Приключения барона Мюнхгаузена

Выдуманные истории прежних лет

«Выдуманные истории прежних лет» переведены по изданию: Des Freih. von Munchhausen wunderbare Reisen und Abenteuer zu Wasser und zu Lande, wie er dieselben bei einer Flasche im Zirkel seiner Freunde zu erzahlen pflegte. Deutsch von G. A. Burger. Nebst einem Anhang Lugengeschichten aus alterer Zeit. Leipzig: Reclam, 1944, S. 123—143. Из этих историй в данное издание включены те, которые имеют отношение к шванкам, подобным рассказам Мюнхгаузена. Содержание текстов, включенных в подборку, подверглось незначительным сокращениям. Шванки из «Фацетий» Г. Бебеля даны в переводе Ю. М. Каган по изданию: Бебель Г. Фацетии / Изд. подг. Ю. М. Каган. М., 1970.

Переводы с немецкого языка осуществлены В. С. Вальдман и А. Н. Макаровым, с английского — А. Н. Макаровым и В. Г. Решетовым. Все стихотворные тексты переведены П. М. Карпом.1

 

Россказни одного кузнеца из Каннштадта2
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, II, 7; 1508—1512)

Он, когда еще был молодым, скакал как-то вместе с другими всадниками в зимний день и от сильной изморози и стужи так сросся с седлом, на котором сидел, что не мог с него спрыгнуть. Его вместе с седлом отнесли за печку, пока он в тепле там не оттаял.

Еще об одной лжи3
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 26; 1508—1512)

Другой человек, когда охотился в лесу, то увидал, что молодой кабан ведет слепого, совсем старого кабана, и старый держится зубами за его хвост. Увидев это, охотник натянул лук и, так сказать, обесхвостил молодого кабана, оторвав от его тела хвост, который и остался в зубах у слепого кабана. Потом он сам ухватился за этот хвост и отвел слепого кабана больше чем за двадцать миль в Штутгарт на рынок.

Еще одна лживая история о кабане4
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 114; 1508-1512)

Однажды, когда Кузнец шел через лес, ему повстречался огромной величины кабан с клыками, которые на локоть выдавались из его пасти. Кабан напал на Кузнеца, тот спрятался за старый дуб. Свирепый кабан, желая схватить Кузнеца, пробил своими клыками многолетний дуб так, что острие клыка выскочило с другой стороны. Кузнец, думая о том, как бы спастись, увидел это, и ему пришло на ум — ручкой кинжала загнуть и притупить острие клыка (как это делают кузнецы, загибая гвозди на ларях), чтобы не получить удара, когда кабан вырвет из дерева клык. Только в этом Кузнец и нашел свое спасение.

Еще одна лживая история о волке5
Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 115; 1508—1512)

Когда этот же Кузнец шел селом, ему навстречу попался волк, разинувший пасть, будто он хотел его живым проглотить. Чтобы спастись, Кузнец силой втолкнул свою правую руку в волчью пасть, схватил его за хвост и вывернул наизнанку, как сапожник выворачивает сапог.

О нем же6
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, II, 8; 1508—1512)

Он же подошел к замерзшей реке, через которую он, преследуемый врагами, должен был переправиться верхом. Так как никто из его спутников не захотел испробовать, сколь крепок лед на реке, то он сделал это первым. Коснувшись льда, он проломил его, упал в реку вместе с конем и долго блуждал по дну реки: наконец, он пробил лед пикой, которая была у него с собой, и таким образом выбрался вместе с конем.

Он рассказывал также много другого, во что трудно поверить. Поэтому многие говорят, что он — лживых дел мастер, а не кузнечных.

Далее следует отъявленное вранье Кузнеца из Каннштадта7
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 113; 1508—1512)

Однажды Кузнец из Каннштадта ехал верхом вдоль реки с дворянином, у которого он тогда работал. Дворянин увидал, что подо льдом болтается рыболовная верша, и сказал: «Вот хорошо бы нам достать эту вершу, полную рыбы!» Кузнец ответил ему, что это легко сделать, и, отпустив поводья, прыгнул в реку, чтобы вытащить вершу: Но его вместе с конем, раскрыв пасть, схватила и тотчас же проглотила огромной величины рыба. Когда немного погодя какой-то рыбак случайно поймал эту рыбу, выложил на стол для продажи и разрезал ее ножом, Кузнец, сидя на коне, выскочил оттуда невредимый и рассказал дворянину новую историю. (В которой, конечно, не поскупился на ложь.)

Об ужасной лжи8
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 108; 1508—1512)

Один человек хвастался, что повидал почти всю Европу, а особенно Италию. Его спросили о городе Венеции и ее великолепных зданиях. Он ответил: «Я не могу многого рассказать о Венеции, потому что проезжал через этот город только один раз, в вечерние сумерки верхом». Когда ему сказали, что это невозможно, потому что город окружен морем, поэтому ни въехать, ни выехать из него на коне нельзя, то я сказал: «Он проезжал через город, когда была зима, и скакал по льду».

Священник-птицелов9
(Из «Фацетий» Г. Бебеля, III, 116; 1508—1512)

Один священник отправился в поле ловить птиц. Увидев на вершине аиста, он выпустил на него сокола, которого держал в руках. Когда сокол настиг аиста и бросился с ним вниз, то кабан, который очутился тут же, слопал сокола вместе с аистом. Священник, увидев это, подбежал и пронзил кабана копьем. Когда же дома он захотел его разделать и разрезал спину кабана ножом, оттуда невредимым вылетел сокол, еще державший в клюве аиста.

Вот как заманчиво врут наперебой, состязаясь друг с другом, этот священник и Кузнец — редкостные сочинители.

Мартин Брайт10
(Из книги Я. Фрая «Общество в саду», 1556)

Один книгопечатник и бюргер Страсбурга <.. .> отправился на войну <...>, и, так как осада продолжалась долго, а защитники смело оборонялись, захотел этот всадник, которого звали Мартин Брайт11, начать демонстрировать перед другими искусство выездки (потому что он выдавал себя за дворянина), он оделся и помчался к городу, желая увидеть там врага и пригнать его в свой лагерь. Но когда все проехали дальше и <.. .> попали в серьезную и большую переделку, то многие остались на поле боя ранеными и убитыми, среди них лежал и оруженосец Мартина Брайта, который увидел его скачущим прочь на своем коне и закричал ему вслед: «О дорогой юнкер Мартин Брайт, избавьте меня, ради бога, от этих мучений, ибо я не могу ни умереть, ни выздороветь». Юнкер Мартин Брайт был сердечно тронут, соскочил с коня, взял в руки свой меч, отрубил раненому голову. Но что же случилось далее? Мертвец, которому была отрублена голова, сказал: «О, да возблагодарит вас боже, дорогой Мартин Брайт, за то, что вы избавили меня от мучений, этого я не забуду во веки вечные». После этого он, Мартин Брайт, не захотел отказаться от своего намерения, снова сел на коня и поскакал к городу. Когда он проезжал сквозь створки ворот, то на него была сброшена защитная решетка, которая попала коню как раз позади седла и отрубила половину, которая и осталась там лежать. Он поскакал на передней части до рыночной площади, разворачивает коня, говорит: «Ну, кляча» — и только сейчас замечает, что у него осталась половина коня, из которой наружу торчало сено, съеденное конем утром. Добрый всадник испугался, конь упал и умер. Мартин Брайт был взят в плен и смог освободиться только через шесть месяцев, как он рассказал, и так пешком вернулся к своим12. Это было опасным предупреждением: если бы решетка попала на коня спереди и отрубила бы Выдуманные истории прежних лет 241 ему шею, то он бы не смог больше видеть, куда ему скакать, и ему бы пришлось жестоко и отчаянно сражаться, прежде чем он снова смог бы попасть в свой лагерь.

Когда же Мартин Брайт из этого похода вернулся домой, то однажды в масленицу ночью случилось так, что его отчим и его подмастерья-печатники вместе с другими господами и добрыми друзьями были приглашены в гости. Тут Мартин Брайт по своей старой привычке начал похваляться своими отважными делами, как показано выше, и говорить, как в одном походе он был фендриком. На это его отчим сказал: «Позвольте заметить — это ложь» <...>. Но при этом присутствовал большой шутник по прозванию Вендлинг фон Марле, наборщик, который говорит: «Да, господин, я верю в это, однажды в одной деревне случилось так, что когда поп хотел обойти со святой водой вокруг церкви, то не было ни одного крестьянина, который хотел бы нести хоругвь13, тогда Мартин пожелал это сделать и пронес ее вокруг церкви. В это время он и был фендриком». Эта насмешка рассмешила всех и последовали шутки и смешки, и пирушка завершилась весельем.

Из пьесы Генриха Юлиуса Брауншвейг-Вольфенбюттельского «Винцентий Ладислав»14 (1594)

Винцентий рассказывает: (5 акт, 1 сцена) — Невозможно поверить, какие рыцарские, мужественные, превосходные подвиги совершались в студенческую бытность и как мы с детства занимались войной. Так, наряду с другими студентами, которые были в числе 200 и 99, уложили 7000 солдат и ни одного не взяли в плен.

Мы хотим рассказать еще одну историю, так как мы сами при этом присутствовали. Она довольно неправдоподобна, но правдива. Мы штурмовали город померанцами, дынями, лимонами и гранатами и завоевали его. (Иоганн Боузет добавляет:) «Когда мы окружили город, народ там очень изголодался, ему нечего было есть. Мы набросали целую кучу померанцев, дынь, лимонов и гранат в город, а когда люди от голода побежали к яблокам, подобрали их, не обращая внимания на свои дела, мы заняли город».

Мы и весь наш род — самых благородных и именитых кровей, так что нам всегда и постоянно нравились войны, и не только мужчины, но и женщины занимались военным делом. Наша возлюбленная сестра, почившая уже в бозе, в одной крепости, которую мы осаждали, за один день штурма убила 24 парня. (Иоганн Банзер15 добавляет:) «Это правда, беда научит, я был тогда вашим врагом. Я хотел бы рассказать вашей милости, как она это делала: она стояла на валу, и рядом с ней стоял большой котел с клейкой водой и шприц, которым она нам, врагам, впрыскивала эту клейкую воду в глаза; и когда у врагов глаза склеились, она сбросила вниз толстое бревно, которое было у нее на валу, и прежде чем люди смогли снова прийти в себя, это самое бревно убило 23 парней, а я был 24-й, в которого она попала клейкой водой, но не совсем точно, а немного ниже глаз. А как только я увидел, что бревно падает вниз, я отпрыгнул в сторону и упал на землю, и многие подумали, что я мертв, а как только у меня появилась возможность сбежать, я это и сделал.

Ваше княжеское сиятельство едва ли сможет поверить, что за опасность нам пришлось пережить; о ней я хочу рассказать лишь две вещи. Однажды мы залегли перед величественной крепостью, название которой я забыл. Тут в нас было сделано семь тысяч и несколько сот выстрелов полевыми орудиями и другими большими орудиями, но ни один не попал в нас».

(5 акт, 2 сцена). Мы знаем, что ваша княжеская милость любит стрелять гусей, журавлей и другую пернатую дичь, поэтому мы хотели бы пожелать, чтобы у нас был еще наш охотник, а ваша княжеская милость могла бы посмотреть на него. Он однажды зарядом на один выстрел подстрелил двенадцать журавлей, некоторых в крылья, других в ноги, быстро подбежал к ним, чтобы они снова не улетели, поднял их и засунул за пояс. Но тут они снова пришли в себя и, так как не было большого ветра, поднялись, унося стрелка, так что мы не могли узнать, куда он делся16.

Однажды мы пошли гулять и отстрелили одной белке голову, однако белка все равно убежала. На другой день к нам пришел крестьянин, который рассказал, что он видел, как бегает белка, у которой нет головы. Мы тотчас подумали, что это наша белка, поэтому пошли и выстрелили в нее еще раз, так что она упала вниз в воду. У нас была охотничья собака, и, когда она попыталась вытащить ее наружу, белка укусила собаку за нос. Наконец, однако, она достала белку.

Мы были знакомы с одним человеком, который ел много корней гранатов, и наконец у него выросло гранатовое дерево из желудка, глаз и ушей, а также из дыр в ушах, покрытое хорошими гранатами. Мы их видели и сами ели17.

(5 акт, 3 сцена). Перед этим мы слушали человека, который так сильно вопил, что вверху в церкви от этого дрожал свод, и, если бы его не попросили прекратить, свод бы упал и убил всех. Однажды мы были в пути, и когда снова приблизились к дому, то услышали очень милое пение, и не было сомнения, что поет девушка. Когда же мы оглянулись, то увидели аиста, поющего на крыше «Мое сердце тоскует по зеленому цвету».

(Иоганн Банзер: «А я слышал однажды, что один перепел очень мило пел на странную мелодию: „Кто знает, правда ль то, что люди говорят?"»).

(6 акт, 3 сцена). У нас был однажды конь. Это была неаполитанская лошадь, мы ее так выдрессировали, что она делала все, что бы мы ни приказывали, и для этого не нужны были ни кнут, ни шпоры. Она делала стойку перед курочками и зайцами, как собака. И вот однажды мы скакали ночью через кустарник, в котором протекал маленький ручеек. Конь замер, навострил уши. Тогда мы заметили, что это что-то означает, достали наш камень (который мы купили в Венеции и который прежде был деревом, но из-за того, что он долго пролежал в воде, превратился в камень, и его достоинство заключалось в том, что он давал ночью такой яркий свет, при котором можно было писать и читать), увидели в кустах трех зайцев рядышком и триста уток в ручье, убили из них семь и оставили их, так как мы не могли понять, не призраки ли это.

У нас был однажды испанский конь, который, как только он оказывался перед королем или королевой или кем-нибудь еще, принадлежащим к знатному роду, падал на колени и раскланивался перед ними, падая с одного колена на другое, а затем танцевал, не прекращая, свыше трех часов на площадке, шириной со стол, так что даже король Испанский послал к нам и приказал передать, что конь ему очень понравился, и мы должны его уступить. Когда мы отходили, на нашем пути оказалось озеро, которое замерзло. На льду его конь резвился больше двух часов, а затем помчался curito (В тексте, видимо, опечатка, должно быть cursito (лат.) ие останавливаясь (А. М.).), и ни разу даже не поскользнулся, и ко всему тому ни разу не упал на лед. Как только король узнал об этом, он захотел дать нам за него двух прекрасных жеребцов и 6000 двойных дукатов, но мы отклонили это, из-за чего он очень рассердился. Кроме нас на этом коне никто не мог скакать, и если бы ему всегда, прежде чем мы садились за стол, не надевали мешок с кормом на морду, он бы совсем опечалился и подумал, что мы на него обижаемся. In summa (В общем, в целом (лат.).) невозможно рассказать обо всех достоинствах этого коня, который выскакивал из воды, как охотничья собака.

Однажды на этом самом коне хотел поскакать наш слуга и немного пришпорил его, а так как он никого, кроме нас, не признавал, то он выбросил слугу из седла и сапог так, что сапоги и шпоры остались в стременах, а слуга сломал три ребра.

У нас был кузнец, который был так искусен, что мог подковать на всем скаку лошадей целого полка, ничем не. помешав их бегу.

У нас был конь, с которым мы попали в глубокое болото, и конь потерял все четыре подковы. Продвигаясь вперед, мы заметили это, снова вернулись к тому месту; конь был направлен так удачно, что в прыжке он попал на все четыре подковы, гвозди снова втянулись, и подковы встали на место. В тот же день мы проскакали еще восемь больших миль, а вечером у коня были на месте все гвозди18.

Франц Бернер19
(Из «Циммернской хроники», XVI в.)

Франц Бернер, рыцарь и благосклонный саксонец, рассказывает чудесные охотничьи истории, в которых много смешного для тех, кто их записывает. Однажды среди графов и дворян он серьезно рассказывал и даже очень уверял всех, что у него был как-то жеребец, такой быстрый, что он с ним проскочил через окно вниз в поилку для скота. Не удовлетворившись этим, жеребец снова прыгнул вверх от колодца и без особых трудов вместе с ним заскочил довольно высоко, чему надо верить так же, как Овидию в metamorphosi20.

Рейнграф Якоб21
(Из «Циммернской хроники», XVI в.)

1. Не могу не рассказать об утках, которых рейнский граф Якоб, каноник в Страсбурге, в молодые годы настрелял из лука в Голландии и засунул их шеями за пояс, так что был полностью обвешан ими. Таким образом он отправился к постоялому двору, но заблудился на плотинах, полных воды рвах и каналах, так что не знал, где выход. Не растерявшись, он перепрыгнул через все рвы, кроме одного, который оказался слишком широким. Тогда он взялся за половину пики и с ее помощью попытался перепрыгнуть через ров. Когда же он полез по пике, стоявшей вертикально в канале, то понял, что пика слишком коротка для прыжка; поэтому он поднялся в воздухе и перепрыгнул через себя. Он вытянул пику из тины и на добрых три локтя выше отправил пику дальше. После того как он отправился туда, ему с трудом удалось добраться до суши, однако вместе со всеми своими птицами он удачно перебрался на другую сторону.

2. Однажды он сказал, что во время крестьянской войны стояла такая жара, что как-то днем он снял свою кирасу, которая была такой горячей, что он сразу высыпал на нее сало и яйца и поджарил их в ней. <...>

Голова примерзла
(Из книги X. В. Кирххоффа «Средство от тоски», 1563—1603)

Я знал одного человека, который рассказывал, что однажды он видел, как зимой палач так быстро отрубил голову одному бедному человеку, что она осталась на обрубке и примерзла. После этого он привел его домой и посадил за стол. Но как только бедняга согрелся и пожелал высморкаться, он бросил голову к дверям комнаты и тотчас умер. <...>

  • 1. По изд.: Готфрид Август Бюргер, Рудольф Эрих Распе. Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и веселые приключения Барона фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей (пер. В.С.Вальдман, под ред. А.Н.Макарова). Л.: Наука, 1984
  • 2. Встречается у Я. Фрая и X. В. Кирххоффа («Средство от тоски», 1563—1603).
  • 3. Шванк о слепой свинье есть у И. Паули в книге «Смех и дело» (1522), у Кирххоффа, в пьесе «Винцентий Ладислав» (1594, акт 5, сц. 2), в «Путеводителе», о Распе и Бюргера. У Паули речь идет не о свинье, а о медведе.
  • 4. Шванк имеется у Кирххоффа, в «Винцентии Ладиславе» (акт 5, сц. 2), в «Путеводителе», у Распе и Бюргера.
  • 5. Шванк о вывернутом наизнанку волке имеется у Кирххоффа, в «Винцентии Ладиславе» (акт 5, сц. 2), в «Путеводителе», у Распе и Бюргера.
  • 6. Встречается у Кирххоффа. В книге Фрая «Общество в саду» значительно больше по объему. У Распе и Бюргера использован мотив подводного путешествия верхом.
  • 7. Шванк имеется у Кирххоффа, сходно интерпретируется в пьесе «Винцентии Ладислав» (акт 5, сц. 2), есть у Распе и Бюргера. Сходный сюжет путешествия по внутренностям (во рту у великана) имеется в книге Рабле о Гаргантюа и Пантагрюэле.
  • 8. Шванк встречается у Кирххоффа, в измененном виде в книге К. Р еитера «Шельмуфский», где герой говорит о том, что Венеция находится высоко в горах.
  • 9. Шванк есть у Кирххоффа, в пьесе «Винцентии Ладислав» (акт 5, сц. 2). В целом это типично сказочный сюжет (ср., напр., цикл русских сказок о Кащее Бессмертном).
  • 10. Шванк см. также в «Путеводителе», у Распе и Бюргера. Фрагмент есть у Г. Бебеля в «Фацетиях». (1508—1512, кн. III, 25).
  • 11. ...звали Мартин Брайт... — «В издании 1590 г. назван Мартином Флахом» (примеч. источника).
  • 12. Шванк встречается в пьесе «Винцентий Ладислав» (акт 5, сц. 1), у Бебеля («Фацетии», III, 25), в «Путеводителе», у Распе и Бюргера. О «Винцентий Лади- славе» см. ниже примеч. 13.
  • 13. .. . хотел вы нести хоругвь. .. — В оригинале слово fendlein, с которым и связано здесь слово Fahnrich (фенрик, фендрик).
  • 14. «Винцентий Ладислав» — пьеса Генриха Юлиуса Бра- уншвейг-Вольфенбюттельского (1564—1613), написанная в 1594 г., лучшее сочинение этого автора.
  • 15. Иоганн Банзер — «или Боузет, т. е. придворный шут герцога Сильвестра» (примеч. источника).
  • 16. Позднее этот сюжет возникает в переработанном виде только во втором издании текста Бюргера. См. наст, изд., с. 20.
  • 17. Ср. со шванком об олене с вишневым деревом во лбу в «Путеводителе», в изданиях Распе и Бюргера. См. наст, изд., с. 24, 146—147.
  • 18. См. примеч. 20 данного раздела. Ср. наст, изд., с. 42.
  • 19. Сюжет использован в «Путеводителе», у Распе и Бюргера. См. подробнее примеч. 20.
  • 20. ... чему надо верить так же, как Овидию в те- tamorphosi. — «Метаморфозы» — произведение Овидия (43 д.н.э. — 18 н.э.), представляющее собой поэтическое переложение античных, прежде всего древнегреческих, мифов.
  • 21. Шванк взят из «Циммернской хроники», позднее мотив использован только Бюргером в обоих изданиях его перевода-варианта. «Циммернская хроника» — история швабского графского рода фон Циммерн, угасшего в 1594 г. Авторами были граф Д. К. фон Циммерн (1519—1567) и его писарь Й. Мюллер (ум. ок. 1600). В хронику включено много шванков, которые и придали ей жизненность и известность, напечатана в 1869 г.