Бессмертный огородник

Название новеллы в оригинале — «Старец Чжан, выращивающий дыни, женится на образованной девушке».
Входит в первый сборник Фэн Мэнлуна «Повести древние и нашего времени» («Гу цзинь сяошо», «Слово ясное, мир наставляющее»)

 

В глуби неба тучи золотятся,
Солнце озаряет кабинет…
Не пушинки ли в воздухе резвятся,
Раскрывая сливы первоцвет?
Суетливо лезут в окна, в щели
(Утром капли на полу видны).
…До рассвета за окном скрипели
Ветви старой, высохшей сосны.

Это восемь строчек о снеге. Снегопад напоминает три вещи: соль, пух ивы и грушевый цвет. Как может снег напоминать соль? Вот строка Се Лин-юня1 о снеге:

Соляные кристаллы подбрось —
будто выпал снежок.

У господина Су Дун-по2 есть стихи на мотив «Речное божество»:

Дождевые струи до рассвета лились —
Из нефрита экран над землею повис.
Тяжело опустились к реке облака,
И над крышей трактира не видно флажка3.
Но согрею никак рук озябших своих
И, один, за стихом декламирую стих,
А совсем захмелел — и тебя увидал.
Подсластит ли печаль мне небесный кристалл?..
Я держу розовеющей сливы цветок,
Вспоминая о Тао4, смотрю на восток:
Этот древний поэт так на снег походил! —
Был достоин любви, да не каждому мил.

И вот как Се Дао-юнь сравнивает снег с пухом ивы: Что прекраснее пуха, взлетевшего с ивы?

У поэта Хуан Лу-чжи5 есть стихи на мотив «Иду по осоке».

Легкий пух, слетевший с ивы,
Скрыл цветы, что так красивы.
Тропы поутру пусты.
Розовеют тучки, проплывая
В высях бесконечной пустоты.
Задрожал в руке бокал,
Ветер слов поток прервал,
Я молчу и улыбаюсь.
Гор вокруг такая синева!
Целый день смотрю — и восхищаюсь…

Грушевому цвету уподобляла снег госпожа Ли И-ань6:

Лепестки цветущей груши
Рукавом смахнул прохожий.

У поэта Чао Шу-юня есть стихи на мотив «Линьцзянский бессмертный».

В небо всех соцветий переливы,
Пелена багряных облаков.
Уж не пух ли облетает с ивы?
Я иду и с груши ненароком
Смахиваю тучи лепестков.
Предо мною даль встает, ясна, —
Челн рыбацкий, дом и водоем…
Чашечка душистого вина,
Плащ из трав и шляпа из бамбука —
И, хмелен, шагаю над ручьем.

Итак, снег походит на три вещи, и три божества управляют им. Кто же эти трое? Это бессмертная с Гушэ, Чжоу Цюн-цзи и Дун Шуан-чэн. Чжоу Цюн-цзи — владыка города Лотосов. Дун Шуан-чэн хранит снег в кувшине из прозрачного стекла. Всего несколько снежинок лежат на дне кувшина. Всякий раз, как багровые облака плотно затянут небо, Дун Шуан-чэн золотыми палочками для еды бьет по кувшину, вытряхивает из него одну снежинку, и на землю падает благодатный снег толщиной в один чи.

Однажды бессмертные устроили на небе пир, на котором были и бессмертная с горы Гушэ7, и Дун Шуан-чэн. Они много пили и захмелели. Дун Шуан-чэн взяла золотые палочки и принялась стучать по своему кувшину, наигрывая песенку, которую как раз собирались запеть бессмертные, но случайно ударила слишком сильно, и кувшин разбился, а снег тотчас же высыпался весь до конца. Вот почему в тот год снег выпал непомерно обильный. Об этом есть стихи на мотив «Вспоминаю Яо-цзи».

Бессмертная с Гушэ
Пришла на пир в Цзыфу.
Разбила Шуан-чэн сосуд чудесный,
Осколки же его —
Нефрит и жемчуга —
Пораскидала в пустоте небесной.
Во тьме ночной, всецветные, видны,
Слились с лучом зари, с лучом луны.
Легли на землю
Яшмовые камни,
И ветки — как в оправе серебра.
А птицам не найти
Родимых гнезд —
Река во льду,
Заснежена гора.
Нахохлившись, сидят они под крышей,
Не надо барабаном их пугать.
Пусть ребятишки, вспомнив Юань Аня
Иль деву Се8, начнут стихи слагать.

Бессмертная с Гушэ — божество, управляющее снегом. Но есть еще дух снега — белый мул. Когда он стряхивает одну шерстинку, выпадает снег толщиной в один чжан. Хозяин мула — бессмертный Хун Яй, он держит белого мула в тыкве. Как-то раз он отправился на небо, на пир бессмертных, и там напился пьян. Пробка, которой была заткнута тыква, сидела не слишком крепко, белый мул выбил ее и сбежал. Когда он очутился на земле, среди людей, шерсть его облезла. Вот и получилось, что бессмертный Хун Яй ниспослал обильный снегопад, когда белый мул сбежал. Рассказывают также, что один чиновник ехал в снегопад на белом муле и вдруг превратился в божество и вместе со всей семьей вознесся на небо.

В годы «Путун»9, на шестом году правления лянского императора У-ди, зимою, в двенадцатый месяц года, некий советник по фамилии Вэй, а по имени Шу впал в немилость: он подал доклад, не одобрявший буддийскую веру, которой покровительствовал У-ди. Вэй Шу понизили в должности, назначив управляющим императорскими конюшнями.

Был он сердцем прям и честен,
Духом тверд и непреклонен,
Мысль лелеял об изгнанье всех злокозненных людишек,
Словом правды звал он небо снова к солнцу повернуться.

Ну, так вот этот самый сановник Вэй Шу получил новую должность — управляющего императорскими конюшнями. А конюшни находились на границе уезда Люхэ в области Чжэньчжоу. У императора У-ди был белый конь по прозвищу «Сверкающий нефритовый лев».

Точеный корпус,
Острые копыта,
До облаков взметает пыль дороги,
И хвост — сто тысяч нитей серебристых
Идет в упряжке
Или под седлом —
Одним прыжком взлетает над ущельем,
Дыханья не теряет сотни ли.
Как будто лев невиданный явился,
Байцзэ10 могучий в мир людей сошел.

Верхом на этом коне У-ди догонял буддийского проповедника Дхарму11. Он доскакал до границы нынешнего уезда Чанлу, но так и не догнал проповедника. В наказание конь был отправлен на содержание в императорские конюшни.

Однажды после большого снегопада, когда советник Вэй Шу только пробудился ото сна, явился с докладом конюх и сообщил:

— Случилась беда! Ночью из стойла исчез «Сверкающий нефритовый лев».

Советник Вэй очень испугался и тотчас вызвал надсмотрщика, чтобы посоветоваться, что делать. В это время из толпы конюхов вышел человек и сказал:

— Разыскать коня — дело нетрудное. На снегу остались следы, по следам мы легко узнаем, где он.

— Правильно! — воскликнул советник Вэй и тотчас послал вместе с этим конюхом несколько человек.

Посланцы прошли несколько ли, и петлявший след привел их к какому-то саду. Вот что они увидели:

Припудрены беседки,
Заметены террасы,
Склонились ветви к яшмовым перилам,
Что тянутся, как пояс серебристый.
С Тайху12 каким-то чудом занесенный —
Валун во льду, что тигр из соли;
Сосна и кипарис раскрыли ветки —
Взметнувшийся дракон из яшмы.
Деревья и цветы неразличимы,
Но из-под снега — сливы аромат…

Сад был обнесен бамбуковой изгородью. За оградой виднелось жилище.

— Конь наверняка в этом доме, — сказали конюхи и постучались в ворота.

На стук вышел старик. Конюхи почтительно поклонились и сказали:

— Прощенья просим, уважаемый господин. Вчера ночью, во время снегопада, из императорской конюшни убежал белый конь — тот самый, на котором ездил император У-ди. Кличка коня — «Сверкающий нефритовый лев». Мы пошли по следам и убедились, что они ведут прямо к этой бамбуковой изгороди, в ваш сад. Если вы, уважаемый господин, приютили у себя этого коня, мы доложим советнику, и он отблагодарит вас деньгами и вином. Выслушав их, старик сказал:

— Конь цел и невредим. Да вы проходите, садитесь — отведаете моего угощения, тогда и пойдете.

Когда все уселись, старик направился в глубь сада, запустил руки в снег и вытащил дыню. Глядя на нее, поистине можно было сказать:

Лист зеленый, нежный корешок,
В небо желтые цветки глядят.
Горечью их сладость рождена,
Нелегко добыт их аромат.

Листья и вьющиеся стебли дыни широко разостлались по снегу. Конюхи подумали: «Неужели он сам разводит эти дыни?»

Вид у дынь был совсем свежий. Старец взял нож, очистил дыню от корки и разрезал на куски. В нос гостям ударил удивительный аромат. Старик попотчевал конюхов, потом снова пошел в сад, вытащил из-под снега еще три дыни и сказал:

— Отдайте господину советнику и скажите, что эти дыни посылает ему Чжан.

Конюхи приняли подарок, потом старик вывел из сада белого коня и передал посланцам советника Вэя. Те поблагодарили хозяина и вернулись в императорские конюшни. Когда они доложили обо всем советнику Вою, тот сказал:

— Поразительно! Как могут в глубоком снегу расти такие сладкие дыни?!

Он тотчас позвал жену и дочь, разрезал дыни, и они полакомились всей семьей.

— Мы в долгу перед этим стариком, — сказала жена. — Он сберег и вернул коня, да еще и дыни прислал. Нужно подумать, как его отблагодарить.

Незаметно пролетели два месяца, наступила весна, дни стали ясные и светлые. Тут жена советника и говорит:

— Погода нынче солнечная, теплая — самое время поехать к почтенному Чжану и поблагодарить его за дыни и за то, что он сберег коня.

Советник Вэй распорядился собрать чаши и блюда, чайники с подогретым вином и разную снедь. Затем он позвал дочь и сказал:

— Сегодня я хочу поехать поблагодарить почтенного Чжана, а заодно и вы с матерью прогуляетесь немного.

Он приказал оседлать коня, женщины сели в паланкины, и все двинулись в путь. Когда прибыли к жилищу Чжана, советник послал к нему слугу — известить о гостях. Старик поспешил выйти из дома и приветствовал прибывших. Жена советника сказала:

— Несколько времени назад вам пришлось потревожиться из-за нашего коня. Господин советник приготовил угощение, чтобы поблагодарить вас за ваши труды.

Тут же расставили вино и закуски, чаши и блюда, пригласили хозяина сесть.

Старик долго отказывался, наконец взял скамеечку, поставил ее в некотором отдалении от стола и сел.

Когда все выпили по три чаши, жена советника спросила Чжана:

— Сколько лет изволите жить на свете, уважаемый господин?

— Да мне уже восемьдесят исполнилось, — ответил старик.

— А семья у вас большая? — снова спросила жена советника.

— Я совсем один, — ответил старик.

— Вам не мешало бы обзавестись супругою, чтобы она разделила ваше одиночество, — сказала жена советника.

— Да вот никак не найду себе по вкусу, — сказал на это старик.

— Вам, пожалуй, нужна женщина за семьдесят, — сказала жена советника.

— Нет, слишком стара, — ответил старик.

Для меня сотня лет промелькнет, будто миг.
Человек же и в семьдесят дряхлый старик.

— Ну тогда, скажем, лет шестидесяти, — продолжала жена советника.

— И эта стара, — ответил старик.

Как полмесяца пройдет — лунный свет бледнеет;
Как полжизни промелькнет — человек слабеет.

— Ну тогда, скажем, пятидесяти, — предложила жена советника.

— Старовата, — снова возразил старик.

Если в тридцать не известен,
Если в сорок не богат —
В пятьдесят уж думать поздно:
Жизни близится закат.

Жена советника рассердилась не на шутку. «Ну-ка, поддену его!» — подумала она, а вслух сказала:

А если тридцати?

— Тоже старовата, — стоял на своем старик.

— Ну, тогда сами назовите, какая супруга вам годится, — сказала жена советника.

Тут старик встал, указал пальцем на дочь советника, девицу лет восемнадцати, и промолвил:

— Если бы я получил в жены эту девушку, то был бы доволен.

Советник Вэй так и вскипел. Не желая больше ничего слушать, он приказал своим людям поколотить старика.

— Так не годится! — сказала жена советника. — Мы приехали поблагодарить хозяина — так можно ли его бить? Он уже в преклонных годах — не мудрено, если и глупость сболтнет. Не следует обращать на это внимание.

Они собрали свои чаши и блюда и уехали.

Сейчас мы поведем речь о почтенном Чжане. Три дня подряд он не открывал ворот своего дома. А надо вам знать, что в уездном городе Люхэ жили два торговца цветами. Одного звали Ван Третий, другого Чжао Четвертый. Взяли они свои большие тростниковые корзины и пришли к почтенному Чжану за цветами. Увидев, что ворота на запоре, они начали стучать и звать хозяина. Когда старый огородник вышел к ним, они заметили, что он кашляет, словно в чахотке, и тяжело дышит. Точь-в-точь, как в стихах на мотив «Гуляю ночью во дворце»:

Четыреста болезней у людей,
Любовная — всех прочих тяжелей:
Ни сердце не болит, ни голова,
А день за днем становишься бледней,
Вздыхаешь горько, бродишь средь цветов,
Луна взойдет — печаль еще сильней,
Немеет тело, кашель горло душит,
И сердцу с каждым днем в груди тесней.

Старик вышел из дому и хриплым голосом сказал:

— Вы уж меня извините, но что-то мне последние дни нездоровится. Если вам нужны цветы, нарвите сами.

Денег я с вас не возьму, зато осмелюсь затруднить вас одной просьбою: найдите мне двух свах. Если найдете, получите в награду двести монет да еще по чаше вина в придачу.

Торговцы нарвали цветов и ушли. Немного спустя они подыскали двух свах. Вот какие были свахи:

Цветистым словом пары сочетают,
Узорной речью связывают браки,
Павлину-одиночке Паву сыщут,
Помогут всем, чьи ночи сиротливы.
Во всех домах по многу раз бывают,
Во все дворы заглядывают часто.
Внимание окажут Вечной деве13,
Не обойдут Сидящего под ивой14.
Красавицу Нефритовую деву15
Они под белы руки подхватили
И к Золотому отроку16 сумели
На нежное свиданье привести.
Они б и фею-тучку соблазнили17
И совратили верную Ткачиху18.

Итак, нашли они двух свах и привели к старику.

— Я обеспокоил вас потому, что хочу жениться, — сказал Чжан. — Но, хоть я и вымолвил слово «жениться», а смотрю на вас и ума не приложу, как это дело устроить. Для начала даю вам по три ляна серебром. Если сумеете принести какой-нибудь ответ, получите еще по пяти лян. А если все закончится успешно — будьте спокойны, в накладе не останетесь.

Свахи Чжан и Ли спросили огородника:

— Объясните, почтенный, из какого дома прикажете сватать невесту?

— У советника Вэя, управляющего императорскими конюшнями, есть дочь восемнадцати лет. Прошу вас, пожалуйста, сходите к нему.

Свахи едва не расхохотались, но по три ляна серебром взяли и ушли. Пройдя полем с пол-ли, они подошли к холму. Тут сваха Ли переглянулась со свахою Чжан и сказала:

— Как же мы явимся к советнику Вэю с таким поручением?

— Ничего, не тревожься, — отвечала сваха Чжан. — Выпьем по чаше вина и, когда щеки разрумянятся, пройдемся разок-другой мимо ворот советника, а после вернемся к старику и скажем, что поговорить поговорили, но ответа еще не получили.

Не успела она закончить, как послышалось:

— Обождите, не ходите!

Они обернулись и увидели почтенного Чжана, который нагнал их и сказал:

— Я догадался, что вы хотите выпить по чаше вина, и, когда щеки у вас разрумянятся от хмеля, вы пройдете мимо дома советника Вэя, а потом скажете мне, что говорили с ним, но ответа пока не получили. Верно? Нет уж, если хотите что-нибудь сделать, так делайте честно и не откладывая, и непременно принесите мне ответ.

После таких речей почтенного Чжана свахам не оставалось ничего другого, как исполнять поручение. Когда они явились на конский двор, караульный конюх доложил о них советнику Вэю. Тот сказал:

— Пусть войдут.

Увидев свах Чжан и Ли, советник Вэй спросил:

— Вы что, с брачными предложениями?

Свахи ни слова, только захихикали в ответ.

— У меня есть взрослый сын, — продолжал советник Вэй, — ему двадцать два года. Сейчас его нет, он в свите полководца, Ван Сэн-бяня, отправился с ним в поход на север. Есть еще дочь. Ей восемнадцать лет. А как вы знаете, честные чиновники обыкновенно бедны, и мне не на что выдать дочь замуж — нет денег ни на свадьбу, ни на приданое.

Свахи только низко кланялись, сказать же ничего не смели.

— Не надо так много кланяться, — сказал советник Вэй. — Если у вас есть дело, говорите.

— Дело у нас есть, — вымолвила наконец сваха Чжан. — И не хотелось бы нам об этом говорить, да только мы получили шесть лянов серебром. А сказать страшно — боимся разгневать господина советника.

Советник Вэй осведомился, в чем состоит дело.

— Старый огородник, который выращивает дыни, — начала тогда сваха Чжан, — человек без роду и племени, прислал сегодня за нами, чтобы мы переговорили с господином советником насчет его дочери. Он даже уплатил нам вперед шесть лянов серебром. Вот они. — И она вынула из-за пазухи серебро и показала советнику.

— Если вы, господин советник, — закончила она, — соблаговолите нам помочь, тогда мы можем оставить эти деньги себе, если нет, должны их вернуть.

— Уж не спятил ли этот старик? — воскликнул советник. — Моей дочери едва исполнилось восемнадцать лет, рано говорить о свадьбе! Но как я могу помочь вам заработать эти шесть лянов?

— Старик только велел спросить вас и принести ему ответ, — сказала сваха Чжан. — И тогда эти шесть лянов наши.

Советник выслушал и сказал:

— Передайте старому невеже вот что: если хочет со мной породниться, пусть завтра же привезет свадебный подарок — сто тысяч связок монет, и к тому же в мелкой монете, без всякого пересчета на золото!

Он приказал подать вина, угостил свах и отпустил их. Много раз поклонившись в знак благодарности, свахи вышли и направились к дому Чжана. Еще издали они увидели старика, он вытягивал шею, словно гусь, который ищет ночлега.

Дождавшись, когда свахи приблизятся, старик сказал:

— Садитесь. Нелегкую задал я вам задачу.

Потом он вынул десять лянов серебром, положил их на стол и сказал:

— Славно вы постарались — теперь можно считать, что все улажено.

— Как так? — спросила одна из свах.

— Ведь тесть сказал, чтобы я приготовил сто тысяч связок монет в подарок на свадьбу, — ответил старик, — и чтобы все это были мелкие деньги. На этом условии мы можем породниться.

— Вы угадали! — воскликнули свахи в один голос. — Действительно, советник так и сказал! Но как вы, уважаемый господин, об этом догадались?

Старик принес вина, открыл кувшин, поставил его на стол и пригласил свах выпить. Когда они выпили чаши по четыре, он отвел их на чердак и, указывая пальцем, сказал:

— Вот, посмотрите.

Свахи посмотрели, широко раскрыв глаза, и увидели целую гору мелкой монеты, всего на сто тысяч связок.

— Вот глядите, — повторил старик. — Я припас деньги заранее.

Он велел свахам в тот же день отнести советнику ответ, а деньги обещал отправить следом. Свахи ушли. На дворе у огородника принялись готовить повозки. Явились несколько прислужников, все в красных рубахах, с цветами и серебряными заколками в волосах. Они впряглись в несколько больших повозок и повезли их к дому советника.

Вдруг что-то громыхнуло над равниной —
Как будто ринулся поток бурливый,
Земля качнулась, небо содрогнулось,
Сместились звезды, солнце закружилось.
В начальное мгновенье показалось,
Что это камни морем зашагали19,
Подумалось, не сяский ль это Ао20
Свои волочит лодки через сушу,
Иль на реке полно гусей крикливых,
Иль на лужке фазаны раскричались?..

Над повозками развевались флажки с надписью: «Подарки почтенного Чжана советнику Вэю». Прибыв к дому советника, прислужники выстроили повозки в два ряда и послали доложить о себе советнику Вэю. Когда советник вышел и увидел повозки с деньгами, он раскрыл рот от удивления и долго не мог опомниться.

Наконец он пригласил прибывших войти и, обратившись к жене, спросил, что делать дальше.

— Не надо было тебе требовать сто тысяч связок наличными! Как знать, что он еще придумает, этот старик? Если не породниться с ним, получится, что твоему слову нельзя верить. А если породниться, что же это будет? Дочь государственного чиновника вдруг выйдет замуж за безродного старика-огородника!

Так они и не смогли ничего решить.

— Позовем-ка дочь, — предложила тогда жена, — спросим ее, как нам быть.

Девушка вынула из-за пазухи вышитый кошель. Надо вам сказать, что до семи лет она не разговаривала и вдруг, однажды, произнесла целое четверостишие:

Дано ли людям волю Неба знать? —
Придется в Чу такое увидать.
Зола остывшая огнем взметнется,
Засохший тополь зацветет опять.

С того дня она могла не только говорить, но и сочинять стихи, и ее прозвали «Вэнь-нюй» — Образованная девочка. Тогда же она положила свои первые стихи в кошель и хранила их двенадцать лет. И вот теперь она показала стихи отцу и сказала:

— Хотя почтенный Чжан уже в преклонных летах, но боюсь, что такова воля Неба.

Видя, что дочь готова выйти за старика, и убедившись к тому же, что огородник в самом деле прислал сто тысяч связок монет, супруга советника заключила, что он, вне всякого сомнения, человек необычайный, и скрепя сердце согласилась.

Выбрали счастливый день, отпраздновали свадьбу.

Чжан был очень доволен. Поистине верно:

Под дождем благодатный и лотос увядший цветет,
И засохшее дерево снова встречает весну.

Когда же свадебные торжества были окончены, шатры свернуты и старик с молодой женою вернулся домой, советник Вэй запретил кому бы то ни было из своих домашних навещать Чжана.

В годы «Путун», на седьмом году, в шестой месяц лета, сын советника Вэя, по имени И-фан, хорошо сведущий и в гражданских, и в военных делах, возвращался в свой родной уезд Люхэ из северного похода, который проделал в свите Ван Сэн-бяня. В те дни стояла сильная жара. Посудите сами:

Спалила все драконья колесница21,
Не покидает сени леса птица,
Потрескалась земля, вода вскипает,
И никакой прохлады не струится.

До дому оставалось уже немного, как вдруг Вэй И-фан увидел в саду у дороги какую-то женщину. Она была одета в черную холщовую юбку, на ногах соломенные сандалии, волосы растрепались. Стоя у ворот, она продавала дыни.

Эти дыни

Зрели в западном саду, сочны и душисты,
Под палящими лучами освежают славно.
Отыщите уголок, где не видно мух,
И возьмите в руки дыню — ледяной сосуд,
Изумрудные цветы в золотом кольце:
Будто вас полдневный сон невзначай взбодрит…
Не было подобных дынь даже у Цинмэнь22,
Люди тоже в этот мир входят только раз.

После долгой дороги Вэй И-фану хотелось пить, и он подошел к воротам, чтобы утолить жажду дынею. Но когда он взглянул на женщину, то воскликнул невольно:

— Вэнь-нюй! Как ты здесь очутилась?

— Дорогой брат, — ответила женщина, — отец выдал меня замуж.

— Я еще по пути слышал, — сказал Вэй И-фан, — будто отец за сто тысяч связок монет продал тебя торговцу дынями, некоему Чжану. Но как это случилось?

Вэнь-нюй рассказала ему обо всем, ничего не упуская, от начала до конца.

— Я хочу немедля увидеться с твоим мужем. Это возможно? — спросил Вэй И-фан.

— Если брат хочет увидеться с почтенным Чжаном, — отвечала Вэнь-нюй, — придется немного подождать. Сперва я доложу об этом почтенному Чжану, потом уже вы познакомитесь.

Она повернулась и с достоинством направилась в дом, чтобы сообщить почтенному Чжану о желании брата. Спустя недолго она вышла снова и сказала так:

— Почтенный Чжан говорит, что ты от природы горяч, как огонь, и буен, как вихрь. Он не хотел бы с тобой встречаться, но если ты настаиваешь, он согласен. Только все дурное выбрось из головы!

С этими словами Вэнь-нюй ввела И-фана в дом. Старик вышел, потирая поясницу. Едва завидев его, Вэй И-фан воскликнул:

— Нет, это невыносимо! Подумать только, мою младшую сестру отдали за какие-то сто тысяч связок монет! Не иначе, как ты колдун!

Миг — и он выхватил свой драгоценный меч, замахнулся и ударил почтенного Чжана в лоб. Но тут же он увидел, что от меча осталась одна рукоять — клинок разлетелся на куски.

— Как жаль! — промолвил почтенный Чжан. — Одним небожителем будет меньше.

— Я же просила тебя не затевать ничего дурного! — говорила Вэнь-нюй, выталкивая брата вон. — Как ты посмел ударить мечом почтенного Чжана!

Вэй И-фан вернулся домой и, едва только поклонился отцу и матери, первым делом спросил, почему они выдали Вэнь-нюй замуж за Чжана.

— Этот старик — необычайный человек, — отвечал советник Вэй.

— Вот и мне так же показалось, — сказал Вэй И-фан. — Мой меч сломался, не причинив ему никакого вреда.

На другое утро Вэй И-фан встал, умылся, подпоясался старательно и обратился к отцу и матери с такими словами:

— Я решил непременно вернуть сестру домой. Если мне это не удастся, я и сам больше не вернусь и никогда больше вас не увижу, дорогие родители.

Затем он попрощался и в сопровождении двух слуг отправился к дому Чжана. Но там они увидали только большой пустырь — никаких следов жилья, заброшенное, одичавшее место. Вэй И-фан стал расспрашивать тамошних обитателей, и ему сказали:

— Действительно, жил здесь некий Чжан и выращивал свои дыни. Прожил он здесь больше двадцати лет, но минувшею ночью разразилась страшная буря с ужасным ливнем, и он исчез. Куда делся — не знаем.

Вэй И-фан был поражен. Подняв голову, он вдруг заметил, что на одном дереве частью снята кора и на стволе написано следующее четверостишье:

Унесен волшебный короб с мужем и женой,
С садом дынь благоуханных, хижиной простой…
Коль меня искать захочешь — в мире не найдешь:
В Персиковое селенье муж вознесся мой.

Прочитав это послание, Вэй И-фан приказал слугам обыскать и разведать все кругом. Вернувшись, слуги доложили:

— Почтенный Чжан верхом на хромом осле и госпожа на другом осле, тоже хромоногом, захватили с собой две корзины и две сумы и отправились по дороге на Чжэньчжоу.

Вэй И-фан со слугами поспешили по той же дороге. Кто бы им ни встречался, все твердили одно:

— Да, видели старика верхом на хромом осле и молодую женщину, тоже на осле. Женщина ехать не хотела. Она плакала и просила старика позволить ей вернуться и проститься с родителями. Но у старика был посох в руках, и он все время бил женщину и заставлял ехать дальше. Бедняжка! На нее нельзя было смотреть без жалости!

Вэй И-фан слушал, и в душе его родились два гнева: один начинался в пятках и проник до сердца, другой никак не удалось сдержать, и он поднялся ввысь на три тысячи чжанов. Не отпуская слуг, Вэй И-фан снова пустился в погоню по извилистым тропам. Проделав несколько десятков ли и так и не догнавши беглецов, они вышли к переправе Гуачжоу. Тут им сообщили, что старик перебрался за реку. Вэй И-фан просил перевозчика переправить и их. Они направились прямиком к подножью горы Маошань. В ответ на их расспросы местные люди говорили, что двое путников поднялись на гору. Вэй И-фан приказал слугам взять дорожные пожитки и расположиться на постоялом дворе, а сам поспешил на гору. Но разве легко дойти до Обители радостных дней?! Пройдя полдня, увидишь лишь поток, преграждающий дорогу:

Глубока вода студеная,
И чиста волна журчащая,
Как сосуд из льда, прозрачная,
Брызги пены — хлопья снежные.
Берега под ивой спрятаны,
Смертным не дано увидеть их.

Выйдя на берег, Вэй И-фан подумал: «Сколько времени я за ними гонюсь, но так и не смог их настигнуть. Как же я посмею показаться на глаза отцу и матери без сестры? Уж лучше броситься в воду и здесь погибнуть».

Он стоял, оглядываясь в нерешительности, и вдруг заметил, что близ каменной стены, с которой обрушивается водопад, на поверхности плавает несколько цветков. «Сейчас только шестой месяц, — подумал Вэй И-фан, — откуда же взялись цветы персика? Уж не здесь ли поблизости жилище моего шурина, почтенного Чжана?» Тут он услыхал звуки песенки, доносившиеся с противоположного берега. Приглядевшись, он увидел пастушка верхом на хромом осле; пастушок играл на флейте. Послушайте, как это было:

Густая тень укрыла старый брод.
Там пастушок какой-то увлеченно
Тоскливую мелодию поет
О грусти и печали разлученных.

Пастушок подъехал к воде и крикнул:

— Эй, путник! Ваше имя не Вэй И-фан?

— Именно так, — отвечал Вэй И-фан.

— Бессмертный Чжан послал меня помочь вам перебраться через ручей, — сказал пастушок.

Он направил хромого осла к другому берегу и предложил Вэй И-фану сесть верхом и переправиться. Пастушок показывал дорогу, и вскоре они прибыли в селение. Оно изображено в стихах на мотив «Линьцзянский бессмертный»:

Смех у всех в селенье тут,
Хижины простые.
В лето сеют, в осень жнут,
А снега все заметут —
Дома спят, хмельные.
Тополиный пух весны
Плавает в тиши.
Все здесь радости полны,
Им смешны и не нужны
Ни чины, ни барыши.

Когда подъехали к воротам, пастушок ушел в дом; из сада появились два прислужника в красных одеждах. Приветствуя Вэй И-фана, они сказали:

— Бессмертный Чжан занят делами и не мог встретить вас сам. Поэтому он приказал нам выйти навстречу.

Они провели гостя в беседку. На табличке у входа значилось: «Беседка бирюзового бамбука». Вот как о ней сказано в стихах:

Роща высоченного бамбука,
Буйный лес беседку окружают,
Их массив скрывает гор вершины,
Под листвою лестницы не видно.
Тихая беседка в легкой дымке,
Журавли курлычат,
Облака окутали долину,
Обезьяны плачут…23

На столе было вино и чаши. Вокруг беседки виднелись раскидистые персиковые и абрикосовые деревья, росли необычайные травы и удивительные цветы. Прислужники в красных одеждах принялись есть и пить вместе с И-фаном. И-фан все хотел спросить, что за человек этот Чжан, но прислужники в красном беспрерывно потчевали его вином, и ему так и не удалось ничего узнать. Когда же угощение подошло к концу, прислужники в красном распрощались и удалились; попросивши Вэй И-фана немного подождать в Беседке бирюзового бамбука. Вэй И-фан ждал довольно долго; никто не показывался, и он спустился из беседки и двинулся наугад. Вскоре за цветами и деревьями он увидел дворец; оттуда доносились голоса. Вэй И-фан проделал дырочку в красном резном переплете, и вот что он увидел:

Пурпур перил и ступеней нефрит,
Стен многоцветье, величие залы.
Ширмы раскрыты, завесы раздвинуты,
Башенки парные вверх подымаются,
Буйно кустятся священные линчжи,
Всюду летают луани и фениксы,
Рядом стоят у бесценного дерева
Белый олень с обезьяною черною24.
В облаке благословенных курений —
С девой Нефритовой отрок Златой.

Он увидел почтенного Чжана в пышном головном уборе, в туфлях, с мечом у пояса, с нефритовой дощечкой в руках; наряд его был подобен княжескому. Почтенный Чжан восседал на возвышении. По обеим сторонам возвышения выстроились прислужники в красном — не то духи, не то черти. Перед возвышением и позади него стояли духи в железных кандалах. Про одного, — в лиловом халате, опоясанном золотым поясом, — доложили, что он был хранителем областного города25 и не сумел распорядиться должным образом, когда на окраине города появились тигры и волки. Про второго, — в шлеме и в кольчуге, — доложили, что он был горным божеством в одном уезде и что его подчиненные не принимали никаких мер, когда тигры и волки нападали на людей. Почтенный Чжан назначил каждому из них соответствующее наказание. Вэй И-фан, наблюдавший за всем этим, воскликнул невольно:

— Поразительно! Поразительно!

Чиновники, стоявшие у возвышения, услышали и послали в сад двух силачей в желтых повязках; те схватили Вэй И-фана, привели его и бросили перед возвышением. Чиновники доложили, что он выведал тайны Неба, знать каковые ему не подобает, а посему безусловно виновен. Вэй И-фан стал отбивать земные поклоны и каяться в преступлении. Бессмертный Чжан хотел что-то промолвить, как вдруг из-за ширмы появилась женщина в головном уборе из перьев феникса, в накидке цвета утренней зари, в шитых жемчугом туфлях и в длинной юбке. Это была не кто иная, как Вэнь-нюй, сестра И-фана. Опустившись на колени, она обратилась к почтенному Чжану:

— Разрешите мне напомнить, почтенный бессмертный, что перед вами — мой родной брат. Может быть, вы найдете возможным умерить свой гнев.

Почтенный Чжан отвечал:

— Вэй И-фан, ты мог бы тоже удостоиться бессмертия, не ударь ты меня тогда мечом. Я принял в рассуждение наше свойство и не почел твой проступок за вину. Но сегодня ты выведал, где находятся наши дворцы, и можешь разгласить тайны Неба. Только ради твоей сестры я дарую тебе жизнь. И еще дарю сто тысяч связок монет. Эти деньги ты получишь, когда представишь шапку, которую я сейчас тебе дам.

Почтенный Чжан встал и с достоинством удалился в другие покои. Немного погодя он вышел и вынес старую шапку из рогожи. Отдав шапку Вэй И-фану, он наказал ему отправляться в Янчжоу, отыскать у моста Кайминцяо господина Шэня, торговца лекарственными травами, и показать ему эту шапку.

— У бессмертных и смертных разные пути, — сказал Чжан. — Тебе нельзя здесь задерживаться.

И он велел пастушку, игравшему на флейте, посадить Вэя на хромого осла и вывезти его из селения. Когда они подъехали к берегу ручья, пастушок внезапно так толкнул Вэя, что тот кубарем скатился с осла. Когда Вэй опомнился, он увидел, что сидит на берегу потока. Он пошарил за пазухой и нащупал шапку. Вэй не знал, во сне ли ему все это привиделось или случилось на самом деле. Впрочем, ничего не оставалось, как спуститься с горы. С рогожной шапкою в руках он вернулся на постоялый двор, где накануне оставил вещи, и стал разыскивать своих слуг, однако их нигде не было. Наконец вышел хозяин и сказал:

— Двадцать лет назад чиновник по фамилии Вэй оставил здесь вещи, а сам отправился на гору Маошань и пропал. Двое его слуг не дождались хозяина и вернулись домой. Сегодня как раз двадцать лет с того дня, как он исчез: ведь сейчас идут годы «Дае»26, а именно — второй год правления суйского императора Ян-ди.

«Мне казалось, что все это было только вчера, а оказывается, целых двадцать лет прошло! — подумал Вэй И-фан. — Вернусь-ка я в уезд Люхэ, в управление императорскими конюшнями, и разыщу своих родителей».

И он простился с хозяином постоялого двора. Добравшись до Люхэ, он стал расспрашивать о своих родителях, однако все в один голос говорили, что двадцать лет назад в управлении императорских конюшен действительно служил советник Вэй, но однажды вся его семья — целых тринадцать человек — вознеслась на небо. И показывали Беседку, выстроенную в память об этом событии, которая сохранилась до сих пор. Шел слух, что был в семье еще молодой господин, но он уехал и более не возвращался.

Выслушав все это, Вэй И-фан поднял лицо к небу и громко зарыдал. Двадцать лет пролетели для него единым днем, нет уже ни отца, ни матери, он остался один как перст, и негде ему приклонить голову. Он не знал, как жить дальше, и отправился к почтенному Шэню, чтобы получить у него сто тысяч связок монет.

Расставшись с уездом Люхэ, он после длительного путешествия прибыл в Янчжоу и разыскал мост Кайминцяо. Подле моста действительно оказалась лавка, в которой торговал лекарственными травами почтенный Шэнь. Подойдя к лавке, Вэй И-фан увидел старика:

Весь какой-то он был удивительный,
Необычно и странно одет.
Борода серебрилась, как лезвие,
Сбились в клочья и спутались волосы,
Плечи выгнуты, словно у коршуна,
Или линией павшей звезды.
Как журавль, был он сухонький, сморщенный,
Будто Лао-цзы в облике варвара27,
Или старец, от Циней укрывшийся28,
Иль Люй Шан, что удил на Паньци29.

Обращаясь к старику, Вэй И-фан сказал:

— Разрешите приветствовать вас, почтенный господин. По-видимому, это лавка лекарственных растений почтенного Шэня?

— Совершенно правильно, — отвечал старик.

Вэй И-фан пристально посмотрел на шкафы с лекарствами. Поистине:

Четыре шкафа: три пусты,
В последнем разгулялся ветер.

«Где уж тут получить сто тысяч связок монет!» — подумал Вэй И-фан и попросил у старика мяты на несколько цяней.

— Мята у меня славная, — сказал старик. — В «Бянь-цао» говорится, что мята охлаждает голову и просветляет взор. На сколько цяней вы просите?

— На три, — сказал Вэй И-фан.

— К великому сожалению, мяты у меня очень мало, — сказал старик.

— Ну дайте немного байяоцзяня, — попросил Вэй И-фан.

— Байяоцзянь уменьшает крепость вина, — объяснил старик, — а также избавляет от сухости в горле. Сколько вам нужно?

— На три цяня, — сказал Вэй И-фан.

— Вот беда, все распродано! — ответил старик.

— Ну тогда дайте солодкового корня, — попросил Вэй И-фан.

— Солодковый корень по природе своей безвреден, — объявил старик. — Его можно принимать во всех случаях. Он растворяет всякие яды: и растительные, добытые из трав и деревьев, и прочие, полученные из золота и из камней. У нас его зовут «мудрейшим корнем». Сколько вы просите?

— Дайте на пять цяней.

— Должен вам признаться, господин чиновник, — сказал старик, — что сейчас у меня и солодкового корня почти не осталось.

— Да я не за лекарством к вам пришел, — сказал тогда Вэй И-фан, — а с поручением от одного человека — от почтенного Чжана, который разводит дыни.

— Ну, если от почтенного Чжана, тогда дело другое, — сказал почтенный Шэнь. — Что же он просил меня сделать?

— Он сказал, чтобы я обратился к вам и чтобы вы дали мне сто тысяч связок монет, — сказал Вэй И-фан.

— Деньги-то есть, — ответил Шэнь. — Но чем вы можете подтвердить его поручение?

Вэй И-фан пошарил за пазухой и вынул шапку из рогожи. Шэнь повернулся к занавеске из темной ткани и кликнул жену. Занавеска откинулась, вышла девушка лет семнадцати или восемнадцати и спросила:

— Вы меня звали, уважаемый супруг?

Вэй И-фан подумал: «Он совсем как почтенный Чжан, тоже женился на молоденькой».

Почтенный Шэнь велел жене осмотреть шапку.

— Позавчера почтенный Чжан проезжал на хромом осле мимо нашего дома, — сказала девушка. — У него как раз порвалась рогожная шапка, он велел мне зачинить ее. Черных ниток под рукою не случилось, и я зачинила дыру на макушке красными.

Она вывернула шапку, осмотрела и увидела, что макушка в самом деле зачинена красными нитками.

После этого почтенный Шэнь сразу же провел Вэй И-фана в дом и выдал ему сто тысяч связок монет. Получив деньги, Вэй И-фан пожертвовал их на ремонт мостов и строительство дорог, остаток же роздал беднякам.

Как-то раз, проходя мимо винной лавки, Вэй И-фан заметил подростка верхом на осле. Это был тот самый пастушок, который когда-то перевез его через ручей. Обратившись к нему, И-фан спросил:

— А где почтенный Чжан?

— В кабачке, — ответил подросток. — Пьет вино с почтенным Шэнем.

Вэй И-фан вошел, поднялся наверх и увидел почтенных Шэня и Чжана, друг против друга. Вэй И-фан поклонился им.

— Я — старший бессмертный из Чансина, — сказал почтенный Чжан. — Вэнь-нюй — Нефритовая дева, небожительница. Ее обуяло желание спуститься на землю, но Верховный владыка встревожился, как бы кто из смертных ее не осквернил, и потому приказал мне вернуть ее на небо. Ты, Вэй И-фан, тоже мог бы стать бессмертным, но ты слишком жесток. Единственное, что я могу для тебя сделать, — это дать тебе земли в Янчжоу.

С этими словами он подал знак рукой. Появились два священных журавля, почтенные Шэнь и Чжан сели каждый на белого журавля и исчезли в вышине. А с неба слетел лист бумаги. Вэй И-фан развернул лист и увидел восемь строчек стихов:

Чансин покинул двадцать лет тому.
Я дыни разводил весь срок земной,
На ум но приходило никому,
Что перед ним — святой в пыли мирской.
Сестра твоя на Небо вознеслась,
Тебе же — в управленье округ дан.
На башне Журавлиной30 воцарясь,
Обозревай прекрасный свой Вэйян.
  • 1. Се Лин-юнь (385—433) — известный поэт, прославившийся пейзажной лирикой.
  • 2. Су Дун-по (1037—1101) — великий поэт Сунской эпохи.
  • 3. …и над крышей трактира не видно флажка. — В прежние времена над питейным заведением хозяин обычно вывешивал флажок с надписью «вино» или «винная лавка».
  • 4. …вспоминая о Тао… — Тао Юань-мин (365—427) — великий поэт эпохи Цзинь. Презрев блага императорской службы, удалился в деревню, где жил скудно и честно, ценя превыше всего независимость и свободу.
  • 5. Хуан Лу-чжи, или Хуан Тин-цзянь (1045—1105) — известный поэт эпохи Сун.
  • 6. Ли И-ань — известная поэтесса Ли Цин-чжао (1084—1155). См. «Строфы из граненой яшмы», «Художественная литература», М. 1970.
  • 7. Гушэ (Легушэ) — гора, известная по преданиям глубокой древности. В древней книге «Ле-цзы» есть запись: «Гора Легушэ находится среди моря, рек и потоков. На горе живут люди-духи. Они вдыхают ветер, пьют росу и не питаются злаками. Душа их подобна воде в источнике, они красивы, как девушки (глава «Хуан-ди»).
  • 8. …вспомнив Юань Аня // Иль деву Се, начнут стихи слагать. — Юань Ань жил при династии Поздняя Хань (25—220 гг.). Во время снегопада в Лояне, что в тех краях большая редкость, его замело снегом, и он замерз. Под именем девы Се имеется в виду поэтесса Се Дао-юнь. Однажды, когда Се Дао-юнь была еще ребенком, отец попросил ее придумать для снега поэтическое сравнение, и Се Дао-юнь сравнила снег с ивовым пухом; слух об этом прославил ее поэтическое дарование… Китайские поэты, по традиции, нередко прибегали к историческим параллелям и намекам. В стихах о снегопаде считалось уместным упомянуть имена этих людей, чьи судьбы были связаны со снегом.
  • 9. «Путун» (520—527) — девиз правления императора Лянской династии У-ди.
  • 10. Байцзэ — сказочный зверь, который был необычайно умен и умел говорить по-человечьи.
  • 11. …У-ди догонял буддийского проповедника Дхарму. — Дхарма, или Бодхидхарма — сын индийского раджи. Прибыл в Китай морем в 520 г. (по другим сведениям, в 527 г.). Император У-ди уговаривал Дхарму остановиться в его владениях, но тот предпочел уехать в царство Северная Вэй.
  • 12. Тайху (Великое озеро) — одно из крупнейших озер Китая; расположено южнее Янцзыцзяна, между городами Нанкин и Шанхай.
  • 13. Внимание окажут Вечной деве… — Вечная дева — Ма Гу, по преданию, жила при династии Поздняя Хань, на горе Гуюй, всегда сохраняя облик девушки.
  • 14. Не обойдут Сидящего под ивой… — Сидящий под ивой — прозвище человека, жившего в царстве Лу в VI в. до н. э., который прославился высокой нравственностью. О его целомудрии упоминали даже философы Конфуций и Мэн-цзы.
  • 15. …Нефритовую деву… — Нефритовыми девами называли прислужниц небожителей.
  • 16. Золотому отроку… — Золотой отрок, по преданию, прислуживал бессмертным, воскуряя благовония.
  • 17. …и фею-тучку соблазнили… — Намек на фею с горы Ушань.
  • 18. И совратили б верную Ткачиху. — Ткачиха — возлюбленная Пастуха. (См. коммент. 103).
  • 19. …камни морем зашагали… — Старинное предание гласит, что император Цинь Ши-хуанди захотел построить каменный мост через море, чтобы увидеть, где восходит солнце. По велению кудесника камни сами катились в море, а кудесник погонял их бичом, и на камнях выступала человеческая кровь. Так в повести иносказательно обличается жестокость и деспотизм императоров.
  • 20. …не сяский ль это Ао // Свои волочит лодки через сушу? — По преданию, Ао жил при легендарной династии Ся (XXII—XVIII вв. до н. э.) и славился необыкновенной силой, которая была так велика, что он мог по суше таскать лодки.
  • 21. Спалила все драконья колесница. — По преданию, солнце двигалось по небу на колеснице, в которую были впряжены шесть драконов.
  • 22. Не было подобных дынь даже у Цинмэнь. — Имеются в виду ворота Цинмэнь в столице Чанъань, возле которых с древности выращивались лучшие в Китае дыни.
  • 23. Обезьяны плачут… — Жалобные, печальные крики, которые издают обезьяны на заходе солнца, — излюбленный в китайской поэзии образ глуши, дикого уединенного места, тоски и грусти.
  • 24. Белый олень с обезьяною черною… — редкие животные; согласно легендам, прислуживали даосским небожителям.
  • 25. …хранителем областного города. — В Китае верили, что каждый город имеет своего собственного бога-хранителя.
  • 26. «Дае» (605—617) — девиз правления Ян-ди, императора династии Суй (581—618).
  • 27. Лао-цзы в облике варвара… — Согласно преданию, основатель философского даосизма Лао-цзы, впоследствии обожествленный, покинул Китай и уехал на запад проповедовать свое учение другим народам. Позднее возникла легенда, что на западе Лао-цзы стал Буддой — то есть иноземцем для китайцев, которого они, как и всех чужестранцев, называли варваром.
  • 28. …старец, от Циней укрывшийся. — Намек на одного из четырех старцев, укрывшихся на горе Шан во время смуты в конце династии Цинь (221—207 гг. до н. э.).
  • 29. …Люй Шан, что удил на Паньци. — Люй Шан (XI в. до н. э.) в старости проводил досуг за рыбной ловлей на реке Паньци, где его встретил чжоуский князь Вэнь-ван, выехавший на охоту. Впоследствии один из ближайших советников Вэнь-вана.
  • 30. На башне Журавлиной… — Журавлиная башня — пагода в городе Янчжоу, построенная в сунские времена.
(На сенсорных экранах страницы можно листать)