Из Книги III («Зерцало истории»)

По изд.: Историческая география политического мифа. Образ Чингис-хана в мировой литературе XIII-XV вв. СПб. Евразия. 2006
(§ 11. Папские послы в лагере Байджу-нойона: дипломатический тупик)
Перевод. С. В. Аксенова

Донесение Симона де Сент-Квентина сохранилось в составе энциклопедии «Историческое Зерцало» Винцента из Бове. В 1825 г. Д. И. Языков издал латинский текст и перевод1. В 1965 г. критический текст был издан Ж. Ришаром.

 

Симон де Сент-Квентин. История Тартар

XXXII, 40. Как братья проповедники были приняты у нойона Байота, тартарского предводителя

В год господень 1247, в день перенесения мощей блаженного Доминика, первооснователя ордена проповедников, брат Асцелин, будучи, как ранее уже было сказано, послан господином Папой, вместе с сотоварищами по посольству прибыл в Персию, где тогда и стояло войско тартар во главе с предводителем нойоном Байотом. Узнав об этом, сей предводитель, который восседал в своем шатре, облаченный в золоченые одежды, причем даже окружавшие его бароны были в шелковых одеяниях, роскошных и раззолоченных, послал к упомянутым братьям своего эгипа (Egyp, араб, hajib (хаджиб – «приближенный во внутренних покоях государя»).), то есть главного советника, с несколькими своими баронами и переводчиками. Они же, предпослав церемонию приветствия, вопрошают братьев: «Чьи вы послы?». А брат Асцелин, главный посол господина Папы, отвечает за всех: «Я посол господина Папы, который у христиан по своему достоинству ставится выше любого человека, и они почитают его как отца и господина». При этих словах те, чрезвычайно возмутясь, сказали: «Как вы заносчивы, говоря, что Папа, господин ваш, выше любого человека. Неужели он не знает, что Хан – сын Бога? А поскольку нойон Байот и Баты поставлены им предводителями, постольку имена их известны всем и прославляются повсюду».

Брат Асцелин им отвечает: «Кто такой Хан и кто такой нойон Байот и Баты, господин Папа не знает и никогда их имен не слышал. Только одно он слышал от многих и об этом составил себе представление, что есть некий варварский народ, который именуется тартарами, уже давно переступивший рубежи Востока, который подчинил многие страны своему владычеству и, никого не щадя, истребил бесчисленное множество людей. И если бы он слышал хотя бы звук имени Хана и его предводителей, то какое-нибудь одно из имен в своем послании, которое мы доставили, он никоим образом не преминул бы написать. На самом же деле, скорбя болью сердца о гибели стольких людей, в особенности христиан, а также сострадая им до глубины души, по совету братьев своих кардиналов он послал нас в первое же войско тартар, какого мы скорее смогли бы достичь, желая убедить повелителя этого войска и всех, кто ему подчиняется, чтобы они отказались в дальнейшем губить людей, и в особенности христиан, а в постыдных делах и преступлениях раскаялись, как это ясно предстает перед читающими из содержания его послания. Итак, мы через вас просим его, чтобы он принял послание господина Папы, и когда он узнает о его содержании, то в своем послании, или через посла, или, по крайней мере, одним словом, через меня пусть ответит господину Папе».

XXXII, 41. Как тартары старались у них узнать о дарах и приходе франков

Когда они таким образом закончили речь, упомянутые бароны со своими переводчиками возвратились к своему господину и передали ему вышесказанные слова брата Асцелина. По прошествии какого-то времени, сменив прежние одежды и надев другие, новые, они со своими переводчиками вернулись к братьям и сказали так: «Мы добиваемся от вас только одного: послал ли Папа, господин ваш, что-либо господину нашему нойону Байоту, что вам поручено доставить?». Брат Асцелин им отвечает: «Ничего в особенности от имени господина Папы мы ему не доставили, ведь он и не имеет обыкновения посылать кому-либо подношения, неверному и незнакомому тем более, и даже напротив, верные его сыновья, а именно христиане, а также еще очень многие неверные часто присылают ему дары и доставляют подношения».

Тогда снова они все вернулись в шатер нойона Байота и после небольшого промедления, вновь переменив одежды, вернувшись, сказали братьям: «Как вы можете, забыв стыд, желать появиться перед господином нашим для вручения посланий вашего господина с пустыми руками, тогда как никто из людей, сюда прибывающих, так по отношению к нему не поступает?». Тогда брат Асцелин отвечает: «Поскольку везде, и у христиан в особенности, считается признанным такой обычай: когда посол, несущий послание своего господина, прибывает к тому, к кому он послан, то он предстает перед ним самим и вручает послание ему в собственные руки; и если нам не подобает появляться перед вашим господином без подарков, и вам это не угодно, то, если всем вам угодно, мы отдадим вам послание господина Папы, которое от его имени должно передать господину вашему нойону Байоту».

В первых же вопросах своих осторожно, а потом настойчиво, старались они узнать у братьев, не переправились ли уже франки в Сирию. Они ведь, судя по их словам, слышали от своих купцов, что множество франков вскоре переправится в Сирию. И тогда же, а пожалуй, и раньше они раздумывали между собой, какие обманные западни, которые следовало бы расставить на пути франков, они могли бы приготовить непосредственно на случай их прихода, чтобы, то ли под фальшивым предлогом принятия христианской веры, или же используя какой-либо другой ложный повод, предотвратить их проникновение на свои земли, то есть в Турцию и Халеб (Наіаріае – Халеб (Алеппо).), или, по крайней мере, на время притвориться, что они хотят стать друзьями франков, которых страшатся и опасаются более всех людей, какие есть на свете, как о том свидетельствуют грузины и армяне.

XXXII, 42. Как братья отказались кланяться нойону Байоту

После этих слов бароны со своими переводчиками вновь ушли в шатер своего господина и, едва там замешкавшись, притом, что их одежды снова были переменены, вернувшись к братьям, сказали: «Если вы хотите лицезреть нашего господина и представить ему послание вашего господина, то нужно, чтобы вы ему поклонились как сыну Бога, царящему на земле, прежде перед ним трижды преклонив колено. Ибо приказал нам Хан, царящий на земле, сын Бога, дабы мы сделали так, чтобы поставленные им предводители, нойон Байот и Баты, были почитаемы всеми сюда прибывающими так же, как если бы то был он сам. Так мы и делали вплоть до сих пор и обещаем это всегда твердо соблюдать».

Тогда тем из братьев, кто сомневался и сокрушался между собой о том, не будет ли поклонение, оказанное нойону Байоту, означать идолопоклонство или что-нибудь иное, отвечал брат Гвихард Кремонский, знакомый с нравами и обычаями тартар по рассказам, слышанным им от грузин, среди которых он даже прожил в их городе Тифлис (Triphel – Трифель (Тифлис).), в доме собратьев по ордену, в течение семи лет; так вот он, возражая, ответил: «Бояться следует не того, чтобы перед нойоном Байотом совершить идолопоклонство, ибо не этого он для себя хочет добиться от вас, но бойтесь выказать такое, как вы слышали, вошедшее в обычай у всех прибывающих к нему послов почитание, которое будет сочтено знаком покорности господина Папы и всей Римской церкви, которая по приказу Хана должна быть покорена».

Вследствие этого все братья, поразмыслив над такого рода притязанием, порешили единодушно, чем как бы в знак благоговения преклонить колени перед нойоном Байотом, лучше уж им быть обезглавленными, – как для поддержания чести Вселенской церкви, так и для того, чтобы не ввести во искушение грузин и армян, греков, а также персов, и турок, и все народы Востока, а именно чтобы о выказанном такого рода почитании как будто о знаке покорности, а также дани, которая когда-либо должна быть выплачена христианами тартарам, не расславили по странам Востока все враги церкви как о поводе и предмете своей гордости, и чтобы христиане, завоеванные и покоренные ими, не потеряли совершенно надежду на свое освобождение, которое когда-нибудь придет от Господа через Римскую церковь. И чтобы не могли и мыслить, видя изъявление покорности нойону Байоту со стороны верных Христу, будто бы священная Церковь может когда-либо обречь себя на позор или запятнать себя изменой постоянству и страхом перед смертью.

XXXII, 43. Как братья склоняли тартар принять христианскую веру

Затем брат Асцелин прямо высказал при всех присутствовавших вышеуказанное намерение и решение, которое должно было быть выполнено всеми братьями с их согласия, и сверх того, добавил: «Чтобы случайно ваш господин или другие не усмотрели в наших ответах причины для раздора или повода к недоброжелательству, чего на самом деле в них нет, так как, возможно, его ушам или ушам других послышится, что наши слова означают высокомерие и жесткую непреклонность, изъявляем ему от нашего имени еще и то, что мы готовы выказать ему все почтение, которое подобает выказывать нам, служителям Божиим, и благочестивым мужам, и послам господина Папы, сохраняя при этом достоинство христианской религии и ни в чем не попирая церковь в ее свободе. А именно то почтение, которое мы имеем обыкновение выказывать стоящим выше нас, а также королям и правителям, и которому учит нас Священное Писание, а именно: пред высшими преклоняй главу твою; мы готовы изъявить его вашему господину ради доброго мира, единения и согласия. А то, чего вы добиваетесь, мы напрочь отвергаем, как посрамление христианской веры, и мы предпочли бы скорее принять смерть, какой бы смерти ни захотел нас предать ваш господин. Если же – чего господин Папа и все христиане больше всего желали бы – господин ваш нойон Байот изъявил бы желание стать христианином, то мы не только склонили бы колени перед ним самим, но даже готовы были бы сделать это и перед вами всеми, да вдобавок еще и ступни йог его и всех вас, даже незнатных, ради Господа Бога смиренно целовать».

Когда они это услышали, то, в высшей степени вознегодовав, а также возмутившись этим увещеванием, с яростью и свирепым неистовством они так ответили братьям: «Вы уговариваете, чтобы мы стали христианами и стали бы собаками, как и вы. Разве Папа ваш не собака, и вы все христиане не собаки?». На это брату Асцелину никак иначе не удавалось ответить, как лишь отказавшись вести себя так, как им указывали, причем добавил, что считает это справедливым; они же всячески мешали ему ревом и криками, резкими и буйными. Итак, эти бароны со своими переводчиками вернулись в шатер своего господина и о том, как отвечали братья, ему полностью донесли.

XXXII, 44. Как они рассуждали о смертном приговоре братьям

Итак, нойон Байот, выслушав, как отвечали его эгипу и баронам с переводчиками, преисполнился негодования и, загоревшись яростью на братьев, трижды решительно приказал, чтобы их убили, не содрогнувшись перед пролитием невинной крови и не боясь нарушить признанный обычай всех народов, который разрешает послам куда бы то ни было свободно идти и возвращаться. Однако некоторые из его советников высказывались следующим образом: «Давайте убьем не всех, а только двоих из них, а двух других отошлем к Папе». Другие же говорили так: «Пусть с одного из них будет содрана кожа, а именно с главного посла господина Папы, и его шкуру, набитую соломой, мы отправим с его сотоварищами к его господину». Еще одни говорили: «Пусть будут убиты только двое из них, вначале будучи высечены палками. А двое других пусть остаются до тех пор, пока сюда не придут следующие за ними франки». Иные даже, с другой стороны, говорили так: «Давайте двоих из них приведем в войско, чтобы они увидели там нашу многочисленность и мощь, и когда враги наши начнут метать из осадных орудий, поместим их перед ними, и, таким образом, пусть считают, что они были убиты не нами, а при перестрелке». Однако же имело перевес мнение нойона Байота, что смертью должны быть наказаны они все, потому что они непреклонно противились тому, что перед ним следует распростереться и преклониться.

Наконец, при вмешательстве того, кто разрушает злые умыслы, одна из шести жен нойона Байота, старшая, а также некто, имевший попечение о послах, которые туда прибывали, стали противиться всеми, какими могли, способами принятому решению о казни братьев. Первая, а именно жена его, на глазах у всех толковала ему так: «Если ты убьешь этих послов, то во всех тех, кто услышит, что ты учинил нечто подобное, ты возбудишь ненависть и ужас, а даров и приношений, которые имеют обыкновение присылать тебе власть имущие из разных, также и дальних стран, ты лишишься. Еще и послов твоих, которых ты посылаешь к властителям во все края, уничтожат и убьют без всякого милосердия, и это будет справедливым решением».

Второй же – тот, кто имел попечение о прибывающих послах, – так говорил нойону Байоту: «Ты знаешь, если собираешься повторить то же самое снова, как Хан был на меня разгневан за убийство того посла, которого ты приказал мне уничтожить, чье сердце, вырванное из груди, ты заставил меня для внушения ужаса другим, направляющимся сюда послам и всем прочим, кто это услышит, возить напоказ на груди моей лошади по всему твоему войску. А потому, если ты прикажешь мне убить этих послов, я их не убью, но убегу от тебя и, сохранив свою невиновность, как можно скорее поспешу к Хану, чтобы обвинить и уличить тебя в их смерти перед всем двором, как в неслыханном злодействе и человекоубийстве».

В конце концов, нойон Байот, которого смягчили и уговорили такими увещеваниями, когда понемногу улеглось волнение, совсем уже успокоил и усмирил свое злобное и смятенное сердце.

XXXII, 45. Как они спорили друг с другом, как кланяться

Наконец, после задержки более долгой, чем обычно, бароны вернулись к братьям со своими переводчиками и, скрыв ярость своего господина, вызванную их ответом, обратились к ним так: «Поскольку вы наотрез отказываетесь удостоить нашего господина поклона с преклонением колен, то мы хотим знать, какое же существует обыкновение, которому вы следуете, когда чтите так, как сие подобает и сообразно их достоинству тех, кто выше вас. Прежде чем мы позволим вам предстать перед лицом нашего господина, мы хотим знать, каким образом вы окажете ему честь и выразите почтение в согласии с тем, что вам обязательно следует со всем смирением почтить его как повелителя». Тогда брат Асцелин, немного стянув с головы свой капюшон и слегка наклонив голову, сказал так: «Вот каким образом мы выказываем почтение стоящим выше нас, и таким же образом предполагаем выказать его нойону Байоту, вашему господину, и никак иначе, даже под угрозой любого мучения».

А затем они спросили: «Каково обыкновение, следуя которому, христиане поклоняются Богу?». И он ответил: «Христиане поклоняются Богу по-разному, одни – простираясь на земле, иные – становясь на колени, некоторые – так, а другие иначе. Пусть даже многие и самые разные люди, приходящие издалека, и поклоняются благоговейно вашему господину, устрашенные его тиранством и превращенные в его слуг и рабов, однако господин Папа и все христиане не страшатся тиранства, и вы не сможете ни принудить их к такому поклонению, ни заставить их делать то, что прикажет Хан, поскольку они не подчинены ему по праву и ему неподвластны».

Затем к упомянутым вопросам они добавили другой: «Если уж вы, христиане, поклоняетесь дереву и камню, то есть вырезанным из дерева и камня крестам2, то почему вы отвергаете поклонение нойону Байоту, которому сын Бога Хан приказал поклоняться, как самому себе?». А на этот вопрос, коварным образом запутанный, брат Асцелин ответил надлежащим образом: «Дереву и камню христиане не поклоняются, а поклоняются изображенному на них символу креста, ради распятого на нем Господа нашего Иисуса Христа, который украсил его своим телом, как драгоценным жемчугом, и освятил своей кровью, и обрел на нем спасение для нас. А господину вашему по выше указанным причинам мы никак не можем таким образом поклониться, какие бы муки и пытки нам ни угрожали».

XXXII, 46. Как они отказались ехать к Хану

Закончив такого рода речи, эти бароны, вернувшись к своему господину и передав ему речи братьев, затем, некоторое время спустя, пришли обратно со словами: «Господин наш, нойон Байот, передает вам, чтобы вы спешно отправлялись к Хану, повелителю и государю всех тартар. Ведь только после того, как вы к нему приедете, вы увидите, кто и каков он, и каково его могущество, и какова его слава, и все то, что теперь скрыто от ваших глаз, предстанет перед вами совершенно открыто. Тогда вы сами собственными руками сможете вручить Хану послание господина вашего Папы, и, узрев могущество, славу и неисчислимые богатства Хана, вы сможете доподлинно возвестить вашему господину о том, что вы там увидите и услышите».

Однако брат Асцелин, понимая коварство нойона Байота и узнав о нем даже еще раньше и от многих христиан и от неверных, отвечал баронам так: «Поскольку мой господин, как я уже говорил, не слышал имени Хана и не приказывал мне идти к нему самому, а послал в первое же войско тартар, до какого я смогу добраться, то к Хану идти я не хочу и не должен, довольствуясь тем, что обнаружилось, где находится ваш господин и его войско. И для исполнения возложенных на меня обязанностей этого достаточно. Поэтому я готов предъявить послание Папы вашему господину и его войску, если вам будет угодно принять его и видеть, если же нет, я отправлюсь к нему назад и возвещу ему обо всем происшедшем, как подобает».

Тут они снова говорят: «Как все вы, христиане, дерзаете говорить, что Папа выше всех людей достоинством, разве слышал кто-нибудь когда-либо, что ваш Папа завоевал для себя столько и таких царств, сколько и каких завоевал сын Бога Хан, при помощи Божией? Кто когда-либо слышал, что имя Папы распространилось повсюду, как имя Хана уже распространилось по всей земле, и разнеслось по ней, и всех приводит в ужас? Ведь он, Божьим соизволением, уже господствует от восхода солнца вплоть до Средиземного и Черного морей, и везде в этих пределах имя его, великое и славное, всеми, там обитающими, почитается и внушает им страх. Ибо Хан выше вашего Папы и любого человека могуществом и славой, данными ему от Бога, и достоинством завоеванного».

На первую часть этого вопроса брат Асцелнн ответил так: «Мы считаем, что господин Папа достоинством выше любого человека, потому что Святому Петру и его преемниками дана. Господом власть над Вселенской святой священной матерью Церковью; эта власть будет существовать до скончания века». Наконец, когда брат Асцелин стал доказывать им это, растолковывая разными способами и приводя примеры, то оказалось, что эти грубые люди совершенно неспособны понять его. На другие же части вопроса он ответить не смог, так как ему препятствовали их дерзость, и яростные крики, и все более и более несдерживаемое бешенство.

XXXII, 47. Как послание господина Папы заставили перевести на наречие тартар

После этого упомянутые бароны опять пошли донести слова братьев нойону Байоту ч, совсем немного там задержавшись, вновь вернулись к братьям со словами: «Господин наш нойон Байот передает вам через нас, чтобы послание господина вашего Папы, которое он должен получить и прочесть, вы предоставили всем нам, как его верным и надежным послам».

Таким образом, брат Асцелин ие был приглашен к нойону Байоту, но, не будучи допущен, все же предоставил ему послание, поступив так против воли, вопреки признанному посольскому обычаю. А те, пройдя с посланием к своему господину, вскоре вернулись, говоря, чтобы братья с помощью других переводчиков, там находившихся, перевели послание Папы на персидский язык с тем, чтобы передать его нойону Байоту; ведь в переводе с персидского на татарский смысл оного ясно и отчетливо будет воспринят нойоном Байотом.

Тогда брат Асцелин вместе с тремя своими братьями, и своими переводчиками, и писцами нойона Байота удалился от толпы окружавших их людей в место, совсем не защищенное тенью, и перевел послание господина Папы от слова и до слова с помощью других переводчиков, причем персидские нотарии писали то, что слышали от тюркских и греческих переводчиков и братьев.

Итак, после того, как послание было переведено и при посредстве их переводчиков представлено нойону Байоту на тартарском языке, притом, что буллу они удерживали у себя, иойон Байот снова послал упомянутых баронов с неким высокопоставленным писцом, приближенным Хана, который был наготове отправиться к Хану, говоря: «Передает вам нойон Байот, чтобы вы выбрали двоих, которые тотчас безопасно и надежно отправятся к Хану вместе с этим его слугой. Приехав к нему, они вручат послание вашего господина ему самому. И сам ответ, и то, что они увидят – мощь и славу Хана – они передадут своему господину». Брат Асцелин им отвечает: «Мы уже говорили, что, следуя приказу, нам данному, мы не должны идти к Хану, и можете нас связать и вести туда насильно, но по доброй воле мы не пойдем и не дадим себя вести. Мы также не хотим отделяться друг от друга, и в предписании послам не было указано, чтобы мы разделялись».

Тогда они удалились, а упомянутый писец вернулся и осторожно, пуская в ход хитрые и льстивые слова, попенял брату Асцелину на суровость его слов, испытывая, таким образом, сможет ли он каким-либо способом склонить его к поклонению нойону Байоту. Брат Асцелин ему говорит: «Я полагал, слышав об этом от многих, что тартары охотно выслушивают правду, но, как я вижу, она уже обречена в их домах, они ее не принимают, и не любят, и не чтят. Я высказал две вещи: что господин Папа для христиан достоинством выше любого человека и что он не знает, кто такой Хан и кто такой нойон Байот. Как я мог заметить, эти слова более других моих слов оскорбили нойона Байота и его баронов. Но здесь я стою за свободу веры и истины и не страшусь смертного человека».

И когда уже вечером братья должны были покинуть двор, упомянутый ранее чиновник, который назавтра должен был уезжать, приказал призвать к себе братьев и в присутствии всех прочел послание, которое Хан прислал нойону Байоту для того, чтобы оно было передано по всему свету, указав братьям, чтобы они удержали в памяти то, что они услышали в этом послании.

А все то, о чем говорилось выше, произошло между обеими сторонами в первый день.

XXXII, 48. Как тартары обманом и хитростями долго удерживали у себя братьев

Таким образом, вечером того же дня, выслушав содержание послания, притом, что бароны и чиновник обещали передать братьям переписанную копию этого послания, братья вернулись голодными в свою палатку на расстоянии более мили от шатра нойона Байота. Через четыре дня после этого брат Асцелин и брат Гвихард, придя к шатру нойона Байота, просили находившихся там его баронов и переводчиков узнать у него, когда послание господина Папы, поскольку в содержании этого послания выражена настоятельная о том просьба, будет удостоено какого-либо ответа, и сами братья, которым как можно скорее должно отправиться к Папе, будут проведены безопасно через его землю.

Те из баронов, что разделяли злобу, которой воспылал нойон Байот к братьям, так им ответили: «Вчера, когда вы прибыли ко двору господина нашего нойона Байота, мы поняли из ваших слов, что вы приехали, чтобы увидеть войско тартар. Но поскольку все наше войско пока еще не собрано воедино, и пока вы его не увидите, до тех пор вы не можете быть ни отпущены от двора, ни теперь покинуть наше войско».

На эти слова брат Асцелин ответил так: «В первый день мы уже много раз отвечали вам на такие речи, что не для того в основном мы пришли сюда, чтобы видеть ваше войско, но затем, что должны вручить вам послание господина Папы, и получить для него ответ на это послание. Но, во всяком случае, пусть благодаря нашему приходу будет достигнуто и то, что мы видим вас и ваше войско».

Тогда бароны вернулись к нойону Байоту, обещая донести ему вышесказанные речи, и тотчас вернуться к братьям с его ответом, тогда как братья эти остались под знойным солнцем и ожидали их возвращения с первого часа дня до девятого, и, в конце концов, вернулись в свою палатку с пустыми руками, так и не услышав никакого ответа. Так еще много раз ходили и ходили они ко двору, добиваясь разрешения уйти, и были обмануты тартарами и, как если бы они были несовершеннолетними юнцами, не удостаивались их ответа, мало того, с ними обходились как с собаками. Таким образом, очень часто, чуть не каждый день, являясь ко двору, и от первого часа до шестого, а чаще до девятого, на солнечном пекле, в месяце июне и июле, совсем не защищенные тенью, они ожидали ответа и требовали разрешения уехать. Но возвращались, не получив ответа, а то и не услышав ни единого слова от двора, в свою палатку, жаждущие и изголодавшиеся, притом, что с ними обращались и говорили недостойным образом.

Так этот нойон Байот, озлобившись на них, и в оправдание своей злобы приводя в качестве основания грубость их ответов, и трижды, как уже было сказано, приказавший их убить, в течение девяти недель удерживал их в своем войске, унижая их настолько, что не удостоил даже аудиенции. Братья же всю его злобу переносили терпеливо и смиренно и благоразумно обращали нужду в добродетель.

XXXII, 49. Как их принудили ожидать Ангута (По мнению П. Пелльо, Angutha – это Aljigidaei. Элджидай-нойон.)

Наконец, после того, как нойон Байот откладывал в течение пяти недель принятие обстоятельного решения о них, в конце концов, было изготовлено то послание, которое должно было отправиться с ними к Папе, а также назначены послы, которых снарядили к нему вместе с братьями, и он вознамерился их отпустить, а именно на праздник Святого Иоанна Крестителя (24 июня 1247 г.). Однако на третий день он отменил собственное решение, сказав, что не хочет теперь отпустить их от своего войска, поскольку слышал, что вскоре в его войско прибудет от господина его Хана, сына Бога, некий высокий и чрезвычайный посол, по имени Ангут, который вдобавок к этому, как утверждали многие, везет указ самого Хана об осуществлении верховной власти над всей Грузией. Ведь этот Ангут при дворе Хана был его высокопоставленным советником и знал, что написал Хан в ответ господину Папе, и вез с собой какой-то новый указ самого Хана для распространения по всему свету, как утверждал сам нойон Байот. Этот вот указ нойон Байот хотел объявить братьям и копию с него отправить Папе с братьями и своими послами. Нойон Байот и знатные бароны его войска со дня на день ожидали этого Ангута, приготовив множество кобыльего молока для питья. Потому-то он и не хотел, чтобы братья, пусть даже получив разрешение уехать, отправились в путь до тех пор, пока не прибудет в войско тот, кто везет новый указ Хана. А этот указ вполне мог быть и об умерщвлении братьев, в чем многие были совершенно уверены, и вот он откладывал до тех пор, пока с самим посланцем не примет окончательное решение.

Братья же, не будучи в состоянии противиться тирании нойона Байота, терпеливо и смиренно переносили все это в течение трех недель и более, со дня на день ожидая прибытия Ангута и сохраняя твердость и непоколебимость. Черного хлеба и воды у них едва хватало для поддержания телесных сил, и иногда при недостатке хлеба они постились до вечера, и питались они молоком, козьим и коровьим, а иногда даже кобыльим. Но чаще всего, однако, пили лишь воду, а иногда утешения ради смешивали ее с уксусом, а о вине уж и говорить нечего.

XXXII, 50. Как они отбыли после приезда Ангута

Тогда брат Асцелин, полагая, что из-за приключившейся там задержки будет упущено время, удобное для морского перехода, так как приближалась зимняя пора, отправился к некоему высокопоставленному придворному советнику, прося, чтобы тот соизволил ходатайствовать в пользу братьев у нойона Байота, поскольку он уже дал им разрешение ехать. Так как брат Асцелин желал выиграть время, ведь наступили ненастные дни, он обещал этому советнику какие-нибудь подношения, если он ему в этом поможет. Этот же советник, придя к нойону Байоту, замолвил добрые слова и просьбы за братьев, а затем распорядился, по приказу нойона Байота, изготовить послание Папе, как ранее уже было приказано и, снарядив послов, которые должны были доставить Папе послание Байот нойона, добился для братьев разрешения ехать. Когда, наконец, послание было изготовлено, и послы в этом послании были указаны поименно и совсем уже собраны в дорогу, в этот самый день, когда они должны были покинуть войско, прибыл вышеупомянутый Ангут с дядей султана Алеппо и братом султана Мосула, что когда-то назывался Ниневией. Оба спутника Ангута также возвращались от Хана, к которому они ездили засвидетельствовать свою верность, и почтили его множеством даров и подношений, и стали его данниками. Для этого же они прибыли и к нойону Байоту, поднеся ему многие дары и подношения и, следуя приказу Хана, поклонились ему, трижды преклонив перед ним колено и ударяя челом в землю.

Итак, нойон Байот и все его советники, возликовав сверх меры по поводу прибытия Ангута и его спутников, устроили по своему обычаю в его честь праздник, то есть пили кобылье молоко и пели, или, вернее, выли, созвав для большей торжественности тартар из окрестных мест с их женами, а дело братьев и других послов, находившихся в их войске, отставили на задний план. Ведь целых семь дней они провели за едой, питьем и завываниями, а на восьмой день, то есть в день святого Якова (25 июля 1247 г), братьям предоставили разрешение окончательно и свободно отъехать вместе с послами и посланием нойона Байота, а также посланием Хана, названным посланием Бога, которое должно было передать Папе.

А братья были в их владениях в течение года по пути к ним, пребывая у них и возвращаясь оттуда. А брат Асцелин на весь этот путь затратил три года и семь месяцев, прежде чем вернулся к господину Папе Брат Александр и брат Альберик были с ним немного менее трех лет, брат Симон – два года и шесть недель, брат Гвихард, который присоединился к ним в Тифлисе, – пять месяцев. От Акона (Акон – город Акра в Сирии), как говорят, до этого тартарского войска в Персии 59 дней пути.

XXXII, 51. О послании, которое направлено Папе тартарским предводителем

Копия же послания, которое направлено тартарским предводителем Папе, такова Божественным соизволением нойон Байот передает слово самого Хана. Да узнает это Папа Прибыли твои послы и доставили нам твое послание. Твои послы произносили высокомерные речи мы не ведаем, то ли ты предписал им так говорить, или они говорили так сами от себя. А в послании ты написал следующее. Вы де убиваете, истребляете и губите многих людей. Непреложная заповедь Того, кто сохраняет лицо земного круга, для нас такова кто бы не слышал это установление, да распоряжается землей, водой и своей вотчиной и воздаст должное тому, кто сохраняет лицо земного круга. Если же кто заповеди и установления не услышал и поступает по-другому, да будет истреблен и погибнет.

Теперь посылаем вам весть об этой заповеди и установлении. Если вы хотите распоряжаться на вашей земле, воде и в своих вотчинах, нужно, чтобы ты, Папа, собственной персоной явился к нам и предстал перед Тем, кто сохраняет лицо всей земли, и если ты не внемлешь заповеди Господа и Того, кто сохраняет лицо земного круга, то мы не знаем, что будет, знает Бог. Прежде чем явиться, следует, чтобы ты послал вперед послов, и возвестил нам придешь ты или нет, хочешь ли наладить отношения с нами или быть врагом – и быстро пришли нам ответ на это распоряжжение. Это распоряжение передаем через руки Айбега и Саргиса Написано в месяце июле в 20 день по лунному календарю на территории замка Ситиенс (Sitiens – город Сисиан на территории Великой Армении).

XXXII, 52. О послании их императора, присланном к тому же предводителю

Такова копия послания Хана нойону Байоту, которое сами тартары называют посланием Бога.

По повелению Бога живого, Чингис-хан, возлюбленный и почитаемый сын Бога, говорит как Бог, вознесенный надо всем, есть бессмертный Бог, так на земле лишь один господин – Чингис-хан. Хотим, чтобы эти слова дошли до слуха всех повсеместно, в провинциях нам покорных и в провинциях, против нас восстающих. Итак, следует, чтобы ты, о нойон Байот, внушил им и возвестил им, что повеление Бога живого и бессмертного таково.

Ты объявишь его немедленно, и объявишь повсеместно этот мой приказ везде, куда сможет дойти посол. И если кто будет противоречить тебе, да будет продан в рабство, и земля его да будет опустошена. И извещаю тебя, что тот, кто не услышит этот мой приказ, будет слеп. И тот, кто будет действовать согласно этому моему решению, узнает мир, а кто не сделает этого, будет искалечен. Это мое постановление да будет принято к сведению каждым, и невеждой и ученым. Итак, тот, кто услышит и откажется выполнять, да будет уничтожен, погибнет и умрет. Возвести же это, о нойон Байот И тот, кто пожелает блага своему дому и будет следовать этому распоряжению, и захочет нам служить, да будет невредим и почитаем, а того, кто воспротивится, услышав это, покарай примерно, как захочешь.

• 1. Языков Д. И. Собрание путешествий к татарам и другим восточным народам в XIII, XIV, XV столетиях: 1. Плано Карпини; 2. Асцелин / Лат. текст, пер. и коммент. СПб., 1825. В 2004 г. в Казани вышла научно-популярная книга, где представлены переводы средневековых текстов, отражающие историю татар, см.: Из глубины столетий / Сост., вступ. ст. и коммент Б. Л. Хамидуллина. Казань, 2004. Совершенно непонятно, на каких основаниях в книгу включен текст Симона де Сент-Квентина. События происходят в монгольском лагере на территории Великой Армении и, очевидным образом, не имеют никакого отношения к истории татар. Составитель книги игнорирует хорошо известное обстоятельство: средневековые латинские авторы называли монголов татарами. Никакой научной ценности переиздание перевода Д. И. Языкова не имеет, поскольку составитель немотивированно сократил текст.
• 2. В мусульманском восприятии скульптурные изображения христианских святых были идолами. «Абулда – большой город в земле франков, построен из камня. Здесь, кроме монахов, никто не живет, а женщины и дети сюда не входят: так завещал их мученик, имя которого Баг Алб (Баугулф), он был епископом. Он прибыл в это место и заложил этот город. Это большая церковь, почитаемая христианами. И это самая богатая золотом и серебром страна: большая часть их сосудов из золота и серебра. Там есть идол из серебра, изображающий мученика этого города, с лицом, обращенным на запад, и идол из золота весом в триста ратлей, прикрепленный спиною к широкой доске, обрамленной яхонтами и изумрудами. Это изображение Мессии» (ал-Бакуви. VI. 1).