Скакун А.А. Проблема теоретического разграничения жанров басни и «сказки» в трудах европейских критиков и исследователей XVIII-XX веков

По изд.: Скакун А.А. Проблема теоретического разграничения жанров басни и «сказки» в трудах европейских критиков и исследователей XVIII-XX веков // Серия “Symposium”, Мировая культура XVII–XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили. , Выпуск 26 / Материалы Международного научного симпозиума «Восьмые Лафонтеновские чтения». Санкт-Петербург : Санкт-Петербургское философское общество, 2002. C.35-43.

 

Жанр стихотворной комической новеллы («сказки»), восходящий к творчеству Ж. де Лафонтена (1621-1695), вполне обоснованно может считаться одним из наименее изученных теоретиками литературы. В то же время историки литературы периодически сталкиваются с произведениями, принадлежащими к этому жанру, характерные признаки и границы которого осознаются ими, тем не менее, недостаточно четко.

Прежде всего необходимо отметить собственно языковые, семантико-стилистические трудности, возникающие при использовании слова «сказка» применительно к стихотворным комическим новеллам. Дело в том, что обозначаемый этим словом жанр является французским по своему происхождению; он был заимствован русской литературой лишь в середине XVIII в. Соответственно, терминологическое обозначение этого жанра было также заимствовано отечественной культурой из французского языка, став буквальным воспроизведением французского слова «conte». Но если во французском языке слово «conte» предполагает установку на устный рассказ или письменное повествование, имитирующее подобную форму рассказа, вне зависимости от того, имеется в нем элемент чудесного или же его нет, то в русском языке слово «сказка», напротив, акцентирует внимание реципиента именно на сказочной, волшебно-фантастической и вымышленной, стороне изображаемых в ней событий (за исключением, пожалуй, лишь так называемых бытовых сказок, в которых безусловно доминирует развлекательное начало). Благодаря указанным особенностям семантики слов «conte» и «сказка» отечественный читатель, знакомящийся с текстами русских аналогов французских «contes», но не имеющий представления о своеобразии генезиса этого жанра и путях его проникновения в Россию, как правило, испытывает чувство недоумения, поскольку воспринимаемый им стихотворный текст по своей форме и содержанию очень мало напоминает хрестоматийные образцы народных или литературных сказок. Тем самым становится очевидной необходимость четкого разграничения таких омонимических понятий в современном литературоведении (своеобразных «жанров-омонимов»), как сказка (вымышленное, нередко волшебно-фантастическое повествование в народном духе) и «сказка» (стихотворная комическая новелла), тем более что тенденция к подобной терминологической омонимичности в случае с жанром conte прослеживается также и во французской науке о литературе.

Кроме того, трудности, испытываемые исследователями при определении жанровой природы русскоязычных «сказок», объясняются неверными представлениями большинства специалистов о происхождении, путях развития и генетических первоистоках этого жанра. В результате подобного положения дел даже новейшие литературоведческие работы изобилуют фактическими ошибками и произвольными толкованиями проблемы жанровой сущности «сказок». Так, например, А.В. Лужановский считает «сказку» одной из разновидностей жанра рассказа (см.: Лужановский А.В. Рассказ в русской литературе 1820-1850-х годов: Становление жанра. Иваново, 1996. С. 40-43), а Т.И. Рожкова полагает, что «сказка» является трансформированной басней (см.: Рожкова Т.И. Стихотворная сказка в сибирском журнале «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Художественный метод и поэтика: Сб. науч. трудов / Под ред. В.А. Западова и др. Л., 1990. Вып. 8. С. 108). Вместе с тем, благодаря усилиям исследователей второй половины ХХ в. (в первую очередь следует назвать имена российских литературоведов А.Н. Соколова и Г.Н. Ермоленко), удалось решить многие вопросы генезиса «сказок»-contes как особого жанра и обозначить характерные признаки этого вида литературных произведений.

Важнейшей литературоведческой проблемой, остающейся окончательно непроясненной вплоть до настоящего времени, является проблема теоретического разграничения «сказок» и басен. Ее возникновение было напрямую связано с генетической близостью этих жанров в творчестве Лафонтена и его преемников и во многом объясняется ошибочным характером представлений о специфике жанра «сказки», сложившихся в среде исследователей и литературных критиков. Принимая во внимание упоминавшиеся выше особенности семантики слова «сказка» в русском языке и своеобразие эволюции данного жанра в России, можно уверенно заявить, что указанная проблема является весьма актуальной именно для отечественной литературы и отечественного литературоведения.

Как известно, Лафонтен сочинял свои басни и «сказки» параллельно, в одно и то же время, плавно переходя от создания произведений одного типа к написанию произведений другого типа. Кроме того, в некоторых случаях он испытывал очевидные затруднения в вопросе определения жанровой принадлежности своих стихотворных текстов. Так, например, «сказки» из сборника 1682 г. «Матрона Эфесская» и «Бельфегор» были позднее включены им в состав XII книги басен (1693) вместе с поэмами «Филемон и Бавкида» и «Дочери Миния». С другой стороны, отдельные басни Лафонтена («Пьяница и его жена», «Молодая Вдова», «Муж, Жена и Вор» и др.) по своим жанровым признакам несомненно приближаются к «сказкам», от которых их отличает, пожалуй, лишь бульшая степень дидактичности. Тем самым уже не ранних стадиях развития жанра conte обнаруживается его близость к стихотворной басне лафонтеновского типа.

На основании этого бесспорного факта родственности поэтики и стилистики басни и «сказки» многими исследователями делается вывод о вторичности жанра «сказки» по отношению к жанру басни. В соответствии с подобной, чрезвычайно широко распространенной в современном литературоведении точкой зрения, стихотворная комическая новелла предстает либо как особая разновидность басни (по терминологии М.В. Ломоносова, «натуральная притча»), либо как результат басенной эволюции (по определению Т.И. Рожковой, «трансформированная басня»). Весьма показательным в этом плане является мнение такого авторитетного специалиста в области комического нарратива, как А.Н. Соколов, полагавшего, что «сказка» как самостоятельный жанр отпочковалась от басни и унаследовала многие характерные признаки жанра-прародителя. Но если применительно к русской «сказке» подобный вывод представляется вполне логичным и справедливым, то применительно к французскому conte его правомерность вызывает определенные сомнения.

Дело в том, что родоначальником «русской ветви» стихотворного комического повествования в форме новеллы традиционно и совершенно обоснованно считается А.П. Сумароков, воспринимавший жанр «сказки» сквозь призму собственных эстетических представлений. По мнению этого автора и теоретика, изложенному в его «Эпистоле о стихотворстве» (1747) и впоследствии взятому на вооружение всеми писателями-классицистами, в стилистическом отношении басни и «сказки» лафонтеновского типа почти не отличаются друг от друга, подчиняясь единым законам жанровой поэтики. Характеризуя творческую манеру Лафонтена, Сумароков прямо указывал на эту особенность его произведений:

Наполнил с головы до ног все притчи шуткой
И, сказки пев, играл всё тою же погудкой.
Быть кажется, что стих по воле он вертел,
И мнится, что, писав, ни разу не вспотел.

Соответственно, в своем творчестве Сумароков отталкивался от тех же самых принципов, которые, по его мысли, разделял и французский поэт. Начав с сочинения басен («притч»), он в дальнейшем приступил к созданию «сказок», призванных распространить и разнообразить традиции басенного повествования. Теоретические постулаты и практический опыт Сумарокова были учтены его преемниками, поэтому русская линия развития жанра «сказки», действительно, в значительной мере восходит к басне лафонтеновско-сумароковского типа.

Однако совершенно по-иному обстоит дело с французским инвариантом этого жанра, ориентированным на творчество Лафонтена. Вопреки расхожему литературоведческому представлению, Лафонтен, по всей видимости, начал работать над «сказками» в более раннее время, чем над баснями. На основании сопоставления дат получения французским поэтом королевской привилегии на издание «сказок» и выхода в свет его первых стихотворных новелл с некоторыми обстоятельствами его биографии (пребывание в Шато-Тьерри и знакомство с герцогиней Буйонской), можно уверенно заявить, что первые лафонтеновские «сказки» появились в октябре 1663 г. — июне 1664 г. Что же касается басен, то к их написанию Лафонтен, судя по всему, приступил не ранее января 1666 г., когда увидела свет вторая часть его «Сказок и новелл в стихах» и он получил достаточное количество свободного времени, необходимого ему для создания произведений нового, басенного типа. Таким образом, в своей индивидуальной творческой эволюции Лафонтен (в отличие от А.П. Сумарокова) шел не от басни к «сказке», а от «сказки» к басне, что полностью опровергает представление о стихотворной комической новелле как производной или даже «вторичной» форме басни.

И, тем не менее, в связи с вышеизложенным необходимо заметить, что возникновение подобного заблуждения во многом объясняется чрезвычайно близкой стилистической природой «сказок» и басен. И для одного, и для другого жанров характерно наличие сатирических тенденций, присутствие в тексте произведения автора-повествователя, сознательная ориентация содержания на актуальную проблематику, обращение к верлибру (во Франции) или вольному ямбу (в России). Но при всем внешнем сходстве своей поэтики и стилистики басня и «сказка» остаются самостоятельными, полноправными и не зависимыми друг от друга жанрами, различающимися по многим показателям.

Впервые попытка теоретического осмысления жанрового своеобразия «сказки» была предпринята в середине XVIII в. Ж.-Ф. Мармонтелем, написавшим статью “Conte” для четырнадцатого тома всемирно известной французской «Энциклопедии» (впоследствии данная статья вошла в состав «Основ литературы» этого же автора). Согласно Мармонтелю, проанализировавшему не только чужой, но и свой собственный текстовый материал (его «Нравоучительные сказки» увидели свет в 1756-1761 гг.), главное отличие «сказки» от басни заключается в отсутствии самодовлеющей дидактичности и в возможности несоблюдения «правила трех единств». Если конечной целью басни, представляющей собой рассказ о каком-либо вымышленном событии, всегда является мораль, то «сказка», напротив, ориентирована на развлечение читателя и может содержать описания сразу нескольких забавных, но обязательно правдоподобных происшествий. Указанные суждения Мармонтеля об эстетической природе «сказки» оказались настолько адекватными уровню теоретико-литературных воззрений эпохи, что вся последующая литературная критика, по сути дела, занималась пересказом основных положений его статьи из «Энциклопедии», не сумев выразить ничего принципиально нового.

На русской почве первым теоретиком жанра «сказки» стал граф Д.И. Хвостов, опубликовавший в 1807 г. в Москве отдельным изданием свою дидактическую поэму «Притчи», как бы дополняющую текст «Поэтического искусства» Н. Буало (этот французский писатель, как известно, не включил басню и «сказку» в число классицистических жанров, «достойных» упоминания). В прозаических примечаниях к этой поэме Хвостов выражает свои взгляды на предмет жанровой сущности «сказок» и размышляет об их характерных отличиях. Развивая теоретические постулаты М.В. Ломоносова и основываясь на художественной практике А.П. Сумарокова, он говорит о нравоучительности и иносказательности басен («притч»), в то время как за «сказкой» признаёт ее право на поучение в развлекательной форме, выраженное, тем не менее, «прямым лицом» (т.е. без иносказаний). Весьма любопытно, что повышенная склонность к дидактизму, отмечаемая в самых разнообразных поэтиках русского классицизма, способствовала превращению «сказки» в глазах Хвостова (равно как и в глазах его предшественников и современников) в своего рода стихотворное нравоучение (возможно, это было связано с представлениями о «сказке» как дочерней форме басни). Именно по этой причине русский автор поспешил дистанцироваться от комических новелл Лафонтена, которые он осудил за стремление к «растлению нравов».

Помимо всего прочего, Д.И. Хвостов первым в России теоретически обосновал отождествление «сказки» с «натуральной притчей» (М.В. Ломоносов), практиковавшееся еще с середины XVIII в. По мнению Хвостова, главное отличие «сказки» от басни состоит не в характере и количестве описываемых событий (как у зарубежных теоретиков этого жанра), а в «натуральности» (т.е. правдоподобности) изображаемого. Так, если действующими лицами басен всегда являются аллегорические персонажи (животные, растения, природные стихии, предметы и т.п.), то героями «сказок» — обычные люди, наделенные даром речи от природы, а отнюдь не в силу художественной условности. Думается, что разграничение басни и «сказки», предложенное Хвостовым, было не столько оригинальным, сколько общепринятым: большинство теоретиков того времени (Н.Ф. Остолопов, А.Ф. Мерзляков, Г. Сокольский, В. Маслович и др.) придерживалось аналогичных или весьма близких взглядов.

Пожалуй, наиболее обстоятельной теоретической разработкой жанра «сказки», предпринятой в первой трети XIX в., может считаться «Словарь древней и новой поэзии» (1821) Н.Ф. Остолопова. Взяв за основу материалы своей более ранней статьи «О сказке», опубликованной во второй части «Санкт-Петербургского вестника» за 1812 год, Остолопов их углубляет и слегка корректирует. С точки зрения этого теоретика, «сказка» принадлежит к числу эпических жанров, поскольку она повествует об обыкновенном, хотя и вымышленном происшествии (тем самым русский критик вслед за Мармонтелем обращает особое внимание на ярко выраженную сюжетность комических новелл). По сравнению с басней, «сказка» характеризуется наличием более широких возможностей в плане изображения тех или иных событий: если предметом первой может быть избран только один «разительный случай», то во второй дозволяется описывать уже целое явление.

Весьма важное место в теории Н.Ф. Остолопова занимает классификация «сказок» по форме, содержанию и способам ритмической организации текста. Рассуждая об установлении отличий между отдельными разновидностями стихотворных комических новелл, Остолопов, в частности, говорит о существовании аллегорических, анакреонтических, волшебных, характерных (нравственных), философических и эпиграмматических «сказок». Анализируя различные уровни проявления в тексте авторского начала, он выделяет три основных типа повествования: в форме рассказа от лица автора-повествователя, в форме описания событий и поступков героев без участия фигуры рассказчика и в форме диалога действующих лиц. Что же касается стихотворного размера, наиболее отвечающего специфике жанра «сказки», то, по мнению Остолопова, он может быть любым — от гекзаметра до хорея, однако предпочтение всё же отдается критиком традиционному вольному ямбу, привычному как для поэтов, так и для читателей.

Таким образом, теоретические аспекты жанра «сказки» освещались в трудах крупнейших представителей литературной эстетики и критики XVIII — первой трети XIX вв. Чрезвычайно симптоматично, что «сказка» интересовала прежде всего адептов и ревностных защитников классицизма — начиная с Мармонтеля, И.-Г. Зульцера, Ж.-Ф. де Лагарпа и аббата Ш. Баттё и заканчивая графом Хвостовым, Мерзляковым и Остолоповым. Дело в том, что художественные принципы, лежащие в основе этого жанра, оказались необычайно созвучными всей классицистической литературе (несмотря на очевидные и нередко весьма существенные отклонения стихотворной комической новеллы в сторону рококо). Отмечая указанные особенности поэтики данных произведений, Г.Н. Ермоленко пишет: «Средства типизации в сказках восходят к классицистической эстетике. Характеры отличаются однолинейностью, в них доминирует одна определяющая черта — лицемерие, скупость, тщеславие» (Ермоленко Г.Н. Французская новелла 60-х годов XVII в. и второй сборник сказок Лафонтена // Вестник МГУ, 1982. Сер. 9. № 2. С. 29).

В поздний период развития жанра, по наблюдениям ряда исследователей (П.Н. Берков, А.Н. Соколов и др.), в «сказках» заметно усилились реалистические тенденции, появление которых обозначило внутреннюю потребность стихотворной новеллы в реорганизации путем расширения ее тематического и стилистического диапазонов. Тем не менее, связь «сказки» с поэтикой классицизма оказалась гораздо более глубокой и принципиальной, нежели это могло бы представиться на первый взгляд. Именно поэтому существование «сказки» как особого литературного жанра во многом зависело от конечного результата эволюции данной художественно-эстетической системы: общий кризис классицизма, наступивший в 1820-х — 1830-х гг., неизбежно повлек за собой крушение соответствовавшей ему жанровой структуры и иерархии, вследствие чего традиция жанра стихотворной комической новеллы прервалась уже в середине XIX в.

На новую ступень осмысления и развития проблема теоретического разграничения «сказок» и басен поднялась сравнительно недавно, в литературоведческих работах последних десятилетий ХХ в. Интерес к стихотворной новеллистике возродился благодаря появлению на свет целого ряда статей и монографий профессора А.Н. Соколова, посвященных вопросам типологии и специфики комического повествования в истории русской поэзии XVIII — первой трети XIX вв. Традиции изучения жанра «сказки», заложенные Соколовым, в дальнейшем были продолжены его единомышленниками, найдя свое практическое отображение в трудах А. Хаджиабдич, Г.Н. Ермоленко, Л.И. Еременко и некоторых других современных исследователей.

Вслед за Д.И. Хвостовым и Н.Ф. Остолоповым, которые, как упоминалось выше, склонялись к отождествлению «сказки» с «натуральной притчей», А.Н. Соколов видит главное отличие «сказки» от басни в наличии разных типов действующих лиц. По мысли этого ученого, в «сказке» действуют только люди, а в басне — животные, люди и животные (в так называемых «смешанных притчах»), а также любые аллегорические персонажи вообще. Соответственно, проблема разграничения этих двух жанров, по Соколову, решается почти элементарным, механическим способом: все напоминающие басню стихотворные произведения с героями-людьми (без участия разговаривающих животных) автоматически причисляются исследователем к разряду новелл-«сказок». Однако подобный подход, несмотря на очевидные выгоды, извлекаемые из его практического применения, думается, все же существенно упрощает эту сложнейшую литературоведческую проблему и является по своей сути весьма далеким от совершенства.

Прежде всего необходимо отметить, что басня как жанр изначально допускала возможность присутствия в тексте одних только людей — без привлечения в ткань повествования животных, растений, неодушевленных предметов и природных явлений. Задолго до выхода в свет трактатов Феофана Прокоповича и М.В. Ломоносова, в позднеантичных учебниках риторики, принадлежавших перу Феона, Гермогена, Афтония и Николая, особо оговаривался вопрос об «умственных» (logikoi) баснях, действующими лицами которых были исключительно одни люди (подробнее об этом см.: Скакун А.А. Классическая риторика как генетическая первооснова современной системы литературных жанров: К вопросу об истоках жанра басни // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе. Проблемы теоретической и исторической поэтики: Материалы конференции: В 2-х чч. / Под ред. Т.Е. Автухович. Гродно, 2001. Ч. 2. С. 11-17). «Умственные» (в русской терминологической традиции — «натуральные») басни сочиняли Эзоп, Федр, Бабрий, Авиан и многие другие авторы, что, безусловно, само по себе не может считаться основанием для атрибуции подобных произведений как «сказок» (вместе с тем, если принять на вооружение теорию Хвостова-Соколова, придется признать, что почти все баснописцы в истории мировой литературы были по совместительству «сказочниками»). Тем самым становится очевидным, что указанная особенность жанра «сказки», в принципе, совершенно справедливо отмеченная критиками и исследователями (так как героями стихотворных комических новелл, действительно, всегда являются обычные люди), не может быть названа основной или хотя бы отличительной, поскольку она характерна также и для басенной традиции.

По всей видимости, единого, доминирующего, свойственного именно жанру «сказки» признака вообще не существует; следовательно, этот тип литературных произведений возможно определить, вычленить из ряда генетически близких лишь путем обнаружения всей совокупности его жанровых атрибутов. Мы полагаем, что «сказку» можно было бы отнести к числу своеобразных «жанров-перекрестков», стремящихся к конвергенции художественных признаков других, самых различных литературных жанров. Бурлескное и пародийное начало является важнейшим элементов поэтики всех подобных произведений, а явная или скрытая ирония почти всегда пронизывает разнообразные уровни и пласты повествования (подробнее об этом см.: Скакун А.А. Conte как литературный жанр: проблемы генезиса и эволюции // Материалы XXIX Межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Секция истории зарубежных литератур / Под ред. И.П. Володиной. СПб., 2000. С. 96-98).

Исходя из результатов собственного анализа текстов различных русских и западноевропейских «сказок», мы имеем все основания полагать, что в данном случае речь идет не о некоем «баснеподобном» жанровом ответвлении, а о вполне самостоятельном литературном жанре, обладающем своей спецификой и отличительными признаками. «Сказка» (conte) — это стихотворная комическая новелла, стилистически близкая к устному рассказу и ориентированная на развлечение читателя, повествующая, как правило, о вымышленном, но правдоподобном событии из обыденной жизни современного человека.