102. «Слово о погибели рускыя земли»

К числу севернорусских памятников, связанных с нашествием татар, принадлежит и «Слово о погибели Рускыя земли», найден­ное X. М. Лопарёвым в начале 1890-х годов в рукописи XV в. псковского Печерского монастыря и тогда же им опубликованное '. Оно невелико по объёму (в рукописи занимает 45 строк).

В «Слове» перечисляются природные и материальные богат­ства, которыми до татарского нашествия изобиловала «светло-светлая и украсно-украшена земля Руськая»: озёра многочислен­ные, реки и колодцы местнопочитаемые, горы крутые, холмы высокие, дубравы чистые, поля дивные, звери различные, птицы бесчисленные, города великие, сёла дивные, сады монастырские, дома церковные. Были тогда на Руси князья грозные, бояре честные, вельможи многие. Большие пространства и живущие на них народы были покорены великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю киевскому, деду его Владимиру Мономаху, именем которого половцы устрашали детей в колыбели и при котором литовцы из своих болот не показывались на свет, а венгры укрепляли каменные свои города железными воротами, чтобы он через них не въехал к ним; немцы же радовались, живя далеко за синим морем. Различные соседние племена платили дань Владимиру мёдом, а царь византийский Мануил, опасаясь, как бы Владимир не взял Царьграда, посылал ему великие дары. Так было раньше, теперь же приключилась болезнь христианам.

Таково содержание этого выдающегося памятника, проникну­того чувством глубокого патриотизма, гордостью прошлым Рус­ской земли и скорбью о её бедствиях, причинённых ей татарами. Вслед за ним идёт житие Александра Невского, не имеющее здесь особого заглавия и даже не отделённое от текста «Слова о погибе­ли» особой строкой. Первый издатель «Слова», основываясь на том, что в нём, как оно до нас дошло, идёт речь не о гибели Рус­ской земли, а о её могуществе и красоте и только в последней фразе имеется неясное указание на «болезнь» христианам того времени, считал его «только началом великолепной поэмы XIII в., оплаки­вающей гибель Руси»,— поэмы, продолжение которой утрачено. За ней, по его же предположению, следовало также не дошедшее до нас «Слово о смерти великого князя Ярослава Всеволодовича», а по­том уже — житие Александра Невского. Таким образом, по взгляду Лопарёва, «Слово о погибели» представляло собой первую, цели­ком не сохранившуюся часть трилогии. Предположение Лопарёва о существовании второй части трилогии основывается на том, что вслед за заглавием — «Слово о погибели Рускыя земли» в рукопи­си написано: «о смерти великого князя Ярослава», после чего идёт текст «Слова», о смерти же Ярослава Всеволодовича вовсе не го­ворится.

Н. И. Серебрянский предполагал, что «Слово о погибели» яв­ляется предисловием к не дошедшей до нас светской биографии Александра Невского, написанной одним из дружинников князя и возникшей вскоре после его смерти '. По его предположению, в словах «о смерти великого князя Ярослава» мы имеем дело с пор­чей текста, и следует читать «о смерти Александра Ярославля», т. е. Александра Невского. При такой поправке становится ясным, почему его житие, помещённое вслед за «Словом», не имеет особо­го заглавия: оно выписано в самом начале, рядом с заглавием всту­пительной к житию статьи. Предисловием, но не к не дошедшей до нас светской биографии, а к церковному житию Александра Нев­ского считал «Слово о погибели» и В. Мансикка, полагая, что сло­ва митрополита Кирилла при погребении Александра «Уже поги­баем», читаемые в житии, как раз являются теми словами, к кото­рым внешним образом могло прикрепиться заглавие «Слово о по­гибели Рускыя земли» '.

В последнее время В. И. Малышевым и одновременно М. Гор-_линым по рукописи половины XVI в. опубликован второй список текста, буквально, за исключением орфографических разночтений, совпадающего с текстом «Слова о погибели», найденным Лопаре-вым². Но новонайденный текст, так же как и лопарёвский, будучи слит с текстом жития Александра Невского, озаглавлен: «Житие блаженного великаго князя Александра Ярославича всеа Русии Невского», без названия его вступительной части «Словом о по­гибели Рускыя земли». Это, в глазах В. И. Малышева, является дополнительным доводом в пользу того, что «Слово о погибели» представляет собой не самостоятельное произведение, а лишь изна­чальную вступительную часть жития Александра Невского. При этом В. И. Малышеву представляется сомнительным предположе­ние Лопарёва о том, что «Слово о погибели» дошло до нас не в пол­ном его составе, так как последние строки «Слова», в которых го­ворится о «болезни крестияном», «как бы предупреждают читателя о главной теме жития Александра Невского — рассказе о том, в каких тяжёлых для Русской земли условиях протекала государ­ственная и военная деятельность победителя шведов и немцев и за­щитника от татарских насилий Александра Невского».

Однако едва ли «Слово» можно считать изначальным вступле­нием к светской биографии Александра Невского или к церковно­му его житию: он умер в 1263 г., а в «Слове о погибели» имеется упоминание «нынешняго Ярослава» (т. е. Ярослава Всеволодовича, умершего в 1246 г.) и «брата его Юрья, князя Володимерьскаго», павшего в битве с татарами 4 марта 1238 г. Судя по контексту, о Юрии Всеволодовиче упоминается как ещё о живом. Существует предположение, что «Слово о погибели» явилось откликом на Калкскую битву 1223 г. и было создано около 1225 г.³, но вероят­нее предполагать, что оно вызвано было опустошительным татаро-монгольским разорением Руси в 1237 г.: именно к этому событию слово «погибель» (в данном случае — «разорение», «опустошение») значительно более применимо, чем к последствиям Калкской бит­вы. Предполагать, что «Слово о погибели» было откликом на бли­жайшие последующие разорения татарами Русской земли, нет осно­ваний, так как, судя по контексту, оно было написано до смерти князя Юрия Всеволодовича.

«Слово о погибели» затруднительно считать изначальным вступлением к житию Александра Невского в какой бы то ни было редакции ещё и потому, что само содержание жития, повествующе­го о блестящих победах Александра над врагами Руси, не согла­суется с представлением о её «погибели». Лишено вероятия и утверждение М. Горлина, высказанное им на основании сопостав­ления «Слова о погибели» с текстом «Степенной книги», относя­щимся к Ярославу Всеволодовичу, что вслед за «Словом» действи­тельно с самого начала шёл рассказ о смерти Ярослава Всеволо­довича '.

Как бы то ни было, «Слово о погибели» дошло до нас с явно дефектным концом. В рукописи последняя фраза читается так: «А в ты дни болезнь крестияном от великаго Ярослава и до Во-лодимера и до нынешняго Ярослава и до брата его Юрия, князя володимерьскаго». Под «великим Ярославом» нужно разуметь, оче­видно, Ярослава Мудрого, а под «Володимером» — Владимира Мономаха. Но в таком случае совершенно непонятно, как от време­ни этих двух князей можно вести начало «болезни» христианам, т. е. бедствий, связанных с татарским нашествием. Видимо, слова «А в ты дни болезнь крестияном» представляли собой самостоя­тельную, законченную фразу, после которой следовала новая: «От великаго Ярослава и до Володимера» и т. д., в рукописи ока­завшаяся незаконченной и продолжение которой трудно угадать ².

Художественный стиль «Слова о погибели» представляет со­бой сочетание книжного стиля с устнопоэтическими формами пе­сенной речи. Книжный стиль сказывается преимущественно в пере­числении богатств, которыми изобилует Русская земля, и в состав-эпитетах, как «светло-светлая», «украсно-украшена». От устно-поэтической традиции идут, видимо, такие сочетания, как «горы _крутые», «холмы высокие», «дубравы чистые», «князья грозные», «бояре честные», «синее море». Здесь характерны как самые эпите-_Tbi, так и постановка их после слов, к которым они относятся,— обычный приём в произведениях устнопоэтического творчества. От­туда же идёт и эпический образ Владимира Мономаха. К нему, _в частности, приурочены те же предания (об устрашении половца­ми его именем своих детей), которые связывались с именем Романа Галицкого. Упоминание о том, что различные народы трепетали перед Владимиром Мономахом,— общее место, встречаемое в опи­саниях могущества различных русских князей; рассказ же о стра­хе, испытанном Мануилом,-— явная хронологическая несообраз­ность, так как Мануил начал царствовать спустя восемнадцать лет после смерти Мономаха и в действительности посылал посольство с дарами к князю Ростиславу. Ошибка эта ведёт своё происхожде­ние от одной из хроник, известной в древнерусских рукописях и отодвигавшей царствование Мануила на тридцать лет назад, по­чему в «Слове о погибели» Мануил и оказался современником Владимира Мономаха.

«Слово о погибели» оказало большое влияние на вступитель­ную часть одной из редакций жития князя Фёдора Ярославского, возникшей в конце XV — начале XVI в. под пером Андрея Юрье­ва, но здесь эта вступительная часть примыкает к житию Фёдора гораздо органичнее, чем «Слово о погибели» к житию Александра Невского.