Глава 17. Гамельнский крысолов
В 1284 году городок Гамельн заполонили крысы. Люди не могли найти спасения от них в своих домах, крысы не давали им покоя ни днем ни ночью.
Они истребили собак и котов,
Едва в колыбелях детей не убили,
Съедали на полках запасы сыров
И все, что хозяйки на ужин варили.
В бочонки с соленою рыбой пробрались
И гнезда устроили в праздничных шляпах.
И женщин беседы теперь заглушали
Их писк и шуршанье бесчисленных лапок.
Однажды в городок пришел человек в причудливой разноцветной одежде. Никто не знал, кто он и откуда. Он объявил себя ловцом крыс и предложил за некоторую сумму избавить жителей от вредных грызунов. Горожане согласились на его условия. Тогда человек достал дудочку и начал играть.
Не успел он сыграть и трех нот, как послышался такой шум, будто двигалась целая армия. Вон из города бросились крысы: огромные и мелкие, тощие и толстые, бурые, черные, серые и рыжие, старые и молодые. Вздернув хвосты и топорща усы, они последовали за музыкантом. Играя на дудочке, он повел их по улицам к реке Везер, в которой они все и утонули.
Как только горожане избавились от своих мучителей, они тут же начали жалеть о договоре с музыкантом и, под предлогом того, что он колдун, отказались заплатить назначенную сумму. Музыкант пришел в ярость и поклялся отомстить неблагодарным. 26 июня, в День святых Иоанна и Павла, этот загадочный человек снова появился в городке Гамельн.
Он опять прошел по улицам, играя на своей дудочке. И едва он извлек из нее три ноты, такие прекрасные и нежные, какие еще никогда не звучали, как послышался топот маленьких ножек и стук деревянных башмачков. Отовсюду к нему сбегались дети, подобно птицам, что во время сева слетаются на поля. Галдя, смеясь и хлопая в ладоши, они последовали за чудесной музыкой.
Человек, играющий на дудочке, продолжал идти по улице, а за ним толпой бежали дети. Пораженные жители Гамельна стояли, не зная, что делать и что может случиться в результате этой таинственной игры.
Меж тем музыкант привел детей к горе, возвышающейся над рекой Везер. Когда они подошли совсем близко, в горе открылись чудесные врата, куда, продолжая играть на дудочке, вошел этот странный человек. Дети последовали за ним, и как только все они оказались внутри, двери быстро захлопнулись.
О нет, не все! Двое остались снаружи: один из них был слепым, а другой немым. Немой ребенок заметил место, где исчезли остальные дети, а слепой мальчик рассказал, что он почувствовал, когда услышал игру музыканта. По другой версии, паренек был хромым и оказался единственным, кто остался снаружи. Он жалел об этом всю жизнь, и печаль никогда не покидала его. Вот что он рассказывал об этом:
В городе нашем стало мне скучно,
С тех пор как товарищи мои исчезли,
Я не могу забыть то, чего лишился,
Тех прекрасных мест, что они увидели,
Которые музыкант обещал также мне.
Он сказал, что ведет в страну радости,
Совсем рядом, в двух шагах от города.
Там много ручьев и фруктовых садов,
Прекрасные цветы растут круглый год,
Все кажется в ней необычным и новым:
Воробьи там раскрашены ярче петухов,
А собаки обгоняют быстроногих оленей,
Пчелы не кусают, ведь у них нет жала,
А лошади имеют крылья, подобно орлам.
Он уверял меня, что хромота пройдет.
Но музыка смолкла, и я остановился.
Тут я увидел, что у подножия горы
Я остался один, вопреки желанию,
Чтобы снова хромать, как и раньше,
И никогда уже не найти ту страну.
Исчезнувших детей было сто тридцать. Их родители бросились к восточным воротам. Но когда они достигли горы, которая называлась Коппенберг и в которой исчезли их чада, они обнаружили только небольшую расщелину, куда каким-то образом вошли чародей и его спутники.
Улица, по которой прошел музыкант, называется Bungen-Strasse, потому что на ней нельзя играть на барабанах ( Bunge), да и вообще там не должна звучать музыка. Когда по ней проходит свадебная процессия, музыканты умолкают, пока она не покинет эту улицу. На горе Коппенберг два поросших мхом креста отмечают место, где исчезли дети. На стене одного из городских домов золотыми буквами сделана надпись о том, что 26 июня 1284 года, в День Иоанна и Павла, музыкант увел 130 детей из Гамельна и забрал их с собой внутрь горы Коппен. Надписи об этом событии также встречаются на стене ратуши и на воротах города.
Глубокое впечатление от произошедшего сохранялось в течение долгого времени, и город даже датировал свои общественные документы, начиная со дня этой трагедии.
Похожие истории рассказывают и в других местах. Некий человек со скрипкой пришел когда-то в Бранденбург и, играя на ней, прошел через город. Все дети последовали за ним. Он привел их к горе Мариенберг, которая открылась и впустила его и его спутников, а потом опять закрылась, не оставив никого снаружи. Однажды поля в окрестностях города Лорха подверглись нашествию муравьев. Епископ Вормса организовал шествие и молился об избавлении людей от этой напасти. Когда процессия достигла озера Лорх, навстречу ей вышел отшельник и предложил избавить людей от муравьев, если крестьяне возведут в этом месте часовню, потратив на это дело сто гульденов. Когда они согласились, он достал свирель и заиграл на ней. Все насекомые сползлись к нему, он повел их к воде, в которую погрузился и сам. Затем он потребовал заплатить ему деньги, но люди отказались. Тогда он снова заиграл на своей свирели, и к нему сбежались все свиньи в округе. Он повел их к озеру, в котором и скрылся вместе с ними.
В следующем году туча сверчков поедала траву, и люди были в отчаянии. Вновь они организовали шествие. Процессия столкнулась с угольщиком, который предложил избавить людей от насекомых, если они потратят пятьсот гульденов на часовню. Затем он заиграл на свирели, и сверчки последовали за ним в воду. И вновь люди отказались заплатить ему оговоренную сумму. Тогда он своей игрой на свирели заманил в озеро всех их овец. На третий год случилось нашествие крыс. На этот раз старичок горец предложил освободить землю от вредителей за тысячу гульденов. Он завел их при помощи игры на свирели в Танненберг, и вновь крестьяне не развязали свои кошельки. Тогда старичок увел всех их детей.
В горах Гарца однажды появился странный музыкант с волынкой. Каждый раз, когда он начинал играть мелодию, умирала какая-нибудь девушка. Таким образом он убил пятьдесят дев и исчез с их душами.
Удивительно, что похожая история существует в Абиссинии. Ее рассказывает Харрисон в своей работе «Эфиопское нагорье». Хаджиуи Маджуи являются злыми демонами, которые играют на дудках. Они разъезжают верхом на козлах по деревням и при помощи своей музыки, которой невозможно сопротивляться, уводят детей, чтобы убить их.
Считается, что в германской мифологии душа имела некоторое сходство с мышью. В Тюрингии в Сальфельде девочка-служанка заснула в то время, как ее приятели лущили орехи. Они увидели маленькую рыжую мышку, которая выползла у нее изо рта и бросилась к окну. Один из слуг начал трясти девочку, но не смог разбудить ее. Тогда он перенес ее на другое место. В это время на прежнее место вернулась мышка и бросилась искать девочку. Не найдя ее, она исчезла, и в то же мгновение маленькая служанка умерла.
На легенду о музыканте, играющем на дудочке, похожа история, ставшая известной благодаря стихотворению Гёте «Лесной царь».
Поздней ночью по лесу скачет всадник и везет своего сына, завернутого в плащ. Малыш слышит призыв лесного царя, который обещает ему чудеса страны эльфов, где его дочери танцуют и поют, ожидая мальчика. Владыка леса просит ребенка остаться с ним. Отец успокаивает малыша и просит не слушать, потому что это только ветер, который шумит среди деревьев. Но песня завлекает юную душу, и, когда отец разворачивает плащ, он видит, что ребенок умер.
Удивительно, что следы этой легенды сохранились у уэслианцев. Из моего опыта общения с диссентерами я убедился, что их вера в гораздо большей степени, чем предполагалось, является возрождением древнего язычества, которое долгое время дремало в среде английских крестьян. Один из уэслианцев рассказал мне однажды, что он уверен, будто его маленькая служанка скоро умрет, поскольку накануне ночью, когда он лежал без сна, он слышал, как в соседней комнате ей играет ангел. Музыка была невыразимо прекрасна и напоминала звуки флейты. Йоркширцы говорят: «Когда ангелы делают так, они собираются забрать с собой чью-нибудь душу». Я знаю несколько примеров, когда уэслианцы заявляли, что они скоро умрут, потому что они слышали голоса, певшие им о том, что никто, кроме них, не мог услышать, и рассказывающие им о
…счастливой стране
Далеко-далеко отсюда,
совсем как музыкант из Гамельна, обещавший хромому мальчику рассказать о земле, где:
Прекрасные цветы растут круглый год,
Все кажется здесь необычным и новым…
Мне известен случай, когда смерть человека объяснили тем, что неподалеку играла какая-то музыка. «Когда она смолкла, душа была вынуждена покинуть тело».
Весьма популярный гимн, сочиненный покойным доктором Фабером, несомненно, основан на этом древнем суеверии и, возможно, является бессознательным возрождением ранних детских пуританских воспоминаний.
Слушай! Внимай, моя душа!
Песни ангелов звучат громче,
Над зелеными земными полями
И океанским берегом,
Что омывают волны.
Как прекрасна та истина
О новой жизни, где не будет греха,
Ее славят божественные напевы!
Вперед мы идем, ибо слышим их пение,
Спешите же, измученные души,
Ведь Христос призывает вас.
Сквозь тьму звучит их прекрасное эхо,
И музыка Библии ведет нас домой.
Ангелы Иисуса, Ангелы Света,
Пойте же, чтобы приветствовать
Странников во тьме.
Идея, которую я почерпнул из гимна о переходе через Иордан, видимо, заставила ранних христиан трактовать фигуру Орфея как символ Христа.
Ангелы зовут меня с того берега:
Приди же, приди, чтоб не странствовать больше.
Музыку, которую наши английские диссентеры считают ангельским пением, немцы приписывают эльфам, а их песни называют «песней духов» или «хороводом эльфов». Детей предупреждают, чтобы они не слушали ее и не верили в то, что обещает им этот таинственный напев. Если же они станут слушать, то фрау Холле – древняя богиня Хольда – заберет их с собой в лес.
Некий юноша слушал эту музыку и преисполнился непреодолимого желания быть вместе с фрау Холле. Спустя три дня он умер, и о нем говорили: «Он предпочел общество фрау Хольды на небесах, и теперь до дня Страшного суда он должен скитаться вместе с ней по лесам». Подобным образом в скандинавских балладах описано, как юношей завлекают сладкие напевы эльфийских дев. Их музыку называют ellfr-lek,на исландском языке – liuflíngslag,по-норвежски – Huldreslát.
Читатель уже понял, что эти северные мифы напоминают античные легенды о сиренах с их волшебными песнями, об Улиссе, который, будучи привязан к мачте и слыша их пение, рвался к ним, стремясь погибнуть.
Истоки этого мифа таковы. Волшебник-музыкант – это не кто иной, как ветер, а древние люди верили, что в ветре живут души умерших. Английские крестьяне во всех уголках страны до сих пор считают, что души некрещеных детей скитаются вместе с ним, а завывания ветра у их дверей и окон являются на самом деле плачем юных душ, обреченных странствовать до последнего дня. Древнегерманскую богиню Хольду всегда сопровождает множество детских душ. А за Одином во время Дикой Охоты над верхушками деревьев несутся духи смелых мужчин. Мы открываем окно, чтобы позволить умирающему человеку сделать свой последний вздох, поскольку считается, что душа странствует вместе с ветром. Мне очень часто повторяли, что человек на последней стадии болезни не мог умереть, хотя и хотел этого, пока не открывали окно. Тогда его дух сразу покидал тело.
В одной из исландских саг есть странная история о человеке, который стоял у двери своего дома и видел души, летящие в воздухе. Среди этих душ была и его собственная. Он закончил свой рассказ и умер.
В греческой мифологии Гермес Психопомп провожал души умерших в Аид, а древние египтяне верили, что эту же роль играл бог Тот. Я убежден, что в Гермесе соединились два разных божества, и произошло это из-за сходства их имен. Итифаллический Гермес, божество пеласгов, – это персонаж, совершенно отличный от озорного вороватого юноши в крылатых сандалиях и развевающемся плаще. Гермес пеласгов (от ἔρμα) – это солнце, податель жизни, в то время как другой Гермес (от ὁρμή) является порывистым ветром. В индийской мифологии он предстает как Сарама, сильный, порывистый ветер. Таким образом, Гермес Психопомп – это ветер, который уносит прочь души умерших. У него есть и другие характеристики, подтверждающие это: летящий плащ – символ плывущего облака (подобно Одину, буре, который является также Хеклуберанди, «носящим плащ»), крылатые сандалии – символ быстроты его полета – и лира, с помощью которой он закрыл тысячу глаз Аргоса – звездного неба, означающая музыку ветра.
Сами слова, которыми называли душу, – animus,ἄνεμος или spiritus,и athem,обозначали также ветер и дыхание, что указывает на связь, предположительно существовавшую между ними. Английское слово Ghost(«дух, душа») и немецкое Geistпроисходят от единого корня gîsan(«порыв ветра»).
В пении античных сирен мы не можем не узнать свист ветра в снастях в преддверии шторма, что предвещает крушение корабля. Само слово «сирена» происходит от συρίζω («свистеть»). Так же и в ведической мифологии родственные им Рибху получают свое имя от rebh(«звучать»), которому близко греческое ῥοιβδέω. Сами сирены являются крылатыми существами, несущимися над землей и ищущими пропавшую Персефону.
Но воющий ветер не просто несет с собою души мертвых и предупреждает мореплавателей о готовящемся кораблекрушении. Иногда он делает кое-что другое. Можно лечь на холме и наблюдать за тем, как начинается буря. Вокруг царит тишина, и ничто не движется. И вот мы начинаем слышать свист травы, а потом каждое растение приходит в движение. Деревья раскачиваются из стороны в сторону, цветы колышутся и качают своими головками. Все вокруг начинает танцевать и не останавливается, пока не прекращается свист. Здесь мы видим основу другого мифа – мифа о музыкальном инструменте, который заставляет всех танцевать, пока звучит музыка.
У Гримма есть история с таким сюжетом: юноша получает лук, который всегда выпускает стрелу точно в цель, и скрипку, которая заставляет всех, кто слышит ее мелодию, танцевать. Он подстреливает птицу, которая падает в терновник, и иудей пробирается туда, чтобы найти и забрать себе добычу охотника. Тогда юноша начинает играть на своем инструменте, и иудей пускается в пляс в кустах. Так продолжается до тех пор, пока он не соглашается заплатить юноше много денег, чтобы тот прекратил играть и дал ему отдохнуть.
В валашской сказке юноше дает волынку сам Господь. История развивается так. Мальчик убегает от своего брата, захватив ручную мельницу. С наступлением ночи он прячется на дереве. Под этим деревом собираются разбойники, чтобы разделить свою добычу. Парнишка бросает вниз мельницу, что заставляет грабителей в ужасе бежать, и таким образом добывает золото. Далее история развивается по сюжету, подобному сказке Гримма, только иудея заменяет священник.
Та же легенда бытует у современных греков: героя зовут Бакала, и у него есть дудочка.
В Англии есть похожая сказка, которую издал Винкин де Ворд. В ней юноша получает лук, чтобы стрелять в птиц, и дудочку, обладающую волшебной силой: каждый, кто ее слышал, начинал смеяться и прыгать.
В одной исландской саге, которая основана на мифах, появляется арфа, которая принадлежит некоему Сигурду. Боси убивает Сигурда, натягивает его кожу и одежду, берет арфу и идет в пиршественный зал короля Годмунда, где его возлюбленная должна выйти замуж за другого. Он начинает играть на арфе, и все ножи и тарелки, столы и стулья, а затем гости и, наконец, сам правитель пускаются в пляс. Боси не останавливается, пока они не падают от усталости, не в силах шевельнуться. Тогда он хватает невесту и уносит ее прочь на плече.
В средневековом романе «Гюон Бордосский» рог Оберона имеет те же свойства. В испанской сказке о фанданго при звуках музыки папа и кардиналы пускаются в пляс.
В очаровательнейшей коллекции сказок, собранной господином Крофтоном Крокером в Южной Ирландии, мы встречаем тот же прелестный мотив, но история много потеряла в изложении, поскольку ее части были переставлены местами. Морис Коннор, слепой музыкант, умел играть на дудочке так, что мог заставить все живое и неживое танцевать. Каким образом он этому научился, неизвестно. С самой первой ноты башмаки на ногах у всех людей, которые ее слышали, молодых и старых, начинали дрожать, затем в движение приходили ноги и пускались в пляс как безумные, мотаясь из стороны в сторону, как лист на ветру. Это не прекращалось, пока музыка не заканчивалась. Однажды Морис заиграл эту мелодию на морском берегу, и тут же появились всякие рыбы, завороженные прекрасным напевом и подпрыгивающие в такт музыке. С каждым мгновением все больше и больше их показывалось из воды. Солнечники начали это путешествие, рядом с ними появился хек, яркие макрели взлетали из моря, как маленькие радуги, мерланг и пикша танцевали в соленой воде, приплыли плоские скаты, осторожно приблизилась камбала, и неспешно появились палтусы. Гигантские крабы кружились на одной клешне с проворством заправских танцоров, вращая и размахивая в воздухе другой клешней, как если бы они им не принадлежали.
Затем из моря появилась русалка и нашептала Морису о чудесах подводного мира. Слепой музыкант, танцуя, отправился вслед за ней в сопровождении рыб. Его никогда больше не видели.
В славянских сказках волшебный инструмент имеет совсем другое свойство – он погружает в сон. Это символ свистящего осеннего ветра, замораживающего землю и сдерживающего все признаки жизни и роста. Но другой чудесный инструмент – это уже весенний ветерок, который все восстанавливает. Когда кудесник извлекает звуки из гуслей, все стихает, – это значит, что бог зимы насылает на землю сон, убаюкивая ее свистом своих холодных ветров, но под напевы весеннего ветерка золотоволосый солнечный бог оживляет природу, преодолевая чары.
Такую же волшебную арфу похитил Джек, когда поднялся по бобовому стеблю в верхний мир. В этой истории великан-людоед (который некогда являлся отцом всего сущего, пока христианство не превратило его в чудовище), живя в своей стране, что находится над облаками, владеет тремя сокровищами: арфой, которая сама собой играет завораживающую музыку, мешками с золотом и самоцветами и курицей, каждый день несущей золотые яйца. Арфа – это ветер, мешки – это облака, проливающие сверкающий дождь, а золотое яйцо, которое каждое утро сносит красная курица, – это солнце на рассвете. У меня здесь недостаточно места, чтобы останавливаться подробно на двух последних сокровищах. Но они встречаются в многочисленных космогониях, поэтому едва ли могут быть сомнения в том, что мое истолкование является правильным.
Не вызывает удивления тот факт, что у народа киче в Гватемале есть легенда о волшебной флейте, которая заставляет плясать. В их священной книге «Пополь-Вух» близнецы Хун-Ахпу и Шбаланке превратили своих сводных братьев в обезьян. Затем они пришли к матери, которая спросила, где ее дети. Близнецы ответили, что она вновь обретет их, если сможет смотреть на них без смеха. Затем они начали играть на своих флейтах. Услышав музыку, превращенные в животных братья Хун-Бац и Хун-Чоуэн прибежали из леса в дом и начали танцевать. Их мать не смогла сдержать смех, видя их комичные ужимки, и они исчезли. 1
Я очень боюсь, что, подобно одному из этих волшебных музыкантов, я уже заставил читателей оцепенеть, надеюсь лишь, что не погружу их в сон, как славянский чародей. Мы должны двигаться дальше.
Любопытно, что бога Аполлона, играющего на лире, называли Богом крыс, поскольку он избавил Фригию от нашествия этих грызунов. Как он этого добился, мы не знаем. Возможно, это было сделано тем же способом, что и у музыканта из Гамельна, – с помощью лиры, поскольку в греческих мифах этот инструмент обладает притягательной силой для животных. Крыс, животных, любящих темноту, можно рассматривать в качестве символов ночи, а Аполлон, изгоняющий их из страны, олицетворял солнце, рассеивающее мрак.
Орфей своими мелодиями собирал вокруг себя зверей и птиц и заставлял деревья и травы расти. Имя Орфей может быть родственным ведическим Рибху, которые изначально, несомненно, назывались Арбху. Однако это не единственная возможность. Преллер полагает, что имя Орфей происходит от того же корня, что и ὄρϕνη, ἔρεβος, и означает «мрак, темнота». Но это неправдоподобно. Он был сыном Аполлона, а значит, возможно, солнечным богом.
Едва ли можно было ожидать, что христиане позволят пропасть такому чарующему и невинному мифу, как легенда об Орфее. Сидя в своих катакомбах, они постарались найти ему другое, более допустимое в христианстве, применение, представив Орфея аллегорией Христа, который чудесными евангельскими напевами преодолел животную природу и заставил волка лечь рядом с ягненком. Но в меньшей степени заслуживает оправдания переделка этого образа средневековыми агиографами. Они забрали у Орфея его лиру, украли у него его песню и «разделили» его на Франциска Ассизского и святого Антония – первого с его проповедями птицам и второго, со знанием дела разъясняющего Священное Писание рыбам.
Удивительно, что этот миф об Орфее можно найти у арийских и иранских народов.
На санскрите такую легенду рассказывают о Гунадхье. Поэт Гунадхья, воплощение Мальявана, писал в лесу книгу сказаний из семисот тысяч шлок собственной кровью. Затем он послал двух своих учеников, Гунадеву и Нандидеву, отнести эту книгу царю Сатавахане, но тот отверг ее под предлогом, что она написана на языке пайшачи. Тогда Гунадхья поднялся на гору и разложил огромный костер. Он читал вслух свои сказания и, заканчивая страницу, бросал ее в огонь. Так были уничтожены сто тысяч шлок. Пока поэт читал притчи, олени, медведи, буйволы и косули – одним словом, все животные в лесу – собрались и плакали от восхищения, слушая эти прекрасные истории. В это время царь заболел, и врачи посоветовали ему есть мясо животных, добытых на охоте. Однако дичи в лесу совсем не осталось, поскольку все живые создания собрались послушать Гунадхью. Охотники доложили об этом царю, тот поспешил к горе и предложил купить чудесную книгу. Но, увы! К тому времени только одна из семисот тысяч шлок уцелела.
Однако это не самая древняя форма индийского мифа. Поэт Гунадхья является воплощением небесного Мальявана, а сам сюжет, собственно говоря, принадлежит небесным музыкантам – Рибху, Марутам или Гандхарвам.
В мифологии «Ригведы» Рибху являются прекрасными музыкантами, чьим символом является легкий летний ветерок. Они похожи на Марутов, резкие ветра, с которыми их объединяет пение волшебной песни. Арбху ( Arbhus) в тевтонской мифологии превратились в духов, или эльфов ( Alben, Elben, Elfen), английских Elfsи скандинавских Alfar. Названия их одинаковы: Arbhusпревращается в Albhu( rменяется на l, а bв старонемецком Elbeв современном немецком и норвежском заменяет f).
Древние арии обожествляли весенние и летние ветра, которые, согласно «Ригведе», спали зимой в течение двенадцати дней. А когда они просыпались, землю украшали цветы, деревья покрывались листьями и ручьи стряхивали с себя оцепенение. Эти Рибху были детьми Судханвана, искусного лучника, так же как греческий Орфей был сыном бога-лучника Аполлона. Возможно, они тождественны Гандхарвам, небесным музыкантам, прислуживающим Индре. Слово «Гандхарва» происходит от gandh(«беспокоить, вредить»). Гандхарвы получили свое имя как яростные ветры, которые гонят по небу облака и срывают листья с деревьев. Их представляют в облике коней, и, согласно некоторым этимологам, они послужили прообразами кентавров.
Я помню, как однажды летним вечером, будучи на юге Франции, в Ландах, я поднялся на холм в районе некогда движущихся песчаных дюн, а ныне соснового леса. Воздух был полон благоуханием хвои и ароматом цветущих акаций. Повсюду высились сосны, гревшиеся на солнце и простиравшиеся вплоть до снежной линии Пиренеев, которые парили в туманной синеве на горизонте.
Здесь царило полное спокойствие: не было слышно ни одной птичьей трели, ни одного звука, издаваемого животным. И вдруг странная, вначале необъяснимая, музыка разлилась в воздухе. Нежная и далекая, как будто тонкие пальцы тронули сразу тысячу струн, она нарастала и затем вновь затихала. Странные гармонии вторгались в мелодию, затем угасали, а потом опять возникали, чтобы соединиться в продолжающуюся песнь. Поблизости не было ни одной живой души, а музыку в лесу, несомненно, играл ветер. Трудно представить что-либо более прекрасное и торжественное, это было совсем не похоже на звучание обычных инструментов или на то, что мы считаем «музыкой сфер», это был голос природы. Апостол сказал, что все живое стонет и мечется в муках – это так, но с течением времени оно сменило эти выражения боли на проявления радости жизни. Это была чудесная лира Орфея, ищущего свою Эвридику, песнь-притча Гунадхьи, напевы сыновей Калева и игра Вяйнямёйнена на кантеле.
Эстонское описание очарования музыки леса очень выразительно и может быть поставлено рядом с рассказом Овидия о том, как росли деревья при звуках лиры Орфея.
Как в лесу сосновом темном
Калева сын старший песню,
Сидя под ветвями ели, пел.
Пел он, и на ветках шишки
Танцевали и качались,
Каждый листик волновался.
Лиственницы трепетали,
И росли на них иголки.
Зелень свежая в закате
Сосен кроны обвивала,
Погружаясь в яркий пурпур.
На орешнике сережки
Танцевали, а на дубе
Желуди росли и крепли.
Слива дикая покрылась
Белоснежными цветами,
Что в венки сплетались сразу,
Наполняя вечер с ночью
Ароматом незабвенным.
Потом второй сын Калева идет в березовую рощу и поет там. Тогда зерно начинает прорастать, лепестки цветов вишни опадают, ароматные плоды растут и краснеют, зреющие яблоки розовеют на солнце, клюква и черника покрывают болота пурпуром и багрянцем.
Когда третий сын запевает свою мелодию в дубраве, собираются звери, птицы подают голоса: жаворонок начинает издавать пронзительные звуки, кукушка куковать, голуби ворковать, сороки стрекотать, лебеди трубить, воробей чирикать, а затем, когда они устают, печальный соловей начинает выводить свои трели, похожие на напевы флейты. 2
В финской мифологии все это является результатом игры волшебного кантеле Вяйнямёйнена. История этого инструмента довольно необычна.
Вяйнямёйнен подошел к водопаду и убил щуку, которая плавала под ним. Из костей этой рыбы он сделал свой кантеле, подобно тому как Гермес сделал свою лиру из панциря черепахи. Но он уронил этот инструмент в море. Таким образом кантеле попал к морским богам; вот откуда возникла музыка волн, которую мы слышим на берегу. Тогда герой сделал себе другой кантеле из дерева. С ним он в поисках таинственного сокровища Сампо спустился в страну тьмы Похьёлу, совсем как в античном мифе Орфей спускался в Аид, чтобы забрать оттуда Эвридику. Когда в стране мрака вечный финский полубог заиграл на своем кантеле, все обитатели Похьёлы погрузились в сон, подобно тому как Гермес, собираясь похитить Ио, при помощи звуков своей лиры заставил Аргуса закрыть глаза. Вяйнямёйнен забрал Сампо и почти достиг страны света, когда обитатели Похьёлы проснулись, погнались за ним и стали сражаться за похищенное сокровище. Во время боя Сампо падает в море и исчезает, вновь напоминая нам античный миф об Орфее.
Чудеса, которые происходят, когда Вяйнямёйнен перебирает струны кантеле, напоминают те, что сопровождали игру греческого музыканта.
«Старый Вяйнямёйнен начинает петь прекрасным чистым голосом, перебирая легкими пальцами струны кантеле, и радость сливается с радостью, а песня сплетается с песнею. Каждый зверь и всякая птица собираются к нему, чтобы послушать его красивый голос и музыку его напевов. Волк покинул болото, и медведь оставил свою берлогу в чаще. Они взобрались на ограду, и она под ними свалилась. Тогда они влезли на сосну и уселись на суку, чтобы послушать, как Вяйнямёйнен воспевает свою радость. Старый чернобородый владыка леса и весь народ Тапио спешат его послушать. Хозяйка леса, бесстрашная госпожа Тапиолы, надела свои синие чулки, подвязав их красной тесемкой, и поднялась на ствол дерева, чтобы послушать бога. Орлы спустились из-под облаков, ястреб прилетел на землю, чайка прибыла с берега, лебедь покинул чистые волны, быстрый жаворонок, легкий воробей и хрупкий зяблик уселись на плечах бога. Светлые девы воздуха – прекрасное золотое солнце и мягко светящая луна – остановились, одна на сияющем небосводе, другая на краю облака. Там они ткали, используя золотой челнок и серебряное бёрдо. Они услышали незнакомый голос и прекрасную песнь героя. Девы уронили золотой челнок и серебряное бёрдо, порвав свои нити. Потом к берегу приплыли большие и маленькие рыбы: семга и форель, щука и дельфин, – чтобы послушать прекрасные напевы вол шебника». 3
В одной из татарских героических песен ветер, который представляется жеребенком, бегающим по всему свету, обнаруживает, что дети его хозяина – Айдолей Мирген и Альтен Куруптью, которых я считаю утренней и вечерней звездой, умерли и были похоронены. Их стерегут семь воинов. Жеребенок превращается в девушку и идет к могиле, напевая колдовские стихи. Тогда все лесные звери и небесные птицы собираются, чтобы, затаив дыхание, послушать их. Воины были зачарованы, и девушка смогла украсть детей, подобно тому как Гермес украл Ио, околдовав Аргуса. Она воскресила их живой водой, которая символизирует рассвет.
В скандинавской мифологии Один прославился пением рун. Благодаря способности творить мир при помощи этих песен он получил имя Гальднер, что происходит от слова gala– «петь». В английском языке этот корень сохранился в словах «соловей» ( nightingale), то есть «ночной певец», и «буря» ( gale) – имя, данное ветру за его способность петь песни. В латинском языке этот корень можно найти в названии крикливого петуха ( gallus).
Следы мифа обнаруживаются в древнем немецком героическом эпосе «Кудруна», где эта власть приписана Хоранту (норвежскому Хьярранди). Про него сказано, что он поет песню, которую никто не может выучить. «Песни, которые он пел, были чудесны. Никому из тех, кто их слушал, они не казались слишком длинными. Время, которое понадобилось бы, чтобы проскакать тысячу миль, пролетало как одно мгновение, когда слушали его. Дикие лесные звери и робкие олени внимали ему, мелкие черви выползали на зеленый луг, рыбы приплывали послушать – и каждый забывал о своей природе, пока длилась его песня». Читая это, мы вспоминаем чудесную немецкую легенду, прекрасно изложенную Лонгфелло, где роли изменились, и не птицы теперь слушают песнь человека, а человек, прижав к губам палец и едва дыша, внимает бесподобным птичьим трелям.
«Тысяча лет пред Тобой, как вчерашний день! Как это может быть?» – задумчиво вопрошает брат Феликс, полный сомнений о словах Господа, и уходит в лес, чтобы поразмыслить о них.
…И вдруг
В лесу раздался голос, – дивный голос
Какой-то птицы, райски белоснежной,
Упавшей точно с неба и запевшей
Столь сладостно, столь звучно, что казалось,
Запели в небе струны золотые
Несметных арф. И Феликс
Забыл святую книгу
И долго, долго
Шел и внимал той птице, восхищенный… 4
Пока он слушал, протекли года. Вернувшись в монастырь, он увидел, что все изменилось, и не нашел ни одного знакомого лица среди братии.
Когда принесли монастырскую книгу, в которой были записаны имена всех, кто имел отношение к обители, то в ней прочли следующее:
…что столетье
Тому назад, в такой-то день и месяц,
Ушел из врат обители брат Феликс
И под ее благословенный кров
Уж больше не вернулся – слыл умершим.
И, прочитав,
Признали, что ему,
Плененному бессмертной райской песнью,
Век показался истинно мгновеньем. 5