А. Е. Измайлов. Басни

Басни Измайлова стали появляться в печати с 1805 года; в 1814 году вышло первое издание «Басен и сказок», в дальнейшем при жизни автора оно выдержало еще четыре издания, значительно дополнявшие первый сборник (последнее: «Басни и сказки Александра Измайлова», в трех частях, изд. 5, вновь исправленное и умноженное. СПб., 1826). Подавляющая часть басен Измайлова совершенно самобытна. Нередко эти басни имели в виду конкретные обстоятельства и людей.1

* * *

БАСНИ2

1. Происхождение и польза басни
2. Умирающая собака
3. Кошка, превращенная в женщину
4. Два Петуха
5. Осел и Конь
6. Совет Мышей
7. Дряхлый Лев
8. Козел и Лисица
9. Кукушка
10. Филин и Чиж
11. Лебедь, Гусь, Утка и Журавль
12. Волк и Журавль
13. Бесхвостая Лисица
14. Горлица и Малиновка
15. Летучая Мышь и две Ласточки
16. Павлин, два Гуся и Нырок
17. Кот и Крысы
18. Попугай
19. Наседка
20. Ягненок и Поросенок
21. Львица и Свинья
22. Два Осла
23. Гора в родах
24. Воробьи и Овсянка
25. Лестница
26. Два кота
27. Мартышка и Кот
28. Поединок
29. Волчья хитрость
30. Вишня и Птицы
31. Два рака
32. Волк и Лисица
33. Ворона и кувшин
34. Лев и Лисица
35. Девушка и Чиж
36. Павлин, Щегленок и Воробьи
37. Устрица и двое Прохожих
38. Дитя и семь нянек
39. Учитель и Ученик
40. Два крестьянина и Облако
41. Яшка повар
42. Соловей и Ворон
43. Кошки в погребе
44. Водопад и Река
45. Крестьянин и Кляча
46. Роза и Репейник
47. Мачеха и Пасынок
48. Макарьевнина Уха
49. Блины
50. Кулик астроном
51. Черный Кот
52. Собака и Секретарь
53. Бегун и Кляча
54. Собака на сене
55. Две Козы
56. Два Попугая
57. Змея и Свинья
58. Фортуна и Достоинство
59. Слон и Собаки
60. Собачья зависть
61. Орел и Сорока
62. Скотское правосудие
63. Канарейка и Соловей
64. Чиж и Стриж
65. Волк и Овца
66. Скотинин и Свинья
67. Золотая Струна
68. Олень и Овца

СКАЗКИ

1. Нежная жена
2. Медведь и два Охотника
3. Утопленница
4. Стихотворец и Черт
5. Молодая Вдова
6. Обман за обман
7. Кащей и его Сосед
8. Снежный Ребенок
9. Два человека и Клад
10. Купец Мошнин
11. Священник и Крестьянин
12. Страсть к стихотворству
13. Исправление
14. Два красавца
15. Дурак Филатка
16. Карета и Лошади
17. Слезы Кащея
18. Отчаяние матери
19. Пьяница
20. Догадливая жена
21. Возражение пьяницы
22. Пьяница и Судьба
23. Каприз госпожи
24. Совесть разбойника
25. Простодушная
26. Два друга
27. Кащей и Лекарь
28. Купец Брюханов
29. Несчастный любовник
30. Служанка
31. Клятва Пьяницы
32. Встреча двух подруг
33. Собака и Вор
34. Сметливый Эконом
35. Лгун
36. Приказные синонимы
37. Дура Пахомовна
38. Так да не так
39. Стрелки
40. Свекровь и Невестка
41. Певчие
42. Фадей с фонарем
43. Помещик и управители
44. Павлушка книгопродавец
45. Бабушка и Внучка
46. Кулачные бойцы
47. Скупой и Окулист
48. Тьмака
49. Заветное пиво
50. Выставка мануфактур
51. Фонарь
52. Буфетчик и Дворецкий
53. Клеветник
54. Обманчивая наружность
55. Шут в парике
56. Смерть и Стихотворец
57. Дворянка буянка
58. Шут
59. Судья Фадей (сказка)
60. Сленина лавка

* * *

По изд.: Русская басня XVIII-XIX веков — Л.: «Советский писатель», 19773

• 1. Умирающая Собака
• 2. Гора в родах
• 3. Совет Мышей
• 4. Волк и Журавль
• 5. Филин и Чиж
• 6. Устрица и двое прохожих
• 7. Горлица и Малиновка
• 8. Два человека и клад
• 9. Два осла
• 10. Гора в родах
• 11. Лестница
• 12. Слезы Кащея
• 13. Исправление
• 14. Пьяница
• 15. Два Красавца
• 16. Совесть Разбойника
• 17. Кащей и Лекарь
• 18. Купец Брюханов
• 19. Служанка
• 20. Лев и Лисица
• 21. Золотая струна
• 22. Макарьевнина уха
• 23. Лгун
• 24. Кулик-астроном
• 25. Слон и Собаки
• 26. Черный Кот
• 27. Две Козы
• 28. Скотское правосудие
• 29. Обманчивая наружность
• 30. Чиж и Стриж
• 31. Гордюшка-книгопродавец
• 32. Фонарь
• 33. Два крестьянина и облако

По изд.: Русская басня XVIII—XIX века — Л.: «Советский писатель», 19494

• Кошка, превращенная в женщину
• Кукушка
• Лебедь, Гусь, Утка и Журавль
• Бесхвостая лисица
• Два кота
• Два рака
• Ягненок и Поросенок
• Купец Мошнин
• Карета и лошади    
• Догадливая жена
• Пьяница и Судьба
• Простодушная
• Приказные синонимы
• Так, да не так  
• Дура Пахомовна
• Дурак Филатка
• Собачья зависть   
• Заветное пиво

По изд.: Поэты-радищевцы — Л.: «Советский писатель», 1979

• Происхождение и польза басни
• Девушка и Чиж
• Наседка
• Каприз госпожи
• Павлин, Щегленок и Воробьи
• Крестьянин и Кляча

Из периодических изданий XIX в.

• Кот и крысы
• Попугай
• Львица и Свинья
• Водопад и река
• Страсть к стихотворству
• Волчья хитрость
• Дитя и семь нянек. Сказка (Сын Отечества. Часть одиннадцатая. № I. 1814)
• Скупой и Окулист. Сказка (Сѣверные цвѣты на 1829. СПб, 1828)
• Стрелки

Другие источники

• Дряхлый Лев5
• Обман за обман6

 

* * *

 

1. УМИРАЮЩАЯ СОБАКА

Использован сюжет басни Геллерта "Der Hund".
"Любитель словесности", 1806, ч. 1, с. 167; Басни, 1814, с. 3. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 3. В ноябре 1804 г. басня была одобрена к печати цензором "Вольного общества любителей словесности, наук и художеств" А. X. Востоковым. В 1813 г. текст переработан автором.

Султанка старый занемог,
Султанка слег в постелю;
Лежит он день, лежит неделю,
Никто из медиков Султанке не помог,
Час от часу лишь только хуже:
Все ребра у него наруже,
Как в лихорадке он дрожит
И уж едва-едва визжит.
В конуре, у одра больного,
Соколка, внук его, стоял,
Не мог он вымолвить от жалости ни слова
И с нежностью его лизал.
Султанка на него взглянул и так сказал:
"Ну, видно, мой конец приходит:
Нельзя ни встать, ни сесть;
Душа из тела вон выходит...
А перед смертью как хотелось бы поесть!
Послушай, милый внук, что я тебе открою:
Две кости спрятал я, как был еще здоров;
Умру, ведь не возьму с собою.
Они вот там лежат, у дров;
Поди же, принеси их обе
И старика утешь,
Который скоро будет в гробе...
Да только сам, смотри, дорогою не ешь".
Как из лука стрела,
Соколка мой пустился,
В минуту воротился
И кости в целости принес.
Султанка тронут был до слез.
Ну, нюхать кости он, глодать уже не может;
Понюхал и промолвил так:
"Когда умру, пускай мой внучек это сгложет...
Однако же теперь не тронь ты их никак.
Кто знает? Может быть, опять здоров я буду;
Коль веку Бог продлит, тебя не позабуду:
Вот эту кость отдам тебе,
Большую же возьму себе.
Постой, что мне на ум приходит:
Есть славный у меня еще кусок один;
Я спрятал там его, куда никто не ходит.
Сказать ли? Нет, боюсь: ты съешь, собачий сын!
Ох, жаль!.." - и с словом сим Султанка умирает.

На что сокровища скупой весь век сбирает?
Ни для себя, ни для других!
Несносна жизнь и смерть скупых.

1804

 

2. ГОРА В РОДАХ

На сюжет басни Лафонтена "La montagne qui accouche", восходящий к трактату Горация "Искусство поэзии". Вторичную обработку Измайловым этого сюжета см. в №10. Басня пародирует выспренний стиль одической поэзии позднего классицизма.
"Любитель словесности", 1806, ч. 2, с. 253.

О чудо естества! о страх!
Гора, гора в родах!
Стонает, силится и огнь и пламя мещет!
Кипит пучина вод, дрожит столетний лес!
Вселенна целая от ужаса трепещет!
Ужель не видишь ты со высоты небес,
Всесильный Юпитер! что делается с нами?
Ах! что сия гора на свет произведет?
Чудовищ, каковы Титаны были сами?
И, может быть,
Олимп с землею пропадет?
Зло должно истреблять, едва лишь происходит,
Возьми скорей перун, моление услышь!..
Но вот расселась уж - и се из ней исходит...
Всесильны небеса! Ахти! Да это мышь.

(1806)

 

3. СОВЕТ МЫШЕЙ

На сюжет басни Лафонтена "Conseil tenu par les rats".
СПбВ, 1812, №1, с. 61. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 9.

В мучном амбаре
Кот такой удалый был,
Что менее недели
Мышей до сотни задавил;
Десяток или два кой-как уж уцелели
И спрятались в норах. Что делать? выйти - страх;
Не выходить - так смерти ждать голодной.
На лаврах отдыхал
Кот сытый и дородный.
Однажды вечером на кровлю он ушел,
Где милая ему назначила свиданье.
Слух до Мышей о том дошел;
Повыбрались из нор, открыли заседанье
И стали рассуждать,
Какие меры им против Кота принять.
Одна Мышь умная, которая живала
С учеными на чердаках
И много книг переглодала,
Совет дала в таких словах:
"Сестрицы! отвратить грозящее нам бедство
Я нахожу одно лишь средство,
Простое самое. Оно в том состоит,
  Чтоб нашему злодею,
     Когда он спит,
Гремушку привязать на шею:
Далеко ль, близко ль Кот, всегда мы будем знать,
И не удастся нас врасплох ему поймать".
- "Прекрасно! Ах, прекрасно! -
Вскричали все единогласно.
Зачем откладывать? Как можно поскорей
Коту гремушку мы привяжем, -
Уж то-то мы себя докажем!
Ай, славно! Не видать ему теперь Мышей
Так точно, как своих ушей!"
- "Всё очень хорошо; привязывать кто ж станет?"
- "Ну, ты". - "Благодарю!"
- "Так ты". - "Я посмотрю,
Как духа у тебя достанет!"
- "Однако ж надобно". - "Что долго толковать?
Кто сделал предложенье,
Тому и исполнять.
Ну, умница, свое нам покажи уменье".
И умница равно за это не взялась.
А для чего ж бы так?.. Да лапка затряслась!

Куда как, право, чудно!
Мы мастера учить других;
А если дело вдруг дойдет до нас самих,
То исполнять нам очень трудно.

1811

 

4. ВОЛК И ЖУРАВЛЬ

На сюжет басни Лафонтена "Le loup et la cigogne".
СПбВ, 1812, №3, с. 281. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 19.

Волк костью как-то подавился.
Не мудрено: всегда есть торопился;
Кость стала в горле у него.
Прожора захрипел, стеснилось в нем дыханье,
Ну, словом, смерть пришла его,
И он хотел в грехах принесть уж покаянье.
По счастию, Журавль тут мимо проходил.
Страдалец перед ним пасть жалобно разинул;
Журавль в нее свой нос предлинный опустил
И кость удачно вынул.
Волк вспрыгнул с радости, избавясь от беды.
"А что ж мне за труды?" -
Спросил носатый врач. "Ах ты неблагодарный! -
Волк с сердцем отвечал. - Да как просить ты смел?
Смотри какой нахальный!
Благодари за то, что нос остался цел".

<1812>

 

5. ФИЛИН И ЧИЖ

Сюжет неоднократно обрабатывался русскими баснописцами. Связана с борьбой, начатой Измайловым против только что образовавшейся "Беседы любителей русского слова" и ее членов. Филин - организатор и духовный руководитель "Беседы" А. С. Шишков. Ворон, мой сосед - по-видимому, Д. И. Хвостов, живший недалеко от Шишкова, на Фурштадтской улице в Литейной части. Черный Грач - П. Ю. Львов" (1770-1823), автор исторического сочинения "Храм славы российских героев от времен Гостомысла до царствования Романовых" (1803). В вариантах сатиры К. Н. Батюшкова "Певец в Беседе любителей русского слова", записанных рукой Измайлова (ПД), имеется стих "Хвала тебе, грач черный Львов". Кукушка - вероятно, П. И. Голенищев-Кутузов, переводчик мистической поэмы "Ночи" английского поэта Э. Юнга (1683-1765). Сыч - С. А. Ширинский-Шихматов (1783-1837), автор эпических поэм "Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия" и "Петр Великий"; он был любимым литературным учеником Шишкова. Д. И. Хвостов полагал, что под Соловьем Измайлов подразумевал H. M. Карамзина (см.: "Литературный архив", т. 1, М.-Л., 1938, с. 376). На самом деле смысл басни не сводится к спору о языке; скорее всего Измайлов имел в виду поэтическую практику молодых последователей Карамзина (В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, В. Л. Пушкина и др.), с которыми он сближается в 1810-1812 гг.
СПбВ, 1812, №5, с. 165. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 13.

В лесу Соловушко зарей вечерней пел,
А Филин на сосне нахмуряся сидел
И укал что в нем было мочи,
Как часовой средь ночн.
"Пожалуй, дядюшка, голубчик, перестань,-
Сказал Чиж Филину, - ты Соловью мешаешь".
- "Молчи, дурак, молчи, ты ничего не знаешь.
Что Соловей твой? Дрянь!
Ну так ли в старину певали?
И так ли молодцы из нас теперь поют?"
- "Да кто же? Соловья мы лучше не слыхали,
Ему здесь первенство все птицы отдают".
- "Неправда! Он поет негодно, вяло, грубо,
А хвалит кто его, несет тот сущий бред.
Вот Ворон, мой сосед,
Когда закаркает, то, право, сердцу любо!
Изряден также черный Грач:
Хоть мал, а свил гнездо под крышкой храма славы!
Кукушкин на кладбище плач
Нам тоже делает забавы.
Но Сыч! Вот из певцов певец!
Его брать должно в образец:
Кричит без умолку, прекрасно!
Скажу пред всеми беспристрастно,
Что нет здесь равного Сычу...
Зато я сам его учу!"

1811

 

6. УСТРИЦА И ДВОЕ ПРОХОЖИХ

На сюжет басни Лафонтена "L'huitre et les plaideurs".
"Пантеон русской поэзии", ч. 4, кн. 8, СПб., 1814, с. 231. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 56.

Шли два прохожие по берегу морскому
И видят - устрица большая на песке
Лежит от них невдалеке.
"Смотри, вон устрица!" - сказал один другому,
А тот нагнулся уж и руку протянул.
Товарищ тут его толкнул
И говорит: "Пожалуй, не трудися,
Я подыму и сам, ведь устрица моя".
- "Да, как бы не твоя!"
- "Я указал тебе..." - "Что ты? Перекрестися!"
- "Конечно, первый я увидел..." - "Вот те раз!
И у меня остер, брат, глаз".
- "Пусть видел ты, а я так даже слышал носом".
Еще у них продлился б спор,
Когда б не подоспел судья к ним Миротвор.
Он начал с важностью по форме суд допросом,
Взял устрицу, открыл -
И проглотил.
"Ну, слушайте, - сказал, - теперь определенье:
По раковине вам дается во владенье;
Ступайте с миром по домам".
Все тяжбы выгодны лишь стряпчим да судьям!

Март 1813

 

7. ГОРЛИЦА И МАЛИНОВКА

Использован сюжет басни Флориана "La tourterelle et la fauvette".
СО, 1814, ч. 11, с. 156. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 23. В автографе басни (ГПБ) имеется относящееся к 1822 г. стихотворное посвящение басни А. Я. Есиповой и стихотворное заключение, отсутствующее в печатном тексте.

"Позволь сказать тебе, сестрица: ты чудна, -
Так Горлица одна Малиновке-певице говорила,-
Ты никого еще в лесу не полюбила.
Что ты монахиней живешь
И только от утра до вечера поешь?
Хоть петь и весело, а, право, веселее
Весною жить сам-друг.
Ах, поцелуй один всех песен мне милее!
Послушайся меня, мой друг:
Жить надобно для наслажденья;
Возьми любовника". - "Спасибо за совет, -
Сказала скромно ей Малиновка в ответ.-
Мне скучно быть без упражненья,
Я быть свободною хочу
И счастлива сама собою".
- "Прощай же, Бог с тобою!
Пой на просторе ты, я к Голубку лечу".
При сих словах они расстались
И долго, долго не встречались;
Но наконец, лет через пять,
Увиделись опять.
Кокетка Горлица уж очень устарела,
Потух в глазах огонь, чуть ноги волокла.
Малиновка с трудом узнать ее могла.
"А, здравствуй, милая! Что так ты похудела? -
Спросила у нее она.-
С дружком ты здесь или одна?"
- "Одна, - ей
Горлица со вздохом отвечала.-
Ты видишь, какова я стала!
Кому теперь меня любить?
Мне платят за любовь лишь смехом да презреньем.
Куда несносно старой быть".
- "А мне так песни утешеньем
На старости моей", -
Малиновка сказала ей.
"Неужли и теперь ты петь не перестала?"
- "Я спала с голоса давно,
Но слуха я не потеряла;
Так слушаю других, а это всё равно".

О, как полезны нам искусства и науки!
Счастлив, кто в юности к занятиям привык:
И в самой старости не чувствует он скуки.
Пусть, сил лишась, старик
Не может более с успехом сам трудиться,
Но дарованием чужим он веселится.

Июнь 1813

 

8. ДВА ЧЕЛОВЕКА И КЛАД

На сюжет басни Лафонтена "Le trеsor et les deux hommes".
СО, 1815, ч. 19, с. 23. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 17.

Бедняк, которому наскучило поститься
И нужду крайнюю всегда во всем терпеть,
Задумал удавиться.
От голода еще ведь хуже умереть!
Избушку ветхую, пустую
Для места казни он поблизости избрал
И, петлю укрепив вокруг гвоздя глухую,
Вколачивать лишь в стену стал,
Как вдруг из потолка, карниза и панели
Червонцы на пол полетели.
И молоток из рук к червонцам полетел!
Бедняк вздрогнул, остолбенел,
Протер глаза, перекрестился
И деньги подбирать пустился.
Он второпях уж не считал,
А просто так, без счета,
В карманы, в сапоги, за пазуху наклал.
Пропала у него давиться тут охота,
И с деньгами бедняжка мой
Без памяти бежал домой.
Лишь он отсюда удалился,
Хозяин золота явился.
Он всякий день свою казну ревизовал;
Увидя ж в кладовой большое разрушенье
И всех своих родных червонцев похищенье,
Всплеснул руками и упал,-
Лежал минуты две, не говоря ни слова;
Потом как бешеный вскочил
И петлею себя с досады удавил,
А петля, к счастию, была уже готова.
И это выгода большая для скупого,
Что он веревки не купил!

Вот так-то иногда не знаешь,
Где что найдешь, где потеряешь;
Но впрочем, верно то: скупой как ни живет
Спокойно не умрет.

15 декабря 1814

 

9. ДВА ОСЛА

На сюжет басни Лафонтена "Le lion, le singe et les deux вnes". Совет - Государственный Совет; Фенелон Фр. (1651-1715) - французский писатель; был наставником детей Людовика XIV; автор трактата "О воспитании девиц". Измайлов в басне высмеивает взаимные реверансы, которыми обменивались члены "Беседы". Тема "воспитания" могла метить как в Шишкова, который перевел и русифицировал "Детскую библиотеку" Кампе, так и в И. С. Захарова, сочинение которого "Похвала женам" читалось на заседаниях "Беседы" в 1811 г. Притом и в нужде не оставят - намек на покровительство по службе, которое оказывали сановные действительные члены "Беседы" начинающим писателям, числившимся членами-сотрудниками.
BE, 1815, ч. 82, c. 251. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 28. В первой публикации эпиграф из басни Лафонтена "Le lion, le singe et les deux аnes": "Ici-bas maint talent n'est que pure grimace Cabale, et certain art de se faire valoir Mieux su des ignorants que des gens de savoir" ("Часто лишь уменье притворяться Таланты заменяет нам; Уменье то дано невеждам и глупцам", пер. А. Зарина).

Шли два Осла дорогою одной
И рассуждали меж собой
О политических и о других предметах
(Они уж оба были в летах).
"Что, братец? - говорит один. -
Как может мнимый наш, бесхвостый господин -
Ну, знаешь, человек - ругаться так над нами?
В насмешку он зовет ослами -
Кого же? - самых уж безмозглых дураков!
А, право, у людей не много есть голов,
Какие у ослов!"
- "И ведомо! Да вот, без лести,
Каков ты, например, у них такого нет.
Гордился бы тобой Парламент иль Совет". -
"Помилуй, много чести!"
- "Нет, нет, что чувствую, то я и говорю.
Конечно, от тебя не скрою,
И я иного члена стою;
Но что же я перед тобою?
Советовал бы я Льву, нашему царю,
Чтоб воспитать тебе наследника дал трона:
Ты, без пристрастия, умнее Фекелона.
Не поленись, любезный брат,
О воспитании нам сочинить трактат".
- "То правда, я имею знанья,
Пригодные для воспитанья,
Но не имею остроты
И красноречия, как ты".
- "Э! шутишь! А твое похвальное-то слово
Ослицам!.. Лучше бы я сам не написал!"
- "Другое у меня еще теперь готово;
Изволь, прочту тебе". О, чорт бы их побрал!
Друг дружку до того хвалили,
Что после и у всех ослов в почтеньи были.

Нет легче ничего, как нравиться глупцам:
Хвали их, и они равно тебя похвалят,
Притом и в нужде не оставят.
Где много дураков, житье там подлецам.

25 июня 1815

 

10. ГОРА В РОДАХ

Другая обработка Измайловым этого же сюжета - см. №2.
СО, 1815, ч. 23, с. 65. Печ. по Басни, 1825, ч. 1, с. 35.

Родами мучилась гора;
Земля вокруг дрожала.
Бедняжка простонала
С полудни до утра;
Расселась наконец - и родила мышонка!

Но это старая, все знают, побасенка,
А вот я быль скажу: один поэт писал
Не день, не два, а целый месяц сряду,
Чернил себя, крестил, марал;
Потом, друзей созвав, пред ними прочитал...
Шараду.

30 июня 1815

 

11. ЛЕСТНИЦА

На сюжет басни французского поэта конца XVIII в. Ле Маршан де Ла Вьевиля "Les еchelons". Басня является откликом на поражение Наполеона под Ватерлоо 18 июня 1815 г. и его вторичное отречение от престола 22 июня.
СО, 1815, ч. 23, с. 246. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 37.

Стояла лестница однажды у стены.
Хотя ступени все между собой равны,
Но верхняя ступень пред нижними гордилась.
Шел мимо человек, на лестницу взглянул,
Схватил ее, перевернул -
И верхняя ступень внизу уж очутилась.
Так человек иной на вышине стоит,
Гордится - и глядишь: как раз наниз слетит.
Возьмем в пример Наполеона:
Как сатана с небес, так он слетел со трона.

19 июля 1815

 

12. СЛЕЗЫ КАЩЕЯ

На сюжет стих. французского поэта Виже (1768- 1820) "L'intеrкt". Леванда И. В. (1734-1814) - протоиерей, известный киевский проповедник.
ВЕ, 1816, ч. 87, с. 13. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 30.

Не знаю точно кто, а проповедник славный,
Платон, Леванда ли иль кто-то, с ними равный,
Однажды в пост великий говорил
О милостыне поученье
И слушателей всех привел во умиленье.
Кащей у кафедры стоял и слезы лил.
Знакомый у него спросил:
"Да что за удивленье?
Ты плачешь, кажется?" - "Как слез не проливать!
Я эту проповедь вовек не позабуду".
- "Что ж, станешь ли убогим подавать?"
- "Нет, милостыню сам просить теперь я буду".

13 апреля 1816

 

13. ИСПРАВЛЕНИЕ

На сюжет эпиграммы французского поэта П.-Ш. Руа (1683-1764) "Le libertin vieilli". Возможно, басня намекает на А. Н. Голицына, с 1817 г ставшего министром духовных дел и народного просвещения. В юности он был вольтерьянцем, любителем светских удовольствий, позднее превратился в гонителя вольнодумцев и официального покровителя мистицизма. Штиллинг - Юнг-Штиллинг И.-Г. (1740-1817), немецкий писатель-мистик.
BE, 1816, ч. 89, с. 9. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 34.

Бездушин прежде пил, играл,
И женщин и мужчин, как дьявол, соблазнял;
Ни чести, ни родства, ни Бога он не знал;
Но вдруг потом переменился:
Ходить прилежно в церковь стал
И в землю всё молился,
А дома Библию да Штиллинга читал.
Вот этим сатана ужасно огорчился,
И говорит ему он так: "Помилуй! ты ведь не дурак,
Не стыдно ли тебе с твоим умом молиться?
Поверь мне, в святости нималой пользы нет.
То ль дело веселиться!
Прими мой дружеский совет:
В объятия мои скорее возвратися
Ну полно, братец, не сердися;
Увидишь, буду как вперед служить тебе".
Бездушин улыбнулся
И сам сказал в себе:
"Пусть думает его, что я ума рехнулся.
Поддел я славно сатану!
А уж людей теперь, конечно, обману".

11 мая 1816

 

14. ПЬЯНИЦА

Стих. "Пьяница" особенно способствовало укреплению репутации Измайлова как поэта "низкой" природы, писателя "не для дам", как он охарактеризован в "Доме сумасшедших" А. Ф. Воейкова. Промена с бумажки беленькой напрасно не платить. Имеется в виду плата, которая бралась за размен крупных купюр (здесь двадцатипятирублевая ассигнация, "беленькая"). Два воина ... с секирами, в броне сермяжной - караульные будочники, форменная одежда которых шилась из грубой сермяжной ткани, а оружием была секира на длинном древке. Приведенные стихи А. С. Пушкин использовал для характеристики будочника в повести "Гробовщик".
СО, 1816, ч. 30, с. 66. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 38.

Пьянюшкин, отставной квартальный,
Советник титулярный,
Исправно насандалив нос,
В худой шинелишке, зимой, в большой мороз,
По улице шел утром и шатался.
Навстречу кум ему, майор Петров, попался.
"Мое почтение!" - "А, здравствуй, Емельян
Архипович! да ты, брат, видно,
Уже позавтракал! Ну как тебе не стыдно?
Еще обедень нет, а ты как стелька пьян!"
- "Ах! виноват, мой благодетель!
Ведь с горя, мой отец!" - "Так с горя-то и пить?"
- "Да как же быть!
Вот Бог вам, Алексей Иванович, свидетель:
Есть нечего, все дети босиком,
Жену оставил я с одним лишь пятаком.
Где взять? Давно уже без места я, несчастный!
Сгубил меня разбойник пристав частный!
Я до отставки не пивал:
Спросите, скажет весь квартал.
Теперь же с горя как напьюся,
То будто бы развеселюся".
- "Не пей, так я тебе охотно помогу".
- "В рот не возьму, ей Богу, не солгу;
Господь порукою!.." - "Ну, полно, не божися,
Вот крестникам снеси полсотенки рублей".
- "Отец!.. дай ручку!.." - "Ну, поди домой, проспися,
Да чур, смотри, вперед не пей".
Летит Пьянюшкин наш, отколь взялися ноги,
И чуть-чуть не упал раз пять среди дороги;
Летит... домой? - О нет! - Неужели в кабак?
Да, как бы вам не так!
В трактир, а не в кабак зашел, чтобы промена
С бумажки беленькой напрасно не платить,
Спросил ветчинки там и хрена,
Немножко так перехватить,
Да рюмку водочки, потом бутылку пива,
А после пуншику стакан,
Другой... и наконец - о диво! -
Пьянюшкин напился уже мертвецки пьян.
К несчастию, еще в трактире он подрался,
А с кем? за что? - и сам того не знал;
На лестнице споткнулся и упал
И весь, как чорт, в грязи, в крови перемарался.
Вот вечером его по улице ведут
Два воина осанки важной,
С секирами, в броне сермяжной.
Толпа кругом. И кум, где ни возьмися, тут.
Увидел, изумился,
Пожал плечами и спросил:
"Что, верно, с горя ты, бедняк, опять напился?"
- "За здравие твое от радости я пил!"

У пьяницы всегда есть радость или горе,
Всегда есть случай пьяным быть;
Закается лишь только пить,
Да и напьется вскоре.
Однако надобно, чтоб больше пил народ:
Хоть людям вред, зато откупщикам доход.

16 мая 1816

 

15. ДВА КРАСАВЦА

На сюжет басни французского поэта аббата Ж. Реира (1735-1812) "Les deux hommes laids". Басня читалась на заседании ВОЛСНиХ 22 февраля 1817 г.
СО, 1817, ч. 38, с. 63. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 35.

Приехал в Ярославль валдайский дворянин,
Пригожий очень господин,
Красавец: волосы имел он золотые,
Природой в кудри завитые,
И ими так, как Феб, сиял,
Лишь только что не сожигал;
Лицо широкое в коричневых всё мушках,
Иль, попросту сказать, в веснушках;
Глаза сафирные, но только без бровей;
Нос длинный, с маленькой на кончике прибавкой,
Багряной с вишню бородавкой;
Рот самый крошечный, едва не до ушей;
Кривые, на манер клыков слоновых, зубы
И как сафьянные подушки обе губы.
Вот он пошел в ряды обновы покупать, -
Все безобразные ведь любят щеголять, -
И видит в лавке там сидельца молодого,
Курносого, рябого,
Такого, что пером не можно написать,
Ни в сказке рассказать.
Валдаец мой остановился
И, вздернув кверху нос,
Преважно делает ему такой вопрос:
"Не в Ярославле ль ты, голубчик мой, родился?" -
"На что вам? Так, сударь, я здешний мещанин".
- "Ты здешний? - подхватил со смехом дворянин.
Ну, правду говорят у нас, что ярославцы
В России первые красавцы
Подобного тебе на белом свете нет!
Позволь списать с себя портрет.
Что за это с меня попросишь?
Да истину скажи, не маску ли ты носишь?"
Сиделец ничего на то не отвечал,
С поклоном лишь ему он зеркало представил.
Увидя в нем себя, Нарцисс мой замолчал,
Как розан покраснел и дале путь направил.

Мы ближнего нимало не щадим:
В других пороки замечаем,
Других браним, пересмехаем -
А на себя не поглядим.

18 июня 1816

 

16. СОВЕСТЬ РАЗБОЙНИКА

Басни, 1817, с. 36. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 44. Басня читалась на заседании ВОЛСНиХ 10 мая 1817 г.

Попа пред казнию
Разбойник попросил. Приходит поп.
Ему тот в ноги повалился
И прослезился:
"Простит ли Бог меня?" - он у него спросил.
"Покаяться тебе чистосердечно должно...
Ну, сколько душ ты потерял?" -
"Да как упомнить можно!
Я, право, не считал".
- "А что, посты, чай, соблюдал?"
- "Помилуй, батюшка! да разве я татарин,
Чтоб не соблюл поста?
Избави Бог! Я христианин;
Так стану ль мясом в пост сквернить свои уста!"

И не разбойники за грех большой считают
В пост оскоромиться, обедню прогулять;
А ближнего оклеветать,
Имение и с ним нередко жизнь отнять -
В достоинство еще и в честь себе вменяют.

7 октября 1816

 

17. КАЩЕЙ И ЛЕКАРЬ

Бл, 1818, ч. 1, с. 18. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 48. Басня читалась на заседании ВОЛСНиХ 17 января 1818 г.

Кащей не в шутку захворал,
Пять дней уж с сундука не сходит;
Не ест, не пьет и глаз почти не сводит;
Пришло невмочь, за лекарем послал.
Явился врач, ему лекарство прописал:
"Сейчас же, - говорит, - пошлите вы в аптеку".
- "А много ль денег дать велите человеку?"
- "Не знаю, право, что возьмут...
Ну, дайте двадцать пять, вам сдачи принесут",
- "Что ж делать? Так и быть! Сейчас пошлю Ванюшку.
Иван, приподними ты у меня подушку;
Возьми, вот пять алтын!
Вот гривна!.. Кажется, дал лишний грош один.
Постой-ка: раз, два, три, четыре, пять - ну, верно!
Скорей с рецептом ты беги,
Да не зайди в кабак. Куда как это скверно!..
Не грязно на дворе, так скинь ты сапоги".
Разинул лекарь рот, как будто видел чудо;
Не верил он своим глазам, ушам.
"Вы поняли меня, - сказал он, - очень худо;
Пошлите двадцать пять рублей..." - "Не дам, не дам!
Как двадцать пять рублей! О, Господи мой, Боже!
Во сне ли я иль наяву?"
- "Здоровье ведь всего дороже".
- "Как двадцать пять рублей! За что?" - "Да за траву,
Микстуру, капли и пилюли".
- "Да полно, оживу ли
От этих я лекарств? Ведь я едва дышу;
За что же двадцать пять рублей терять напрасно!"
- "Хотя вы и больны опасно,
Не бойтесь: я еще кой-что вам пропишу
И, так сказать, из мертвых воскрешу,
Лишь только вы ко мне доверенность имейте
И денег не жалейте.
Я за свои труды полушки не хочу:
Вы бедный человек, без платы вас лечу,
А даром получать лекарство невозможно.
Вам подкреплять себя хорошей пищей должно;
Для супа рябчиков или цыплят купить,
И лучшее вино с водой отварной пить.
Возьмите вы себе рейнвейну иль лафиту,
Хоть в пять рублей..." - "Совсем нет аппетиту!"
- "Придет. Пошлите ж двадцать пять...
Коль денег нет у вас, пожалуй, я достану".
- "Отец мой, за тебя молиться Богу стану".
- "Я вам служить сердечно рад.
Вот этот сундучок отдайте мне в заклад".
- "Да разве на полу больному мне валяться?"
- "Нет, я пришлю кровать:
На ней покойнее вам будет почивать.
Давайте-ка сундук, извольте приподняться.
Ты за извозчиком сходи теперь, Иван!"
- "Куда? Останься здесь, болван!..
Помилуйте!" - "Ну, выбирайте:
Лечитесь или умирайте".
- "Уж лучше так умру; оставьте вы меня".
- "Прощайте; не прожить вам дня.
Отца духовного позвать вы прикажите
И гроб получше закажите.
Уж не ударьте в грязь лицом,
Распорядите всё перед своим концом,
Чтоб после не было ни споров, ни тревоги.
В шесть лошадей возьмите дроги,
Покров богатый, балдахин..."
- "Не беспокойтесь, я не знатный господин;
Не для того копил всю жизнь свою именье,
Чтобы на мотовство пошло, на погребенье!
Могу я обойтись без этих пустяков".
- "Есть у меня собранье черепов,
Но нету черепа скупого;
Продайте мне свой труп, купить его готов;
Не сыщете купца другого".
- "Когда не шутите, то я себя продам".
- "Серьезно говорю". - "А много ли дадите?"
- "Ну, двадцать пять рублей я дам".
- "Нет, мало!" - "Сколько же хотите?"
- "По крайней мере сто". - "Как можно?
Пятьдесят".
- "Прибавьте". - "Шестьдесят
И ни копейки боле.
Поверьте, что другой вас даром не возьмет.
Простите!" - "Быть по вашей воле:
Давайте по рукам, да деньги наперед!"

29 декабря 1817

 

18. КУПЕЦ БРЮХАНОВ

Сюжет близок к басне Геллерта "Der ungeratene Sohn", переведенной И. И. Хемницером под загл. "Усмирительный способ". Начальные стихи басни - пример автоиронии Измайлова: он отличался дородством и был большим любителем поесть.
Бл, 1818, ч. 1, с. 192. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 52. К имени "Пробтер" имелось авторское примечание: "Ужаснейшей толщины англичанин, о котором Княжнин упоминает в послании от дяди Рыф-москрыпа племяннику". Измайлов имел в виду следующие стихи Я. Б. Княжнина: "О, ужас!.. толщиной он с Проптера казался, но спичкой стал, когда от драмы опростался". Басня читалась на заседании ВОЛСНиХ 31 января 1818 г.

Когда б я был богат, я всё бы спал да ел,
Еще бы пил - и так бы растолстел,
Чтоб скоро с Пробтером сравнялся.
Ничем бы уже я тогда не занимался:
Сидел бы и лежал;
Стихов бы даже не писал,
А только б прежние приятелям читал.
Однако чересчур быть толстым также худо.
В Москве я знал купца - осьмое, право, чудо!
Представьте, он в сажень почти был в вышину
И два аршина в ширину. Однажды из его кафтана,
Без спора, без хлопот,
Обил обойщик два дивана
И для жены еще украл тут на капот.
Ну, нечего сказать, мой Брюханов был диво!
А как тянул он пиво,
Как ел! Зато не мог ходить
И заставлял себя по комнатам водить.
Держал он, по совету
Искусных докторов, престрогую диету,
Пускал и кровь - всё пользы нету.
Без ужина сыпал на жестком тюфяке
И, наконец, на голом сундуке.
В лице немного станет хуже;
Глядишь - а платье уже!
К несчастью, мой толстяк купец
Бездетный был вдовец.
Одни приказчики с ним жили,
И многие из них сродни ему хоть были,
Но в лавках у него и в доме все щечили.
Добра-то же, добра!
Ломилися шкапы от серебра.
Однако без смотренья
Дошел бы наконец совсем до разоренья:
Он счетов три года уже не поверял;
Так мудрено ль и весь утратить капитал?
Решился Брюханов жениться,
Не для того, чтобы наследников иметь,
А чтоб жена могла за домом приглядеть,
И перестал лечиться.
Когда есть деньги у кого,
Хоть будь урод, пойдут охотно за него.
Притом же не искал жених наш ни богатства,
Ни красного лица: искал себе жену
Для облегчения в заботах, для хозяйства;
И сваха честная нашла ему одну
Девицу пожилую,
Лет под сорок такую,
Пресмирную, хозяйку дорогую:
Без арифметики по пальцам всё сочтет,
Крупинка у нее и та не пропадет;
Пример для всех купчих: тиха, скромна, учтива,
В компании важна и молчалива.
Нельзя пересказать, как Брюханов был рад,
Что Бог ему послал такой завидный клад.
Какое сделал он приданое невесте
И сколько подарил парчи ей, жемчугу,
Серег, перстней - всего припомнить не могу,
А свахе - сто рублей да лисью шубу в двести;
В три тысячи ему стал на другой день бал.
Лишь только молодой на нем не танцевал.
Вступила наконец в хозяйство молодая -
Пошла тут кутерьма такая,
Что Боже упаси,
Святых вон понеси!
С утра до вечера бранится и дерется,
А мужу бедному всех больше достается.
Как скажет что - беда; беда, коль и молчит.
Пропал сон у него, пропал и аппетит.
Прошло недели три, четыре -
Кафтан день ото дня становится всё шире;
Вот начал уже сам ходить:
Пойдешь и нехотя, как палкой станут бить.
Нашел в супруге он находку!
Куда девалася его вся толщина!
Как раз избавила его от ней жена -
Простыми средствами - и вогнала в чахотку:
Осталась через год лишь тень его одна!

От лишней тягости кто хочет свободиться,
Тому на злой жене советую жениться.

22-23 января 1818

 

19. СЛУЖАНКА

На сюжет басни французского баснописца Ж. Обера (1731-1814) "La servante". Мост Тючков - Тучков мост через Неву, соединяющий Петербургскую сторону и Васильевский остров в Петербурге.
Бл, 1819, ч. 5, с. 10. Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 61.

Беда некстати разболтаться!
В какой-то дом пришла
Служанка наниматься.
- "Скажи мне, душенька, где прежде ты жила?
Что делала? .." - "Жила-с я у моста Тючкова,
У маклера Волчкова.
Женат, сударыня, на третьей он жене;
Дочь старшая меня немного помоложе;
Совсем почти уж сед, а приставал ко мне!
Бог знает что сулил, да честь всего дороже!
Я отошла. Потом жила у Покрова,
У Галкиной. Она вдова;
При флоте здесь служил ее муж комиссаром.
У ней жил мичман бедный... даром...
Племянник - по ее словам.
Уж правда или нет, о том судить не нам.
Хоть беден, но зато и молодец собою!
Ему осьмнадцать лет, а ей уж тридцать пять!
А как она ряба! худа! доска доскою!..
Изволила меня к нему приревновать!
У немца-доктора я после нанялася -
И тут не ужилася:
Муж мот, жена скупа.
Представьте: кофею мне даже не давала!
Да и сама какой пивала?
С цикорием! - Еще жила я у попа;
Немного пил старик; дочь у него невеста.
Скажу, что модница! Зато коса, глупа!.."
- "Прощай, голубушка, ищи другого места,
- "Помилуйте! Да чем я так противна вам?
Сшить, вымыть, выгладить умею,
Всё в доме сделать разумею,
И десять лишь рублей..." -
"Полушки я не дам",
- "Да чем же так я несчастлива?
Чем не понравилась?" - "Болтлива!"

21-22 ноября 1818

 

20. ЛЕВ И ЛИСИЦА

На сюжет басни французского баснописца Удара де Ла Мотта (1672-1731) "Le renard et le lion".
Бл, 1819, ч. 5, с. 267. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 40.

И умному всего предвидеть невозможно;
Но ежели придет беда,
То в случае таком ума терять не должно:
С умом и от беды спасешься иногда.

Лисица от собак в пещеру забежала
И, Льва увидев там, присела, задрожала.
Потрясши гривою, разинув страшный зев:
"Добро пожаловать! - сказал с насмешкой Лев.
Пора уж, право, и обедать.
Хочу я твоего мясца теперь отведать".
- "О, правосудие небес! -
Вверх голову подняв, Лисица возопила. -
Так точно, правду ты, Зайчиха, говорила:
За грех родителей и детям мстит Зевес.
И я... за мать свою... казнь люту принимаю".
- "Что бредишь ты? Совсем тебя не понимаю".
- "О, государь! Прости мой справедливый страх;
Всё в кратких объясню словах.
В осеннюю однажды пору
К покойной матушке моей
Зайчиха от дождя зашла погреться в нору.
Грех дурно говорить о матери своей;
Но от тебя, монарх, я ничего не скрою
И, как пред Богом, пред тобою
Должна всю истину сказать:
Прожорлива была моя покойна мать.
Пришелицу она мгновенно растерзала.
Та, умираючи, сказала -
Не позабыть мне ввек ее последних слов,
Сказала: "Будет тот наказан от богов,
Гостеприимства кто законы нарушает
И странников в своем жилище умерщвляет, -
Погибнет он, и весь его погибнет род!"
И подлинно, чрез год
В норе, где мать моя Зайчиху умертвила,
Земля, обрушившись, убийду задавила".
Лев призадумался. "Пошла, - сказал, - пошла!
Дарю тебе живот". Лисица поклонилась
Его величеству и от него пустилась,
Как из лука стрела.

16 февраля 1819

 

21. ЗОЛОТАЯ СТРУНА

На сюжет басни французского поэта О. Патрю (1604- 1681) "La corde d'or". Первоначально басня, очевидно, имела в виду практику выборов в Российскую Академию, президентом которой был А. С. Шишков. Но публикация басни была приурочена Измайловым к инциденту в Академии художеств, конференц-секретарь которой, А. Ф. Лабзин, в заседании 13 сентября 1822 г. в ответ на предложение избрать почетным членом А. А. Аракчеева ввиду "близости" последнего к государю выдвинул также кандидатуру царского кучера Ильи, как человека еще более "близкого".
ПЗ на 1823 г., с. 289. Печ. по "Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX века", "Б-ка поэта" (Б. с.), 1959, с. 348, где басня воспроизведена по автографу (ГПБ).

На лире порвалась струна;
Обыкновенная была она.
Вот навязали вмиг другую,
Однако не простую,
А золотую!
И лира начала блистать.
Но стали как на ней играть,
Не та уже была гармония, что прежде.
Коль именитому невежде
Стул в Академии дадут -
Чего ждать тут?

16 декабря 1821

 

22. МАКАРЬЕВНИНА УХА

Связана с полемикой литераторов круга "Благонамеренного" против "союза поэтов" (А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, Е. А. Баратынский и др.). Курсивом выделена фразеология поэтов романтической школы, с которой вели последовательную борьбу Измайлов, Н. Ф. Остолопов, Б. М. Федоров. (См.: "Поэты 1820-1830-х годов", т. 1, "Б-ка поэта" (Б. с.), 1972. с. 717-718.) Ср. басню Остолопова "Нерешительность". В 1823 г. Измайлов читал басню на заседании ВОЛСНиХ.
Бл, 1824, ч. 20, с. 356. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 74.

Макарьевна уху сварила:
Десятка три ершей,
Налимов двух и двух лещей,
Со стерлядью большой в кастрюлю положила,
Да лучку, корешков - и соли не забыла.
Кондрата Козмича с хозяйкой пригласила
И дорогим гостям ушицу подает.
Отведали - но в душу им нейдет.
Что ж так? Проклятая, уху пересолила.

Иной остряк иль баловень-пиит
Уж так стихи свои пересолит,
Или, как говорят поэты-обезьяны:
Положит густо так румяны,
Что смысла не видать.
Охота же кому бессмыслицу читать!

12 февраля 1823

 

23. ЛГУН

Направлена против издателя журнала "Отечественные записки" П. П. Свиньина, широко публиковавшего исторические материалы, собиравшего сведения о самоучках "из народа" и пр. Публикации Свиньина не отличались добросовестностью, а иногда носили чисто рекламный характер. Тюльери - Тюильри, дворец французских королей в Париже с большим садом при нем. С Адмиралтейство. Фасад здания Адмиралтейства в Петербурге имеет в длину 400 м; высота здания со шпилем - 72 м. Коломенский мясник, Софрон Егорович Кулик - намек на загл. статьи Свиньина в "Отечественных записках": "Федор Алексеевич Семенов, мясник-астроном в Курске" (1822, ч. 9, с. 98). См. также басню Измайлова "Кулик-астроном" (? 24). Кале - порт на севере Франции. Э! полно, миленькой - по словам В. П. Бурнашева, это "выражение, которое Свиньин по привычке в нецеремонном разговоре постоянно употреблял" (Касьян Касьянов (Бурнашев В. П.), Наши чудодеи. Летопись чудачеств и эксцентричностей всякого рода, СПб., 1875, с. 215).
Бл, 1824, ч. 25, с. 50. Одновременно: ПЗ, на 1824 г., с. 192 (ц. р. 20 декабря 1823). Печ. по Басни, 1826, ч. 2, с. 765.

Павлушка медный лоб - приличное прозванье!-
Имел ко лжи большое дарованье;
Мне кажется, еще он в колыбели лгал!
Когда же с барином в Париже побывал
И через Лондон с ним в Россию возвратился,
Вот тут-то лгать пустился!
Однажды... ах, его лукавый побери!..
Однажды этот лгун бездушный
Рассказывал, что в Тюльери
Спускали шар воздушный.
"Представьте, - говорил, - как этот шар велик!
Клянуся честию, такого не бывало!
С Адмиралтайство!.. Что? нет, мало!
А делал кто его? - Мужик,
Наш русский маркитант, коломенский мясник,
Софрон Егорович Кулик,
Жена его Матрена
И Таня, маленькая дочь.
Случилось это летом в ночь,
В день именин Наполеона.
На шаре вышиты герб, вензель и корона.
Я срисовал - хотите? - покажу...
Но после... слушайте, что я теперь скажу:
На лодочку при шаре посадили
Пять тысяч человек стрелков
И музыку со всех полков.
Все лучшие тут виртуозы были.
Приехал Бонапарт, и заиграли марш.
Наполеон махнул рукою -
И вот Софрон Егорыч наш,
В кафтане бархатном, с предлинной бородою,
Как хватит топором -
Канат вмиг пополам; раздался ружей гром -
Шар в небе очутился
И вдруг весь газом осветился.
Народ кричит: "Diаble! Vivе Nароleоn!
Вгаvо, monsеiur Sорhгоn!"7
Шар выше, выше всё - и за звездами скрылся...
А знаете ли, где спустился?
На берегу морском, в Кале!
Да, опускаяся к земле,
За сосну как-то зацепился
И на суку повис;
Но по веревкам все спустились тотчас вниз;
Шар только прорвался и больше не годился...
Каков же мужичок Кулик?"
- "Повесил бы тебя на сосну за язык, -
Сказал один старик. -
Ну, Павел, исполать! Как ты людей морочишь!
Обманывал бы ты в Париже дураков,
Не земляков.
Смотри, брат, на кого наскочишь!..
Как шар-то был велик?"
- "Свидетелей тебе представлю, если хочешь:
В объеме будет... с полверсты".
- "Ну как же прицепил его на сосну ты?
За олухов, что ль, нас считаешь?
Прямой ты медный лоб. Ни крошки нет стыда!"
- "Э! полно, миленькой, неужели не знаешь,
Что надобно прикрасить иногда".

15 сентября 1823

 

24. КУЛИК-АСТРОНОМ

Свинья - намек на П. П. Свиньина. Кулик - персонаж басни "Лгун" (см. примеч. 23), также посвященной Свиньину и "гениям-самоучкам", которых он открывал и пропагандировал. Кс. Полевой (Записки, Л., 1934, с. 89, 135) упоминает, что "куликом-самоучкой" Свипьин называл его брата, Н. А. Полевого; по-видимому, подобно слову "миленькой", это также было ходовое выражение Свиньина.
Басни, 1826, ч. 1, с. 77. В рукописи (ГПБ) с подзагол. "... или Свинья и Лисица). То же загл. указано в протоколах ВОЛСНиХ, где в 1824 г. Измайлов читал басню.

"Кулик велик! Кулик
Велик! Кулик велик!"
Так хрюкала в лесу Свинья, или Веприца,
Большая мастерица
И врать
И жрать.
- "Да полно же тебе! - сказала ей Лисица.
- Что клеплешь ты на Кулика?
Чем эта птица велика?
Лишь только нос большой, как у кастрюли ручка;
А сам он что за штучка!
Ты, видно, спятила, Хавроньюшка, с ума".
- "Ах ты, безбожница-кума!
Да знаешь ли, Кулик мой гений-самоучка
Великий астроном!
Что перед ним мясник коломенский Пахом!
Кулик мой, по своей охоте,
Весь день и ночь всё на болоте..."
- "А что же делает он там?"
- "На кочку с кочки он, мой миленький, летает
И звезды носиком считает;
А астрономии ведь выучился сам,
Не зная грамоте, и по одним звездам
Всё, всё тебе расскажет
И, что где есть, покажет.
Однажды указал мне кучу желудей..."

Есть свиньи из людей,
Которые невежд хвалами превозносит"
Да за это у них чего-нибудь и просят.

22 февраля 1824

 

25. СЛОН И СОБАКИ

История возникновения басни рассказана Ф. В. Булгариным ("Северная пчела", 1849, ? 142, 30 июня, с. 565) в рецензии на "Сочинения" Измайлова в издании А. Ф. Смирдина (СПб., 1849). Причиной ее создания была полемика вокруг литературных обзоров А. А. Бестужева (Марлинского) "Взгляд на старую и новую словесность в России" (1823) и "Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года" (1824), к которым Измайлов отнесся крайне враждебно как к апологии принципов роман- тической школы. Булгарин в "Литературных листках", критическом приложении к журналу "Северный архив", защищал Бестужева. В своей заметке по поводу критических приемов Измайлова ("Литературные листки", 1824, ? 6, с. 237) он, в частности, процитировал стихи из басни Измайлова "Пьяница и судьба": "С прямой дороги сбился. И где ж? У полыньи, каналья, очутился". Отсюда обыгрывание Измайловым купанья в полынье в публикуемой басне. Брылан - Ф. В. Булгарин, вступивший в литературную перебранку со Свиньиным ("большая Свинья") в фельетоне "Свидание Зерова с самоучкою, или Разговор о всякой всячине" ("Литературные листки", 1823, ? 4; 1824, ? 2) по поводу статей Свиньина о "природных самоучках". Пудель Брех - Н. И. Греч. Слон - сам Измайлов, известный своей дородностью; некоторые современники относили стихи о Слоне к А. А. Дельвигу (см.: В. П. Гаевский, Дельвиг. - "Современник", 1854, ? 1, отд. III, с. 38-39). В родню хоть толст, Да не в родню, быть может, прост - цитата из басни И. А. Крылова "Слон на воеводстве". Эти же строки цитировал Булгарин, полемизируя с эпиграммой Свиньина "Зеров, наш журналист..." ("Литературные листки", 1824, ? 2, с. 56-57). Завирашка - Бестужев. Кого лизать - лижи, И всею правдою в неправдах нам служи - выступление против журнального союза Булгарина-Греча. Сюжет "собачьей" драки был намечен уже в письме Измайлова к П. Л. Яковлеву от 29 июля 1820 г., в котором он рассказывал о стычке О. М. Сомова с Гречем в книжной лавке И. В. Сленина. Сомов возмущался появившимися в СО похвалами в адрес В. А. Жуковского: "Греч назвал его моською ("Ай, моська! знать она сильна" и пр.). - "Пусть я моська, - возразил Сомов, - однако не из тех, которые лижут задницы!"" ("Поэты 1820-1830-х годов", т. 1, "Б-ка поэта" (Б. с.), 1972, с. 721).
ЛГ, 1831, №23, 21 апреля, с. 188. Измайлов пытался напечатать басню в 1824-1825 гг. в БЛ и альманахе "Мнемозина", но цензура не пропустила ее (см.: "Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX века", "Б-ка поэта" (Б. с.), 1959, с. 693). При публикации в ЛГ басня также встретила цензурные затруднения (Н. К. Замков, К истории "Литературной газеты" барона Дельвига. - PC, 1916, ? 5, с. 277). Басня была отправлена Измайловым О. М. Сомову за 9 дней до смерти, при письме от 7 января 1831 г.

Брылан, задорный беглый пес,
С большой Свиньей схватился,
Возился с ней в грязи, возился,
Свиною кровью обагрился,
Всю Свинью искусал, прогнал и... поднял нос.
"Знай, наши каковы кусаки! -
Сказал он ей. - И век Брылана поминай!"
Возрадовались все его друзья, собаки.
"Ай! ай! - Визжит, вертя хвостом,
Брех, пудель сухощавый.
Покрыл себя, Брылан, ты славой!
Ай, ученик! Ай, друг!
Прославил ты наш круг!"
- Ай, ай! Брылан! ай! ай! - кричат тут и щенята.
- Хвала, свиной герой!" - "Послушайте, ребята! -
Брылан преважно возгласил. -
Чуть-чуть я у Свиньи хвоста не откусил.
Когда же сладил со Свиньею,
Примусь и за Слона.
Ну что, в родню хоть толст,
Да не в родню, быть может, прост.
Друзья! за мной!
Я знаю, Слон идет теперь на водопой.
Марш на Волынский двор!"
За ним все побежали...
Увидели Слона, смешались, задрожали,
Попятились. "Стой, толстый, стой! -
Кричит Брылан. -
Как смел обидеть ты дворняжку?"
- "Какую?" - "Завирашку!
Проси прощения; не то, брат, на дуэль.
Заставлю пролежать в сарае пять недель".
- "Да отвяжись, чего ты хочешь?
Не прыгай высоко, ведь на клыки наскочишь".
- "Что пред дворняжкою ты виноват, скажи,
И всею правдою в неправдах нам служи:
Велим ли проучить кого, так размозжи;
Кого лизать - лижи".
- "Лизать?" - Вот Слон тут осердился,
Брылана хоботом схватил,
Через решетку вмиг его в канал спустил,
И где же? - в полынье, каналья, очутился!..
А Пудель? .. На язык хотя он и остер,
Но немец так хитер,
И совестней притом: нет, он не горячился
И впереди щенят бежать назад пустился.

Хоть как собака ни сильна,
Но где ей укусить Слона!
Беда, когда дойдет до драки;
Не трогайте ж Слонов, Собаки!

2 апреля 1824

 

26. ЧЕРНЫЙ КОТ

НА на 1825 г., с. 145 (ц. р. 4 декабря 1824). Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 83. В 1824 г. Измайлов читал басню на заседании ВОЛСНиХ. В письмах Измайлова к П. Л. Яковлеву (ПД) есть указание, что Измайлов давал эту басню А. А. Дельвигу для публикации в альманахе "Северные цветы", но тот ее по неизвестной причине не напечатал. Басня обращена к Анне Яковлевне Никольской, вдове рано скончавшегося П. А. Никольского, издателя "Пантеона русской поэзии" и друга Измайлова. Она и ее любимый черный кот неоднократно упоминаются в "домашних" стихах Измайлова первой половины 1820-х годов (по рукописям ГПБ). О ней идет речь в послании "Я. Н. Г<оворову>":

У Анны Яковлевны должно
За то, что нам прибавила лета,
Искусно отравить любимого кота.

О коте упоминается также в стихотворении "А. Я. Н<икольской>":

Отыщу вам - кошку отравлю!
Чрез Говорова яд чудесный я достану
И эпитафию писать коту не стану.
Быть, быть вам без кота!
Не сядет более он к вам на фортепьяна.

В  рукописи  ГПБ  к  стиху  "Кто  подарил  его, тот с жизнию расстался" имеется стихотворное примеч.:

Оставил всё: бостон,
Христину, кур, парик;
Мир праху твоему,
Почтеннейший старик!

В  шутливом  стихотворении Измайлова "Послание П. А. Н<икольского> к А. Я.", датированном "Елисейские  поля,  23  июня  1823  г.",  в  этому  же неизвестному лицу относятся стихи:

Мне пишет Александр Ефимыч,
И, признаюсь, меня тревожит эта весть,
Что в Петербурге есть
Какой-то Александр Максимыч.
Имеет каменный большой в Коломне дом,
В котором и живет с Христиной, с петухом...
Максимыч у тебя всегда на языке.

Мурлычет и ворчит - цитата из басни И. А. Крылова "Кот и повар". Жестокосердием превосходил судей В республиках - напоминание о якобинском терроре во время Великой французской революции. Ну не хочу и не хочу - постоянная поговорка С. Д. Пономаревой (1794-1824), хозяйки литературного салона, в котором сложилось "Дружеское литературное общество" (ок. 1820 г.) куда входили ближайшие сотрудники журнала "Благонамеренный". Измайлов цитирует это выражение в альбоме Пономаревой (ЦГАЛИ). И поминай как звали - цитата из басни И. И. Дмитриева "Заяц и Перепелка".

Посв<ящается> А. Я. Н.

Вы любите кота?
Любите: он ведь сирота,
Малюткой вам еще достался;
Кто подарил его, тот с жизнию расстался.
Отличен всем ваш кот: умом и красотой,
Пленяет взоры он своею пестротой.
Какая белизна с блестящей чернотой!
Гордяся быть у вас слугою,
Как важно спину он сгибает вверх дугою
И, ластяся вкруг вас, мурлычет и ворчит.
Как мил, когда против дивана,
Свернувшися клубком, он на шкафу лежит
И, шейку приподняв, по временам глядит,
Как госпожа его сидит
За нотами у фортепьяна;
Огонь блестит в его глазах;
Игрою вашей очарован,
Лежит, как будто бы прикован,
Не думает и о мышах.
Да ест ли он мышей?..
Он вами избалован;
Шерсть лоснится - так он жирен.
А, нечего сказать, прекрасен и умен!
- Коты и все умны, но только лицемеры.
Я знаю многие примеры.
Сказать ли сказку вам про черного кота,
Который уж в преклонные лета
В молоденькую мышь влюбился
И чуть-чуть жизни не лишился?..
Кот этот был злодей;
В амбарах, в погребах его все трепетали
И усачом его, Арабом называли;
Жестокосердием превосходил судей
В республиках во время бунта -
Хотя говядины ел каждый день полфунта,
Но всё мышей, и крыс, и воробьев ловил,
Ловил - да и давил. Однажды
Мышку он увидел молодую,
Такую
Прелестную, какой ни раза не видал, -
Увидел - изумился,
Глазами засверкал
И по уши в нее влюбился
На старости мой черный Кот.
Подвластны все любви - и человек и скот.
Хотел Кот броситься пред Мышкой на колени,
Но та бегом, бегом из комнаты да в сени
И в норку юрк. Простерся Кот перед норою,
Лежит гора горою.
"Виновница моих смертельных мук! -
Он мышке говорит, вздыхая
И лапу в нору запуская. -
Люблю, люблю тебя - дай на себя взглянуть...
Я честный кот, все кошки это скажут,
И боги пусть меня накажут,
Коль я хочу..." - "Я не хочу! -
Из норки Мышь кричит Арабу-усачу. -
Ну не хочу и не хочу!"
Поджавши хвост, повеся вниз головку,
Пошел Кот бедный прочь;
Опять пришел назад, провел у норки ночь;
Не только говорил - и плакал; но плутовку
Никак не мог он убедить,
Чтоб вышла, показала глазки;
Напрасно было всё, как слезы, так и ласки.
Решился наконец ее он подарить
И говорит: "Послушай,
Вот, милая, тебе ветчинный свежий жир,
Голландский лучший сыр,
Конфекты... Я уйду, ты без меня покушай".
Сказал, дары свои у норки положил,
Вздохнул и скрылся.
Назавтра Кот опять с гостинцами явился,
И с месяц каждый день к жестокой он ходил,
Чего он ей ни говорил,
Чего, чего ни приносил,
Но тщетно всё - любить его
Мышь не хотела,
Или хотела, да не смела.
А Кот
Совсем уж стал не тот:
Разбоем он не занимался,
По крышам, чердакам, амбарам не таскался,
Мышей и крыс не ел,
Ужасно похудел,
Чуть я ноги волочил и так, как тень, шатался.
К возлюбленной его о том дошла молва.
Неопытная удивилась;
От жалости едва-едва
Она не прослезилась;
Но на свидание с зубастым не решилась,
Хотя и слышала, что скоро он умрет.
Вот наконец приходит к норке Кот. -
Чуть дышит! В чем душа! Совсем доска доскою!
"В последний раз тебя, мой свет, я беспокою, -
Так говорит губитель прежний крыс. -
Ты на меня не осердись -
Грешно и на врагов пред смертью их сердиться, -
Пришел с тобою я проститься.
Что делать, если я любимым быть не мог;
По крайней мере я умру теперь у ног
Твоих... Прости!.." - С сим словом протянулся.
Лежит час, два - не смеет и дохнуть.
Вот Мышке вздумалось на мертвеца взглянуть;
Из норки выползла... поближе... Кот очнулся,
Как тигр на бедную прыгнул,
Когтями так ее давнул,
Что только пикнула - и поминай как звали.
С отчаянья, с печали
Не знал, что делать, Кот.
Вот Мышку в зубы он берет, и
Потом перед собой кладет...
-Глядит, как сибарит на статую Венеры;
Глядел, глядел,
Да ВСЮ и съел, -
Опять стал есть мышей, опять он растолстел.
Всего противней мне Тартюфы-лицемеры!
О, как бы я был рад,
Когда бы поскорей они попали в ад!

1824

 

27. ДВЕ КОЗЫ

На сюжет басни Лафонтена "Les deux chеvres". Направо кругом - военная команда. Исправник барин мой! Майор!. . - И мой осьмого также класса - военный чин майора со- ответствовал чину штаб-лекаря. Брамербас - персонаж комедии "Якоб фон Тибое" датского драматурга Л.-Х. Гольберга (1684-1754); имя стало нарицательным для обозначения грубого, хвастливого солдафона.
НА на 1830 г., с. 306.

По жердочке чрез ров шла чопорно Коза,
Навстречу ей другая.
- "Ах, дерзкая какая!
Где у тебя глаза?
Не видишь разве ты, что пред тобою дама?
Посторонись!"
- "Направо кругом обернись
Сама, а я упряма... Да почему ты дама?
Такая же коза, как я".
- "Как ты? Ты чья? Ты шустера Абрама,
А я исправница! Исправник барин мой! Майор!" -
"Так что ж? И мой осьмого также класса;
Честнее твоего драбанта Брамербаса,
Да поумней, чем твой.
Абрам Самойлыч Блут, штаб-лекарь,
Всем лекарям у нас в губернии пример:
Он оператор, акушер;
Им не нахвалится аптекарь.
А твой Исправник-то головкой очень слаб,
В делах он знает меньше баб;
Лишь мастер драться с мужиками,
Дерет с них кожу он обеими руками.
Неправду, что ли, говорю?
Пойдем к секретарю,
Иль к стряпчему; спроси". - "Вот я ж тебя рогами".
- "Есть роги и у нас; бодаемся мы сами".
Сошлись, нагнувшися, и стукнулися лбами;
Летит исправница, штаб-лекарша летит,
Летят вниз обе вверх ногами.
Ров преглубокий был; на дне лежал гранит,
Бух Козы об него, и поминай как звали!
Вороны с галками тут долго пировали,

Пустая, право, честь
Вперед идти иль выше сесть.
Что до меня, так я, ей Богу,
Дам всякому скоту дорогу.
Признаться, я ведь трус:
Скотов и женщин злых особенно боюсь.

30 августа - 2 сентября 1828

 

28. СКОТСКОЕ ПРАВОСУДИЕ

СЦ на 1830 г., с. 46 (ц. р. 20 декабря 1829). Перепечатана в альманахе "Радуга", М., 1832, с. 177.

Не бойся, говорят, суда,
А бойся вот судьи.
И то беда:
Как секретарь доложит,
Так и судья плохой положит.
Напорют целую тетрадь,
Пропишут, спутают, завяжут,
И грамотному не понять,
А настоящего и главного не скажут.
Лев сделал приставом Собаку при Овцах;
Волкам Собака страх.
Один из них хотел
Ягненком поживиться,
Схватил его и в лес понес;
Но нагнал вора верный пес,
И должен был Волк ужина лишиться
Да клоком шерсти поплатиться.
Волк с жалобою в суд идет -
Осел там был судья, а секретарь Лисица,
Докладывать большая мастерица, -
Гусенка на поклон секретарю несет.
Доклад Лисица подает:
От слова до слова прошенье прописала,
Законы подвела,
Но об Ягненке не сказала,
И как сказать? Она при деле не была.
И вот, без всяких справок
И без очных, как должно, ставок,
Последовал журнал, что "в силу скотских прав
За оскорбленье Волчьей чести
И вырванье с азартом шерсти
Взыскать с Собаки должно штраф,
Бесчестье и увечье;
А стадо всё овечье
Просителю на время поручить.
Собаку же от места удалить,
Для соблюденья пользы Львиной".
Что делает доклад Лисы и суд Ослиный,
Особенно в дали, в глуши!
По дудке их там и пляши.

<1829>

 

29. ОБМАНЧИВАЯ НАРУЖНОСТЬ

К своим собакам звал соседских по билетам - выражение "по билетам" употреблялось применительно к приходящим учителям, которые за данный урок получали квитанцию, оплачиваемую позднее. Наружность иногда обманчива бывает - цитата из басни И. И. Дмитриева "Нищий и собака". Или в грязи свинья, Иль ядовитая змея - отсылка к реплике змеи из басни Измайлова "Змея и свинья": "Марай же и врагов своих, Коль хочешь быть страшна для них". Обе басни Измайлова продолжают полемику с П. П. Свиньиным.
СЦ на 1830 г., с. 71. Перепечатана в альманахе "Радуга", М., 1832, с. 171.

Приятель у меня старик проказник был;
Богатый человек, почти и не служил -
Отставлен с крестиком. В Москве он мало жил,
А более в своей любимой подмосковной;
Имел там дом огромный,
Большой фруктовый сад,
И английский еще, иль парк-оранжереи,
В которых рос отличный виноград,
Зверинец, свой оркестр и разные затеи:
Имел актеров крепостных,
Актрис, певиц, танцовщиц ловких,
Наемных трех французов бойких
Да сотни две собак и гончих и борзых.
Пять тысяч душ ему досталося в наследство,
Да долгу нажил миллион;
Так деньгами сорить мог он.
Его любило всё соседство.
И как же не любить?
Где всласть поесть, попить,
Повеселиться?
У Дурнева. А денег где занять,
Когда нужда случится? У Дурнева ж.
Расписку только дать,
Какую вздумает он сам продиктовать,
И на условия все тотчас согласиться.
Случалось, иногда брал туфли он в заклад,
Халат, кушак иль шапку, или миску;
А деньги возвратишь - отдаст тебе расписку,
Залог и сумму всю назад.
К своим собакам звал соседских по билетам;
Рожденье праздновал любимых лошадей;
Дурачился, сказать уж правду, не по летам;
Но, впрочем, не был он в числе дурных людей
И делал иногда, что должно.
Проказничать богатым можно.
В деревне Дурнева когда я навестил,
Меня он славно угостил;
Музыка за столом гремела,
И первая певица пела.
Вот отобедали. "Что, не угодно ль в сад?"
- "О, рад!"
Пошли. Какой чудесный там каскад!
Какие мостики, беседки и руины!
Куда ни взглянешь, всё картины.
"А это что за храм? -
Вскричал я в изумленье,
Увидя с куполом, с колоннами строенье;
Уж подлинно сказать, что было загляденье! -
Что там?
Какое божество сей храм в себе скрывает?"
- "Наружность иногда обманчива бывает,8
И это, господин поэт, вам не во гнев,
Не храм, а хлев!"
         - "Как хлев?" - "Войдите
И поглядите".
     Толкаю дверь, вхожу
И с поросятами свиней тут нахожу.
"Ну, видишь ли мои затеи?
Не все еще; в другом покое есть и змеи.
Войди, увидишь сам, что правду говорю".
- "Покорнейше благодарю...
Повеса ты, повеса!
Ну стоит ли, скажи, потратить столько леса,
Искусства и труда
Для змей и для свиней? Ужели нет стыда
Тебе дурачиться в твои почтенны леты?"
- "А ваша братья-то, поэты,
Что делают? Не то ли ж, что и я?
На что дар многие из вас употребляют!
Цветы поззии фигурно рассыпают,
А под цветами глядь - или в грязи свинья,
Иль ядовитая змея.
Но свиньи у меня других хоть не марают,
А змеи не кусают.
Желаю знать, что б ты на это отвечал?"
Я... промолчал.

<1829>

 

30. ЧИЖ И СТРИЖ

Басня обыгрывает сюжет "Брито-стрижено" о ссоре мужа с женой, широко распространенный в русских пересказах фацеций.
Соч., т. 1, СПб., 1849, с. 87.

Гулял с женою муж в саду,
И, на беду,
Пред ними птичка пролетела
И на рябину села.
"Смотри, смотри, жена: вон Чиж!"
- "Не Чиж, Иваныч, Стриж".
- "О, вздор ты, дура, говоришь,
Уж я сказал, что Чиж, так ты должна мне верить",
- "Вот хорошо! Не верь своим очам,
А верь твоим речам".
- "Я знаю, чем тебя уверить:
За палкой не заставь сходить".
- "Стриж! - стану всё я говорить.
Чижи зеленоваты,
Стрижи же черноваты
И длинноваты.
Слепой увидит: это стриж".
- "Молчи ж!" -
И хлоп жену по уху.
- "Разбойник! только пить сивуху
И бить жену. Пей, варвар, кровь мою,
А я за правду постою.
Стриж, а не Чиж!" Иваныч за сивуху
Еще дал плюху:
"Молчи". - "Не замолчу,
Не покорюся палачу.
Стриж, а не Чиж!" - И битва закипела.
Михевна уступить тирану не хотела,
Язвит его, чем в силах, языком,
А он так кулаком.
Кокошник на гряду свалился,
Иваныч мой остервенился,
Михевну за косу схватил
И сильною рукой в крапиву потащил.
На крик несчастной прибежали,
Но без десятских двух никак бы не отняли.
Калганиху-лекарку взяли!
Но знание ее, увы, не помогло!
Просили знахаря Вавилу -
Ничто Михевну не спасло:
От скверного стрижа пошла она в могилу.

Не спорь из пустяков
И не беси злых дураков;
Как язвы, ссоры удаляйся;
Но где потребует долг, совесть - не молчи
И говори, а не кричи,
Без сердца убедить старайся.

 

31. ГОРДЮШКА-КНИГОПРОДАВЕЦ

По всей вероятности, басня направлена против Якова Васильевича Матюшина (ум. 1869), книгопродавца из Апраксина двора, где торговали подержанными книгами. Дурную репутацию Матюшина как перекупщика подтверждает отзыв А. А. Григорьева (1859 г.): "...книгопродавец Шнейдер дал мне - ни дать ни взять, как бы сделал какой-нибудь Матюшин на Щукином дворе - только двадцать талеров под вещи, стоящие вчетверо более" ("Уч. зап. Тартуского ун-та", 1975, вып. 358 (XXIV), с. 344). Не исключено, однако, что речь идет о Матвее Ивановиче Заикине (1782-1854), книгопродавце и издателе. "Оракулы" - гадательные книги, наиболее известной и постоянно переиздававшейся из которых был "Древний и новый всегдашний гадательный оракул", приписывавшийся Мартыну Задеке, личности апокрифической. "Деяния Петра" - многотомный труд И. И. Голикова (1735-1801), представляющий подробный свод материалов к биографии Петра 1. Три безжалостных сестры - фурии (эриннии).
Там же, с. 173. Автограф - ГПБ, под загл. "Матюшка-книгопродавец".

Был здесь давно один мерзавец
Гордюшка, плут-книгопродавец.
По честности и по уму
Вином бы торговать ему
В какой-нибудь корчме, и то не христианской -
В жидовской иль магометанской.
А походил он на жида!
Без совести и без стыда
На белый свет родился,
Рад удавиться и за грош;
А впрочем, всем он был хорош;
Немножко грамоте учился,
Мог двоеточие от точки отличить,
Мог объявление о книге сочинить,
Любил для барышей душой литературу,
В "Оракулах" держал всегда сам корректуру;
Ученых пьяниц он погодно нанимал
И компиляции в свет с ними издавал.
Жаль, не писал стихов Гордюшка!
Одна почтенная старушка
По смерти мужниной вдруг в нищету пришла;
Что было лишнее, кой-как распродала,
В ломбард иное заложила;
Одну лишь комнату топила -
Так берегла дрова
И деньги бедная вдова.
Занемоги она еще весной ненастной.
Как быть?
Лекарства не на что купить.
Но добрый лекарь частный
Старушке страждущей помог.
Да наградит его сам Бог!
А он всегда тех награждает,
Кто бедным вдовушкам охотно помогает.
Узнал торгаш Гордей,
Что после мужа есть шкап целый книг у ней.
Вот он к больной приходит,
В постели бедную находит,
И говорит: "У вас, я слышал, книжки есть...
Хоть торга книгами не можно нынче весть...
От книг так плохи авантажи,
Что лучше продавать, поверьте, калачи...
Но на комиссию я взял бы для продажи;
Позвольте посмотреть". Дают ему ключи.
Вот шкап он отпирает -
Шкап книгами набит.
Гордюшка их перебирает.
На титулы глядит,
Понюхает иную,
То улыбнется плут,
То рожу сделает такую,
Как будто долг с него берут.
Смотрел, глядел час целый;
В затылке почесал;
Потом с осанкой гордой, смелой
Презрительно сказал:
"Хоть счетом книг и много,
Но разобрать коль строго,
Так мало тут добра.
Ну что? "Деяния Петра",
Да Ломоносова, Державина творенья,
И Дмитриева сочиненья,
Жуковского, Карамзина -
И только ведь из русских!"
- "А сколько, батюшка, зато здесь книг французских,
Латинских, греческих?" - "Да все ведь старина!
Расина, Буало, Корнеля всяк имеет;
По-гречески ж не всякий разумеет.
А, правду молвить, и латынь
Хоть кинь!
Народ наш деловой, торговый и воинский -
Начто же нам язык латинский?..
Однако, так и быть,
Рад все у вас купить,
Коль сходно отдадите.
Ну, много ли, сударыня, хотите?"
- "А сколько б дали вы?" - "Да что вас обижать?
Извольте: дам я... двадцать пять".
- "Как? Двадцать пять рублей? За все?.. Не грех вам это?"
- "Да рассудите: нынче лето;
А до зимы
Почти ведь не торгуем мы.
Не выручишь, ей Богу, и на лавку!"
- "Я лучше их сожгу! Как? Двадцать пять!"- "Жаль вас!
Извольте, так и быть, вдобавку
Еще пять рубликов, н деньги сей же час!"
- "Подите ж вон" - "Ну, десять я прибавлю.
Хотите тридцать пять?
И шкап, пожалуй, вам оставлю
Да буду, матушка, вас вечно поминать".
Старушка рассердилась,
С Гордюшкой побранилась
И гонит плута вон.
Нейдет, однако, он,
Торгуется, клянется,
Что покупателя другого не найдется,
И наконец
За сотню книги все купил у ней, подлец!
Возрадовался мой Гордюшка,
Что им ограблена так бедная старушка.
А после на пятак взял рубль он барыша.
Куда ж пойдет душа
Такого торгаша?
В ад, разумеется, конечно!
По приказанью трех безжалостных сестер
Из книг, им проданных, там сделают костер,
И будет жариться он вечно.

 

32. ФОНАРЬ

Там же, с. 187.

Поставили на улице фонарь -
И уняли ночного вора.

Плут секретарь
Остерегается прямого прокурора.

То ль дело воровать впотьмах?
То ль дело командир, который не читает,
Не смыслит ничего в делах,
А подписью своей бумаги утверждает!
Хвала от всех воров, воришек - темноте,
Невежеству и глупой доброте.

 

33. ДВА КРЕСТЬЯНИНА И ОБЛАКО

На сюжет басни Флориана "Les deux paysans et le nuage".
"Пантеон русской поэзии", ч. 5, кн. 9, СПб., 1814, с. 96; СО, 1814, ч. 16, с. 193. Печ. по Басни, 1826, ч. 1, с. 62.

"Смотри-ка, брат Антон! -
Соседу говорит крестьянин Агафон;
А сам весь побледнел и так, как лист, трясется. -
Смотри-ка, туча к нам несется!"
- "Так что ж?" - "Как что? Да град пойдет
И хлеб у нас побьет;
Всё пропадет
Озимое и яровое;
Голодный будет год, а там, гляди, и мор!.."
- "Пустое, брат сосед, пустое!
Какой несешь ты вздор!
Не град, а дождь пойдет: давно к дождю уж парит!
Вот каплет, кажется. Уж то-то хлеб поправит!
Мы уберем его и много продадим
Да браги наварим.
Гуляй и пей уже зимою!
Пусть дождь идет; я очень рад!"
- "Ну, посмотри, посыплет град!"
- "Нет, дождь пойдет". - "Град!" - "Дождь!
Не спорь же ты со мною".
- "Да что и спорить с дураком?"
Антон за это хвать соседа кулаком;
Тот в ухо сам его - и драка началася.
Ни град, ни дождь еще нейдет,
А кровь из обоих уж льет!
Меж тем прочистилось, и туча пронеслася.

<1814>

 

* * *

 

КОШКА, ПРЕВРАЩЕННАЯ В ЖЕНЩИНУ

Был в старину такой дурак,
Что в Кошку по уши влюбился,
Не мог он жить без ней никак:
С ней вместе ночью спать ложился,
С одной тарелки с нею ел
И наконец на ней жениться захотел.
Он стал Юпитеру молиться с теплой верой,
Чтоб Кошку для него в девицу превратил.
Юпитер внял мольбе и чудо сотворил:
Девицу красную из Машки-Кошки серой!
Чудак от радости чуть не сошел с ума,
Ласкает милую, целует, обнимает,
Как куклу наряжает.
Без памяти невеста и сама,
Охотно руку дать и сердце обещает:
Жених не стар, пригож, богат еще притом:
Какая разница с Котом!
Скорей к венцу; и вот они уж обвенчались;
Все гости разошлись, они одни остались.
Супруг супругу раздевал,
То пальчики у ней, то шейку цаловал;
Она сама его, краснея, цаловала,
Вдруг вырвалась и побежала...
Куда же? Под кровать: увидела там мышь.

Природной склонности ничем не истребишь.

 

КУКУШКА

«Послушайте меня, я, право, не совру, —
Кукушка говорила птицам,
Чижам, щеглятам и синицам, —
Была я далеко, в большом, густом бору;
Там слышала, чего доселе не слыхала,
Как Соловей поет.
Уж не по-нашему. Я хорошо певала,
Да все не то! Так сердце и замрет
От радости, когда во весь он голос свистнет,
А там защелкает иль тихо пустит трель;
Забудешься совсем, и голова повиснет.
Ну что против него свирель!
Дивилась, право, я, дивилась...
Однакоже не потаю:
По-соловьиному и я петь научилась.
Для вас, извольте, пропою
Точнехонько как он, — хотите?» —
«Пропой, послушаем». — «Чур не шуметь, молчите!
Вот выше сяду на суку.
Ну, слушайте ж теперь: куку, куку, куку!»

Кукушка хвастуна на память мне приводит,
Который классиков-поэтов переводит.

 

ЛЕБЕДЬ, ГУСЬ, УТКА И ЖУРАВЛЬ

Две птицы плавали в пруде:
Красивый Лебедь, чистый, белый,
Да серый Гусь, дрянной. Гляделся месяц светлый
В прозрачной зеркальной воде;
Лучи его в струях играли серебристых;
Зефир чуть колебал листы дерев ветвистых,
И Лебедь начал гимн вечерний богу петь.
Гусь этого не мог стерпеть,
Вскричал: «Га! га!» и, вытянувши шею,
Шипел, подобно змею.
Где утка ни возьмися тут,
И говорит: «Куда как хорошо поют!
Однако Гусь поет приятнее, нежнее,
Да он же и плывет важнее». —
«Что ты, прожора, врешь? —
Прервал ее Журавль. — Молчи, пока не бита!
Недаром первенство ты Гусю отдаешь:
Он есть тебе дает из своего корыта».

Кто утка? — Подлый журналист.
А Гусь? — Рифмач-капиталист.

 

БЕСХВОСТАЯ ЛИСИЦА

Преосторожная, прехитрая Лисица,
Цыплят и кур ловить большая мастерица,
На старости своей так сделалась проста,
Что в западню попалась;
Вертелась всячески, туда-сюда металась
И вырвалась кой-как, но только без хвоста.
Как в лес бесхвостой показаться?
Плутовка вздумала на хитрости подняться.
Взяв важный и степенный вид,
Идет в пещеру, где сбиралися Лисицы.
«Подруги и сестрицы! —
Так говорит она. — Какой нам, право, стыд,
Что по сие мы время
Все носим гнусное и тягостное бремя, —
Сей хвост, который по земли
За нами тащится в грязи или в пыли.
Какая польза в нем, скажите?
А вред весь от него я доказать могу.
Вы, верно, сами подтвердите,
Что без хвоста быть легче на бегу,
Что часто за хвосты собаки нас ловили;
Но если бы теперь хвосты мы обрубили...» —
«Остановись, остановись!» —
Одна ей из сестер сказала. —
«А что?» — «Пожалуйста, к нам задом обернись»
Кургузая тут замолчала,
Попятилась назад и тотчас убежала.

«Как страшно замуж выходить!» —
Невестам всем твердит увядшая девица.
Конечно, что ж ей говорить?
Такая ж и она бесхвостая Лисица.

 

ДВА КОТА

Кот Ванька с Ваською родные братья были;
В одном дому они родилися и жили.
Кот Ванька тощий был такой,
Что страшно и взглянуть, доска совсем доской!
А Васька толщиной дворецкому равнялся:
От жира он едва-едва передвигался;
Шерсть лоснилась на нем, как будто бы атлас.
«Нам счастье не одно, хоть мать одна у нас, —
Сказал ему скелет. — Вот ты забот не знаешь:
Без мяса никогда и в будни не бываешь;
Тебе все мясоед, а мне великий пост!
Ты только спишь, а я и сна почти не знаю;
Дом целый от мышей и крыс оберегаю.
При всем усердии я голоден!..» — «И прост! —
Прервал его жиряк. — Будь, братец, поумнее;
Возьми меня в пример, коль хочешь быть жирнее»
«Что ж делать мне? Скажи». — «Хозяина смеши,
На задних перед ним ногах ходи, пляши;
Подставит руки он, ты прыгай через руки
И перейми мои забавные все штуки;
Поверь, что будешь ты любим, не только сыт.
Знай, глупенький, что тот, кто людям угождает
В безделках, пустяках, у них не потеряет;
А кто для пользы их трудится и не спит,
Тот часто голоден бывает.

 

ДВА РАКА

«Все пятится назад! Куда какой дурак! —
Журил так сына старый Рак. —
Вперед ступай, вперед! Не то я драться стану!» —
«Да покажите мне вы, батюшка, хоть раз,
Как надобно ходить: я перейму у вас;
Извольте вы вперед, а я уж не отстану».

Слугу за пьянство барин бьет,
Но не уймет!
А отчего? Сам барин пьет.

 

ЯГНЕНОК И ПОРОСЕНОК

Мужик в телеге вез Ягненка
И Поросенка.
Куда же? — В ряд мясной!
Вот Поросенок развизжался,
Как будто бы мясник с ножом за ним уж гнался,
Кричит: «Увы! Увы». — «Проклятый сын свиной! —
Сказал Мужик ему. — Когда ты перестанешь?
Ну что Ягненок не кричит?
Смотри, как он умен! Молчит». —
«Нет, глуп! — прервал визгун, — меня-то не обманешь!
Он думает, что шерсть с него лишь остригут;
А я могу ли быть в покое?
Я знаю, с поросят щетины не берут,
Так верно уж меня убьют,
И на холодное пойду иль на жаркое.
Ах, не сносить мне головы!
Увы! Увы!» —

Полезно иногда для нас и заблуждаться,
Когда несчастия не можно отвратить.
К чему и дальновидным быть?
Что прежде времени нам сетовать и рваться!..

 

КУПЕЦ МОШНИН

В Калуге был купец Мошнин,
Нет, именитый гражданин.
Торговлю отправлял он многие уж годы,
Не знал, что есть наклад, а только богател.
Чего он не имел?
Суконны фабрики, чугунные заводы,
С которых получал великие доходы;
Деревни сыновьям с чинами покупал,
И всякий перед ним поклоны в пояс клал.
Все деньги у него, как в банке, занимали,
Однакоже они в долгах не пропадали;
Прикащики его отнюдь не воровали;
Возьмет ли откуп, иль подряд,
Наверное найдет тут клад!
За то его и называли
В Калуге колдуном.
Жил очень хорошо, как чаша полон дом!
Держал открытый стол, давал пиры и балы;
Обедать ездили к нему и генералы.
Приятель Мошнину купец был Бородин.
Вот как-то, подгуляв один с ним на один,
Тот искренно ему признался,
Что счастию его в торговле удивлялся.
Мошнин расхохотался
И наконец сказал: «Послушай, брат Семен,
Всегда тот счастлив, кто умен.
Знай, я, не испытавши броду,
Не суюсь в воду:
Есть разум у меня, и от того богат;
Убытков не несу, зато я осторожен!»

Лет через шесть попал наш умник в магистрат
Не в члены, а в тюрьму! За что ж?
Был много должен;
Остался только лишь на нем кафтан один,
И он почти мирским питался подаяньем.
В то время с ярманки приехал Бородин;
Идет к нему и с состраданьем,
С слезами говорит: «Что сделалось с тобой!» —
«Судьба!» — тот отвечал. А вот какой судьбой
Мошнин бедняжка разорился;
При откупах погорячился,
И всех соперников своих он победил,
Да после миллион за это заплатил.
Должник его себя тут объявил банкрутом;
Прикащик сделался из честного вдруг плутом;
Один сынок деревню промотал;
Другой сто тысяч проиграл,
А, кажется, он их как должно воспитал!
К тому ж за молодой, второй своей женою
Заводы укрепил, хоть в ней нашел врага
И получил еще на старости рога.
Судьба! Судьба всему виною!

Вот так-то в счастии гордимся мы умом;
В несчастий вину всю на судьбу кладем.

 

КАРЕТА И ЛОШАДИ

Ах! Если бы хотя под старость дал мне бог
Местечко где-нибудь такое,
Где б мог остаток дней я провести в покое,
Где б взятки брать иль красть я мог, —
Клянуся честию и совестью моею,
Уж дал бы знать себя! Что? Скажут: не умею?
Пустое! Выучусь, лишь только захочу,
Да многих, может быть, еще и поучу.
Взгляните: грамоте иные не умеют,
А как живут! Как богатеют!
Вот главное: иметь не надобно стыда.
Отставят? Отставляй, и это не беда:
Коль наживу полмиллиона,
В отставку сам тогда пойду без пенсиона.
Рассказывал один знакомый мне купец
(Не здешний и теперь едва ли не покойник),
Что в городе у них советник был делец,
Великий взяточник, невежда и законник:
Указ прибравши на указ,
Оправит всякого за денежки как раз.
Когда напишет сам экстракт, определенье,
Хоть юрисконсультам отдай на рассмотренье:
В законах пропуска, ей-богу, не найдут,
А дела не поймут!
Так спутает, так свяжет
И белым наконец вам черное покажет.
Кто больше даст ему, тот у него и прав;
А там в глаза ругай, он ничего не скажет,
Такой имел уж нрав!
Проситель подарил советнику карету;
Соперник же, узнав о том через людей,
Не знаю, по чьему совету,
Прислал к советнику четверку лошадей.
Он принял их, и я бы сделал то же.
Как четверня была кареты подороже,
То в пользу лошадей и сделан приговор.
Объявлено истцу с ответчиком решенье.
Вот вечером катит к советнику на двор
Бедняк, что потерял с каретою именье.
Всердцах кричит ему: «Бездельник! Шельма! Вор!
Ты обманул меня; отдай мою карету». —
«Да, как не так!» — «И совести-то нету!
Отдай; в присутствии при всех я расскажу ». —
«Так что ж?» — «Свидетелей представлю, докажу;
К присяге ведь тебя притянем». —
«Пожалуй, присягать мы станем». —
«Ты взял карету, взял?» — «Ну что же, взял, так взял!» —
«А чалых четверню кто, кто к тебе прислал?» —
«Соперник твой, на нем ищи своей потери:
Ведь чалые свезли карету со двора.
Однако ужинать пора.
Прощай, вот бог, вот двери!»

 

ДОГАДЛИВАЯ ЖЕНА

Предвидя свой конец, Петр лавочник в грехах
Духовному отцу признался
И смерти дожидался.
Жена стоит пред ним в слезах.
«Не плачь, — он ей сказал, — Дуняша!
Ты знаешь, сколько нам приносит лавка наша;
Беда, коль отойдет от нас теперь Кузьма;
Выдь замуж за него, людских речей не бойся...» —
«Ох! батюшка, не беспокойся:
Я это думала давно уж и сама».

 

ПЬЯНИЦА И СУДЬБА

В ночь темную, зимой,
Подьячий пьяный шел через реку домой,
С прямой дороги сбился
И где ж? У полыньи, каналья, очутился!
Споткнулся и на край на самый повалился;
Заснул и думает, что он на съезжей спит;
На чистом воздухе, как богатырь, храпит.
Ну если б только он во сне поворотился?
Тогда б прощай и взятки и вино!
Пошел бы к тюленям на дно!

Случись же так: Судьба тут мимо проходила,
Приближилась к нему,
Тихонько разбудила
И говорит ему:
«Проснись, здесь полынья, опасно!
Встань, встань!.. Постой, тебе я помогу...
Вот лучше ляг подальше на снегу,
Там мягче. . . ну вот так, прекрасно!
Когда б ты утонул, тогда бы всю вину
Сложили на меня одну».

И подлинно! В чем мы Судьбу не обвиняем?
Именье ль глупо расточим
Иль от страстей своих здоровье потеряем,
Всегда уже Судьбу, а не себя виним.

 

ПРОСТОДУШНАЯ

Параша девушка премилая была;
В деревне с матерью жила
И вместе с ней хозяйством занималась.
Скромненько, просто одевалась,
Романов в руки не брала
И, кроме сонника, других книг не читала,
А только кружева плела
Да в пяльцах вышивала.
Исполнилося ей уже семнадцать лет;
Пора узнать ей свет,
Пора пристроить уж и к месту.
Приданого ж за ней: большой в Зарайске дом,
Пять тысяч в банке серебром
И триста душ. Неправда ль, что невесту
Такую дай бог хоть кому...
Хоть предводителю в уезде самому?
Но женихи в уездах редки:
Сорокины, мои зарайские соседки,
В девицах все еще сидят,
И им уже сто лет обеим, говорят.
По первому пути зимою,
Лишь начался Филиппов пост,
Парашу маменька взяла в Москву с собою
И прямо — на Кузнецкий мост.
Там у француженок обнов ей накупила,
Как куколку ее по моде нарядила,
И начала учить Парашу танцовать,
Чтоб святками могла в собраньи побывать.
Вот святки уж пришли: Параша выезжает,
И с важной маменькой своей
Собранья, клубы посещает.
Недели не прошло — явилося у ней
Двенадцать женихов, штаб, обер-офицеры,
Большею частью кавалеры;
Но всех счастливее был ротмистр Пустельгин:
Параше только он понравился один,
И чем же? Черными поддельными усами.
Другие были с орденами
И лучше во сто раз,
Но без усов, так им отказ.
В Крещенье Пустельгин с Парашей обручился;
От радости он ум последний потерял;
Всем уши о своей невесте прожужжал.
«По чести, — говорил, — я век бы не женился,
Когда бы феникса такого не сыскал:
Красавица, умна, скромна, тиха, послушна,
И что милей всего, то очень простодушна.
Невинность сущая, а ей семнадцать лет!
Поверьте, что другой такой в столице нет.
В сорочке, право, я родился!»
Чрез месяц Пустельгин женился
И новый сделал в долг себе к венцу мундир;
Невеста множество имела бриллиантов,
В копейку свадебный стал пир!
При громе певчих, музыкантов
Шампанское лилось рекой;
А ужин был какой!
Пять лучших поваров его приготовляли;
Часов в одиннадцать из-за стола уж встали.
Лишь польский заиграли,
Парашу увели — все гости по домам —
За исключением двух самых близких дам.
Вот новобрачную раздели;
Сидит в дезабилье на креслах у постели.
Явился в шлафроке пред ней ее супруг.
Параша бедная краснеет.
Целует он ее — и вдруг
Она, как смерть, бледнеет,
Вся сморщилась и слезы на глазах.
«Что, ангел мой, с тобой?» — спросил ее муж. — «Ах!
Ах, дурно, дурно мне! Нет мочи! Помогите!..» —
«Прикажешь каплей, что ли, дать?
Или за доктором послать?» —
«За акушером? Да, скорей, скорей пошлите».

 

ПРИКАЗНЫЕ СИНОНИМЫ

Какой-то человек имел в Приказе дело.
Он прав был и богат; итак, взяв денег, смело
К секретарю ранехонько идет,
Челом ему, а сам мошонку вынимает
И перед ним на стол крестовики кладет.
Тот, бросивши перо, просителя сажает,
Но с денег сам не сводит глаз.
«Вчерашнего числа в Приказ
Я подал, батюшка, прошенье...» —
«Читал его, ты прав! Все знаю!» — «А решенье
Когда последует? Осмелюся спросить». —
«Да стоит только доложить...
А там и в город свой ты можешь убираться,
Чем здесь напрасно проживаться». —
«Счастливо ж оставаться!»
Проситель через день пришел опять в Приказ.
«Что ж, батюшка, указ
По делу моему? Когда б сегодня можно...» —
«Ведь я сказал тебе, что доложить мне должно».
Проситель принужден был с месяц тут прожить.
И слышал то ж да то: лишь только доложить.
Не знал, что делать, челобитчик;
Но сжалился над ним повытчик.
«Ну полно, не тужи, —
Шепнул он так ему, — всю правду мне скажи,
Что дал Секретарю?» — «Да двадцать пять целковых» —
«Ну, так десяточек еще ты доложи.
Да мне пять рубликов. Учи вас, бестолковых!
Не смыслите, что доложить
Все то же, что и приложить.
Фунт чаю взять еще с тебя за объясненье».

Истец исполнил все тотчас,
И на другой же день, как раз,
Поспел экстракт, определенье,
И выдали ему указ.

 

ТАК, ДА НЕ ТАК

Был жадный Воевода
(Давно его уж прибрал бог),
Богатым друг, враг бедного народа,
Без взяток дня пробыть не мог!
Однажды поутру пришел к нему приятель,
Питейных сборов содержатель,
И говорит: «Из Питера сейчас
Я получил письмо; мне пишут, что в правленье
К вам с той же почтою отправится указ
Сената, чтобы мне отдать за долг именье
Корнета Тройкина. Вот, делай одолженье!
Наличных у меня взял тысяч шестьдесят,
А за имение дадут ли пятьдесят!..
Но сам я виноват; введите во владенье». —
«Не можно, братец, сделать так».
«Как?
Сенат велел, так сделать должно». —
«Конечно, только так не можно». -
«Помилуйте, Сенат...» —
«Все знаю, брат!
Пускай велел Сенат отдать тебе именье:
Мы по сенатскому указу исполненье
Сегодня ж сделаем... однако все не так...» —
«Ах, извините, — ну какой же я дурак!
Забыл вам доложить: ко мне вчера прислали
Из Оренбурга две прекраснейшие шали;
Из них одну...» —
«Да обе уж пришли: я подарю жену,
Другую дочери». Проситель поклонился
И с шалями чрез пять минут назад явился;
А Воевода тот же час
Послал подьячего в правленье,
И написали там Откупщику как раз
Указ
О вводе во владенье.

И взятки брать ведь надобно уменье!
Вот воевода мой хоть глуп, но не дурак,
Он ничего не делал так.

 

ДУРА ПАХОМОВНА

Не дай Бог с дураком связаться, —
Сказал Иван Андреевич Крылов.
А с дурою?.. Могу признаться,
Что дуры во сто раз опасней дураков,
И тем опасней, чем моложе,
Красивее, лицом пригоже.
Боюсь дур: молодых, пригожих не люблю;
А старых и дурных, ей-богу, не терплю.

Пахомовны старушки сын,
Не помню города какого мещанин,
Который некогда был где-то маркитантом,
Решился сделаться... бумажным фабрикантом!
Весь нужный инструмент достал
И по ночам работать стал.
На пробу сделал он синюшку
И матушку свою старушку
Послал бумажку разменять.
Та в лавочке и разменяла,
Хоть в деньгах счет не так-то знала,
Да и на что старухе знать?
Вот мастер наш прилежно работает,
Бумажки все приготовляет,
А матушка меняет,
И разменяла так она бумажек шесть.
Знать надобно б и честь.
Нет, дай седьмую ей принесть.
«Откуда, старая, бумажки ты таскаешь? —
Воскликнул Лавочник Егор. —
Где взять тебе? Твой сын и пьяница и вор.
Уж не фальшивые ль бумажки ты меняешь?» —
«Фальшивые? Что ты, козлина борода!
Мой сын сам делает бумажки...» — «Сам?» — «Да!
                                                                                      да!»
Плохая вышла шутка!
У лавочки стояла будка.
«Фадеич! — Лавочник с испуга закричал, —
Сюда!» и за ворот старуху крепко взял.
Явился в лавочку Фадеич с миной важной,
С секирою, в броне сермяжной.
Он грамоте немножко знал
И ассигнацию фальшивою признал.
Мгновенно учинил свое распоряженье,
Чтоб мастер с фабрики куда не ускользнул,
Пахомовну раз пять ругнул,
А к Надзирателю отправил доношенье.
Потом к Пахомовне гурьбою в дом пошли
И за работою сынка ее нашли;
Веревкой обоих рука с рукой связали,
На съезжую с триумфом отвели;
Судили, наказали —
И слезы тут не помогли!
А бедная уж выла, выла,
Что сдуру и себя и сына погубила.

 

ДУРАК ФИЛАТКА

У Толстосумова дурак Филатка был.
Не видывал еще я дурака такова!
Глупее барина! И барин, как роднова,
Филатку дурака любил,
Поил его вином и всюду брал с собою.
Филатка все в деревне жил.
Вот как-то господин поехал с ним водою
Из Нижнего в Казань. Филат тому был рад:
На все зевал, всему дивился;
Однако ничему в пути не научился.
Приехали назад.
Чорт дернул ключницу Маланью
О путешествии спросить у дурака.
«Деревня наша велика,
А не сравняется ни с Нижним, ни с Казанью, —
Филатка говорит. — Церквей! Крестов, крестов!
Тебе не сосчитать, не только что домов!» —
«Ну что ж там, хорошо?» — «И ведомо, не худо!
А вот на Волге я, скажу, уж видел чудо!» —
«Какое?» — «Знаешь ли? Бежим на парусах,
И домы-то на берегах,
Деревья все бегут! Мы к берегу пристали, —
Они, как вкопанные, стали.
Опять поехали, опять бегут, бегут!» —
«Прямой, Филат, ты шут!
Тебе казалось так, а домы-то стояли». —
«Э! нет, Маланьюшка, бежали!» —
«По-твоему! Да ты ведь, правда, без ума!» —
«Так дура ты сама!
Я говорю тебе, коль хочешь — побожуся:
Бежали домы все назад». —
«Ну полно врать, Филат!» —
«Смотри, Маланья, я с тобою не смеюся.
Не веришь, что ли?» — «Нет». — «Бежали!» —
«Как не так!» —
«Поверь же, говорю». — «Да разве я взбесилась!»
Филат, чтоб убедить, покрепче сжал кулак,
Занес... и ключница во всем с ним согласилась.

Я спорить с умными люблю:
От споров с ними я учуся;
Но спорить с глупыми боюся
И им всегда, во всем охотно уступлю.

 

СОБАЧЬЯ ЗАВИСТЬ

Барбоска у крыльца избы людской лежал.
К нему без памяти вдруг Жучко прибежал
И говорит: «Барбоска!
Ведь господа
Приехали из Питера сюда,
А с ними моська,
Хрипунья старая, Полкан...» —
«Щенчишка?» — «Погляди, какой стал великан!
Да как пристал к нему ошейник...» —
«Ошейник? Ах, мошенник!
Давно ли я таскал за шиворот его?
Нам, старикам, так ничего?
Ну, право, господа не знают,
За что так награждают!
Да попадись он мне, то я уж проучу:
Как за уши схвачу
И тряску
Такую дам...» —
«А вот он сам;
Ну, дай-ка, брат, ему острастку».
Взглянул Барбос, —
По жилам пробежал мороз:
Собаку страшную он видит пред собою;
ПолкаТнка был не то, что за год перед сим,
Нет, не Барбоске ладить с ним.
Ретироваться он хотел бы прежде бою.
Вскочил подлец. Не знает, что сказать,
Хвостом вертит — и ну щенка лизать.

Вот так-то Гур Пафнутьич рассердился
На Разумова, что тот орден получил.
«Да как он к нам определился,
Я уж тогда... в архиве был
Помощником! А он был что? Мальчишка,
Так, школьник, писаришка!
Теперь асессор, кавалер!
А я уж тридцать лет, как обер-офицер,
Но нету у меня и бронзовой медали;
Писцу же так крест дали!» —
«Послушай, Гур: был Разумов писцом,
И мы с тобой писцами были;
Он после сделался дельцом,
Служил с отличием; за то и наградили.
Что сделает он в день,
Того, хоть пять очков надень,
Не сделаешь и в год, как ты ни хоробрися». —
«Молчать, архивна крыса!»

 

ЗАВЕТНОЕ ПИВО

Фома на завтрак звал Кузьму
И, после водки,
Так говорил ему:
«Покушай-ка селедки.
Ну, что за сельдь! Крупна, жирна;
А как вкусна!
Голландская, ей-богу! Без обману!
У Королева брал. Тебе-то лгать не стану...
Вот свежая икра
Из осетра...
Прикажешь лучку
Зеленого?.. Попробуй эту штучку:
Балык, да ведь какой балык!
Ну так, как мед, во рту и тает.
Нельзя не есть; возьми: кусочек невелик». —
«Помилуй! Этак я не стану и обедать». —
«А семужки нельзя никак, чтоб не отведать;
Ведь из Архангельска прислал в гостинец сват.
Покушай, брат». —
«Фома Панкратьевич, покушал я довольно». —
«Э, как тебе не стыдно? Полно.
Чем только лишь богат,
Тем гостю дорогому рад...
А вот грибочки,
Тут рыжички, а здесь груз дочки;
И тех отведай, и других.
Груздочки хороши, а рыжики как диво!
Здесь не найдешь таких:
Из Вологды!» — «А в кружке что?» — «Да пиво».
«Ну, накормил ты молодца;
Пожалуй-ка теперь пивца». —
«Вот этого нельзя; пей, если хочешь, водку». —
«Помилуй, ты меня соленым все кормил;
А пива жаль тебе!» — «Я звал ведь на селедку;
О пиве ж ничего тебе не говорил». —
«Умилосердися! Дай промочить мне глотку». —
«Пей водку!» —
«Ведь пиво есть?» — «Есть про себя,
Не про тебя». —
«Хотя кваску вели подать, Панкратьич». —
«Есть, Елизарыч,
И квас,
Да лишь про нас». —
«Ей-ей, пить хочется». — «А знаешь, на хотенье —
Терпенье».
Терпение Кузьма тут вовсе потерял,
Встал,
За кружку — хвать рукою;
Другою
Он так хозяина толкнул,
Что опрокинул тот стол с завтраком и стул.
Упал — кричит: «Ай! Караул!»
Рукой дрожащею хватает
За свой кровоточивый лоб;
Сквозь слез грозит, ругает;
Молчит гость, пиво допивает
И об пол кружку — хлоп!

Красавицы-кокетки!
Ведь это вам наветки!
Зачем собою нас прельщать?
Зачем любовь в нас возбуждать
Притворной нежностью и хитрыми словами,
Когда мы не любимы вами,
И не хотите вы руки своей нам дать?
Вам весело, как мы любовию к вам жаждем;
Смеетесь, как мы страждем...
Не корчите Фому —
Не то попасть вам на Кузьму.

«Невский Альманах» на 1829 г. Эту басню Пушкин пересказывает в письме к жене от 30 октября 1833 года.

* * *

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ПОЛЬЗА БАСНИ

     Однажды - кто б поверить мог? -
          К Царю в его чертог
     Вошла вдруг Истина нагая!
Царь в гневе закричал: "Бесстыдница какая!
Как смела ты войти и кто ты такова?"
- "Я Истина". - "Зачем?" - "Сказать лишь
                 слова два:
     Льстецы престол твой окружают;
     Народ вельможи угнетают,
Ты нарушаешь сам нередко свой закон..."
     - "Вон, дерзкая! вон! вон!
     Гей! стражи, гей, войдите,
          Возьмите, отведите
Ее в смирительный иль в сумасшедший дом".
     Хорош был Истине прием!
Вздохнула бедная и вмиг из глаз пропала.
     Охота после ей припала
Идти опять к Царю; подумала, пошла,
     Но уж не голая, как прежде, -
     В блестящей дорогой одежде,
Которую на час у Вымысла взяла.
Смягчивши грубый тон, к Царю она с почтеньем
Приближилась и с ним вступила в разговор.
Царь выслушал ее с великим снисхожденьем;
     Переменился скоро двор:
          Временщики упали,
     Пришел на знатных черный год,
     Вельможи новые не спали,
Царь славу приобрел, и счастлив стал народ.

(1805)

ЖРС, 1805, No 1, с. 50, под загл. "Истина во дворце"; БиС, 1814, под загл. "Происхождение басни". Печ. по  БиС,  ч.  1,  1826,  с.  1.  Сюжет заимствован из французского сб. "Альманах муз" (анонимная  басня  "L'origine des fables", Paris, 1770). Существуют три редакции этой басни, причем первая - сатирически наиболее острая (автограф - 1-й том рукописного собр. соч.  А. Е. Измайлова - ГПБ). Во второй редакции 1813 г. (автограф - ГПБ) есть места, значительно смягченные в окончательном тексте.

 

ДЕВУШКА И ЧИЖ

"Что это за житье? Терпенья, право, нет!"
(Так Лиза, девушка четырнадцати лет,
     Сама с собою говорила.)
"Всё хочет маменька, чтоб я училась, шила,
     Не даст почти и погулять.
Едва ль три раза в год бываю я на бале,
А то вертись себе без кавалера в зале!
Куда как весело одной вальсировать!"
     Тут Лиза тяжело вздохнула,
     Отерла слезку и взглянула
     Нечаянно на верх окна,
     И что ж увидела она?
Любимый чиж ее в решетчатой темнице,
     Конечно, вспомнив про лесок,
Сидел на жердочке, повесивши носок.
     "Ах! вольность дорога и птице! -
Сказала Лизонька. - Я по себе сужу.
     О бедный Пипинька! Уж боле
          Тебя не удержу,
Ступай, лети, мой друг, и веселись на воле..."
С сим словом отперла она у клетки дверь.
Встряхнулся Пипинька, летит в окно, кружится,
     На крышу ближнюю садится.
     Запел... "Как счастлив он теперь!" -
Мечтает Лизонька и видит из окошка,
     Что к Пипиньке подкралась кошка,
Прыгн_у_ла на него и при ее глазах
          Бедняжку растерзала!

          В раскаяньи, в слезах
          Вот Лиза что сказала:
"Как смела я на маменьку роптать!
     Теперь я вижу очень ясно,
     Что волю тем иметь опасно,
Кто слаб и сам себя не может сохранять".

(1812)

СПВ, 1812, № 6, с. 269, под загл. «Лизанька и Чиж». Печ. по БиС, ч. 1, 1826, с. 54. В Вольном обществе было прочитано 27 июня 1812 г.

 

НАСЕДКА

   "Куда как я ужасно похудела! -
Наседка хвастала перед сестрой своей. -
        Подумать: двадцать дней
        На яйцах сидела, -
     Всё время не пила, не ела,
     Скажу, что много было дела!.."
- "А много ль у тебя, скажи, цыпляток всех?" -
     Подруга у нее спросила.
- "Да нет ни одного, попутал как-то грех,
     Все яицы передавила".

     Как эта курица, точь-в-точь,
Иной твердит: "Сижу за делом день и ночь!"
И подлинно сидит, от места не отходит,
Да перья попусту с бумагой переводит.

(1814)

СО, 1814, No 37, с. 194. Печ. по БиС, ч. 1, 1826, с. 28.

 

КАПРИЗ ГОСПОЖИ

     "Послушай, маменька мой друг, -
     Супруге говорит супруг. -
Ванюшка давиче мне в ноги повалился..."
     - "Что, верно, пьян вчера напился?
Ну, папенька, прости для праздника его".
- "Нет, маменька, не то, он, знаешь ли, влюбился",
         - "Влюбился! а в кого?"
     - "Да в горничную Катерину:
Охотою идет Катюша за него..."
- "Велю я положить женитьбу им на спину!"
- "Ты шутишь?" - "Никогда я с вами не шучу".
- "Послушай, маменька..." - "И слушать не хочу!
Жените их, а я уж на своем поставлю,
         В деревню их отправлю
     И там свиней пасти заставлю.
     Вот вздумали женить слугу!
Да я, суд_а_рь, терпеть женатых не могу".

(1817)

BE, 1817, No 8, с. 264. Печ. по БиС, ч. 2, 1826, с. 45. В  Вольном обществе под загл. "Каприз барыни" было прочитано 8 февраля 1817 г.

 

ПАВЛИН, ЩЕГЛЕНОК И ВОРОБЬИ

     Щегленок дикий залетел
На дачу знатного, большого господина;
В саду, средь цветника, на куст серены сел,
На всё с вниманием вокруг себя смотрел
И в первый раз еще увидел тут Павлина.
Подняв вверх голову, тот важно выступал,
Не шел, а, так сказать, едва передвигался,
     И лишь с сереной поравнялся,
          Как бы нарочно стал
     И хвост свой распустил дугою.
Блеснуло золото с лазурью, бирюзою,
При солнечных лучах то яхонты горят,
     То изумруды отливают.
Все радужны цветы мелькают и блестят
И яркостью своей Щегленка взор прельщают.
От удивленья был Щегленок вне себя.
          "Позволь спросить тебя, -
Сказал Синице он, - голубушка сестрица!
          Какая это птица?"
     - "Павлин". - "Не царь ли это птиц?..
   Царь, точно, царь! Вот у него корона!
Красивей во сто раз щеглят он и синиц!
Как гордо он идет! Ну право, встал лишь с трона!
Какая шея, грудь, осанка у него!
А хвост!.. Не видывал я лучше ничего.
         Но это что? О боги!
Смотри-ка: у него нехороши ведь ноги!"
- "Невежа! - вскрикнули тут хором Воробьи. -
            Чьи ноги, чьи
     Дурными называть ты смеешь?
Павлина? Да всех птиц прекраснее Павлин".
- "Так точно, ноги лишь..." - "Да что ты
                 разумеешь?
     Уверить хочет всех один!
Нет, братцы, этого снести никак неможно!
Павлина нашего ругать Щегленок смел!
Клевать его, клевать!" Щегленок улетел
И опытом узнал, что никогда не должно
О недостатках птиц почтенных говорить,
А позволяется лишь только их хвалить.

(1817)

СО, 1817, No 40, с. 68. Печ. по БиС, ч. 1, 1826, с. 50. В  Вольном обществе было прочитано 19 апреля 1817 г.

 

КРЕСТЬЯНИН И КЛЯЧА

     "Ну, матушка! О, дьявол! Стала!"
     (Филат так кляче говорил
В лесу, где дров он пропасть нарубил
     И воз престрашный навалил.)
"И с места не сошла еще, а уж устала!
     Дворянка!.. Я тебе вот дам!"
При слове сем схватил Филат мой хворостину,
И ею ну возить он бедную скотину
     И по спине и по бокам.
     Упала кляча на колени,
Как будто милости хотела сим просить.
Филат неумолим, терпеть не может лени
     И продолжает бить.
Приподнялась она тут нехотя на ноги
     И кой-как потащила воз.
"Пошла! Пошла! легко: смотри, какой мороз!"
Но кляча стала вдруг опять среди дороги
     И далее нейдет.
Опять Филат ее сплеча дубиной бьет,
Упала бедная и уже не встает,
     Не тронется, не шевелится.
     Филат, приметя то, дивится.
     Посмотрит - кляча умерла.
Как взвоет мой мужик: "Одна лишь и была
     Лошадушка - и та вот пала!
Пропала голова моя теперь, пропала!
Чем прогневил тебя, о господи! Филат?"
     А сам, бездельник, виноват!

     Уж нечего сказать, крестьяне
     Как мучат бедных лошадей!
     Не хуже, право, чем людей
     В какой-нибудь глуши дворяне.

(1818)

 Б, 1819, No 2, с. 74. Печ. по БиС, ч. 1, 1826, с. 72. Представлена в Вольное общество между 1 января и 1 июля 1819 г.

* * *

Kотъ и крысы.
Басня.

У одного купца котъ очень разжирелъ.
И какъ не разжирѣть? лишь только спалъ да ѣлъ,
A на мышей и крысъ совсѣмъ и не глядѣлъ,
За то онѣ его ни сколько не боялись,
По милости его владѣя чердакомъ,
Неблагодарныя надъ нимъ еще смѣялись,
И Ваську смирнаго считали дуракомъ.
Однажды этотъ котъ, покушавши плотненько,
Пошелъ къ нимъ на чердакъ, чтобъ отдохнуть маленько,
          Свернулся въ уголку клубкомъ.
И чтожъ? -- Проклятыя вѣдь не дали покою!
Такую подняли возню между собою,
   Что полъ отъ нихъ дрожалъ;
          Но котъ смирнехонько лежалъ.
Подумали онѣ, что Васька ихъ боится;
Стучатъ, шумятъ, бранятъ и кошекъ и котовъ,
   A онъ не шевелится,
          Какъ будто ихъ не слышитъ словъ.
Вдругъ крыса бойкая, съ престрашными усами,
          Съ предлиннымъ въ шесть вершковъ хвостомъ,
Кричитъ: "да сдѣлаемъ одинъ конецъ съ котомъ"!
"Съѣдимъ-ка мы его; увидите вы сами,
   "Что очень вкусенъ онъ:
   "Смотрите какъ жирёнь!
"Вотъ и обѣдъ готовъ! чего же дожидаться?
          "Ну! ну! за дѣло приниматься,
          "Которая изъ насъ храбрѣй,
   "Ta носъ ему откуситъ;
   "За мной, за мной скорѣй,
          "Ступайте, кто не труситъ!"
Сказала и летитъ впередъ къ коту стрѣлой,
За ней всѣ прочія пустилися въ атаку. --
          Чтожъ сдѣлалъ бѣдной Васька мой? --
   Вступить рѣшился въ драку:
Вскочивши на ноги, согнулся весь дугой;
Шерсть поднялась на немъ; онъ засверкалъ глазами,
И началъ работать когтями и зубами;
Колонну цѣлую единымъ махомъ смялъ;
   Смѣшались крысы, побѣжали;
Иныяже просить себѣ пощады стали;
Но котъ въ сердцахъ никакъ пардона на давалъ,
   И въ кучу всѣхъ почти поклалъ.

   Шути, да только осторожно,
   А обижать совсемъ не должно;
   Иной изъ нихъ, молчаливъ, смиренъ
   И сноситъ долго оскорбленье;
Но естьли выведутъ его ужъ изъ терпѣнья,
   То наглецовъ проучитъ онъ.

"Сынъ отечества", No ХХХ, 1814.

 

ПОПУГАЙ.
(Басня.)

Изъ клѣтки вылетѣлъ зеленый Попугай
          И въ ближней рощѣ поселился,
А роща истинно была эдемской рай:
Кристальный тамъ ручей журча по камнямъ лился;
По берегамъ росла шелковая трава,
Кусты шиповника, сенетны дерева;
Кругомъ же множество большихъ деревъ вѣтвистыхъ
          Кленовъ, дубовъ и липъ душистыхъ.
Тутъ жили сотни птицъ: малиновокъ, дроздовъ,
Синичекъ, пѣночекъ, варакушъ, соловьевъ.
Лишь утромъ горизонтъ отъ солнца озлашится,
Огромный хоръ пѣвцовъ пернатыхъ ужъ гремитъ,
          Все въ рощѣ веселится;
Одинъ мой Попугай нахохлившись сидитъ,
          Съ презрѣньемъ головой качаетъ,
          Пѣвцовъ, пѣвицъ пересмѣхаетъ
И что въ немъ мочи есть свиститъ.
Дроздъ, по его словамъ, поетъ со всѣмъ безъ чувства;
А у Малиновки не достаетъ искуства;
          У Соловья органъ хорошъ
          И онъ въ солисты бы годился,
Когда бы у него съ годъ мѣсто поучился. -- --
"Ты только лишь свистить и пѣтъ намъ не даешь,"
          Всѣ птицы вышедъ изъ терпѣнья,
Сказали Критику -- "да какъ ты самъ поешь?
          "Дай своего послушать пѣнья!
"Примѣръ понятнѣе бываетъ наставленья;
"Мы постараемся манеръ твой перенять."--
          Головку почесавъ и шею,
Свистунъ имъ отвѣчалъ: я мастеръ лишь свистать,
          А пѣть такъ не умѣю!

"Сынъ Отечества", т. 17-18, 1814

 

Львица и Свинья.

Разхвасталась Свинья однажды передъ Львицей,
Что принесла она вдругъ дюжину дѣтей,
          И вотъ какъ говорила ей;
"Ты, кажется, еще слывешь y насъ Царицей,
A одного родишь, и то не каждый годъ.
          Ну, что вашъ передъ нашимъ родъ!
И можноль съ нашею сестрой тебѣ сравниться?
          Взгляни-ка на моихъ ребятъ!
Двѣнадцать, видишь ли? двѣнадцать!"... -- Поросятъ!
А у меня одинъ, но Левъ за то родится." --

Георгики писалъ Виргилій десять лѣтъ,
A прямо въ девять дней у нашего Вралева,
          Поема можетъ быть готова.
За то Вралевъ рифмачъ, Виргиллій же -- Поетъ.

 

Водопадъ и рѣка.

          Съ ужаснымъ шумомъ низвергался
          Ручей кристальною стѣной
          Съ горы высокой и крутой,
          О камни съ пѣной раздроблялся?
          Кипѣлъ, плескалъ, урчалъ, ревѣлъ,
          Крутилъ песокъ, стрѣлой летѣлъ;
Ни птица, ниже звѣрь къ нему не приближались
И ноги смертнаго въ него не опускались.--
   Нашелся наконецъ
          Одинъ отважный молодецъ,
          Который на конѣ черезъ него пустился :
          Онъ отъ разбойниковъ бѣжалъ
          И смѣлымъ отъ боязни сталъ,
Конь только по брюхо, не больше, замочился
И вынесъ на берегъ противный сѣдока.
Разбойники за нимъ. -- Онъ лошадь погоняетъ?
Скакалъ, скакалъ и вдругъ увидѣлъ, что рѣка
          Ему дорогу пресѣкаетъ;
Рѣка была тиха, какъ зеркало гладка,
   Притомъ не широка:
          И такъ онъ смѣло въѣхaлъ въ воду;
          Но чтожъ? -- въ мгновеніе одна
   Пошелъ съ конемъ на дна
И на съѣденіе нѣмыхъ достался роду.

          Иной угрюмъ, суровъ, сердитъ,
          Шумитъ, но только не вредитъ;
Другой такъ смиренъ, тихъ и на рѣчахъ прекрасенъ, --
      Но онъ-то и опасенъ!

"Вѣстникъ Европы", No 14, 1815

 

Страсть къ стихотворству!
(Ето, кажется, не басня, а сказочка. Рдр.)

Какъ пьянство, такъ и страсть кропать стихи бѣда!
Рифмачь и пьяница равно несчастны оба;
          Ни страха нѣтъ въ нихъ, ни стыда;
Одинъ все будетъ пить, другой писать до гроба.
          Былъ на Руси одинъ Поетъ,
          Котораго весь знаетъ свѣтъ,
          Но имени ему здѣсь нѣтъ.
Онъ вѣрно за грѣхи на муку намъ родился:
Лишь буквы выучилъ, -- стихи писать пустился,
          Да какъ же? -- со всего плеча,
Что день, то новые стихи у рифмача.
Объявленалъ война -- вотъ радость для урода!
Прочелъ реляціи, и ужь готова ода!
Изъ сродниковъ его изъ ближнихъ кто умретъ,
Онъ радъ и етому, тотчасъ перо берегегъ,
И мертвыхъ и живыхъ терзаетъ безъ пощады.
Въ сатирѣли его, какъ шута, осмѣеть,
          Онъ плачетъ отъ досады,
Не пьетъ, не ѣстъ, не спитъ; однако же и тутъ,
Въ кропаніи стиховъ находитъ утѣшенье!
Простилъ бы я ему ужь ето согрѣшенье
          Пускай бы только онъ писалъ;
А то стихами онъ всѣмъ уши прожужжалъ.
          Одну жену до смерти зачиталъ,
   Другая, не проживъ съ нимъ году,
             За умъ взялась,
             И развелась.
Былабъ какъ первая въ могилѣ безъ разводу!
Послѣдняя жена съ нимъ потому жила,
          Что на ухо крѣпка была.
И люди у него никакъ не уживались,
Хотя для слушанья стиховъ чередовались,--
          Вотъ наказалъ злодѣя Богъ:
          Рифмачь опасно занемогъ;
          Лежитъ, а бредитъ все стихами!
Призвали доктора. "Что сдѣлалося съ вами?"
Спросилъ тотъ у него: "У васъ конечно жаръ?"
-- Какъ жару и не быть? Я правда ужь и старъ,
          Но я Поетъ, притомъ же лирикъ;
          И лирикъ первой, вамъ не лгу... --
"Пожалуите-ка пульсъ." -- Еще сказать могу,
Что я и фабулистъ и трагикъ и сатирикъ. --
          "Вамъ вредно много говорить."
          -- Ну, а стихи читать мнѣ можно? --
          "Нельзя." -- Такъ умереть мнѣ должно!
Чтожъ ето, вы меня хотите уморить?
Я напишу на васъ за ето епиграмму.
Постойте, а propos. Я сочиняю драму
          И выведу на сцену васъ...--
   "А я, вотъ сей же часъ
По власти докторской употреблю и силу,
          Покрѣпче ротъ вамъ завяжу
И муху шпанскую къ затылку приложу.
          Вамъ вѣрно хочется въ могилу!" --
Со страху прикусилъ языкъ себѣ больной.
          Минуты не прошло одной,
Какъ Докторъ, прописалъ лѣкарство, удалился.
Рифмачь опять читать стихи свои пустился;
Читалъ, читалъ, читалъ, и такъ онъ ослабѣлъ,
Что Докторъ, потерявъ надежду, отказался
Да и никто лѣчить его не соглашался.
          Вотъ онъ духовника позвать велѣлъ.
   Съ сердечнымъ сокрушеньемъ
          Покаялся ему въ грѣхахъ
          (Не прозою, а на стихахъ)
И подарилъ его своимъ стихотвореньемъ --
Посланьемъ -- онъ ко всѣмъ посланія писалъ
И каждое въ печать особо отдавалъ. --
Самъ епитафію себѣ продиктовалъ, --
Ужь наконецъ языкъ у бѣднаго отнялся.--
И даже тутъ еще, пока онъ не скончался,
          Все стопы пальцами считалъ!

"Вѣстникъ Европы", No 16, 1815

 

Волчья хитрость
Басня.
(Подражаніе Лафонтену.)

          По нуждѣ волкъ постился:
Собаки стерегли и день и ночь овецъ;
          Однако же и волкъ былъ не глупецъ,
          Вотъ думалъ, думалъ онъ и ухитрился.
Да какъ же? Пастухомъ проклятой нарядился,
          Надѣлъ пастушій балахонъ,
          Накрылъ себя широкой шляпой,
          И опершись на посохъ лапой,
          Подкрался въ полдень къ стаду онъ.
Пастухъ подъ тѣнью спалъ, собаки то же спали
И овцы всѣ почти, закрывъ глаза, лежали:
          Любую выбрать могъ.
"A что" волкъ думаетъ: "когда теперь примуся
Душить овецъ, то врядъ отсюда уберуся;
Начнутъ блеять, a я не унесу и ногъ.
Дай лучше отгоню подалѣе все стадо.
Постой, да вѣдь сказать хоть слово дурамъ надо;
Я слышалъ какъ пастухъ съ овцами говорилъ."
И вотъ онъ пастуха какъ разъ передразнилъ, -- Завылъ.
Поднялся вдругъ Барбосъ, за нимъ Тигрей вскочилъ;
Залаяли, бѣгутъ. Мой волкъ ужь прочь отъ стада;
Но въ аммуниціи плохая ретирада:
          Запутался онъ въ платьѣ и упалъ.
          Барбоска вмигъ его нагналъ,
Зубами острыми за шею ухватился;
Тигрей тутъ подоспѣлъ, за горло уцѣпился,
Пастухъ же балахонъ съ него и шкуру снялъ.

          О святкахъ былъ я въ маскарадѣ:
Гляжу, стоитъ въ кружку какой-то Генералъ,
Въ крестахъ весь, вытянутъ какъ будто на парадѣ,
          И какъ о тактикѣ онъ вралъ!
          Чтожъ вышло? -- Ето былъ капралъ!

"Вѣстникъ Европы", No 9, 1816

 

Дитя и семь нянекъ.
Сказка.

Жена богатаго степнаго дворянина
Рожала каждый годъ, но только дочерей,
          А ей имѣть хотѣлось сына,
Желанье общее отцовъ и матерей.
Всѣ средства къ этому она употребляла:
Платила щедрою рукой ворожеямъ,
Молилась, ѣздила по всѣмъ монастырямъ.
          Ея молитва не пропала;
          Она беременна вновь стала,
          И чуть что не въ аршинъ
          У ней родился сынъ.
Отъ радости такой сосѣдніе дворяне
          Легли въ крестины на повалъ,
          Перепился и старъ и малъ
И не работали тотъ цѣлой день крестьяне.
          Заботливая мать
Семъ штатныхъ нянюшекъ къ сынку опредѣлила
Смотрѣтъ за нимъ, шить, мыть, носитъ его, качать,
          И должно ужъ сказать,
Что каждая изъ нихъ съ усердіемъ служила.
Старались угождать однъ передъ другой.
          Дитя забавной былъ такой,
Что глядя на него, все въ домѣ веселилосъ.
          Но вотъ однажды что случилось:
Наслѣдникъ маленькой ходить ужъ начиналъ,
Сосѣдъ отца и мать на имянины звать.
          Ну! какъ не отлучиться?
          Не первой это было разъ
          И на четырнадцать же глазъ,
          Казалосъ, можно положиться.
Уѣхали они -- и нянюшка одна.
          Хвативъ небережно вина.
Ушла на печку спать, другая, заболѣла.
У третьей своего скопилось много дѣла;
Къ четвертой кумъ пришелъ. -- Ребенка одного
И кинули онѣ надѣясь другъ на дружку,
          Да какъ на грѣхъ въ рукахъ его
          Оставили гремушку;
Онъ съ нею, идучи по комнатѣ упалъ
И въ правой глазъ себѣ концемъ ея попалъ.
          Насилу нянекъ отыскали;
          Перепугавшися пришли,
          Бранились, плакали, кричали,
          А виноватой не нашли,
Что дѣлать? Господамъ всѣ въ ноги повалились,
Лишь только изъ гостей тѣ взъѣхали на дворъ.
          Они ужасно разсердились.
          Пошелъ тутъ нянькамъ переборъ,
          Ихъ безъ пощады наказали;
Но чтобы глазъ сберечь у сына остальной,
Бояринъ съ барыней, подумавъ, приказали
          Ходить съ тѣхъ поръ за нимъ одной.

Сын Отечества. Часть одиннадцатая. No I. 1814

 

СКУПОЙ И ОКУЛИСТЪ.
Сказка.

               He длй Богь сдѣлаться слѣпымъ!
          Глаза беречь да и беречь немъ должно.
          Случилося несчастье со Скупымъ:
Ослѣпъ -- и денежки ему лишь щупать можно;
A денегь y него два полныхъ сундука;
Бумажки трехъ цвѣтовъ, и всѣ какъ съ молотка,
По сотнямъ, тысячамъ раздожены имъ въ кипки;
(Нельзя взглянуть на нихъ безъ радостной улыбки!)
Мѣшочки съ золотомъ и съ серебромъ мѣшки.
          Какъ метроманъ свои стишки,
Такъ точно скряга мой любилъ свои монеты.
          Простительно въ преклонны лѣты!
          Бывало по ночамъ не спалъ;
Въ томъ только находилъ одно лишь утѣшенье,
          Что денежки считалъ
               Въ уединеньѣ,
               Перетиралъ,
          A иногда и цѣловалъ
          Въ сердечномъ возхищеньѣ.
Какъ больно для скупца утратить вовсе зрѣнье!
     День для него тожь, что и ночь.
          Взялся ему помочь
Искусный Окулистъ, однако же не даромъ:
Онъ тысячу рубдем, не больше запросилъ.
Вѣсть эта громовымъ скупцу была ударомъ:
          Ужь онъ молилъ его, молилъ,
          Ужъ торговался, торговался;
Но меньше пяти сотъ тотъ взять не соглашался,
               И наконецъ
          Рѣшился мой слѣпецъ-скупець.
     Вотъ Окулистъ къ слѣпому пріѣзжаетъ,
          Передъ собой его сажаетъ
               И дѣло начинаетъ;
          Ему не въ первый было разъ:
Полъ-операціи окончилъ онъ счастливо.
               У скряги правый глазъ
               Уже глядитъ, о диво!
               Вскочилъ со стула онъ
               И оператору поклонъ:
               "Благодарю!" -- садитесь;
               "Отецъ мой! не трудитесь."
          -- A какъ же? a другой-то глазъ? --
"Да право, совѣстно мнѣ безпокоить васъ.
               При томъ, признаться, больно;
A глаза одного съ мевя весьма довольно:
          Ужь мнѣ давно за шестьдесятъ!
Вотъ, баюшка, вамъ двѣсти пятьдесятъ!"

Сѣверные цвѣты на 1829. СПб, 1828

 

СТРѢЛКИ.
Басня.
       
"Что у тебя, братъ, глазъ завязанъ?"
     За шалость я свою наказанъ.
"Какъ?" Отличиться захотѣлъ
   И окривѣлъ.
"Какимъ же образомъ?" Стрѣлялся,
     Да вотъ безъ глаза и остался,
"Съ кѣмь?" Съ Джономъ Портеромъ. "О знаю молодца;
     Не тратитъ попусиу свинца."
          Да такъ ли я, какь онъ, стрѣляю?
Я въ десяти шагахъ къ тузъ пулей попадаю.
Прицѣлился ему прямехонько я въ лобъ...
   Хлопъ!
          "Убилъ его? Онъ повалился?.."
               Нѣтъ, милый, нѣтъ?
          Вдругъ разорвало пистолетъ.
               Вотъ, грѣхъ какой случился!
А онъ и радъ тому, спустилъ курокъ тотчасъ
     И пулю посадилъ мнѣ въ глазъ".
Ужъ есть чѣмъ хвастаться! Въ три четверти аршина
Былъ пистолетъ его! Вѣдъ экая машина!
     И пистолетъ при томъ какой?
Прекрасный! Въ Англіи сто фунтовъ стоитъ пара,
     А у меня дрянной такой,
И тотъ взялъ, знаеть ли, у козака Макара,
Который изъ мего лѣтъ восемь не стрѣлялъ,
     Не чистилъ, въ сырости держалъ,
А вычистить его я самъ не догадался.
Теперь мнѣ пистолетъ чудеснѣйшій попался.
Звалъ Джона я опять; но нѣтъ, плутъ отказался.
Не знаю, какъ отмстить; скажи, братъ, научи,
Что дѣлать мнѣ теперь? "Что дѣлать? Глазъ лѣчи
   Да и молчи!"

Сѣверные цвѣты на 1826 годъ, Собранные Барономъ Дельвигомъ. Изданы Иваномъ Слёнинымъ. Въ Санктпетербургѣ, у книгопродавца Ивана Слёнина.

 

ДРЯХЛЫЙ ЛЕВ

Когда Лев силен был и царствовал в лесах, -
          Как все его боялись!
А сделался Лев стар, все звери взбунтовались.
     На злых одна узда - лишь страх.
Клятвопреступники присягу позабыли,
И своего царя ко смерти осудили, -
Царя, который был для них всегда отцом.
В пещере дряхлый Лев лежал перед концом
          Один, всех сил лишенный,
Болезнью, голодом и жаждой изнуренный;
От слабости едва-едва лишь он стонал
И прежнее свое величье вспоминал.
Вдруг, с бешенством к нему убийцы прибежали,
          На полумертвого напали:
               Огромный, страшный Бык
               Колол его рогами,
Конь бил копытами, а Волк кусал зубами
          Скрепился бедный Лев-старик:
          Молчал, хотя страдал чрез меру;
Но видя, что Осел бежит к нему в пещеру
          Затрясся и взревел:
"О, боги! умереть я с твердостью хотел,
И терпеливо все переносил мученья;
А от Осла снести не в силах посрамленья!"

 

ОБМАН ЗА ОБМАН

Один купец на сохраненье
Железа триста пуд соседу дал в амбар,
А сам на ярмарку повез другой товар.
Лукавый ввел соседа в искушенье:
Он вздумал утаить железо у себя.
— «Что, братец, жаль тебя!..»
Сказал хозяину, когда тот возвратился.
«Не знаешь грех какой случился!
Амбар мой был немного худ...
Приказчики не досмотрели...
Твое железо мыши съели.»
— <Неужли все?» — «Все триста пуд!
Ну, что же делать мне с мышами?»
Купец пожая плечами
И в сердце всю досаду скрыл.
У плута сын малютка был.
Купец его в свой дом тихонько заманил
И запер в комнате; потом к себе соседа
Откушать хлеба-соли звал.
— «Ох! братец, мне не до обеда;
Не пыо, не ем теперь: Ванюшка мой пропал!
— «Неужто?» — «Точно так!» — «Давно ли?» — «Дня уж два».
— «Сосед! я видел сам: третьяго-дни сова
Ребенка унесла, и, право думать должно,
Что это Ваня твой..... — «Помилуй, как возможно!
Таскает ли сова ребят!»
— «И мыши, кажется, железа не едят!»
Вор не дурак был, догадался,
Покражу тотчас возвратил
И сына на обмен железа получил,
Да лгать уж на мышей боялся.

• 1. Русская басня XVIII—XIX века — Л.: Советский писатель, 1949
• 2. Оглавление по изд.: Полное собрание сочинений А.Е. Измайлова: Том первый — Москва, 1890
• 3. Подготовка текста и примечания В.П. Степанова и Н. Л. Степанова; биографическая справка В..П. Степанова.
• 4. Басни, кроме «Собачья зависть» и «Заветное пиво», печатаются по последнему прижизненному изданию: «Басни и сказки Александра Измайлова», в трех частях, изд. 5, вновь исправленное и умноженное. СПб., 1826.
• 5. Басни Лафонтена — С.-Петербург: Типография П.П.Сойкина, 1895
• 6. Сборник избранных басен Крылова, Масальского, Хемницера, Дмитриева и Измайлова - Москва, 1894
• 7. Чорт  возьми!  Да  здравствует  Наполеон!  Браво,  господин  Софрон! (франц.) - Ред.
• 8. Стих И. И. Дмитриева