Баллада-прославление Королевской Судебной палаты

Все органы всех чувств моих пяти:
Глаза и уши, нос, рот, осязанье –
Все члены организма, где найти
Изъян несложно! Ваши излиянья,
Да воспоют подряд благодеянья
Палате Королевской – поместила
Она сюда вас, здесь вас сохранила
(Как беден мой язык! Лишен добра…)
Дщерь нашего монаршего светила,
Блаженных мать и ангелов сестра.

Ах, сердце, разорвись, иль проверти
Ты вертелом дыру в себе заране,
Чтоб твёрдостью скалу не превзойти,
Протекшую от Моисея длани,
Плачь посильней, моли понеустанней,
Судом призренно, сердце шепчет мило:
«С Империей нас воссоединила,
К Франсуа добра и к остальным мудра,
Ты, эмпиреем созданная сила,
Блаженных мать и ангелов сестра».

Вы, зубы, вас не удержать почти –
Гремите так, чтоб больше об органе,
Дуде и бубенцах речь не вести
Для восхвалений, как и о жеваньи.
Давно б я сдох, примите во вниманье:
Печёнка, селезёнка – всё прогнило;
Дурнодрянное тело мне постыло,
Как грязный зверь, чья в мерзости нора.
Хвала Палате – скверну истребила
Блаженных мать и ангелов сестра.

Не откажите, Принц, всего три дня,
Чтоб мне пойти к своим, чтоб от меня
Услышали: «Прощай, aDieux, пора».
Палата, в том препятствий не чиня –
Блаженных мать и ангелов сестра.

Баллада написана в тюрьме и составляет пару к т.н. «Посланию регистратору Гарнье», где он так же ставит вопрос о помиловании. Однако если в «Посланию регистратору Гарнье» он отказывается признавать авторитет суда, считая этот суд произволом и прошение о помиловании бесполезным, то здесь он в принципе считает такое прошение несовместимым со своим человеческим достоинством. «Все члены организма, где найти \ Изъян легко» (в подлиннике «Все мои члены, где есть изъян»), и далее (по оригиналу) «мои зубы, где каждый шатается… не заботьтесь о том, чтобы разжевывать», «поймите, я бы умер – печень, лёгкие, селезёнка – то, что ещё дышит» – видимо, указание на пытки, которым его подвергали. «Язык мой бедный! Не снискал добра…» – в подлиннике «Сейчас один лишь язык не может быть достаточен, чтобы воздать Вам Королевской судебной палате достаточные хвалы», т. е. должны поучаствовать все органы, что снижает велеречивость панегирика и дает нам понять, что в действительности речь идёт о проклятии (в переводе заменено на отсутствие «добра» у языка и на то, что все органы должны восхвалять Суд своими «излияниями»). Библейские аллюзии (на историю об иссечении воды из скалы Моисеем во второй строфе, а также «три дня», «пойти к своим» и «aDieux» в посылке) говорят о твёрдости принятого решения не просить помилования и сопоставлении себя с Иисусом (указание на то, что автор «идёт к своим», поскольку, кроме как у них, ему негде достать денег, в перевод не вошло). «С Империей нас воссоединила» (в подлиннике «Восхваляйте Судебную палату, связанную со Священной Империей») речь идёт не столько о Священной Римской империи, сколько о власти церковников, что подтверждается в дальнейшем строчкой «Созданная свыше, где небесный эмпирей». К последнему примыкает и глагол empire (совратить, обратить во зло) в предпоследней строчке третьей строфы «Славьте суд, пока вас не совратило во зло». «К Франсуа добра и к остальным мудра» – в подлиннике «Счастье Французов и утешение чужакам», но трудно удержаться от предположения, что под «Французами» Франсуа Вийон имел в виду себя, и строка становится тем более ироничной. «…об органе, Дуде и бубенцах речь не вести \ Для восхвалений…» – в подлиннике «Сильнее, чем орган, рожок и колокол», но два последних слова омонимичны словам «колпак» и «бубенец» (последнее означает еще и «балда»), т.е. Вийон даёт понять, что всё восхваление – шутовство. В заключение Вийон фактически говорит о смерти как своем сознательном выборе, как об освобождении от тела, «Вы, мое тело, дрянное и дурное» (в переводе «Всё мое тело, гнусно и постыло…»), и действительно благодарит Судебную Палату за содействие этому выбору.