Жизнеописания трубадуров

I ГРАФ ПУАТЕВИНСКИЙ1

Граф Пуатевинский был одним из куртуазнейших на свете мужей2 и превеликим обманщиком женщин. Как доблестный рыцарь владел он оружием и отличался щедростью3 и великим искусством в пении и трубадурском художестве4 . И немало постранствовал он по белу свету, повсюду кружа головы дамам. И был у него сын, каковой в жены взял герцогиню Нормандскую5 , родившую ему дочь, которая стала женой Генриха, короля английского, матерью Короля-юноши, эн Ричарда и графа Джоффруа Бретанского6 .

Нежен новый сезон: кругом7
Зеленеет лес, на своем
Языке слагает стихи
Всяк певец в листве, как ни мал;
Все проводят в веселье дни,
Человек же – всех больше шал.
Но оттуда, куда влеком,
Нет посланца с тайным письмом –
Ни взыграй душой, ни усни;
Та ль она, какую желал,
Не узнав, останусь в тени;
Прав ли я, пусть решит финал.
Беспокойной нашей любви
Ветвь боярышника сродни;
Нет листочка, чтоб не дрожал
Под холодным ночным дождем,
Но рассвет разольется ал –
И вся зелень вспыхнет огнем.
Так, однажды, в лучах зари
Мы закончить войну смогли,
И великий дар меня ждал:
Дав кольцо, пустила в свой дом;
Жизнь продли мне Бог, я б держал
Руки лишь под ее плащом.
Мы с Соседом Милым близки8
А что разные языки –
Ничего: я такой избрал,
Что на нем речь льется ручьем;
О любви пусть кричит бахвал,
Мы ж разрежем кусок ножом9
* * *
Сложу стихи я ни о чем10 ,
Ни о себе, ни о другом,
Ни об учтивом, ни о том,
На что все падки:
Я их начну сквозь сон, верхом,
Взяв ритм лошадки.
Не знаю, под какой звездой
Рожден: ни добрый я, ни злой,
Ни всех любимец, ни изгой,
Но все в зачатке;
Я феей одарен ночной
В глухом распадке.
Не знаю, бодрствовал иль спал
Сейчас я, – кто бы мне сказал?
А что припадочным не стал,
Так все припадки
Смешней – свидетель Марциал11 ! –
С мышонком схватки.
Я болен, чую смертный хлад,
Чем болен, мне не говорят.
Врача ищу я наугад,
Все их ухватки –
Вздор, коль меня не защитят
От лихорадки.
С подругой крепок наш союз,
Хоть я ее не видел, плюс
У нас с ней, в общем, разный вкус:
Я не в упадке:
Бегут нормандец и француз12
Во все лопатки.
Ее не видел я в глаза
И хоть не против, но не за,
Пусть я не смыслю ни аза,
Но все в порядке
У той лишь, чья нежна краса
И речи сладки.
Стихи готовы – спрохвала
Другому сдам свои дела:
В Анжу пусть мчится как стрела
Он без оглядки,
Но прежде вынет из чехла
Ключ от разгадки.
* * *
Про то стихи сейчас сложу13 ,
Про то спою, о чем тужу;
Любви я больше не служу –
Знай, Пуату и Лимузен.
В изгнанье отправляюсь я,
Тревог и страха не тая:
Война идет в мои края,
Лишенья сына ждут и плен.
Горька разлука с домом мне,
Мое именье Пуатье
Отдам Фольконовой семье14 ,
Мой милый сын-его кузен.
Но, знаю, будет побежден
Гасконцем иль Анжуйцем он,
Коль не поможет ни Фолькон,
Ни тот, кто выделил мне лен15 .
Быть должен смел он и суров.
Когда покину я свой кров,
Но слаб он, юн и не готов
Жить средь насилья и измен.
Гнев на меня, мой друг, отринь!
И ты, Христос, прости! Аминь.
Смешав романский и латынь
В моленье не встаю с колен.
Я Радость знал, любил я Бой,
Но – с ними разлучен судьбой –
Взыскуя мира, пред Тобой,
Как грешник, я стою согбен.
Я весельчак был и не трус.
Но, с Богом заключив союз,
Хочу тяжелый сбросить груз
В преддверье близких перемен.
Все оставляю, что любил:
Всю гордость рыцарства, весь пыл…
Да буду Господу я мил,
Все остальное – только тлен.
Но вспомните, когда умру.
Друзья, на траурном пиру
То, как я весел был в миру –
Вдали, вблизи, средь этих стен.
Скитальца плащ с собой беру
Собольей мантии взамен16 .

II СЕРКАМОН17

Серкамон жонглер18 был родом из Гаскони, и слагал он песни19 и пастурели20 на старинный лад21 . И обошел он весь белый снег, куда только мог дойти, и за то прозвали его "Серкамон"22 .

III МАРКАБРЮН23

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Маркабрюн, родом из Гаскони24 , был сын некоей бедной женщины по имени Маркабрюна, как он сам говорит в своей песне:

Маркабрюн отцом был зачат25
Под звездой, чья воля значит,
Что любовь, любя, дурачит:
– Разумей! –
От себя он женщин прячет
И любовных чужд затей.

Был он одним из первых трубадуров26 , о коих сохранилась память. Песни слагал он не Бог весть какие27 и сирвенты неважные28 , злословя женщин и любовь29 .

2. ВАРИАНТ30

Маркабрюн был подкидыш, найденный у ворот некоего богатого господина, так что никогда и не узнали, кто он и откуда взялся. И эн Альдрик де Виллар31 воспитал его, а затем он так долго находился при трубадуре по имени Серкамон32 , что и сам взялся за трубадурское художество. До того прозывали его "Пустожором"33 , а с этого времени дали ему имя Маркабрюн. Кансону34 же никто еще тогда не именовал кансоною, а все, что пелось, называлось песнью.

Пошла о нем великая по свету молва, и все его слушали, боясь его языка35 , ибо настолько был он злоречив, что владельцы одного замка в Гиенне, о коих он наговорил много худого, в конце концов предали его смерти36 .

Как-то раз на той неделе37
Брел я пастбищем без цели,
И глаза мои узрели
Вдруг пастушку, дочь мужлана:
На ногах чулки белели,
Шарф и вязанка на теле,
Плащ и шуба из барана.
Я приблизился. "Ужели,
Дева, – с губ слова слетели, –
Вас морозы одолели?"
"Нет, – сказала дочь мужлана, –
Бог с кормилицей хотели,
Чтобы я от злой метели
Становилась лишь румяна".
"Дева, – я сказал, – отрада
Вы для рыцарского взгляда,
Как и крепкая ограда
Я для дочери мужлана;
Вы одна пасете стадо
Средь долин, терпя от града,
Ливня, ветра и бурана".
"Дон, – в ответ она, – измлада
Знаю я, чего мне надо;
Чары ваших слов – привада, –
Мне сказала дочь мужлана, –
Для таких, кто ценность клада
Видит в блеске лишь; услада
Их – вдыхать пары дурмана"
"Дева, вы милы, пригожи,
С дочерью сеньора схожи
Речью – иль к себе на ложе
Мать пустила не мужлана;
Но, увы, я девы строже
Вас не видел: как, о Боже,
Выбраться мне из капкана?"
"Дон, родня моя – ни кожи,
Если всмотритесь, ни рожи,
Их удел – кирка да вожжи, –
Мне сказала дочь мужлана, –
Но творить одно и то же
Каждый божий день – негоже
И для рыцарского сана"
"Дева, в вас видна порода,
Одарила вас природа,
Словно знатного вы рода,
А совсем не дочь мужлана;
Но присуща ль вам свобода?
Не хотите ль, будь вы подо
Мной, заняться делом рьяно?"
"Ваши речи полны меда,
Но, сеньор, такого рода
Куртуазность – ныне мода, –
Мне сказала дочь мужлана, –
Прячет ваш подход невзгоду,
Так что: ходу, дурень, ходу!
Иль вам кажется, что рано?"
"Дева, этот тон суровый,
Этот ваш ответ бредовый
Не пристал ничуть здоровой
Духом дочери мужлана;
Вежество пускай основой
Станет нам для дружбы новой
Без взаимного обмана"
"Дон, лишь вовсе безголовый
Соблазняет нас обновой –
Мил сеньор, служить готовый, –
Мне сказала дочь мужлана. –
Но за этот дар грошовый
Шлюхой числиться дешевой?!
Нет, наград не стоит рана!"
"Дева, связан мир рутиной –
Со своею половиной
Ищет встречи всяк: мужчиной
Я рожден, вы – дочь мужлана;
Мне теперь не луговиной,
Но влекущею пучиной
Эта кажется поляна"
"Дон, но следствие с причиной
Связано, дурь – с дурачиной,
Вежество – с учтивой миной,
И с мужланом – дочь мужлана;
Золотою серединой
Курс держать, борясь с судьбиной, –
Вот суть жизненного плана".
"Дева с благостной личиной,
Знать, за логикой змеиной
Вы не лезли в глубь кармана".
"Дон, тревожен крик совиный;
Тот – ждет манны38 ; пред картиной39
Этот – в позе истукана".
* * *
Начинаю без опаски40
И, как водится, с завязки
Ладные на вид побаски:
– Разумей! –
Кто живет не по указке
Доблести – по мне, злодей.
Юность41 никнет, чахнет, тает,
А Любовь налог взимает
С тех, кто в плен к ней попадает
– Разумей! –
Свой оброк издольщик знает,
И ослушаться не смей.
Искоркой Любовь сначала
Тлеет в саже, от запала
Сушь займется сеновала:
– Разумей! –
И когда всего обстало
Пламя, гибнет ротозей.
Знаю я Любви повадки:
Здесь – радушье, там – загадки,
Здесь – лобзанья, там – припадки:
– Разумей! –
А начни играть с ней в прятки,
Станет линии прямей.
Прямо шла ее дорожка,
Ныне скривлена немножко,
Ну, а там заглохнет стежка:
– Разумей! –
Острым язычком, как кошка,
Лижет, чтоб куснуть верней.
Вынув мед из воска, может
Позабыть, чьи соты гложет;
Грушу чистит – не предложит:
– Разумей! –
Но, как лира, слух тревожит
Тем, кто хвост прищемит ей.
Заедино с чертом брешет
Тот, кто Лже-Амора тешит,
Кнут один бока им стешет:
– Разумей! –
Он – как тот, кто шкуру чешет,
Плоть сдирая до костей.
Род Любви куда как скромен,
Список жертв ее огромен,
Обольститель вероломен:
– Разумей! –
Сам мудрец рассудком темен
Выйдет из ее сетей.
Плюс – Любовь, сродни кобыле,
Хочет, чтоб за ней следили
И накручивали мили:
– Разумей! –
Тощ иль жирен, слаб иль в силе –
Все равно: скачи быстрей!
Мною взгляд ее испытан,
Вовсе слеп или косит он;
Ядом мед речей пропитан:
– Разумей! –
Пусть ужал ее засчитан
За пчелиный – жар сильней.
Кто свой путь по жизни свяжет
С женщиной – себя накажет,
То же и Писанье скажет42 :
– Разумей! –
Бремя бед на тех возляжет,
Кто не чтил прямых путей.
Маркабрюн отцом был зачат
Под звездой, чья воля значит,
Что Любовь, любя, дурачит:
– Разумей! –
Он себя от женщин прячет
И любовных чужд затей.
* * *
Близ родника, средь сада, где в43
Тени белеющих дерев
Звучал ликующий напев,
Я, вешней свежестью дыша,
На пышную траву присев,
Узрел стройнейшую из дев,
Чей зов мне скрасил бы досуг.
Владельца замка дочь, она
Была здесь без друзей, одна;
Я, все, чем радостна весна,
Открыть прелестнице спеша,
Хотел сказать ей, как нежна
Листва и песня птиц звучна;
Она ж переменилась вдруг.
Пролились слезы, как родник,
И бедный вымолвил язык:
"О Иисус, сколь ты велик!
Тобой уязвлена душа:
Ты оскорблен был, но привык
Столь к поклонению, что вмиг
Находишь для отмщенья слуг.
Мой друг, чей благороден нрав,
Чей вид изыскан, величав
И смел, сейчас летит стремглав
К тебе, тем сердце мне круша;
Ах, знать, Людовик44 был не прав,
Их проповедью в бой подняв,
Коль мучит душу мне недуг"
Я, жалоб выслушав поток
Под лепет струй, сказал: "Упрек
Ваш лишь гневит напрасно рок;
Красавица, жизнь хороша;
От слез тускнеют краски щек;
Тот, кто в листву леса облек,
Избавить может вас от мук".
Она ответила: «Сеньор,
Я верю, будет не в укор
Мне этот хульный разговор:
"Бог, как от всех, кто жил греша,
В той жизни от меня свой взор
Не отвратит – но до тех пор
Как жить, когда далеко друг?"»

IV ПЕЙРЕ де ВАЛЕЙРА45

Пейре де Валейра родом был из Гаскони, из владении эн Арнаута Гильема де Марсана46 . Был он жонглером в те же времена, что и Маркабрюн, и песни слагал он, как и все в ту пору, не Бог весть какие47 , – все про листья, да цветы48 , да птичье пенье. И песни эти славы ему не снискали, и сам он ничем другим не прославился.

V ДЖАУФРЕ РЮДЕЛЬ, СЕНЬОР БЛАЙИ49

Джауфре Рюдель, сеньор Блайи, был муж весьма знатный. Заочно полюбил он графиню Триполитанскую50 , по одним лишь добрым слухам о ее куртуазности, шедших от пилигримов, возвращавшихся домой из Антиохи51 . И сложил он о ней множество песен, и напевы их были очень хорошие, но слова простые52 . И так хотел он узреть ее, что отправился в крестовый поход53 и пустился плыть по морю. На корабле одолела его тяжкая болезнь, так что бывшие с ним считали его уже умершим и, доставивши в Триполи, как мертвого, положили в странноприимном доме. Графине же дали знать об этом, и она пришла к нему, к самому его ложу, и заключила в свои объятия. Сразу узнал он, что то сама графиня, и вернулись к нему слух и чувства54 . И воздал он славу Господу за то, что сохранилась ему жизнь, пока он ее не узрел. И так он и умер у нее на руках. И повелела она похоронить его с великими почестями при храме тамплиеров55 , сама же по великой горести о нем в тот же день постриглась в монахини.

Длиннее дни, алей рассвет56 ,
Нежнее пенье птицы дальней,
Май наступил – спешу я вслед
За сладостной любовью дальней.
Желаньем я раздавлен, смят,
И мне милее зимний хлад,
Чем пенье птиц и маки в поле.
Я верой в Господа согрет –
И встречусь я с любовью дальней.
Но после блага жду я бед,
Ведь благо – это призрак дальний.
Стать пилигримом буду рад,
Чтоб на меня был брошен взгляд,
Прекраснейший в земной юдоли.
Услышать на мольбу в ответ
Жду, что готов приют мне дальний;
Я мог бы, если б не запрет,
Быть рядом с ней и в дали дальней;
Польются наши речи в лад
И близь и даль соединят,
Даря усладу после боли.
Печаль и радость тех бесед
Храню в разлуке с дамой дальней,
Хотя и нет таких примет,
Что я отправлюсь в край тот дальний:
Меж нами тысячи лежат
Шагов, дорог, земель, преград...
Да будет все по Божьей воле!
Даю безбрачия обед,
Коль не увижусь с дамой дальней.
Ее милей и краше нет
Ни в ближней нам земле, ни в дальней.
Достоинств куртуазных клад
Сокрыт в ней – в честь ее я рад
У сарацинов57 жить в неволе.
С Творцом, создавшим тьму и свет,
Любви не позабывшим дальней,
Я в сердце заключил завет,
Чтоб дал свиданье с дамой дальней,
Чтоб стали комнаты и сад
Роскошней каменных палат
Того, кто ныне на престоле.
Мой только тот правдив портрет,
Где я стремлюсь к любови дальней.
Сравню ль восторги всех побед
С усладою любови дальней?
Но стать горчайшей из утрат –
Ибо я крестным был заклят –
Ей предстоит. О, злая доля!
О, сладость горькая утрат!
Будь крестный мой врагом заклят58 !
Страсть без ответа – что за доля!

VI БЕРНАРТ ВЕНТАДОРНСКИЙ59

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Бернарт Вентадорнский родом был из Лимузина60 , из замка Вентадорн61 . Роду он был простого, происходя от служилого человека, служившего истопником и топившего печь, где выпекали хлеб для всего замка62 . Вырос он парнем красивым и ладным, выучился хорошо петь и овладел трубадурским художеством и стал мужем сведущим в законах вежества и весьма куртуазным. Сеньор его, виконт Вентадорнский63 , не мог нарадоваться ни на него самого, ни на его художество, и оказывал ему всяческие почести.

Была у виконта Вентадорнского жена, юная64 , благородная и веселая. Великую радость доставляли ей и кансоны Бернарта, и он сам, и вот полюбила она его, а он ее. И стал он в песнях своих и кансонах65 восхвалять ее, и свою любовь к ней, и ее достоинство. Долгое время длилась их любовь, пока не заметили этого и сам виконт и многие другие. Когда же виконт об этом проведал, прогнал он от себя Бернарта, а жену свою велел запереть и крепко стеречь. И даме пришлось отвергнуть Бернарта и просить его уйти и удалиться из тех пределов.

Пустился он в путь-дорогу и прибыл к герцогине Нормандской66 , даме юной и благородной и умевшей ценить доблесть, честь и изящество обращенных к ней восхвалений. Кансоны и песни Бернарта очень нравились ей, и она встретила и приняла его весьма сердечно. Долгое время жил он при ее дворе и полюбил ее, а она его, и сложил в ее честь множество прекрасных кансон67 . И вот в то время, как он находился при ней, взял ее в жены Генрих, король английский, и увез из Нормандии в Англию. А эн Бернарт в грусти и печали остался по эту сторону моря и отправился к доброму нашему графу Раймону Тулузскому68 и оставался при нем до самой его смерти. А тогда эн Бернарт по великой горести о нем поступил в Далонский монастырь, где и скончался69 .

И все, что я, эн Юк де Сент Сирк70 , написал здесь о нем, поведано было мне виконтом Эблесом Вентадорнским71 , сыном виконтессы, которую любил Бернарт. Песни, которые вы услышите и которые ниже записаны, – бернартовы.

2. ВАРИАНТ72

Бернарт Вентадорнский родом был из Лимузина, из замка Вентадорн. Роду он был простого, происходя от служилого человека и булочницы, как говорит о нем Пейре Овернский в песне, где он поносит всех трубадуров73 :

Третий же – де Вентадорн, старый шут;
Втрое тоньше он, чем Гираут,
И отец его вооружен
Саблей тонкой, как ивовый прут,
Мать же чистит овечий закут
И за хворостом ходит на склон.

Впрочем, чьим бы он ни был сыном, Бог ему дал наружность красивую и приятную, а сердце благородное, от какого всякое благородство и происходит, и даровал ему ум, разум, вежество и сладкоречие, и еще владел он утонченным трубадурским художеством складывать прекрасные слова на веселый напев.

Полюбил он жену сеньора своего, виконтессу Вентадорнскую. Бог же, по причине его привлекательности и вежества, и веселого искусства слагать кансоны, дал ему такую удачу, что и она полюбила его сверх всякой меры74 , позабыв про свою высокородность, и честь, и разум, и злоречие людей, и поддалась своим желаниям, как сказал об этом Арнаут де Марейль:

За радостью я от безумства мчусь75 ,
И покидаю разум ради чувств...

а также и Ги д’Юссель:

Ведь кто любил, тот знает по себе76 :
Бессилен ум с желанием в борьбе77

Бернарт же и сам пользовался среди хорошего общества уважением, и песни его повсюду любили. Все с превеликой охотой встречались с ним, принимали его и слушали. Великие почести и дары получал он от могущественных сеньоров и важных господ, и всюду появлялся он в пышности и окруженный почетом.

Любовь их длилась немало времени, пока не проведал о ней виконт, супруг дамы. Узнав же обо всем, он весьма огорчился и опечалился. И виконтессу поверг он в великую скорбь, ибо Бернарта де Вентадорна от себя отстранил и попросил его покинуть его владения. И вот тот уехал и направился в Нормандию к герцогине, бывшей в то время владычицей нормандцев. Была она юной, веселой, одаренной доблестью, честью и могуществом, и умела ценить людей доблестных и достойных. И приняла она его с радостью и превеликим почетом, ибо прибытие его причинило ей немало удовольствия, и сделала его главным лицом и распорядителем при своем дворе. И как до того полюбил он жену своего сеньора, так теперь влюбился он в герцогиню, а она в него. Долгое время имел он от нее великую радость и счастье, пока не вышла она замуж за короля Генриха Английского, который и увез ее за море в Англию. И Бернарт больше никогда ее не видел, ни весточки от нее не получил.

И потому от горя и тоски о ней постригся он в монахи в Далонском аббатстве, где и оставался до конца своих дней.

3. РАЗО78 ПЕРВОЕ

...Бернарт же прозвал ее79 "Жаворонком" из-за того, что был некий рыцарь, влюбленный в нее, которого она называла "Луч"80 . И вот однажды рыцарь этот явился к герцогине и прямо прошел в ее покои. Дама же, завидев его, подняла подол своего платья, обернула им его шею и повалилась на постель. Бернарт все это увидел, ибо служанка дамы тайком дала ему подсмотреть, и по этому случаю сложил он такую кансону, в каковой говорится:

Люблю на жаворонка взлет81
В лучах полуденных глядеть:
Все ввысь и ввысь – и вдруг падет,
Не в силах свои восторг стерпеть.
Ах, как завидую ему,
Когда гляжу под облака!
Как тесно сердцу моему,
Как эта грудь ему узка!
Любовь меня к себе зовет,
Но за мечтами не поспеть.
Я не познал любви щедрот,
Познать и не придется впредь.
У Донны навсегда в дому
Весь мир, все думы чудака, –
Ему ж остались самому
Лишь боль желаний да тоска.
Я сам виновен, сумасброд,
Что мне скорбей не одолеть, –
В глаза ей заглянул, и вот
Не мог я не оторопеть;
Таит в себе и свет и тьму
И тянет вглубь игра зрачка!
Нарцисса гибель я пойму82 :
Манит зеркальная река.
Прекрасных донн неверный род
С тех пор не буду больше петь:
Я чтил их, но, наоборот,
Теперь всех донн готов презреть.
И я открою, почему:
Их воспевал я, лишь пока
Обманут не был той, к кому
Моя любовь так велика.
Коварных не хочу тенёт,
Довольно Донну лицезреть,
Терпеть томленья тяжкий гнет,
Безжалостных запретов плеть.
Ужели – в толк я не возьму –
Разлука будет ей легка?
А каково теперь тому,
Кто был отвергнут свысока!
Надежда больше не блеснет, –
Да, впрочем, и о чем жалеть!
Ведь Донна холодна, как лед, –
Не может сердце мне согреть.
Зачем узнал ее? К чему?
Одно скажу наверняка:
Теперь легко и смерть приму,
Коль так судьба моя тяжка!
Для Донны, знаю, все не в счет,
Сколь к ней любовью ни гореть.
Что ж, значит, время настает
В груди мне чувства запереть!
Холодность Донны перейму –
Лишь поклонюсь я ей слегка.
Пожитки уложу в суму –
И в путь! Дорога далека.
Понять Тристану одному83 ,
Сколь та дорога далека.
Конец любви, мечте – всему!
Прощай, певучая строка!84

4. РАЗО ВТОРОЕ85

Бернарт Вентадорнский любил некую даму, прекрасную и благородную, и так служил ей и так чтил ее, что и словами и делами своими жаловала она ему все, чего только он желал. Долгое время жили они в радости и наслаждении, храня друг другу верность. Но затем желания дамы изменились, и она захотела другого возлюбленного. Бернарт, узнав об этом, опечалился, закручинился и хотел было расстаться с ней, ибо уж очень тяжко было ему присутствие другого. Однако, побежденный своей любовью, рассудил он, что лучше ему делить даму с другим86 , чем совсем потерять ее. И к тому же, когда он находился в ее обществе и при том были новый ее друг и всякий иной люд, казалось ему, что она глядит на него больше, чем на кого-либо другого. И зачастую он даже переставал верить тому, во что сначала поверил, как и должны чувствовать все истинно влюбленные, коим надлежит не верить глазам своим, если то, что они видят, поношение для их дамы. И по этому случаю сложил Бернарт кансону, в каковой говорится:

Дайте, сеньоры, совет87 ,
Вы ходите в мудрецах:
Ко мне после стольких лет
Успех в любовных делах
Пришел – я дамой любим
Но вместе, увы, с другим,
Ничье мне не тяжело
Так общество, как его.
Рассматривая предмет
И так, и сяк, я исчах,
Не знаю, в чем больший вред,
Любить ли с ним на паях,
Иль с ней делиться своим
Горем – вопрос нерешим:
Хоть это делай, хоть то –
Все будет нехорошо.
Любовь мою – станет свет
Позорить на всех углах,
С презреньем украсив портрет
Короной о двух рогах;
А буду дамой гоним –
Нищ стану, как пилигрим,
Лишиться б тогда всего,
И дара петь самого.
Вся жизнь моя – темный бред,
И ждет ее полный крах,
Не выбери из двух бед
Я меньшей: или в руках
Иметь, что не взято им,
Иль все упустить, как дым, –
Любовь утверждает, что
Неверным в ней не везло.
Что для нее мой запрет,
Когда ей мил вертопрах;
Но в снятье запрета нет
Причины иной, как страх.
Служа столько лет и зим,
Усердьем горжусь таким;
Было б вознаграждено
Прощенное мною зло.
Жар, коим был я согрет,
И ныне в ее глазах,
Но льется другому вслед,
Я предан, брожу впотьмах;
И все ж в толпе отличим
Я ею: взглядом пустым
На меня смотрит – но
Не так, как на большинство.
Шлю за приветом привет
(Перо омочив в слезах)
Той, пред которой весь свет
И вся красота – лишь прах.
Я памятью злой томим –
Как мы, прощаясь, стоим
И прячет она лицо,
Чтоб не сказать ничего.
Дама, мы связь утаим
От всех; а на людях с ним
Будьте – храня для него
Лишь куртуазное мо.
Гарсьо, давай сочиним88
И Вестнику отдадим89
Песнь, чтобы что суждено
Скорее произошло.

VII АРНАУТ де МАРЕЙЛЬ90

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ И РАЗО ПЕРВОЕ

Арнаут де Марейль происходил из епископата Перигорского, из замка под названием Марейль. Был он клирик, а роду простого. И так как наукой своей прожить он не мог, то и пошел по белу свету. Он хорошо владел трубадурским художеством и знал в нем толк. По воле судьбы и предназначению звезд попал он ко двору графини де Бурлац, дочери доблестного графа Раймона и супруги виконта де Безье, прозванного Тайлафер91 .

Этот эн Арнаут внешностью был весьма приятен, хорошо пел и умел вслух читать романы92 . Графиня весьма благоволила к нему и окружала его почетом. Он же полюбил ее и посвящал ей свои кансоны, но не осмелился ни ей, ни кому-либо другому признаться, что сам сочинял их, а говорил, что сложены они другим93 .

До того, однако, одолела его любовь, что однажды сочинил он кансону, в каковой говорится:

Искренностью приема94
В плен я навеки взят:
Облик, улыбка, взгляд,
Весь Ваш вид и наряд
В сердце живут моем;
Дама, я смерть приму,
Если Вас не смягчат
Скорбь и страданья в том,
Кто отныне в Ваш дом
Входит, словно в тюрьму.
С фальшью страсть не знакома
И не грозит ей спад,
Хоть и во много крат
Из-за Ваших преград
Мне затруднен подъем;
Дама, в толк не возьму,
В чем же я виноват:
Если только в своем
Чувстве – что ж, поделом,
Я даже рад клейму.
Душа лишь к Вам влекома:
Пусть иные не мнят,
Что добиваться рад
Я и от них услад, –
Ваш я весь целиком;
Пусть же мне одному
Ваши взоры сулят
Милость: мой окоем,
Не озарив лучом,
Не ввергайте и в тьму.
Дама, в сердце истома,
Робостью я объят;
Пусть иной не богат,
Но он бережней клад
Чести, коль с ней знаком,
Спрячет в свою суму,
Чем неучтивый хват,
Лезущий напролом
С верой, что все кругом
Принадлежит ему.
Ждать в судьбе перелома
Тщетно: вместо наград –
Мне удары грозят
Еще горших утрат;
Но стою на своем
И теперь, потому
Не повернув назад,
Что соперник ведом
Звездами и умом
К торжеству своему.
Генуэзец! К чему95
Скрывать: где все подряд
Заняты королем
И знатью – в круге том
Вы – голова всему.

И в кансоне этой открыл он графине любовь, которую к ней питал. И графиня его не отвергла, мольбы его приняла и вняла им. Подарила она ему богатое платье, оказала великий почет и дозволила воспевать ее открыто и дерзновенно. При дворе ее снискал он великую честь. И во славу графине сложил он немало прекрасных кансон, из коих видно, что много принял он от нее благ, да и горя хлебнул немало.

2. РАЗО ВТОРОЕ

Вы уже слыхали, кто был Арнаут де Марейль и как он полюбил графиню де Безье, которая была дочерью славного графа Раймона Тулузского и матерью виконта де Безье, убитого французами после взятия Каркассона96 . Означенную виконтессу все, однако, именовали графиней де Бурлатц, ибо родилась она в замке Бурлатц. Арнаут сердечно любил ее и сложил в честь нее множество прекрасных кансон, в коих обращался к ней с почтительнейшими мольбами. И она, в свою очередь, к нему весьма благоволила.

Король же Альфонс97 , ухаживавший за графиней, прознал про это ее благоволение к Арнауту. Увидев, как любовно она с ним обращается и услыхав сложенные им в ее честь кансоны, он сильно возревновал и весьма огорчился. И возвел он поклеп на графиню из-за благосклонности ее к Арнауту. И сам он ей такое говорил и других тоже заставлял, что та рассталась с Арнаутом, повелев ему не показываться ей на глаза, не слагать о ней кансон, подавить свою любовь и прекратить обращаться к ней с мольбами.

Арнаут де Марейль, как услышал о такой отставке, стало ему горше самого горького горя. В отчаяньи удалился он от своей дамы и двора ее и отправился к другу своему и сеньору Гильему де Монпелье98 . Долгое время оставался он у него, горько жаловался там и плакал и сложил кансону, которая тут написана и в каковой говорится, как вы сейчас услышите:

Тешились мысли мои99 ,
О печали забыв,
Но дама, чей стан красив,
Чье сердце кротко и нежно,
Сказала, что безнадежно
К ней взывать о любви;
Все ж, не смирясь с судьбой,
Я надеюсь мольбой
Смягчить ее, а дотоль
Уныла моя юдоль.
Дама, когда б Вы могли
Знать о том (утолив
Смиренный любви порыв,
К Вам обращенный прилежно),
Сколь чувство мое безбрежно,
К стонам Вы б снизошли,
Испускаемым мной:
Жалуется больной,
Избыть надеясь не столь
Хворь песнями, сколько боль.
Прекрасная дама, чьи
Речи – диво из див,
Выслушайте мой призыв
С вниманьем, а не небрежно;
Мне предстоит неизбежно
В страхе забиться в щель,
Столь престол Ваш высок;
Но Овидий предрек100 ,
Что знатностью не обресть
Любви, коль чужда ей лесть.
Так и средь дальних земель
Слава гремит о Вас,
Что мой восторженный глас
К ней ничего не прибавит;
Однако в хоре оставит
Свой звук новая трель,
Ибо, как ни легок,
Чашу весов листок
Все ж заставляет осесть;
Вам мало хвалы, что есть!
Манеры, каких досель
Я не встречал; свет глаз;
Радушье не напоказ; –
Певец по заслугам славит
Вас, ту, которая ставит
Столь высокую цель;
Радости в Вас исток,
Вот почему предлог
Превозносить Вашу честь
Берется, отколь нивесть.
Генуэзец! Апрель –
Май – цветения срок:
Чтоб, как его, я мог
Вас всем другим предпочесть,
Вы продолжаете цвесть.
Француз101 ! Забыв зарок,
Кто-то честь не сберег –
Тем радостнее нам весть,
Что в Вас достоинств не счесть.

VIII ГИРАУТ де БОРНЕЛЬ102

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Гираут де Борнель родом был из Лимузина, из округа Эксидейль, из мощного замка виконта Лиможского. Будучи происхождения незнатного, был он наделен природной смекалкой и к тому же немалую приобрел ученость103 . И был он самый лучший трубадур из всех, что были и до и после него, и за то прозван был Главой трубадуров104 , и таковым и сейчас считают его все, кто разумеет изысканную речь, полную любовных чувств и остроумия. И был он в большом почете у людей высокородных и знатоков художества, равно как и у дам, охотно внимающих искусно подобранным словам его песен105 .

Вот как протекала его жизнь: всю зиму он оставался при школе, где обучал наукам, а летом ходил по дворам сеньоров, и с ним два певца106 , исполнявших его кансоны. Жениться он не захотел, и все. что наживал, отдавалось неимущим его родителям и церкви села, где он родился. Церковь эта, и до ныне сущеествующая, посвящена святому Гервасию.

Здесь записаны многие из его песен.

2. РАЗО ПЕРВОЕ

Гираут де Борнель влюблен был в некую даму гасконскую по имени дона Аламанда д’Эстанк107 . Дама эта, всеми весьма чтимая за ум, благородство и красоту, охотно принимала ухаживания Гираута и снисходила к его мольбам по той причине, что великую славу о ней, о достоинстве ее и чести разносил он песнями своими, доставлявшими ей великое наслаждение, ибо она их отлично разумела108 .

Долгое время обращался он к ней с мольбами, она же, всяческий ему оказывая почет и не скупясь на обещания, со всей куртуазностью оборонялась от его домогательств, так ему своей любви и не даровав, и не получил от нее он никакого любовного дара, кроме перчатки. Ради перчатки этой долгое время жил он в радости и веселии, но затем потерял ее и впал от этого в великую печаль, ибо мадонна Аламанда, коей тягостны были его любовные домогательства, узнав, что перчатка потеряна, принялась его корить, говоря, что он-де нерадиво хранил перчатку и потому никаких подарков она ему больше делать не станет, и никакой любовной услады он от нее не получит, а от всего ранее обещанного она отрекается, ибо видит, что он вовсе вышел у нее из повиновения109 .

Узнав об этом новом обвинении и об отставке, какую дала ему дама, Гираут испытал великую скорбь и огорчение. Отправился он к некой состоявшей при ней девице, которую тоже звали Аламанда110 . Девица была весьма разумна и куртуазна, хорошо разбиралась в трубадурском художестве и сама была в нем искусна. Гираут сообщил ей все, что сказала ему дама, и спросил у нее совета, как ему теперь быть, произнеся следующее:

"Друг милый Аламанда, как в тумане111 ,
Я обращаюсь к Вам, узнав о плане
Сеньоры Вашей, что, меня тираня,
Жила и вот сейчас стоит на грани
Злодейства, ибо ею же в обмане
Я обвинен:
Уверен, что в неравной этой брани
Останусь побежден".
"Гираут, ради Бога, чем заране
Сдаваться, меры приняли б к охране:
Страсть требует от вас посильной дани,
То есть согласья в том и этом стане –
Пусть дама приравняет холм к поляне,
Ответьте в тон,
Что есть, мол, радость и в сердечной ране,
И счастьем вызван стон".
"Вы судите не как иные дуры,
К тому ж прелестны, юны, белокуры;
Жизнь чуть добрей – Вы рады, злее – хмуры,
Но не милы мне Ваши каламбуры,
И вывертом судебной процедуры
Я удручен:
По мне, уж лучше падать с верхотуры,
Чем ехать под уклон"
"Удачней, чем моя, кандидатуры,
Клянусь, Вам не сыскать – а мне фигуры
Смешней, чем Ваша: ходите понуры,
Твердя о пустоте моей натуры;
Ну что ж, в любви я против диктатуры.
Претит ей гон,
И лучше тихо заводить амуры,
Чем поднимать трезвон".
"Не будьте, дева, так глупы и серы
И не касайтесь Вам далекой сферы!
Она ведет себя, как лицемеры!
По-Вашему, у всех ко мне нет веры –
Нет, передан от дамы Беренгеры112
Мне был поклон!
Я Вас ударю, коль и впредь без меры
Так буду оскорблен".
"Поскольку Вы цеплялись за химеры,
Крушенье Вашей, господин, карьеры
Приобрело огромные размеры;
Иль нужно Вам перечислять примеры
Того, как, с нею ссорясь, кавалеры
Несли урон?
Тот, у кого столь дерзкие манеры,
Как Ваши, – обречен!"
"Красавица, мое бунтарство мнимо,
Поддержка Ваша мне необходима:
Устройте, коль ошибка поправима
И коль любовь, как мною, Вами чтима,
Чтоб в результате Вашего нажима
Я был прощен;
Ведь если эта мука будет длима
Конец мой предрешен".
"Зло, эн Гираут, было б одолимо,
Будь Ваше поведенье извинимо:
Но Вами, говорят, была любима
Та, что и в платье с этой несравнима,
И без; с тех пор она неумолима
И свой резон
Блюдет: не видя Вас, проходит мимо,
А то и гонит вон".
"Просите ж за меня неутомимо,
Ведь я теперь учен!"
"Да будет Вами впредь любовь хранима –
Суров ее закон".

3. РАЗО ВТОРОЕ

Гираут де Борнель влюблен был в некую даму по имени дона Аламанда д’Эстанк, дарившую ему любовные услады. Случилось, однако, что она вообразила, будто достоинство ее унижается из-за того, что совпадают его и ее желания, и она рассталась с ним, и любовью своей одарила другого, за что все ее осуждали, ибо человек он был невоздержанный и злой113 . Долгое время пребывал Гираут де Борнель в тоске и печали и из-за собственной своей горести и из-за испытываемых ею поношений, ибо неподходящее было для нее дело брать того в любовники.

И вот сложил он тогда кансону, в которой жалуется на измену своей дамы и на то, что не милы ему теперь ни радость и веселье, ни утехи куртуазные:

Звучанье радостных строк114
И смех победят истому,
Хоть я от счастья далек;
Но скучно ней
От нежных затей –
Зачем же мне изощряться
В искусстве речей:
Что ж, тронув струну,
Я песню начну –
И зубы сомкну,
Чтоб зря не звучала:
Увы, сулит мало
Певучий слог
Веселья и благ –
Нет тех, кто был весел и благ.
Средь горестей путь пролег,
Поскольку замыслу злому
Подругу выучил рок;
Безумье тем злей,
Чем сердцу трудней
Жестокой сопротивляться;
Впредь буду смирней,
Стерплю, ускользну
От кар и верну
Любви новизну,
Избегнув провала;
Любви не пристало
Слышать упрек;
Не гнев забияк
Ей мил, а смирения знак.
Я в тяжбе с ней изнемог –
Ведь сила ломит солому115 ;
Какой для меня в том прок,
Что верен я ей?
Гораздо верней
Начать другой восхищаться:
Там пойдет скорей
Правота ко дну,
Где она в плену
У силы; дерзну
Искать в том начало,
Что ум истерзало, –
Приговор строг:
Все даме пустяк –
К свету ль вознесть, ввергнуть ли в мрак.
Коль друга найти б я мог,
Чуждого делу дурному,
Чтоб был со мной не жесток –
Мне стало б видней.
Что жизни моей
Есть еще чем утешаться.
Ум, сердце ль сильней
Иль страх? Первизну
Отдать не рискну
Вступившим в войну;
Ворам выпадало
В темнице подвала
Жизнеописания трубадуров
Столько тревог,
Как мне от атак
Сил трех, ибо каждый мне враг.
Сердцу уже невдомек,
Как не поддаться излому:
Я брошен, я одинок
С тех пор, как злодей
Решил средь людей
Распространеньем заняться
Фальшивых вестей:
Поверив лгуну116 ,
Лишь ложь я пожну
И смертным усну
Сном; власть лишь мешала
Амору: бывало,
Хоть и высок,
Служил кое-как
Ему императорский стяг.
В покорстве – любви зарок,
Было ль когда по-другому?
Бесспорно, лучший итог
Тех ожидает, чей
Крик о любви слабей,
Чем тех, кто решил поддаться
Напору страстей;
Чтоб сберечь казну,
Я к умным примкну,
А спесь прокляну.
Иль пылу бахвала
Любовь отвечала
Не поперек?
Попал ли впросак
Кто сделал навстречу ей шаг?
Честь, ищущая предлог117
Нравиться франту пустому,
В приличьях видит порок;
Невежество – всей
Громадой своей –
Гнетет к земле тунеядца!
– Поделом, ей-ей!
Коль честь на кону,
Влечет не одну
Из душ в вышину!
– Что ж: не обуяло
Безумье тех, стало
быть, кто берег
Честь средь передряг.
Безумец, кто любит не так!

ВАРИАНТ118

Что бы ни предпринимал эн Гираут де Борнель – словом ли, делом ли, – так и не удалось ему вернуть благорасположение мадонны Аламанды, ибо в немилость у нее впал он лишь потому, что та вообще желала с ним расстаться, для чего и воспользовалась случаем с перчаткой. И как ни тяжело это было эну Гирауту, но пришлось ему от нее удалиться. Но знайте, что мадонна Аламанда порвала с ним вовсе не только из-за перчатки, послужившей лишь предлогом, но оттого, что взяла себе любовником другого, за что и осуждалась всеми, ибо тот был человек злой и хитрый. Долгое время пребывал Гираут де Борнель в тоске и печали и из-за собственной своей горести, и из-за испытываемых ею поношений, ибо возлюбленным своим избрала она человека неподходящего119 ... и стали ей немилы веселье, радость и куртуазные утехи. Песня же его о том записана в этой книге120 .

4. РАЗО ТРЕТЬЕ

Гираут де Борнель отправился за море121 с королем Ричардом и виконтом Лиможским по имени эн Аймар122 , и участвовали они в осаде Акры123 . Когда же город был взят и сеньоры стали возвращаться по домам, Гираут де Борнель отправился к доброму нашему князю Антиохийскому124 , мужу весьма благородному, который принял его с великим почетом и щедро наградил. И тот оставался всю зиму при дворе его, ожидая обратного плаванья, которое должно было начаться на Пасху. И в бытность его у князя приснился ему сон, о коем вы услышите в нижеследующей кансоне, в которой говорится:

Все время хочет мой язык125
Потрогать заболевший зуб,
А сердце просится в цветник,
Взор – тонет в неге вешних куп,
Слух – в томном сладострастье
Птиц, о любви такой трезвон
Поднявших, что хоть удручен
Я был бы, хоть в несчастье,
При взгляде на лесистый склон
Вновь стану к жизни возвращен.
Жизнь – песен и услад родник,
Я по природе жизнелюб;
Мне снился сон, и в первый миг
Смех радостный сорвался с губ:
Сел на мое запястье
Изящный ястреб-птицегон,
Казалось, будет он взбешен,
Не стерпит чужевластья,
А вышло, что и ласков он
И тонкостям ловитв учен.
Сколь сон ни темен был и дик, –
Суть выколупав из скорлуп,
Мой господин его постиг
И подал так, что стал мне люб:
Любовное ненастье
Пройдет, очистив небосклон, –
Я – будь соперник хоть барон –
Достигну полновластья,
Всем оказавшись предпочтен,
Кто был любим или влюблен.
Проснувшись, я в тоске поник,
Скорбел, стал бездыхан как труп,
Считал, что мой сеньор – шутник,
Что сон – безумен, сонник – туп,
И все ж не без пристрастья
Тому подыскивал резон,
Что вскоре понести урон
Должно мое злосчастье,
И верил, что свершится сон
Точь-в-точь как был мне возвещен.
Тогда, веселья поставщик,
На песни я не буду скуп;
Столь резок будет сердца сдвиг,
Что сам спадет засохший струп,
Судьбу не стану клясть я,
Мной будет вестник снаряжен,
А получу ль в ответ поклон –
Не знаю: соучастье
Мне нужно – строить бастион
Нельзя, коль бут не подвезен.
Сложив подстенье, камни встык
Кладя, с уступа на уступ
Взбираясь, зодчий форт воздвиг:
Порядку служащий – не глуп;
Я к рыцарству причастье
Тем подтвержу, что верный тон
Найду и музыку вдогон
Стихам пошлю на счастье,
Чтоб наслажденьем напоен
Слух дамы был – и побежден.
Коль за морем кто из владык
Вдруг миру объявил всему б,
Что я предатель и двойник,
Умом коварен, сердцем груб,
И принимал участье
В натравливании сторон, –
Я б меньший потерпел урон,
Чем ныне от бесстрастья
Белейшей средь прекрасных жен,
Чьим гневом все ж я обелен.
Нет к тем, кем мой словарь сочтен,
Во мне подобострастья:
С закрытых слов не снял пелен,
Однако смысл их просветлен.
Тем самым, Вам был ключ вручен
К темнотам спетых мной кансон.

5. РАЗО ЧЕТВЕРТОЕ

В такую тоску и печаль повергли эн Гираута де Борнеля смерть короля Ричарда Английского126 и предательство дамы его, доны Аламанды, что совсем было оставил он пение, художество трубадурское и куртуазную радость. Но тут эн Рамон Бернарт де Ровинья127 , родом гасконец, муж доблестный и приятель его большой, с коим они именовали друг друга "Превыше-Всех"128 , с превеликим усердием принялся уговаривать и умолять его, чтобы развеселился он и снова начал петь, и тогда тот сложил кансону, в которой говорится:

Ах, будь то не "Превыше-Всех"129 ,
Что радостну велит мне быть
И песни весело творить,
То ни луга, цветущи вновь,
Ни лес, ни суетна любовь
Меня не смогут вдохновить.
Увы, признаться надо,
Что все слабей отрада,
И рыцарский весь цвет
Почти сошел на нет,
А тех, кому почет –
К забавам не влечет,
И я уж много лет
От всяких зол и бед
Могу лишь втайне клясть
Всех, кто имеет власть130

6. РАЗО ПЯТОЕ

Однажды Гираут де Борнель возвращался от доброго короля Альфонса Кастильского131 , а король пожаловал ему в дар превосходного коня серой масти132 и иные немалые дары, и все вассалы королевского двора тоже сделали ему много богатых подарков. Направлялся он в Гасконь через земли короля Наваррского133 . Король прознал, что Гираут – путник богатый, и что проезжает он его землями там, где сходятся границы Кастилии, Арагона и Наварры. И повелел он ограбить его и захватить все его снаряжение, а себе на долю оставил серого коня, все же остальное предоставил тем, кто этот разбой совершал. И тогда сложил Гираут кансону, в каковой говорится:

Свой сладкозвучный глас134
Подав с ограды, птица
Заставила вечор
Меня с дороги сбиться:
Дошел я до кустов,
Пойдя на птичий зов,
И пеням внял тотчас
Трех дев, поющих в лад
О том, что дар отрад
И благ понес урон;
Их пеньем привлечен
И за живое взят,
Спросил, зачем скорбят:
"Чем, девы, омрачен
Сей песни вашей тон?"
Плащ распахнув, рассказ
Так начала девица
Умнейшая: "Позор
Весь на вельмож ложится:
Путь юных полон ков;
На тех из смельчаков,
Кто славен без прикрас
И вежеством богат,
Все худшие спешат
Напасть со всех сторон.
И вас, кто вдохновлен
По сути иль на взгляд
Отрадой, так язвят,
Чтоб дух ваш стал смущен,
Коль нет к тому препон"
– Да, дева, впрямь сейчас
Перевелись те лица,
В ком, на благое скор,
Дух к радости стремится
И песню чтить готов.
Не слышу добрых слов
И я: ко мне угас
Их интерес, молчат,
Как будто я заклят.
Ограблен я, в загон
Попав меж трех корон;
В том, что удал был хват,
Мой чалый виноват –
В недобрый, знать, сезон
Он был мне в дар вручен.
– Сеньор, в грехах погряз
Тот, кто чужим живится,
Чей привлекают взор
Изящная вещица,
Ткань, яства; давший кров
Такому – сам таков.
Воришек и пролаз,
Которые хитрят
И источают яд,
Принявший в дом патрон
Едва ли кем почтен;
Его, пусть наугад,
Но правильно винят:
Всяк за такой уклон
Быть должен обличен.
– Подруга, пир для глаз –
Весна; но кто воззрится
На сад, тех мысль – про сбор
Плодов; а что певица
В ветвях – рад птицелов;
Мир, право, нездоров:
Мил юношам отказ
От истинных услад,
Но лезут год подряд
В турнирах на рожон,
Перчатки – в дар от жен
Приняв; то вдруг лишат
Вас дружбы с тем, чтоб фат
Мог показать фасон,
Хоть чести сам лишен.
– Стен замковых каркас
И каждая бойница,
Где зреет зло, сеньор,
Встают, чтоб нам лишиться
Приемов и даров:
Тот, дескать, бестолков,
С чьих башен напоказ
Баллисты не торчат;
Везде за всем пригляд;
Средь ночи пробужден,
Устроить всем разгон
Рад скаред: "Где шумят?"
Встают и стар, и млад:
Коль спите вы, вменен
В вину вам будет сон.
– Иль благ, подруга, час
Теперь, чтоб мне сердиться?
Иль слабый мой укор
Воспримет вереница
Отпетых наглецов?
Юнца, чей нрав суров,
Взмах разве бы потряс
Прута, каким грозят,
Чтоб шли дела на лад
И стал он умудрен?
Даяний долг с персон
Достойных на год снят
Бывает: их страшат
Просящие вдогон –
И есть на то резон.
– Друг, не спасет коль нас
Сеньор Бордо135 , десница
Чья прекратить разор
Сумела б, развалиться
Мир может до основ;
Всяк прочий – празднослов,
В ком вежества запас
Иссяк, притом заряд
Отваги – маловат;
Нет мира там, где тронЛьстецами окружен,
Ни веры – где впопад
Владыке петь хотят:
Коль чтит веселье он –
Все чтут, таков закон.
– Превыше-Всех136 рулад
Моих не любит: рад
Свой оборвать трезвон
До лучших я времен.
– Сеньор, но вам внушат
Бертрана два137 , что спад
В слагании кансон
Беспочвен и дурен.
– Тот, дева, кто влюблен,
Но не любим, – смешон.

7. РАЗО ШЕСТОЕ

Когда Ги, виконт Лиможский138 , ограбил дом Гираута де Борнеля, все его имущество захватив и книги, и понял тот, что пала честь, опочила радость, куртуазное обращение погибло, доблесть себе изменила, вежество потеряно, а благородные повадки превратились в неучтивость; когда понял он, что обман захватил уже обе стороны – как влюбленных дам, так и их поклонников139 – тогда пожелал он все же вновь вежество обрести, радость и честь, и такую сложил кансону, в каковой говорится:

Как хотелось бы мне140
Доблесть вновь возродить,
Радость вновь пробудить,
Опочившу во сне,
Тщусь бесплодно, зане
Рок нельзя победить,
И вовеки не быть
Мне с собой наравне, –
Чем более к былому я стремлюсь.
Тем пуще давит душу горький груз141

IX АРНАУТ ДАНИЭЛЬ142

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Арнаут Даниэль родом был из тех же мест, что и эн Арнаут де Марейль143 , из епископата Перигорского, из замка под названием Риберак144 , и был он дворянин.

Он отлично обучился наукам и обрел утеху в трубадурском художестве. Науки он, однако, оставил и стал жонглером, а песни свои принялся сочинять с рифмами самыми изысканными145 , почему и кансоны его понять и выучить не так-то просто.

И вот полюбил он некую знатную гасконку, жену эн Гильема де Бувиль146 , однако никто не считал, что она даровала ему какую-либо усладу по любовному праву. Оттого говорит он:

Стал Арнаут ветробором147 .
Травит он борзых бычком
И плывет против теченья.

Долгое время хранил он эту любовь и сложил в ее честь множество прекрасных кансон, как вы сейчас услышите:

Из слов согласной прямизны148
Сложу я песнь в канун весны.
Дни зелены,
В цветенье бор
И скаты гор,
И сладостного грома
Лесных стихир
И птичьих лир
Поли сумрак бурелома.
Весь бурелом – как звон струны;
Словом же мной огранены149 ,
До белизны
Их мыл и тер,
Чтоб сам Амор
Не мог найти излома;
Прям их ранжир,
Он командир,
Я в роли мажордома.
Но мажордом – что живодер,
Коль так устроил, что позор
Узнал сеньор,
Чей стал мундир
Протерт до дыр,
Сам – как от костолома;
Впрямь, те больны,
В жару, грустны,
Кому любовь – истома.
Не томен, Дама, но хитер
Я и, что чей-то там партнер,
Плету узор150 ;
Проведай клир
Лихих проныр,
Что к вам душа влекома, –
Вам хоть бы хны,
А мне видны
Все ковы их приема.
Любой прием, хоть пышный пир,
Отвергну, или сердцем щир:
Вы мой кумир;
Разлучены
Мы, но верны –
И в душах нет надлома;
Слезится взор,
Но все остер –
Мной в неге боль искома.
Иском, хоть я не из придир,
Мной в страсти благодатный мир,
В любви я сир;
Стезя войны,
Измен, вины
От Каина ведома,
Но (чтя раздор)
Как в нас, с тех пор
Не знала страсть подъема.
О прелесть, будь вы дома,
Не как фразер
Арнаут в ваш двор
Придет стезей подъема.
* * *
Когда с вершинки151
Ольхи слетает лист,
Дрожат тростинки,
Крепчает ветра свист
И в нем солист
Замерзнувшей лощинки –
Пред страстью чист
Я, справив ей поминки.
Морозом сжатый,
Спит дол; но, жар храня,
Амор-оратай
Обходит зеленя,
Согрев меня
Дохой, с кого-то снятой,
Теплей огня, –
Мой страж и мой вожатый.
Мир столь прекрасен,
Когда есть радость в нем,
Рассказчик басен
Злых – сам отравлен злом,
А я во всем
С судьбой своей согласен:
Ее прием
Мне люб и жребий ясен.
Флирт, столь удобный
Повесам, мне претит:
Льстец расторопный
С другими делит стыд;
Моей же вид
Подруги – камень пробный
Для волокит;
Средь дам ей нет подобной.
Было б и низко
Ждать от другой услад,
И много риска:
Сместится милой взгляд –
Лишусь наград;
Хоть всех возьми из списка
Потрембльский хват152
Похожей нет и близко.
Ее устои
Тверды и мил каприз,
Вплоть до Савойи
Она – ценнейший приз,
Держусь я близ,
Лелея чувства, кои
Питал Парис
К Елене, житель Трои153 .
Едва ль подсудна
Она молве людской;
Где многолюдно,
Все речи – к ней одной,
Наперебой;
Передает так скудно
Стих слабый мой
То, что в подруге чудно.
Песнь, к ней в покой
Влетев, внушай подспудно,
Как о такой
Арнауту петь трудно.
* * *
Гну я слово строгаю154
Ради звучности и лада,
Вдоль скорблю и поперек
Прежде, чем ему стать песней,
Позолоченной Амором,
Вдохновленной тою, в ком
Честь – мерило поведенья.
С каждым днем я ближе к раю
И достоин сей награды:
Весь я с головы до ног
Предан той, что всех прелестней;
Хоть поют метели хором,
В сердце тает снежный ком,
Жар любви – мое спасенье.
Сотнями я возжигаю
В церкви свечи и лампады,
Чтоб послал удачу Бог:
Получить куда чудесней
Право хоть следить за взором
Иль за светлым волоском,
Чем Люцерну155 во владенье.
Так я сердце распаляю,
то, боюсь, лишусь отрады,
Коль закон любви жесток.
Нет объятий бестелесней,
Чем у пут любви, которым
Отданы ростовщиком
И должник, и заведенье156 .
Царством я пренебрегаю,
И тиары мне не надо157 ,
Ведь она, мой свет, мой рок,
Как ни было б чудно мне с ней,
Смерть поселит в сердце хвором,
Если поцелуй тайком
Не подарит до Крещенья.
От любви я погибаю,
Но не попрошу пощады;
Одинок слагатель строк;
Груз любви тяжеловесней
Всех ярем; и к разговорам:
Так, мол, к Даме был влеком
Тот из Монкли158 – нет почтенья.
Стал Арнаут ветробором159 ,
Травит он борзых бычком160 ,
И плывет против теченья.
* * *
Слепую страсть, что в сердце входит161 ,
Не вырвет коготь, не отхватит бритва
Льстеца, который ложью губит душу;
Такого вздуть бы суковатой веткой,
Но, прячась даже от родного брата,
Я счастлив, в сад сбежав или под крышу.
Спешу я мыслью к ней под крышу.
Куда, мне на беду, никто не входит,
Где в каждом я найду врага – не брата;
Я трепещу, словно у горла бритва,
Дрожу, как школьник, ждущий порки веткой,
Так я боюсь, что отравлю ей душу.
Пускай она лишь плоть – не душу
Отдаст, меня пустив к себе под крышу!
Она сечет меня больней, чем веткой,
Я раб ее, который к ней не входит.
Как телу – омовение и бритва,
Я стану нужен ей. Что мне до брата!
Так даже мать родного брата162
Я не любил, могу открыть вам душу!
Пусть будет щель меж нас не толще бритвы,
Когда она уйдет к себе под крышу.
И пусть со мной любовь, что в сердце входит,
Играет, как рука со слабой веткой.
С тех пор как палка стала Веткой163
И дал Адам впервые брату брата164 ,
Любовь, которая мне в сердце входит,
Нежней не жгла ничью ни плоть, ни душу.
Вхожу на площадь иль к себе под крышу,
К ней сердцем близок я, как к коже бритва.
Тупа, хоть чисто бреет, бритва;
Я сросся сердцем с ней, как лыко с веткой;
Она подводит замок мой под крышу,
Так ни отца я не любил, ни брата.
Двойным блаженством рай наполнит душу
Любившему, как я, – коль в рай он входит.
Тому шлю песнь про бритву и про брата
(В честь той, что погоняет душу веткой),
Чья слава под любую крышу входит.

2. РАЗО165

И вот довелось ему как-то оказаться при дворе короля Ричарда Английского166 . И когда был он при этом дворе, некий другой жонглер бросил ему вызов, утверждая, что у него-то самого рифмы куда изысканней, чем у Арнаута. Арнаут почел это за издевку. Тогда, избрав судьей короля, каждый из них выставил перед ним своего коня и побился с другим об заклад, что сочинит песню лучше, чем другой. Король запер каждого из них в разные комнаты, и такая Арнаута одолела в одиночестве скука, что он двух слов связать не мог, а жонглер, тот песню свою сложил легко и быстро. Было им на это дано десять дней, и вот уж через пять предстояло королю вынести свое суждение. Жонглер спросил Арнаута, готов ли он, и тот ответил, что да, уже, мол, три дня как все закончил, а на самом-то деле у него и в мыслях еще ничего не было. Всю ночь напролет распевал свою песню жонглер, чтобы получше ее заучить. Арнаут же решил над ним подшутить. И вот, когда снова наступила ночь, жонглер стал опять распевать свою кансону, а Арнаут – старательно ее запоминать, и слова, и напев. И когда предстали они перед королем, эн Арнаут сказал, что хочет исполнить свою кансону и запел песню, сложенную жонглером. Услышав его, жонглер взглянул на него в упор и заявил, что сам сочинил эту кансону. Король спросил их, как это могло случиться, и жонглер взмолился, чтобы король дознался правду. Король тогда спросил у эн Арнаута, как же все произошло, и тот ему поведал. Очень развеселился король – так пришлась ему по сердцу эта шутка. Коней вернули владельцам, и король к тому же еще богато одарил их. Песня же стала считаться арнаутовой, и вот что она гласит:

Не Амор в моей власти, а167
Сам он властвует надо мной:
Радость, грусть, ум, дурь – все впрок
Тому, кто, как я, робеет,
Видя, что зла его кара;
Ходить дозором
Должен вслед за Амором
Всякий, кто ждет
Щедрот:
Будет нажива,
Коль страсть терпелива.
Страх сковал немотой уста,
Сердце ж мучится полнотой
Чувств – и то, о чем я молчок,
Переживая, лелеет;
Искать таких дам средь мара
Тщетно по норам
Тайным и по просторам:
Всякий расчет
Собьет
Та, что на диво
Нежна и красива.
Истинна она и верна,
Думать не хочу о другой;
Мысль же о ней – как кипяток:
Закат ли, или утреет168
Сердце на грани развара;
Алкаю взором
Ее – она ж измором
Меня берет;
Но ждет
Сердце призыва,
Тем только и живо.
Тот безумен, чья речь текла
С целью сменить радость тоской.
У лжецов – обезумь их Бог!169
Вряд ли язык подобреет:
Совет дадут – тотчас свара;
Покрыт позором
Амор, но, верю, в скором
Времени в ход
Пойдет
То, что нелживо
В природе порыва.
Пусть она меня вознесла,
Но молчу об усладе той;
Гортань, заперта на замок,
Ее омрачить не смеет;
Мучусь от знойного жара.
Справлюсь с которым
Тем же крепким затвором:
В том, что наш рот
Ведет
Себя крикливо, –
Причина разрыва.
Если бы мне помогла она,
Песням дав высокий настрой,
Я б немало сложить их мог;
Душа то никнет, то реет,
То дара ждет, то удара;
С ней ни потвором
Сладить нельзя, ни спором,
И все пойдет,
Вразброд,
Косо и криво,
Коль Милость глумлива.
К Мьель-де-бен шлет170
Сей оплот
Слов и мотива
Арнаут учтиво.

X САЙЛЬ Д’ЭСКОЛА171

Сайль д’Эскола родом был из Бержерака, небольшого, но богатого городка в Перигоре, и был он купеческий сын. Стал он жонглером и слагал славные песенки, и сделался он приближенным доны Айнермады Нарбоннской172 , а когда та скончалась, возвратился в Бержерак и художество трубадурское бросил.

XI БЕРТРАН де БОРН173

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Бертран де Борн был владетель замка в епископате Перигорском – замка под названием Аутафорт174 . Беспрестанно воевал он со своими соседями – графом Перигорским175 и виконтом Лиможским176 , с братом своим Константином177 и с Ричардом, пока тот был графом Пуатье178 . Был он доблестный рыцарь и храбрый воин, куртуазный поклонник дам и трубадур отличный, сведущий в законах вежества и сладкоречивый, равно рассуждать умевший о добре и худе.

Когда бы ни пожелал, всегда умел он заставить Генриха короля и сыновей его179 поступать по его указке, а желал он всегда одного: чтобы все они – отец, сын и брат все время друг с другом воевали. Желал он также, чтобы всегда воевали между собой король французский180 и король английский. Когда же они мир заключали или перемирие, тотчас же старался он сирвентами своими этот мир разрушить, внушая каждому, что тот себя опозорил, заключив мир и пойдя на уступки. И от этого получал он великие блага, но и бед претерпевал немало.

2. ВАРИАНТ181

Бертран де Борн родом был из Лимузина. Был он виконт Аутафорта182 , где могло укрываться свыше тысячи человек183 . Имел он братьев, долей наследства коих завладел бы он, если бы не король Английский184 . Складывал он отличные сирвенты, кансон же сочинил не более двух185 , и король Арагонский сирвентам этим дал в супруги кансоны Гираута де Борнеля186 , а тот, кто их распевал, звался Папиолем187 .

Был он муж благовоспитанный и куртуазный. Графа Бретани прозвал он "Расса"188 , короля Английского "Да-и-Нет"189 , а сына его, Короля-юношу, "Моряком"190 . Был у него, однако, такой обычай, что постоянно подстрекал он сеньоров к междоусобным браням, а Короля-юношу, сына короля Английского, до тех пор возбуждал к войне против отца191 , пока тот не был убит стрелой в одном из Бертрановых замков192 .

Бертран де Борн имел обыкновение похваляться193 , будто наделен таким разумом, что никогда ему не приходится использовать его полностью. Но случилось однажды, что король взял его в плен, а когда предстал он пред королем, тот сказал ему: "Бертран, теперь-то уж рассудок ваш полностью вам понадобится". И ответил ему Бертран, что после смерти Короля-юноши вовсе он лишился рассудка. Тогда король заплакал о сыне своем, и простил Бертрана и с почестями пожаловал ему платье и земли во владение. Долго прожил он в мире сем, а затем под конец дней своих поступил в цистерцианский монастырь194

3. РАЗО ПЕРВОЕ

Бертран де Борн и граф Джофруа Бретанский, что был братом Короля-юноши и эн Ричарда, графа Пуатье195 , друг друга называли "Расса"196 . Эн Ричард и эн Джофруа, а также эн Альфонс Арагонский и эн Раймон, граф Тулузский197 – все они ухаживали за дамой эн Бертрана де Борна, доной Маэут де Монтаньяк198 . Но она всех их отвергла ради эн Бертрана де Борна, какового избрала и возлюбленным своим и советчиком. Он же, чтобы принудить их оставить свои домогательства, задумал показать графу Джофруа, какова дама, за которой он ухаживал, и потому воспел ее таким образом199 , что выходило, будто он видел ее обнаженной и даже держал в объятьях. Хотелось ему, чтобы знали все, что дона Маэут – его дама, та самая, что отвергла Пуатье, то есть Ричарда, графа Пуатье, и эн Джофруа, графа Бретанского, и короля Арагонского, сеньора Сарагосы, и графа Раймона, сеньора Тулузы. И потому говорит эн Бертран:

Расса, высшей доблести грани200
В сердце зрит она, а не в сане;
С Пуатье, Сарагоссы, Бретани
И Тулузы не взявши дани201 ,
Низость в складках богатой ткани
Видит – и благородство в рвани.

По тому случаю, о котором я вам поведал, сложил он эту сирвенту, но попутно обличает в ней и сильных мира, что не пекутся о нищем брате, что речь ведут зря и некстати202 , в ком нет учтивости и стати, а на уме лишь брани да рати, для кого смысл войны в захвате, кто, взяв на службу, молчит о плате, обсуждают луней полет и срок ястребиных охот, забыв про любовь и поход. Хотел Бертран, чтобы граф Ричард с виконтом Лиможским203 воевали, ожидая, что виконт сможет постоять за себя достойно. И обо всем этом сложил он сирвенту, в которой сказывается:

Расса, столь она величава204 ,
Возвышена и не лукава,
Что о ней гремящая слава
Для всех прочих дам – как отрава;
При таком благородстве нрава
Ей брать рыцарей в плен – забава;
Кто впрямь просвещен, только тот
Ей без страха хвалу поет;
Хоть велик от нее почет
Всем, кого она предпочтет,
Но открыт одному к ней вход205 .
Расса, высшего в ней чекана
Все: свежа, молода, румяна,
Белокожа, уста – как рана,
Руки круглы, грудь без изъяна,
Как у кролика – выгиб стана,
А глаза – как цветы шафрана.
Этим дивным прелестям счет
Всякий с трепетом подведет,
Кто хвалу ей ныне поет,
Тех достоинств увидев свод,
Что меня к ней жадно влечет.
Расса, высшей доблести грани
В сердце зрит она, а не в сане;
С Пуатье, Сарагоссы, Бретани
И Тулузы не взявши дани206 ,
Низость в складках богатой ткани
Видит – и благородство в рвани.
Я советчик ее, так вот:
Пусть она в любви изберет
Тех, чей дух высок, а не род,
Ибо нас бесславит почет
От иных преславных господ.
Расса, знать не хочу о знати,
Речь ведущей зря и некстати,
Нет учтивости в них и стати,
На уме лишь брани да рати,
Смысл войны же для них в захвате,
Взяв на службу, молчат о плате,
Вместо этого круглый год
Травят зверя, бьют птицу влет,
Обсуждают луней полет
И срок ястребиных охот,
Забыв про любовь и поход.
Расса, тратить не стану слова
Я на зверо-иль рыболова:
Кто под звуки трубного зова
В бой идет от милого крова –
Выше их: средь грозного рева
Слава встретить его готова.
С эн Эйгаром войну ведет
Маурин207 , заслужив почет;
Пусть прогнав от своих ворот
Графа, чей столь дерзок налет208 ,
К нам виконт на Пасху придет209 .
Вы, Моряк, не из тех господ210 ,
Что из-за турнирных хлопот
Военный отменят поход.
Пусть от песни моей невзгод
Эн Гольфье де ла Тур211 не ждет.
Папиоль, теперь твой черед212
Бель-Сеньор213 мой песню поймет.

4. РАЗО ВТОРОЕ

Бертран де Борн был возлюбленным некоей дамы, юной, знатной и всеми высоко чтимой214 . Звалась она Маэут де Монтаньяк и была супругой эн Талейрана, каковой приходится братом графу Перигорскому, дочерью виконта Тюреннского215 и сестрой мадонны Марии Вентадорнской216 и доны Аэлис де Монфор217 . И вот, как сам об этом говорит Бертран в своей кансоне, рассталась она с ним и отвергла его, он же весьма огорчился и опечалился, считая, что не вернет ее уже больше никогда, а другой дамы, столь же прекрасной, доброй и во всяком вежестве сведущей, ему не найти. И поскольку дамы такой он действительно найти не мог, то и задумал сам ее для себя создать218 , заняв у других дам, добрых и прекрасных, у кого красоту, у кого нежный взгляд, у кого гостеприимство, у кого куртуазную речь, у кого изысканные манеры, у кого осанку прелестную, у кого стройность стана219 . И так стал он обходить всех красавиц, прося дать ему один из тех даров, о которых вы только что слышали, чтобы мог он восстановить утраченную даму. В сирвенте же, каковую он по этому случаю сложил, услышите вы имена всех дам, коих он обходил, прося о помощи и участии, чтобы мог он создать составную совершенную даму. Вот как звучит эта сирвента, которую он сложил по сему случаю:

Дама, мне уйти велит220
Ваш безжалостный приказ.
Но вовек, покинув Вас
Не найду другую,
И такого
Счастья не дождусь я снова,
И неисполним мой план –
Привезти из дальних стран
Вас достойную сеньору,
А не лгунью и притвору.
Кто, как Вы, меня пленит?
Нет! Такой услады глаз,
Столь прекрасной без прикрас,
Встретить не могу я.
Будет ново
То, что в каждой образцово,
Взять себе – вот лучший план!
Я желаньем обуян
Выбрать по сосёнке с бору,
Положив конец раздору.
Свежий яркий цвет ланит,
Свет любовный нежных глаз,
Цимбелин221 , отняв у Вас,
С Вами поступлю я
Не сурово –
Ведь себе забрали все Вы.
Дама Аэлис222 , дурман
Вашей речи сладок, прян –
Средство, чтоб не знать позора
Даме в ходе разговора.
Путь в Шале мне предстоит
К виконтессе223 , мой заказ –
Белых рук ее атлас.
А затем сверну я,
Верный слову,
К Рошшуаровскому крову224
Пасть к ногам Аньес225 ; Тристан
Мог скорей найти изъян
У Изольды226 , хоть укора
Ей не сделаешь, нет спора.
Дама Аудьярт227 хранит
Куртуазных черт запас;
В том, что для себя сейчас
Часть я конфискую,
Что плохого?
Щедрость – дел ее основа!
Пусть еще мне будет дан
Мьель-де-бе прелестный стан228 ,
Обнажить хотят который
Руки более, чем взоры.
В госпоже Файдите слит
Блеск поступков с блеском фраз,
Зубы белы – в самый раз
Увидать такую
Средь улова.
Бель-Мираль229 душой здорова,
Вкус изыскан, лик румян,
От ее бесед я пьян.
Голос свой прибавлю к хору
Тех, кто в ней нашли опору.
Бель-Сеньор230 , Ваш дом, Ваш вид,
Ваш прием меня потряс.
О, когда б желать, как Вас,
Даму Составную!
И без зова
Сердце к Вам лететь готово:
Чем иных побед обман,
Лучше в Ваш попасть капкан...
Что ж не кончит Дама ссору,
Противостоя напору?
Папиоль231 , явись незван
С песней к другу: Азиман232 ,
Пусть узнает, что Амору
От тоски заплакать впору.

5. РАЗО ТРЕТЬЕ

Бертран де Борн был другом дамы Маэут де Монтаньяк, супруги Талейрана, о которой сказывал я вам в разо о сирвенте про Составную даму. И как я уже вам поведал, рассталась она с ним, удалив его от себя, а все из-за того, что в вину ему ставила дону Гвискарду, родом из Бургундии, каковая была женой виконта Комборнского и сестрой эн Гвискарда де Бельджок233 . То была дама красоты совершенной, прелестная и куртуазная, и Бертран славил ее и в песнях и изустно. Полюбил же он ее прежде еще, чем увидел, по одной лишь доброй молве о ней, еще до того, как она вышла замуж за виконта Комборнского. И вот, возрадовавшись о прибытии ее, сложил он такие стихи:

О Лимузин, земля услад и чести234 ,
Ты по заслугам славой почтена,
Все ценности в одном собрались месте,
И вот теперь возможность нам дана
Изведать радость вежества сполна:
Тем большая учтивость всем нужна,
Кто хочет даму покорить без лести.
Дары, щедроты, милость в каждом жесте
Любовь лелеет, словно рыб волна,
Мила любезность ей, благие вести,
Но также – двор, турниры, брань, война:
В ком тяга к высшей доблести сильна,
Не оплошай, ибо судьбой она
Нам послана с доной Гвискардой вместе.

И ради этой доны Гвискарды удалила его мадонна Маэут от себя, возомнив, будто даму эту он полюбил сильнее, нежели ее, и будто Гвискарда усладила его любовью. И вот по случаю этой размолвки сложил Бертран "Составную даму", и еще сирвенту, в каковой говорится:

Я оправдаюсь, дама, хоть бойки235
В поклепах на меня клеветники;
Молю о милосердье – прочь раздор:
Вы сердцем справедливы, высоки,
Чисты, любезны, искренни, мягки –
Во лжи не преуспеет злобный хор.
Пусть кречета, схватив с моей руки,
Лохматые ощиплют ястребки.
И станет он бессилен и беспер,
Коль вас, желаньям горьким вопреки,
Сменяю на другую воровски,
Чтоб с ней в конце возлечь, попав в фавор.
А чтобы оправдаться мастерски,
Зажму себя в теснейшие тиски:
Коль поступлю я вам наперекор,
Пусть – в дом иль в сад другая увлеки
Меня – я ей ответить по-мужски
Не в силах буду, заслужив позор.
А сяду за трик-трак, из-за доски
Пусть встану, заработав медяки,
И шашки попадут мои в затор.
Пусть будут мне наградой тумаки,
Коль я с другой сыграю в поддавки,
Меж тем как ищет только вас мой взор.
Пусть алчная родня и свояки
Поделят меж собой, взломав замки,
Три башни замка, в коем я сеньор,
Пусть мне изменят лучшие полки,
Охрана, арбалетчики, стрелки,
Коль вызову хоть чем-то ваш укор.
Пускай с другим вы станете близки,
И спутаю святых я образки,
И сникнет ветра в парусах напор,
И буду изгнан со двора в тычки,
И с трусом из-под стрел вперегонки
Пущусь, коль речь клеветника не вздор.
[Пусть град на мне оставит синяки,
И съедет шлем на самый край щеки,
А стремена, при тряске, – ниже шпор,
Поводья же пусть станут коротки,
Пусть я умру в гостинице с тоски,
Коль россказни клеветников не вздор.]
Мой сокол резв, боятся кулики
Его когтей, он не клюет руки,
Но знают то, как клюв его остер,
Журавль и лебедь, дрофы-дудаки –
Зачем же мне другой, чьи коготки,
Как у цыплят, который глуп и хвор?
Погрязшие во лжи клеветники,
Из злобы будут ваши языки
Нас с дамой ссорить – до каких же пор?

6. РАЗО ЧЕТВЕРТОЕ

Итак, Бертран де Борн с дамою своею, мадонной Маэут де Монтаньяк расстался, ибо, хотя и не скупился он на оправданья и клятвы и в песнях своих и изустно, ничто не могло разубедить ее в том, будто он влюблен в мадонну Гвискарду.

Тогда отправился он с Сентонж к мадонне Тибор де Монтозье236 , которая благодаря своему благородству, обхождению и красоте слыла одной из достойнейших в целом свете дам. Была же она женой сеньора Шале, Барбезье и Монтозье. И стал жаловаться ей Бертран де Борн на то, что мадонна Маэут удалила его от себя и, несмотря на все его заверения и клятвы, вернуть не хочет, а что между ним и мадонной Гвискардой никакой любви нет. И просил он ее принять его в качестве рыцаря и верного служителя. Мадонна же Тибор, как дама весьма рассудительная, ответила ему так:

– Бертран, то, с чем вы ко мне явились, для меня весьма радостно и приятно, и я вижу в этом великую честь, с другой же стороны есть в этом и нечто неблаговидное. Честью я считаю, что пришли вы ко мне проситься рыцарем на куртуазную службу, но не по нутру мне, если вы сделали или сказали мадонне Маэут что-нибудь такое, из-за чего она рассталась с вами и гневается на вас. Однако дано мне разуметь, как переменчивы отношения между влюбленными. И ежели вы перед мадонной Маэут ни в чем не виноваты, то я это скоро узнаю, и буде это действительно так, вскоре возвращу вам ее благоволение. Но ежели вина лежит на вас, то ни мне, ни какой-либо другой даме не должно принимать вас в рыцари и служители. Однако со своей стороны сделаю я все возможное, чтобы вам помочь и восстановить согласие между вами и нею.

Бертран остался ответом мадонны Тибор весьма доволен и поклялся ей, что ежели не удастся ему вернуть любовь мадонны Маэут, то никакой другой дамы, кроме нее, мадонны Тибор, он не полюбит и никакой другой служить не станет. И пообещала мадонна Тибор эн Бертрану, что ежели не удастся его с мадонной Маэут примирить, то она примет его верным своим рыцарем.

И вот прошло немного времени, как дона Маэут действительно убедилась, что Бертран ни в чем перед ней не виновен, вняла мольбам Бертрана и вернула ему милость – приняла его и выслушала. И рассказал и поведал ей Бертран, как помогла ему мадонна Тибор и что пообещала. Повелела ему тогда мадонна Маэут с мадонной Тибор распрощаться и отказаться от клятв и обещаний, коими они обменялись. По этому случаю сложил Бертран сирвенту "Так как апрельский сквозняк..."237

Припомнил он в ней помощь, за которой ходил к мадонне Тибор, и прием, ему оказанный, – в строфе, начинающейся словами: "Дама, я было размяк...". В других же строфах корит он иных знатных сеньоров, которые, ничего никому не даруя, пожелали стяжать честь одним лишь устрашением и запрещают выносить на суд совершенное ими зло; иных же за то, что, возводя пышные замки, выставляют напоказ свое богатство, иных же за собак и соколов, иных же за то, что делами ратными увлекшись, Юность238 позабыли, радость и Амора; иных же за ставки на турнирах высокие, каковыми, пренебрегая честью, разоряют они бедных рыцарей. И вот обо всем этом сложил он такую сирвенту:

Так как апрельский сквозняк,
Блеск утр и свет вечеров,
И громкий свист соловьев,
И расцветающий злак,
Придавший ковру поляны
Праздничную пестроту,
И радости верный знак,
И даже Пасха в цвету
Гнев не смягчает моей
Дамы – как прежде, разрыв
Глубок; но я терпелив.
Дама, я было размяк
От утешительных слов,
Но вновь приютил Ваш кров
Меня, мою песнь, мой стяг;
Затягиваются раны,
И я покидаю ту239 ,
Что мне подобных бродяг
Жалеет, чью доброту
Все славят – так просто ей
Доблесть явить, помирив
Тех, чей характер гневлив.
Упрек Вам сладок и благ,
Поскольку весь стиль таков,
Что страхом лишь, без даров,
Глушит любой обиняк,
Будто в Вас есть изъяны:
Вашу признав высоту,
Я б гибельный сделал шаг,
Прибавив, что так же чту
Герцогов и королей240 ;
Следите Вы, чтоб прилив
Похвал был всегда шумлив.
Есть зодчие: так и сяк
Налепят арок, зубцов,
Бойниц – и замок готов:
Камни, песок, известняк;
К тому ж они и гурманы;
Там ли искать красоту,
Где вместо прямой – зигзаг?
Живут, забыв простоту,
Даянья их все бедней241 ,
Все немощней их призыв,
Хотя, как прежде, криклив.
Охотников знаю – всяк
Кичится богатством: лов
Для них – показ соколов,
Соревнованье собак,
Крики, рога, барабаны;
Их осознав пустоту,
Игрища шумных ватаг
Я обхожу за версту –
Кто, кроме рыб и зверей,
Под власть потравщиков нив
Подпасть ощутит позыв?
Я знаю таких вояк,
Что только копают ров,
Вооружась до зубов;
Они не начнут атак,
Пока не свезут тараны;
Я притуплю остроту
Их многочисленных шпаг,
Разоблачив суету
Неблагородных затей, –
Тех к славе влечет порыв,
Кто радостен, юн, учтив.
Турнирных знаю рубак;
Спустив именья отцов,
Они слабейших бойцов
Ищут, с бесстыдством деляг
Построив ристаний планы242 :
Каждый у них на счету
Вассал, пусть даже бедняк, –
Ввергнув его в нищету,
Жить продолжает злодей,
Расходов не сократив,
Столь дерзок он и спесив.
Богач же не из кривляк
С людьми не будет суров,
На их откликнется зов,
Выручит из передряг;
Чтоб рыцари – не мужланы –
Сходились к его щиту,
Осыплет он градом благ,
И к празднику, и к посту
Тем искренней и щедрей
Наемников наградив,
Чем более прозорлив.
На Темира243 , я предпочту
Ваш дар дарам королей,
Поскольку остался жив,
Желчи с полынью испив.
Ты, Папиоль244 , на лету
Схватив суть жгучих речей,
Спеши к Да-и-Нет245 , мотив
В дороге не позабыв.

7. РАЗО ПЯТОЕ

Бертран де Борн отправился однажды посетить сестру короля Ричарда, каковую звали дона Елена246 , ту, что была женою герцога Саксонского и матерью императора Оттона247 , всегда готовую гостю и приемом и беседой оказать почет. И эн Ричард, в то время еще граф Пуатье, усадив эн Бертрана рядом с сестрою248 , повелел ей ему угождать и ублажать его и словами, и обращением. Она же, ценя честь и славу и зная эн Бертрана как мужа доблестного и всеми чтимого, способного ее всячески возвеличить, такой ему оказала почет, что был он весьма польщен и так в нее влюбился, что принялся восхвалять ее и славить.

Вскоре после этого посещения случилось Бертрану вместе с графом Ричардом быть в зимнюю пору с войском в походе249 , и войску этому весьма трудно было с прокормом. И вот как-то в воскресенье вышло так, что уже полдень миновал, а они еще не ели и не пили. Голод очень донимал Бертрана, и сложил он тогда сирвенту, в коей говорится:

Если б трактир, полный вин и ветчин250 ,
Вдруг показался в виду,
Буковых чурок подбросив в камин,
Мы б налегли на еду,
Ибо для завтрака вовсе не рано;
День стал бы лучшим в году,
Будь ко мне так же добра дона Лана251
Как и сеньор Пуату252 .
С теми, кто славой твоей, Лимузин,
Стал, я проститься хочу253 ;
Пусть от других Бель-Сеньор254 с Цимбелин255
Слышат отныне хвалу,
Ибо я даму нашел без изъяна
И на других не гляжу –
Так одичал от любви; из капкана
Выхода не нахожу.
Юная, чуждая поз и личин,
Герб королевский в роду256 ,
Лишь ради Вас от родимых долин
Я удаляюсь в Анжу257 .
Так как достойны Вы славного сана,
Вряд ли украсит главу,
Будь она римской короной венчана, –
Больше уж чести венцу.
Взор ее трепетный – мой властелин;
На королевском пиру
Возле нее, как велит господин,
Я на подушке сижу.
Нет ни в словах, ни в манерах обмана:
В речи ее нахожу
Тонкость бесед каталонского плана258 ,
Стиль – как у дам из Фанжу259 .
Зубы – подобие маленьких льдин –
Блещут в смеющемся рту,
Стан виден гибкий сквозь ткань пелерин.
Кои всегда ей к лицу.
Кожа ланит и свежа и румяна –
Дух мой томится в плену:
Я откажусь от богатств Хорасана260 ,
Дали б ее мне одну.
Дамы такой и в дали океана,
Как Маиэр261 , не найду.

8. РАЗО ШЕСТОЕ262

Как сказывал уже я вам в других разо, у Бертрана де Борна был брат по имени Константин де Борн, добрый рыцарь и воин, однако не слишком пекшийся о чести и благородстве и во всякое время желавший Бертрану зла. Однажды захватил он силой замок Аутафорт, коим владели они сообща. Бертран замок этот, однако, отвоевал, лишив брата его доли во владении. Тот отправился тогда к виконту Лиможскому263 , прося помочь ему найти управу на брата, и виконт поддержал его, и поддержал также король Ричард264 в войне с эн Бертраном. И вот оба они, эн Ричард и эн Аймар, виконт Лиможский, друг с другом между прочим враждовавшие, стали воевать против эн Бертрана, опустошая и предавая огню его владения, несмотря на то что с виконтом Лиможским Бертран заключил клятвенный союз, как и с графом Перигорским по имени Талейран265 , у коего Ричард захватил город Перигё, не получив отпора, ибо был тот граф трусоват, беспечен и вял. Захватил Ричард и Гурдон у Гильема Гурдонского266 , каковой обещал вступить в союз с виконтом и эн Бертраном де Борном, а также с другими сеньорами Перигора, Лимузина и Керси, у коих эн Ричард отнимал их владения, за что эн Бертран поносил его нещадно. И вот обо всем этом сложил он такую сирвенту, в коей говорится:

Легко сирвенты я слагал267 ,
Но в них ни словом не солгал:
Я поделиться чем богат
До пол-денье последних рад,
Но если кто мне скажет: "Мало!"
Будь этот хоть кузен, хоть брат,
Тотчас даров лишу нахала.
Тверд мой рассудок как кристалл,
Хоть и его поколебал
Лиможца с Ричардом разлад268 ,
Немало принеся утрат;
Чтоб на потомков зло не пало,
Пусть подчиниться поспешат
Сегодня королю вассалы269 .
Гильем Гурдонский270 , хоть звучал
Набат ваш выше всех похвал,
Я б вас любил сильней стократ,
Не подпиши вы тот трактат271 :
Теперь не избежать скандала –
Вас два виконта норовят
В него втянуть, ждут лишь сигнала.
Всю жизнь я только то и знал,
Что дрался, бился, фехтовал;
Везде, куда ни брошу взгляд,
Луг смят, двор выжжен, срублен сад,
Вместо лесов – лесоповалы,
Враги – кто храбр, кто трусоват –
В войне со мною все удалы.
Я взялся ветхий арсенал
Баронов в новый сдать закал
И латки класть поверх заплат
На ржавую броню их лат
(Цепь Леонарда из металла
Была прочнейшего)272 – на лад
Дела их не идут нимало.
Вот Талейран, бессилен, вял,
Проспал воинственный запал,
Стал лежебокою солдат:
В домашний кутаясь халат,
Он, как ломбардец, копит сало273 :
Пусть за отрядом в бой отряд
Идут – он подождет финала.
Пока Байард мой не устал274 ,
Взлечу на перигорский вал,
Пробившись через сеть засад275 :
Пуатевинца жирный зад
Узнает этой шпаги жало,
И будет остр на вкус салат,
Коль в мозги покрошить забрало.
Сеньоры! Бог не бросит чад
Своих в беде! Давно бы стало
Знать Ричарду, как невпопад
Ворона павой выступала.

9. РАЗО СЕДЬМОЕ

Как слыхали вы уже много раз276 , эн Бертран де Борн с братом своим эн Константином постоянно ссорились и враждовали, ибо каждый из них хотел быть единственным хозяином замка Аутафорт, коим по праву владели они сообща. И вот, после того как эн Бертран захватил и взял Аутафорт, прогнав Константина и его сыновей из тех владении, отправился Константин искать заступничества у эн Аймара, виконта Лиможского277 , эн Амбларта, графа Перигорского278 , и эн Талейрана, сеньора Монтаньяка279 , прося их, как милости, чтобы помогли они ему одолеть брата его Бертрана, который, неправедно завладев Аутафортом, ему лишь наполовину принадлежащим, его, Константина, незаконно лишил имения и уступать ни в чем не желает. И вот стали они ему помогать и, заключив союз против эн Бертрана, повели с ним затяжную войну, пока наконец Аутафорт у него не отбили. Эн Бертран же со своими людьми бежал и, заручившись помощью друзей и родни, стал пытаться отвоевать замок.

Случилось же, что когда эн Бертран стал брата просить о мире и согласии, то и сговорились они великий заключить мир. Однако едва эн Бертран со своими людьми вступил в замок, то, не сдержав уговора и клятвы, тут же совершил вероломство и изменнически вновь захватил Аутафорт у брата. А произошло это в понедельник, в день и час – как учат об этом волхвы и астрономия280 – для важного начинания негожий281 .

Тогда отправился Константин к Генриху, королю Английскому282 и эн Ричарду, графу Пуатье283 , искать на эн Бертрана управы. И стал король Генрих вместе с сыном своим, графом Ричардом, ему помогать, ибо и сам был врагом Бертрана с тех пор, как тот оказался советчиком и союзником Короля-юноши в войне, которую Юноша повел против своего отца, короля Генриха284 и вину за которую возлагал король на Бертрана. И собрали они великую рать, осадили Аутафорт и в конце концов взяли его и захватили в плен эн Бертрана. Когда был он приведен в королевский шатер, то немалого натерпелся страху, но за те слова, которыми он перед королем Генрихом помянул сына его, Короля-юношу, вернул ему Генрих Аутафорт, и с сыном своим, графом Ричардом, простили они Бертрану все его злые умышления, как слышали вы в рассказе перед сирвентой "Вновь лучезарный парадиз..."

Возвращая Бертрану Аутафорт, король Генрих в шутку сказал ему:

– Пусть уж он будет твой! Такую великую измену совершил ты против брата своего, что, пожалуй, на твоей стороне и право.

Тогда эн Бертран преклонил перед ним колени и молвил:

– Спасибо, сеньор мой, очень уж мне по нраву такое суждение.

И эн Бертран вошел в замок, а король Генрих и граф Ричард, каждый с людьми своими, разъехались по своим владениям.

Когда же другие сеньоры, помогавшие Константину, услышали об этом и увидели, что в замке опять водворился Бертран, они весьма огорчились и опечалились и посоветовали Константину обличить Бертрана перед Генрихом королем, ожидая, что тот уж непременно поддержит его право. Так он и поступил, но Бертран показал королю вынесенное им прежде суждение, каковое тогда записал благоразумно, и король, посмеявшись, все обратил в шутку. И отправился эн Бертран в Аутафорт, а Константин так ничего и не добился.

Сеньоры же, помогавшие Константину, еще долгое время воевали с эн Бертраном, а Бертран с ними, и сколько Бертран на свете жил, не соглашался он отдать замок брату и пойти с ним на мировую. Когда же он скончался, то сыновья Бертрановы285 с эн Константином, дядей своим, и с сыновьями его, своими кузенами, помирились. Обо всем этом сложил эн Бертран такую сирвенту, в которой говорится:

Чтобы песни слагать без труда286 ,
Я ум и искусство запряг
И так отпустил повода,
Что легок сирвент моих шаг;
И граф, и король287
Находит в них столь
Чарующий лад,
Что все мне простят.
Король и граф Ричард вреда
Не видят во мне: коли так,
Нам мир ни к чему, господа,
Амбларт, Адемар, я – ваш враг288 !
Мой форт, моя боль!
Тебе, вширь и вдоль
Исхоженный сад,
Осадой грозят.
Докажет, что войны – беда,
Славнейший из горе-вояк –
Желаю, чтоб чирей тогда
В главу миротворца набряк:
Война – мой пароль!
Земную юдоль
Сраженья долят
Столетья подряд.
Неважно, четверг иль среда,
И в небе какой зодиак289 ,
И засуха иль холода, –
Жду битвы, как блага из благ:
В ней – доблести соль,
Все прочее – ноль
С ней рядом. Солдат
Не знает утрат.
Вся жизнь – боевая страда:
Походный разбит бивуак,
Стеной обнести города,
Добыть больше шлемов и шпаг –
Господь, не неволь
Ждать лучшей из доль:
Любовных услад
Мне слаще звон лат.
Детей моих гнать из гнезда
Задумал союз забияк;
Что им ни отдать – без стыда
Клевещут, Бертран-де из скряг,
Им только позволь –
Все съест эта моль.
Но хватам навряд
Удастся захват.
Ценя мою роль
В размирье, король
Признать будет рад
Моим майорат.

10. ВАРИАНТ290

Когда король Генрих возвратил Бертрану де Борну свое расположение, выпустил его из плена и Аутафорт ему возвратил, сказав ему, что именно он владеть им должен, а король Ричард, в то время граф Пуатье, простил ему злые его умышления – Бертран весьма обрадовался и возвеселился и тотчас войной пошел против эн Адемара, виконта Лиможского, эн Талейрана, сеньора де Монтаньяк, и эн Амбларта, брата графа Перигорского, и всех остальных, кто брата его Константина, изгнанного им из Аутафорта, поддерживал. И пришел к нему на подмогу граф Ричард со всеми своими людьми и каждому из сеньоров приказал замок свой перед ним отворить. И вот сложил эн Бертран сирвенту, в каковой говорится: "Чтоб песни слагать без труда..."

11. РАЗО ВОСЬМОЕ

Бертран де Борн, как сказывал уже я вам, в тот год, как с графом Ричардом воевал291 , – затеял, чтобы виконт Вентадорнский, виконт Комборнский и виконты Сегюрский и Тюреннский292 клятвенный заключили союз с графом Перигора293 и городами этих областей, а также с сеньорами Гурдона и Монфора294 .

Сплотились же затем они, чтобы сообща защищаться от графа Ричарда, желавшего обездолить их за то, что те брату его сочувствовали. Королю-юноше, с коим он воевал295 , лишив его среди прочего, и каретной подати296 , в каковой тот действительно имел отцом пожалованную ему долю, и не оставляя его, Короля-юношу, в покое ни в каком уголке его владений. И вот, по случаю клятвы, каковую все они дали, что станут воевать против Ричарда, такую сложил Бертран де Борн сирвенту: "С тех пор как Вентадорн, Комборн, Сегюр..." – затем сложил, дабы заверить всех жителей тех волостей, что они, сеньоры, истинно заключили клятвенный союз против эн Ричарда. Тут же упрекает он Короля-юношу в том, что в сражениях тот не доблестен уже более, напомнив ему, что эн Ричард и каретной подати его лишил, и захватил замок в самом сердце пожалованных ему отцом земель, зато восхваляет в сирвенте все той же четырех могущественных владетелей перигорских297 – сеньоров Пюи Гильема, Клеранса, Гриньоля и Сант Астье, а также себя самого и сеньоров Турени и Ангулема; еще говорит он, что ежели бы пришли к ним сюда виконт Беарнский и Гаварданский, то есть эн Гастон де Беарн, глава всей Гаскони298 , эн Везиан Ломаньский299 , эн Бернардос д’Арманьяк300 и виконт де Гарбас, все Ричарда ненавидящие, то достало бы ему хлопот, как и ежели б к ним придя на подмогу, с ними соединились, великой ради обиды, каковую эн Ричард им сотворил, и все пуатевинскне сеньоры – сеньор де Маллеон, то есть эн Рауль де Маллеон, отец эн Саварика301 , и сеньор Тоннэ, и виконт де Сиврэ, и сеньор Тайбура, и виконт Гуара302 . И вот обо всем этом такую сложил эн Бертран сирвенту:

С тех пор, как с Перигором договор303
Скрепили Вентадорн, Комборн, Сегюр,
Но также и Турень, Гурдон, Монфор304 ,
Стал горожанин боязлив и хмур305
Так пусть, сирвентой дерзкою разбужен,
Услышит он, сидящий взаперти,
Что даже и Толедо мне не нужен,
Коль город от беды нет сил спасти.
О вы, Пюи-Гильем, Гриньоль, Клеранс
И Сент-Астье306 , предоставляет нам
Фортуна для снисканья чести шанс,
Да и сеньору Ангулемцу – там307 ,
Где эн Каретник ныне без кареты308 ,
В кармане пусто, ждет его лишь срам!
По мне, чем быть лжекоролем полсвета,
Поместьем управляй, зато уж сам.
Когда б виконт, под чьей рукой Гасконь,
Под чьей пятой Беарн и Гавардан309 ,
Когда б все те, чье кредо: "Нас не тронь"!:
Безан, Бернард, де Дакс и де Марсан,
Встряхнулись, – сдержан мыслью об уроне,
Бесстрашный граф не сунулся б в огонь310 ,
И, разве что спасая от погони,
Его бы здесь промчал пред войском конь.
Когда б Тайбур, Тонне, Понс, Лузиньян
И Малеон хотели перемен,
Когда бы сидел в Сиврэ не истукан,
Я помощи б искал у этих стен;
Пусть, приступив немедля к обороне,
Тот из Туара наш поддержит план –
И Граф тогда поступит, как в законе
Записано, что был от века дан.
Близ Пуатье, откуда невдали
Остров Бушар, Мирбо, Луден, Шинон,
В Клерво, средь поля, крепость возвели311 ,
Красив в которой каждый бастион.
Я слышал, Молодой Король спокоен,
Конец, боюсь, однако, предрешен;
Ведь белый форт открыто так построен,
Что виден и с дороги в Матефлон312 .
Такой же ли Филипп монарх и воин,
Как Карл, или в отца натурой он313 ,
Увидим по Тайферу, что достоин
Домена314 , ибо им был признан трон315 :
Их договор не может быть расстроен –
Прав "да" сменить на "нет" король лишен316 .

12. РАЗО ДЕВЯТОЕ

В те времена317 , когда эн Ричард, прежде нежели стать королем, был еще графом Пуатье, Бертран де Борн был его врагом, ибо любил брата его, Короля-юношу, с ним воевавшего. И составил эй Бертран клятвенный союз против эн Ричарда, в который вошли добрый виконт Лиможский, по имени Адемар, виконт Вентадорнский и виконт Жимельский, граф Перигорский с братом и граф Ангулемский с двумя братьями, граф Раймон Тулузский, граф Фландрский, граф Барселонский, эн Сентойль д’Астарак, граф Гасконский, а также эн Гастон де Беарн, граф Биггоры и граф Дижонский318 . Однако все они его покинули, и, клятву, данную ему, преступив, мир без него заключили. Также и Адемар, виконт Лиможский, каковой и любовью и договором связан был с ним более всех других, его оставил и мир заключил без его участия.

Тогда эн Ричард, зная, что Бертран всеми покинут, подошел к Аутафорту со своею ратью319 и поклялся, что не уйдет, пока Бертран Аутафорта не сдаст и сам на его милость не сдастся. И Бертран, как услышал про клятву эн Ричарда и уразумел, что всеми, о ком вы слыхали, он покинут, замок сдал и сам сдался. Граф же Ричард простил его, даровав ему поцелуй, и сложил Бертран по этим двум поводам такую сирвенту:

Я к стене не приперт320 ,
Хоть и разбит,
Взгляд мой, как прежде, горд,
Весел мой вид:
Длить не станет Ниорт321
Список обид –
Отнятый Аутафорт
Мне возвратит;
Пред графом виноват,
Ждал бед я и утрат,
Но поцелуем снят
Отныне тот разлад,
Клеветники мне мстят,
Хотят лишить наград,
Но их безвреден яд.
Лимузинцы плели322
Хитрую ложь,
Три паладина323 и
Те, кто похож
На дам: перигорца три,
Ангулемцы тож,
Против меня они
Все были сплошь;
Все, с кем был заключен
Мною союз: Гастон,
Тот, в чьей власти Дижон,
Какой ни возьми барон,
Авиньонский Раймон,
Граф Бретонский – и он!
– Мне нанесли урон.
Лучше предавших те,
С кем враждовал,
Пусть лжедрузья себе
Не ждут похвал,
В старом монастыре324
Святой Марциал
Клятву сеньоров мне
Благословлял –
И что ж! К исходу дня
(должно быть, тех кляня,
Чье слово – как броня)
Все предали меня,
В том только и виня,
Что, верность им храня,
Не в стачке с графом я.
Если б граф325 ко мне стал
Добр как отец,
Бедам его б настал
Сразу конец:
В плавлюсь сам, как металл,
В его венец,
Только б он море взял
За образец!
Все поглощает, но
Что ценно – то на дно,
А что не подошло –
На берег; если кто
Приобретет добро,
Пусть возместит его
Тем, что ему равно.
Мне именье отдав,
Весьма умно
Славный поступит граф,
Ибо оно
От баронских потрав
Терпит давно,
И проучить раззяв
Мне суждено.
Чести не потеряв,
Как прежде величав,
Меня вернет, позвав,
В любое время граф:
На зов примчусь стремглав –
Но лишь владельцем став
Эн Адемара прав326 .
Не сердце – твердый сплав
В вас, Дама, коль не вняв
Мольбам, ушли, сказав,
Что вам не до забав;
Я исцелюсь, лишь взяв
С вам поцелуем штраф,
Да видит Бог, кто прав!
Спой, Папиоль327 , слетав
К той, чей коварен нрав,
Как Адемар лукав,
Как я сдаюсь, устав.

И знайте, что за строфу, начинающуюся словами: "Если б граф ко мне стал / Добр как отец", граф Ричард простил ему буйные намерения его и возвратил ему Аутафорт, и стали они верными сердечными друзьями. И пошел Бертран, и стал воевать против виконта эн Адемара, его покинувшего, и против графа Перигорского. Бертран при этом потерпел урон немалый, но и им причинил великий ущерб.

Когда эн Ричард королем стал, он отправился за море, а эн Бертран остался здесь воевать.

13. РАЗО ДЕСЯТОЕ328

Генрих, король английский329 , долгое время держал в осаде Бертрана де Борна в замке Аутафорт, пытаясь проникнуть в замок с помощью стенобитных орудий. Полагал король, что именно эн Бертран побудил сына его, Короля-юношу пойти войной на отца. Потому-то и осадил он Аутофорт, желая разорить Бертрана.

На подмогу королю английскому подошел и король Арагонский330 . Когда Бертран узнал, что король этот под стенами Аутафорта, то весьма обрадовался, ибо Арагонец был другом его ближайшим. Король же Арагонский послал в замок своих людей просить Бертрана послать ему хлеба, вина и мяса, и тот послал этого провианта в изобилии, передав через тех же посланцев королю просьбу явить ему, Бертрану, милость и передвинуть стенобитные машины, ибо стена, в которую они били, совсем начала разваливаться. Но король Арагонский, зная, как король Генрих богат, известил его о просьбе Бертрана, и тут же король Генрих повелел подвести к стене, почти разрушенной, еще больше машин. И вот рухнули стены и замок был взят.

И привели Бертрана со всеми его людьми к королевскому шатру. Король же принял его немилостиво и сказал: "Бертран, Бертран, как-то сказали Вы, что никогда Вам не приходилось пользоваться даже половиной своего ума. Так знайте, что сегодня понадобится он Вам весь целиком!" "Государь, – ответил Бертран, – я это и впрямь говорил, и правда это". А король на это сказал: "Похоже, что сейчас ума-то Вам и не хватает". "Государь, – ответил Бертран, – верно, что сейчас у меня его нет". "А почему так?" – спросил король. "Государь, – сказал Бертран, – в тот день, как погиб доблестный Король-юноша, сын Ваш, потерял я ум, рассудок и всякое разумение".

Как услышал король слова эти о сыне своем, которые со слезами произнес Бертран, такая подступила к сердцу его и глазам жалость и скорбь, что, с собою не совладав, лишился он чувств, а, придя в себя, вскричал со слезами: "Бертран, Бертран, верно Вы говорите и справедливо, что из-за сына моего потеряли рассудок, ибо любил он Вас больше всякого другого человека на свете. И я, ради любви к нему, дарю вам свободу, возвращаю имения Ваши и замок. И дружбу свою возвращаю Вам, и милость, а в возмещение убытков, что Вы потерпели, жалую Вам серебром пятьсот марок". Бертран же, благодарствуя, пал к ногам его, а король после того со всем своим войском удалился.

А когда Бертран узнал о гнусной измене, соделанной ему королем Арагонским, то крепко разгневался на Альфонса. Знал он и том, что Альфонс готов был в наемники идти к королю Генриху331 . И еще знал, что король Арагонский происходит из бедного карлатского рода из замка Карлат332 , вассального графу де Родес, а Пейре де Карлат, сеньор этого замка, благодаря доблести своей и заслугам получил в жены богатую наследницу графиню Мильду. Родила она ему сына доблестного и храброго, каковой завоевал графство Провансское. Другой же из его сыновей графство завоевал Барселонское, а звался он Раймон Беренгьер333 . Он-то королевство Арагонское и завоевал, ставши первым королем Арагонским. Короноваться ходил он в Рим334 , и на обратном пути скончался в предместье монастыря Святого Далмация. Остались после него три сына: Альфонс, ставший королем Арагонским, который с Бертраном де Борном поступил вероломно, второго сына звали дон Санчо, третьего – Беренгьер де Безалу. Узнал также Бертран, как Альфонс обманул дочь императора Мануила335 . Тот послал ее к нему, как будущую супругу, с богатым приданым, великими сокровищами и роскошной свитой. Альфонс же их ограбил, и принцессу и прочих греков, лишив их всего имущества. Стало Бертрану известно и то, как Альфонс отправил их морем обратно, удрученных, беспомощных и почти нищих, а также как брат его Санчо отнял у него Прованс, а тот за деньги, полученные от короля Генриха, лжесвидетельствовал против графа Тулузского. И вот обо всем этом сложил Бертран де Борн сирвенту, в каковой говорится:

Вновь лучезарный парадиз336
Весны, явив себя в цветах
И радости, запел, запах,
И я сирванте верный тон
Задам, встревожив Арагон,
Поскольку в ней
Гнуснейшего из королей
Хотел бы набросать эскиз:
Он трус, наемник, блюдолиз.
Начавший снизу рухнет вниз,
Как в заключительных строках
Лэ337 – очутясь на рубежах
Исходных: вновь он втащит трон
В Карлат338 , хоть во главе колонн
В Тир путь прямей339 ;
Но разве соблазнит трофей
Того, кто даже в легкий бриз
Не поплывет за ближний мыс?
Прованс на волоске повис,
Там носят Санчо на руках340 ,
Пока король как на дрожжах
Толстеет, въехав в Русильон,
Где Джауфре всех прав лишен341 ;
Тулузой всей342
За ложь он был гоним взашей,
И всякий, кто держался близ
Него, довольно быстро скис.
В Кастилии Кастрохерис343 ,
Дворец в Толедо – есть размах
У короля, но лучше б страх
Нагнал на Барселонца он344 ,
Ему чинящего урон;
По мне, честней
Король мошенников345 , чем сей
Владыка, чей любой маркиз
Ведет дела из-за кулис.
Король Рамирес346 мог на бис
Взять Арагон, да жаль зачах;
Наваррцем добрым347 хват Монах
И позже был бы побежден,
Когда бы тот в борьбе сторон
Взял курс верней;
Лазури золото ценней,
И тот, кто свой смирил каприз,
Достойней короля подлиз.
Его супруге348 первый приз
Я отдал бы: в ее речах
Такое есть, чем мой замах
Удержан и удар смягчен,
Иначе беренгьеров стон
Забыть злодей
Не мог бы до скончанья дней:
Предательство – его девиз.
И меч, разя родню, ослиз349 .
Императрице он сюрприз
Устроил: далеко не прах
Был в мануиловых дарах,
И вот, квинталов миллион
Добра сложил, не глядя, он
В казне своей –
И зелен плод, и поспелей –
А госпожу и греков из
Страны изгнал чуть не без риз350 .

14. РАЗО ОДИННАДЦАТОЕ

Когда Король-юноша мир с братом своим Ричардом заключил и от притязаний на земли его отказался351 , как того Генрих король, отец их, желал, каковой некоторое стал ему давать содержание на все его нужды – и не было у него никакой земли во владении и никто не шел к нему с военной помощью и поддержкой, – тогда эн Бертран де Борн и прочие сеньоры все, державшие руку его против эн Ричарда, всем этим очень были удручены. Отправился Король-юноша в Ломбардию352 предаться веселью и турнирам, а всех этих сеньоров оставил одних воевать с эн Ричардом. И эн Ричард города осаждал и замки, земли разорял и захватывал, жег и испепелял; а Король-юноша спал, турнирами тешился и развлекался, о чем эн Бертран песню сложил, в ней же говорится:

Я начинаю петь в негодованье353 ,
Узнав о низком ричардовом плане:
Чтоб выполнить отцовское желанье,
Был Молодой Король как на аркане
Согласье брату на коронованье
Дать приведен!
Безвластен Генрих! Королевством дряни
Гордиться может трон!
О чем тут говорить, когда заранее
Согласный на любое подаянье
Король живет на чьем-то содержанье354 ,
Причем в подобном упрекнуть изъяне
Не может сам Гильема, что в ристанье355
Не побежден!
Кто подданными уличен в обмане,
Тот их любви лишен.
Пусть он, кому подвластны англичане356 ,
Не мнит, что и Ирландия в кармане;
Нормандия платить не станет дани,
И не пойдут анжуйцы на закланье,
И герцогом Гаскони и Бретани
Не станет он;
И в Пуату он лишь на расстоянье
Увидит бастион357 .
Представьте, н’Аламанда, я на грани358
Любви к злодею359 : пусть он об охране
Подумает, ибо в его же стане
О нем молва идет как о тиране,
Купающем страну в кровавой бане:
Со всех сторон
Их окружает только поле брани,
И тяжкий слышен стон.
Поскольку в куртуазном воспитанье
Граф Джауфре360 взращен,
Уж лучше бы его отдаться длани361
Не первым, жаль, рожден.

15. РАЗО ДВЕНАДЦАТОЕ362

Плач, сочиненный эн Бертраном на смерть Короля-юноши, тому одному посвящен, что всех лучше был Юный Король на свете и что эн Бертран благоволил к нему более, чем к кому-либо иному, тот же, в свою очередь, Бертрану более доверял, нежели всем другим; и за то Генрих король, отец его, и граф Ричард, брат его, питали к эн Бертрану вражду.

И вот, сложил он по нем плач, в каковом говорится о достоинствах Короля-юноши и о печали всех его друзей охватившей:

Пенье отныне заглушено плачем363 ,
Горе владеет душой и умом,
Лучший из смертных уходит: по нем,
По короле нашем слез мы не прячем.
Чей гибок был стан,
Чей лик был румян,
Кто бился и пел –
Лежит бездыхан.
Увы, зло из зол!
Я стал на колени:
О, пусть его тени
Приют будет дан
Средь райских полян,
Где бродит Святой Иоанн.
Тот, кто могилой до срока захвачен,
Мог куртуазности стать королем;
Юный, для юных вождем и отцом364
Был он, судьбою к тому предназначен.
Сталь шпаг и байдан,
Штандарт и колчан
Нетронутых стрел,
И плащ златоткан,
И новый камзол
Теперь во владенье
Лишь жалкого тленья;
Умолк звон стремян;
Все, чем осиян
Он был – скроет смертный курган.
Дух благородства навеки утрачен,
Голос учтивый, пожалуйте-в-дом,
Замок богатый, любезный прием,
Всякий ущерб был им щедро оплачен.
Кто, к пиршеству зван,
Свой титул и сан
Забыв, с ним сидел,
Беседою пьян
Под пенье виол –
Про мрачные сени
Не помнил: мгновенье –
И, злом обуян,
Взял век-истукан
Того, в ком немыслим изъян.
Что б ни решил он, всегда был удачен
Выбор; надежно укрытый щитом,
Он применял фехтовальный прием
Так, что противник им был озадачен;
Гремя, барабан
Будил его стан;
Роландовых дел
Преемник365 был рьян
В бою, как орел, –
Бесстрашен в сраженье,
Весь мир в изумленье
Поверг великан
От Нила до стран,
Где бьет в берега океан.
Траур безвременный ныне назначен;
Станет пусть песне преградою ком,
В горле стоящий; пусть взор, что на нем
Сосредоточен был, станет незрячим:
Ирландец, норманн,
Гиенна, Руан,
И Мена предел
Скорбят; горожан
И жителей сел
Разносятся пени
В Анжу и Турени;
И плач англичан
Летит сквозь туман,
И в скорби поник аллеман.
Едва ль у датчан
Турнир будет дан:
На месте ристалищ – бурьян.
Дороже безан366
Иль горстка семян
Всех царств, если царский чекан
Страшнейшей из ран
На части раздран –
Скончался король христиан.

16. РАЗО ТРИНАДЦАТОЕ

Вы слыхали367 , как эн Бертран де Борн припомнил королю Арагонскому зло, которое тот причинил и другим, и ему самому. Немало времени спустя прознал Бертран и о новых учиненных королем обидах и выставить их задумал в новой сирвенте. Между тем рассказали Бертрану, что жил в.Арагоне некий рыцарь по имени Эспаньоль368 , владевший добрым хорошо укрепленным замком под названием Кастеллот, расположенным у границы с сарацинами, отчего этот рыцарь беспрестанно вел с ними войну. Король же весьма облюбовал этот замок, и вот однажды прибыл он в те места, и эн Эспаньоль вышел ему навстречу, чтобы услужить ему, и радушно пригласил его со всею свитой в свой замок. Но очутившись там, велел король своим людям схватить рыцаря и выставить вон, а замок присвоил.

Правда и то, что когда стал король Арагонский служить Генриху, королю английскому, нанес ему в Гаскони граф Тулузский поражение великое и пятьдесят его рыцарей взял в плен, а когда король Генрих дал ему весь выкуп, требуемый в уплату за пленных рыцарей, тот ее рыцарям не передал, а увез с собой в Арагон. Рыцарей же из плена освободили, и они сами за себя уплатили выкуп369 .

Наконец, правда еще и то, что некий жонглер по имени Артюзет однажды ссудил королю двести мараведи, и король после того держал его при себе целый год, не уплатив ему ни одного денье370 . И вот случилось, что Артюзет жонглер поссорился с неким иудеем. Иудеи, собравшись, напали на него и тяжело ранили Артюзета и одного его товарища, а Артюзет с товарищем этим убили одного из иудеев. Иудеи тогда явились к королю и просили его выдать им Артюзета с товарищем для отмщения и предания их смерти, предложив королю за это двести мараведи. И король выдал их за эти деньги. И сожгли их иудеи в день Рождества Христова, как поведал о том Гильем де Бергедан в сирвенте своей, злословящей короля:

Ужасен будет Страшный Суд371
Для нарушителя закона,
Что мог спокойно слушать стоны
Двух христиан в руках иуд:
В костер с дружком во время святок
Был Артюзет – придворный шут
Им послан, ибо от приблуд
Король наш получил задаток.

Другой же певец, по имени Пейре-жонглер, одолжил как-то королю денег и лошадей. Этот Пейре, кстати, старую королеву Английскую372 , пребывавшую в аббатстве Фонтевро, куда все старухи богатые уходят, весьма злословил, и велела она его убить по навету короля Арагонского.

Все гнусности эти припомнил эн Бертран де Борн королю Арагонскому в сирвенте, в коей говорится:

Когда я вижу, как плывут373 ,
Пестрея средь листвы, знамена,
И слышу ржанье из загона
И звук виол, когда поют
Жонглеры, заходя в палатки, –
Труба и рог меня зовут
Запеть – пусть ричардов редут374
В сирвенте ищет недостатки.
Надеюсь, мой порыв поймут:
Мной почитаема корона
Того, кто с войском с Арагона
Пришел сюда на бранный труд;
Но в нем самом не все в порядке,
Он по натуре груб и лют,
Я выношу на общий суд
Его бесчестные повадки.
Я слышал, дал ему приют
Эн Эспаньоль во время оно –
И что ж: прогнал король барона
Из замка через пять минут;
Столь вероломные ухватки
Едва ли к славе приведут:
Будь тот при Кастеллоте крут375 ,
Король бежал бы без оглядки.
Мне рта приличья не заткнут,
Для правды дружбы не препона:
Я от беарнского Гастона376
Узнал, что он еще и плут, –
Взяв деньги с тем, чтоб после схватки
Избавить рыцарей от пут,
Он, вместо выкупа, под спуд
Их положил, и взятки гладки.
Соврать жонглеры не дадут:
Звучала долго их кансона,
Ответного не слышно звона377 ,
А каждый был раздет-разут;
При них евреям под задатки
Был Артюзет – придворный шут
Им отдан – так себя ведут
Злодеи, что на деньги падки.
Пейре-жонглеру скорый суд
Он учинил – и та матрона
Из Фонтевро378 за смелость тона
Вить стала из бедняги жгут;
Зря он снурок хранил в укладке,
Надеясь, что его спасут:
Увы, под новенький хомут
Пошли жонглеровы лошадки.
Юн королек был, слаб и худ,
Когда Пейре Руис379 у трона
Стоял, мрачнея от уклона
Его занятий и причуд:
Задатки были лишь в зачатке,
Но он невесел был, надут,
И все зевал – откуда тут
Взять сил для предстоящей схватки?
Он каталонский низкий люд
По знаку своего патрона380
Сюда привел381 – размер урона
В моих владеньях не сочтут;
Однако дух мой не в упадке,
Ведь тот, кого награды ждут
Там, в Пуатье382 , – в сирвенте, тут,
Положен мною на лопатки.
Мотив несложен, строчки гладки,
Король с Наваррцем пусть споют383
Их на два голоса – пойдут
На пользу им мои нападки.

17. РАЗО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

В то время, когда Ричард, король Английский384 , воевал с французским королем Филиппом, вышли они однажды на поле битвы со всеми своими людьми. Были там французы, бургундцы, шампанцы, фламандцы и беррийцы, на стороне же короля Ричарда – англичане, нормандцы, бретонцы, пуатевинцы, анжуйцы, тюреннцы, менцы, сентонжцы и лимузинцы. И встали они на берегу реки, протекающей под Ниором, именуемой Севр. Одно войско находилось на одном берегу реки, другое – на противоположном. И так стояли они пятнадцать дней, каждый день вооружаясь и готовясь вступить в бой. Но архиепископ, епископ, аббат и монахи, мир установить пытаясь, находились среди войск и не давали начать сраженье.

И вот однажды все люди короля Ричарда выстроились в полном вооружении на переправе через Севр, чтобы начать битву, и французы со своей стороны тоже вооружились и выстроились. Но добрые монахи с крестами в руках призывали королей Ричарда и Филиппа не начинать битвы.

И сказал им король Французский, что не избежать схватки, если король Ричард не признает себя вассалом его за все те земли, какими владеет по сю сторону моря, то есть за герцогство Нормандское, герцогство Аквитанское и графство Пуатевинское, а, кроме того, должен еще король Ричард Франции вернуть Жизор385 , ранее им захваченный. И эн Ричард, как услышал, чего требует у него король Филипп, то уступил обычной своей горячности, тем более что шампанцы, по причине большого количества полученных ими от него стерлингов, обещали ему против него не выступать, – сел на своего боевого коня, надел шлем, велел трубить в трубы и развернуть знамена. Отряды своих баронов и собственных своих людей расположил он у самой переправы, чтобы, перейдя реку, начать сражение. Увидя это, король Филипп тоже вскочил на коня и надел шлем, и люди его тоже вооружились и сели на коней, готовясь к бою, – все, кроме шампанцев386 , которые шлемов надевать не стали.

Видя, что Ричард со своими людьми столь яростно устремился в бой, а шампанцы от боя уклоняются, король Филипп пал духом и испугался. Он призвал архиепископа, епископа и монахов387 , которые просили его не нарушать мира, и умолял их отправиться к Ричарду и просить его о мире и о том, чтобы он с ним заключил соглашение; он обещал им со своей стороны, ради установления мира и согласия, от требования о возвращении Жизора отказаться, как и от требования, чтобы Ричард признал себя его вассалом. Святые эти люди, прижимая кресты к груди, вышли Ричарду навстречу и со слезами молили его сжалиться над столькими храбрецами, которым предстояло погибнуть на поле битвы, и согласиться на мир, обещав ему, что Жизор останется за ним и что король Филипп удалится из владений его.

Когда же узнали о почетном мире, который предлагает им король Филипп, вассалы Ричарда, все они явились к своему королю и советовали ему пойти на замирение и согласие. И король Ричард, вняв мольбе добрых священнослужителей и советам своих вассалов, мир и согласие заключил. Таким образом, король Филипп оставил ему безоговорочно Жизор, вопрос же о вассалитете оказался по-прежнему открытым. И удалился с поля сражения Филипп, а Ричард остался там.

Итак, оба короля заключили перемирие на десять лет, и распустили свои войска и рассчитали наемных солдат. Оба стали вдруг бережливыми, скупыми и жадными, не хотели они ни войск больше собирать, ни тратиться на что-либо, кроме как на соколов, ястребов, собак да борзых, да еще на покупку земель и имений, да еще на то, чтобы притеснять вассалов. И все вассалы короля Французского и бароны короля Ричарда опечалились и закручинились, ибо сами они хлопотали об этом мире, сделавшем обоих королей бережливыми и робкими. Более же всех других досадовал Бертран де Борн, ибо теперь уже не имел он радости и самому с кем-нибудь сражаться и наблюдать за войной между двумя королями. Ибо когда враждовали между собой короли, он все мог иметь от Ричарда – и деньги, и честь – настолько оба короля побаивались его из-за его языка, и потому, желая снова вызвать войну между королями и видя, что и другие сеньоры хотят того же, Бертран сложил такую сирвенту, в каковой говорится:

Поскольку всех сеньоров раздражало388 ,
Что миром завершился их поход,
Пусть песнь моя всем скажет, что пристало
С оружьем снова двинуться вперед.
Честь короля к отмщению зовет389 ,
Он должен быть свободным от тенет,
Чтоб чернь его хулой не запятнала.
Воителям двоим звезда сияла390 ,
Теперь назвал их трусами народ;
Французскую корону украшало
Пять герцогств – трех уж нет391 и весь доход
Жизора и Керси392 – луга и скот –
Все, что кормило нас из года в год –
С позорным перемирьем все пропало.
Всем было ясно с самого начала,
Что славы этот мир не принесет.
Когда-то было острым злое жало
Тщеславия, теперь наоборот
Филипп без боя Иссудун сдает393
И хочет, чтобы Генрих в свой черед
Признал в себе покорного вассала.
Король английский подарил немало
Филиппу; на обилие щедрот,
Как видно, отвечать пора настала.
Ведь у Филиппа скаредник и мот394
Английскую монету предпочтет
Французской – не случайно свой оплот
Шампань в казне английской распознала.
Толпа с благоговением внимала395
Герина сладкой речи, только вот
Сомнение героя обуяло,
Но лишь на миг – он в бой своих ведет.
В то время, как в войсках царит разброд,
Филипп на перемирье не идет,
Но просит мира, опустив забрало.
Раз короля сраженье испугало,
В глазах молвы он трусом предстает.
Былая честь французов потеряла
Свой блеск от нескончаемых невзгод.
Клянусь, Филипп прославил бы свой род,
Когда бы не пустил он церковь в ход396 ,
Которая о мире умоляла.
Сирвенту эту Папиоль возьмет397 ,
Ее он Изембарту отвезет398 ;
И может быть, ее, томясь устало,
Но все же с благосклонностью прочтет
Та, что всегда в душе моей живет399 ,
Та, что любовь небес к себе снискала400

18. РАЗО ПЯТНАДЦАТОЕ401

Когда Бертран сложил сирвенту, в коей говорится "Поскольку всех сеньоров раздражало...", он в ней напомнил королю Филиппу о том, как тот потерял три герцогства из пяти, а подати и доходы с Жизора утратил, что не улажены спор и распря в Керси, а также и в земле Ангулемской, как французы и бургундцы сменили честь на алчность и как король Филипп вел переговоры на берегу реки. Напомнил он ему и о том, что король не желал мира, будучи безоружным, а, собрав войско, по низости своей потерял отвагу и честь, в том не походя нимало на Герина Рыжего402 , дядю Рауля де Камбрэ, который, будучи безоружным, стремился к миру между Раулем, своим племянником, и четырьмя сыновьями Герберта, вооружившись же, отверг и мир, и согласие. Бертран сказал также, что постыдно и бесчестно для короля, начавшего войну с другим королем из-за отнятой у него земли, мир заключать или перемирие, не добившись удовлетворения своих требований и восстановления права и справедливости; по этой причине другие короли считали бы, что он сам дал себя обобрать. Бертран в сирвенте своей стыдил также шампанцев за стерлинги, которыми их подкупили, чтобы они отказались участвовать в войне. Все сказанное Бертраном весьма обрадовало сеньоров Пуатевинских и Лимузинских, ибо весьма досадовали они на мир, по причине коего были они в меньшей чести у своих королей.

По заключении этого мира король Ричард чрезвычайно возгордился и принялся творить всевозможные злоупотребления и бесчинства в землях короля Франции, пограничных с его владениями. Король же Филипп пожаловался на это тем, кто оказал ему содействие в заключении мира, однако о Ричарде и слышать ничего не хотел. Наконец назначили разбор этого дела на границе между Тюренном и Берри, куда и явились оба короля. Король Филипп изложил множество жалоб своих на Ричарда, из-за чего в скорости дошли они до взаимных грубостей и бранных слов, а эн Ричард короля Франции уличил во лжи и обозвал подлецом и трусом, и они, вызвав на бой друг друга, разошлись во гневе.

Прослышав же, что они окончательно рассорились, Бертран де Борн весьма возвеселился, а произошло все это в начале лета, и сложил он сирвенту по сему случаю, каковую вы сейчас услышите.

В нежный и новый сезон403 ,
В белом сиянии Пасхи,
В дни радости ежегодной,
Прекрасной и благородной,
Когда веселятся душой,
Цветущей и славной порой –
Вдыхаю я сладостный зной.
Праздник – но день превращен
В месяц, лишенный окраски,
Скорбный, пустой и холодный,
Ибо обет благородный
Был словно порыв ледяной;
Бесился бы, зная я, что мой –
Дуэ, но Камбрэ не за мной.
Будет пускай ослеплен
Тот, кто боится развязки.
Злобе ль равняться бесплодной
С утратою благородной?
Но сравнивать сонный покой
С опасной и тяжкой войной
Сеньору Руи не впервой404 .
Ни тел разрубленных он,
Ни в алой крови повязки
Не видел, жизни походной
Не ведал, не вел благородной
К Руану он рати на бой,
И дрота не бросил герой
В щит вражеский мощной рукой.
Спор без урона сторон405
Без жаркой кровавой встряски,
Бессмысленный, безысходный,
Стал притчей неблагородной,
Все кончилось сном и едой;
А юность без сечи лихой406
Становится жалкой трухой.
Король, Ваш непрочен трон:
Живут по чужой указке
Жизор, от дани свободный407 ,
И Тур, досель благородный;
Кто выбор не сделает свой
Меж мирным житьем и борьбой,
Тот будет унижен судьбой.
Эн "Да-и-Нет"408 мной прощен:
В битву идти без опаски –
Вот жребий, ему угодный;
Им явлен нрав благородный:
Он стрелы одну за другой
Пускает – и замок любой
Берет, всех ведя за собой.
Филипп славит мир и покой,
Как трантезский отец святой409 .
Да-и-Нет любит грозный бой
Больше, чем Альгейсы разбой410 .

В этой сирвенте побуждает он короля Филиппа с огнем и мечом выступить против Ричарда, говоря, что король Филипп более желает мира, чем монах, а эн Ричард, с коим они с Бертраном друг друга "Да-и-Нет" величали, к войне стремится более, нежели любой из Альгейсов – а было их четверо братьев, четыре великих разбойника, и творили они разбой, возглавляя отряд в тысячу конных и две тысячи пеших грабителей, других же средств и доходов не имели никаких.

19. РАЗО ШЕСТНАДЦАТОЕ

Что бы ни говорил в строфах своих и сирвентах411 Бертран де Борн королю Филиппу, как ни напоминал он о содеянном ему ущербе и унижении, король этот никак не желал начинать войну с королем Ричардом. Но, убедившись в слабости Филиппа, Ричард сам начал с ним воевать, захватывал и жег замки, города и местечки, убивал и уводил в полон жителей. А потому все сеньоры, коим мир был не по нутру, весьма обрадовались, пуще же других Бертран де Борн, ибо желал он войны более, чем кто-либо другой, полагая к тому же, что король Ричард, с каковым они друг друга прозвали "Да-и-Нет", пошел воевать по слову его, как услышите вы из сирвенты, тотчас после того им сложенной, как узнал он, что король Ричард выступил в поход, – в сирвенте же этой говорится:

Споемте о пожаре и раздоре412 ,
Ведь Да-и-Нет свой обагрил кинжал;
С войной щедрей становится сеньор:
О роскоши забыв, король бездомный
Не предпочтет тарану пышный трон,
В палатках станет чище жизнь вельмож,
И тем хвалу потомки воспоют,
Кто воевал бесстрашно и безгрешно.
По мне, звон сабель – веский довод в споре,
Знамена ярче, если цвет их ал,
Но сторонюсь я ссор, коль на ковер
Кость со свинцом кидает вероломный413 .
О где мой Лузиньян и мой Ранкон414 ?
Истрачен на войну последний грош,
И латы стали тяжелее пут,
И о друзьях я плачу безутешно.
Когда б Филипп спалил корабль на море
И там, где ныне пруд, насыпал вал,
И взял Руанский лес, спустившись с гор,
И выбрал для засады дол укромный,
Чтоб знал, где он, лишь голубь-почтальон, –
На предка Карла стал бы он похож415 ,
Что с басками и саксами был крут,
И те ему сдавались неизбежно.
Война заставит дни влачить в позоре
Того, кто честь до боя потерял416 ,
Едва ль мой Да-и-Нет решит Каор
Оставить417 – он в игре замешан темной,
И ждет, когда король отдаст Шинон418 :
Чтобы начать войну, момент хорош,
Ему по сердцу время трат и смут,
Страну он разоряет безмятежно.
Когда корабль, затерянный в просторе419 ,
Сквозь шквал, на скалы, потеряв штурвал,
Несется по волнам во весь опор,
Чтоб жертвой стать стихии неуемной, –
Моим подобных бедствий даже он
Не терпит: что ж! мне больше невтерпеж
Ложь и небрежность и неправый суд
Той, на кого молюсь я безуспешно.
В Трайнаке быть, когда там пир начнут420
Ты должен, Папиоль421 , собравшись спешно.
Роджьеру спой422 , что мой окончен труд:
Нет больше рифм на "-омный", "-он" и "-ежно"423 .

20. РАЗО СЕМНАДЦАТОЕ

После того как король Ричард с Бертраном де Борном мир заключил и возвратил ему замок Аутафорт, он, Ричард, за море отправился крестовым походом, а Бертран против эн Аймара, виконта Лиможского, воевать остался, а также против графа Перигорского и всех окрестных сеньоров. Ричард же, как уже слыхали вы424 , на обратном пути попал в плен к германцам и провел в заключении два года, пока его не выкупили.

Когда же прознал Бертран де Борн, что король должен выйти из плена, то возрадовался весьма, предвидя, что будет ему от короля великое благо, а врагам его – ущерб великий. Ибо знайте, что он, Бертран, записал в сердце своем всякий ущерб и урон, какой причинили враги в Лимузине и землях короля Ричарда, и сложил об этом сирвенту, в ней же говорится:

Буде бы король прозрел425
И направил путь сюда,
И узрил, что господа
Отошли от добрых дел,
Что измена край тревожит,
Что Лимож, хотя и цел426 ,
Но грозит ему беда,
Ибо пасть от язвы может...427

21. РАЗО ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Когда отправился король Ричард за море, все сеньоры Лимузинские и Перигорские, клятвенный заключив союз, собрали превеликую рать и пошли к городам и замкам, которые отнял у них эн Ричард, и так, сражаясь и в плен захватывая защитников их, многое отвоевали обратно. Когда же эн Ричард из-за моря вернулся и из плена вышел, был он утратой городов и замков тех весьма раздосадован и раздражен и стал угрожать сеньорам, что все отберет обратно, а их самих уничтожит. Но виконт Лиможский и граф Перигорский, ободренные поддержкой, какую король Французский им оказывал и прежде и теперь, угрозы его ни во что не ставили и послали сказать ему, что вернулся-де он чересчур гордый и бравый, но что они проучат его в бою и придется ему, хочет он этого или не хочет, сделаться мягким, смирным и учтивым.

Меж тем, как прослышал Бертран де Борн, что король грозит тем сеньорам, а они ни слова его, ни его самого ни в грош не ставят, а, напротив, сказать послали ему, что его проучат и мягким, смирным и учтивым сделают помимо его воли – то, будучи из тех, что большей не знают радости, как только сеньоров друг с другом стравливать – весьма возрадовался о том, ибо знал, что король сильно раздосадован и раздражен – и словами теми, и потерей отнятых замков Нонторн и Ажен. И вот сложил сирвенту он по сему случаю, дабы склонить Ричарда к войне.

Сложив же сирвенту, послал ее он эн Раймону Джаузерану428 из графства Юржель, сеньору Пино, мужу щедрому, доблестному, благородному и куртуазному, и не было никого в Каталонии, кто бы с ним сравниться мог. Был он в дону Маркизу влюблен, дочь графа д’Юржель и жену эн Гираута де Кабрейра. Последний же был муж могущественнейшей и наиславнейший в Каталонии всей, если не считать графа д’Юржель, сеньора его. Сирвента же эта начинается так:

Когда цветы средь зелени красны429
И вишни сыплют белизну свою,
Приятства ради посреди весны
Почти по-птичьи нынче я пою,
Зане я смел, хотя от сердца скрыл,
Что на крылах теперь я воспарил,
А воспарив, о том не говорю,
Что в песне сей я зарюсь на зарю.430

XII БЕРТРАН де БОРН-СЫН431

Когда король Ричард умер432 , у него остался брат, прозванный Иоанном Безземельным433 , ибо не было у него никакого своего удела. Он стал Английским королем, вместе с королевством унаследовав также герцогство Аквитанское и графство Пуатье. И как только он получил королевство, герцогство и Пуатевинское графство, он сразу отправился к графу Ангулемскому434 , у которого была дочь красоты необыкновенной, девица лет пятнадцати, каковую эн Ричард помолвил с эн Уго ло Брюном, графом Марки435 , племянником и вассалом Джоффруа Лузиньянского; граф же Ангулемский притом сам обещал ему отдать ее в жены и принимал его как собственного сына, ибо не было у него больше ни сына, ни дочери. И вот Иоанн Безземельный, придя, объявил графу Ангулемскому, что хочет дочь его взять в жены и, вынудив у графа согласие и тут же с нею обвенчавшись, вскочил на коня и удалился в Нормандию с молодой женой.

Когда же граф Марки прознал, что король увел его невесту, он весьма опечалился и обратился с жалобой ко всем своим родственникам и друзьям, каковые весьма разгневались и порешили пойти в Бретань за Артуром, сыном графа Джоффруа436 , и объявить его своим сеньором, – а они могли это сделать по праву, ибо он был рожден графом Джоффруа прежде короля Иоанна. Так они и поступили, сделав Артура своим сеньором и принеся ему клятвы верности, после чего доставили его в Пуатье, захваченный ими, за вычетом нескольких укрепленных замков и крепостей, у короля. Король же оставался с женой в Нормандии, не отходя от нее ни ночью ни днем, за едой ли, за питьем, во сне или наяву, и возил ее за собой на охоту по полям и лесам вместе с соколами своими и ястребами. А бароны тем временем завладели всеми его землями.

Но вот раз постигла их великая неудача, когда они осадили королеву-мать в замке под названием Мирабель437 , а король, заручившись иноземной поддержкой, тайно пришел ей на помощь, подкравшись так незаметно, что эту новость они узнали лишь когда он оказался с ними бок о бок у осажденных стен. Найдя всех спящими, он захватил их в плен – Артура с вассалами его и всеми его людьми. Снедаемый, однако, ревностью по своей жене, без которой он не мог жить ни одной минуты, он покинул Пуатье и возвратился в Нормандию, бросив всех своих пленников взамен захваченных им заложников и клятв, а оттуда отправился в Англию, прихватив с собою Артура, эн Саварика де Маллеона438 и виконта де Шательро. Там он Артура убил, а Саварика де Маллеона и виконта де Шательро заточил в башне Корф439 , где им не давали ни есть, ни пить.

Когда же король Франции440 узнал, что король Иоанн проследовал с супругой в Англию, то он вошел в Нормандию с большим войском и завладел всеми его землями, а пуатевинские бароны восстали и весь захватили Пуатье целиком, кроме Ла-Рошели. Эн Саварик де Маллеон, будучи человеком доблестным, догадливым и щедрым, исхитрился, однако, бежать из плена и овладеть замком, в котором был заточен. Тогда король Иоанн заключил с ним мир и отпустил его, вверив ему все остававшиеся еще у него гасконские и пуатевинские земли. И эн Саварик стал вести войну со всеми врагами короля Иоанна и целиком отвоевал у них Пуатье и Гасконь. А король всё оставался в спальне со своей женой в Англии, и не давал в помощь и поддержку Саварику де Маллеону ни людей, ни денег. И вот тогда Бертран де Борн-младший, сын Бертрана де Борна, сочинителя многих сирвент, сложил по поводу великой нужды, постигшей эн Саварика, и по поводу жалоб всех жителей Пуатевинского графства такую сирвенту:

Когда, новый сезон открыв441 ,
Покрывает ветки листва
И всходят цветы и трава,
Ищу я слова и мотив:
Почувствовав дух перемен,
Петь об Иоанне начну442
И сирвенту так поверну,
Чтоб он стал от стыда румян.
Живет он, позорно забыв,
Что чтит его предков молва,
На Тур и Пуатье права
Филиппу без битв уступив443 ;
Плач летит от гиеннских стен444 :
Где Ричард, что тратил казну
На бои? Утверждать дерзну,
Что с ним несравним Иоанн.
Лишь к охоте он не ленив:
Ястреб быстр и свора резва –
Вот чем занята голова;
Сам себя наследства лишив,
Поступил он не как Говен445 ;
Отдает Логроню страну446 ;
Чаще был, увы, в старину
Нами виден военный стан.
Мы, будь ныне Людовик жив,
Ждали б не могильного рва,
Но такого же торжества,
Как когда был разбит Халиф447 ;
И притом нет за ним измен –
Вот чем я Иоанна кольну,
То поставив ему в вину,
Что бездействен как истукан.
К вам, бароны, был бы призыв
Тщетен, знаю, так что едва
Коснусь самого существа:
Всякий из вас глуп и труслив,
На знаменах – лишь грязь и тлен,
Даже то, что я вас кляну, –
Похвала вам: легко лгуну
За избыток выдать изъян.
Дама, искренен мой порыв448 ,
Только Вами душа жива,
Но достойные Вас слова
Подберу ли? – Несправедлив
Золота на свинец обмен:
Чтите Юность Вы, и жену449
Посрамили тем не одну,
Как монах кадуэнский – сан450 .
Саварик451 , король лучше в плен
Сдастся, чем объявит войну:
Так зачем же другим в плену
Пребывать? Иль страдать от ран?

XIII ПЕЙРЕ де БУССИНЬЯК452

Пейре де Буссиньяк был клирик, родом же дворянин из Аутафорта, Бертран де Борнова замка. Добрые слагал он сирвенты, порицая в них дам, кои вели себя недостойно, да отвечал на сирвенты Бертрана де Борна.

XIV ДЖОРДАН БОНЕЛЬ453

Джордан Бонель родом был из Сентонжа, что близ границы с графством Пуатевинским. Сложил он множество добрых кансон в честь доны Жибор де Монтозье454 , каковая была сначала женой графа Ангулемского, а потом вышла замуж за сеньора Монтозье, Барбезье и Шале.

XV РАЙМОН де ДЮРФОРТ И ТЮРК МАЛЕК455

Раймон де Дюрфорт и эн Тюрк Малек были рыцари из Керси, каковые сложили сирвенты про даму по имени мадонна Айа456 , ту, что сказала рыцарю де Корниль457 , что вовек его не полюбит, ежели он не протрубит ей в зад.

XVI РИЧАРТ де БЕРБЕЗИЛЬ458

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Ричарт де Бербезиль был рыцарь и бедный вассал родом из замка Бербезиль в Сентонже Сентского епископата. Был он добрый рыцарь, искусный во владении оружием и собой пригож. В трубадурском художестве он более отличался, нежели в куртуазном ухаживании или в мастерстве рассказа459 , ибо обычно стеснялся говорить на людях460 и всегда в ком-нибудь нуждался для поддержки, и чем больше было кругом добрых людей, тем более он терялся и хуже собой владел. Хорошо, однако, играл он и пел, складно слагая слова и напевы.

И вот полюбил он некую даму, жену эн Джауфре де Тоннэ461 , благородного сеньора тех же мест, даму знатную, веселую, собой прекрасную и прелестную, весьма охочую до чести и славы. Была она дочь эн Джауфре Рюделя, князя Блайи462 . Узнав же, что он в нее влюблен, стала она ему делать нежные знаки любовные, так что он, храбрости набравшись, начал ее упрашивать, и вняла она мольбам его, и с видом нежным и любовным его приняла и выслушала, будучи из тех дам, что желают иметь возле себя трубадура, который бы их воспевал. Итак, стал он слагать в ее честь кансоны, "Всех-Лучшая" в них ее величая463 . В песнях своих любил он весьма сравнения проводить со зверями, людьми и птицами, с солнцем и звездами464 , и так новые темы находить, каких ни у кого еще не бывало465 . Весьма долгое время он о ней пел, но никто не верил, чтобы она ему когда-либо принадлежала.

Умерла дама, и отправился он к доблестному сеньору дону Диего в Испанию466 . Там он еще жил, и там он умер.

2. РАЗО467

Вы уже слыхали, кто был Ричарт де Бербезиль, и как он полюбил жену Джауфре де Тоннэ, юную, знатную и прекрасную, и что та ему куртуазно благоволила свыше всякой меры, а он ее "Всех-Лучшая" величал. И начал упрашивать ее Ричарт, моля даровать ему любовную усладу, но дама отвечала, что согласна на это лишь в той мере, какая послужит к ее чести, и добавила, что ежели любит он ее в самом деле, то не должен от нее требовать слов и поступков иных, нежели те, что делала она и говорила.

Меж тем, как текли дни их любви, востребовала к себе Ричарта некая дама, владетельница мощного замка в той округе, и тот к ней явился. И вот стала она ему говорить, что поступкам его дивится, ибо даму свою любит он так давно, а та вовсе не даровала ему никакой услады по любовному праву. И еще сказала она эн Ричарту, что настолько он собою хорош и славен, что всякая достойная дама охотно даровала бы ему такую усладу, и что ежели б только пожелал Ричарт со своей дамой расстаться, то и она сама дала бы ему всякую усладу, какую он ни попросит, и что она и прекрасней и высокопоставленней той, за коей он ухаживал.

Тогда Ричарт, прельстившись великими этими посулами, заявил ей, что готов с той дамой расстаться. Эта же дама повелела ему, чтобы он пошел и той, другой даме о том объявил, добавив, что до тех пор никакой услады ему не дарует, пока не узнает, что он с той в самом деле расстался. И Ричарт, пустившись в путь, прибыл к даме, за коей ухаживал, и начал ей говорить, что любил он ее больше всех на свете и больше себя самого, а она не пожелала даровать ему никакой любовной услады, и вот он с ней хочет расстаться. Дама же весьма огорчилась и опечалилась и стала Ричарта просить не бросать ее, говоря, что ежели ранее не давала она ему любовной услады, то сделает это теперь; но Ричарт отвечал, что как можно скорее хочет с ней расстаться, и так вот и разошлись они.

Разойдясь же, пошел он к даме-разлучнице и поведал ей, что веление ее исполнил, рассказав, как та дама его умоляла и как согласилась обещание исполнить. Дама же на это ему отвечала, что мужу такому, как он, никакая дама, словом ли, делом ли, угождать не должна, ибо он рыцарь самый неверный на свете, и ежели он даму свою, столь прекрасную, веселую и так его любившую бросил по слову другой дамы, то как бросил ту, так бросит и другую. Ричарт же, услышав эти речи, сразу стал печальней и грустнее всех на свете. И пошел он к той первой даме, желая на милость ее отдаться, но и она не пожелала принять его обратно, так что он от великой своей печали отправился в лес, сделал себе хижину и в ней замкнулся, говоря, что не выйдет из нее вовек, пока не вернет благословения в очах дамы; оттого и говорит он в одной из песен своих: "...От "Лучшей-Всех" два года я сокрыт..."468 .

И вот тогда благородные рыцари и дамы той округи, видя великую Ричартову печаль и видя, как он убит, пришли к месту уединения его и стали умолять, чтобы согласился он вернуться к жизни. Ричарт же отвечал, что не выйдет вовек, ежели только дама его не простит, а дама заявила, что ни на что не согласится, пока сто рыцарей и сто дам, верных в любви, пред нею не предстанут и на коленях, ладони сложив469 , не начнут ее умолять смилостивиться и простить его; ежели, однако, они это сделают, то непременно простит. Когда слух об этом дошел до Ричарта, то сложил он по этому случаю такую кансону, в коей говорится:

Как без сил упавший слон470
Встанет лишь в ответ на зов
Горестный других слонов,
Что сойдутся, голося, –
– Так и я б не поднялся,
Столь злой и тяжкий претерпев урон
Когда б, сойдясь ко мне со всех сторон
Влюбленные и пышный двор Пюи471
Не прекратили бедствия мои,
О Милости взывая громко там472 ,
Где не внимают просьбам и мольбам.

Когда же дамы и рыцари узнали, что он сможет вернуть себе благоволение дамы, если сто верных друг другу влюбленных пар придут умолять ее о прощении, и что она непременно простит его, то собрались эти дамы и рыцари и пришли к ней, и молили ее о прощении Ричарта. И дама простила его.

XVII РАЙМОН ДЖОРДАН, ВИКОНТ СЕНТ-АНТОНИ473

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Раймон Джордан, виконт Сент-Антони, был сеньором укрепленного поселения в округе Керси. Был он собой пригож, щедр и весьма искусен во владении оружием и трубадурском художестве.

И вот полюбил он жену эн Р. Амьеля де Пенн, славного сеньора Альбигойской округи474 . Дама она была прекрасная собою, юная и сведущая в законах вежества, и виконта любила больше всех на свете, а он ее. И вот случилось, что виконт, будучи на войне с недругами своими, ранен был в сражении и за мертвого доставлен в Сент-Антони. И дошло до дамы известие, что он умер, и она от горя такого вступила в общину патаринов475 . Виконт же от раны выздоровел, но узнав о постриге своей дамы, с тех пор от горя уже более не слагал ни кансон, ни песен476 .

2. РАЗО477

Виконт де Сент-Антони родом был из епископата Каорского и владел замком Сент-Антони. Влюбился он в одну знатную даму, жену сеньора де Пенн из Альбигойской округи, владетеля мощного и богатого замка. Дама же эта была прекрасна собой, славна, благородна и всеми хвалима и почитаема. Он также всюду славился, сведущ был в законах вежества, искусно владел оружием, собою хорош и отличный трубадур, а звали его Раймон Джордан, даму же – виконтесса де Пенн, и так они любили друг друга, что взаимная эта любовь превосходила всякую меру.

Случилось однажды, что виконт в полном вооружении отправился во владения своих недругов, отчего последовала великая битва, в которой он был ранен смертельно. Враги распространили слух о его гибели, и когда дошло это до дамы, то она от горя и печали удалилась из своих владений и вступила в еретический орден. Виконт же волей Божией оправился от раны и выздоровел, но никто не хотел сообщать ему о том, как поступила его дама. Когда же он совсем поправился и прибыл в Сент-Антони, там сказали ему, что она от печали по его смерти постриглась в монахини. Он же, узнав об этом, потерял всякое веселье, радость и утешение, перестал слагать песни, а вместо этого стал вздыхать, плакать, тосковать и не выезжал верхом, и не встречался с достойными людьми.

В такой великой горести пребывал он уже более года, когда мадонна Аэлис де Монфор478 , жена эн Гильема Гурдонского и дочь виконта Тюреннского, наделенная красотою, юностью, куртуазностью, честью, послала ему в самых приятных выражениях сказать, что просит его, ради любви ее к нему, возвеселиться, оставив тоску и кручину, ибо она во искупление постигшего его горя готова даровать ему свое сердце и себя самоё. Просила она также и умоляла его, чтобы соблаговолил он навестить ее, а ежели он не согласен, то она сама явится проведать его. Услыхав столь лестное и приятное известие от столь славной и прекрасной дамы, ощутил он, как сердце его наполняется великой нежностью и любовью. Вернулись к нему радость и веселье, снова стал он встречаться с людьми и вернулся к приятным беседам с достойными мужами. Снова принялся он заботиться о нарядах и доспехах для себя и своих людей и помышлять о развлечениях. И вот, должным образом подготовившись и приведя себя в надлежащий вид, отправился он к мадонне Аэлис де Монфор, и та приняла его с почетом и великой радостью. Он же, в свою очередь, счастлив был и радостен от лестного внимания, какое она оказывала ему и словом и обхождением. Радовалась и она, обнаружив в нем и изящество, и вежество, и достоинство, и куртуазность, и нимало не пожалела о своем обращении к нему с любовными словами и заверениями. Он же сумел отблагодарить ее и ублажить, прося в самых милых выражениях даровать ему столько любви, чтобы он уверился, что она от чистого сердца и по доброй воле послала ему приятную весть, которую начертал он на гербе своего сердца. И вот объявила она его своим рыцарем, приняла от него куртуазный оммаж479 , сама же даровала ему себя в качестве дамы сердца, целовала и обнимала его и в знак верности и постоянства подарила ему кольцо со своего пальца480 .

После того распростился с нею виконт, радостный и весьма веселый, и снова обрел охоту к трубадурскому художеству, пению и развлечениям, и сложил в ее честь кансону, в коей говорится:

Вас, ту, что мне любви не уделяет481 ,
Я так люблю, что меркнет разум мой,
А чувство рвется вашим стать слугой,
Зане блаженства большего не знает.
Любовь всем сердцем бросилась, как рать,
Дабы меня пленять и покорять,
И пусть мне мучиться невмоготу,
С охотою я скорбь приемлю ту,
Что радость от пиита отдаляет.
Сударыня! Чрез вас весь мир блистает
Великой милостью и красотой,
Меня вы завлекли такой игрой,
Что сердце, плача, радостью играет,
И если вас не буду я видать,
Недолго и рассудок потерять.
Мечтаю, словно стоя на посту,
Я проклинаю самое мечту,
Которая пииту страх внушает.
К вам, милостивица, пиит взирает
И говорит, что любит вас душой,
И вас он на любовный пламень свой
Излиться милосердьем призывает.
Так сжальтесь же! И я себя почту
Взнесенным на небесну высоту,
Когда ваш взор любви не отвергает.
Смерть от любви – увы! – не исцеляет,
И верю, что под сенью гробовой,
Жестоко нарушая мой покой,
Душа по вас томится и вздыхает.
Но если и придется умирать,
То все-таки ужели благодать,
Переступя загробную черту,
Я оттого, несчастный, обрету,
Что дама обо мне не вспоминает.
Любовь лукавит, если побеждает
Меня, уже сраженного судьбой,
Не нанося малейшей ранки той,
Которую и жалость не сражает,
К кому не может даже долг воззвать,
Ниже сама любовь повелевать.
Я мнил, что чрез тебя, любовь, смету
Жестокую любовну пустоту,
Которая пожизненно карает.
Я красноречием не расцвету,
Скажу полслова лишь про красоту,
И даму сердца каждый угадает.482

Прежде, однако, нежели сложил он эту кансону, было ему видение во сне ночном, будто приступил к нему Амор с такой строфой:

Раймон Джордан, поймите, Вы не правы,
На середине выйдя из игры.
А, помнится, изящные забавы
Вам по душе бывали: флирт, пиры;
Скрывая страсть, Вы млели на лету
Но вот – под песней подвели черту.
За это Вам – не избежать расправы...483 484

XVIII ГАУСЕЛЬМ ФАЙДИТ485

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Гаусельм Файдит родом был из города под названием Юзерш Лимузинского епископата, и был он сыном одного из тамошних горожан. Пел он хуже всех на свете, зато хорошо слагал слова и напевы. Стал он жонглером по такому случаю, что все свое состояние проиграл в кости. Был он муж превеликой щедрости, и охотник поесть и выпить, отчего растолстел донельзя486 . Весьма долгое время был невезуч по части почестей и подарков, так что лет более двадцати пешком ходил по свету, ибо ни песни его, ни сам он не были в большой цене и чести.

В жены взял он продажную женщину487 , каковую долгое время водил за собой по дворам куртуазным, а звали ее Гильельма Монашка. Была она весьма красивая и ученая, и стала такой же огромной и толстой, как он. Родом она была из богатого города под названием Алес, что во владениях эн Бернарта д’Андюз488 в Провансе.

И мессир маркиз Бонифачио Монферратский489 платья ему пожаловал и имущество, и благодаря ему и сам Гаусельм и песни его обрели великую славу.

2. РАЗО ПЕРВОЕ

Вы уже слышали, что был Гаусельм Файдит, откуда родом и каков он был. Однако хватило у него смелости полюбить мадонну Марию Вентадорнскую490 , даму в то время из всех дам самую благородную и достойную. В честь нее он пел и слагал кансоны, и в кансонах этих молил ее о любви и в кансонах воспевал и славил ее великие достоинства. Она же ради всех этих восхвалений его терпела, но услады любовной не давала. Семь лет продолжалась его любовь к ней, и ни разу за это время не оказала она ему никакой услады по любовному праву. И вот предстал однажды перед нею Гаусельм и сказал, что подобало бы ей оказать ему согласно любовному праву такую усладу, чтобы он счел себя вознагражденным, или же она его потеряет, а он поступит в куртуазное услужение к другой даме, которая одарит его любовью. После чего распрощался он с ней и удалился в гневе.

Мадонна же Мария обратилась к другой даме, знатной и прекрасной, по имени мадонна Аудьярт де Маламорт491 и, поведав ей обо всем, что между нею и Гаусельмом произошло, просила совета, как бы ей ответить на притязания Гаусельма, чтобы и его сохранить и услады любовной ему не оказывать. И сказала мадонна Аудьярт, что ей ни отвергать Гаусельма, ни удерживать его не советует, но что она, Аудьярт, готова устроить так, что Гаусельм и от своей любви откажется и не станет ее корить и не превратится в ее врага. Услышав это, мадонна Мария весьма обрадовалась и принялась умолять мадонну Аудьярт исполнить свое обещание. Мадонна же Аудьярт на том распрощалась с мадоннной Марией и удалилась. Затем поручила она одному весьма куртуазному вестнику, бывшему у нее в услужении, отправиться к Гаусельму и передать ему, что синица в руке всегда лучше журавля в небе492 .

Выслушав же вестника мадонны Аудьярт, Гаусельм сел верхом на коня и отправился к этой даме, каковая приняла его весьма любовно. Спросил он ее, что означает ее совет о журавле и синице. Она же со всей любовностью ответила ему, что ей его очень жалко, ибо она знает, как он влюблен в мадонну Марию, а та принимает любовь его лишь из вежества, да еще ради его восхвалений и из-за славы, какую он ей творит по всему свету. "И знайте, – добавила она, – что мадонна Мария и есть тот журавль в небе, а я – синица у вас в руках, готовая угождать вам и словом и делом. Вам хорошо известно, что я высокородна, и богата, и юна, и говорят еще, что я также красива. Никогда никому я ничего не давала и не обещала, никого не обманывала и никем не была обманута, и есть у меня великое желание быть прославленной и любимой тем, кто возвысит достоинство мое, честь и славу и будет пребывать со мной в благородной любви. И я знаю, что вы и есть тот, благодаря кому – я так полагаю и уверена в этом – могу я обрести все эти блага. Я хочу, чтобы вы стали влюбленным моим и слугой и господином, и дарую вам и себя и свою любовь, при том, однако, условии, что вы расстанетесь с мадонной Марией Вентадорнской и сложите по этому поводу кансону, в которой посетуете на нее куртуазно; в этой кансоне вы скажете, что раз она вас отвергла, вы избрали иной путь и нашли другую даму, полную искренности, всяческих достоинств, благородную и верную, которая отнесется к вам с полной беззаветностью, оставив Вас на своей службе"

Гаусельм Файдит как услышал любовные посулы, которые она ему делала, приятные слова, ласковые просьбы и обещания всяческих благ, и увидел ее прелестные черты и нежный румянец и любовные взоры, какие кидала она ему, – такая пронзила его любовь, что лишился он вдруг и зрения и слуха. Обретя же вновь свои чувства, принялся он мадонну Аудьярт благодарить, как только мог и умел, обещая ей словом и делом все, что она повелит, исполнить и отдалить от мадонны Марии свое сердце, свою любовь, мольбы свои и свою песнь, и всю свою любовь отдать мадонне Аудьярт, согласно обету, который дадут они друг другу. И удалился Гаусельм, полный веселья и радости и облегчения великого, весь поглощенный мыслью о том, как сложить кансону, из коей мадонна Мария узнала бы, что он от нее отошел, найдя другую даму, которая приняла его, обещая ему великую усладу и великую честь. И обо всем том сложил он кансону, в каковой говорится: "Я столько претерпел любовной муки..."493 и каковую вы услышите494 . И пелась эта кансона так часто, что вскоре дошла и до мадонны Марии, весьма ее обрадовав. Довольна была и мадонна Аудьярт, которая поняла, что он отдалил от мадонны Марии и сердце свое и песнь, поверив в лживые обещания, данные ею, чтобы добиться от него этой песни.

Вскоре после того, как сложена была и уже пелась эта кансона, пришел Гаусельм Файдит к мадонне Аудьярт с великой радостью и с видом мужа, имеющего право на немедленный доступ в ее покой, – и она приняла его с большой сердечностью. И пал Гаусельм к ее ногам и сказал ей, что повеление ее исполнено и что он с мадонной Марией расстался ради нее, и ей он отдал свое сердце, разум свой, трубадурское художество, и теперь молит, чтобы соизволила она сказать и сделать ему все то приятное, что обещала, так, чтобы он был вознагражден за все, что ради нее сделал. Мадонна же Аудьярт ответила ему: "Гаусельм, это правда, что вы человек самых высоких достоинств и большой славы. И нет на свете такой дамы, стремящейся к любви, которая не считала бы себя счастливой иметь вас в качестве возлюбленного и служителя, и которая не ощущала бы радости, когда радуетесь вы, и не печалилась бы, когда вы опечалены, ибо всякой куртуазности вы отец и глава. Но то, что я сказала и обещала вам, сказано было не потому, что я хотела полюбить вас душою и телом, но для того, чтобы вызволить вас из плена, в коем вы пребывали, и освободить вас от надежды, которую тщетно питали вы вот уже лет более семи. Ибо известна мне была воля мадонны Марии, платившей вам словами и посулами, но не имевшей намерения держать свои обещания. Во всем же ином буду я вашим другом и доброжелателем и готова исполнять желания Ваши и повеления Ваши"

Услышав эти слова, Гаусельм опечалился, огорчился и загрустил и принялся умолять даму пощадить его и не допустить, чтобы он умер, обманутый и преданный. Она же сказала, что не убивает его и не обманывает, а, напротив, спасла его от обмана и гибели. И Гаусельм, убедившись, что бесполезно молить о милости и пощаде, поднялся с колен и ушел с видом человека отчаявшегося, ибо понял, что был и обманут и предан, так как она от мадонны Марии его отдалила, заверив ложно, что готова его полюбить. Тогда подумал он о том, чтобы снова пойти с мольбами к мадонне Марии и по этому случаю сложил кансону, каковую вы услышите и в каковой говорится:

Птиц мелодичный куплет495
Мне душу не веселит,
И голос мой с грустью слит,
Зря звучит:
Мольбою даму впустую
Атакую –
Не простит
Она столько горьких обид;
И в сердце стыд,
Ибо зачинщику бед
Просить прощенья не след.
Итак, зря будет пропет
Тот стих, что в груди звенит!
Проситель, плача навзрыд,
Только злит
Даму, к рыданьям глухую:
Я рискую,
Что мой щит
Вдребезги будет разбит, –
Она отмстит,
Ибо теперь не секрет
Одна из моих побед.
Но пусть нанесен был вред
Мне той, чей порочен вид,
Ужели добить поспешит
И казнит
И та, в ком участь благую
Я взыскую?
Иль гласит
Закон, что должен убит
Из волокит
Быть каждый? Но это бред,
В котором жалости нет!
Признаться, строгий запрет
Не так уж сердце долит:
Коль вновь подойти велит
И пленит
Милостью – не протестую,
Ведь такую,
Что решит
Сказать, что конфликт изжит,
Кто не почтит
Высокой хвалой, нашед
В ней поклоненья предмет?
Я снова увижу свет,
Когда соблаговолит
Она узнать, как болит,
Как скорбит
Душа моя. Нет, ни в какую!
Я горюю,
Но закрыт,
Видимо, ею кредит:
Мной не излит
Жалоб поток – и примет
Счастливых потерян след.
Я дам терпенья обет,
Приду к ней, вервью обвит:
Иль больше пусть не винит,
Иль сразит
На месте – сражу тем злую!
Только чую,
Сообразит,
Что смерть от мук защитит, –
И превратит
Жизнь в цепь мучительных лет,
На том завершив сюжет.
Сеньор Пуатье грустит,
Ибо забыт,
И слышит всегда в ответ
Вместо ста "да" одно "нет"496 .

Но ни песнями, ни мольбами, ничем, что бы ни делал он и ни говорил, не мог он добиться, дабы мадонна его простила и выслушать пожелала его мольбы.

3. РАЗО ВТОРОЕ

Когда, как вы уже об этом слышали, Гаусельм Файдит благодаря остроумной уловке доны Аудьярт де Маламорт отказался от любовных домогательств в отношении Марии Вентадорнской, долгое время пребывал он в горести и печали из-за этого великого предательства. Однако дона Маргарита д’Альбюссо497 , жена эн Райнаута, виконта д’Альбюссо, заставила его вновь обрести радость в сложении песен. Ибо она наговорила ему столько приятных слов и такую проявила любовную приветливость, что он в нее влюбился и принялся молить об ответной любви. Ради того, чтобы он восхвалял ее достоинства и прославил их в своих кансонах, дама благосклонно выслушала его мольбы и обещала ему усладу по любовному праву. Долгое время не прекращались эти Гаусельмовы моления и любовное его чувство к мадонне Маргарите д’Альбюссо. Он всячески славил ее и хвалил, и служил ей, но она, хоть и радуясь его восхвалениям, любви к нему не питала и никогда не даровала ему никакой услады согласно любовному праву. Все же один раз, с ней прощаясь, он поцеловал ее в шейку, и она, как бы отвечая на его любовь, стерпела это. И долгое время он жил радостью этой дарованной ему услады.

Любила же она эн Уго Лузиньянского498 , сына Уго Ле Брюна, графа Марки, а он состоял в великой дружбе с Гаусельмом. Жила же дама в замке д’Альбюссо, где ни видеться не могла с Уго Лузиньянским, ни оказывать ему какие-либо услады. И вот оттого сделала она вид, будто тяжко заболела и дала обет совершить паломничество ко святой Марии Рокамадурской499 , а Уго Луиньянскому сообщила, чтобы явился он в Юзерш500 , городок, где проживал Гаусельм Файдит – так, чтобы никто об этом не знал, и в доме остановился у эн Гаусельма. Она-де тоже там остановится и окажет ему усладу согласно любовному праву, и назначила ему для этого определенный день. Эн Уго, как такую весть получил, весьма обрадовался и возвеселился, отправился туда в назначенный день и остановился в доме Гаусельма Файдита. Когда он прибыл, жена Гаусельма приняла его сердечно, с великой радостью и, согласно просьбе его, соблюдая тайну. Дама также прибыла в свою очередь и там же остановилась. Уго Лузиньянского нашла она в доме, укрывающегося в той же комнате, где ее ждал ночлег; найдя же, она весьма обрадовалась и возвеселилась и пребывала там два дня, после чего отправилась в Рокамадур, а Уго дожидался ее возвращения. Каждую ночь возлежали они вместе с великой радостью и в разнообразных наслаждениях.

Вскоре же, после того как оба они уехали, возвратился Гаусельм, и жена обо всем ему рассказала. Испытал он от этого такую горесть, что желал себе смерти, ибо мнил, что дама любит только его одного. Более же всего удручило его то, что спали они в собственной его постели. Потому-то и сложил он обо всем этом "злую кансону"501 , каковую вы сейчас услышите:

Кто закален в воспитании строгом502 ,
Кто в испытаньях любовью проверен,
Тот уповает, что будет итогом
Дамы признанье за то, что ей верен, –
И, значит, стократ
Мне то, что дал, возвратят:
Живу, равно принимая,
Добро иль зло мне творят,
И все, любви угождая,
Вынесу – но не разлад.
Шел я в любви лишь по верным дорогам:
Так как восторг мой пред дамой сверхмерен,
Радость найду и в приеме убогом,
Но, оробевши, просить не намерен
Ни ласк, ни наград;
Однако, пусть их кричат –
Хочу получить сполна я:
По праву принадлежат
Мне главные доли пая –
День почестей, ночь услад.
Только желанье и служит залогом
Будущих благ, и хотя я растерян,
Все же меня утешает во многом
Нрав, что возвышен и нелицемерен,
И ласковый взгляд –
Ведь тех, кто Амором взят
В слуги, ждет участь благая:
Речи ее веселят
И, милости обещая,
Надеяться мне велят.
Кажется, нет больше места тревогам,
Но пред прелестной в себе неуверен
Я становлюсь и стою за порогом
Высокородной, поскольку немерян
Сокрытый в ней клад;
Все делаю невпопад,
Жду от нее нагоняя,
Но даже пусть посулят
Мне трон королевский Мая503 ,
При ней я остаться рад.
Мудрый свободным от зауми слогом
С тем, в чьей душе след надежды похерен,
Шутит: "Знать, скудный надел ему Богом
Выдан!" – хорош афоризм или скверен,
Но я-то богат
Любовью; пусть лучше в ад
Добрая ввергнет, чем злая
Введет меня в райский сад;
Иной судьбы не желая,
Я счастлив и средь утрат.
Знаю о даме я, склонной к подлогам504 :
Пояс супружеской чести утерян
Ею, как свойственно то недотрогам;
Гневный сарказм мой, увы, правомерен,
Когда нарасхват
Идет она, всем подряд
Вслух свой товар предлагая,
И рад, что ни сват, ни брат
Я ей, поскольку такая
Похвал достойна навряд.
Мария, дама благая,
Вам эти нравы претят,
Радует всех, привлекая
К себе, Ваш душевный склад.

Это последняя песня, какую он сложил505 .

4. РАЗО ТРЕТЬЕ

Гаусельм Файдит влюблен был в некую даму из епископства Гап в Эмбрене по имени дона Джордана д’Эмбрен. Дама она была благородная, прекрасная собою, весьма куртуазная, сведущая в законах вежества, щедрая на всякое доброе дело и желавшая себе чести и славы. Гаусельм служил ей усердно, весьма ее превознося и прославляя, благодаря чему стала она числиться среди наидостойнейших дам. Мадонна Джордана весьма этому радовалась и веселилась и всячески старалась и поступать, как должно, и речи вести достойные, дабы Гаусельм Файдит не прослыл лжецом за все, что он о ней говорил хорошего. И так распространилась слава о ней и в ближних и в дальних пределах, что ни один благородный муж Вьенны и Прованса в грош себя не ставил, ежели не видел ее. И не было ни единой именитой дамы во всей окрестности, которая не завидовала бы ее красоте и ее достоинствам. И все, что я сейчас говорю, – истина, ибо мною самим и видено и слышано собственными моими глазами и ушами506 .

Так вот, пожелала мадонна Джордана доставить Гаусельму любовную усладу, и однажды вечером пригласила его в свой личный покой для беседы. И было ею столько сделано и сказано, что он от нее удалился, насыщенный радостью. Но только в самый разгар этих радостей маркиз Монферратский507 собрался в крестовый поход и Гаусельма Файдита взял с собою за море508 . И обо всем этом Гаусельм Файдит сложил такую кансону:

Был полон услад509
Этот час предзакатный,
Бель-Эспер510 , мне взгляд
Подарив столь понятный,
Прорвал цепь преград,
Сделав шаг безвозвратный, –
И вновь из свободной,
А до тех пор бесплодной,
Души – песнь звучит,
Животворный пролит
Дождь над почвой безводной:
Та, кем был я убит,
К жертве благоволит.
Кого не пленит
Доблестей список свободный:
Взор смел и открыт,
Полон силы природной;
В поступках сквозит
Строй души благородной;
Род гордый и знатный;
Дамой нежной и статной
В служенье я взят:
Из Прованса назад
Нет дороги обратной511
Здесь я до светлых дат
Дожил и стал богат.
Сам душевный склад
Ее – столь деликатный,
Что встречи сулят
Родить, слуху приятный,
Поток полноводный
Слов и музыки, сродной
Той, что утолит
Жажду; чьей речью сыт
Станет мой ум голодный;
Той, что судьбу корит
И в разлуке скорбит.
Но, увы, визит
Я нанес неугодный –Презреньем покрыт,
Как бродяга безродный;
Досель не разбит
Лед той встречи холодной
Мольбой многократной,
Ни моей речью внятной
О том, что навряд
Я опозданью рад,
Прежде столь аккуратный,
И не сам виноват,
Что пришел невпопад.
Мне душу долят
Грехи – в край благодатный,
Где Бог был зачат
И рожден, я на ратный
Труд, в сверканье лат,
В путь отправлюсь превратный512
В колонне походной,
Но в тоске безысходной
Дама зря сидит:
Ведь Господь наградит
Славой, с земной несходной,
Тех, кем не был забыт,
Их восхитив в Свой скит.
Нам путь предстоит
Туда, где Единородный
Сын Божий хранит
Тех, кто богоугодный
Поход совершит;
Дар Его превосходный –
В любви всеохватной,
Смысл ее необъятный
В том, чтобы стал сам ад
Смертью его заклят, –
Вот наш долг неоплатный!
Примем же боль утрат
Ради высших наград!
Дама Мария, вид
Ваш хоть кого сразит,
А прием благородный
Вежеством столь знаменит,
Что и владык пленит.

Это мадонну Джордану прозвал Гаусельм "Бель Эспер"513 .

5. РАЗО ЧЕТВЕРТОЕ

В некое время, когда Гаусельм Файдит долго ухаживал за доной Джорданой из Эбрена, провансальского городка на границе с Ломбардией, – дамой лицом прекрасной, милой, благородной, любезной и в обращении куртуазной, – слагал он в ее честь кансоны и столь восхвалял ее и, моля о милости, столь ей служил усердно, что полюбила и она его и рыцарем сделала своим и другом. В песнях своих величал он ее "Бель-Эспер", как и она его514 , как он сам говорит в обращенной к ней кансоне, так начинающейся:

Меня печалит месяц молодой515 ,
Когда смягчает время тьму свою,
И соловей, певец любви былой,
Чуть не убил меня, зане стою
И слышу в купе зелени его я.
Но сердца моего удел – грустить,
Хоть к радости и рвется все живое,
Зане без Бель-Эспер невмочь мне жить,
И без нее мне радость не нажить.516

Меж тем ухаживал за ней также и Альфонс, граф Прованский517 , каковой ради нее отличился множеством деяний, достойных и прекрасных, устраивавший во имя любви к ней турниры и много тративший на это денег. И дама его принимала со всевозможной куртуазностью и обращалась с ним весьма любезно, беседуя и смеясь вместе с ним, так что мнили, будто граф ее возлюбленный. И вот донесли эн Гаусельму, что граф высшую будто бы от нее получил усладу, добившись исполнения своих желаний. Гаусельм же, охваченный негодованием, в горе и тоске от нее удалился и бежал от двора ее, лишив ее своих кансон, пения и речей хвалебных. И так он горевал, и так тосковал, что умереть хотел, и слышать о ней не желал ни от кого на свете. Долгое время пребывал он от нее в отдалении, ни петь не желая, ни смеяться, ни веселиться.

В конце же концов, когда узнал наверное он, что все сказанное ему было наветом, от клеветников исходящим и обманщиков, покаялся он в том, что возводил ложный поклеп на Амора и даму свою порочил, – покаялся в безумии своем, – и, уверясь, что вздор все, что говорилось ему, захотел снова в милость войти у своей дамы и для того кансону сложил, каковую вы сейчас услышите, прощения прося у нее и требуя вину его простить, умоляя и говоря, что ежели соблаговолит она его простить и снова полюбить захочет, то он навсегда ей останется верен и послушен, даже более нежели лев Гольфье де Ла Туру518 . По двум причинам, продолжает он, следует его простить: во-первых, оттого, что хочет он крест взять и в Рим идти, чего нельзя делать, с кем-либо во вражде и распрях находясь, и, во-вторых, еще и потому, что прощающих прощает Господь и ей простит, ежели она ему простит. И вот эта кансона:

Песнь, радость, верная любовь и честь519 ,
Приятность, вежество и благородство,
Их затоптало злое сумасбродство,
Предательство и низменная месть.
И мне от скорби сей спасенья несть,
Зане средь воздыхателей и дам
Нет никого, кто не был бы притвора
И лжец во истинной любви, и скоро
Уже не опишу словами вам,
Как низко пал Амор по всем статьям520

Гаусельм Файдит эн Уго ло Брюна521 , графа Марки, прозвал "Мой изумруд", "Сентонжцем" прозвал эн Пейре де Маламорта522 , "Сверхвеселым" – виконта Комборнского523 , "Бель-Эспер"524 – дону Джордану д’Эбрен, "Линьяура" – эн Раймона д’Агута525 .

6. РАЗО ПЯТОЕ

Отправился Гаусельм Файдит за море, взяв с собою госпожу Гильельму Монашку, жену свою526 , а до того – даму легкого поведения; была же она толще еще, чем он сам. Он, между прочим, полагал, что имеет от нее сына527 , человека во всех отношениях пренеприятного. Вернулся оттуда он бедный и обнищавший, и эн Элиас д’Юссель сложил по сему случаю такой куплет:

– Будь пилигрим наш – эконом528 ,
Не делай он в дороге трат,
Куда как был бы он богат,
Сам Саладин искал бы в нем529 ;
А не провисни брюхо с юных лет530 ,
У турок вовсе б не было побед.
Готов он снова повторить маршрут,
Но крошка-сын его до денег лют.
Эн Элиас свой производит суд
Над Гаусельмом, что, как палка, худ.

Элиас д’Юссель замком владел небогатым под названием Шарлюс531 , где нехватка была вина и муки. Когда же замок посещали люди добрые и рыцари, принимал он их гостеприимно и прелюбезно, только вместо роскошного пира свои им задавал кансоны, стихи и сирвенты. Отвечая же эн Элиасу, эн Гаусельм бедность замка и нищету хозяина в таком ему попомнил куплете:

– В Шарлюсе с хлебом и вином
Дела не блеск, но полон склад
Острот и шуток невпопад,
А в общем – покати шаром;
Их рожь и просо – трескотня бесед,
Разменная монета их – куплет,
Там плащ из слов, а не из белок шьют,
Езжайте, там вас славный ждет приют.

А Элиас д’Юссель на этот куплет эн Гаусельма Файдита отозвался так:

– Я, Гаусельм, в долгах кругом,
А так как вы – богач и хват,
Владелец каменных палат,
Я лезть не стану напролом:
Я беден, вы зато – мешок монет,
Плюс пышная Гильельма532 – пары нет
Ни за морем, уверен я, ни тут
Прекрасней, чем дитя любви и шут.
А Гаусельм Файдит ему ответил533 :
– С сестрицей сводною вдвоем
(Как говорит Эблес, их брат)
Заходит много дней подряд
Эн Элиас к соседу в дом.
Но ……..
... заводить с ним спор, кто толще, – бред:
Мы оба опухаем в день на пуд,
Он с голодухи, я от жирных блюд.

XIX АЙМЕРИК де САРЛАТ534

Эн Аймерик де Сарлат родом был из богатого перигорского городка под названием Сарлат535 . И стал он жонглером и хорошо умел и петь и сочинять. Стал он трубадуром, да всего-то одну и сложил кансону536 .

XX ГИРАУТ де САЛИНЬЯК537

Гираут де Салиньяк родом был из Керси, из замка Салиньяк; был он жонглер. Муж он был ладный и складный и весьма куртуазный, и песни, дескорты и сирвенты538 слагал легко и изящно.

XXI ЮК БРЮНЕНК539

Эн Юк Брюненк родом был из города Родес, что во владениях графа Тулузского. Был он клирик, преуспевший как в науках, так и в трубадурском художестве, от природы же одаренный смекалкой. Стал он жонглером и добрые начал слагать кансоны, но напевов не сочинял. Водился он с королем Арагонским540 и графом Тулузским541 и с графом де Родес, сеньором своим542 , а также с Бернартом д’Андюз543 и Дофином Овернским544 .

И стал он ухаживать за некоей горожанкой из Орияка по имени мадонна Гальяна, но та ни любить его, ни как-либо ему угождать, ни удерживать его не пожелала, взяв в любовники графа де Родес, Юка же Брюненка вовсе оставив. И ушел тогда Юк Брюненк от такой печали в Картозский монастырь и там умер.

XXII ГИ д’ЮССЕЛЬ545

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Ги д’Юссель родом был из Лимузина, знатный сеньор, владевший богатым замком д’Юссель совместно с братьями своими и эн Элиасом, кузеном своим546 . Одного из братьев звали эн Эблес, другого – эн Пейре, а кузена их – эн Элиас, и все они четверо были трубадуры. Ги кансоны хорошо слагал, эн Элиас – тенсоны, эн Эблес злые слагал тенсоны547 , а эн Пейре к песням всех троих подбирал напевы.

Служил эн Ги каноником в Бриуде и Монферране, где долгое время ухаживал за доной Маргаритой д’Альбюссон548 и за графиней де Монферран549 , в честь каковых множество сложил прекрасных кансон. Но принудил его папский легат дать обещание песен более не слагать вовек550 , так что бросил ради него он пение и художество трубадурское.

2. РАЗО ПЕРВОЕ

...но прежде нежели бросил, влюбился он в иную провансальскую даму по имени дона Гидас де Мондус, племянницу Гильема де Монпелье551 и кузину королевы Арагонской552 . Долгое время был он в нее влюблен и ей служил, множество в ее честь слагая прекрасных кансон и славу возвеличивая ее и честь. На мольбы же его отвечала она так:

– Ги д’Юссель, Вы ведь хотя и клирик, но дворянин и всеобщим пользуетесь почетом и любовью; сама же я о благе Вашем пекусь настолько, что удержаться не могу, дабы не угождать Вам во всем. Но я дама благородная и хочу выйти замуж. И вот, говорю Вам, – я Ваша: хотите, берите в жены, хотите – в подруги.

Ги д’Юссель возрадовался весьма и обратился за советом к кузену своему эн Элиасу д’Юсселю в нижеследующей песне:

– Эн Элиас, поговорим553
О тех, кого любовь влечет,
Кто никогда любви не лжет
И без обмана сам любим;
Скажите: если нами чтим
Закон любви, то в чем почет:
Любовником иль мужем Дамы стать –
Когда бы можно было выбирать?
– Кузен, в любви невыносим
Обман – и, значит, прост расчет:
Конечно, каждый предпочтет
(Коль страстью он, как я, томим)
Владеть сокровищем таким
Всегда, а не один лишь год;
Приятней долго мужем пребывать,
Чем кончить дело, не успев начать.
– То называю я дурным,
Эн Элиас, что нас гнетет,
А что отвагу придает,
С тем мой союз нерасторжим:
Во взоре Дамы свет мы зрим,
Жены же очевиден гнет;
Не кавалеру, а шуту подстать
Супругу, словно Даму, прославлять.
– Кузен, коль дух не одержим
Любовью, что его проймет
Вкусив усладу, лжец уйдет,
Притворством далее гоним;
Но я огнем любви палим
И сердце лишь к супруге льнет;
А откажись я, скажем, целовать
И чтить ее – так вправе и прогнать.
– Хоть жар любовный нестерпим
И мне, эн Элиас, я – тот,
Кто Даму замуж не берет:
В женитьбе грубый есть нажим,
Мы браком госпожу не чтим,
Но глупый делаем просчет:
Любви на плечи взваливая кладь,
Могу ль я от нее признанья ждать?
– Кузен, когда мы не хотим
Избавиться от стража, от
Соперника, от злых забот –
Поступок наш неизвиним;
Возлюбленный, как нелюдим,
Скрывается, а муж невзгод
В любви не знает, лучше процветать
Супругом, чем любовником страдать.
– Эн Элиас, кто кем хулим, –
На Маргарита разберет554 :
Пусть заклеймит меня стыда печать,
Коль я от мужа мог в любви отстать.
– Кузен, мы спор наш разрешим:
Она, в ком доблести оплот
И знатность, и взыскательность, и стать,
Заставит Вас провал Ваш осознать.

Итак, эн Элиас, кузен его, дал ему такой совет, что мужем быть лучше, нежели другом. Но эн Ги жениться на ней не хотел и оттого в тенсоне говорит, что другом быть лучше. Дама же после такого ответа от эна Ги вышла замуж за рыцаря некоего каталонского по имени Ренардон555 , а с Ги д’Юсселем разошлась, удалив его от себя с такими словами, что-де мужа, который даже не рыцарь, другом своим держать не станет. И вот тогда-то и сложил Ги д’Юссель "злую песнь", – это после того, как сочинил тенсону. А в "злой песне" той, что он потом сложил, говорится:

Я, злая Дама, прогнан Вами с глаз556 ,
Но петь не перестану с этих пор,
Не притворюсь, отраде вперекор,
Что скорбен, ибо весел я сейчас.
Скорбел я, но раскаиваюсь в том,
Поскольку, Вашим став учеником,
Узнал, сколь нрав бывает прихотлив,
И плач сменил на радостный мотив.
Я плакал из-за той на этот раз,
О коей впредь похвал умолкнет хор,
Ибо не убыль мне и не позор,
А ей не прибыль и не честь – отказ.
Как мне она нашла замену в нем,
Так будет он сменен другим потом,
Несчастный: не пойти ей на разрыв
Удастся, лишь измене изменив.
Я б не поверил, что, лишившись Вас,
Не стану, злая Дама, хмур и хвор,
Ибо изыскан был Ваш разговор,
Прием учтив и сладостен рассказ;
Других превосходили Вы во всем;
Безумьем Вы опошлили прием,
Благую речь в торговлю превратив,
И облик Ваш уже не так красив.
Я, злая Дама, из-за Вас погряз
В злословии, хоть сам не горлодер
И знаю, что докучный этот вздор
Испортил песню и в ушах навяз.
Но, будучи так долго к Вам влеком,
Привык, и это все мне поделом:
Я не могу, себя Вам подчинив,
К благоразумью Вам послать призыв.
Тех путь достоин, кто не из пролаз,
Тех слово верно, кто не из притвор:
На похвалу Вам я всегда был скор
За прямоту и честность дел и фраз.
Не кличьте же за то меня лжецом,
Что ныне Вас не помяну добром,
Хотя нельзя забыть благой порыв,
Бесславно о былом не позабыв.
Представить дело лучше без прикрас,
Но даме нужно сохранить декор,
Скрыть промах, дел благих начав разбор,
Хоть выставит едва ли напоказ!
Так что идти не стоит напролом –
Я говорю всем женщинам; тайком
Не сделать ничего: свой промах скрыв,
Вы вызовете лишь молвы прилив.
На Маргарита, сочетались в ком
С красою юность, вежество с умом557 ,
По Вам, я, ту хуля, многоречив, –
Пусть, но прощаюсь, Вас недохвалив.
О Арагонец558 , королевский дом
К победам вашей доблестью ведом;
Вперед! Затею Вашу перерыв
Погубит, преимуществ Вас лишив.
О злая Дама, чувствую надлом
Сердечный, вспоминая Ваш прием,
Когда вернул, лобзанье тем купив,
Ваш перстень с хрусталем, что был фальшив.

3. РАЗО ВТОРОЕ

Уже слыхали вы, кто был Ги д’Юссель и родом откуда, и как обменялся он тенсонами с эн Элиасом, кузеном своим, по поводу выбора, предложенного ему дамой, и какое выбрал решение, как разгневалась дама и взяла в мужья Бернардона Каталонского. Ги д’Юссель после того пение забросил и долго пребывал в тоске и печали, что многих рыцарей и дам весьма тяготило. И вот, чтобы вывести его из этих тоски и печали, мадонна Мария Вентадорнская вызвала его на куртуазное прение, начав так: "Ги д’Юссель, сердит мой упрек..."559 .

4. РАЗО ТРЕТЬЕ

После того как Ги д’Юссель сложил "злую песнь", каковую уже поведал я Вам, начинающуюся словами: "Я, злая Дама, прогнан Вами с глаз..."560 , в каковой песне хулит он, что прежде славил, – после того эн Пейре д’Юссель, кузен его, упрекнуть его желая, такой ему направил стих:

Брат Ги, мне сладок Вашей песни глас561 ,
Презрительный к хвалимой до сих пор;
Ей ваше поношенье не в укор,
Милей любить ей рыцаря, чем Вас;
Дав прежде обещанье не судом,
Но мудро взяв назад его потом,
Исправилась она, за тот порыв
Безумный свой прощенье заслужив.
Эн Ги д’Юссель, как рыцаря ни в чем
Не упрекнуть Вас, правы Вы кругом;
Но клирик Вы и, даму так влюбив
В себя, пошли закона супротив.

XXIII МАРИЯ ВЕНТАДОРНСКАЯ562

Вы уже слыхали о мадонне Марии Вентадорнской, как о наиславнейшей из дам, когда-либо живших в Лимузине, много творившей добра и бежавшей всякого зла. Во всех деяниях своих она руководствовалась законами вежества, и никакое бездумие не подбивало ее на необдуманные поступки. Одарил ее Господь прелестью лица и изяществом, коим не требовалось никаких прикрас.

Между тем Ги д’Юссель, как уже слыхали вы в песне "Я, злая Дама, прогнан Вами с глаз..."563 , лишился своей дамы и пребывал в великой тоске и кручине. Долгое время не пел и не слагал он песен, отчего все достойные дамы округи той скучали, а больше всех мадонна Мария, ибо ее-то Ги д’Юссель и славил во всех своих кансонах564 . Графу же Марки по имени эн Уго ло Брюн565 , бывшему ее рыцарем, оказывала она всю любовную честь, какую может дама оказать рыцарю своему.

И вот однажды, когда граф Марки проводил с нею время в куртуазном ухаживании, вышел и у них спор. Граф утверждал, что всякий истинно влюбленный566 , доколе он даме своей верен, и ежели дама любовь свою ему отдала, рыцарем его избрав или другом, столько же власти имеет над дамой своей, сколько и та над ним. Мадонна же Мария отрицала, что друг может иметь над нею власть. Случилось тогда же быть при дворе мадонны Марии эн Ги д’Юсселю, и та, желая вернуть его к песням и усладам, сложила строфу, в которой вопрошала его, может ли друг дамы иметь над нею столько же власти, сколько она над ним. Так вызвала его мадонна Мария на куртуазное прение567 , и сложили они такую тенсону:

Ги д’Юссель, сердит мой упрек568 :
Почему, о пенье забыв,
Вы молчите? Талант Ваш жив,
И к тому же Вы любви знаток:
Так ответьте, должно ль даме в обмен
На страстность представленных другом сцен
С ним столь же страстный вести разговор?
С такой точкой зренья возможен спор.
На Мария, изящный слог
Позабыт мной, как и мотив
Сладостный, но на Ваш призыв
Я откликнусь десятком строк:
Итак, дать обязана Дама взамен
Любви – любовь, ту назначив из цен,
Чтоб равенство соблюдал договор
Без счетов, кто кем был до этих пор.
Ги, влюбленный, подав намек
Даме, должен быть терпелив
И благодарить, получив
Милость в должном месте в свой срок;
Пусть просит, не поднимаясь с колен:
Она – и подруга, и сюзерен
Ему; превосходство же ей не в укор,
Поскольку он друг ей, но не сеньор.
Дама, или Вам невдомек,
Что учтива, как друг учтив,
Дама быть должна: ведь порыв
Одинаковый их увлек;
Если ж попала к нему она в плен,
Пусть подчиняется, из-за измен
Не начиная с возлюбленным ссор, –
Должен быть весел всегда ее взор.
Ги д’Юссель, но свершить подлог
Может всякий, кто сердцем лжив:
Вот влюбленный, руки сложив,
Молвит Даме, упав у ног569 :
"Молю Вас мне выделить в сердце лен!"570
Поднимут же – буркнет: "Любовь – лишь тлен!"
Кто нанят слугой, не будь столь хитер,
Чтоб хозяин с тобой делил свой двор!
Дама, Вы лишь то, сколь жесток
Нрав Ваш, явите, прав лишив
Друга, с кем – сердца ваши слив –
Одарил Вас поровну рок;
Хотите ль, чтоб он пред Дамой согбен
Стоял всю жизнь и не ждал перемен?
Признайтесь, что мысль такая – позор,
Он равен любой из ваших сестер.

XXIV ЭЛИАС де БАРДЖОЛЬС571

Эн Элиас де Барджольс родом был из Аженэ, из замка под названием Перольс; был он купеческий сын. Пел он лучше, нежели кто иной в то время и, став жонглером, сошелся с неким певцом по имени Оливьер, и с ним вдвоем долгое время странствовали они по куртуазным дворам. И вот граф Альфонс Прованский572 при себе их оставил, каждому жену и земли в Барджольсе дав, и оттого прозвали их эн Элиас и эн Оливьер де Барджольс573 .

Спустя немного времени граф погиб в Сицилии, и полюбил эн Элиас графиню, вдову его, по имени мадонна Гарсенда574 , и пока была она жива, слагал в ее честь добрые и прекрасные кансоны, а потом ушел в монастырь святого Бенедикта Авиньонского575 и там умер.

XXV ГИРАУТ де КАЛАНСОН576

Гираут де Калансон родом был жонглер из Гаскони, в науках сведущий и в трубадурском художестве весьма искусный. Слагал он кансоны прекрасные, хоть и резковатые и не ко двору по тем временам577 , и за то недолюбливали в Провансе самого его вместе с его творениями, и мало чести видал он при дворах.

Речь покоренного вами певца578 ,
Дама и друг мой, сеньор и оплот,
О третьей, и меньшей, любви пойдет579 ,
О том, как она, умы и сердца
Пленяя, вторгается чрез посла
В жизнь принцев, маркизов, графов, в дела
Владык и, неправым судя судом,
Властно настаивает на своем.
Тонка, еле зрима ее пыльца,
Стремителен, не спастись, ее лет.
Смертельно ранит стальной ее дрот580 ,
Хоть плавен и нежен замах бойца;
Сколь частой бы вязь кольчуг не была,
Броню пробивает ее стрела,
Из золота первая, а потом
Свинцовые, с заостренным концом.
Тяжесть ее золотого венца
Легка, за жертвой погоню ведет
Без устали, в цель без промаха бьет –
И ужас вселяется в храбреца;
Дочь Наслажденья, она весела;
Мы считаем добром суть ее зла;
Радостью пенясь, идет напролом,
Не уважая достоинств ни в ком.
Ведут пять дверей в глубь ее дворца581 :
Кто две первых прошел, в три прочих вход
Находит легко и с тех пор живет
В веселье, но выход скрыт от жильца;
Ни разу лестница, хоть и мала –
Четыре ступени582 , внутрь не ввела
Невеж, которым сдается внаем
В предместье, чья площадь – полмира, дом.
Стоит посредине ее крыльца
Шахматный стол, но свершить первый ход
Тем лишь дано, чей приходит черед,
Ибо для игр этих нет образца;
В них сотни фигур, и все из стекла,
Ходить абы как, была не была,
Им нельзя, ибо даже надлом
Лишает вас ставки всей целиком.
Повсюду, где есть по воле Творца
Суша и море и солнце встает,
Она, заставляя любить, дает
Тому – роль счастливца, тому – глупца;
Ее обещанья – прах и зола;
Почти нагая, лоскут лишь нашла
Расшитый, с девизом своим, о том
Гласящим, что дева в родстве с огнем.
Второй же трети любви два крыла –
Милость и Доблесть; а первой подъем
Столь мощен, что зрит лишь небо кругом.
Стань, песнь, маркизу Гильему мила583 ,
Сошлись Благородство и Слава в нем,
Готов для тебя в Монпелье прием.

XXVI ЮК де ла БАКАЛАРИА584

Эн Юк де ла Бакалариа родом был из Лимузина, откуда и Гаусельм Файдит585 . Жонглер он был неважный, странствовал мало и славы большой не снискал, хоть и добрые слагал кансоны и прения, да еще дескорт сложил один586 .Был он муж куртуазный, ладный, весьма сведущий в законах вежества.

XXVII РАЙНАУТ И ДЖАУФРЕ де ПОН587

Райнаут де Пон был знатный сеньор, владетель замка близ границы графства Пуатевинского в Сентонже и еще другого замка под названием Пон, и знал трубадурское художество. А Джауфре де Пон был рыцарь того же замка и также владел трубадурским художеством, и вместе с Райнаутом де Поном слагали они тенсоны.

XXVIII САВАРИК де МАЛЛЕОН588

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Саварик де Маллеон, сын эн Рауля де Маллеона589 , был могущественный пуатевинский сеньор, владетель Маллеона, Тальмона, Фонтенэ, Шателайона, Буэ, Бенона, Сен-Мишель ан л’Арм, Иль-де-Рэ, Иль-д’Йе, Нестривы, Ангулема и многих иных отличных вотчин. Был он прекрасный рыцарь, сведущий в законах вежества, щедрее щедрых. Больше всех на свете ценил он любовь, турниры, песни и услады, придворные развлечения и трубадурское художество, ухаживание куртуазное и щедрые дары, верный был друг дамам и влюбленным, верней любого другого рыцаря, и более всего стремился к общению с достойными людьми, желая им угождать. И воин-то он был какого свет не видывал, порой удачливый, а порой и не очень590 . И все войны, в каких он участвовал, велись против французского короля и его людей591 . И ежели бы кто пожелал записать все подвиги и добрые его дела, то книга составилась бы пребольшая, ибо в нем искренность и милосердие сочетались с добротой, и совершил он больше достойных деяний, чем знал я за кем-либо иным, а он лишь ещё и ещё их умножать стремился.

2. РАЗО ПЕРВОЕ

Сказывал уже я вам об эн Саварике, что то был венец всякой куртуазности, какая только есть на свете, и что всегда был он первым во всяком добром начинании, какого можно ждать от достойного мужа.

Долгое время любил он и почитал некую знатную гасконскую даму по имени дона Гильерма де Бенож592 , жену эна П. де Гаваррета, виконта Безома, сеньора Лангона и Сен Макэра. И подлинно могу я свидетельствовать, что никто никогда не совершал ради какой-либо дамы таких доблестных деяний, как он. Дама же долгое время платила ему за рыцарскую службу одними лишь пустыми обещаниями и вздорными заверениями, да шуткой. Много раз заставляла она его приезжать в Гасконь из Пуатье и морем и сушей; а когда прибывал он, весьма ловко умела морочить ему голову лукавыми речами, объясняя, почему не дает ему любовной услады. Он же до того был в нее влюблен, что не видел тут никакого обмана. Однако друзья его все же открыли ему глаза на это коварство и обратили его внимание на другую гасконскую даму, графиню де Маньяк593 , супругу графа Гираута де Маньяк594 ; была она юной и прекрасной и очень стремилась к тому, чтобы росла о ней слава, и хотела повидаться с Савариком, ибо слышала о нем много хорошего595 . И вот Саварик, как увидел эту даму, очень она пришлась ему по вкусу, и стал он молить ее о любви. И дама, ради важного достоинства, которое в нем нашла, оставила его своим рыцарем, назначив день, когда он сможет явиться к ней, дабы получить от нее то, чего домогался. И он, распростившись с дамой, с великой радостью в Пуатье воротился.

Не много прошло времени, как мадонна Гильерма проведала обо всем этом деле и среди прочего и о том, что Саварику назначен день, когда он должен явиться к даме, дабы она ему оказала обещанную любовную усладу, и возревновала она и очень огорчилась, что рыцаря удержать не смогла. Принялась она тут слать ему письма, приглашения, вызовы и нежнейшие приветы, на какие только способна была, и написала Саварику, чтобы он втайне от всех явился к ней в Бенож, дабы получить от нее любовную усладу в полной мере, и день притом назначила тот самый, что и графиня де Маньяк. И знайте, что это чистая правда, ибо это никто иной, как я, Юк де Сент Сирк, истории эти записавший, был ее вестником596 , который ходил к Саварику и передал ему послание и ласковые приветы.

При дворе же Саварика находился в то время превот Лиможский597 , муж весьма достойный, сведущий в законах вежества и добрый трубадур, и эн Савварик, желая оказать ему честь своим доверием, поведал ему о случившемся – что каждая из дам ему говорила и что обещала. И попросил он превота, чтобы тот задал ему вопрос в форме песни, предложив тенсону, в коей рассудили бы они598 , к какой даме отправиться в назначенный обеими день. И превот обратился к нему с такими стихами:

Саварик! Рыцарь год599
Даме служит и ждет,
Чтоб смягчилась она,
Милосердья полна,
От нее ждет щедрот,
Но та дама, что лед
И с презрением его отвергает.
Тут другую он избирает.
С этою пошло на лад,
Был назначен день услад,
Но та первая пылает,
Весть счастливцу посылает –
Пусть-де он в свой черед
В тот же день к ней придет.
– Любит вправду, Превот
И всем сердцем лишь тот,
Чья любовь столь вечна,
Что другая жена,
Если даже зовет,
То для виду лишь рот
На нее он, притворщик, разевает,
А о первой втайне мечтает.
Ибо он и в муке рад
Устремляться в райский сад.
Если дама призывает
И в любви уверяет,
Тут и всякий поймет,
Что та дама не лжет.
– Даме будет вперед
Вред и уйма хлопот,
Коль она холодна,
Как пучина без дна;
Будет он сумасброд,
Если той небрежет,
Что по совести от страсти растает,
А от той, что токмо болтает,
От жестокой, точно кат
Отвратить он должен взгляд.
Но когда она узнает,
Что без ней он процветает,
То, взяв ревность в расчет,
Приглашенье пришлет.
– Вертихвостка, Превот
То в расчет не берет,
Что любви суждена
До небес вышина.
К даме нужен подход.
Только тою Эрот
По всей правде-то и овладевает,
Кою истинно умоляет.
Ну, а тех, что норовят
Разутешить всех подряд,
Рыцарь просто презирает.
Умереть предпочитает,
Нежли взять без забот
То, что в руки плывет.
Если роза цветет,
То ей нужен уход,
И та дама дурна,
Что посулов полна.
Но любовь возрастает,
Если быстро дает,
Ибо та, что одарить поспешает,
Дар стократно тем умножает.
Тех же, что сей дар хранят,
Скупердяйками бранят.
Тех, кто дар сей расточает,
Всякий радостно встречает.
Даме будет почет,
Если всех к ней влечет.
Мне б и муки, Превот,
Были радостней льгот.
Но перчатку она
Мне послать бы должна
В знак скончанья тягот,
Что созрел уже плод.
Что она мною вновь повелевает
И меня к себе призывает.
Только в чаяньи отрад
Был бы счастлив я стократ:
Кто влюблен, тот умирает,
Если счастья достигает.
В страшных муках умрет
Тот, кого страсть пожрет.
Саварик, нам говорят,
Что любовный суд творят
Три те дамы600 , коих знает
И суда их ожидает,
Дам высоких красот,
Их почтивший народ.
Если так, тогда, Превот,
Приговор их – мой исход.601

3. РАЗО ВТОРОЕ602

Прибыл как-то Саварик де Маллеон в Бенож повидать виконтессу мадонну Гильерму, за коей ухаживал, и с ним эн Элиас Рюдель603 , сеньор Бержерака, и эн Джауфре Рюдель, сеньор Блайи604 . Все трое домогались ее любви, и еще до того каждого по отдельности взяла она своим рыцарем, о чем оба других ничего не знали.

И вот на этот раз сидели они вместе с нею все трое, один против нее, а рядом с ней по обе ее стороны двое других. Каждый взирал на нее любовно, она же, дамой будучи хитроумнейшей, какой свет не видал, на эн Джауфре Рюделя стала любовно поглядывать, эн Элиаса Рюделя взяв за руку, начала ее нежно поглаживать, меж тем, как улыбаясь и смеясь, ножкою своею жала ногу эн Саварика. И пока они были с нею, ни один из них не ведал об усладе, оказанной двум другим, когда же вышли от нее, то стал эн Саварику эн Джауфре Рюделю рассказывать, как дама на него глядела, а эн Элиас – как руку поглаживала. Саварик де Маллеон, однако, не стал открывать им, что досталось ему, хотя весьма огорчен был милостями, оказанными другим. Призвал он Гаусельма Файдита605 и Юка де Бакалариа606 и в первой строфе партимена поставил перед ними вопрос, кому же большую даровала дама усладу и кому большую выказала любовь:

Вам, Гаусельм, и Вам, эн Юк607 ,
Один вопрос хочу задать я,
У каждого свои понятья
О существе сердечных мук.
Троих красавица сумела
Пленить, но в том-то все и дело,
Что ни один не смог понять,
Кому же ей принадлежать.
Улыбкой первого смущая,
Второму руку пожимая
И ножкой третьего толкая,
Кому в конце концов она
Отдаст любовь свою сполна?

Гаусельм

Что ж, Саварик, наш милый друг,
Поверьте, что ее объятья –
Берусь вам это доказать я –
Тот обретет, в ком сердце вдруг
В груди запрыгало несмело,
Тот, на кого она глядела,
Лишь взгляд дарует благодать,
А просто руку пожимать
Способна женщина любая...
Ужели дева молодая,
Любовью к рыцарю пылая,
Давая знать, что влюблена,
Его ногой толкать должна?

Юк

Все это веселит досуг,
Не скрою, но готов признать я,
Увы, бесплодное занятье –
Подмигивать, глупейший трюк.
Когда в красавице запело
Любовью все – душа и тело –
Что ей придется предпринять?
Конечно, нежно руку сжать,
Пообещав блаженство рая...
Пусть Саварик, нас продолжая,
Мне возразит, предполагая,
Что хитрость с ножкой столь скромна,
Что ей победа суждена.

Саварик

Мне надлежит замкнуть сей круг,
Уверен я – рукопожатья
И взгляды породят проклятья
Среди господ и подлых слуг.
А раз уж надобность приспела,
То лучше молча ножкой белой
О скорби сердца рассказать
И пыл злословия унять...
Жать руку – хитрость небольшая,
И что еще я твердо знаю –
Красавица, при всех мигая
Избраннику, тоской больна,
Суду ханжей обречена.

Гаусельм

Когда натянут страсти лук,
Любой влюбленный без изъятья
Твердит священные заклятья,
В груди смиряя гулкий стук.
Когда лицо белее мела,
И кровь вскипает до предела,
Глаза не могут нам солгать...
А ножке можно ль доверять?
Ведь это – выходка пустая,
Иль даже хуже – шутка злая.
И вы неправы, Юк, считая,
Что пылкой страсти глубина
В пожатье рук заключена.

Юк

Вы злых речей связали пук
В ущерб любви, мои собратья,
Беру в свидетели распятье –
Рождают тягостный недуг
Влюбленных взоры – страсти стрелы,
И плод падает, еще незрелый.
О ручке речь ведя опять,
Я лишь одно могу сказать –
Мне эта шалость озорная
Милее во сто крат, какая
Таится сила в ней благая!
И обретет она одна
Успех в любые времена.

Саварик

Гаусельм и Юк, Вас побеждая
В сей раз, но приговора чая,
Решительного жду суда я
Доны Марии608 , ведь она
Средь прочих дам вознесена.

Гаусельм

Я побежден? Вот речь пустая!
На суд сей спор наш отдавая
Скажу лишь таковы слова я:
Гильерма де Бенож609 должна
В судейство быть вовлечена.

Юк

Гаусельм, скажу, умом блистая:
Есть дама, мудростью святая,
Однако говорю спроста я,
Что третья дама не нужна, –
Довлеют нам и две сполна610

XXIX ГАУСБЕРТ де ПОЙСИБОТ611

Монах Гаусберт де Пойсибот родом был дворянин из епископата Лиможского, сын владетеля замка Пойсиботского. Сызмальства был он отдан в монастырь святого Леонарда612 в монахи. Был он в науках сведущ, хорошо пел и владел трубадурским художеством, но вот, сильно возжелав женщин, вышел он из монастыря и явился туда, куда всякий шел, кто, к куртуазности стремясь, домогался доблести и чести – к эн Саварику де Маллеону613 , каковой пожаловал ему снаряжение жонглерское, лошадей и платья. И отправился Гаусберт странствовать по куртуазным дворам, слагая и складывая добрые каннсоны.

И вот, полюбил некую он девицу, знатную и прекрасную, и стал в ее честь слагать кансоны; девица же не соглашалась полюбить его прежде чем не станет он рыцарем и не возьмет ее в жены. И поведал он эну Саварику, отчего отвергла его девица, и тогда тот посвятил его в рыцари, землями пожаловав и доходами, и взял он в жены девицу и зажил с ней честью.

И вот случилось как-то отправиться ему в Испанию, а жена осталась дома. И стал ухаживать за ней некий рыцарь англичанин, и словом да делом дошло у них до того, что тот ее из дому увел и долгое время любовницей своей держал, а потом бросил бесчестно614 . И вот на обратном пути из Испании остановился Гауссберт на ночлег в том самом городке, где и она пребывала. И по наступлении вечера, сильно возжелав женщины, отправился он в дом к одной беднячке, ибо сказали ему, что есть там красивая девица, и обнаружил там свою жену. И как увидели они друг друга, то испытали оба стыд великий и великую скорбь. Ночь он с нею провел, а наутро вместе вышли они, и он отвел ее в монастырь, где и оставил. И от такого горя бросил он пение и трубадурское художество.

XXX ДАУДЕ де ПРАДАС615

Дауде де Прадас родом был из Руэрга, из города под названием Прадас, что на четыре лиги отстоит от города Родес, и был он магелонский каноник. В науках был он весьма сведущ, искусен в трубадурском художестве и одарен природной смекалкой. Отлично разбирался он в повадках охотничьих птиц616 , кансоны же свои слагал только благодаря искусности своей в этом художестве, а не вдохновляясь любовью617 , и оттого у изящной публики были они не в почете и пелись редко618 .

XXXI ЭЛИАС ФОНСАЛАДА619

Эн Элиас Фонсалада родом был из Бержерака, Перигорского епископата, сын некоего горожанина, ставшего жонглером, и стал жонглером и эн Элиас. Был он собою пригож, но в художестве трубадурском не весьма отличался, зато рассказчик был хороший620 и прекрасно держался в обществе.

XXXII ГИЛЬЕМ де ла ТОР621

Гильем де ла Тор жонглер был родом из Перигора, из замка под названием ла Тор, но ушел оттуда в Ломбардию622 . Множество помнил он кансон, в каковых знал толк, пел хорошо и красиво и сам подвизался в трубадурском художестве, только когда свое он пел, то разо его бывали длиннее, чем сами песни623 .

Привез он к себе в Комо из Милана жену юную и прекрасную, похитив ее у тамошнего цирюльника, и любил ее больше всего на свете. Но вот, умерла она, и так он горевал, что впал в безумие, вообразив, будто она только притворилась мертвой, дабы от него избавиться, и склепа не замыкая десять дней и десять ночей624 , каждый вечер на кладбище приходил, оттуда ее извлекал, обнимал, целовал и разглядывал, умоляя, чтобы поговорила она с ним и поведала, жива она или нет; и ежели жива, то пусть к нему вернется, а ежели мертва, то пусть скажет, какие терпит муки, и он столько тогда закажет месс и милостыни раздаст столько, что спасет ее от любых мук.

Прознали, однако, об этом городские власти и местные жители, и стали гнать его из округи той. И пошел он по колдунам и гадалкам, доискиваясь, может ли мертвая воскреснуть. Некий же зловредный шутник внушил ему, что ежели станет он Псалтырь прочитывать ежедневно, да еще сто пятьдесят "Отче наш", и раздавать до обеда милостыню семи нищим, и так ровно год, ни одного дня не пропуская, то она точно воскреснет, только ни есть не сможет, ни пить, ни разговаривать. Услышав это, он весьма возвеселился и тотчас принялся делать, как научили его, и целый год совершал это, дня не пропуская ни одного. Когда же увидел он, что все, чему его научили, без толку, то, отчаявшись, довел себя до смерти.

XXXIII ЮК де СЕНТ СИРК625

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Эн Юк де Сент Сирк родом был из Керси, из городка под названием Тегра, и был он сын некоего бедного вассала по имени эн Арман де Сент Сирк, ибо Сент Сирк назывался замок, откуда тот был родом; замок этот, что у подножья Санта Мария де Рокамадур626 , во время одной из войн был разорен и разрушен. Было у Юка много старших братьев, каковые, желая сделать его клириком627 , отправили учиться в Монпелье. Но в то время, как они воображали, что он изучает науки, он учил песни, кансоны, тенсоны, куплеты и сирвенты, а также деяния и речи благородных и достойных рыцарей и дам628 , живших и в его время, и в былые времена. Всеми этими овладев познаниями, стал он жонглером. И граф де Родес629 , и виконт Тюреннский630 , и добрый Дофин Овернский631 весьма возвысили его среди жонглеров, обмениваясь с ним стихами, прениями и строфами.

Долгое время Юк провел в Гаскони, бедствуя и странствуя от двора ко двору то пешком, то верхом, пока не остался при дворе графини де Бенож632 , через каковую снискал дружбу эн Саварика де Маллеона633 , который пожаловал ему снаряжение и платье. Долгое время оставался он при нем в Пуатье и в соседних областях, затем в Каталонии, в Арагоне и в Испании634 при добром короле Альфонсе635 , при короле Альфонсе Леонском и при Педро Арагонском636 . Жил от также в Провансе у многих сеньоров, и в Ломбардии и в Марке637 . После того он женился и родились у него дети.

Многому он у многих научился и познания свои охотно передавал другим. Слагал он песни отличные и куплеты на отличные напевы. Но что до кансон, то их он совсем не сочинял638 , ибо никогда не бывал сильно влюблен639 в какую-либо даму. Однако, умея вести ловкие речи, научился он изображать любовь к прекрасным дамам, и в песнях своих расписывать, что ему от них выпадало, причем и возвысить их умел, и принизить. Впрочем, после женитьбы своей он песни слагать перестал.

2. РАЗО ПЕРВОЕ640

Вы уже слыхали о том, кто был Юк де Сент Сирк и родом откуда происходил. Был он влюблен в некую даму из Андюз по имени мадонна Клара641 , милую, очаровательную и прекрасную лицом, а также весьма сведущую в законах вежества.

Желала она, кроме того, быть прославленной и любила, чтобы о ней хорошо говорили и в ближних пределах и в дальних, и искала общения и дружбы с благородными дамами и доблестными мужами. Прознал об этом ее желании эн Юк и сумел услужить ей в том, чего ей всего более хотелось, и скоро не было благодаря ему во всей той округе дамы, с коей не водила бы она дружбы и приятельства и какая не слала бы ей в знак почета и приязни письма, приветы и маленькие подарки, а эн Юк искусные ей составлял послания, какие подобает дамам посылать в ответ на любезность; она же от Юка мольбы терпела и ухаживания и усладу ему обещала по любовному праву. И эн Юк множество сложил в ее честь кансон, в коих обращался к ней с мольбами, восхваляя ее достоинство и красоту; кансоны же те, какие он в ее честь слагал, весьма ей нравились. Долго длилась их любовь, и множество раз ссорились они и мирились снова, как то меж влюбленными бывает в делах любовных.

Была у нее между тем красавица соседка по имени мадонна Понса, сведущая в законах вежества и куртуазная, каковая весьма завидовала чести и славе, какую эн Юк мадонне Кларе снискал, и думала она и гадала, как бы ей эн Юка у нее выхватить и к себе привлечь. И вот, послав за эн Юком, сказала она ему, что у мадонны Клары есть другой возлюбленный, какового она любит больше, чем его; сама же мадонна Понса обещала эн Юку угождать ему и словом и делом. И эк Юк, будучи из тех, кто никому не бывает верен настолько, чтобы отказаться от милостей других дам, из-за великого якобы мадонны Клары обмана, о каковом донесла ему мадонна Понса, наконец, нежных ради взглядов, какие она ему кидала, – из-за всего того порвал эн Юк с мадонной Кларой и злословить ее принялся, мадонну же Понсу восхвалять. Мадонна Клара была этим весьма уязвлена, но такое ее отвращение охватило, что ни гнева не выказала она, ни протеста.

Долгое время эн Юк оставался другом мадонны Понсы, обещанной ожидая награды и услады, каковой не только она ему не давала, но и с каждым днем оказывала ему все худший прием. Тогда эн Юк, видя, что обманут, весьма огорчился и опечалился, и отправился к приятельнице мадонны Клары, каковой поведал всю историю, отчего от мадонны Клары он отдалился, и со всем жаром, на какой способен, умолял ее помочь ему восстановить мир с мадонной Кларой, сделав так, чтобы та согласилась вернуть ему милость и благоволение. Дама та сделать обещала все, что может, и столько мадонну Клару упрашивала, что та согласилась на мир с эн Юком, потребовав, чтобы явился эн Юк вести переговоры с ними обеими, и так и сделал он, и был мир заключен весьма полюбовно. И вот, по сему случаю сложил он такую кансону, в ней же говорится:

Не знаю краше той поры642 ,
Не знаю месяца, ни дня,
Что так бы радовал меня,
Как суток нынешних дары.
Порок успел мне надоесть
И бессердечием обидеть,
Но я предвижу ту обитель,
Где радость я найду и честь,
Где сердце преданное есть.643

3. РАЗО ВТОРОЕ

Эн Юк де Сент Сирк влюблен был в некую тревизскую даму по имени Стадзайлья и, ей служа усердно, в прекрасных кансонах ее восхвалял, почитал и славил; она же хвалу его, любовь, мольбы и ухаживанье куртуазное терпела, любезности говорила и множество обещала приятных благ. Но то была дама, любившая, чтобы все, кто ее видит, ежели то мужи уважаемые и достойные, за ней ухаживали, и от всех мольбы и знаки внимания принимала и словом ли, делом ли, всех одарить сулила усладой; так она поступала со многими. И эн Юк, такое видя и слыша, исполнился ревности и поссорился и повздорил с ней, но то была дама, ни слухов не боящаяся, ни сплетен, ни клеветы. Долгое время он с ней воевал, та же на это не обращала никакого внимания. Каждый день ожидал эн Юк, что станет она его о мире просить и согласии, желая войти с нею в такие отношения, чтобы мог он сложить о ней приятную кансону. Видя же, что ничего не получается, он сложил по сему случаю кансону иную, в ней же говорится:

Давно уж душа объята644
Надеждой, что зазвучит
В ней музыка, – но молчит
Песня, как будто заклята;
Чтоб было правдиво то,
Что быть пропето должно,
Пускай вместит в себя пенье
Утеху и огорченье645 ,
И то, чему был я рад,
И скорбь от горьких утрат.
Господне даянье свято,
Но Он не благоволит
Больше ко мне, я забыт,
Он отнял, что дал когда-то
Боже, все прахом пошло,
А было так хорошо!
Близ вас побыв хоть мгновенье,
Я чувствовал вдохновенье,
Ныне же в сердце разлад,
С высот я низвергнут в ад.
Назад Вами слово взято,
И к счастью мне путь закрыт,
От злой измены болит
Сердце, отчаяньем сжато:
Забыть Вам было легко.
Как нас друг к другу влекло.
Меня гнетет разлученье:
Коль нет надежд на прощенье,
Зачем когда-то мой взгляд
Открыл в Вас доблестей клад!
Тут ждет униженье – плата
За высокомерный вид,
Той ныне гибель грозит,
Что честью была богата,
Умом, благородством – но
Все обратила во зло;
Она живет в ослепленье,
Надеясь на прославленье
От тех, что о всех подряд
Безумствах ее шумят.
Для Дамы – чести утрата –
Конец, ибо жгучий стыд
Ей душу всю изъязвит,
Лишив к былому возврата;
Лишь издали кое-кто
Теперь ей кивнет – зато
Услышит она глумленье,
И прежде, чем преступленье
Из милости ей простят, –
Везде о ней раструбят.
Дама, не гневайтесь: я-то
Не из таких волокит,
Кто прочь бежит от обид,
Крича: сама виновата!
Вас встретив, ни у кого
С тех пор не прошу давно
Поддержки иль снисхожденья;
Столь велико к Вам влеченье,
Что, если запрет не снят,
Пусть Бог мне не дарит услад.
Забвенье чести чревато
Тем, что тогда все равно,
Что пагуба, что добро;
Где порицают паденье,
Там к высшему есть стремленье;
Чей отравлял меня яд,
Открыл я, хоть шел наугад.

XXXIV ГРАФ де РОДЕС646

Граф де Родее был доблестный рыцарь, весьма ладный и к тому же трубадур. Эн Юк де Сент Сирк такой о нем сложил куплет:

Не бойтесь, мой владычный граф647 ,
Я в настроеньи не таком,
Чтобы за старым должником
Ходить и добиваться прав.
Нет, – у меня монет полно,
А Вы в казне скребете дно.
Просить у недоимца – есть ли толк...
Скорее мне придется дать Вам в долг.

А граф таким куплетом ему ответил:

Юк де Сент Сирк, я был неправ,
Вас одаряя кошельком,
Когда пришли Вы босиком, –
Я не учел Ваш низкий нрав.
За те же деньги не грешно
Держать двух рыцарей звено.
Но если б Вам коня мой выдал полк648 , –
Не дай-то Бог! – Вы стали бы, как шелк649

XXXV ЭЛИАС КАЙРЕЛЬ650

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Элиас Кайрель родом был из Сарлата, городка в Перигоре, и был он оружейник и ювелир651 . И стал он жонглером и странствовал много по свету. Пел он плохо и песни слагал худые, на виоле прескверно играл, а рассказывал еще того хуже652 , хорошо умел только записывать слова и напев653 . Долгое время оставался он в Восточной империи654 , а потом, вернувшись оттуда в Сарлат, там и умер.

2. ВАРИАНТ655

Элиас Кайрель родом был из Перигора. Был он сведущ в науках и весьма искусен656 в трубадурском художестве, как и во всем, за что ни брался. Обошел он почти все населенные пределы круга земного657 , но за то, что презирал он свой век и сеньоров, не ценили его художества, как оно того заслуживало.

XXXVI АЙМЕРИК де БЕЛЕНОЙ658

Аймерик де Беленой родом был из Борделэ, из замка под названием Леспарра, племянник славного трубадура Пейре де Кобриака659 . Был он клирик, но стал жонглером и принялся слагать песни приятные и сладкозвучные в честь некой гасконской дамы по имени Джентильс де Риё. И ради нее пребывал он в тех местах долгое время, а потом отправился в Каталонию и жил там до самой смерти.

XXXVII ГАУСБЕРТ АМЬЕЛЬ660

Гаусберт Амьель родом был из Гаскони, бедный рыцарь, куртуазный, весьма искусный во владении оружием и трубадурском художестве, и за дамами выше себя никогда не ухаживал. Песни слагал он более сдержанные в изъявлении чувств, нежели какой-либо трубадур до него.

XXXVIII ЮК де ПЕНА661

Юк де Пена родом был из Аженэ, купеческий сын, из замка под названием Монмесат. И стал он жонглером, пел хорошо и знал на память много чужих песен, да и сам хорошо слагал кансоны и сведущ был в родословных знатных людей той округи662 . Был он бездельник большой и плут, в кости любивший играть по тавернам, отчего бывал всегда без снаряженья и без гроша в кармане. А жениться собравшись, отправился он в Иль-ан-Венессэ, что в Провансе.

XXXIX ПЕЙРЕ ОВЕРНСКИЙ663

Пейре Овернский родом был из Клермонского епископата, мещанский сын, муж умный и ученый, собой хорош и пригож, искусный в трубадурском художестве и певец прекрасный. Был он первый добрый трубадур по ту сторону гор664 и слагал напевы лучшие665 , чем кто-либо другой до него:

Короток день и ночь длинна666 ,
Воздух час от часу темней667 ;
Будь же, мысль моя, зелена
И плодами отяжелей.
Прозрачны дубы, в ветвях ни листа,
Холод и снег, не огласится дол
Пением соловья, сойки, клеста.
Но надежда мне все ж видна,
В дальней и злой любви моей668 :
Вставать одному с ложа сна
Горько тому, кто верен ей;
Радость должна быть в любви разлита,
Друг она тем, кто тоску поборол,
И тех бежит, в чьих сердцах темнота.
Мне ль не знать, что любовь вольна
И толстить, и худить людей:
Тем – полезна, этим – вредна,
Этот – смейся, тот – слезы лей;
Дар любви – ничьим другим не чета:
Не так желанен шотландский престол
Мне был бы, как от нее – нищета.
Мною проиграна война,
Ибо можно ли быть правей
Той, кем доблесть обновлена?
В ней источник моих скорбей:
Прикажет молчать – не открою рта,
И то боясь потерять, что нашел.
Забыться бы – так гнетет маета.
Но стань ко мне дама нежна
В меру учтивости своей,
Буду вознагражден сполна
За лишения этих дней;
Ни лесть не мила мне, ни суета:
Не как влюбленный себя я повел,
Но ждать признанья готов лет до ста.
Коль достоинств ее казна
Всех сокровищ мира ценней,
То, приблизься ко мне она,
Стану первым из богачей;
Зато, в роли нищего иль шута
Прежде не быв, мог бы смешон и гол
Стать – по мановенью ее перста.
В ней с весельем совмещена
Сладость куртуазных затей;
Радостью сверходарена669 ,
Властелинов она славней;
Слуги ее – вежество и красота:
Урожай служенья любви тяжел,
Сама же любовь, как снега, чиста670 .
Я верю, нельзя покидать места,
Где больше, чем Францию, ты обрел,
Когда молвили "да" ее уста.
Аудрик, песня Овернца проста671 :
Претят ему те, кто в любви отцвел,
Как пышный бутон, чья завязь пуста.

Кансон не слагал он вовсе, ибо никакая песня не называлась тогда кансоною, а только стихом672 , кансону же первую сложил эн Гираут де Борнель673 . И сеньоры все достойные и благородные дамы, какие были тогда, принимали его с превеликим почетом, и до того самого времени, пока Гираут де Борнель не процвел, считался он лучшим трубадуром на свете. В песнях своих себя он сильно нахваливает, других же трубадуров бранит. Так, в одной из строф сирвенты, им сложенной, говорится:

А о Пейре Овернце молва674 ,
Что он всех трубадуров глава
И слагатель сладчайших кансон;
Что ж, молва абсолютна права,
Разве что должен быть лишь едва
Смысл его темных строк прояснен675 .

Долгий свой век коротал он среди людей знатных, как свидетельствует о том Дофин Овернский676 , родившийся в его время, а под конец принял постриг и умер монахом.

XL ПЕЙРЕ РОДЖЬЕР677

Пейре Роджьер был клермонский каноник, родом же дворянин, муж превосходный, ладный, в науках сведущий и одаренный природной смекалкой. Бросил он приход свой, и стал жонглером, и пошел странствовать по куртуазным дворам, где песни его пользовались хорошим спросом678 . И вот пришел в Нарбонну он ко двору мадонны Эрменгарды679 , каковая пользовалась в те дни громкой славой, и та прекрасный оказала ему прием и всячески приветила. И полюбил он ее и стал ее воспевать в песнях и кансонах, каковые благосклонно она принимала. И прозвал он ее "Ошибка Ваша"680 .

Долгое время оставался он при дворе ее, и вот слух пошел по округе, будто она дала ему любовную усладу, и все ее принялись за то порицать. И тогда она, страха ради молвы людской, отставку ему дала и от себя отдалила. И он, грустный, задумчивый, огорченный и опечаленный, отправился к эн Раймбауту Оранскому681 , как сам он о том говорит в сирвенте, сложенной в его честь:

Сеньор Раймбаут, Вас увидать682
Примчался я и чту за честь
Узнать, каков Вы въяве есть,
А не корысть от Вас снискать;
Узнать, права иль не права
Вас возносящая молва,
Верны иль нет ее слова,
Хвалу слагающие Вам.
Ведь мне ума не занимать,
Увижу, лжет ли, нет ли лесть,
И увезу я к нашим весть,
Что Вас и должно восхвалять.
Да будет истина жива,
Да светит истина и нам683

Долгое время оставался он при эн Раймбауте, а также был и в Испании при дворе доброго нашего короля эн Альфонса Кастильского684 , доброго нашего короля эн Альфонса Арагонского685 , а также у доброго графа Раймона Тулузского686 . Столько, сколько в миру он жил, пользовался он у всех превеликим почетом, а потом ушел в монастырь Граммонский и там умер.

XLI ГИЛЬЕМ де САНТ-ЛЕЙДЬЕР687

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Гильем де Сант-Лейдьер был богатый владетель замка в Велэ, в епископате Пюи Санта Мария688 . Муж он был чтимый, искусный во владении оружием, щедрый, сведущий в законах вежества и весьма куртуазный. Совершенства достиг он в делах любви, и любим был и всюду охотно принят.

Ухаживал эн Гильем де Сант-Лейдьер за маркизой де Полиньяк689 , сестрой Дофина Овернского690 и доны Сайль де Клаустра691 , женой виконта де Полиньяк, и ей посвящал свои кансоны. Любил он ее страстной любовью и прозвал "Бертран", каковым именем величал также друга своего, эн Юка де Марешаля, знавшего про все, что было между Гильемом и маркизой, про все их слова и дела. И все трое звали друг друга "Бертран"692 . Так и пребывали они все трое в радостной дружбе, да только для Гильема радость эта обернулась великой печалью, ибо предали его и обманули два "Бертрана".

2. РАЗО ПЕРВОЕ

Я уже поведал вам о Гильеме де Сант-Лейдьере, кто он был и откуда родом, и как эн Юк де Марешаль был его другом, и как они все трое – эн Гильем, эн Юк и маркиза – друг друга величали "Бертран". Долгое время любил и почитал эн Гильем маркизу, и долго длилась их любовь, и любовные свои отношения вели они весьма изящно, безо всяких безумств, вызывающих взаимные порицания, ибо то, что надобно держать втайне, так они втайне и хранили. И любовь эта для всех была великой отрадой, такое было изящество в их поведении и в их речах.

Между тем в то же самое время жила во Вьенне графиня Руссильонская, всеми чтимая, сведущая в законах вежества и прекрасная лицом, и все достойные люди питали к ней великое уважение, более же всех эн Гильем, каковой ее весьма чтил и славил и очень охотно навещал. Так любил он говорить о ней, что все его считали ее рыцарем. Дама же принимала его охотнее, чем любого другого рыцаря, и общество его было ей приятнее всякого иного. Что до него, то видеться с ней было ему настолько приятно, что он реже стал бывать у маркизы. Та возревновала, и впрямь решив, что Гильем – возлюбленный графини, и все стали об этом толковать.

Послала она за Юк де Марешалем и принялась горячо жаловаться на Гильема, говоря, что хотела бы отомстить ему и что желает знать его, Юка, об этом мнение. "Вот почему, – сказала она, – хочу я, чтобы вы стали моим рыцарем, ибо хорошо знаю вас, и знаю я, что нет рыцаря, который и мне бы подходил более чем вы, и Гильему большую бы доставил досаду. И вот хочу я пойти поклониться святому Антонию Вьеннскому693 , притом в вашем сопровождении. Остановиться я желаю в Сант-Лейдьере, в его доме, спать в его опочивальне, на его постели, и чтобы вы там возлегли вместе со мной"

Эн Юк Марешаль, как услышал, что сказала ему дама, весьма подивился, но маркизе ответил так: "Мадонна, вы мне сулите величайшую честь и величайшую отраду, какая может выпасть на долю рыцаря. Я весь ваш". И дама собралась в путь поклониться святому Антонию и пустилась в дорогу в сопровождении своих девушек и множества рыцарей. Прибыв в Сант-Лейдьер к ночи, спешилась она у дома Гильемова. Эн Гильема в то время в замке не было, однако приняли даму с тем большим почетом и тем более старались ей услужить, угождая всем ее желаниям и прихотям. Ночью же возлег с нею на постели Гильемовой эн Юк Марешаль.

Слух об этом распространился по всей округе, и Гильем огорчен был и опечален превыше всякой меры, но не пожелал он показать об этом виду маркизе, ни ссориться с ними, ни браниться не пожелал, ни показал, что молве этой он поверил. Но с той поры старался он еще усердней служить графине Руссильонской, от маркизы же сердцем совсем отдалился. И сложил он тогда кансону, в коей говорится:

Заставляет Амор проявить нас особое тщанье694 ,
Чтоб до лучшей из дам донеслось этой песни звучанье,
И поскольку лишь так сердце выразить может страданье,
Напрягаю свой взор, обостряя свой ум и вниманье,
Только б та, чье теперь для меня тяжело испытанье,
Разрешила служить, никакого не дав обещанья.
Обещанья – хотя б оказались они и пустыми –
Предпочту я любви, предлагаемой щедро другими.
Кто ко мне приступить с притязаньями хочет своими,
Пусть успеха не ждут: пренебречь лишь намерен я ими,
Ибо предан единственной – мессой клянусь и святыми –
Пред которой открыть не осмелюсь любви своей имя.
Имя верной любви скрыв от той, от кого отказаться
Не могу, – из других ни с одной не желаю я знаться,
Но и той никогда не решусь откровенно признаться,
Пусть поймет по намекам, которые в песне таятся:
Я молчу, потому что завистников стал опасаться –
И не зря, ибо даму такую отнять все стремятся.
Пусть стремятся – отнять у нее свое сердце не смею,
И уйти не могу, и не верю, что станет моею,
И поддержки прошу, чтобы мог я исполнить затею:
Милосердно ко мне отнесясь, а не так, как к злодею,
Сил придаст она мне, все снесу я и вновь осмелею
И взлелею надежду, что буду удержан я ею695 .
Ею был я удержан от всякой любовной напасти,
И не мною рассержен опять дух мучительной страсти,
Ею в прах я повержен, палим, раздираем на части,
И чтоб сердцем своим овладеть, подходящей нет снасти;
Над любовью не в силах господствовать даже отчасти,
Я желаньем любовным измучен, я весь в ее власти.
Я во власти ее: и стройна, и возвышена вместе,
Эта дама прекраснее всех, говорю я без лести,
Поступает она по закону изысканной чести,
Навсегда ее сердце закрыто для злобы и мести,
Так что если Амор оказался в глухом ныне месте,
Выйдет вновь он на свет, получив о любви ее вести.
Вести жду от нее, чтобы выйти на свет, иль намека,
Что она пощадила меня; дни считаю до срока,
Когда дама поймет, что со мною она столь жестоко
Обошлась, что никто вновь такого б не вынес урока:
Хоть гремит ее слава, себе я не вижу в том прока,
Ибо выбор, как прежде, зависит от злобного рока.

В конце же ее, в посылке, говорит он так:

Друг Бертран, согласитесь, Бертран наш достоин упрека696 ,
Если только и впрямь так правдива молва, как жестока.

3. РАЗО ВТОРОЕ697

Сказывал уже я вам об эн Гильеме де Сент-Лейдьере, кто он и откуда. И как слыхали вы уже, полюбил он графиню де Полиньяк, которую прозывали Маркизой, весьма сведущую в законах вежества. Долгое время любил ее эн Гильем и почитал и кансоны слагал в ее честь; она же рыцарем не желала его оставить своим и услады по любовному праву никакой не давала, а под конец даже сказала ему так:

– Гильем, если только муж мой, виконт, не заставит и не упросит меня взять вас в рыцари и служители, никогда я этого не сделаю.

И эн Гильем де Сант-Лейдьер, как услышал эти слова маркизы, весьма огорчился и опечалился и вышел в задумчивости, размышляя, что бы придумать ему, дабы виконт, муж графини, сам упросил жену взять его в рыцари. Наконец, придумал он, что сложит для нее кансону от мужниного имени, в каковой тот даму молить за него станет. Виконт же, муж ее, песни его и кансоны весьма любил и сам хорошо пел. И вот, сложил эн Гильем песнь, в каковой говориться: "Я, дама, послан как курьер..."

Сложив же эту песнь, он ее виконту де Полиньяк, мужу дамы, показал и ему поведал, по какой причине ее сочинил – будто бы дама ему сказала, что до тех пор его не полюбит, пока муж ее собственный о том ее не попросит. Виконт же, как услыхал эту песнь и уразумел, для чего она сложена, возвеселился весьма и выучил ее с охотою, а, запомнив, жене своей спел. И дама, припомнив собственные свои слова, сразу все поняла и подумала:

– Теперь уж мне от него не спастись.

Спустя немалое время пришел эн Гильем с визитом к даме и поведал ей, как он исполнил ее наказ, чтобы собственный ее муж за него просил и умолял, дабы смилостивилась она и мольбам вняла его и мужниным. И взяла его дама рыцарем к себе на службу, и так продолжалась и шла их любовь, как поведал я вам в другом разо.

И вот песнь, чтобы вы ее послушали:

Я, Дама, послан как курьер698
Тем, кто, стремясь попасть в Ваш дом,
Решил меня избрать гонцом,
Чтоб я его сердечный пыл,
Который он от Вас таил,
Мог передать Вам, например,
В таких возвышенных стихах:
"Чем одарен Ваш кавалер,
Того не сыщете ни в ком;
Звездой счастливою ведом,
Он столько доблестей и сил
В своей душе соединил,
Что Вашей нелюбви барьер
Падает, пред ним рассыпясь в прах.
Он принимает столько мер
Для встречи; так он к Вам влеком,
Что думать ни о чем другом
Не может; от всего, чем жил,
Несет лишь холодом могил;
Влеча судьбу гребца с галер
Он от желания исчах.
Страсть, как жестокий изувер,
Безумье поселила в нем:
Он думает, что Вы вдвоем,
Когда один; он стал уныл,
Стеная: "Видно рок судил
Меня отдать во власть химер,
Чтоб я погиб, увы и ах!"
Немало доблестных карьер
Погублено клеветником,
Но так как Юности – подъем
Присущ, не подрезайте крыл
Тому, кто ныне Вам постыл,
Ибо непредставим размер
Паденья тех, кто терпит крах.
Влюбившись, низкий лицемер
Себя не выдаст ни словцом:
Все шито-крыто, все тайком;
А этот с вами честен был
И над любовью не шутил,
И вот, учтивых раб манер,
Отныне он у вас в руках.
Я против нарушенья мер:
Любовь и Радость гибнут в том,
Кто кроет золото свинцом;
К тому ж, кто чувство сохранил
И радостью обогатил, –
Пусть даже полдень станет сер –
В конце придет успех в делах.
Не знаю, кто Ваш кавалер,
Однако с ним, хоть незнаком,
С моим как будто двойником,
Вас обращаться бы просил:
Пусть станет он, как я, Вам мил;
Да слышит, кто не маловер,
Благой совет в моих словах!
Слагаю песни на манер
Мольбы о милости699 , притом
Что заливает все кругом
Сиянье той, в ком я открыл
Все, отчего других забыл,
Как будто свет небесных сфер
Увидел вдруг в ее глазах.
Я б миру целому внушил.
Что Вы для прочих Дам пример,
Ибо в моих царите снах.

XLII ДОФИН ОВЕРНСКИЙ700

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Дофин Овернский, граф Оверни, одним был из куртуазнейших на свете рыцарей, из самых сведущих в законах вежества, самых щедрых и искусных во владении оружием, наиболее знавших толк в любви, куртуазном ухаживании и во всевозможных изящных деяниях, самый умный и самый разумный, всех лучше слагавший сирвенты, прения и куплеты701 , и лучший мастер вести беседу, хоть шутливую, а хоть и серьезную. И из-за щедрости своей702 лишился он больше, чем половины своего графства, благодаря же уму и расчету все сумел воротить, да немного прихватил еще и лишку.

2. РАЗО ПЕРВОЕ703

Дофин Овернский влюблен был в некую даму из замка своего по имени дона Маурина. Затеяв как-то жарить яичницу, спросила она у интенданта дофинова сала, а тот выдал ей всего полокорока. Прознал о том епископ704 и сложил по сему случаю строфу, в каковой упрекал интенданта, что тот не выдал ей целого окорока, и за то же Дофина:

Будь он слугой моим705 ,
Ей-ей, убил бы его
За то, что он поскупился
На сало. Он не был глуп
И знал, что Дофин-то скуп,
И дал бы ему раза –
Где были твои глаза!
И впрямь, Маурине сала
Яичницу состряпать не хватало.

Епископ же этот был возлюбленным некоей прекрасной дамы, жены эн Рыбаря де Лук из Пескадора706 , и Дофин такой строфой ему ответил:

Владыка в псалтыри чел707
Де Лук, видать, не чеснок;
Он милую рыбку ловит
В Пескадоре прямо в песках.
А рыбка мила, но – ах! –
Дала попу-старине
Жарить себя на огне,
А он ее лишь парил
И все-таки до смерти не зажарил.
Когда бы не мэтр Аудефер708 ,
Уж я бы не промолчал,
А живьем бы попа зажарил.709

3. РАЗО ВТОРОЕ

Дофин сложил про эн Бертрана де ла Тура710 и послал ему с жонглером Мауретом такой куплет по поводу того, что Бертран презрел щедрость и честь:

Маурет, Бертраном забыты711
(Хоть знатен он и богат)
И честь, что слаще услад,
И доблесть, и слава пииты.
Живет он в Туре. На лов
Выпускает он соколов
И ждет, что к Пасхе и к святкам
В стае будет больше десятком.

А Бертран таким куплетом Дофину ответил:

Дофину любо, что я-де гадина712 ,
Маурет, не зря говорит народ:
Каков-де поп, таков приход
И по хозяину-де говядина.
При добром хозяине, видит Бог,
И я, Маурет, бывал не плох,
А теперь, когда чести он лишен,
И добрый буду ему дурен713

4. РАЗО ТРЕТЬЕ

Пейре Пелиссьер родом был из Мартеля, городка, бывшего во владении виконта Тюреннского714 . То был горожанин щедрый, достойный, благородный и куртуазный, и столь возросла благодаря уму его и достоинству слава его, что виконт назначил его управителем всех своих земель. Дофин же Овернский был в то время возлюбленным доны Комторы, дочери виконтовой715 , красотою славившейся и благородством. Всякий раз, как приезжал Дофин, эн Пейре Пелиссьер снабжал его деньгами и во всем угождал, чего тот не пожелает. Когда же пожелал Пейре Пелиссьер получить деньги обратно, то Дофин заплатить отказался и уклонился от вознаграждения за услуги, какие тот ему оказывал. Перестал он также посещать даму и наведываться в те места и не посылал ей больше писем и гонцов. И вот, тогда Пейре Пелиссьер сложил такой куплет:

Пусть отдохнет Дофин в своем дому716 ;
Благодарить за дружбу он устал,
Тем более, что ведь и так немал
Доход, уже доставшийся ему.
Теперь и письма едут не спеша –
Дорога стала вдруг нехороша.
Неблагодарность – вот его беда,
Но образумят юношу года.

Дофин же Пейре Пелиссьеру так ответил:

Вы – конюх по манерам и уму717 ,
Спустили Вы отцовский капитал, –
Хотите, чтобы мой – вдруг Вашим стал?
Но не допустит Бог, не быть тому.
Клянусь не дать Вам больше ни гроша;
Средь нищих пойте, низкая душа,
Просите подаянья, как всегда –
Вас к песням побуждает только мзда718

5. РАЗО ЧЕТВЕРТОЕ

После того, как был заключен мир между королем Французским и королем Ричардом719 , был между ними произведен обмен Керси и Оверни, ибо Овернь прежде принадлежала королю Ричарду, а Керси – Французскому королю, теперь же Овернь перешла к королю Французскому, а Керси – к эн Ричарду. Это очень огорчило и опечалило овернских сеньоров – Дофина и графа Ги, кузена его720 , ибо это приближало их Французскому королю. А они знали, что тот был плохой сюзерен, скуп и жаден, и таков он и был, ибо, едва войдя в права, сразу приобрел в Оверни укрепленный замок под названием Нонетт и завладел богатым городом Иссуаром721 отняв его у Дофина.

Когда же эн Ричард возобновил войну с королем Французским, он провел с Дофином и его кузеном графом Ги переговоры, напомнив о том, как король с ними обошелся и какие нанес им обиды; а если они захотят поддержать его, восстав против Французского короля, он-де даст им рыцарей и арбалетчиков и денег, сколько они потребуют. И они, помня обиды, нанесенные им королем, поверили словам эн Ричарда и вступили в войну.

Когда же эн Ричард узнал, что двое овернских владетелей, Дофин и его кузен граф Ги, восстали против короля Франции, он заключил с ним перемирие и, бросив Дофина и графа Ги, отправился в Англию. А король Французский снарядил изрядное войско и пришел с ним в Овернь и испепелил огнем все земли Дофина и графа Ги, завладев их городами, селениями и замками. И видя, что они не могут защитить себя от Французского короля, они заключили с ним перемирие на пять месяцев, решив между собой, что граф Ги отправится в Англию узнать, поможет ли им эн Ричард согласно обещаниям и клятвам. И граф Ги отправился в Англию с десятью рыцарями. Но эн Ричард принял его неблагосклонно, не встретил и не приветил и не дал ему ни рыцарей, ни солдат, ни денег, ни арбалетчиков. И он, с тоской и позором, возвратился ни с чем. Вернувшись же в Овернь, отправился он с Дофином к Французскому королю, и они мир заключили.

Когда же они замирились, окончилось перемирие между Французским королем и эн Ричардом. И король Французский собрал большое войско и вошел в его земли и захватил его селения и сжег города и замки. И когда эн Ричард это узнал, он тотчас отправился сюда через море. И едва прибыв, он послал передать Дофину и графу Ги, что они должны оказать ему помощь и поддержку и пойти войной на Французского короля, ибо окончилось перемирие, но они этого не сделали.

Король же Ричард, как услыхал, что они не хотят помогать ему в войне, сложил про Дофина и графа Ги сирвенту, в которой вспомнил клятву, которую они ему дали, и то, как они от него отступились, зная, что Шинонские сокровища растрачены722 и что король Французский был хорошим воином, а эн Ричард скверным; припомнил он и былую щедрость Дофина, прежде не считавшегося с расходами, ныне же, из-за строительства укрепленных замков, впавшего в скупость, и еще он спрашивал, помнит ли тот об Иссуаре, отнятом у него Французским королем, – собирается ли он мстить за него и будет ли нанимать для этого солдат. Вот эта сирвента:

Дофину и графу Ги723 ,
Вам – чтоб от схватки сторон724
Вы меньший несли урон –
Хочу я вправить мозги:
Нас связывал договор725 ,
Однако с недавних пор
Ваш образец – Изенгрин726
Не только в смысле седин.
Пустились со мной в торги,
Едва лишь узнав, что звон
Монет не проник в Шинон727
И влезла казна в долги;
Используете раздор,
Чтоб сделать новый побор:
По-вашему, Ваш господин –
Скупец и маменькин сын.
Предпримете ль Вы шаги,
Чтоб был Иссуар отмщен728 ?
Собран ли ваш батальон?
Пускай мы ныне враги,
Прощаю вам Ваш позор,
Ведь Ричард не любит ссор
И в бой во главе дружин
Пойдет, коль надо, один.
Я лучше, чем Вы, слуги
Не знал, но лишь бастион
Над замком был возведен,
Вы стали делать круги:
Покинули дам и двор,
Любовь и турнирный спор.
Так выбейте клином клин –729
Ведь нет средь ломбардцев мужчин730 .
Сирвента, во весь опор
Скачи в Овернь! Приговор
Мой объяви, чтоб един
Стал круг из двух половин731 .
Ребенку ложь не в укор732 ,
И пренье с конюшим – вздор:
Не было б худших причин,
Чтоб гневался властелин!

Дофин же королю Ричарду в другой сирвенте на каждый из его попреков ответил, утверждая собственную свою правоту и неправоту эн Ричарда, и в свою очередь, обвинил его в обидах, причиненных и ему, Дофину, и графу Ги, и многим другим. Вот сирвента Дофина:

Король, из меня певца733
На свой Вы сделали вкус;
Но столь коварен искус,
Что не могу ни словца
С Вами пропеть в унисон:
Чем мой объявлять урон,
Свой сосчитайте сперва,
А то Вам все трын-трава.
Ведь я не ношу венца
И не могу, хоть не трус,
Избавить от вражьих уз
То, что имел от отца;
Но Вы-то – взошли на трон;
Зачем же в Жизоре – он734 ?
Ведь турки, идет молва,
Бегут от Вас, как от льва735 .
Я выбрал участь глупца,
Взяв бремя Ваших обуз736 ;
Легок был стерлингов груз737
Кузену Ги, и рысца
Нескольких кляч – не резон
Слушать стремян Ваших звон:
Хотите Вы торжества,
И щедры лишь на слова.
Пока по мне храбреца
Вы славите, я на ус
Мотаю, что предан, – плюс
Что нет и на Вас лица;
Но Богом мне сохранен
Пюи и с ним Обюссон738 :
Там чтутся мои права –
Вера моя не мертва.
Сеньор, то речь не льстеца,
Мне по сердцу наш союз;
Не будь столь лют тот укус,
Я был бы у стен дворца
Теперь же, но возвращен
Мне Иссуар и Юссон –739
Я вновь над ними глава,
Вновь радость во мне жива.
Слились бы наши сердца,
Когда б не новый конфуз:
За ангулемский-то кус
Плачено не до конца,
Тольверу740 же дар вдогон
Шлете, как щедрый барон,
Вы там всему голова –
История не нова.
Король, мой дух возбужден
Тою, чье слово – закон741 ,
Ибо любовь такова,
Что дама – всегда права.

XLIII ГАРИН ло БРЮН742

Гарин ло Брюн был знатный сеньор, владелец замка в Велэ, в епископате Пюи Санта Мария743 . Был он добрый трубадур, но неудачно взялся учить дам, как им себя вести744 . Он не слагал ни кансон, ни песен, а только одни тенсоны745 .

XLIV ПЕЙРЕ де МАЭНСАК746

Пейре де Маэнсак родом был бедный овернский рыцарь, из владений дофиновых. Был у него брат по имени Аустор де Маэнсак747 и были оба они трубадуры. И был у них уговор, что одному достанется замок, а другому – трубадурское художество748 . Замок достался Аустору, а Пейре художество трубадурское, и принялся он воспевать жену эн Бернарта де Тьерси.

Так он даму эту воспевал и славил и так ей служил, что дала она ему волю увезти ее, и привез он ее в замок к Дофину Овернскому. Муж ее вытребовать пытался с помощью Церкви и даже войну затеял великую, только Дофин держался крепко и ее не выдал.

Пейре муж был ладный и приятный в обществе, и слагал изящные по словам и напеву кансоны749 , и строфы хорошие для развлечения.

XLV ПЕЙРОЛЬ750

Пейроль родом был бедный рыцарь из Оверни, из замка Пейроль, что у подножия Рошфора во владениях Дофиновых. Был он муж куртуазный и собою пригож, и Дофин Овернский751 при себе его держал, платьями жалуя, лошадьми и оружием.

Была у Дофина сестра по имени Сайль де Клаустра752 , добрая, славная и лицом прекрасная, бывшая замужем за знатным овернским сеньором по имени эн Бернарт де Меркуор. Эн Пейроль крепко ее любил, и Дофин, которому весьма нравились кансоны, какие тот слагал в честь сестры его, умел перед нею слово за него замолвить, и так сделать, чтобы они и ей понравились. И дама полюбила Пейроля, и с ведома Дофина даровала ему любовную усладу.

И вот, столь любовь между Пейролем и дамой усилилась, что возревновал Дофин, считая, что она к трубадуру милостивее, чем подобает, и отставил он Пейроля, удалив от себя753 и одевать и вооружать перестав, так что тот уже не мог содержать себя по-рыцарски, и, став жонглером, пошел странствовать по куртуазным дворам, от сеньоров принимая платья, деньги и лошадей754 .

XLVI МОНАХ МОНТАУДОНСКИЙ755

Монах Монтаудонский родом был овернский дворянин из замка под названием Вик, что близ Орлака, и был отдан в монахи в аббатство Орлакское. И поручил ему аббат приорат Монтаудонский, о каковом он весьма радел. Еще в монастыре стал он стихи слагать и сирвенты на злобы дня, и рыцари и сеньоры округи той, забрав из монастыря его, стали ему оказывать всяческие почести, все ему даря, что ему ни понравится и чего он не попросит; он же все это нес в Монтаудонский свой приорат. Не снимая одеяния, он между тем отстроил и весьма украсил свою церковь. После того возвратился он в Орлак к аббату своему и, доложив, как он украсил Монтаудонский приорат, благословения просил поступить в распоряжение эн Альфонса, короля Арагонского756 , и благословил его аббат. Король же потребовал, чтобы он мясо ел, ухаживал за дамами, кансоны слагал и пел, и так он и стал делать; и назначили его в Пюи Санта Мария главой всего двора757 и распорядителем соколиного приза758 .

Долгое время правил он двором Пюи, пока сам двор сей не угас. Тогда отправился он в Испанию, где все короли и сеньоры превеликие ему оказали почести. И прибыл он там в приорат под названием Вилафранка, что в ведении аббатства Орлакского, и аббат приорат передал ему сей, он же, весьма его обогатив и украсив, дни свои там скончал и умер. Множество сложил он прекрасных кансон, из которых некоторые здесь написаны, как вы сейчас услышите759 :

Гостил я в раю на днях760
И до сих пор восхищен
Приемом того, чей трон
Встал на горах и морях,
Кто свет отделил от теми;
И он мне сказал: "Монах,
Ну как там Монтаудон,
Где больше душ, чем в Эдеме?"
"Господь, в четырех стенах
Келейных я заточен;
Порвал не один барон
Со мной, пока я здесь чах,
Неся служенья Вам бремя;
Мне в милостях и благах
Не отказал лишь Рандон
Парижский761 вместе со всеми".
"Монах, ходить в чернецах
Не мною ты умудрен,
А также нести урон
В честолюбивых боях
Иль сеять раздоров семя;
Ты лучше шути в стихах,
А братией будет учтен
Барыш на каждой поэме"762 .
"Господь, звучащий в строках
Песенных суетный тон –
Грех, а гласит Ваш закон,
Что мертв погрязший в грехах;
Я ключ не нашел к проблеме,
Лишь чувствую Божий страх
И, путь забыв в Арагон763 ,
Об пол разбиваю темя".
"Монах, потерпел ты крах,
Когда не пошел вдогон
За тем, чей лен – Олерон764 ;
Так вот: кто был с ним в друзьях,
Кого он спас в свое время,
Кто знал, что в его дарах
Вес стерлингов не сочтен, –
И предал! – король не с теми".
"Господь, это Вашей взмах
Десницы к тому, что он
Не встречен, ибо пленен765 ,
Привел – все в Ваших руках;
Плывет сарацинов племя
К Акре на всех парусах766 ,
И, значит, тот обречен,
Кто вдел для Вас ногу в стремя"767 .
* * *
Хоть это и звучит не внове768 ,
Претит мне поза в пустослове,
Спесь тех, кто как бы жаждет крови,
И кляча об одной подкове;
И, Бог свидетель, мне претит
Восторженность юнца, чей щит
Нетронут, девственно блестит,
И то, что капеллан небрит,
И тот, кто, злобствуя, острит.
Претит мне гонор бабы скверной
И нищей, а высокомерной;
И раб, тулузской даме верный769
И потому ей муж примерный;
И рыцарь, о боях и проч.
И как до рубки он охоч
Гостям толкующий всю ночь
А сам бифштекс рубить не прочь
И перец в ступке натолочь.
Претит – и вы меня поймете –
Трус, ставший знаменосцем в роте,
И ястреб, робкий на охоте,
И если гущи нет в компоте;
Клянусь святым Мартином, не
Терплю я вкус воды в вине,
Как и участье в толкотне
Калек, ибо приятней мне
Быть одному и в тишине.
Претит мне долгая настройка
Виол, и краткая попойка,
И поп, кощунствующий бойко,
И шлюхи одряхлевшей стойка;
Как свят Далмаций, гнусен тот,
По мне, кто вздор в гостях несет;
Претит мне спешка в гололед,
Конь в латах, пущенный в намет,
И в кости игроков расчет.
Претит мне средь зимы деревней
Плестись, коль нет приюта мне в ней,
И лечь в постель с вонючкой древней,
Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;
Претит – и даже мысль мерзка! –
Ждать ночью мойщицу горшка;
И, видя в лапах мужика
Красотку, к ней исподтишка
Взывать и тщетно ждать кивка.
Претят наследников уловки,
Клянусь Творцом, и без сноровки
Кикс, сделанный в инструментовке,
И ростовщик, что ждет поклевки;
Как свят Марсель, осточертел
Мне плащ в два меха770 , и прицел
Трех братьев на один надел,
Четырехгранность пик и стрел771 ,
И кто богат, а не у дел.
И не терплю я, Боже правый,
Чтоб резал мясо мне лишавый,
И стол под скатертью дырявой,
И тяжкий груз кольчуги ржавой;
Мне тошно высадки в порту
Ждать в ливень на сквозном ветру,
И наблюдать друзей войну,
И, чуя в сердце маету,
Зреть в каждом равную вину.
Прибавлю, что мне также тяжки
Девицы уличной замашки,
Курв старых крашеные ряшки
И фат, в свои влюбленный ляжки;
Претит мне – о святой Авон772 ! –
У тучных женщин узость лон,
Под ноль стригущий слуг барон;
И бденье, если клонит в сон, –
Вот худший для меня урон.
Но тем я полностью задрочен,
Что, в дом войдя, насквозь промочен
Дождем, узнал, что корм был сочен
Коню, но весь свиньей проглочен;
Вконец же душу извело
С ослабшим ленчиком седло,
Без дырки пряжка и трепло,
Чьи речи сеют только зло,
Чьим гостем быть мне повезло.

XLVII ПОНС де КАПДЮЭЙЛЬ773

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Понс де Капдюэйль родом был из того же епископата, что и Гильем де Сант-Лейдьер774 ; был он высоковажный сеньор и знатный вельможа, рыцарь, искусный во владении оружием, ухаживании за дамами и художестве трубадурском, хорошо мог петь и на виоле играть, лицом пригож и ростом высок, и, хотя был весьма небогат, умел скрывать это, проявляя великую любезность, когда кого-либо у себя принимал.

И полюбил он пылкой любовью мадонну Алазаис де Меркуор, жену эн Ойзиля де Меркуор, каковая приходилась дочерью знатному провансальскому сеньору эн Бернарту д’Андюз775 . Любил он ее и восхвалял чрезвычайно и множество сложил кансон в ее честь. Столько, сколько жила она, он дамы иной не любил, а как умерла776 , он, приняв крест, за море отправился и там умер.

2. РАЗО

Понс де Капдюэйль, как вы уже слыхали, влюблен был в мадонну Алазаис де Меркуор, жену знатного овернского графа, дочь эн Бернарта д’Андюз, и был ею любим. Любовь их пользовалась превеликим одобрением при куртуазных дворах, где многие благородные и утонченные люди вели о ней беседы, трубадуры же слагали о ней множество прекрасных кансон.

И вот, находясь с дамой в отношениях, полных радости и чести, он будучи в любви безумцем, неспособным столь великого счастья вынести, задумал ее любовь испытать, ибо не верил ни очам своим, ни усладам нежным, ни лестным знакам внимания, какие она ему оказывала. И помыслил он в неразумном своем сердце, что станет притворяться, будто влюблен в иную даму, дону Аудьярт, жену сеньора Марсельского777 . Ибо надумал он, что ежели даму его отдаление такое огорчит, то уж он будет знать наверное, что она его любит; ежели же довольна останется, то нелюбовь ее будет этим подтверждена. И вот, подобно безумцу, каковой не успокоится, пока совсем себя не погубит, стал он от мадонны Алазаис отходить, приступая со словословиями к мадонне Аудьярт. И сказал он о ней:

Германской мне империи не надо778 ,
Коль госпожи Аудьярт не лицезреть.
Скажу я кратко – будет мне и впредь
Любиться с ней – великая отрада.779

Мадонна же Алазаис, как увидала, что Понс де Капдюэйль, коего она любила и почитала, от нее отходит и приступает к мадонне Аудьярт, таким к нему прониклась презрением, что ни с кем о нем не говорила и новостей о нем не спрашивала более, продолжая держать широкий двор и жить в кругу поклонников.

Долгое время ухаживал Понс де Капдюэйль за дамами по всему Провансу, избегая только одной – благородной мадонны Алазаис. Когда же увидел он и обнаружил, что та огорчения не выказывает никакого и писем к нему не шлет с гонцами, то уразумел, что поступил он плохо и наведываться начал в ту округу, мало-помалу испытание безумное, какое затеял, оставляя, и принялся отправлять ей с вестниками послания, да только та не желала и слушать. Тогда он весьма огорчился и опечалился и в письмах стал обращать к ней мольбы в стихах, дабы соблаговолила она позволить ему предстать перед нею с оправданиями, прося и моля о милости, а ежели, – писал он, – она им оскорблена, то пусть соблаговолит его покарать. Она же по-прежнему ни слушать не желала оправданий, ни оказывать милостей. И тогда сложил он такую кансону, в каковой говорится:

Как тот, кого все множество друзей780
Бросают сразу же в годину бед,
И для него мрачнеет белый свет,
Так я оставлен дамою моей,
И гибну от любви я, как в огне,
Коль верный друг мой изменяет мне.
Но во сто крат еще бесславней тот,
Кто в бездну побежденного толкнет.
Я знаю, тот бесчестный лиходей
И тот отъявленно дурной сосед,
От коих помощи страдальцу нет,
А без помоги замок, ей-же-ей,
Не выдержит осады. И вполне
Утратит дама по своей вине
Того, кто от нее помоги ждет,
А дама вызволить его нейдет.
И ей принадлежу я тем верней,
Что для показу я другой пригрет,
Однако мне сия любовь во вред,
И радости не обрету я в ней,
Не стану я счастливее, зане
Любовь моя, таяся в глубине,
Вдали от дамы токмо возрастет,
Но от разлуки с ней не пропадет.
Владычица! Избавьте от цепей
И дыбы, на которую я вздет,
Терплю я муку словно бы сто лет
И радостно уже сживаюсь с ней.
Влачу оковы горя в тишине.
Меня несчастней нет во всей стране,
И утешаясь горем без вольгот,
Слуга от вас благоволенья ждет.
И Ваша красота мне тем страшней,
Что у нее есть тысячи примет,
Которые вещают мне запрет
Очами, кои явственней речей.
С зерцалом Вашим стать мне наравне
Охоты нет. Ведь в нем Вы, как в броне,
Надменная, в броне своих красот,
Но гордость чести Вам не принесет.
Вы – "Заповедь моя" о всяком дне,
Служа Вам, Вас взношу ко вышине,
Которая превыше всех высот,
Откуда милость мне да снизойдет.781

Но и эта кансона в очах дамы его не спасла, и он сложил еще одну, в ней же говорится:

Кто хочет взять наскоком782
И сдуру ошибется,
Ему же выйдет боком.783

Однако и эта кансона нимало не посодействовала ему в том, чтобы дона Алазаис вернула ему свое благоволение, поверив, будто только для того он от нее отдалился, чтобы испытать, опечалится ли она, или нет, если он ее оставит. И тогда отправился он к мадонне Марии Вентадорнской784 , к мадонне графине де Монферран и к виконтессе д’Альбюссо785 и всех троих в Меркуор привез – мадонну Алазаис умолять, дабы смилостивилась та и благоволение свое ему вернула, и ради тех дам согласилась она так и поступить. Эн Понс де Капдюэйль же возрадовался больше всех на свете и поклялся тут же, что испытывать притворством даму не станет вовек.

XLVIII ГИЛЬЕМ де БАЛАУН786

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ РАЗО

Гильем де Балаун был знатный сеньор, владетель замка в округе Монпелье, куртуазный рыцарь, весьма сведущий в законах вежества и добрый трубадур.

Полюбил он некую знатную даму из Гавауданского епископата по имени мадонна Гильельма де Джауджак, жену эн Пейре, сеньора Джауджакского. Он любил ее, служил ей и горячо восхвалял ее в своих речах и песнях. И дама, в свою очередь, так его полюбила, что речами и деяниями дарила ему всяческую усладу по любовному праву. У Гильема же был товарищ и друг по имени Пейре де Барджак787 , муж благородный, доблестный, достойный и прекрасный, каковой влюблен был в некую юную и прелестную даму из замка Барджак по имени мадонна Вьерненка. Она приняла его, как своего рыцаря, и он получал от нее все, чего желал. И оба они – и Гильем де Балаун и Пейре де Барджак были счастливейшими возлюбленными своих дам.

Случилось, однако, что Пейре де Барджак так сильно рассорился со своей дамой, что та в гневе дала ему отставку, отчего ходил он грустный и опечаленный как никогда прежде. Эн Гильем де Балаун всячески его утешал, уговаривая не отчаиваться, и обещал устроить примирение возлюбленных, как только появится в Джауджаке. Долгое время, однако, не возвращался он туда, когда же вернулся, то тотчас помирил мадонну Вьерненку с эн Пейре де Барджаком, и тот ощутил от этого такую радость, какой никогда в жизни еще не испытывал. Эн Гильем же дивился только, слушая речи Пейре де Барджака о том, что никакая прежде им испытанная радость не может сравниться с этой, ни даже та, какую ощутил он, когда даму свою покорил впервые. И сказал тогда Гильем де Балаун, что теперь хочет и он на себе испытать, действительно ли сильнее радость любви вновь обретенной, нежели радость первой победы. И притворился он, будто на свою даму чем-то весьма разгневан, перестал слать к ней гонцов, не желал о ней говорить и слушать и не наведывался более туда, где она обитала.

Тогда послала к нему дама вестника с письмами самыми ласковыми, в каковых выказывала удивление, отчего он так долго у нее не появляется и никаких не дает о себе вестей. Он же, одержимый безумием в любви своей, отказался выслушать гонца и принять письма, повелев выгнать его из замка своего бесчестно. И возвратился тот к мадонне Гильельме огорченный и опечаленный и обо всем происшедшем ей поведал. Она тоже весьма опечалилась и повелела одному рыцарю из своего замка, осведомленному об этом деле, отправиться к эн Гильему и спросить его, чем она его разгневала, и ежели действительно не угодила ему словом или делом, то готова это исправить любым способом по желанию и разумению Гильемову.

Отправился рыцарь в Балаун, где Гильем прием ему оказал прескверный, а когда тот передал ему поручение мадонны Гильельмы, ответил, что ничего объяснять не будет, ибо она сама хорошо знает, что он простить ее не может, и никаких оправданий слушать не хочет. Рыцарь, вернувшись, поведал мадонне Гильельме, что сказал ему эн Гильем. Тогда отчаялась она и сказала, что теперь уже не будет слать к нему гонцов с мольбами и оправданиями.

Настал, однако же, день, когда уразумел эн Гильем, какую по безумию своему теряет он радость и какого лишает себя счастья, и, вскочив на коня, прискакал он в Джауджак, но остановился не в замке, а в доме некого горожанина, сказав, что в паломничество держит путь. Прознала, что он в городе и мадонна Гильельма, и с наступлением ночи, когда все жители уже спали в своих постелях, она в сопровождении одной лишь дамы и одной девицы из замка вышла и прошла в дом, где Гильем остановился, и повелела служанке вести ее в его покой. Там, подойдя к его постели, стала она перед ним на колени, и сняв с лица повязку, чтобы поцеловать его788 , молила о прощении за преступление, которого не совершала. Он же не только отказался принять ее и простить зло, ею якобы ему причиненное, но с побоями и ударами прогнал от себя. И пошла, горюя, скорбя и печалясь, в замок она, решив твердо никогда его больше не видеть и с ним не говорить, и раскаивалась во всем, что заставил ее сделать Амор.

Но Гильем стал уже горевать о поступке, на который толкнуло его безумие. Поднялся он рано утром и, подойдя к замку, объявил, что хочет видеть мадонну Гильельму, чтобы показать и объявить ей, что в чистом безумии совершал он все эти дела, и молить ее о прощении за это помрачение разума. Дама же отказалась увидеть его и выслушать и повелела гнать его из замка с позором. И ушел Гильем, плача, вздыхая и жалуясь, словно впавший в безумие, а дама осталась в сожалениях о бесчестии, которое сама себе нанесла, унизившись перед ним. Так и прошел для Гильема де Балауна целый год, ибо дама отказывалась увидеть его и не слушала, если кто-нибудь пытался ей о нем говорить. Он же сложил песнь своего отчаянья, в каковой говорится:

Сударыня! Смиренно Вам789
Стихи свои предназначаю,
Хотя отнюдь не полагаю,
Что милосердье – свойство дам.
Томит меня моя вина.
Но коль теряю я зараз
И самого себя и Вас,
Тогда сей песне грош цена.
Увы! Не выразить словам,
Сколь жалостно я погибаю.
И нету проку краснобаю;
Когда не внемлют сим мольбам.
О сколь душа моя грустна
Я вправе сетовать в сей час,
А эта просьба родилась,
Уныньем обременена.
Прощенья нет мне. Знаю сам.
Но к Вам как прежде припадаю
И Вас все больше почитаю.
Ведь жалость свойственна сердцам
И миловать вину должна.
А если снова рухну аз
В болото, то такой алмаз
Не доставайте Вы со дна!
Я волю гневным дал устам
И каюсь: впусте я алкаю,
Когда лишь горько вспоминаю,
Как пали Вы к моим стопам.
Мне злая доля суждена:
Мне велено убраться с глаз,
И дама, давши мне отказ,
Со мною стала холодна.
И впусте быть моим мечтам:
Утратил я дорогу к раю.
Тот миг и час я проклинаю,
Из рая изгнанный Адам.
И если и простит она,
То дорого на этот раз:
Исчезнуть – вот ее приказ
На будущие времена.
Я с нею вел себя как хам,
И я себя не защищаю,
И сам себе я не прощаю –
Пощады нет моим грехам.
Но если б кара всем одна
Без жалости разила нас,
Распространяем как лютый мраз,
То вымерли б все племена.
От смерти охранять щитам
Ничьим меня не доверяю.
По Вашей воле жизнь скончаю,
И мне возмездье по делам.
На что вам смерть моя нужна?
Ведь власть на то и создалась,
Чтобы ее имущий спас
Того, чья жизнь обречена.
Внемлите ж кающийся глас
Того, чья жизнь Вам вручена.790

Тем временем прознал обо всем этом Бернарт д’Андюз791 , самый чтимый из высокородных сеньоров той округи, бывший к тому же другом и Гильема, и мадонны Гильельмы. Немедля вскочил он в седло, примчался в Балаун и, заговорив с эн Гильемом об этом деле, спросил его, как могло статься, что он так долго не виделся с дамой своей.

И эн Гильем все ему поведал, сетуя на безумие, которому он поддался. Узнав причину ссоры, эн Бернарт нашел, что это презабавная шутка и обещал Гильему мир восстановить между ним и его возлюбленной. Услышав, что эн Бернарт берется посредничать, Гильем весьма обрадовался и возвеселился.

Пустился эн Бернарт в путь и, прибыв в Джауджак, сказал даме о том, в каком отчаянье Гильем от безумства, которое сам себе придумал и какую Нелепую и скверную шутку затеял он ради испытания ее любви. Дама же ответила, что большую совершила ошибку, на такие пойдя перед ним унижения. И отвечал эн Бернарт, что потому ей и следует простить, что права она, а виновен Гильем. И тут он передал ей песнь Гильемову в письме, умоляя смилостивиться над ним и ради него простить Гильема, но предварительно наложив на него некую кару, как возмездие за его проступок. И отвечала дама Бернарту, что раз он так уж этого желает, она согласна и кару наложить и простить, кару же требуя такую, что эн Гильем должен вырвать себе ноготь на большом пальце руки и принести ей его вместе с песнею, в коей он корил бы себя за содеянное им безумие. И эн Бернарт д’Андюз, видя, что дама твердо стоит на своем, простился с нею и вновь отправился к Гильему, коему передал ответ дамы.

И Гильем, как услыхал, что получит прощение, обрадовался и благодарил Бернарта за то, что тот столь многого добился от дамы. Тотчас же велел он позвать врача-хирурга, коему поручил завязать ему палец и вырвать ноготь, терпя при этом превеликую боль. После того сложил он песню, и оба они с эн Бернартом вскочили на коней и поскакали в Дажуджак к мадонне Гильельме. И вышла она им навстречу. И эн Гильем пал перед нею на колени и ноготь ей представил, она же, сжалившись над ним, взяла его за руку и с колен подняла. И прошли все трое в покои ее, и там она, целуя его и обнимая, прощение ему даровала. И исполнил он песнь свою, а она с веселием слушала. И после того более чем прежде любили они друг друга.

Ежели кто, обладая великим счастьем, сам ищет себе горя, то вполне этого горя заслуживает, как это случилось с Гильемом де Балауном. Подобно ему, всякий безумец исправляется, претерпев некий ущерб.

XLIX ДОНА КАСТЕЛЛОЗА792

Дона Кастеллоза родом была знатная дама из Оверни, жена Тюрка де Мейронна793 . И полюбила она эн Армана де Бреона и кансоны слагала в его честь. То была дама полная веселья, весьма сведущая в законах вежества и прекрасная лицом.

L ПЕЙРЕ КАРДЕНАЛЬ794

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Пейре Карденаль родом был из Велэ, из местечка Пюи Санта Мария795 , и происходил из семьи достойной и славной: отец его был рыцарь, а мать благородная дама. Еще младенцем отдал его отец в монастырь тамошний самый большой, где он наукам обучился и хорошо мог петь и читать. Когда же он вырос, то, чувствуя себя юным, прекрасным и веселым, поддался влечению к мирской суете. Множество сложил он прекрасных песен на достойные темы, слагал он и кансоны, но редко, а более же всего отличные сирвенты, в каковых, если их должным образом понимать796 , он излагает весьма примечательные сюжеты и дает много отличных примеров, ибо в них весьма обличает он безумие века сего и сурово корит недостойных клириков797 . Странствовал он по куртуазным дворам знатных сеньоров и королей, повсюду водя за собой жонглеров, исполнявших сирвенты его. Весьма чтили его и жаловали щедро добрый наш монсеньор король Яков Арагонский798 и все прочие сеньоры.

И я, мэтр Микель де ла Тор, писатель799 , свидетельствую, что когда эн Пейре Карденаль покидал сей мир, было ему под сто лет. И я, вышесказанный Микель, сирвенты эти записал в городе Ниме. Некоторые же из этих сирвент тут написаны:

Я ненавижу лживость и обман800 ,
Путь к истине единственно мне гож,
И, ясно впереди или туман,
Я нахожу, что он равно хорош;
Пусть сплошь и рядом праведник бедней
Возвышенных неверьем богачей,
Я знаю: тех, кто ложью вознесен,
Стремительнее тянет под уклон.
Любить, как Каин Авеля, крестьян
В самой природе у больших вельмож, –
Бордельным девкам мил чужой карман
Не столь, сколь этим хищникам грабеж;
Будь дырка в теле у таких людей,
Не правду обнаружили б мы в ней,
Но фальшь, ибо в сердцах их заключен
Источник лжи, не знающей препон.
Известен мне сеньоров целый клан
Ценой такой, как со стекляшкой брошь:
Сказать, что это малый лишь изъян,
Не то же ли, что волк с ягненком схож?
Людей пустейших все они пустей
Душой, денье фальшивый их ценней:
Крест, и цветок, и сверху посребрен,
А переплавь – дешевле меди он.
Свой новый изложу Востоку план
И Западу, ждать дольше невтерпеж:
Дать честному согласен я безан,
Коль мне бесчестный – гвоздь ценою в грош;
Дам щедрым марку золота быстрей,
Чем мне су турское – союз рвачей801 ;
Правдивым будет слиток мной вручен,
Будь лживыми яйцом я награжден.
Пергамента клочок и мал, и рван,
Перчатки палец невелик – и все ж
Я напишу на них закон всех стран,
Ибо не труден пирога дележ
Меж честными – их мало: кто щедрей.
Зовет к столу достойных, а гостей
Стекается толпа со всех сторон –
Считает всяк, что он был приглашен.
Нельзя, чтоб урожай похвал с полян
Добра – тот собирал, кто сеет ложь,
Недаром говорят, что коль баран
Ободран, то его не пострижешь;
Нельзя, чтоб где-то трус иль дуралей
Был храброго иль мудреца знатней,
Чтоб праведный был правдой уличен
И мог законник уличать закон.
Хочу сказать сирвентою моей,
Что правды избегающий злодей
Ни здесь, ни там, как ни старайся он,
Не будет к лику славных сопричтен.
Файдит, ступай с сирвентою моей802
В Торнель803 немедля: эн Гигон804 славней
Всех был бы в мире, но такой, как он
И мой сеньор эн Эблес де Клермон805 .
В путь, Раймондет806 ! Сирвенты суть моей
Узнают лишь храбрец и книгочеи;
Не пой ее мужлану, ибо он
И слыша не поймет, откуда звон.
* * *
Любовь я ныне славлю всласть807 :
Она дает мне спать и есть,
Меня не жжет, не студит страсть,
Я не блуждаю где-невесть,
Вдаль не гляжу, зареван,
Не мучит душу мне разлад,
Я не унижен, не распят,
К посланцу не прикован,
Предать меня не норовят,
Дела мои идут на лад.
Против меня не ставят снасть,
Не страшно мимо стула сесть,
Не надо ни изменниц клясть,
Ни грубого ревнивца месть,
Никем не атакован,
Ничьей внезапностью не смят,
Не гнусь под грузом глупых лат,
Не гол, не обворован,
Не говорю, что я объят
Любовью, ни что в сердце ад.
Не говорю, что должен пасть,
Что мук любви не перенесть,
Встреч не ищу, не славлю власть
Той, что могла мне предпочесть
Любого, будь готов он;
Нет дела до ее наград,
До сердца, сданного в заклад;
Не бит, не ошельмован,
Любовью в кандалы не взят,
Напротив, ускользнул и рад.
Благую победитель часть
Избрал: его венчает честь,
А побежденного ждет пасть
Могилы, страшно произнесть,
Но высший тем дарован
Удел, кто из души разврат
Изгнал, кто армией услад
Не мог быть завоеван;
Победа эта им стократ
Важней, чем городов захват.
Хочу на тех охулки класть808 ,
Чья речь – ручей, чьих чар не счесть,
Кто скор корысть красавиц красть,
Вливая ловко в ласку лесть;
Их раж и жар рискован,
Они о нас надменно мнят;
Визг розг и грязь грызне грозят,
Но зря тот арестован,
Чья явь – любовь, а яства – яд;
Плачь, коль оплачен оптом клад.
Курс волей облюбован
Такой, что чувства наугад,
Но не куда хочу летят.

LI ГАУСЕРАН де САНТ-ЛЕЙДЬЕР809

Гаусеран де Сант-Лейдьер родом был знатный дворянин из епископата Велэ, сын дочери эн Гильема де Сант-Лейдьера810 . И полюбил он графиню Вьенны, дочь маркиза Гильема Монферратского811 .

LII АЛАЗАИС де ПОРКАЙРАГУЭС812

Дона Алазаис де Поркайрагуэс, дама знатная и сведущая в законах вежества, родом была из округи Монпелье. И полюбила она эн Ги Воителя, брата эн Гильема де Монпелье813 . Дама эта владела трубадурским художеством и множество сложила в его честь отличных кансон.

LIII ГАРИН д’АПЧЬЕР814

Гарин д’Апчьер родом был знатный сеньор из Гаваудана, Мендского епископата, что на границе Оверни, Руэрга и епископата Пюи Санта Мария.

Был он доблестный воин, добрый трубадур, рыцарь щедрый и прекрасный, сведущий в законах куртуазного ухаживания и любви, и во всем прочем, что к этому относится. Первый из всех сложил он дескорт815 , начинается же он так:

Когда среди цветущих трав
Слышна мне песня соловья...816

LIV ГИРАУДО ло РОС817

Гираудо ло Рос родом был из Тулузы, сын бедного рыцаря. И явился он ко двору сеньора своего графа Альфонса818 поступать к нему на службу. Был он куртуазен и певец хороший. И полюбил он графиню, дочь сеньора своего, и любовь к ней научила его трубадурскому художеству, и сложил он множество кансон819 .

LV ПЕЙРЕ РАЙМОН ТУЛУЗСКИЙ820

Пейре Раймон Тулузский по прозвищу "Старик" был сын тулузского горожанина. И стал он жонглером и ко двору пришел короля Альфонса Арагонского821 , и король принял его с почестями. Муж он был умный и изысканный, хорошо пел и владел художеством трубадурским, добрые слагая кансоны. Долгое время оставался он при дворах сказанного короля и доброго нашего графа Раймона822 , а также при дворе эн Гильема де Монпелье823 . После того взял он жену в Памье, и там он и умер.

LVI ГИЛЬЕМ АДЕМАР824

Гильем Адемар родом был дворянин из Гаваудана, сын бедного рыцаря из замка под названием Маруойс, и сеньор этого замка посвятил его в рыцари. Муж он был весьма достойный и превосходно владевший искусством куртуазной беседы и художеством трубадурским. И так как не мог он по-рыцарски себя содержать, то стал жонглером и великим пользовался почетом среди изящной публики, а потом поступил в монастырь Граммон825 и там умер.

LVII ПЕЙРЕ ВИДАЛЬ826

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Пейре Видаль родом был из Тулузы, скорняцкий сын. Пел он лучше всех в мире, будучи, однако, одним из самых сумасбродных людей, когда-либо живших на свете, ибо считал за правду все, что ему нравилось или хотелось. Трубадурское художество ему давалось легче чем кому угодно, и слагал он великолепнейшие кансоны на изысканнейшие напевы, говоря в них величайшие безумства о делах ратных и любовных и творя злые наговоры. Правда и то, что некий рыцарь из Сан-Джили обрезал ему язык827 за то, что он давал понять, что был возлюбленным его жены, а эн Юк Баусский828 велел за ним ухаживать и выходил его.

Когда же исцелился он, то отправился за море и оттуда привез гречанку, каковую выдали за него на Кипре замуж под видом племянницы императора Константинопольского, внушив ему, что через нее он по праву получит империю. И тогда стал он тратить все, что приобретал, на сооружение кораблей, ибо думал идти завоевывать эту империю, и носил императорские регалии и требовал, чтобы его императором величали, а жену – императрицей829 .

Ухаживал он за всеми знатными дамами, каких встречал, и всех их просил о любви, они же все позволяли ему говорить и делать, что ему нравится, так что он мнил, будто он всех их возлюбленный и что каждая умирает от любви к нему. Всегда держал он великолепных коней и носил роскошное оружие и имел императорский трон и походную кровать, и мнил себя рыцарем, лучшим на свете и наиболее любимым дамами.

И здесь вы найдете творения его:

Эн Драгоман, да будь я на коне830 ,
Враги бы оказались в западне,
На гибель устремившись всей гурьбой,
Как перепелки к ястребу, ко мне,
Не стоили б их жизни и денье,
Известен нрав мой, дикий и крутой.
Когда иду с колчаном на плече
При эном Ги подаренном мече,
Земля трясется под моей стопой,
Противника не вижу по себе,
Чтоб с ним на узкой встретиться тропе, –
Бегут, едва лишь шаг заслышат мой.
Бесстрашен, как Роланд и Оливье,
Любезен, как Бернарт из Мондидье, –
Такая слава тянется за мной;
Угадываю я в любом гонце
Весть добрую, в снурке ль витом, в кольце,
И сердце бьется с радости такой.
Я рыцарство явил во всей красе,
Притом любви постигнул тайны все,
Я преданнейшим был ее слугой,
И как под крышей дома рады мне,
Так ужас я внушаю на войне,
Повсюду я предупрежден молвой.
Жаль, нет коня, а будь я на коне,
Король бы почивать мог в сладком сне,
На Балаг’эр спустился бы покой;
Я б усмирил Прованс и Монпелье,
И те, что еле держатся в седле,
В Кро не посмели б учинить разбой.
А встреть я близ Тулузы, на реке
Бойцов с дрожащим дротиком в руке,
Услышав "Аспа!" и "Оссо!" их вой,
Их в быстроте превосходя вдвойне,
Ударю так, что к крепостной стене,
Мешаясь, повернет обратно строй.
Губители людей достойных, те,
Кто в ревности погряз и клевете,
Кто радость принижает волей злой,
Узнают, что за мощь в моем копье.
Я ж их удары, шпаг их острие
Приму, как на павлиньих перьях бой.
Сеньора Вьерна, Милость Монпелье,
И эн Райньер, любите шевалье,
Чтоб славил он Творца своей хвалой.

РАЗО ПЕРВОЕ831

Пейре Видаль, как сказывал уже я вам, ухаживал за всеми знатными дамами и воображал, что и они расположены к нему любовно. Так, ухаживал он и за мадонной Алазаис, женой эн Барраля, сеньора Марсельского832 , который за великолепные песни и безумства еще более великолепные, творимые Пейре Видалем, благоволил к нему больше, чем к кому угодно на свете. Звали они друг друга "Райньер"833 . При дворе и в покоях эн Барраля был Пейре Видаль полностью своим человеком. Знал прекрасно эн Барраль, что Пейре Видаль ухаживает за его женой. И как и для всех, кто был об этом осведомлен, было это для него лишь предметом забавы, ибо его веселили чудачества, которые Пейре Видаль говорил и проделывал. Как к предмету забавы относилась к этому и мадонна Алазаис, точно также как и другие дамы, за которыми Пейре Видаль ухаживал: каждая говорила ему приятности и обещала все, что ему угодно и о чем он просил, – он же был так умен, что всему этому верил! А когда Пейре Видаль с мадонной Алазаис ссорился, эн Барраль тотчас же их мирил и убеждал ее обещать ему все, о чем он просит.

Случилось же однажды так: знал Пейре Видаль, что эн Барраль уже встал и что госпожа в покоях осталась одна. И вот, вошел он туда и приблизился к постели мадонны Алазаис и, застав ее спящей, стал на колени перед ней и поцеловал ее в уста834 . Она же почувствовала поцелуй, но подумала, что это эн Барраль, ее муж, и, смеясь, поднялась с ложа, но тут же посмотрела она и увидела, что перед ней был этот безумец Пейре Видаль, и стала она кричать и подняла великий шум. Услышав его, пришли придворные девушки и спросили: "Что такое случилось?" И Пейре Видаль удалился бегом. Госпожа же послала за эн Барралем и стала жаловаться на Пейре Видаля, что он-де ее поцеловал, и умоляла плача, чтобы тот его покарал835 . А эн Барраль, как человек разумный и бывалый, принял случившееся как предмет забавы и стал жене выговаривать, что она подняла шум из-за выходки сумасброда. Но не мог он ее уговорами убедить, дабы она случившегося широко не разглашала и не искала причинить Пейре Видалю зло, и она продолжала сильно угрожать ему. Пейре видаль же, сего убоявшись, сел на корабль и отплыл в Геную, где и пребывал, пока за море не отправился с королем Ричардом, ибо сказали ему, что дона Алазаис хочет вырвать у него душу из тела. Там оставался он долгое время и множество сложил прекрасных кансон, в коих вспоминал о похищенном поцелуе, как говорит он в кансоне, каковая начинается словами: "Слова сплести и нанизать..."836 , что он-де награды от нее никакой не имел:

Я сверх сил ей служил,
Я старался, как мог;
И всего лишь залог –
Локон, свитый в снурок
Получил; знать – не мил.
Но – целован разок! –
Мной, проникшим в чертог,
Подбородок, роток.

А в другом месте говорит он:

В чудный час, хоть был отказ837 ,
Я, изловчась, лобзал Вас.
Признайтесь сейчас!

А еще в кансоне иной:

Амор меня лозою учит, кою838
Сорвал я в королевином покое;
Лобзание украсть мне удалось,
Но сколь несносно быть с любимой врозь.839

Долгое время пробыл он за морем, в Прованс не решаясь вернуться и возвратиться840 . Тем временем эн Барраль, каковой, как слыхали вы, был к нему весьма расположен, так жену свою упрашивал, что та простила Пейре Видалю похищение поцелуя, согласясь признать этот поцелуй ему дарованным. Послал тогда ему сказать эн Барраль о благосклонности и благоволении жены, и тот с радостью превеликой прибыл в Марсель, где эн Барралем и мадонной Алазаис принят был с радостью превеликой, и та даровала ему поцелуй взамен того, похищенного; и по сему случаю сложил Пейре Видаль кансону, каковую вы услышите, в ней же говорится:

Я прибыл в Прованс841 : с дороги
Явлюсь к двору госпожи,
О радости петь стихи
Начав на ее пороге:
Ибо получит вассал,
Если он верно служил,
Честь, славу и прочный тыл
Взамен услуг и похвал
Той, чью любовь он снискал.
Терпеньем смирив тревоги,
За верность награды жди –
Обещан же в короли
Артур британцам в итоге842 ;
И я – тем, что долго ждал, –
Тот поцелуй отмолил,
Который (любовный пыл
Гася) у дамы украл:
И вот, запрет с него снял.
Как судьи ко мне ни строги,
Им промаха не найти:
Выводят с пути тоски
На путь удач меня ноги;
Я утешение дал
Влюбленным, ибо добыл
Сверхнапряжением сил
Огонь изо льда, и стал
Сладким на вкус морской вал.
Для покаяний предлоги843
Ищу, хоть забыл грехи,
Молю, не обидив: "Прости!" –
И милость являют боги:
Мне сладки уколы жал,
В слезах я радость открыл
И в страхе восторг вкусил:
Нашел – где, мнил, потерял,
Выиграл – где проиграл.
Остался б я без подмоги,
Но дамы уста рекли,
Что пораженья мои –
Моих же побед залоги;
Тем, собственно, что смирил
Гордыню, я угодил
Даме и рок победил:
Я к состраданью взывал
И тем любовь защищал.
"Да", – молвив, в едином слоге
Она все дары любви
Тому бы вручила, чьи
Чувства в руках недотроги;
Я сдался ей и не знал,
Кто продал или купил
Меня, ибо вещью был;
Мысль об измене внушал
Безумец – я ей не внял.
В своем, Бель-Райньер, чертоге844
Баронов всех превзошли
Достоинством Вы: они
В сравненье с Вами убоги:
Чтоб понял всяк, как он мал,
Таким Вас Бог сотворил;
И я только тем и жил,
Что Вашу честь восхвалял
И Вас Бель-Райньером звал845 .

3. РАЗО ВТОРОЕ

Пейре Видаль весьма был огорчен смертью доброго графа Раймона Тулузского846 и впал в великую печаль, и облачился он б черное платье847 , а всем своим коням обрезал хвосты и уши, обрил себе голову и слугам своим приказал сделать то же самое, бороды же и ногтей стричь не велел, и так долгое время ходил он с видом человека, лишившегося рассудка и скорбью убитого. И случилось, что в то время, как он пребывал таким образом в тоске, прибыл в Прованс король Альфонс Арагонский848 и вместе с ним Бласко Грек и эн Гарсия Грек и эн Марти дель Канет и эн Микель де Лусия, эн Сас д’Антилон и эн Гильем д’Алькалла, эн Альберт де Кастельвейль и эн Раймон Гаусеран де Пинос, эн Гильем Раймон де Монкада, эн Арнаут де Кастельбон и эн Раймон де Сервера849 , и застали они Пейре Видаля в тоске и печали, ходящего с видом человека, лишившегося рассудка. И стали король и сеньоры его, каковые были с Пейре Видалем в особенной дружбе, его упрашивать, чтобы он печалиться бросил, а пел бы и веселился и сложил бы для них кансону, которую увезли бы они с собою в Арагон. И так король и сеньоры его упрашивали, что он обещал развеселиться и бросить печалиться, и сложить песню, и вообще сделать все, что будет угодно королю.

Был он между тем влюблен в дону Лобу де Пуэйнаутьер850 и также в мадоннну Эстефанию де Сон из Сарданьи851 , еще же незадолго до того влюбился он в дону Раймбауду де Биоль, жену эн Гильема Росганя, сеньора Биоля, что в Провансе, на горе, разделяющей Прованс от Ломбардии. Дама же Лоба была из округи Каркассонской, и эн Пейре Видаль ради нее назвался волком852 и герб носил волчий. И на горе Кабарет дал он на себя охотиться пастухам с собаками, овчарками и борзыми, как охотятся на волка, облачась в волчью шкуру, дабы волком представиться перед собаками и пастухами. И стали пастухи с собаками его травить и так его отделали, что он был замертво снесен в дом доны Лобы де Пуэйнаутьер.

Когда же прознала дама, что это был на самом деле Пейре Видаль, то стала потешаться по поводу сумасбродства, им совершенного, и смеялись они много, она и муж ее, так сильно позабавило это их обоих. И муж дамы распорядился взять его и уложить в укромном покое, устроив его как можно лучше, и, врача призвав, лечить его приказал, пока не выздоровеет тот вполне.

Начал я вам уже рассказывать про Пейре Видаля, что он королю и сеньорам его обещал петь и слагать песни, – так вот теперь, когда он выздоровел, распорядился король платье и оружие приготовить для себя и для него; нарядился эн Пейре Видаль и был весьма доволен, и вот тогда сложил он кансону, каковую вы сейчас услышите, в ней же говорится:

Мне петь от тоски невмочь853 ,
Ибо недужен мой граф854 ,
Король зато жив и здрав855
И столь до песен охоч,
Что новую я сложу:
С ней в Арагон отряжу856
Гильема, и Бласко тоже,
Их вкусы в музыке схожи.
Никто певца не порочь
За то, что, все потеряв,
Желает он не забав,
Но песней скорбь оболочь;
Признаньем я дорожу
Той, по которой тужу857 ,
Она же со мной все строже –
Как тяжки разлуки, Боже!
Ею забыт, я точь-в-точь
Как тот, кого оболгав,
Лишили чести и прав;
Что толку в ступе толочь
Воду – позор заслужу
Покорством, но так скажу:
Почтенней еврей, похоже,
Чем тот, кто проник к ней все же.
Мне страсть не может помочь;
Там чист золотой расплав,
Где жарки угли, – но нрав
Той, что меня гонит прочь,
Чем я верней ей служу,
Тем тверже, – и вот хожу
К другой, чей прием дороже
Мне поклоненья вельможи.
Трон радости я не прочь
Принять: я стал величав
Как император858 , начав
Любить комторову дочь859 ;
Снурки Раймбауды свяжу
В один: в Пуатье и Анжу
Властвовал Ричард, и что же:
С ним были дамы построже860 .
Готов я, таясь обочь
Дорог, быть целью облав,
Чтоб пастухи, закричав:
"Волк!" – стали гнать меня в ночь861 ;
Я счастлив, когда брожу
По лесу и нахожу
В траве, а не в замке ложе,
И снег примерзает к коже.
Кой с кем, Цимбелин, дружу862
Я ради Вас, но скажу:
Дружить – не одно и то же,
Что стынут в любовной дрожи.
Волчице принадлежу863 ,
И если еще кружу,
То знаю: раньше иль позже –
Натянуты будут вожжи.

LVIII РАЙМОН де МИРАВАЛЬ864

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Раймон де Мираваль родом был бедный рыцарь из Каркассона. Владел он четвертой частью замка865 Мираваль, а весь замок вмещал человек не более сорока. Однако ради трубадурского художества, коим он владел превосходно, и словесного дара его, – ибо знал он немало изящных разных историй о любви, об ухаживании куртуазном и о речах и деяниях достопамятных влюбленных, – ради всего того был он в чести и почете у графа Тулузского866 , с коим прозвали они друг друга "Аудьярт"867 . И граф его жаловал платьями, лошадьми и оружием, по нуждам его. И был он к графу и всему дому его весьма приближен, а также к королю Пейре Арагонскому868 , виконту Безье869 и к эн Бертрану де Сайссаку870 . И не было во всех тех пределах дамы, сколько-нибудь знатной или благородной, какая добиться бы не старалась внимания его и к себе привлечь не стремилась, ибо более, нежели кто иной, умел он дам восхвалять и славить, так что ни одна не могла похвалиться честью, ежели Район де Мираваль не был ее другом. Множество раз бывал он влюблен и множество сложил добрых кансон, однако никто не думал, чтобы он хоть от одной дамы вкусил услады по любовному праву, ибо все они обманывали его.

Дни свои скончал в Лериде он, в цистерцианского ордена монастыре Святой Клары.

2. РАЗО ПЕРВОЕ

Про эн Раймона де Мираваля сказывал уже я вам по случаю иному, кто он и откуда, и слыхали вы, что ухаживал он за всеми дамами, лучшими и достойнейшими, той округи, как он сам говорит:

Дам прекрасных имена871
Мог бы я назвать тотчас...
Но восторг от них угас,
Их краса омрачена.
Та же будет процветать,
Кто, как роза, расцветает,
Всех превыше обитает872

Ибо среди изящной публики стяжал он им превеликую честь и славу. Много было таких, от коих одно он видал добро, от иных же и зла немало, как он сам говорит:

Не раз дурачила меня873
Любовь, то в скорбь, то в радость пременя.874

Бывало, что обманутый ими, он и их обманывал вдвойне, как он сам говорит:

Но быв обманываем сам875 ,
Перехитрил я цвет всех дам.

Однако он весьма не любил, когда говорили, что вообще он от дам добра не видел, как он сам говорит:

Втихомолку судит свет876 :
От любви-де проку нет.
Лжет! Мне радость от нее бывала,
Но обмана такожде немало877

Никогда, впрочем, не обманывал он верных и достойных, как бы ни заставляли они его страдать, умея и это обратить себе на пользу, им же доставляя только приятное.

И вот, полюбил он некую даму из Альби по имени дона Эрменгарда де Кастрас, юную и благородную, прекрасную, милую и куртуазную, сведущую в законах вежества и куртуазной беседе. Очень он ее любил, и чтил ее, и восхвалял в речах и песнях так складно и ладно, что слава ее среди людей весьма умножилась. Долго он ее молил, чтобы она даровала ему усладу по любовному праву. Она же отвечала, что любовницей его не станет, но если он жену свою решится оставить, то замуж она за него пойдет.

Когда же Раймон де Мираваль услыхал, что она согласна выйти за него замуж, то поспешил в свой замок, с радостью великой размышляя, какой предлог ему избрать, чтобы разойтись с женой своею, каковую прозывали Каударенкой по имени Каудейры, отца ее878 . Была она мила и прекрасна, и хорошо умела слагать куплеты и дансы879 , ухаживал же за нею эн Гильем Бремон, добрый рыцарь, прекрасный и благородный. И Раймон де Мираваль, чтобы избавиться от жены, такой выдумал повод, будто не место двум трубадурам под одной крышей. И сказал он ей, чтобы призвала она отца своего и в дом к нему возвратилась. Когда же та увидела, чего ее муж желает, то призвала Гильема Бремона, каковой тут же и явился, и Раймон де Мираваль передал ему жену из рук в руки. И тот ее увез и женился на ней. Дама же, дона Эрменгарда, за коей эн Раймон ухаживал, замуж вышла за соседа своего, знатного сеньора по имени Оливьер де Сайссак880 . И впал тогда Мираваль в великую грусть и печаль, ибо сразу потерял и жену и даму.

Весть об этом разошлась по всей дальней и ближней окрестности, и дошла она до одного достойного каталонского сеньора по имени эн Югэт де Матаплана881 , трубадура прекрасного и искусного, большого друга Мираваля. И он тогда сложил такую вот сирвенту:

Сирвенту, которую вдруг882
Я стал по веленью души
Слагать, в Мираваль поспеши –
Лечить эн-раймонов недуг:
Он прежде был сведущ в знанье
Вежества, но поруганье
Над куртуазностью ныне свершил883 ;
И, забыв о стремленье
Ввысь, он унизил свое поведенье.
Постигшие мудрость наук
Верней ничего не рекли,
Чем то, что порок не внутри
Себя видим мы, а вокруг:
Раймон хранил упованье
На радость, в своем желанье
Всегда проявлял он искренний пыл;
Но столь низко паденье,
Что ныне примет от всех осужденье.
С достойнейшею из супруг,
Искусно слагавшей стихи,
Расстался он: сбившись с пути,
Советчиков выбрал из слуг,
Жить перестал в упованье
На милость дам и признанье
Беседу любезную разлюбил –
Тяжкое преступленье:
Пусть не лелеет надежд на прощенье.
Муж, если он Юности друг884 ,
Быть должен терпим в любви
К другим, как терпимы они;
Но этот на вежество туг;
Смешны его притязанья;
Лишь проявляя старанье
Усердное, вновь он станет ей мил:
Пусть пребудет в смиренье,
Видя возлюбленных к ней приближенье.
Чтоб снова стал весел досуг,
Он в дом ее должен ввести,
Сделав так, чтоб у всех в чести
Вновь стал ее пения звук;
И если негодованье
Он утаит при свиданье
Дамы с любым, кто ее полюбил, –
Тем заслужит почтенье
Всех, кто учтив, а ревнивцев – глумленье.
Дама Каударенка, иль Вам постыл
Тот, в ком живо стремленье
Ценить в Вас изысканность поведенья?

3. РАЗО ВТОРОЕ

Об эн Раймоне де Миравале знаете вы уже из жизнеописания, что перед песнями885 – кто он и родом откуда, так что говоренного повторять не хочу.

Но вот, полюбил он некую Каркассонскую даму по имени Лоба де Пуэйнаутьер886 , дочь эн Р. де Пуэйнаутьера, бывшую жену одного знатного и могущественного Кабаретского рыцаря, одного из совладетелей замка Кабарет. Лоба эта дама была собой прекрасная, прелестная, куртуазная, сведущая в законах вежества и весьма охочая до чести и славы, и все пришельцы и сеньоры знатные той округи, стоило им ее увидеть, влюблялись в нее тот же час – граф де Фуа и Оливьер де Сайссак, Пейре Роджьер де Мирпуа и Аймерик де Монреаль887 , а также и Пейре Видаль, каковой сложил в ее честь множество прекрасных кансон888 . Но всех сильней любил ее Раймон де Мираваль, в песнях и историях превозносивший честь ее и славу, а делал он это лучше, нежели любой на свете рыцарь, песни свои уснащая предисловиями889 и пространными речами, наиприятнейшими для слуха. Лоба же ради великой славы, какую он ей стяжал, и зная к тому же, что лучше всякого иного мог он даму и вознести и принизить, – принимала мольбы его и ухаживания, суля любовную усладу, и, даровав поцелуй, оставила его рыцарем на своей службе. Впрочем, любезности эти она лицемерно ему расточала, ибо не его любила, но графа де Фуа, какового сделала своим любовником. Слух об этой любовной связи разошелся по всей округе, и потеряла она всю свою славу и честь, друзей своих всех и приятельниц, ибо в Каркассоне всякой даме конец, ежели берет она в любовники высокопоставленного сеньора.

Мираваль же, услышав о дурном ее поступке и распространившейся о ней дурной молве, и о том, что Пейре Видаль сложил о ней злую кансону, в каковой есть такая строфа:

Я возмущен: она890
Всей сущностью дурна, –
Веснущат некий граф,
Но Лоба влюблена,
Своим прозваньем нрав
С лихвою оправдав.
Коль графа предпочесть
Царю, чья выше честь,
Смогла, – знать, ни на грош
В ней правды не найдешь.891

– опечалился Мираваль свыше всякой меры и хотел было сам начать ее унижать и злословить о ней, но потом рассудил, что, чем в срам ссорою ввергать их обоих, лучше попытаться обмануть ее, как сам он был ею обманут892 . И стал он ее защищать, историю с графом де Фуа оправдывая и покрывая. Прослышала Лоба, что вопреки печали своей великой Мираваль ее покрывает и оправдывает, и весьма возрадовалась, ибо его-то всех больше она и боялась. И призвав к себе Мираваля, стала она благодарить его за заступничество, плача и говоря так:

– Мираваль, ежели была у меня когда-нибудь честь, слава, друзья и приятельницы, ежели здесь и там превозносились и восхвалялись куртуазные мои манеры, то все это у меня от Вас и Вам одному я обязана. А что не даровала я Вам того, чего Вы желали получить от меня по любовному праву, так в том мне мешала отнюдь не иная любовь, но собственные Ваши слова в кансоне "Призвал меня Амор душой воспрять"893 :

Пристойно даме долг любви отдать.
Коль скоро так, то пусть не погоняет
Кнутом сию Господню благодать.
Все, что не в срок, в достоинстве теряет894

Ибо усладу эту желала я даровать Вам почетно, дабы слаще Вам она показалась. Потому и не торопилась я, ибо два года всего прошло с той поры и пять месяцев, как я с поцелуем взяла Вас в свои рыцари, по слову песни Вашей:

Пошел год третий, рыцарь мой895 ,
Как Вы на службу взяты мной.896

Но теперь вижу я, что Вы не хотите меня оставить ради тех наветов, неверных и лживых, что возводят на меня зложелательницы и враги, и за то клянусь Вам, что как Вы против всех за меня постояли, – так и я ради Вас отрекусь от всех и душу мою Вам дарую и тело, дабы поступали Вы со мною, как Вам заблагорассудится, ибо целиком отдаюсь в руки Ваши и в Вашу власть, прося лишь, чтобы защищали Вы меня и впредь от врагов моих и зложелательниц. И Мираваль с превеликим весельем принял от Лобы ее дар и долгое время получал он от нее все, чего только желал.

Еще до того, однако, влюбился он в маркизу Минервскую897 по имени Джент Эския Минервская, графа Минервского жену, юную, знатную и полную веселья, каковая в жизни никого не обманула еще и не солгала никому, и сама обманута и предана не была. И ради нее покинул Лобу Мираваль, сложив обо всем этом такую кансону:

Песнь я не в силах сплесть898 ,
Но здесь ни злости несть,
Ни лености, зане
Уменье и предмет
И вздохов и бесед
Давно известны мне.
И лишь всего милей
Петь словно соловей,
Но воли я не дам словам,
Не дам о всем уведать вам.
Ведь сам я – Бог то весть –
Держал пиита честь,
Служа такой жене,
Какой не видал свет,
Но и доселе нет.
Мы с ней не наравне,
Безумец, перед ней
Исторг я вихрь страстей.
Но быв обманываем сам,
Перехитрил я цвет всех дам.
Какой же прок в том есть,
Любовну службу несть,
Коль по ее вине
Утрачен амулет,
Амор сошел на-нет.
Не быть меж нас войне!
Даю свободу ей
Других любить смелей,
Но и себе я волю дам
Потворствовать своим страстям.
А ежели учесть,
Что не поможет месть,
И в пламенном огне
Не буду я согрет,
То скажут – это бред
Бушует во лгуне,
И даме, ей-же-ей,
Служа еще верней,
Не ввергну я обоих в срам
И чаю – быть от ней дарам.
В доверье к даме лезть
Не станут лжа ни лесть,
И мерзостны вдвойне
И хитрость и навет.
Не жажду я побед
В Аморовой стране.
Пусть будет тяжелей
Ярмо моих скорбей,
Но чрез сие обоим нам
И честь и славу я воздам.
Все то, что может цвесть
Здесь, на земле, возвесть
Минерва899 к вышине
Должна – и мудрость лет
И юности расцвет
В ее весеннем сне.
Но я страшусь сильней
Врагинь и их затей.
Все ж в плен не сдамся я врагам
И чести дамы не предам.
Спокойтесь! Из путей
Избрал я токмо сей,
Ваш Мираваль. Рубить не дам
Я наши перстни пополам900

4. РАЗО ТРЕТЬЕ

Об эн Раймон де Миравале слыхали вы уже901 , как он, оставаясь с Лобой в мире, сумел ее обмануть. А теперь расскажу я вам, как обманула его дона Алазаис де Буасезон, а потом еще другая дама, соседка ее, по имени дона Эрменгарда де Кастрас по прозвищу "Альбигойская Красавица". Обе были они Альбигойского епископата902 : дона Алазаис, жена эн Бернарта де Буасезона, из замка под названием Ломберт, а дама Эрменгарда – из города под названием Кастра, где она замужем была за знатным преклонного возраста сеньором.

И вот, влюбился Раймон де Мираваль в дону Алазаис, юную, знатную и собой прекрасную и жаждавшую хвалы и чести и славы. И так как знала она, что эн Мираваль мог принести ей больше славы, нежели кто иной на всем белом свете, то, заметив, что нравится ему, очень обрадовалась, стала кидать ему нежные взоры, говорить всевозможные любезности, какие только сказать может рыцарю дама, а он возвеличивать ее стал как только мог и умел в песнях своих и историях, и сложил в ее честь множество прекрасных кансон, славя ее достоинство, благородство и куртуазность, и так ее прославил, что стали ухаживать за ней все знатные сеньоры той округи – виконт Безье903 , граф Тулузский904 и король Педро Арагонский905 , каковым так ее Мираваль нахваливал, что король ее полюбил, не видав906 , и стал ей гонцов слать с письмами и маленькими подарками, умирая от желания ее увидеть. Тогда стал стараться Мираваль, чтобы прибыл король на нее посмотреть и в кансоне "Ныне ветер и мороз..."907 такую сложил строфу:

Пусть в Ломбер прибудет двор:
Радость – в этой стороне;
Здесь король как ухажер
Будет награжден вдвойне –
Где пленителен, остер
Алазаис алмазный взор.
Сроднив любовь и этикет.
Она украсит целый свет.908

И вот, прибыл король в округу Альбигойскую909 и в Ломбер направился, к мадонне Алазаис, и эн Мираваль вместе с ним, прося короля поддержать его в глазах дамы, словцо за него замолвив. Мадонна же Алазаис приняла короля с превеликой охотою и превеликим почетом. А король, едва сел с нею рядом, принялся молить ее о любви, и она все, чего ни пожелает, ему посулила, и получил он тою же ночью все от нее, что хотел. Наутро знал о том уже весь замок и вся свита королевская. Узнал эту новость и эн Мираваль, надеявшийся при заступничестве короля на богатые радости. Весьма он опечалился и огорчился и покинул короля. Долгое время продолжал он сетовать на зло, какое ему дама причинила, и на королевское предательство, и такую по сему случаю сложил кансону, в каковой говорится:

Стремлюсь двум желаньям вослед910 ;
Хочу я не петь с этих пор,
И песнь не велит мне Амор
Бросать, как бросаю я свет.
Хоть и резонно мне впредь
Молчать, не могу не петь:
Юностью вместе с Амором урон
Меры и смысла уже возмещен.

Вот рассказал я вам про дону Алазаис де Буасезон, как она Мираваля обманула и предала, и себя погубила. А теперь хочу я вам рассказать, как предала его и обманула дона Эрменгарда де Кастрас, прозванная, как уже я прежде сказывал, "Альбигойская Красавица".

Итак, прознав, что дона Алазаис де Буасезон обманула и предала Мираваля, призвала его дона Эрменгарда де Кастрас, и он к ней явился. И сказала она ему, что весьма ее печалит то, что о доне Алазаис говорят, но что не менее печалит ее мысль об огорчении, какое должен был и он испытать, и что она полна желания нанесенную той обиду сама перед ним загладить. Он же, приметив ее нежные взоры и слыша слова любезные, в каких та предлагала искупить причиненное ему зло, легко дал себя обмануть и отвечал, что с охотою примет от нее такое искупление. И та приняла его на рыцарскую службу.

И вот, начал эн Мираваль восхвалять, возвеличивать и славить честь ее и достоинство, юность и красоту. Дама же, будучи разумна и куртуазна и сведуща в законах вежества, из тех была, кто умеет отблагодарить друзей своих и приятельниц. Между тем, ухаживал за ней один знатный сеньор той округи, эн Оливьер де Сайссак911 , каковой сказал ей, что желает взять ее в жены.

Эн Мираваль же учтя тем временем, что весьма возвысил ее в чести и славе, награду получить пожелал и стал ее просить об усладе по любовному праву, но отвечала та, что как любовнику, услады ему не даст, а только как супругу, дабы никогда не иссякла и не угасла их любовь, а для того должен он расстаться со своей женой, каковую звали мадонна Каударенка912 .

Мираваль, услыхав, что она готова пойти за него замуж, очень обрадовался и отправился в свой замок, где жене объявил, что не желает, чтобы жена его занималась трубадурским художеством, что довольно и одного под их крышей трубадура, и чтобы собиралась она и возвращалась в дом отца своего, ибо мужем ее быть он больше не хочет. Она же была влюблена в некоего рыцаря по имени Гильем Бремон, в чью честь баллады913 слагала свои. Услыхав, что сказал ей Мираваль, притворилась она весьма опечаленной, и сказала, что хочет друзей призвать и родных, и послала эн Гильему Бремону передать, чтобы он пришел и ее забрал, ибо она желает к нему уйти и выйти за него замуж. Услыхав это, Гильем Бремон весьма обрадовался и, захватив с собою рыцарей, вскочил на коня. Доскакав же до Миравалева замка, спешился он у ворот, а дона Каударенка, узнав о том, сказала эн Миравалю, что вот, прибыли за нею друзья и родные ее, и что с ними она от него уходит. Обрадовался Мираваль, а еще больше жена его. Когда же была она готова к выходу, проводил он ее до ворот и там нашел эн Гильема Брсмона с рыцарями его, каковых он встретил прелюбезно. Дама же, садясь верхом, сказала Миравалю, что коль скоро пожелал он с нею расстаться, то, чтобы передал он ее в жены эн Гильему Бремону. И отвечал Мираваль, что да, охотно, ежели она того желает. Вышел вперед Гильем и взял у него венчальное кольцо, и так он ее и увез.

Расставшись с женою, эн Мираваль отправился к мадонне Эрменгарде и сказал ей, что наказ ее исполнил, с женою своей разошелся и замуж ее выдал, и чтобы и она теперь словом и делом исполнила свое обещание. И сказала ему дама, что он поступил хорошо, а теперь пусть в замок свой идет и принять ее готовится, дабы по зову ее вскоре за ней явиться.

Вернулся Мираваль в свой замок и стал к приему готовиться, ожидая, что вот он ее привезет и устроит большую свадьбу. Дама же послала за эн Оливьером де Сайссаком, и тот не замедлил явиться. И сказала она ему, что полна желания исполнить все, чего он ни пожелает, и выйти за него замуж; и возвеселился он больше всех на свете. И так устроили они, что вечером того же дня отвез он ее в самок свой, а назавтра, устроив большую свадьбу, они поженились.

Дошла до эн Мираваля новость, что дама его взяла в мужья эн Оливьера де Сайссака. Он весьма огорчился и опечалился, ибо ради нее с женою своею расстался, а она за него замуж обещала выйти и распорядилась, чтобы он готовился к свадьбе. К тому же, не переставал он грустить из-за донны Алазаис де Буасезон, – из-за той обиды, что нанесла она ему с королем Арагонским, и потерял он всякое веселье и радость и утешение, перестал петь и слагать каннсоны, и два года был как потерянный. Многие же трубадуры-рыцари насмехались над тем, как дамы его обманули.

Но вот одна юная и знатная дама по имени мадонна Брюнейссенс де Кабарет, жена эн Пейре Роджьера де Кабарета, охочая до чести и славы, послала ему приветствие с утешением, прося его ради нее возвеселиться, говоря, – пусть он знает, что, ежели не явится он к ней до того, то она непременно сама его навестить придет, и давая ему такие любовные заверения, что он-де поймет: она-то его не обманет. И вот сложил он по сему случаю такую кансону, которую вы сейчас услышите:

Благословен посол914
И та, кем послан он.
А я ей бью поклон,
Коль радость я обрел.
Но претерпел я вдоволь зол
И столь был ими поражен,
Что вряд ли дама увлечется мной
И одарит любовью неземной.
У ней на службе цвел,
Сей дамой восхищен,
И быть вознагражден
Я ждал, как богомол.
Меня б с того пути не свел
Ни князь, ни граф, и ни барон,
Зане на красоту пал выбор мой,
И взор пленился знатною красой.
Так высоко престол
Сей дамы вознесен,
Что злобный хор ворон
Туда бы не дошел.
Но был его я, как орел
Полета вольного, лишен:
То ошалелый, я терял покой,
То сладость ревностной вкушал душой.
И я спустился в дол,
Стал ниже всех имен,
Чтоб любодей Гирон915
На смену не пришел.
И я стоял, как нищий, гол
Соперниками окружен.
Но как я есмь знаток в любви большой,
То всяк одобрит выбор и такой.
Я госпожу почел
Надежней, чем закон –
Что вечен будет сон
Любви, что я обрел.
Всяк шаг ее мне, как укол,
Она коварней прочих жен.
Так обдели ее ты, Боже, красотой,
Чтоб не страдал я от обиды той.
Я ей служил, как вол,
Любовью нагружен.
Не снес бы и Самсон916
Подобный произвол.
Так был ей груз любви тяжел,
А я грошом вознагражден, –
Унижен я сей нищенской ценой.
Пошли мне, Господи, удел иной!
Унижен Мираваль такой женой
И не введет ее он в замок свой.
Храни Господь Аудьярт917 со всей страной,
Зане от ней все краше мир земной.918

5. РАЗО ЧЕТВЕРТОЕ

В то время, когда французы и Церковь завладели землями графа Тулузского, потерявшего при этом Аржанс и Бокер, когда французы захватили Сен-Жиль, Альбигойскую округу и Каркассон, а Битерройскую разорили919 , и убит был виконт Безье920 , все же добрые тех мест люди, что не были убиты, в Тулузу бежали, – Мираваль тогда пребывал у графа Тулузского, с коим друг друга они величали "Аудьярт"; жил он там в великой печали, ибо все люди благородные, коим граф был сеньор и глава, все дамы и рыцари его разорены были или убиты; к тому же, как слыхали вы, потерял жену он, а дама обманула его и предала, и замка своего он также лишился.

И вот, прибыл в Тулузу король Арагонский921 , дабы с графом переговорить и сестер повидать своих, дону Альенор и дону Санчу922 , и всех весьма утешил – и сестер, и графа, и крестника своего и всех добрых жителей тулузских, пообещав графу, что поможет ему отвоевать Бокер с Каркассоном, а эн Миравалю – замок его, и все так сотворит, что люди благородные снова вернутся к веселью, какового лишились.

Тогда эн Мираваль, от радости, какую принесло ему обещанье, королем ему и графу данное, – потерянное вернуть, – и к какой располагала и наступившая летняя пора (а он до того зарок дал, что не станет слагать песен до тех пор, пока не вернет утраченного замка); а также и оттого, что влюблен был в дону Альенор, жену графа, самую лучшую и наипрекраснейшую на свете даму, коей он до того открыто не выказывал любви своей, – всего того ради сложил кансону, в каковой говорится:

Любо петь, когда весна923
В свой наряд разубралась.
Не смолкает птичий глас
И синеет вышина,
В мире всюду благодать.
Так и тот, кто счастья чает
И Амора привечает
Должен сладостью вздыхать,
Должен о любви мечтать.
Не склоняется она,
И далек от счастья час.
В черной горести влачась,
Чашу мук я пью до дна.
Не гневясь, я стану ждать,
Страх мне сердце наполняет
И язык мой умолкает.
К даме я боюсь воззвать,
О любви своей сказать.
Песня робости полна,
Ибо вижу я отказ
В строгом взоре милых глаз
Той, кому душа верна,
Той, чья благодарна стать
Лик божественный являет,
Всех красавиц затмевает
С нею некого равняет,
Мне ж она не хочет внять.
Хочет, чтобы ей сполна
Рыцари служили враз
Без притворства и прикрас
Гонит прочь льстеца, лгуна
И мужлана будет гнать,
Но достойных поощряет,
Их улыбкой одобряет.
Всяк ее рад восхвалять,
Издали ей песни слать.
Дам прекрасных имена
Мог бы я назвать тотчас,
Но восторг от них угас,
Их краса омрачена.
Та же будет процветать,
Кто как роза расцветает,
Всех превыше обитает.
Ей хотеть красы додать –
Невозможного желать.
Дама в мире мне одна.
Не из подлых я пролаз,
Благороден мой Пегас,
Стать в нем витязя видна.
Надобно сей даме знать,
Как любовь моя пылает,
Но и честь и место знает,
Льзя ль ее прозрачну гладь
Презирать и осуждать?
Песнь, ты королю должна924
Радость несть, как хризопраз,
Дабы он на юге спас
Тех, кому грозит война.
Должен он врагов карать,
Каркассон да охраняет,
Монтегут обороняет925 .
Будет галлов поборать926
И арапов черну рать927 .
Госпожа! Вам век блистать.
Мираваль вас воспевает,
Песни в вашу честь слагает,
Чая в скорости опять
Лен утраченный стяжать.
На мою защиту встать
Сам король мне обещает,
И Аудьярт он защищает,
Дабы рыцарям опять
Радости любви стяжать928

Сложив же эту кансону, послал он ее в Арагон королю. Тот же с тысячью рыцарей явился к графу Тулузскому, дабы ради той кансоны929 выполнить данное им обещание отвоевать потерянные графом земли. И ради той же кансоны был он убит при Мюре французами930 , и из тысячи бывших с ним рыцарей ни один не спасся.

LIX ПЕРДИГОН931

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Пердигон был жонглер, хорошо умевший играть на виоле932 и слагать песни, родом из Гавауданского епископата, из городка под названием Лесперон, сын одного бедного человека рыбака. И за ум свой и трубадурское художество был он весьма возвышен в чести и славе, ибо Дофин Овернский933 взял его рыцарем к себе на службу и долгое время ему жаловал платья и оружие, замки и доходы. И князья все и большие сеньоры знатные оказывали ему великий почет, и долгое время наслаждался он превеликими дарами судьбы934 , но вот все изменилось вдруг, и смерть похитила у него счастье935 , дав взамен несчастье, так что лишился он друзей своих и подруг, чести, славы и имения своего. И тогда поступил он в цистерцианский монастырь и умер монахом.

2. ВАРИАНТ

... Но вот. в расцвете чести и славы он вместе с эн Гильемом Баусским, принцем Оранским936 , эн Фолькетом Марссльским. епископом Тулузским937 и неким аббатом из Сито ходил в Рим938 , дабы вредить графу Тулузскому939 и собрать крестовый поход. Вследствие же этого похода добрый наш граф Раймон Тулузский лишился всего имения своего, убит был граф Безье940 , племянник его, разорены графства Тулузское, Керси, Безье и Альбигойская округа941 , убит при Мюре с тысячею рыцарей своих король Педро Арагонский942 и двадцать тысяч погибло жителей; все же это Пердигон помогал снарядить и устроить и песнь сложил, в каковой призывал к крестовому походу, каковую услыхав, становились многие крестоносцами943 , а когда победили французы и смерти предали короля Арагонского, платья ему жаловавшего и подарки, он Бога благодарил. И за все то лишился Пердигон чести, славы и имения своего944 , и все люди достойные, какие оставались в живых, презрение ему выказали и ни видеть его не желали, ни говорить с ним. Все же сеньоры те, что были его друзьями, на войне погибли – граф де Монфор945 и эн Гильем Баусский, и прочие все, кто крестовый поход снаряжал; а граф Раймон все свои владения возвратил946 .

И вот, не смел Пердигон никуда показаться, а Дофин Овернский лишил его меж тем земли и ренты той947 , что прежде пожаловал. И тогда отправился он к Ламберту де Монтайлю, зятю эн Гильема Баусского и просил его, чтобы тот ему помог поступить в монастырь цистерцианского ордена под названием Сильвабела. И определил его тот монахом в монастырь, и там он умер.

LX ДОНА ЛОМБАРДА948

Дона Ломбарда была знатная дама родом из Тулузы, милая, куртуазная и прекрасная лицом. Превосходно владела она трубадурским художеством и отличные слагала любовные куплеты. Прослышал о достоинствах ее эн Бернарт Арнаут949 , брат графа д’Арманьяк, и прибыл в Тулузу, стремясь увидеть ее. Долгое время пребывал он с нею, весьма с нею сблизившись, и просил ее о любви. Но вот сложил он однажды такие о ней строфы и, отослав их ей, на коня вскочил и, даже не повидавшись с нею950 , отбыл в свои владения:

Ломбарды ради стать ломбардцем впору951 :
Гвискарда с Аламандою952 , без спора,
Приятны, но она милее взору,
Хвалящему ее – не знать укора.
Но дивный вид
Ее сокрыт,
Он, вопреки Амору
Свой блеск от нас таит.
Сеньор Джордан953 , отдам Вам вроде дани
Власть в Галлии, в Нормандии, в Бретани,
А Вы отдайте мне без пререканий
В Ломбардии, в Ливорно и в Ломани;
Коль скоро так,
Я Вам не враг.
Подъяв на поле брани
За Вас свой стяг.
Зерцало-Благ954 ,
Тому, кто наг,
Отрада Вы заране;
Не тронет пусть любви вахлак.

Дона же Ломбарда, весть как услыхала, что убыл эн Бернарт Арнаут, не простясь, подивилась весьма и стих ему направила такой:

Бернарда ради мне не стать Бернардой955 ,
Арнауту Арнаудой бы не стала,
И благодарствую я Вам немало,
Зане с двумя другими в ряд я встала.
Но кто ж из дам
Милее Вам
И кто же то зерцало
По Вашим же словам?
Ведь зеркало без образа смущает
Спокойствие мое и нарушает;
Но имя мне мое напоминает
То, что мне думу с думой примиряет.
Но знать как раз
Хочу сейчас,
Где сердце пребывает.
Молчит оно у Вас.956

LXI ПЕЙРЕ де БАРДЖАК957

Пейре де Барджак, наперсник Гильема де Балауна958 , был рыцарь куртуазный и весьма ладный, каким рыцарю Гильема де Балауна быть подобало.

И вот, полюбил он некую даму из замка Джауджак, жену некоего тамошнего сеньора, а она его, и получал он от нее все, чего только желал; знал об их любви и Гильем де Балаун. И вот, Пейре с Гильемом де Балауном приехали как-то вечерком в Джауджак, и завел он с ней беседу. Случилось, однако, что вскорости вышел он от нее мрачный и злой, ибо дама дала ему крутую отставку. Наутро Гильем уезжал, и Пейре, грустный и опечаленный, вместе с ним. Стал Гильем его расспрашивать, отчего у него такой грустный вид, и тот открыл причину. Стал эн Гильем его утешать, обещая их замирить, и немного времени спустя, когда они воротились в Джауджак, восстановлен был мир, и Пейре вышел от дамы счастливый той усладой, какую она ему даровала.

И вот, написан тут комжат959 , каковой он ей тогда после ссоры направил.

Навеки час разлуки наступил960 .
Чистосердечно Вам я говорю,
Что за любовь я Вас благодарю,
Умели Вы ко мне благоволить!
Но если ныне Вы хотите быть
С другим, я Вас нимало не презрю
И никогда за то не укорю,
Мы с Вами будем, как и прежде, жить
И, право, у меня достанет сил
Притворствовать, что Вас я не любил.
Однако охраню, как и хранил
Своей любви погасшую зарю.
По Вашей воле все я сотворю
И буду так же преданно служить,
Хоть знаю – Вам меня не усладить,
Хоть Вы сулили: Вас я одарю
Такой отрадой, что богатырю
Подстать, дабы венком его увить.
И если бы Вас рок на то склонил,
Так час бы сей мне дорог был и мил.
По-вашему, в сердцах я говорил,
Чтобы затеять нынче с вами прю?
Сударыня, я с Вами не мудрю.
Другую буду я теперь любить,
А Вы – другого. Вас лишь уронить
И ищет он, а я в любимой зрю
Ту, с коей я нимало не хитрю.
Она сумеет верность мне хранить,
В ней юность, добродетель, стать и пыл –
То, чем в былом Господь Вас наградил.
Взаимных клятв я наших не забыл,
И если так, то Вас уговорю
Пойти вдвоем к святому алтарю,
Дабы грехи взаимно отпустить.
А будущее загодя простить,
И я Вас радостию озарю,
Рассеяв мрак, подобно фонарю,
Ничем не чая впредь Вас огорчить.
Простите мне, как и я Вам простил!
Тогда бы я вовеки не грустил.
Я ревности бы в сердце не носил,
Но Вас, поверьте, так боготворю,
Что от нее я как в огне горю.
Ревнивца долго ли ума лишить,
И он невесть, что станет говорить,
Вот так и я: когда на Вас смотрю,
Нет мне приюта, нищему царю.
Ревнивец будет сам себя язвить.
Проказою себя я изъязвил
И тем себя от всех огородил.
Знать по душе Вам мой ревнивый пыл?
Так радуйтесь: разлуки час пробил.

LXII АЛЬМУЭЙС де КАСТЕЛЬНОУ И ИЗОЛЬДА де ШАПЬО961

Дона Изольда де Шапьо так просила мадонну Альмуэйс де Кастельноу простить рыцаря ее, эн Ги де Турнона, жестоко провинившегося перед нею, каковой, великую совершив измену, с повинной, однако, не приходил и не каялся в том нимало:

Госпожа моя Альмуэйс962 !
Я с просьбою к Вам пребольшой!
Долгий гнев премените свой
На такую ж милость небес
К тому, кто желал бы сейчас
Отпущенья просить у Вас.
Он в отчаяньи изнемог.
За него я даю зарок,
Если будет Вами прощен,
То грешить уж не станет он.

Мадонна же Альмуэйс, каковая эн Ги де Турнона любила и печалилась весьма о том, что он не кается в своей вине, мадонне Изольде таким ответила куплетом:

Госпожа Изольда моя963 !
Гнев на милость могу сменить
И могла б как прежде с ним быть,
Знай его раскаянье я.
Он с повинной не приходил,
Грех простить ему не молил,
Так зачем же его жалеть?
А как вы заставите впредь,
Чтобы мне покаялся он,
Так и будет тотчас прощен964

LXIII АЙМЕРИК де ПЕГИЛЬЯН965

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Эн Аймерик де Пегильян родом был из Тулузы, сын горожанина, торговца тканями. И выучил он множество сирвент и кансон, но исполнял их очень плохо. И вот, полюбил он некую горожанку, соседку свою, и эта любовь научила его трубадурскому художеству966 , и сложил он в ее честь множество прекрасных кансон. Но муж дамы повздорил с ним и его оскорбил967 , а эн Аймерик отомстил ему ударом по голове шпагой. Оттого пришлось ему из Тулузы бежать в изгнание968 .

И вот, отправился он в Каталонию, где принял его эн Гильем де Бергедан969 , какового возвеличил он в первой же песне, какую там сложил970 . И тот сделал его жонглером, пожаловав коня и платье и представив королю Альфонсу Кастильскому971 , который одарил его богатым снаряжением.

Долгое время оставался он в той стороне, а потом направился в Ломбардию, где вся изящная публика его встретила с почетом превеликим. В Ломбардии он и умер972 . И вот тут написаны некоторые из его кансон, как вы сейчас услышите.

2. ВАРИАНТ973

И случилось так, что муж дамы от раны выздоровел и отправился в паломничество к Святому Якову Компостельскому974 . Прознал о том эн Аймерик, и сильно захотелось ему побывать в Тулузе. И пошел он к королю и сказал, что ежели угодно тому, он сходит проведать маркиза Монферратского975 . И дал ему король позволение и снабдил всем необходимым в дорогу. Полагая, что король историю его знает, сказал ему Аймерик, что ехать намерен через Тулузу, и понял тот, что зовет его любовь, и дал провожатых до Монпелье976 . Он же, рассказав им все, просил их о помощи, ибо даму свою намеревался посетить под видом больного. Те отвечали ему, что исполнят все его приказания.

Когда же прибыли они в Тулузу, то стали спрашивать провожатые, где дом того горожанина, и он им был указан. Там нашли они даму ту и сказали, что двоюродный брат короля Кастильского, направляясь в паломничество, дорогою приболел, и просили для него убежища в ее доме; и отвечала она, что будет он принят с подобающими почестями. Ночью явился эн Аймерик, и товарищи уложили его в роскошную постель. Наутро эн Аймерик призвал даму, и та, в спальню едва войдя, тотчас узнала его и весьма подивившись, спросила, как удалось ему проникнуть в Тулузу. Он же отвечал, что ради любви к ней, и всю свою историю ей поведал. И дама, сделав вид, что натягивает на него покрывало, поцеловала его.

Что было дальше, не знаю, только десять дней и десять ночей оставался там эн Аймерик под видом больного, после чего, удалясь оттуда, прибыл к маркизу, каковой оказал ему отличный прием.

И здесь вы найдете творения его:

– Дама, зачем эта пытка так зла977 ?
– Сеньор, речь безумца мне не мила.
– Дама, молю хоть о капле тепла.
– Сеньор, бесплодным мольбам нет числа.
– Дама, немолчна моя Вам хвала.
– Сеньор, я желаю Вам только зла.
– Дама, тоскою душа изошла.
– Сеньор, а моя зато весела.
– Дама, утешьте последний мой час.
– Сеньор, долго ждать Вам, вот весь мой сказ.
– Дама, сиявший мне светоч угас.
– Сеньор, это нравится мне как раз.
– Дама, скорбями чреват Ваш отказ.
– Сеньор, разве есть любовь на заказ?
– Дама, единый Ваш взор меня б спас.
– Сеньор, не должно быть надежд у Вас.
– Дама, я прав не повсюду лишен.
– Сеньор, в добрый путь! Иль ждете препон?
– Дама, любовь к Вам мне ставит заслон.
– Сеньор, я не знаю, зачем ей он.
– Дама, со мной слишком резок Ваш тон.
– Сеньор, он для Вас и изобретен.
– Знать, Дама, непоправим мой урон.
– Сеньор, для меня Ваша речь – закон.
– Амор, к равнодушью привел Ваш путь.
– Друг, выбрав цель, я не вправе свернуть.
– Амор, зло сразит Вас когда-нибудь.
– Друг, Вам жалеть не придется отнюдь.
– Амор, не любим я Дамой ничуть.
– Друг, я хотел бы Вас с лучшей столкнуть.
– Амор, но боль разрывает мне грудь.
– Друг, я найду, как убытки вернуть.
– Амор, Вас к краху ведет Ваша прыть.
– Друг, нет причин так меня честить.
– Амор, Вы хотите нас разлучить.
– Друг, жить в разлуке милей, чем не жить.
– Амор, я не в силах Даму сменить.
– Друг, Вам придется желанья смирить.
– Амор, впредь могу ль я радость вкусить?
– Друг, для того надо ждать и служить.

LXIV АДЕМАР ло НЭГР978

Эн Адемар ло Нэгр был родом из Альбигойского Шато-Вье. Был он муж сладкоречивый и куртуазный, и у изящной публики превеликим пользовался почетом, особенно же у короля Педро Арагонского979 и графа Раймона Тулузского980 , каковой потом лишился графства, а тогда дал ему в Тулузе дома и земли. Песни он складывал, как умел.

LXV ГИЛЬЕМ ФИГЕЙРА981

Гильем Фигейра родом был из Тулузы, сын портного и сам портной. Когда французы овладели Тулузою982 , бежал он в Ломбардию. Пел он хорошо и владел трубадурским художеством и стал городским жонглером983 . Не из тех он был, кому по нутру подвизаться в высшем обществе среди знатных сеньоров, зато очень нравился он шлюхам, девкам публичным и владельцам таверн984 . Завидев, что туда, где он находится, идет какой-нибудь придворный, он мрачнел, досадовал и старался его принизить, превознося какую-нибудь гулящую девку.

LXVI ПЕЙРЕ ГИЛЬЕМ ТУЛУЗСКИЙ985

Пейре Гильем родом был из Тулузы, муж куртуазный и весьма подходящий для вращения среди изящной публики. Сложил он множество отличных строф, чересчур даже, а также сирвенты, жонглерские986 и иные, в каковых хулил сеньоров. Под конец удалился он в монастырь в Спазе.

LXVII АЛЬБЕРТЕТ КАЙЛЬЯ987

Альбертет Кайлья был альбигойский жонглер. Хотя и немного было в нем достоинств, но соседи и дамы альбигойские его любили. Сложил он одну добрую кансону и несколько сирвент, а за пределы округи своей не вышел ни разу.

LXVIII РАЙМБАУТ ОРАНСКИЙ988

Раймбаут Оранский сеньор был Оранжа, Куртезона и множества иных замков, муж ладный, сладкоречивый, сведущий в законах вежества и искусный во владении оружием. Весьма любил он ухаживанье куртуазное, достойных общество дам и, избрав изысканные рифмы и темную манеру989 , слагал песни добрые и кансоны.

Долгое время любил он некую даму из Прованса по имени мадонна Мария де Верфейль990 , каковую в песнях своих именовал "Мой жонглер"991 Долго любил он ее, а она его, и сложил он в ее честь множество прекрасных кансон и посвятил ей множество подвигов.

После того полюбил он добрую нашу графиню д’Юржель992 , родом ломбардку, дочь маркиза Буски, каковая среди юржельских дам пользовалась особым почетом и славой; полюбил же ее Раймбаут, никогда не видав, по одним добрым слухам о ней, а она его993 . С того времени стал он ей посвящать кансоны свои, посылая их с жонглером по имени Россиньоль, как сказано в одной из них:

Друг мой Соловей994 ,
Грусть свою развей
Скорей, и порадуй нас
Простою чистою песней,
И поспеши сей же час
В дар отнести эту трель
Милой графине в Юржель995

Долгое время направлялись помыслы его к этой графине, любил же он ее не видя, и так никогда и не собрался пойти на нее поглядеть. Слыхал я от нее, в бытность ее уже монахиней, что ежели бы тогда он пришел, то она бы такую даровала ему усладу: тыльной стороной руки дозволила бы потрогать голую свою ногу996 .

Умер Раймбаут, все любя ее, наследника же не оставил, так что перешел Оранж к двум дочерям его. Из них одна вышла замуж за сеньора д’Агута, другая же родила эн Юка де Бо и эн Гильема Баусского, а от первой родился Гильем Оранский, молодым умерший злой смертью, и Раймбаут, каковой пол-Оранжа передал ордену Госпитальеров997 .

Я совет влюбленным подам998 ,
Но забочусь не о своем,
Ибо к лести глух и хвалам,
Касательно ж собственных драм
Не обмолвлюсь сам ни словцом;
И солгать не даст мне Амор,
Что слугою был верным самым
Я ему, угождая дамам.
Воздыхателям-простакам
Сложный курс науки о том,
Как любимым стать, преподам,
Чтоб, внимая моим словам,
К цели шли они прямиком;
Вздернут будь или брошен в костер
Тот, кто речь мою глушит гамом!
Всяк учись по моим программам!
Те владеют сердцами дам,
Тех любезный встретит прием,
Кто сумеет дерзким речам
Дать отпор, то бишь по зубам
Дать как следует кулаком;
Угрожая, не бойтесь ссор!
С несговорчивой – будьте хамом!
Благо кроется в зле упрямом.
Чтобы путь проложить к сердцам
Лучших, действуйте только злом:
Дайте волю дурным словам,
Грубым песням и похвальбам:
Чтите худших; вводите в дом
Тех, чей всем известен позор, –
Словом, дом свой покройте срамом,
Чтоб не стал кораблем иль храмом999 .
Этим следуя образцам,
Преуспеете! Я ж в другом
Плане действую, ибо там,
Где лукавите вы, я прям,
Мягок, верен, честью ведом,
Вижу в женщинах лишь сестер –
И... подобным увлекшись хламом,
Я приблизился к страшным ямам.
Вы избегнете этих ям,
Но, поняв, что я стал глупцом,
По моим пойдете следам,
Поступайте же, как я Вам
Заповедал, не то потом
Чувство вас возьмет на измор;
Да и я наглецом упрямым
В дом приду к самым милым дамам.
Выдам всем сестрам по серьгам,
Ибо я с тех пор не влеком
Ни к которой, увы, из дам,
Как "Мой Перстень"1000 наделся сам
Мне на палец... Молчи о том,
Мой язык! Не суйся! Позер
Жизнь кончает, увенчан срамом!
Нет во мне пристрастья к рекламам.
Это знает Милый Жонглер1001
Та, что мне не пометит шрамом
Сердца, ибо не склонна к драмам.
Ей пошлю стихи – курс тем самым
На родной мой Родес1002 задам им.
* * *
Сеньоры, вряд ли кто поймет1003
То, что сейчас я петь начну,
Не сирвентес, не эстрибот1004 ,
Не то, что пели в старину,
И мне неведом поворот,
В который под конец сверну,

чтобы сочинить то, чего никто никогда не видел сочиненным ни мужчиной, ни женщиной, ни в этом веке, ни в каком прошедшем.

Безумным всяк меня зовет,
Но, петь начав, не премину
В своих желаньях дать отчет,
Не ставьте это мне в вину;
Ценней всех песенных красот –
Хоть мельком видеть ту одну.

И могу сказать почему: потому что, начни я это для Вас и не доведи дело до конца, Вы решили бы, что я безумен, ибо я предпочту один сол1005 в кулаке, чем тысячу солнц в небе.

Я не боюсь теперь невзгод,
Мой друг, и рока не кляну,
И если помощь не придет,
На друга косо не взгляну.
Тем никакой не страшен гнет,
Кто проиграл, как я, войну.

Все это говорю из-за Дамы, которая прекрасными речами и долгими проволочками заставила меня тосковать, не знаю зачем. Может ли быть мне хорошо, сеньоры?

Века минули, а не год
С тех пор, как я пошел ко дну,
Узнав, что то она дает,
За что я всю отдам казну.
Я жду обещанных щедрот,
Вы ж сердце держите в плену.

Господи, помилуй! In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti1006 ! Дама, да что же это получается1007 ?

Вы – бед и радостей оплот,
Я песню ради Вас тяну;
Еще с тремя мне не везет –
Вас четверо на всю страну;
Я – спятивший жонглер, я – тот,
Кем трогаете Вы струну.

Дама, можете поступать как Вам угодно, хоть как госпожа Айма со своей рукой1008 , которую она кладет, куда ей нравится.

"Не-знамо-что" к концу идет –
Так это окрестить рискну;
Не знаю, точен ли расчет
И верно ль выбрал я длину;
Мне вторящий – пускай найдет
Здесь сладостную новизну;

если же его спросят, кто это сочинил, он может сказать, что тот, кто способен все делать хорошо, когда захочет.

* * *
Светлый цветок перевернут1009 :
Он на холмах и на скалах
Вырос под мертвые трели
Среди оголенных прутьев;
Зимний цветок этот – наледь –
Может кусаться и жалить,
Но зелень моя весела
При виде увядшего зла.
Все в мире перевернул я,
Стали долиною скалы,
Гром отзывается трелью,
Покрылись листьями прутья,
Цветком прикинулась наледь,
Стуже – тепла не ужалить,
И так моя жизнь весела,
Что больше не вижу я зла.
Люди, чей мир перевернут
(Будто росли они в скалах),
Могут унять свои трели
Лишь под угрозою прутьев,
Мутны их речи, как наледь,
Каждый привык только жалить,
Тем больше их жизнь весела,
Чем больше в ней сделано зла.
И Вас бы перевернул я,
Целуя,-пусть видят скалы!
Для Вас рассыпаюсь трелью,
Хоть взор Ваш – хлесткие прутья.
Не могут ни снег, ни наледь
Больней, чем бессилье, жалить;
Что ж, доля не весела,
Но к Вам не питаю я зла.
Я словно был перевернут,
Блуждая в полях и скалах;
Меня не трогали трели,
Как школьника – связка прутьев;
Я горевал, будто наледь
Стала и впрямь меня жалить,
Но жизнь – видит Бог – весела,
Хоть лжец и принес много зла.
Так песню перевернул я,
Что ей не преграда скалы;
Пусть зазвенит она трелью,
Пусть зацветут ее прутья
Пред Дамой моей – пусть наледь,
Подтаяв, не станет жалить,
Хороша песнь – весела,
Затем что чурается зла.
О Дама, любовь весела1010
И тщетны усилия зла.
Не так уж душа весела,
Жонглер1011 , и хула моя – зла.

LXIX ГРАФИНЯ де ДИА1012

Графиня де Диа добрая была дама и собой прекрасная, жена Гильема Пуатевинского. Полюбила она эн Раймбаута Оранского1013 и сложила в его честь множество прекрасных кансон. И вот, некоторые ее песни здесь написаны:

Печалью стала песня перевита1014 ;
О том томлюсь и на того сердита,
Пред кем в любви душа была раскрыта;
Ни вежество мне больше не защита,
Ни красота, ни духа глубина,
Я предана, обманута, забыта,
Впрямь, видно, стала другу не нужна.
Я утешаюсь тем, что проявила
К Вам, друг, довольно нежности и пыла,
Как Сегуин Валенсию, любила1015 ;
Но хоть моя и побеждала сила,
Столь, друг мой, Ваша высока цена,
Что Вам в конце концов и я постыла.
Теперь с другими Ваша речь нежна.
Как быстро Вы со мной надменны стали!
Не правда ль, друг, могу я быть в печали,
Когда Вас грубо у меня отняли,
Хоть мне и безразлично, эта, та ли,
И что пообещала Вам она?
А вспомните, как было все вначале!
Разлука наша – не моя вина.
Забвенье клятв взаимных душу ранит,
Но влечься к Вам она не перестанет,
Ибо, как прежде. Ваша доблесть манит,
И здешняя ль, чужая ль – им числа нет!
Любить желая, в Вас лишь влюблена;
Надеюсь, друг. Вам тонкости достанет
Ту отличить, что Вам навек верна.
Мне славы хватит отразить упреки:
Род стар, нрав легок, чувства же глубоки
И не присущи внешности пороки;
Как вестника, я шлю Вам эти строки.
Прекрасный друг мой, ибо знать должна.
Из гордости ли Вы ко мне жестоки,
Иль это злонамеренность одна.
Понятны ль Вам в посланье сем намеки
На то, сколь гордость для людей вредна?


LXX РАЙМБАУТ де ВАКЕЙРАС1016

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Раймбаут де Вакейрас был сын бедного рыцаря родом из Прованса, из замка Вакейрас. Отца его звали Пейрор и слыл он безумным.

Сделался эн Раймбаут жонглером и долгое время оставался при Гильеме Баусском, князе Оранжа1017 . Он умел хорошо петь и добрые слагал стихи и сирвенты, и принц Оранский весьма его ублажал, возвышал и чтил и представил многим куртуазным сеньорам, прося любить и жаловать.

После того прибыл он в Монферрат к маркизу Бонифачио1018 и долгое время оставался при его дворе. Там он разумом возрос, а также укрепился во владении оружием и в трубадурском художестве. И там полюбил он сестру маркизову по имени мадонна Беатрис1019 , жену Энрико дель Карретто и сложил в ее честь множество прекрасных кансон, в них ее величая "Прекрасный рыцарь". И все считали, что он от любви к ней без ума.

Когда же отправился маркиз в Восточную империю, то и его с собой взял и в рыцари посвятил, и в королевстве Солунском множество ему пожаловал земель и большую ренту1020 . И там он умер.

И вот некоторые из его кансон:

Мне образец мотива1021
Дал Монт Рабей1022 ,
Чтоб я спел, как красиво
В стране моей
Турнир разыгран – диво
Недавних дней.
Я расскажу правдиво,
Кто из гостей
Вел себя неучтиво
С Дамой своей.
Встретясь, рыцари живо
Всех лошадей
Переменяли счастливо –
Чья же ценней?
То-то была пожива!
Спор начавшему – слава –
Дону де Бос1023 !
Лошадь его костлява,
И взгляд раскос,
Притом дикого нрава –
Какой с них спрос?
Тут езда – не забава!
Копье занес
Эн Раймон1024 величаво,
Но обошлось
Дело без костоправа:
Просто увез
С собой кобылку. Право,
Не стоит слез
Убыль, коль судим здраво.
Мчался, лица не пряча,
Сквозь гром и дым
Сам Драгонет1025 на кляче,
Цел, невредим;
Был его конь не иначе
Конем лихим,
Силою всех богаче,
Зато и злым,
И низкорослым в придачу,
И остальным
Не взял – вот незадача;
Сброшенный им,
Поведал чуть не плача,
Друзьям своим
Всадник о неудаче.
Смело врага встречая,
Граф де Боке1026
Скакал, души не чая
В своем коньке.
Был храбр Монлор1027 , ристая
Невдалеке,
И отдалась гнедая
Его руке,
Средь рычанья и лая
Мчась налегке.
Граф, другую седлая,
Не стыл в тоске:
Ржет теперь вороная
В том табунке –
Более молодая.
И Барраль из Марселя1028
Не думал пасть,
Был скакун его в теле,
Каурая масть,
Всех проворнее в деле.
Крепкую снасть
Ловцы сплести успели,
Решив напасть,
Когда был он у цели.
Эн Барраль клясть
Начал тех, что посмели
Лошадь украсть.
Но над ней неужели
Вернет он власть,
Вновь поймав еле-еле?
Выехал на арену
Эн Понс1029 верхом
Честь его я задену
И со стыдом
Опишу эту сцену,
Этот разгром:
Оруженосец, измену
Взлелеяв тайком,
Стал своему сюзерену
Грозить копьем;
Эн Понс готовился к плену,
Но пегую в дом
Тот вел, обтирая пену,
Забыв о нем.
Ищет эн Понс замену.
Де Мельона1030 сначала
Ждал лишь успех,
Но арабка устала
быстрее всех –
В стойле жирок нагуляла,
Был такой грех.
В его враге немало
Доблестей тех,
. . . . . . . .
. . . . . . . .
Поместил под забрало
Он без помех;
Тот, когда затрещало,
Сказал сквозь смех,
Что жалеть не пристало.
Отличился в ристанье
И Авенгут1031 ;
Лошадь купил в Испании,
Был с нею крут –
Увели!.. Он в незнанье
Кто ж этот плут.
. . . . . . . .
. . . . . . . .
Ибо в стране Германии
Не найдут
Трех из его компании;
Правда, тут
Я не слыхал рыданий,
Видно, не ждут
Их назад из скитаний.
* * *
Имеет слабость больше сил1032 ,
Чем сила; тот, кто слаб и мал,
Ослабив сильных, побежал,
Великий проявляя пыл;
Лишь тот, кто слаб бывал, но смел,
У силы честь отнять умел.
Над сильным властен слабый пол.
Вздор некий то всегда губил,
Что сам творил и разрушал;
Мир видел в нем свой идеал,
А он – ущерб лишь приносил.
Так где безумию предел?
Вздор в этом мире преуспел,
Поскольку мир в нем вкус нашел.
Служа судьбе, я проследил,
Как кислый вскоре сладким стал;
Знать, оба от одних начал,
Коль кислый сам себя сластил.
И холод медленно теплел
В боренье нежном этих тел,
Где сладкий кислого борол.
Мне часто был умерший мил,
Я видел, как он воскресал;
Он больших заслужил похвал,
Чем тот, который только жил1033 .
Умерший полн грядущих дел;
Кто смерти страх преодолел,
Не мыслит смерть одним из зол.
То стужу грел, то жар студил1034
Благовещательный канал,
Одно другим уничтожал
И воедино их сводил.
Лишь бедность – богача удел1035 .
Ты в этом притчу усмотрел?
Нет, просто ум я с правдой свел.
Вместила слабость много сил,
И кислый вскоре сладким стал,
И холод жар уничтожал,
И некий вздор себя губил,
И умиравший богател,
И был богатый жертвой дел,
В которых честь свою обрел.

2. ВАРИАНТ С РАЗО1036

После того прибыл он в Монферрат к маркизу Бонифачио и долгое время оставался при дворе его, и там укрепился во владении оружием и в художестве трубадурском, чем великую при дворе снискал славу. И маркиз, превеликих ради достоинств, какие в нем находил, в рыцари его посвятил и платье с ним делил и оружие. И вот, полюбил он сестру маркизову по имени мадонна Беатрис, жену Энрико дель Карретто, и множество сложил в ее честь прекрасных кансон, величая в них ее "Прекрасный Рыцарь". Прозвал же он ее таким именем оттого, что ему выпало великое счастье: он мог сколько угодно смотреть на мадонну Беатрис через потайное окошечко в ее покоях, когда она там находилась, и никто о том не ведал. И вот, вернулся раз с охоты маркиз и, к сестре зайдя в покои, меч свой оставил возле ее ложа, а сам вышел. Мадонна же Беатрис, сняв верхнюю с себя одежду и оставшись в одной рубашке, меч этот взяла и подобно рыцарю подвесила к поясу своему. После того выхватила она его из ножен и сделала выпад, нанесла несколько мнимых ударов и, вложив обратно в ножны, сняла и оставила на том же месте, где он был1037 . Эн Раймбаут де Вакейрас же все это подсмотрел в потайное окошко и за то с тех пор в кансонах своих всегда ее величал Прекрасным рыцарем, как, например, в первой строфе следующей песни:

Я не мыслил, что Амур1038
На меня нагонит страх,
Что у госпожи в руках
Застенает трубадур.
Боже! Как горды они!
Горд и я был в оны дни.
Но Прекрасный Рыцарь мой
Речью, юной красотой
Трубадура покорил,
Хоть он неприступен был.
Ведь такой Амуров вид
Сердце твердое смягчит,
И смягчается уже,
Предается госпоже,
Ибо навсегда оно
Нежности обречено.1039

И думали все, что она разделяет его любовь.

Долгое время оставался он при маркизе и был вполне счастлив. Когда же отправился маркиз в Восточную Империю, то взял Раймбаута де Вакейраса с собою, отчего тот, разлученный со своей дамой, здесь с нами остававшейся, весьма печалился, и сам бы дома остался, но из любви к маркизу, который оказывал ему столько почета, не решился сказать "нет" и отправился вместе с ним, и неизменно старался отличаться в боях и схватках и совершал великие подвиги, чем снискал немалое богатство и превеликую честь. Но при всем том он и печали своей не забывал, как он сам говорит в четвертой строфе песни, начинающейся так: "Зима, весна – мне все одно"1040 :

Меня богатство не манит,
Пожалуй, я богаче был,
Когда я преданно любил,
Любовью нежною, о Бритт1041
Она дороже всех утех,
Милей моих владений всех,
И чем моя сильнее власть,
Тем больше скорбь моя и страсть.
Увы, Прекрасный Рыцарь мой,
Отныне разлучен с тобой,
И мне утехи нет зане,
Всего сильней печаль во мне.1042

Вот так и жил Раймбаут де Вакейрас, как я вам об этом поведал, стараясь казаться более счастливым, чем был он в сердце своем.

В Солунском королевстве маркиз пожаловал ему обширные владения, и там он и умер.

3. РАЗО ПЕРВОЕ

Итак, уже слышали вы, кто был Раймбаут де Вакейрас, и как он славы достиг, и кто ему в том помог. А теперь желаю я вам поведать о том, как Раймбаут, после того как добрый маркиз Монферратский посвятил его в рыцари, полюбил мадонну Беатрис, сестру доны Алазаис де Салюс и маркизову1043 .

Он очень сильно любил и страстно желал ее, остерегаясь, однако, чтобы ни она, ни кто другой о том не прознали, и превозносил весьма честь и достоинство ее, чем множество привлек к ней друзей и подруг, по соседству и издалека. И она тоже весьма его почитала и оказывала ему добрый прием. Он же умирал от робости и страсти, ибо ни любви ее не осмеливался просить, ни даже обнаружить, что в нее влюблен.

Однако, терзаемый Амором, предстал он однажды перед ней и рассказал ей, что влюблен в достойную, юную и благородную даму, с коей состоит он в большой дружбе, но не смеет сказать ей, чего он от нее хочет, ни просить ее любви, так боится ее великой знатности и всехвального достоинства; и просил ее, чтобы она, Божьей милости ради, соблаговолила дать ему совет: открыть ли ему сердце свое и страсть, попросив любви той дамы, или же умереть от любви скрытой и потаенной?

Мадонна же Беатрис, будучи дамой куртуазной, когда услышала, что сказал эн Раймбаут и каково его любовное желание – а она давно уже поняла, что он умирал от страсти к ней и от тоски – тут охватила ее жалость и любовь, и она сказала:

– Раймбаут, весьма подобает, дабы всякий верный друг, ежели он влюблен в благородную даму, почитал ее и не решался обнаружить свою любовь; но чем ему умирать, я дала бы ему совет: сказать ей о своем желании и любви и попросить принять его на службу, сделав своим другом. И я вас уверяю, что дама, если она сведуща в законах вежества и куртуазна, не усмотрит в этом ни худа, ни бесчестья, а напротив, будет еще больше его ценить, и он возвысится в ее глазах. Такой совет даю я и вам: откройте даме, которую Вы любите, Ваше сердце и Ваше желание и попросите оставить Вас рыцарем на ее службе; ибо нет на свете дамы, которая охотно не согласилась бы удержать на службе такого рыцаря как Вы. Ибо я знаю, что дона Алазаис, графиня Салюс, позволила быть ее воздыхателем Пейре Видалю1044 , а графиня де Бурлац – Арнауту де Марейлю1045 ; дона Мария – Гаусельму Файдиту1046 и Марсельская госпожа – Фолькету Марсельскому1047 . Потому даю я Вам совет и соизволение, чтобы Вы, по слову моему и моему поручительству, просили и искали ее любви.

Эн Раймбаут же, как услыхал совет, какой она ему дала со своим соизволением и поручительством, тотчас же ей сказал, что она и есть та самая дама, которую он любит и ради которой он просил и искал совета. И мадонна Беатрис сказала ему, что и он ей желанен, и чтобы он впредь старался говорить и поступать по достоинству, ибо она хотела бы удержать его рыцарем на своей службе, и чтобы он усилий своих не оставлял Эн Раймбаут так и поступил, превознося дону Беатрис как только мог. И тогда он сложил эту кансону, каковая тут написана:

Вот, обложил Амор, мой сюзерен1048 ,
Меня оброком, ибо силой чар
Прекраснейшей из дам смягчен удар
И в сердце щедром выделен мне лен.
Дождался я столь доброго совета,
Что благом для меня стал прежний вред;
И так как лучшей в целом мире нет,
Она по праву будет мной воспета.
Взираю на нее, не встав с колен,
И чувствую в груди такой же жар,
Как перед Фисбою Пирам1049 в разгар
Исполненных великой страсти сцен.
Я следую благим словам совета
Той, для которой слов достойных нет,
В ней для клеветника – источник бед,
Но милости источник для клеврета.
Когда сдавался Алый Рыцарь в плен1050 ,
То Персеваль не более был яр,
Чем я, когда рассеялся угар
И вдруг пахнуло ветром перемен;
Я в восхищенье от ее совета,
Но мучусь, как Тантал1051 , когда запрет
Она кладет на искренность бесед,
Сама ни в чем не ведая запрета.
О Дама, разве я стоял согбен,
Когда просил мне срезать локон в дар1052
И средство дать, чтоб так не жег пожар?
Я был – как к Тиру рвавшийся Эвмен1053 !
И вот добился славного совета,
Что стоит всех эвменовых побед.
Теперь иль смертный мрак иль горний свет
Вознаградит настойчивость аскета.
Мне дал приют мой Бритт1054 средь крепких стен,
Но Бог велел Оранж и Монтлимар1055
Покинуть, чтобы тем избегнуть кар,
Ибо прекрасной даме нет замен;
И стань я даже королем полсвета –
Послушный указаниям планет,
Я б трон оставил, чтоб напасть на след
Той, что достойна своего совета.
Прекрасный Рыцарь, украшенье света1056
В меня вселил надежду Ваш совет,
Ибо моей любви он не во вред,
И нет для песни сладостней предмета.
На Беатрис из Монферрата, эта
Кансона льется Вашей славе вслед,
Скрывая лучезарный Ваш портрет
Под позолотой каждого куплета.

4. РАЗО ВТОРОЕ (Пейре Видаль)

Случилось так, что однажды ночью дама с ним возлегла, и маркиз, так любивший Раймбаута, обнаружил их спящими и весьма разгневался; будучи, однако, человеком разумным, трогать он их не стал, а снявши свой плащ, накрыл их, а сам удалился с плащом эн Раймбаута.

Когда же эн Раймбаут проснулся, то сразу понял, что произошло. И тогда застегнул он этот плащ на шее и прямым путем отправился к маркизу, и, встав перед ним на колени, взмолился о пощаде.

Маркиз, видя, что он понял, что произошло, стал ему припоминать услуги, какие он при различных обстоятельствах ему оказывал. И так как говорил он ему непрямо, чтобы бывшие с ним не поняли, за что просит прощения эн Раймбаут, – говорил, что прощает ему покушение на его имущество, – то слышавшие это думали, что речь идет о похищенном плаще. Итак, маркиз простил Раймбаута, наказав ему никогда больше на имущество его не зариться, и история эта оставалась между ними.

Случилось вскоре маркизу отправиться со своими ратными силами в Восточную Империю, где при поддержке Церкви завоевал он Солунское королевство. Там-то и был эн Раймбаут посвящен в рыцари за свои подвиги, и мааркиз выделил ему там много земель и положил большой доход; там эн Раймбаут впоследствии и умер.

После же этой истории, приключившейся с маркизовой сестрой, сложил он кансону, каковую послал Пейре Видалю1057 и в каковой говорится:

Воспеть маркиза в стихах –1058
Вот цель жонглерских потуг;
Но мне и претит их круг,
И тошно ходить в льстецах;
Меж тем, он впрямь безукорен
И к славе им путь проторен,
Так что по праву сеньор
Хвалебный слушает хор.
Внушил Арагонец страх1059
Мне и испортил досуг,
Не то б я нашел подруг
На каркассонских холмах,
Где для любви благотворен
Самый пейзаж, где просторен
И вежества полон двор,
Где граф в чести и комтор.
Терплю в Ломбардии крах
За то лишь, что Милый-друг
Зван Дамой, чьи стрелы вдруг
Повергнуть могут во прах,
Раз лучнице лук покорен,
А их, чтоб лет был ускорен,
Калил любовный костер,
Травил же неги раствор.
Тяжелый ресничный взмах,
Взор черен, и в форме дуг
Выгнуты ноздри – вот лук,
Чьи стрелы торчат в сердцах;
Что ж, проигрыш не позорен,
Коль дух врага необорен,
И рухнет любой забор,
Когда столь мощен напор.
Прелестна так в мелочах,
Так сладостен речи звук,
Что рыцари в роли слуг
Толпятся в ее дверях:
Для всех ее дом отворен,
Радушный жест непритворен –
Дамам Аржанса укор1060 ;
Ланиты – под цвет Вальфлер.
Как в казначейских счетах,
Множатся цифры заслуг
Той, о которой вокруг
Слышны только "ох" и "ах";
За то, что я был упорен,
Мой выигрыш здесь бесспорен:
Я – свой, пусть с недавних пор1061 ,
В Провансе ж – лишь визитер.
Знай Бритт мой1062 , где я исчах,
Под чей я попал каблук, –
Чтоб в плен попасть этих рук,
Явился бы он и в цепях
И понял, что плодотворен
Росток благородных зерен,
Что двор богат, и остер
С Прелестным-Лучником спор1063 .

5. РАЗО ТРЕТЬЕ

Уже слыхали вы про Раймбаута, кто он и родом откуда, и как он стал рыцарем у маркиза Монферратского, и как стал ухаживать за мадонной Беатрис, и как жил в радости этой любви.

А теперь послушайте, как его постигла на некое время великая скорбь. Случилось это от неверных злых завистников, коим любовь и куртуазное ухаживание не по нраву, и которые, по своему обычаю порицать дам, так говорили мадонне Беатрис:

– Кто есть сей Раймбаут де Вакейрас, что маркиз посвятил его в рыцари? А он еще ухаживать хочет за такой высокой дамой, как Вы! Знайте, что не делает это чести ни Вам, ни маркизу.

Столько они говорили худа и с той и с другой стороны (как это водится у дурных людей), что разгневалась мадонна Беатрис на Раймбаута де Вакейраса. И теперь, когда Раймбаут любви ее просил и взывал о милости, просьб его она не слушала, а напротив, говорила, что надобно ему ухаживать за какой-нибудь другой дамой, более ему подходящей, и что иного от нее он теперь не услышит. Вот та скорбь, которая на время постигла Раймбаута, как я уже сказал в начале этого разо; и потому он оставил пение и смех и всякое делание, какое ему прежде нравилось. И было это злом превеликим. И все это с ним случилось из-за языка лжецов, как он говорит об этом в одной из строф эстампиды, которую вы услышите.

В то время прибыли ко двору маркиза двое жонглеров из Франции, хорошо игравших на виоле. И как-то раз играли они эстампиду1064 , которая весьма понравилась маркизу и всем рыцарям и дамам. Эн Раймбаута же нисколько это не веселило, так что маркиз, заметив это, сказал:

– Сеньор Раймбаут, как это так, что Вы не поете и не веселитесь, слушая музыку виол, столь прекрасную, и в присутствии такой прекрасной дамы как моя сестра, самая достойная дама на свете, которая удержала Вас на своей службе?

Раймбаут же отвечал, что не станет петь.

Тогда маркиз, зная отлично, в чем дело, сказал сестре:

– Дона Беатрис, я хочу, чтобы Вы соблаговолили, ради меня и всех этих людей, просить Раймбаута, – пусть он, во имя любви к Вам и Вашей милости, согласится вернуться к радости, и петь, и веселиться, как прежде бывало.

И дона Беатрис настолько была куртуазна и милостива, что, обнадежив Раймбаута, просила его во имя любви к ней возвеселиться и новую сложить кансону. И тогда по этому поводу, о котором вы сейчас слышали, Раймбаут такую сложил эстампиду:

Начало мая,
Певуний стая,
Зеленый бук, лист иван-чая –
Но, увядая,
Цветенью края
Ваш, Дама, друг не рад, мечтая
Спастись от мук, услышав, злая,
От Вас хоть звук, Вы ж-как немая.
Как Рая,
Желая
Близ Вас быть, о благая –
Лжеца я,
Ристая,
Сбил в грязь как негодяя.
Пред Богом стоя,
Молю его я,
Любовь чтоб спас Он от разбоя,
Ревнивца злое
Дело расстроя.
Нет вовсе нас, коль нас не двое,
Ибо без Вас ни то, ни се я;
Сияньем глаз не удостоя,
Какое
Былое
Мне Вы вручили б! но и –
Средь боя
Пустое
В любви искать покоя.
Как получу я
Ту, в ком впустую
До этих пор счастья взыскую?
Ведь вхолостую
О поцелуе
Грезить – позор! Напропалую
С бою – Ваш двор все ж не возьму я:
Губит Ваш взор все подчистую.
Не всуе
Нагую
Вас зреть я б стал, ликуя;
Другую,
Не лгу я,
Иметь и не могу я.
Вместо привета
Горечь запрета,
Бель-Кавальер1065 , прошу ответа:
Чистая это
Разве монета,
Коль лицемер, щеголей света
Ставя в пример, множит клеветы,
Взяв столько мер скрыть суть предмета?
О где-то
Те лета!
Жду я, жертва навета,
Совета;
Без ответа
Жизнь моя в траур одета.
Сравнить бы надо
Сверканье взгляда
На Беатрис1066 с цветеньем сада!
Мне муки Ада –
Ваша досада.
В Вас все сюрприз и все отрада,
Любой каприз – мне лишь привада,
Когда я близ такого клада.
Награда
Вне ряда –
Сердце Вашего склада.
Измлада
Услада
Певца – поиски лада.
Кто, к Вам лишь идя,
Близ Вас лишь сидя,
Мог в смертный грех не впасть при виде
Вас – тот в Аиде,
Вас ненавидя,
Сгинет. В успех верю я, видя
Радость утех в каждом флюиде:
Вы лучше всех – я рад планиде!
Предвидя
Бесстыдье,
Служу, как тот Эниде1067 ,
Но, выйдя
В обиде,
Скажу стоп эстампиде.

LXXI ГИЛЬЕМ БАУССКИЙ1068

Гильем Баусский, принц Оранский, ограбил на одной из своих дорог француза-купца и отнял у него много добра. Пожаловался купец королю Французскому1069 , каковой ему отвечал, что не добиться-де права, ибо чересчур далеко грабитель, добавив, однако:

– Ежели, впрочем, ты сам горю своему помочь сумеешь, то даю тебе свое на то изволение.

Тогда пошел этот горожанин и заказал копию королевской печати, и составил Гильему Баусскому от имени короля письмо, призывая его ко двору явиться с обещанием почестей, превеликих благ, богатых даров, и Гильем Баусский, получив это письмо, весьма обрадовался и стал с тщанием готовиться предстать перед королем.

И вот, тронулся он в путь и прибыл в город, где проживал им ограбленный купец, ибо не ведал, откуда тот родом. Купец же, прознав о прибытии его, застиг его со свитой его всею и вынудил отдать захваченное, а также возместить все убытки. И вернулся Гильем Баусский нищий и разоренный восвояси и грабить отправился Адемара де Пуатье1070 владенья, называемые Остейлья1071 . Когда же он возвращался вниз по Роне, то попал в плен к адемаровым рыбакам.

И вот тогда Раймбаут де Вакейрас, с коим прозвали они друг друга "Бритт"1072 , такие строфы сложил по этому случаю:

– Все просят, Бритт, за то на Вас напасть1073 ,
Что на подъем Вы были столь легки,
И вдруг назад; попав, как Вы, в тиски,
Любой погиб бы; Вас ругают всласть,
Но Ваша знатность ставит всем препоны;
Эстельцы, коль французами им стать,
Отмстили б Вам, но любит тишь да гладь
Король и, Вам спустив, презрел законы.
– Что, эн Раймбаут, я не пойму за страсть
Меня хулить, рассудку вопреки;
Иль с эн Пейролем1074 наперегонки
Торопитесь скорей в безумье впасть?
Пора уж Вам к владыке Барселоны
Идти, и к тем, с кого б могли взимать
Деньгу и тряпки, что носила знать,
Верней, чем Коногуц любовь с Фальконы.
– Узнали, Бритт, Вы н’Адемара власть:
Как щуку, Вас поймали рыбаки.
Не знаю, при отскоке тумаки
Сильны ли; короля не стоит клясть,
Ни если нет возместки от короны.
Ни если горожанина печать
Лукава; н’Адемара богом звать,
Прости он Вас, имели б мы резоны1075