197. Повесть о Еруслане Лазаревиче

Видимо, к первым десятилетиям XVII в. следует отнести появ­ление у нас очень популярной повести о Еруслане Лазаревиче, или Уруслане Залазоревиче, старейшие списки которой датируются тем же XVII в. Повесть восходит к не дошедшему до нас восточному источнику и является, нужно думать, записью устного пересказа тюркской переделки двух эпизодов поэмы Фирдоуси «Шах-Намэ» (X в.), осложнённых восточными сказочными мотивами. В цент­ре «Шах-Намэ» стоит Рустем, в тюркской переработке превратив­шийся в Арслана (лев), откуда наш Уруслан и затем Еруслан, по отчеству Залазоревич, потом Лазаревич, в соответствии с име­нем отца Рустема — Заль-Зар '. Судя по таким выражениям при­менительно к Еруслану Лазаревичу и его сыну, как «поехал в чи­стое поле казаковать», «таков ты молод, а поехал казаковать рано», наша повесть сложилась в казацкой среде, неоднократно сталки­вавшейся в XVI—XVII вв. с восточными народами. Уже в са­мую раннюю пору бытования у нас повесть о Еруслане настолько восприняла в себя черты русского быта и настолько связалась с русским фольклором, что её по праву можно причислить к нашим оригинальным произведениям с заимствованным сюжетом.

По наиболее старому из сохранившихся списков сюжет повести таков. У Залазара Залазоревича, дяди царя Киркоуса Киркодо-новича, был сын Уруслан. «И как будет Уруслан десяти лет, вы-дет на улицу, и ково возмёт за руку, и у того руку вырвет, а ково возмёт за ногу, тому ногу выломит». На Уруслана бьют челом Киркоусу князья, и бояре, и «гости силные», что он «играет-де не­гораздо с их детьми». Уруслан, выслушав упрёки своего отца За­лазара, которому пожаловался Киркоус, просит отца, чтобы тот по­ставил ему «палату каменную близко моря», положил бы в ней седло, узду тесмяную и саблю булатную, и в той палате он будет жить, а позовёт его царь Киркоус на службу, и он не пойдёт к не­му. В построенной для него палате Уруслан стал жить один, и на­чал он «ис палаты гуляти по лукоморью и по тихим по заводям учал стреляти в гуси и в лебеди, тем ся учал кормитца». Потянет он лук, и словно орда закачается, а выстрелит — словно из тучи сильный гром грянет. К нему приезжает старый конюх его отца Ивашка, пригоняющий ему коня Араша, поймав которого, Уруслан кладёт на него «седло черкасское» и отправляется в поле на рать великую, чтобы «отведать плеча своего богатырского». Рать эта, оказывается,— царя Киркоуса, и во главе той рати — отец Урус-лана. Воюет рать с Данилом, князем Белым. Взяв благословение у отца, Уруслан идёт один против огромного вражеского войска и разбивает его, но Данила отпускает живым, потому что он взмо­лился о пощаде и пообещал впредь не мыслить зла на царя Кир­коуса и на князя Залазара. Простив Киркоуса за то, что он его из­гнал, Уруслан всё же отказывается поступить к нему на службу, обещая помочь ему, когда понадобится; отказывается и от награ­ды. Поехав далее и встретившись с русским богатырём князем Иваном, он побеждает его в поединке, братается с ним и, победив после этого Феодула-змея, выдаёт за князя Ивана его красавицу дочь.

Прослышав затем от жены Ивана, что где-то в поле кочуют две сестры-царевны, у которых даже девушки, подающие им воду, кра­ше, чем она, и что есть человек удалее Уруслана, по имени Ивашко Белая Поляница, и стережёт он индейские границы,— Уруслан, как ни хотелось ему найти тех двух царевен и переведаться с Ивашкой силой, решил сначала навестить своих состарившихся родителей, но, приехав в царство Киркоуса, нашёл его запустев­шим. Вероломный Данило Белый разорил его, а Киркоуса, Зала­зара и двенадцать богатырей полонил. Помчался Уруслан на Ара-ше в царство Данила и нашёл пленников в темнице с выколотыми глазами. От отца Уруслан узнал, что пленники могут прозреть, если помажут свои глаза свежей печенью и горячей кровью Зелё­ного царя, огненного щита, пламенного копья. С помощью девицы-волшебницы, обратившейся в птицу, Уруслан добирается до цар­ства Зелёного царя. Здесь он наезжает на великое побоище, среди которого лежит огромная человеческая голова богатыря, убито­го Зелёным царём, а под ней меч, которым, по словам головы, толь­ко и можно посечь Зелёного царя. Через некоторое время, послужив у Зелёного царя, Уруслан возвращается к голове; она скатывается, и он берёт меч, которым и убивает царя, взяв у него печень и кровь. Вернувшись в царство Данила Белого и убив его, Уруслан исцеля­ет Киркоуса, Залазара и двенадцать богатырей. Проводив затем всех их в царство Киркоуса, Уруслан «поехал в чистое поле каза­ковать». Через много дней он наехал на белый шатёр с маковками красного золота аравитского, и в том шатре жили две царевны, ко­торых хвалила жена Ивана. Взяв с собой «на опочив» сначала старшую сестру, а затем младшую, он отрубил старшей голову, потому что она сказала, что есть у индейского царя страж Иваш­ко Белая Поляница, который удалее Уруслана. От сестёр он узнал, что дочь индейского царя много краше их обеих. Повстречавшись с Ивашкой, он одолевает его, приезжает к индейскому царю и бьёт челом ему в службу.

В Индейском царстве Уруслан убивает «чудо о трёх головах», обитающее в городе, пожирающее каждый день по человеку и на­завтра готовящееся пожрать царскую дочь. На дне озера он нахо­дит драгоценный камень, какого не было во всей Индейской земле. В награду за убийство чудовища царь отдаёт Уруслану в жёны свою дочь. В первую же брачную ночь он, однако, её покидает: узнав от нее, что в Солнечном городе царствует царевна, которая во много раз краше её, он отправляется на поиски новой красавицы, ве­лев жене, если у неё родится сын, надеть ему на руку перстень с до­бытым им в озере драгоценным камнем, а если родится дочь, сде­лать ей из этого камня серьги. Прибыв в Солнечный город, Урус­лан стал жить с царевной, которая сказала ему, что краше сё нет на всём свете. Жену свою, дочь индейского царя, он забыл, а между тем у неё родился от него сын, названный также Урусланом, и та­кой же богатырь, как и его отец. Когда ему исполнилось двенадцать лет, он захотел «потешиться царскою потехою», но «добрых родов царские дети и великих князей» стали его бесчестить и называть незаконным сыном. Он пожаловался матери, а она объяснила ему, чей он сын и куда его отец уехал. Выбрав себе доброго коня, по­ехал молодой Уруслан на поиски отца. Повстречавшись с сыном, Уруслан-отец только при вторичной схватке с ним повергает его на землю. По камню на перстне он узнаёт, кто его соперник, и откры­вается ему. Сын упрекает отца за то, что он, покинув законную жену, живёт с незаконной, на что отец отвечает: «В том де еемь виноват, да всякий человек хочет потешитися молодостию, да вся­ко время бывает до поры, а ныне мне то всё ненадобно и впред того делать не хочю». И покинув незаконную жену, Уруслан Зала-зоревич вместе с сыном отправляется к законной жене в Индей­ское царство. Когда он приехал к индейскому царю, тот ему очень обрадовался и щедро одарил его. От индейского царя Уруслан по­лучает, сверх того, половину царства. С тех пор зажил он «безмя­тежно» с женой. Индейскому царю он подчинил много городов и царств, царей и королей, и сильных богатырей, и удалых людей. Молодой Уруслан не остался жить с отцом, а на вещем Араше «по­ехал в чистое поле гуляти-казаковати», чтобы «отведати плеча свое­го богатырского» '.

Как видно уже из предложенного пересказа, наша повесть, почти сплошь написанная живой народной речью, хотя и с употреб­лением некоторых тюркских слов (тебеньки, кутас, тегиляй, саадак), насквозь проникнута элементами русского фольклора, которые она щедро позаимствовала у былин и сказок, в свою очередь повлияв на сказку, в частности об Илье Муромце. Эпические повторения, ритмическое построение фраз, постоянные речевые формулы и по­стоянные эпитеты — всё это вошло в повесть из фольклорной тра­диции. Обрусение повести сказалось и в бытовом её колорите. Не говоря уже о том, что персонажи её называются по имени и отчест­ву, они, особенно Уруслан, и в своём поведении обнаруживают тес­ную связь с русским бытом. Князь Иван, с которым братается Уруслан,— русский богатырь. О себе Уруслан говорит, что он «ру­син» и «крестьянин», т. е. христианин. Он не только почтительный сын своих родителей, но и человек благочестивый, в рискованные моменты своей жизни обращающийся с молитвой к богу. Готовясь к бою с Ивашкой Белой Поляницей, он в ответ на его угрозы гово­рит: «Брате Ивашко! оба мы ещо в божие руке: кому ещо над кем бог пособит». Сказав о том, что Уруслан проколол копьём Иваш­ку, повесть добавляет: «И тут ему смерть скончал: похвальбе его бог не пособил». Еруслану, как и героям русских былин, свойствен­но рыцарское представление о чести и благородстве. Отказываясь от награды, которую предлагает ему царь Киркоус за то, что Ерус-лан одолел рать Данила Белого, он говорит: «Государь царь, одно взяти: любо корыстоватися, или богатырем слыти». Наехав на сон­ного богатыря, князя Ивана, Еруслан не убивает его. Иван в свою очередь, когда Еруслан заснул, думает про себя: «Убити мне сон­ного человека не честь мне, богатырю, будет». Любопытно, что по­весть заканчивается традиционной концовкой: «Ныне и присно и во веки веком. Аминь».

Ещё сильнее фольклорные и русские бытовые элементы вы­ступают в позднейших списках повести, например в списке Пого­динского древлехранилища XVII—XVIII вв. ', в котором по сравнению со списком Ундольского находим существенные пере­становки эпизодов и ряд новых подробностей в самом изложении сюжета. Для уяснения фольклорных и бытовых черт в стиле этого списка показательна уже хотя бы такая фраза: «И не ясен сокол напущаетца на гуси и на лебеди, напущает [ца] Еруслан Лазаревич на мурзы и на татары: прибил, и присёк, и конём притоптал мурз и татар 170000, а чёрных людей и младенцов в девять лет в кре­щённую веру привёл и кресть целовати [велел] за царя Картоуса. а свою им татарскую [веру] велел проклинать... а князя Данила Белого поймав, сослал в монастырь и велел пострищи». После того как Еруслан победил «трёхглавое чюдо» в озере, навстречу ему идёт царь, имя которого здесь Варфоломей, с архиепископом и «со всем собором, и со кресты, и со иконами, с князи, и с бояры и со всеми православными христианы». Когда жена Еруслана Настасья Варфоломеевна родила сына, она «нарече во святом крещении имя ему Иван, а прозвище Еруслон Еруслонович».

От XVIII в. вплоть до десятых годов XX в. идёт длинный ряд лубочных переработок повести о Еруслане и лубочных картинок на её сюжет '. С XVIII же века начинаются и литературные обра­ботки повести. Ею воспользовался Пушкин в «Руслане и Людми­ле» — в эпизоде встречи Руслана с богатырской головой. Она породила народную сказку и отразилась в украинском заговоре от укуса змеи.