103. Житие Александра Невского

Житие Александра Невского, особенно прославившегося своей доблестной победой над немецкими рыцарями, написано, видимо, каким-то церковником в конце XIII или в самом начале XIV в., возможно, на основе не дошедшей до нас светской биографической повести, возникшей, следует полагать, вскоре после смерти этого выдающегося князя, замечательного полководца и крупнейшего государственного деятеля (ум. в 1263 г.). Судя по сходству лите­ратурной манеры жития Александра Невского с литературной ма­нерой Галицко-Волынской летописи (см. ниже) и «Девгениева дея­ния», переведённого, нужно думать, в Галицко-Волынской земле, автором жития был выходец из Галицко-Волынского княжества, переселившийся вместе с митрополитом Кириллом III ко двору Александра Невского '.

Автор первоначальной редакции жития, связанный своим источником, лишь в небольшой степени придал ему черты агио­графического стиля, отчего его произведение может быть названо скорее воинской повестью, чем житием в обычном смысле слова. Наиболее близко к тексту первоначальной редакции жития стоят тексты Лаврентьевской и второй Псковской летописей, но оба они дефектны, почему для знакомства с этой редакцией пользуемся текстом позднейшим, относящимся к половине XVI в.

Автор начинает своё изложение с шаблонного самоумаления своих качеств как агиографа: он, «худый, грешный и недостой­ный», принимается за свой труд потому, что слышал об Алексан­дре «от отец своих» и лично знал его. Если у автора недостаточно умственных способностей для его дела, то он надеется на помощь богородицы и святого Александра Ярославича. Вслед за тем по житийному трафарету сообщается о том, что Александр «богом рожен от отца благочестива и нищелюбца, паче ж кротка, великаго князя Ярослава, от матери благочестивыя Феодосеи». Ростом он был выше других людей, голос его был, как труба в народе, лицо его походило на лицо библейского Иосифа, сила его была частью силы Самсона, премудростью он равен был Соломону, храбро­стью — римскому царю Веспасиану. Этими краткими общими справками исчерпывается вся характеристика Александра. Ни о каких специфически благочестивых чертах его поведения в житии не говорится, и далее речь идёт уже всецело о его воинских подви­гах и государственной деятельности.

Некто Андреяш пришёл из западной страны от меченосцев, желая видеть «дивный возраст» Александра, как некогда царица Южская приходила к Соломону, чтобы испытать его мудрость. Вернувшись назад, Андреяш поведал о том, что, пройдя много стран и народов, он нигде не видел такого ни в царях царя, ни в князьях князя. И услышав это, «краль части Римския, от полу-нощныя страны» (т. е. Швеции), сказал: «Пойду, попленю землю александрову». И собрав большую силу и наполнив много своих кораблей воинами, он пошёл в «силе велице, пыхая духом ратным», на Александра. Придя на Неву, «шатаяся безумием», он послал, возгордившись, послов к Александру в Новгород, со словами: «Аще можеши ми противитися, уже есмь зде, попленю землю твою». Длександр молится со слезами в церкви св. Софии и, получив бла­гословение от архиепископа Спиридона, начинает крепить свою дружину, ободряя её словами «священного писания». Не дождав­шись большой силы, он с небольшой дружиной выступает против врагов, уповая на святую троицу. Жалостно слышать, говорит от себя автор, что отец его Ярослав честный, великий не знал о на­шествии неприятеля на своего милого сына, что нельзя было по­слать Ярославу весть об этом в Киев, потому что уже приблизи­лась вражеская рать; многие же новгородцы не успели собраться, так как князь ускорил свой поход.

Александр имел великую веру в Бориса и Глеба. Был некий муж, старейшина страны Ижорской, по имени Белгусич, приняв­ший крещение и живший богоугодно среди язычников. И послал ему бог «видение»: будучи на страже, он увидел сильную рать, идущую против Александра, а на восходе солнца услышал страш­ный шум на море и заметил судно, посреди которого стояли Борис и Глеб, плывшие на помощь Александру. Об этом Белгусич сооб­щил Александру, который велел ему никому о видении не говорить, а сам поспешил навстречу врагам, «и бысть сеча великая над рим-ляны», и побил Александр множество вражеского войска и самому королю «возложи печать на лицы острым своим копием». Тут же в полку александровом отличились шесть храбрых мужей, имена и подвиги которых приводятся в житии. Об этом, как говорит ав­тор, он слышал от господина своего князя Александра Ярославича и от иных, принимавших участие в сече. Случилось при этом «див­ное чудо», напоминающее то, что произошло во время битвы иудей­ского царя Езекии с царём ассирийским Сенахиримом, когда внезапно появившийся ангел избил 180600 ассирийцев, и на утро они оказались мёртвыми. Так и в этой битве на противополож­ном берегу реки Ижоры осталось много неприятельских вои­нов, умерщвлённых архангелом, а уцелевшие убежали. Князь же Александр возвратился с победой, «хваля бога и славя своего творца».

На второй год после этого западные соседи построили город во владениях Александра. Александр вскоре пошёл на них и раз­рушил город до основания, а их самих частью избил, частью за­хватил в плен, иных же помиловал и отпустил, «бе бо милостив паче меры». В следующем году, зимой, он освободил взятый нем­цами Псков и с большим войском отправился на немцев. В по­мощь Александру его отец Ярослав послал младшего сына Андрея с большой дружиной. И у самого Александра, как некогда у царя Давида, было много храбрых мужей, крепких, сильных, исполнен­ных ратного духа. Сердца их были как сердца львиные, и они го­товы были положить головы свои за дорогого князя. С молитвой Александр вступает в сражение с немецкими рыцарями на Чудском озере. В типичном для воинской повести стиле, в частности близко к стилю боевых эпизодов паримийных чтений о Борисе и Глебе, описывается это сражение: «Бе же тогда день суботный, восходящу солнцу, сступишася обои, и бысть сеча зла и труск (треск) от копей, и ломление, и звук от мечнаго сечения, якожь морю мерзшу двигнутися; не бе видети леду, покрылося бяше кро-вию». От очевидца автор якобы слыхал, что в воздухе виден был полк божий, пришедший на помощь Александру. «И победи я (их) помощью божиею, и вдаша ратнии плещи своя (обратились вра­жеские воины в бегство). Они же (т. е. войско Александра) сеча-хуть и гонящи, яко по яйеру (по воздуху), не бе им камо убежати». Здесь прославил бог великого князя Александра Ярославича пред всеми полками, как Иисуса Навина в Иерихоне. И не нашлось ни­кого, кто противился бы ему в брани. И возвратился он с победы со славою великою, ведя подле коней пленных, «иже именуются рыдели» (рыцари). Вышедшие навстречу Александру во главе с духовенством псковитяне пели песнь во славу победителя. И про­славилось имя его до крайних пределов земли, и до гор Аравит-ских, и до Рима.

Тогда умножились литовцы и начали наносить вред владениям Александра. Он победил их, и стали они бояться его имени. Про­слышав про Александра, восточный царь Батый захотел видеть его. Александр отправился к нему через Владимир, и грозный слух о нём дошёл до устьев Волги. Татары там пугали его именем своих детей, говоря: «Александр едет», как половцы в «Слове о погибе­ли» пугали детей именем Мономаха. Батый нашёл, что Александр превосходит всех князей, и с великою честью отпустил его домой. Вскоре воевода Батыя Неврюй опустошает Суздальскую землю. Александр устраивает в ней порядок, и за это автор произносит длинную хвалу ему, пользуясь цитатами из книги пророка Исайи. После этого римский папа посылает к Александру кардиналов с предложением принять католическую веру, но Александр отка­зывается от этого.

Наконец, изложение переходит к рассказу о последних собы­тиях в жизни Александра. Какая-то «нужда от поганых» побужда­ет его отправиться в Орду, чтобы отмолить людей от беды. На об­ратном пути, у Городца (близ Нижнего Новгорода), Александр заболевает и, постригшись и приняв схиму, умирает. Автор в ли­рических строках оплакивает кончину своего господина. Митропо­лит Кирилл по поводу смерти князя воскликнул, обращаясь к на­роду: «Чада моя, разумейте, яко уже зайде солнце земли Суждаль-скыя!» Игумены же и попы, богатые и нищие, и все люди с воплем говорили: «Уже погибаем!» Тело Александра понесли во Влади­мир; народ, встречая его в Боголюбове, так сильно рыдал, «яко земли потрястися». Когда митрополит захотел вложить в руку кня­зя духовную грамоту, Александр, как живой, протянул руку и сам взял грамоту.

Как видим, Александр Невский изображён в житии прежде всего как идеальный князь и воин, наделённый всеми положи­тельными духовными и физическими качествами в наивысшей сте­пени. Он уподобляется не раз самым выдающимся библейским персонажам. Такой образ князя мог быть дан скорее всего близ­ким к нему человеком, и этот образ присутствовал, нужно думать, уже в той светской биографической повести об Александре, кото­рая предположительно легла в основу древнейшего жития.

Автор жития использовал в отдельных случаях компилятивный Хронограф, состоявший из библейских книг, Хроник Георгия Амартола и Иоанна Малалы, «Александрии» и «Повести о разо­рении Иерусалима» Иосифа Флавия и входивший в так называе­мый Архивский сборник, составленный в 1262 г., за год до смерти Александра Невского. Отдельные эпизоды жития могли возник­нуть под влиянием «Девгениева деяния». Ряд мелких эпизодов и стереотипных формул в житии Александра Невского восходит к агиографической литературе, оригинальной («Сказание» о Бо­рисе и Глебе и паримии в честь их и др.) и частично переводной, и к русским летописным повестям на воинские темы '.

На протяжении нескольких веков, вплоть до XVII в., житие Александра Невского несколько раз перерабатывалось, в связи с общей эволюцией агиографического стиля, в направлении к ри­торической украшенности и витиеватости. Особенно усиленно оно перерабатывалось в этом направлении после собора 1547 г., созван­ного в целях канонизации русских святых. Влияние жития сказа­лось на ряде произведений, возникших в последующее время («Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивано­вича», летописная повесть о Мамаевом побоище и др.).