Элиан. О животных (фрагменты, перевод М.Л. Гаспарова)
III, 21. О ЛЬВЕ, МЕДВЕДИЦЕ И ДРОВОСЕКЕ
Евдем [1] рассказывает, что однажды в горах фракийского Пангея медведица набрела на оставленное без присмотра львиное логовище и растерзала в нем львят, еще маленьких и неспособных защититься. Отец и мать, вернувшись с охоты, увидели, что их детеныши мертвы; мучимые горем, которое легко понять, бросились они за медведицей, а та в страхе поспешила взобраться на дерево и засела там, пытаясь избежать их расправы. Но они твердо решили отомстить убийце: львица осталась на страже, усевшись под деревом и глядя вверх налитыми кровью глазами, а лев, тоскуя и томясь, как человек в своем несчастии, пустился бродить по горам; и встретился ему дровосек. От испуга дровосек выронил топор; но дикий лев замахал хвостом и, потянувшись к нему, стал ласкаться, как мог, и лизать ему лицо. Тот приободрился, а лев, обвив его ногу хвостом, повел его за собой и лапою показал, чтобы он не оставлял топора, а подобрал бы его. Дровосек не понял; тогда лев пастью взял топор и протянул ему. Тот пошел следом за ним, и лев привел его к нужному месту. Львица, увидев его, подошла и тоже замахала хвостом, жалостно глядя на него и указывая глазами на медведицу. Заметив это и сообразив, что медведица чем-нибудь их обидела, человек стал рубить дерево, что было сил; дерево повалилось, медведица упала, и львы ее растерзали. А дровосека, целого и невредимого, лев отвел обратно на то место, где повстречал его, и тот вернулся к своему прежнему занятию.
III, 47. О ПОЧТЕНИЕ ВЕРБЛЮДА К МАТЕРИ
Дайте мне, во имя отеческого Зевса, спросить трагических поэтов, а еще раньше - слагателей мифов: почему приписывают они такое неведение сыну Лаия, несчастным браком соединившемуся с матерью, да Телефу, который, хотя и не посягнул на это совокупление, но разделил с родительницей ложе и совершил бы то же самое, если бы не разъединил их змей, ниспосланный божеством, - тогда как даже неразумным животным дает природа угадать такую связь при простом соприкосновении тел, и не нуждается ни в приметах, ни в киферонском пастухе, как софоклов Эдип. Так, верблюд никогда не совокупляется со своей матерью. В одном стаде пастух, закутав самку, как только мог и скрыв у нее все, кроме члена, подпустил к матери верблюжонка, и тот, побуждаемый жаждой соития, ничего не подозревая, соединился с ней и обо всем догадался; тогда он стал кусать, лягать и топтать ногами виновника этого противоестественного союза, пока тот не погиб жалкой смертью, а сам бросился с высокой скалы. Неразумно поступил Эдип, когда лишил себя зрения вместо того, чтобы убить, и не догадался, что в его власти положить конец всем бедствиям, и не прибавлять своим проклятием дому и роду новые тяжкие бедствия к непоправимым старым.
IV, 21. ОБ ИНДИЙСКОЙ МАРТИХОРЕ
Есть в Индии зверь, чудовищной силы, величиной с самого большого льва; шкура у него красная, подобно киновари, и покрыта шерстью, как у собаки. На языке индийцев он называется мартихора. Морда у него такая, что напоминает не звериную, а человеческую; зубы в три ряда сверху и в три ряда снизу, и такие острые, что лучше собачьих; уши по форме похожи на человеческие, но крупнее и покрыты шерстью; глаза светлые, и также похожи на человеческие. Ноги и когти, да будет это известно, такие, как у льва; а на конце хвоста находится жало, подобно жалу скорпиона, длиной больше локтя, и весь хвост покрыт жалами с обеих сторон; жало на конце хвоста при малейшем прикосновении наносит рану и убивает на месте. Когда ее преследуют, она мечет боковые жала, наподобие стрел, и разит издалека; если ей нужно жалить спереди, то она изгибает хвост, а если сзади, наподобие саков [2], то вытягивает его во всю длину. Летящее жало губит все, чего ни коснется, и не убивает только слона; длиной оно около фута, толщиной - как стебель камыша. Ктесий [3] говорит (и уверяет, что все индийцы думают так же), что на месте выброшенных жал отрастают другие, как новая пагубная поросль. По его же словам, этот зверь очень любит пожирать людей и совершает много убийств, причем не подстерегает людей по одиночке, а нападает на двоих и троих сразу, и один их одолевает. Она побеждает всех остальных животных, и только льва не может осилить. О том, что она с особенным удовольствием поедает человеческое мясо, свидетельствует само ее название - это индийское слово по-гречески означает "людоед", и такое имя получила она по заслугам. Бегает она, как самый быстрый олень. На ее детенышей, еще не имеющих жал, индийцы устраивают охоты, и камнями раздавливают им хвосты, чтобы на них не могли вырасти жала. Голос ее больше всего похож на звук трубы. Ктесий говорит, что он даже видел в Персии такое животное, присланное индийцами в подарок персидскому царю. Если кто считает Ктесия надежным свидетелем по этой части, тот, услышав о таких достопримечательностях этого животного, пусть обратится к сочинениям книдского писателя.
V, 17. О МУХАХ В ПИСАТИДЕ
Воздадим честь и мухе, чтобы не оставить ее здесь без упоминания; и это будет справедливо, ибо и она - творение природы. В Писатиде на время олимпийских празднеств мухи, так сказать, заключают перемирие как с приезжими, так и с местными жителями [4]. А именно, в то время, когда приносится столько жертв, проливается столько крови, развешивается столько мяса, они предпочитают удалиться и улетают на противоположный берег Алфея. Кажется, что они ведут себя так же, как местные женщины; и даже считается, что они выказывают себя более воздержными, ибо женщин не допускает к празднествам закон о состязаниях и о соблюдаемой при этом нравственности [5], мухи же не касаются жертв по доброй воле, и находятся в удалении все время, назначенное для жертвоприношений и игр. "Кончены игры" [6], и они возвращаются, словно изгнанники, получившие указ о прощении: таким образом, вместе с женщинами устремляются в Элиду и мухи.
VI, 27. ОСОБЕННОСТИ РАЗЛИЧНЫХ ЖИВОТНЫХ
Вот какие бывают особенности в природе различных животных. У бисалтов [7], говорит Феопомп [8], зайцы имеют двойную печень. Леросских [9] цесарок, по словам Истра [10], не трогает никакая хищная птица. Аристотель утверждает, что в земле невров [11] живут быки с рогами на плечах. Агафархид [12] - что в Эфиопии есть рога у свиней. Сострат [13] говорит, что все килленские дрозды - белые. Александр Миндийский [14] сообщает, что понтийские овцы тучнеют от самой горькой полыни и что козы, родившиеся на Миманте [15], не пьют по шести месяцев, а вместо этого только смотрят на море и, раскрыв рот, дыша г морским ветром. У иллирийских коз, как я слышал, копыта простые, а не раздвоенные. Феофраст [16] говорит удивительнейшие вещи о том, что в Вавилонии рыбы часто выходят из воды и пасутся на сухом месте.
VI, 34. О ЛЕБЕДЕ
У лебедя есть величайшее преимущество перед человеком: он знает, когда придет конец его жизни, и от природы наделен прекраснейшим даром -с легким сердцем принять его; ибо он уверен, что в смерти нет ничего болезненного или горестного, люди же пугаются неизвестного и считают ее худшим из зол. И так легко бывает у него на душе, что даже при своей кончине он поет, как бы заводя себе погребальную песнь. То же самое прославляет и Еврипид в Беллерофонте [17], который принял смерть доблестно и благородно, как подобало герою, и которого поэт заставляет так говорить самого с собой:
Пока я жил, я жил благочестиво,
Друзьям был друг и странникам заступник,
и так далее. Таким вот образом лебедь поет по себе (погребальную песнь, сопровождая себя в последнем пути то ли гимном богам, то ли хвалою самому себе. О том, что поет он от радости, а не от горя, свидетельствует также Сократ [18]. Действительно, когда у человека на душе тяжко и горько, в ней нет места музыке и пению.
Лебедь мужествен не только в смерти, но и в битве. Словно человек разумный и сдержанный, он никогда не нападет первым, но перед зачинщиком и обидчиком не отступает и не уклоняется. Все птицы живут с ним в мире и как бы в союзе, и только орел часто нападает на него, по словам Аристотеля, но никогда его не одолевает и неизменно бывает побежден, ибо лебедя в бою не только спасает сила, но н защищает правда.
VI, 35. О ЯСОССКОМ ДЕЛЬФИНЕ
Издавна прославляемую любовь ясосского дельфина к прекрасному мальчику, по-моему, не следует оставить без упоминания, и поэтому я расскажу о ней.
В Ясосе [19] гимнасий находится возле самого моря, и эфебы после упражнений в беге и борьбе спускаются к морю, чтобы омыться по старинному обычаю. И вот, когда они плавали, одного из них, замечательного цветущей красотой, страстною любовью полюбил дельфин. Когда он приблизился в первый раз, мальчик был изумлен и перепуган, но потом привык и питал к нему немалую дружбу и любовь. Они стали играть друг с другом, иногда состязались, плавая наперегонки, а иногда мальчик горделиво разъезжал, взобравшись на своего пловучего любимца, как всадник на жеребца. И ясийцы, и приезжие дивились этому. Увлеченный любовью, дельфин уносил мальчика так далеко в море, как тому нравилось, а потом поворачивал и нес его к самому берегу; здесь они расставались, и один возвращался домой, а другой - в открытое море. Дельфин приплывал как раз тогда, когда детей распускали из гимнасия, и мальчик радовался появлению друга и новым играм с ним. Поистине, красота его тела была замечательна, если не только людям, но и неразумным животным он казался прекраснейшим. Но и эту взаимную любовь в скором времени погубила зависть судьбы.
Однажды мальчик, утомленный гимнастическими упражнениями больше обычного, сидя на дельфине, прилег к нему животом; и случилось, что шип, торчащий на спине животного, вонзился ему в пупок; лопнули жилы, кровь потекла сильной струей, и мальчик тут же умер. Когда дельфин стал догадываться об этом по тяжести тела, - потому что мальчик лежал на нем уже не так легко, как обычно, когда дыхание уменьшало его тяжесть, - и увидел, как покраснело море от крови, он понял все, и не захотел пережить своего любимца. С плеском, как корабль, сильно и стремительно поплыл он к берегу и выбросился, вынеся на себе тело мальчика; там лежали они, один мертвый, другой испускающий дух. Нет, Еврипид, не решился на такое Лаий из-за Хрисиппа [20], хотя и ты говоришь, и молва гласит, что он самым первым завел у эллинов мужскую любовь. Ясийцы почтили столь великую любовь, похоронив в одной могиле и прекрасного мальчика, и влюбленного дельфина, а над могилой поставили статую мальчика верхом на дельфине. Была отчеканена монета из меди и серебра с изображением гибели обоих; и местные жители благоговейно сохранили в памяти деяние столь великого бога [21]. Как я слышал, и в Александрии при Птолемее II был дельфин, любивший подобной любовью, и в италийской Дикеархии [22]. Если бы знал это Геродот, он этому не меньше бы удивлялся, чем рассказу об Арионе из Мефимны.
VI, 40. О МЫШАХ НА ГЕРАКЛОВОМ ОСТРОВЕ
На Понте известен остров, названный по имени Геракла. И вот, сколько есть на этом острове мышей, все они почитают этого бога, и всякую вещь, ему посвященную, считают угодной божеству и не касаются ее. Там растет виноградник, посвященный богу и почитаемый как его собственность; служительницы божества сохраняют его лозы для жертвоприношений. И когда гроздья начинают созревать, мыши покидают этот остров, чтобы даже нечаянно не тронуть неприкосновенного. А когда эта пора проходит, они возвращаются на привычные места. Так хорошо поступают понтийские мыши. А Гиппон, а Диагор, а Герострат [23] и вся остальная вереница богопротивников, разве пощадили бы они этот виноград или какую иную святыню, - они, стремившиеся так или иначе уничтожить самые имена и деяния богов?
VII, 8. ОБ АНТИЛОПЕ, КАК ОНА ПРЕДЧУВСТВУЕТ ВОСХОД СИРИУСА, О ЛИВИЙСКИХ КОЗАХ И ВООБЩЕ О ТОМ, КАК ЧЕТВЕРОНОГИЕ ЖИВОТНЫЕ ПРЕДСКАЗЫВАЮТ ДОЖДЬ И ЯСНУЮ ПОГОДУ, А ТАКЖЕ О ГИППАРХЕ И АНАКСАГОРЕ
Египтяне, как я слышал, говорят, что антилопа первая замечает восход Сириуса [24] и извещает об этом чиханьем. А ливийцы, похваляясь, настойчиво твердят, что их козы также это предчувствуют, и что, кроме того, они предсказывают приближение дождя. Именно, когда их выгоняют из хлева, они бегом спешат на пастбище, а потом, насытившись, поворачиваются к стойлам и, глядя в их сторону, неподвижно ждут, пока пастух не поторопится собрать и загнать их. При тиранне Гиероне всех привел в удивление Гиппарх [25], который сидел в театре, одетый в кожух, потому что в ясную погоду предвидел приближение грозы, и сам Гиерон, изумленный, поздравил вифинских никейцев с тем, что их согражданином является Гиппарх; когда в Олимпии Анаксагор смотрел на состязания, также одетый в кожух, и, действительно, хлынул дождь, все эллины прославляли его и гордились тем, что он одарен скорее божественным, чем смертным разумом; а тому, что быки, когда Зевс собирается послать дождь, ложатся на правый бок, а перед хорошей погодой - на левый, почти никто не удивляется. Вот что я слышал еще, достойное удивления: когда бык мычит и принюхивается [к земле], то непременно будет дождь; а когда быки едят доотвала и больше обычного, это предвещает бурю. Если овцы роют землю копытами, это, как кажется, к буре; а если они по утрам просыпаются рано, это указывает на раннюю зиму. Когда козы спят, сбившись в кучу, это говорит о том же самом.. Появление свиней в душистых травах означает, что дождь прошел стороной. Бараны и козлы, прыгая и наскакивая друг на друга, обещают ясный день. Если пищат ласки, а также мыши, это значит, что будет сильная буря. Когда волки покидают глушь и подходят к жилью, этим они показывают, что боятся наступающей зимы. Лев, появляясь в плодородных местах, предвещает засуху. Если рабочий скот шумит и скачет больше обычного, это значит, что будет гроза с дождем; и если поднимает пыль копытами, это указывает на то же самое. Зайцы, во множестве появляясь по одним и тем же местам, обещают ясную погоду. И все они превосходят людей, которые узнают о перемене погоды только тогда, когда она уже произошла.
VII. 27. ОБ ОВЦАХ
Из всех животных овцы самые послушные: сама природа научила их повиновению. Они слушаются пастуха, собак и ходят даже за козами. Они очень любят друг друга, и поэтому им меньше угрожают волки, так как они не бродят по одиночке и не отлучаются от стада, как это делают козы. Арабы говорят, что у них стада тучнеют не столько от корма, сколько от музыки. Овцы с удовольствием едят соленое, потому что от такой еды вкуснее становится питье. Знают овцы и о том, что не меньше, чем покрывающие их бараны, помогает им беременеть северный и южный ветер, знают и о том, что северный ветер производит мужской приплод, а южный - женский; и судя по тому, хочет ли овца того или другого потомства, она при случке поворачивается к тому или к другому ветру. Ахиллу, чтобы друг его был сожжен на погребальном костре, пришлось творить молитву, а Ириде, о славный Гомер [26], упрашивать ветры помочь ему, обещая им священнослужение как бы в награду за подмогу; афинян научил почитать ветры жертвоприношениями сын Неокла [27]; овцам же ветры помогают в родах открыто, без всяких обрядов и даже без зова. Пастухи за этим внимательно следят, и когда дует южный ветер, подпускают баранов к маткам, чтобы у них родилось побольше ярок.
VII, 42. О ЛЕНИВОМ МУЛЕ, КОТОРОГО ПРОУЧИЛ МУДРЫЙ ФАЛЕС
Фалес Милетский очень своеобразно проучил одного мула, уличив его в лености. Этот мул, нагруженный солью, однажды, переходя через реку, случайно поскользнулся и свалился в воду. Соль намокла, подтаяла, и мул, почувствовав облегчение, обрадовался. Сообразив, каким образом тяжелая ноша стала легкой, он воспользовался уроком этого случая, и то, что в первый раз произошло с ним случайно, он делал с этих пор намеренно. Погонщик был не в силах направить его по другой дороге, кроме как через реку. Услыхав такой рассказ, Фалес мудро рассудил, как надо проучить ленивого мула, и велел навьючить его, вместо соли, губками и шерстью. Тот, не догадываясь о хитрости, поскользнулся, как обычно; вьюк его пропитался водой, и он почувствовал, что его уловка обернулась ему же во вред. С этого времени он ходил осторожно, твердо держался на ногах и сохранял соль невредимою.
Χ, 48. КАК ДРАКОНЫ УМЕЮТ БЫТЬ БЛАГОДАРНЫМИ
У Ликаона, эмафийского царя, был сын Македон, по имени которого была потом названа страна, утратившая прежнее наименование. А у Македона был сын Пинд, отличавшийся замечательной храбростью и красотой. Были у него и другие дети, но душой они были неразумны, а телом слабы; завидуя доблести и другим достоинствам брата, они впоследствии погубили его, но и сами погибли, поплатившись перед высшей Правдой. Узнав, что братья злоумышляют против него, Пинд оставил отцовское царство и жил в деревне, будучи столь же искусен в охоте, как и во всем остальном.
Однажды он охотился на оленей; они убегали со всех ног, а он, преследуя, гнал коня, что было сил, и далеко опередил товарищей по охоте. Олени бросились в глубокую расселину, так что преследователь потерял их из виду; соскочив с коня и привязав его уздечкой к ближнему дереву, Пинд обшарил, как мог, всю расселину, разыскивая их. И тут он услышал голос: "Не трогай оленей". Долго озираясь и ничего не увидев, он испугался, что голос принадлежал какому-нибудь высшему существу. Он удалился прочь, погоняя коня, и на следующий день явился один, но не посмел войти в расселину, со страхом вспомнив голос, который он слышал собственными ушами. В недоумении раздумывая про себя, кто бы это мог помешать ему накануне гнаться за добычей, он высматривает, нет ли где-нибудь горных пастухов, или хижины, или других охотников, и видит огромного дракона: почти все его тело волочилось по земле, и поднятая голова и шея составляли только малую часть его, но и они были величиной со взрослого человека. Увидав его, Пинд испугался, но не обратился в бегство, а собрался с духом и задумал разумным поведением склонить чудовище к миру: он взял птиц, на которых в этот день охотился, и протянул ему как подарок от гостя и выкуп за собственную жизнь. Тот, смягчившись, и как бы очарованный подарком, уполз и скрылся.
Юноша был очень обрадован, и с этих лор, как человек добрый и любезный, стал в благодарность за спасение приносить дракону начатки своей добычи - горных животных или птиц. В этих приношениях Пинд был очень усерден, и волею божества ему стала сопутствовать удача, так что день ото дня он жил все привольнее, и на охоте ему всегда везло, охотился ли он на лесных зверей или на птиц. Все у него было в избытке, и даже распространилась молва, что он выходит на зверей один на один и без трепета берет их. Был он видного роста, страшной телесной силы и крепкого здоровья; своею красотою он воспламенял и как бы приковывал, к себе всех женщин: незамужние, словно в опьянении, ходили к его дверям, а замужние, хоть и покорялись закону, но так пленялись молвой о красоте Пинда, что скорее бы предпочли соединиться с Пиндом, чем даже сделаться богинями; мужчины же дивились ему и искали его дружбы; и только братья были его врагами.
Однажды во время охоты - а охота была возле реки - они подстерегли его в одиночку, и в глухом месте, выйдя на него втроем, поразили мечами. Он закричал, и это услышал его друг - дракон, животное с острым слухом и очень быстрым зрением. Он покидает свое логово, обвивает телом нечестивцев и убивает их, стеснив им дыхание, а сам остается сторожить тело до тех пор, пока приближенные, беспокоясь за юношу, не пришли и не застали его мертвым. Они подняли плач, но приступить к погребению не решались, в страхе перед таким стражем. Дракон каким-то таинственным образом догадался о том, что они его боятся, и медленно, не спеша, удалился, оставив мертвого приближенным, чтобы они оказали ему последнюю услугу. Его похоронили со всею пышностью, а река, протекавшая поблизости от места убийства, получила название Пинд - по имени покойника и по его гробнице. Таким образом, и животным свойственно платить благодарностью за благодеяние, о чем я говорил и раньше, чему этот рассказ представляет немалое подтверждение.
XII, 3. О ЕГИПЕТСКОМ ЯГНЕНКЕ С ДВУМЯ ХВОСТАМИ
Есть у египтян рассказ, которому, однако, я нисколько не верю. Именно, они говорят, что во времена знаменитого Бокхориса [28] родился ягненок с восемью ногами и двумя хвостами, а говорил он человечьим голосом; утверждают, кроме того, что ягненок был о двух головах, и рогов у него было четыре. Можно простить Гомера, который дал человеческий голос коню Ксанфу [29], потому что он поэт; не в чем упрекнуть и Алкмана, который допустил это в подражание Гомеру, благоговея перед смелостью своего предшественника; но когда тем же самым похваляются египтяне, кто может этому поверить? Все же, я рассказал о достопримечательности этого ягненка, хотя бы это и было вымыслом.
XII, 5. О ЛАСКЕ, ПОЧИТАЕМОЙ ФИВАНЦАМИ, И О МЫШАХ В ХРАМЕ СМИНФИЯ
Многие заслуженно высмеивают египтян, которые почитают и обожествляют различные породы животных. Но ведь и фиванцы, как я слышал, хотя и принадлежат к эллинам, воздают почитание ласке и говорят, что она была кормилицей Геракла, а если не кормилицей, то когда Алкмена мучилась родами и не могла разрешиться, ласка пробежала мимо и уничтожила колдовство, так что Геракл тут же появился на свет и сразу стал ползать [30].
Обитатели Амаксита в Троаде почитают мышь; поэтому, говорят, и Аполлон, которому они поклоняются, называется Сминфием, ибо у эолян и троянцев мышь называется "сминфом", как пишет и Эсхил в "Сисифе" [31] :
Здесь у полевого сминфа сила есть чудесная.
В храме Сминфия прикармливают ручных мышей, и корм для этого дает государство; под алтарем гнездятся белые мыши, а возле треножника Аполлона стоит изображение мыши [32]. Об этих священных обычаях я слышал такое предание. Однажды на нивах эолян и троянцев появилось великое множество мышей и погрызло все всходы, так что сеявшие собрали очень скудную жатву. Обратились к дельфийскому богу, и он указал воздать почитание Аполлону Сминфию. Исполнив это, жители избавились от мышиной опасности и собрали обычный урожай пшеницы. Вдобавок к этому еще рассказывают вот что. Когда критяне после какого-то постигшего их бедствия покидали родину, чтобы основать колонию, они попросили пифийского бога указать им хорошую и удобную для поселения местность; и оракул вещал, что они должны обосноваться и выстроить город там, где с ними вступят в войну земнородные. Они прибыли в этот Амаксит и расположились лагерем на привал; и тут выползло несказанное множество мышей, которые стали глодать ремни у щитов и перегрызать тетивы у луков. Они догадались, что это и есть земнородные, и лишившись таким образом оружия, заселили эту местность и воздвигли храм Аполлона Сминфия. Вот как упоминание о мышах завело нас в область богословия; но оттого, что мы все это узнали, нам не стало хуже.
XII, 34. О РАЗЛИЧНОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ЖИВОТНЫХ У РАЗЛИЧНЫХ НАРОДОВ
Не лишним будет рассказать о животных также и следующее. Скифы за недостатком дерева сжигают мясо жертвенных животных на их же костях. Если у фригийцев кто-нибудь убьет пахотного быка, его наказывают смертью. Сагареи [33], почитая Афину, ежегодно устраивают в ее честь состязания верблюдов, которые у них отличаются быстротой и прекрасно бегают. Саракоры не пользуются ослом ни для перевозки тяжестей, ни для вращения жернова, но только для войны: вооружившись, они принимают бой, сидя верхом на ослах, как эллины на конях. Который осел покажется им более тучным, того они уводят и посвящают Аресу. Перипатетик Клеарх [34] говорит, что из всех пелопоннесцев только аргивяне не умерщвляют змей. Они же убивают собаку, если она пробежит по площади в определенные дни, называемые у них Арнейскими [35]. В Фессалии человек, который хочет жениться, приводит на свадебное жертвоприношение взнузданного боевого коня и в полной военной сбруе; и когда жертвоприношение совершено и брачный союз заключен, он подводит коня под уздцы к невесте и передает ей. Что это значит, пусть расскажут сами фессалийцы. Тенедосцы откармливают стельную корову для древнего Диониса-человекоубийцы, и когда она телится, помогают ей, как роженице, а новорожденного теленка обувают в котурны и приносят в жертву, причем того человека, который ударяет его секирой, во искупление греха забрасывают камнями, пока он не забежит в море. А эретрийцы приносят в жертву Артемиде Амаринфской увечных животных.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Все, что я мог разыскать и найти, усердно, заботливо, трудолюбиво и любознательно занимаясь теми вопросами, касаясь которых, соперничали в учености знаменитые мужи и философы, - все это я изложил, как умел, ничего не оставляя в стороне и не ослабляя своего усердия высокомерным презрением к неразумным и бессловесным животным, потому что и здесь руководила мною пламенная любовь к знанию, свойственная мне от природы.
Для меня не секрет, что иные из тех, кто заботится о богатстве, из тех, кто стремится к почестям и власти, и вообще, все, кто любит славу, станут обвинять меня в том, что я посвящаю этому свое время, тогда как можно со славою добиваться успеха перед народом или копить великие богатства. А меня занимают лисицы, ящерицы, жуки, змеи, львы, и как ведет себя леопард, и как аист любит своих птенцов, и как сладостен голос соловья, и как разумен слон, и породы рыб, и перелеты журавлей, и какие бывают драконы, и все прочее, что я постарался собрать и сохранить в этой книге; и я совсем не хотел бы, чтобы меня считали богачом и причисляли к ним. Я хочу и всеми силами стараюсь войти в число тех славных людей, среди которых есть и мудрые поэты, и тонкие наблюдатели и знатоки тайн природы, и многоопытнейшие писатели; и думаю, что рассуждаю лучше, чем мои советчики. Мне хотелось бы превосходить людей только своими знаниями, а вовсе не имуществом и деньгами прославленных богачей. Но довольно об этом.
Знаю также, что иные не одобрят, что я веду рассказ не о каждом животном в отдельности, чтобы сразу все сообщить об особенностях каждого, но вместо того перемешал разное и по-разному, говорил сразу о многих, то обрывал рассказ о таких-то животных, то снова возвращался с новыми сведениями об их природе. Но я, во-первых, по существу, вовсе не раб чужих желаний, и не считаю нужным следовать за другим человеком, куда ему угодно; а во-вторых, я старался привлечь читателя разнообразным чтением, избегая ненавистного однообразия; и подобно тому, как луг или венок бывает красив пестротою, так и я, вместо цветов располагая различными животными, хотел соткать и сплести свое повествование. И если охотникам кажется удачей выследить одного только зверя, то и для меня отрадно заполучить такое множество животных, причем не следы их или туши, но все, что им дала природа и за что они ценятся. Что по сравнению с этим Кефалы, Ипполиты и прочие искусники гоняться за дичью по горам или такие замечательные мастера рыбной ловли, как Метродор Византийский [36], сын его Леонид, Демострат и другие рыболовы, которых, клянусь Зевсом, немало? А если художники готовы возгордиться, когда кто-нибудь прекрасно напишет лошадь, как Аглаофонт [37], или оленя, как Апеллес, или изваяет бычка, как Мирон, или что-нибудь, - то когда один человек нашел у стольких животных и выставил напоказ их нравы, облик, разум, сметливость, справедливость, умеренность, мужество, любовь, благочестие, можно ли удивляться этому? Дошел я до этого места, и горько мне стало, что приходится неразумных животных хвалить за благочестие, а людей порицать за нечестие. Но об этом я рассуждать здесь не буду.
Хочу еще только одно сказать тому достойнейшему читателю, о котором я упоминал в начале книги: если я говорил то же, что и все, или, по крайней мере, многое, то не следует меня за это винить, ибо выдумать новых животных я не мог, а то, что известны мне весьма многие, я доказал. Впрочем, я рассказал также кое-что, о чем другие молчат, и что я узнал из собственного опыта; и здесь, как и в остальном, истина была мне всего дороже. А каким образом и с каким старанием я вел рассказ, каково в нем изящество слога и плана, или красота слов и выражений, это узнают разумные ценители, на которых, я и возлагаю надежду.
[1] Эвдем Родосский, ученик и комментатор Аристотеля, известный философ, медик и математик.
[2] Намек на скифский обычай отстреливаться из луков при отступлении.
[3] Ктесий Книдский, современник Ксенофонта, придворный врач царя Артаксеркса II, много лет провел в Персии и написал о ней большое историческое сочинение; греки обвиняли его во лживости.
[4] Павсаний (I, 14, 1) говорит, что при этом элейцы приносят жертву Зевсу, отвратителю мух.
[5] По закону, на олимпийские состязания разрешалось смотреть только девушкам, но не замужним женщинам.
[6] «Илиада», XXIV, 1.
[7] Племя в Македонии.
[8] Феопомп Хиосский — историк IV в. до н. э., ученик Исократа, автор «Истории Греции» и «Истории Филиппа Македонского».
[9] Лерос — остров у берегов Карии.
[10] Историк и географ второй половины III в. до н. э., раб поэта Каллимаха.
[11] Невры — народ в северной Скифии.
[12] Агафархид Книдский—географ II в. до н. э., работавший в Александрии.
[13] Сострат из Нисы — географ I в. до н. э., учитель Страбона.
[14] Александр Миндийский;—компилятор I в. н. э.; его обширное сочинение «О животных» — основной зоологический материал для Элиана и других писателей эпохи империи (Плутарха, Афинея).
[15] Мимант—горный кряж в Ионии, на полуострове против Хиоса.
[16] Феофраст с Лесбоса — виднейший из учеников Аристотеля, философ и натуралист, основатель научной ботаники.
[17] Трагедия не сохранилась.
[18] Имеются в виду слова Сократа о лебедях в «Федоне» Платона (84 е — 86 Ь): «они радуются, что им предстоит отойти к тому божеству, которому они служат» (т. е. к Аполлону).
[19] Ясос — город на одноименном островке у берега Карии.
[20] По мифу — сын Пелопса, похищенный и обесчещенный фиванским царем Лаием, и покончивший с собой, чтобы избежать позора (искуплением этой вины Лаия была его смерть от руки Эдипа и дальнейшая судьба Эдипа и его потомства). Хрисиппу посвятил Еврипид одноименную трагедию, до нас не дошедшую.
[21] Т. е. Эрота.
[22] Об этом последнем случае рассказывает Геллий, VII, 8.
[23] Гиппон — философ–пифагореец, современник Пирикла; его безбожие высмеивал афинский комик Кратин. Диагор Мелосский — современник Перикла, философ–материалист, последователь Демокрита, изгнанный из Афин за безбожие. Герострат сжег знаменитый храм Артемиды в Эфесе (по преданию, в 356 году, в ночь рождения Александра Македонского).
[24] Восход Сириуса означал наступление самого жаркого и засушливого времени — лета.
[25] Гиппарх (середина II в. до и. э.)—знаменитый астроном, основатель научной астрономии; говорили, что он рассчитал движение солнца и луны на 600 лет вперед. Элиан допускает хронологическую ошибку: Гиппарх жил почти на сто лет позже Гиерона.
[26] «Илиада», XXIII, 194 сл.
[27] Фемистокл.
[28] Эфиопский царь, правивший Египтом в VIII в. до н. э.
[29] Один из бессмертных коней Ахилла; его пророчество Ахиллу — «Илиада», XIX, 404 сл.
[30] Овидий («Метаморфозы», IX, 306 сл.) (рассказывает, что богиня родов Имифия, повинуясь приказанию Геры, непрерывными заклинаниями препятствовала Алкмене разрешиться от бремени; служанка Галантида (Антонин Либерал, 29, называет ее Галантиадой) сказала ей, что Алкмена уже родила, и этим привела ее в смятение и дала возможность Алкмене разрешиться. За это Гера превратила Галантиду в ласку.
[31] Трагедия (может быть, сатировская драма) не сохранилась.
[32] Страбон (XIII, 1, 48) рассказывает, что в этом храме стоит статуя работы Скопаса, изображающая Аполлона, опирающегося пятою на мышь.
[33] Сагареи — кочевое племя в Мидии. Саракоры — по–видимому, какоето из арабских племен.
[34] Клеарх из Сол, ученик Аристотеля, автор этнографического сочинения «Образы жизни», широко используемого поздними авторами.
[35] Летний праздник в память о смерти божественного юноши Лина.
[36] Метродор Византийский упоминается только здесь. Сочинения его сына Леонида (жил в начале I в. до н. э.) и римского сенатора Демострата (жил в начале империи, писал не только о рыбной ловле, но и о гадании на воде и т. п.) были основными источниками Элиана в области ихтиологии. Уже для этих авторов, по–видимому, характерен интерес к необычайному и редкому.
[37] Аглаофонт — знаменитый художник эпохи греко–персидских войн, отец и учитель Полигнота. По преданию, первый изобразил Нику (Победу) крылатой.