
Не мог я больше холода снести.
Прекраснейшей и царственной Венере,
Что помогает нам любовь найти,
Хотел в тот день я помолиться, веря,
25 Что вянущее сердце расцвести
Она заставит снова. Но спасти
Меня одежды не могли уж доле,
И в дом, к огню, ушел я поневоле.
Любовь - огонь, но в людях пожилых
30 Не сразу вспыхнет он, в желаньи страстно
Кровь закипает только в молодых,
А в старике желанье спит, и часто
Его огонь лишь внешний будит властно.
Я ту и эту знал любовь: помочь
35 Наука может слабость превозмочь.
Подбросив дров, усевшись пред камином,
Глотнув вина - согреться поскорей, -
Чтоб зимний вечер не казался длинным,
Я Чосера взял книгу без затей
40 И погрузился всей душой своей
В рассказ о восхитительной Крессиде
И доблестном Троиле Приамиде.
О, как страдал он от сердечных мук,
Когда его возлюбленная дама
45 Осталась с Диомедом! Свой недуг
Он не хотел лечить и ждал упрямо,
Что вновь из стана греков в град Приама
Она вернется. Бледный и худой,
Так он и жил, то с болью, то с мечтой.
Ее он утешался обещаньем:
Она вернется в Трою, верил он,
Томимый этим пламенным желаньем,
Поскольку страстно был в нее влюблен.
То плача, то надеждой окрылен,
Он ждал ее, - но срок прошел, и вскоре
Остались лишь отчаянье и горе.
Нет смысла повторять, что было с ним:
Достойный Чосер описал прекрасно,
Как в одиночестве, тоской томим,
Троил страдал и мучился ужасно.
Затем в другой я книге о несчастной
Крессиде прочитал: что стало с ней
И как страдала до скончанья дней.
Но правду ль Чосер написал? Кто знает!
И правда ль то, что предстоит прочесть
Вам нынче: как Крессида проклинает
Судьбу, утратив прежде жизни честь, -
Иль это выдумал поэт? Бог весть.
Я труд его перескажу вам честно,
А было ль, не было - мне неизвестно.
Когда, свое любовное желанье
Насытив, утомился Диомед,
Он на другую обратил вниманье
И новых возжелал в любви побед.
Крессиде стал не мил весь белый свет,
И говорили даже, что от горя
Она и честь свою забыла вскоре.
Крессида, совершенства образец
Для Греции и Трои, как случилось,
80 Что столь печальный ждал тебя конец,
Что грязью чистота твоя покрылась,
До плотских ты желаний опустилась,
Их удовлетворяла без стыда! -
О как мне было жиль тебя тогда!
85 Но хоть тебя судили за паденье,
Судачили с презреньем про вину,
В тебе я не подвергну осужденью
Ни красоту, ни ум. Тебя ко дну
Злорадная Фортуна не одну
90 Влекла с небес, смеялась над тобою.
Ты оклеветана была молвою.
Из лагеря бежать решивши прочь,
Лишившись утешенья и надежды,
Крессида тайно собралась - и в ночь
95 К отцу отправилась, сменив одежды,
При виде встречных опускала вежды.
Тот милях в двух, в красивом доме жил,
Который он от греков получил.
Спросил он, что случилось, дочь увидев.
100 Она сквозь слезы молвила в ответ:
"Свое желание сполна насытив,
Со мной не хочет знаться Диомед".
На то Калхас ей: "Плакать нужды нет,
Все к лучшему, быть может! Боль от раны
105 Пройдет. Ты в этом доме - гость желанный".
Калхас, почтенный старец, был жрецом
В соседнем храме, там, где почиталась
Венера с сыном. И назавтра днем
Красавица, чье сердце разрывалось,
В тот храм пойти молиться собиралась,
Чтоб исцелиться от своих скорбей.
Туда стекалось множество людей:
Хотели все на жертвоприношенье
Успеть к полудню. Отложив дела,
Народ благочестивый подношенья
Нес в храм. Она же подавлена была
Настолько, что со всеми не пошла,
Дать не желая повод разговорам
О Диомеде, их разрыве скором.
Найдя часовню, тихий уголок,
Она туда неслышно удалилась
И с горечью, ступив лишь за порог,
К Венере с Купидоном обратилась,
Взывая гневно к тем, кому молилась:
"Я жертвы приносила вам - увы,
Ко мне несправедливы были вы!
Вы в Трое дали мне понять однажды,
Что ждут меня блаженство и любовь.
Теперь же я изгоем стала дважды,
Как будто бы во мне дурная кровь!
Кто защитит меня, полюбит вновь?
В разлуке с благородным я Троилом,
В разлуке с Диомедом, сердцу милым.
Бесчестный Купидон, кого ж тогда,
135 Как не тебя винить мне и Киприду,
Слепых божеств любви! Вы без труда
Уверили несчастную Крессиду,
Что не дадите вы ее в обиду,
Ростки любви в душе ее взрастив, -
140 И обманули, враз их погубив".
Все это как в бреду она твердила,
Пока, склонясь, не погрузилась в сон.
И тут в свой колокол ударил с силой
Сам бог любви, всевластный Купидон.
145 Достиг до неба серебристый звон,
И семь планет под этот звук чудесный
Сошли со сфер, покинув свод небесный.
Они имеют власть над всем живым:
Чреда времен, приливы и отливы
150 И все случайности подвластны им.
И первый выступал Сатурн гневливый,
С повадкой мрачною и молчаливой, -
Навряд ли бы дождался Купидон,
Чтоб выказал ему почтенье он.
155 Его лицо с запавшими щеками
Морщинами покрылось, как корой,
А голова дрожала в лад с руками,
Из носа слизь сочилася порой,
Глаза ввалились, космы за спиной
160 В сосульки смерзлись, острые как копья,
И снежные над ним витали хлопья.
Почти в лохмотья ветер изорвал
И серый плащ, и старую одежду,
Кой-где колючий иней покрывал
Седые пряди, что свисали между
Лопаток. Как последнюю надежду,
В руке сжимал он крепко лук тугой
И целил оперенной льдом стрелой.
За ним Юпитер, обликом приятен,
Явил свой лик, прекрасный, как из грез.
Он на отца не походил: наряден,
Красив и обходителен - бог звезд,
Всем существам живым дающий рост,
В венке цветов душистых, ярких, майских,
Что собраны, казалось, в кущах райских.
Зеленая одежда по краям
Каймой обшита, золотой, как колос,
На перевязи меч, на страх врагам,
Глаза его сияли, чист был голос
180 И золотом лучился каждый волос.
В руке он острое копье держал
И гнев отца от нас им отражал.
За ним шел Марс, бог всяческих раздоров,
Как пламень, яростный и боевой,
185 Бог грозных войн, бог гневных ссор и споров.
В доспехах он и шлеме был; кривой
Меч на бедре висел, изъеден ржой,
Другой сжимал в деснице бог суровый,
И словом, и клинком разить готовый.
190 С таким зловещим видом он предстал
Пред Купидоном: с пламенем во взоре,
Который точно молния блистал.
И будто бы лесному вепрю вторя,
Он и рычал, и пеной брызгал в споре,
195 И временами дул в свой старый рог,
Что целый мир в войну бы ввергнуть мог.
А вот и Феб, который прогоняет,
На небе появляясь, ночи тьму,
Движением и светом пробуждает
200 Земные твари, жизнь даря всему:
Зверью, людскому роду самому, -
Без чьей подмоги в мире, несомненно,
Живое все погибло бы мгновенно.
Властитель гордый, не спустился он
205 С высокой лучезарной колесницы,
С которой пал когда-то Фаэтон.
Струили дивный жар его зеницы, -
Такого свет не видывал возницы!
И скакунов четверка - лень, не лень -
210 Влекла его по небу каждый день.
В упряжке первым на востоке неба
Эой был - с красной гривой конь гнедой;
Был белой масти конь второй у Феба -
К зениту поднимавшийся Этой;
215 Шел третьим рыжий, как огонь, Перой;
А черный Филоги влек колесницу
За море, чуя Фебову десницу.
Прелестная богиня красоты
Венера, не лишенная жеманства,
Пришла, чтоб сына поддержать. Черты
Ее несли печать непостоянства -
И ветреность, и верность, и упрямство.
Наряд зеленый с черным был на ней
И гребень в гуще золотых кудрей.
Легко ее улыбка в заблужденье
Вводила всех: ведь вызвать страсть порой
Она могла лишь взглядом - и в мгновенье
Стать, как змея, язвительной и злой,
Слова роняя, словно яд густой.
Ее глаза вниманье привлекали:
Один смеялся, а в другом сверкали
Слезинки - ведь у чувственных забав
(Воспламеняет к ним она влеченье)
То сладкий вкус, то привкус горьких трав,
В них смешаны и радость, и мученье,
И обольщение, и пресыщенье,
Они то горячи, то холодны,
То в полном цвете, то иссушены.
Меркурий перья нес, чернил немного,
Чтоб все, что нужно будет, записать.
Он славился изысканностью слога,
Прекрасно мог поэмы сочинять
И песни, чтоб потом их распевать.
Как барды многие порой былою,
Он капюшон накинул с бахромою.
Еще принес лекарства он с собой:
Полезные сиропы, фабрикаты
От болей всяческих, бальзам, настой
И про запас - ученые трактаты.
250 Отделан мехом алый плащ богатый,
Как и положено по всем статьям
Почтенным и достойным докторам.
Последней леди Цинтия спустилась
С украшенной рогами головой.
255 Она впервые ярким днем явилась:
Вся в черном, кожа - как туман густой,
Бесцветна, ибо летом и зимой
Свет от Титана, брата, получает -
Ничем своим она не обладает.
260 Был в черных пятнах серый плащ на ней,
А на груди ее - изображенье
С вязанкою колючек и ветвей
Воришки, что искал у ней спасенья
И обречен на вечные мученья.
265 Но вот все в сборе. Выступил вперед
Меркурий, первым слово он берет.
Кто слышал, как он точно и мгновенно
Для мысли важной подбирал слова,
Тот получил бы, это несомненно,
Урок ораторского мастерства.
Меркурий поклонился всем сперва
И, взор свой обративши к Купидону,
Спросил, причина в чем собранью ону.
Ответил тот: "Кто бога своего
275 Мог оскорбить хоть словом, хоть деяньем,
Тот из богов не чтит ни одного,
Урок ему стать должен назиданьем.
Мы с матерью Крессиды заклинаньям
Когда-то вняли, даровав любовь.
280 Она ж нас обвиняет вновь и вновь
В своем злосчастье! Слух она пустила,
Что мы (я ничего не утаю)
Ее любви лишили, окрестила
Богинею слепою мать мою,
Киприду, коей славу я пою, -
И в собственном распутном поведенье
Обоих нас винила без стесненья.
Вы семеро являете собой
Божественную мудрость, и несчастной
Воздать должны вы за навет пустой,
Что возвела на нас она напрасно,
И всех богов тем оскорбив ужасно.
Вот просьба в чем моя: за всех за нас
Отмстите неучтивой сей же час".
- "Чтоб по вине ей выбрать наказанье, -
Такой Меркурий дал ему совет, -
Ты помощи проси не у собранья,
Лишь у двоих: у высшей из планет
И низшей. Пусть они дадут ответ.
Сатурна с Цинтией послушай мненье".
- "Согласен, - молвил тот, - на их решенье".
И так Сатурн и вместе с ним Луна
По зрелом порешили размышленьи:
Доказана Крессидина вина,
305 Венере с Купидоном оскорбленье
Нанесено. За это преступленье -
Недугом гибельным терзаться ей,
Быть нелюбимой до скончанья дней.
Жестокий приговор без промедленья,
Крессиду тронув жезлом ледяным,
Привел Сатурн суровый в исполненье:
"Краса твоя, - промолвил он, - как дым
Развеется: мы, боги, так велим!
Утратишь ты и кудри золотые,
И дерзкий нрав, и силы молодые.
Пусть тело станет хладным и сухим,
Лишившись влаги и тепла, томленьем
Охваченным и к радости глухим.
Тщеславие, распутство с наслажденьем
Пусть обернутся болью и мученьем,
Богатство - нищетой, чтоб в муках ты
Жила и умерла от нищеты".
Сатурн жестокий, приговор твой тяжкий
Неумолим, безжалостен и скор!
Неужто сострадания к бедняжке
Нет у тебя? Смягчи свой гневный взор
И отмени ужасный приговор.
Но вряд ли ты проявишь снисхожденье,
Слова твои тому лишь подтвержденье.
330 Последней слово Цинтия взяла.
К Крессиде, что лежала без движенья,
Приблизившись, она произнесла:
"Не будет от болезни излеченья,
Остаток дней ты проведешь в мученье.
335 Из тела твоего я изыму
Само тепло, что жизнь дает ему.
Лазурные пусть покраснеют очи,
Скрипучим станет чистый голос твой,
Лицо же пятнами чернее ночи
340 Покроется, как темною корой.
Пускай дрожит, кто встретится с тобой!
И по дворам с трещоткою и с кружкой
Ходить ты будешь нищей побирушкой".
Зловещий сон, тяжелый как дурман,
345 Закончился, Крессида вдруг очнулась.
Рассеялось виденье, как туман.
За зеркалом бедняжка потянулась,
Чтоб на себя взглянуть, - и ужаснулась,
Свое лицо увидев. И лишь Бог
350 Ее отчаянье постичь бы мог.
Заплакала, воскликнув: "Оскорбила
Богов я злобных дерзостью своей,
За радости былые заплатила,
Увы, ценою будущих скорбей,
355 Будь проклят тот ужаснейший из дней,
Когда браниться стала я с богами,
Их понося обидными словами!"
Вдруг за спиной послышалось: "Мадам, -
То был ребенок, посланный за нею, -
360 Ваш батюшка сказать велели вам,
Чтоб ужинать вы шли, да поскорее.
Богам молиться - славная затея,
Но для чего столь долго? Ведь и так
Им ведом каждый вздох ваш, каждый шаг".
365 Она сказала, не оборотившись:
"Пусть мой отец придет сюда скорей".
- "В чем дело, дочка?" - тот спросил,
явившись,
- "О, нет судьбы ужаснее моей!"
- "Как так?" - В ответ Крессида без затей
370 Поведала, как я в своем сказанье,
За что ее подвергли наказанью.
Когда ж ее лицо увидел он,
Что прежде было как цветок лилеи,
Издал отец несчастный громкий стон:
375 Он знал, что нет на свете хвори злее,
И смерть была б ему стократ милее,
Чем жить и видеть, как страдает дочь,
И быть при том не в силах ей помочь.
От рук отца, слезами орошенных,
380 Глаза поднявши, молвила она:
"Я удалюсь в приют для прокаженных,
Ты ж присылай мне пищу. Там, одна,
Не узнана и миру не нужна,
Я век свой доживу, молясь и мучась.
385 Такая, видно, суждена мне участь!"
Чтоб скрыть Крессиду от нескромных глаз,
Дав шапку ей бобровую, накидку,
Трещотку с кружкой, проводил Калхас
Бедняжку через заднюю калитку
И, тайно посадив ее в кибитку,
Отвез в приют и слал ей по утрам
Часть милостыни, приносимой в храм.
Почти никто не узнавал Крессиду.
Рубцами черными испещрена
И волдырями, мерзостными с виду,
Она была смирения полна,
И поняли в приюте, что она
Из рода благородного: в молчанье
Она сносила адские страданья.
Вот день прошел, и с неба на покой
Феб удалился, и лазурь затмилась
Густою, непроглядной пеленой.
Какой печальной гостьей появилась
Крессида здесь! От всех она укрылась,
Не ела, не пила. В ее глазах
Застыли слезы, пени - на устах.
ПЛАЧ КРЕССИДЫ1
Обломок скорби на волнах несчастий,
Я у судьбы безжалостной во власти,
Достались вместо радости былой
410 На долю мне ужасные напасти!
Целебные тут не помогут масти,
Я лишь в могиле обрету покой,
Где Греция и Троя - звук пустой,
Где мрак царит и замирают страсти.
415 О смерть, от глаз людских меня укрой!
Крессида, где теперь твои палаты,
Что были столь роскошны и богаты:
Расшитый полог, мягкая постель,
Ножи серебряны и кубки златы?
420 Где пряностей дразнящих ароматы
И вин заморских беззаботный хмель,
Где тонкие сорочки? Неужель
Когда-то впрямь красавицей слыла ты?
Где это все? За тридевять земель!
425 А где твой сад любимый, чьи уборы
Рукою скроены богини Флоры,
Где майским днем бродила наугад
В траве росистой ты под птичьи хоры,
Где пляски заводила или споры
430 С подругами, меж тем как вдоль оград
В мундирах шитых, выступая в ряд,
Окрестных дам притягивая взоры,
Строй королевских проходил солдат?
Средь первых дам ты числилась по праву,
435 Теперь и честь утратила, и славу,
Судьба перевернула все вверх дном,
Чтоб над тобою учинить расправу.
Тебе хоромы были не по нраву?
Приют для прокаженных - вот твой дом!
На сене спи, обедай сухарем,
Пей кислый сидр и людям на забаву
Броди с гремушкой у чужих хором.
Мой нежный голос, сладостный для слуха,
Теперь как хрип грачиный режет ухо.
Я не танцую больше, не пою,
Ступаю неуклюже, как старуха,
И у кого взглянуть достанет духа
На красоту поблекшую мою?
Носила бархат - рада и тряпью,
Иссохла я, как черствая краюха,
И лишь о прежнем счастье слезы лью.
О, я сказать готова каждой даме
И в Греции далекой, и в Пергаме:
"Взгляните, сколь судьба моя страшна,
И берегитесь! Смерть не за горами.
Как надо мной, быть может, и над вами
Уж роковая длань занесена.
И я была богата и знатна,
Как вы, - а что теперь? Судите сами!
Так я за гордость вознаграждена.
Ведь красота - цветок недолговечный,
Почет и слава - ветерок беспечный,
И ваш румянец обратится в прах,
Богатство канет струйкой быстротечной,
Крессиды же несчастной и увечной
Удел пускай останется в умах
Как знак того, что бродим мы впотьмах
И лишь с изменчивостью бесконечной
Одна Фортуна властвует в веках!"
Кляня судьбу свою в земной юдоли
И плача, не спала она всю ночь.
Ни слезы, ни мольба о лучшей доле
Ее беду не отогнали прочь.
Одна из женщин подошла помочь
И молвила: "Зачем об стену бьешься?
Ведь ничего ты этим не добьешься.
Ты со своим злосчастьем примирись,
Ведь горю не помогут плач и стоны,
Стучать трещоткой громко наловчись
И прокаженных восприми законы".
Крессида приняла советы оны,
Делила, настоящей нищей став,
С другими пищу и постель из трав.
Троянцы подвигов немало ратных
Свершили под Пергамом той порой.
Раз, многих греков уничтожив знатных
Во время вылазки очередной,
Достойного Троила удалой
Отряд с триумфом в Трою возвращался
И с группой прокаженных повстречался.
И кружки стали нищие тянуть,
Завидя знатных воинов в отряде:
"Достойнейшие лорды, хоть чуть-чуть
Подайте прокаженным, Бога ради!"
С сочувствием и жалостью во взгляде
К несчастным этим повернул Троил,
Крессиду он средь них не различил.
Когда ж они увидели друг друга,
Крессиды взгляд пронзил его как нож:
Пришла на память бывшая подруга.
Он не узнал ее - ведь так несхож
Был прежний облик с нынешним. И все ж
Ее лицо напомнило Троилу
Тот нежный взгляд и образ, сердцу милый.
Неудивительно, что так легко
Вдруг пробудились в нем воспоминанья:
Порой запечатлеться глубоко
В нас некий образ может, и сознанье
Воссоздает его в том состоянье,
Каким запомнился, хотя бы взгляд
Виденьем обмануться будет рад.
И враз прошла волна горячей дрожи
По телу Приамида, и огнем
Вмиг охватило грудь его - похоже,
Что вспыхнула былая искра в нем.
Его спина согнулась под щитом,
Вдруг ослабев, как будто от недуга...
Но не узнали все ж они друг друга.
Однако в память той, кого досель
Еще любил он, и из состраданья
Отважный рыцарь бросил свой кошель
В подол ее худого одеянья -
И дальше в Трою поскакал в молчанье,
Весь путь домой безмолвие храня,
525 От горя чуть не падая с коня.
А нищие тут подошли в Крессиде,
Чтоб разделить, что получил один,
Всем поровну. Но, золото увидя,
Шептаться стали: "Этот господин
К ней был, без всяких видимых причин,
Щедрей, чем к нам. Неслыханное дело!
Видеть, его казна не оскудела".
- "Тот щедрый господин - кто это был?" -
Крессида обратилась к прокаженным.
- "Великодушный, доблестный Троил", -
Ответил кто-то с видом восхищенным.
Тут сердце ей как будто раскаленным
Мечом пронзили, и без чувств она
Упала, точно громом сражена.
Очнувшись, долго плакала, доколе
Могли еще слезинки течь из глаз:
"О разорвется грудь моя от боли!"
Рыдая, в забытье она подчас
Впадала, бормоча за разом раз:
"О лживая Крессида, полюбил
Тебя на горе преданный Троил!
Твою любовь и верность не считала
Я слишком важными в своей судьбе,
На колесе Фортуны я взлетала,
Ничтожной предаваясь похвальбе,
И попусту в любви клялась тебе.
О лживая Крессида, полюбил
Тебя на горе преданный Троил!
Любя меня, в своем ты поведенье
Был чист и сдержан, и для женщин всех
Защитником служил. А я в стремленье
К постыдным плотским радостям, утех
Порочных возжелав, свершила грех.
Тьфу, лживая Крессида, полюбил
Тебя на горе преданный Троил!
Влюбленные, о будьте осторожны
В любви! Остерегайтесь доверять
Лукавым языкам, чьи клятвы ложны.
Те, за кого готовы вы страдать,
Всю душу вам не захотят отдать.
А не остереглись - не проклинайте:
Верны они, как ветер, так и знайте.
Я о непостоянстве по своим
Судить могу поступкам, полагая,
Что свойственно оно и остальным.
Пусть радуется, даму восхваляя,
Кому она верна. Сравню ж сама я
Ту верность со стеклом - легко разбить.
В своей вине мне некого винить".
И волю тут последнюю свою
Бумаге предала без промедленья:
"Я настоящим труп свой отдаю
Червям и жабам после погребенья.
Трещотку, кружку, деньги, украшенья
Дарую прокаженным, чтоб меня
Похоронили на исходе дня.
Бесценное кольцо с рубином красным,
Что в знак любви мне мой Троил прислал,
Прошу вернуть ему, и об ужасном
Конце моем хочу, чтоб он узнал.
Заканчиваю, близок уж финал:
К Диане-страннице, лесной богине,
Мой беспокойный дух отходит ныне.
Еще из украшений дорогих
Есть брошь и пояс, также дар Троила, -
Пусть Диомед возьмет на память их".
И дух затем Крессида испустила.
Была ей тотчас вырыта могила,
И прокаженный послан был гонцом
К Троилу с этой вестью и кольцом.
Услышав о ее болезни тяжкой,
О том, как горько плакалась она,
Как умерла бездомною бродяжкой, -
Троил упал без памяти: полна
Душа была страданий. Как от сна,
Очнувшись, горестно вздохнул: "Довольно.
Мне об ее измене слушать больно".
И чтоб надгробье, как гласит молва,
Ей изготовить, серый мрамор взял он
И выбить золотом велел слова:
"Та, что красы считалась идеалом,
Лежит под этим хладным камнем. Стал он
Надгробьем для Крессилы, что жила
В Пергаме, от проказы умерла".
В поэме, в вашу честь и в назиданье
Написанной, о дамы, я совет
Высказываю и напоминанье:
Любовь с обманом смешивать не след.
Крессиду помните и мой завет,
Чтоб не пришлось все повторять мне снова.
Она мертва, о ней теперь - ни слова.
- 1. Перевод "Плача Крессиды" М. Бородицкой.