Баллада моей матери о молении Богородице

Небес владетельницу и земли хозяйку,
Императрицу топей под землей,
Прошу простить простую христианку
И допустить в блаженных Ваших строй,
Хоть нет во мне заслуги никакой,
Но ради Вашей доброй благостыни,
О Госпожа, Владетельница, ныне
Я не веду словесную игру –
Без Вас нет рая, не спасти души мне,
Я с верой сей живу и с ней умру.

Скажите Сыну про Его служанку,
Ваш Сын мои грехи Своей рукой
Все снимет; так простили Египтянку,
И Теофил (был грамотей такой),
Оправдан Вами, вновь обрёл покой,
А ведь продался дьяволу в пустыне –
Да пусть меня сей грех навеки минет!
О Дева, славят в церкви и в миру
Плод чрева Вашего, великую святыню.
Я с верой сей живу и с ней умру.

Хоть мне, простой бедняжке, древней, жалкой,
Неведом букв порядок, но порой
В часовне церкви, где я прихожанкой,
Смотрю на рай. Там нарисован рой
И арф, и лютней. Рядом ад. Смолой
Облиты, грешники горят. Старинный
Страх чувствую, зато с другой картины
Всё ликованье в душу соберу.
Дай радость мне, Высокая Богиня,
Я с верой сей живу и с ней умру.

Вы принесли, Божественная Дева,
Иисуса царственного, нет Ему предела,
Любя нас, Всемогущий – захотел он
Лишь научить нас правде и добру;
Он смерти отдал молодость всецело,
Наш Вседержитель – он такой, и смело
Я с верой сей живу и с ней умру.

Поскольку мы исходим из того, что традиционная трактовка Вийона как гуляки и уголовника не выдерживает никакой критики, и поскольку в «Большое завещание» он помещает только тех, кого ненавидит, было бы очень интересно узнать, что в действительности скрывается за «Балладой моей матери о молении Богородице». Что у него было против «древней бедняжки» («povretteancienne»)? Может быть, здесь имеется в виду не конкретная мать Вийона, а какой-то другой образ? Но взятый Вийоном бесхитростный тон, отсутствие конкретики и внешняя демонстративная христианская набожность оставляют возможность только для предположений. «Я не веду словесную игру» (в оригинале «Я не жоглирую») в действительности означает, что Вийон ведёт очень тонкую игру и как раз жонглирует словами. С самого начала: «Небес владетельница и земли хозяйка, / Императрица топей под землёй» – именно в таком порядке и с такой титулатурой, совершенно нехарактерной для обращения к Богоматери у «добрых католиков» (в последней строфе будет еще «princesse»). Велик соблазн счесть «подземные топи» просто могилами, из которых в соответствии с еврейской эсхатологией встанут воскресшие мертвецы, когда придёт Мессия, но оснований для такого предположения всё-таки недостаточно. Упоминание Египтянки (св. Марии Египетской) комментаторы считали ошибкой Вийона, хотя от образованного школяра трудно ожидать такой ошибки. Похоже, Вийон здесь намёками говорит о своей (может быть, даже не своей личной, а семейной или общинной) приверженности некоему неортодоксальному культу либо просто особому пониманию христианства. Оно включало в себя свободное изучение и толкование разных, в том числе и «еретических», текстов (упоминание о грамотее Теофиле), снисходительное (а может быть, и сакральное) отношение к сексуальной свободе (отсюда Мария Египетская), неприятие рисованных изображений. Кстати, очень странно, что, говоря об изображении на стене рая (где он видит только музыкальные инструменты) и ада (где мучаются люди), он описывает чувства зрителя в обратном порядке – сначала ужас, потом ликование. Однако он декларирует, что все это не противоречит его поклонению Иисусу, говоря о котором он также использует довольно загадочную риторику (Всемогущий, царственный).