117. Летописная повесть о мамаевом побоище. «Задонщина»

Летописная повесть о мамаевом побоище

В 1380 г. произошла Куликовская битва, в которой был нане­сён сокрушительный удар татарам коалицией русских князей, воз­главлявшейся московским князем Дмитрием Ивановичем, за год до этого разбившим татарское войско на реке Воже. Исход Ку­ликовской битвы был очень крупным политическим событием в истории Руси. С одной стороны, победа русских на Куликовом поле явилась первой очень серьёзной попыткой освобождения Руси от татарского ига, длившегося уже более 150 лет, и предвестием окон­чательного освобождения её от чужеземного порабощения, с дру­гой — она возвысила и укрепила власть московского князя, глав­ного организатора победы.

С событиями битвы связано несколько литературных произве­дений ', прежде всего летописная повесть, возникшая в конце XIV в. Она в позднейшей распространённой переработке вошла во все редакции Новгородской IV летописи, затем в Софийскую I, в Воскресенскую и некоторые другие. В этой повести уже выдви­гается на первый план московский князь Дмитрий Иванович, ко­торый, в союзе с двоюродным братом князем Владимиром Андрее­вичем Серпуховским, с другими русскими князьями и с двумя Оль-гердовичами, Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским, одержал победу над татарами.

Повесть рассказывает о том, что на Русь пришёл нечестивый царь Мамай при поддержке изменника — рязанского князя Олега Ивановича и литовского князя Ягайла. Дмитрий Иванович, стоя­щий во главе коалиции, выступившей против татар, как благочести­вый человек, перед отправлением в поход молится богу и просит благословения у епископа Герасима.

В обычном стиле воинских повестей описывается столкновение русских с татарами в день рождества богородицы, т. е. 8 сентября, и поражение татар на реке Непрядве. Мамай затем терпит пора­жение ещё от хана Тохтамыша и убегает в Каффу, нынешнюю Феодосию, где и погибает. Дмитрий Иванович возвращается побе­дителем, с добычей. Узнав о насилиях Олега Рязанского, он соби­рается послать против него войско. Рязанские бояре бьют ему че­лом, и он сажает в Рязани своих наместников.

В литературном отношении летописная повесть связана с тра­диционной стилистикой и риторическими украшениями, заимство­ванными из летописных повестей и в особенности из позднейшей, новгородской редакции жития Александра Невского. По Сино­дику были приведены имена убитых князей и воевод.

«Задонщина»

Ближайшей хронологически после летописной повести литера­турной обработкой сюжета о Мамаевом побоище нужно считать поэтическую повесть, известную под именем «Слово о великом кня­зе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче. Писание Софония старца рязанца», или «Задонщина».

Стиль «Задонщины», образные средства и целый ряд сюжет­ных подробностей определились сильнейшим влиянием на неё «Слова о полку Игореве», а также устнопоэтических источников.

Возникновение «Задонщины» следует относить к концу XIV в. Автором её, судя по свидетельству её списков, был рязанский священник Софония, происходивший, вероятно, из брянских бояр. «Задонщина» дошла до нас в пяти списках XV, XVI и XVII вв., из которых три, в том числе древнейший, полностью не сохрани­лись. Кроме того, все списки явно дефектны. Они обнаруживают порой малую грамотность и небрежность переписчиков. Ни один из списков не воспроизводит сколько-нибудь точно оригинала, хотя все они, в том числе древнейший список сокращённой редакции (Ки-рилло-Белозерский 1470 г.), восходят к общему оригиналу. Дела­лись попытки дать сводный текст «Задонщины». Впервые такая попытка на основе только двух списков памятника сделана была И. И. Срезневским, позднее С. К. Шамбинаго, дважды: сначала на основе трёх списков, затем на основе всех известных и в обоих слу­чаях с привлечением текстов произведения, носящего заглавие «Сказание о побоище великого князя Дмитрия Ивановича» и ис­пользовавшего в отдельных случаях «Задонщину». Реконструиро­ванный текст «Задонщины» на основе всего относящегося к ней материала дан В. П. Адриановой-Перетц. Но попытки дать как сводный, так и реконструированный тексты «Задонщины» должны рассматриваться как спорные и условные ввиду несовершенства дошедших до нас списков памятника '.

«Задонщина», в подражание «Слову о полку Игореве», начи-4 налась, вероятно, со вступления, в котором автор приглашает «бра-тий, друзей и сыновей русских» собраться и составить слово к сло­ву, возвеселить Русскую землю и низвергнуть печаль на восточ­ную страну, в симов жребий (в византийских хронографах и рус­ских летописях восточные народы считались происходившими от Сима, одного из сыновей Ноя), провозгласить победу над Мамаем, а великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Влади­миру Андреевичу воздать хвалу. Далее, имитируя «Слово о полку Игореве», автор продолжает: «И рцем таково слово: лутче бы нам есть, братие, начати поведати инеми словесы о похвалных сих и о нынешних повестех о полку великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимера Ондреевича, правнуков святого вели­кого князя Владимера киевскаго. Начати поведати по делом и по былинам». Здесь, как и во многих других местах «Задонщины», нелегко определить, что оказывается порчей текста, допущенной переписчиком, и что является результатом порой неумелого, чисто внешнего подражания автора стилю «Слова». В той же манере, с той же внимательной оглядкой на «Слово о полку Игореве» далее поминается вещий Боян: «Но проразимся мыслию (т. е. вознесёмся мыслями) над землями, помянем первых лет времена, похвалим ве-щаго Бояна, гораздаго гудца в Киеве. Тот бо вещий Боян, воскла-дая гораздыя своя персты на живыя струны и пояше князем руским славы: первому великому князю киевскому Игорю Рюри­ковичу, великому князю Владимеру Святославичу, великому кня­зю Ярославу Володимеровичю».

Похвала эта мотивируется тем, что у Дмитрия Ивановича и бра­та его Владимира Андреевича «было мужьство их и желание за землю Рускую и за веру крестьянскую» постоять, что они «истезав-ше ум свой крепостию и поостриша сердца своя мужством и напол-нишася ратнаго духа и уставиша себе храбрыя полкы в Руськой земли и помянуша прадеда своего князя Владимера киевскаго».

Опять перед нами в иных местах буквальное заимствование из «Слова о полку Игореве» с характерной, однако, для эпохи прибавкой: «и за веру крестьянскую», т. е. христианскую.

Вслед за упоминанием о Бояне автор обращается к жаворонку: «О жаворонок птица, красных дней утеха возлети под синий небе­са, посмотри к силному граду Москве, воспой славу великому кня-эю Дмитрею Ивановичу и брату его князю Владимеру Ондреевичк. Ци буря соколи занесе из земли Залеския в поле Половецкое».

В параллель сказанному в «Слове о полку Игореве» о том, как готовятся русские войска к походу, в «Задонщине» находим соот­ветствующее место, также говорящее о сборе русских войск: «Ко­ни ржут на Москве, звенит слава по всей земли Руской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стязи у Дону у великого на брези. Звонят колоколы вечныя в великом Новегоро-де, стоят мужи новгородцы у святой Софеи, арькучи: «Уже нам, бра-тие, на пособь великому князю Дмитрею Ивановичу не поспеть». Тогда, как орлы, слетелись русские войска с северной стороны.

Вслед за этим — отрицательный параллелизм, характерный и для «Слова о полку Игореве»: «То ти не орли слетошася, сьеха-лися вси князи руския к великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его князю Владимеру Ондреевичю, арькучи им таково сло­во: «Господине князь великый, уже погании татарове на поля на наши наступають, а вотчину нашю у нас отнимають, стоят межю Дономь и Днепромь, на реце на Мече. И мы, господине, пойдем за быструю реку Дон, укупим (добудем) землям диво, старым по­весть, а младым память, а храбрых своих испытаем за землю Рус-кую и за веру крестьяньскую».

Оборот тот же, что и в «Слове о полку Игореве», с той только разницей, что в «Слове» фигурирует не вера христианская, а «ра­ны Игоревы, буего Святославлича».

Автор «Слова» предпочёл бы, чтобы поход Игоря воспел Боян, и сравнивает Бояна с соловьем. Автор «Задонщины» также обра­щается к соловью: «О соловей, летьняа птица, что бы ты, соловей, выщекотал славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Ондреевичю и земли Литовской дву братом Олгердовичем, Андрею и брату его Дмитрею да Дмитрею Волын­скому. Те бо суть сынове храбрии, кречаты в ратном времени, ве-доми полководцы, под трубами повити, под шеломы возлелияны, конець копия вскормлены, с вострого меча поены в Литовской зем­ли». Ольгердовичи — Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский — братья литовского князя Ягайла — союзника Мамая, пришедшие на помощь Дмитрию Донскому.

Как Всеволод в «Слове» обращается к Игорю с предложением седлать своих борзых коней, говоря, что кони всеволодовы уже готовы, «оседлани у Курска», так и Дмитрий почти в тех же сло­вах предлагает Андрею Полоцкому: «Седлай, брате Ондрей, свои борзый комони, а мои готови, напреди твоих оседлани».

Как участников похода игорева, так и участников похода Дми­трия Ивановича сопровождают зловещие знамения природы: вста­ют сильные ветры с моря, пригоняют они тучу великую к устью Днепра, на Русскую землю. Из тучи выступили кровавые зори, а в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому меж­ду Доном и Днепром, пасть трупу человеческому на поле Куликове, пролиться крови на речке Непрядве.

Зловещий крик птиц и зверей, о котором мы читаем в «Слове», звучит и в «Задонщине»: «А уже беды их пасоша птицы крилати, под облакы летають, ворони часто грають, а галицы своею речью говорять, орли восклекчуть, а волци грозно воють, а лисицы на кости брешут».

Русские сталкиваются с татарами на поле Куликовом. На том поле сильные тучи столкнулись, а из них часто сверкали молнии и загремел сильный гром. Это сразились сыновья русские с «поганы­ми татарами» за свою великую обиду; на русских сияли доспехи зо­лочёные, гремели русские мечами булатными о шеломы хиновские.

В «Слове о полку Игореве» брат Игоря Всеволод сравнивается с туром; в «Задонщине» с турами сравниваются русские воины: «Не тури возрыкають на поле Куликове, побежени у Дону велико­го, взопаша (возопили) посечены князи рускыя и бояры и воеводы великого князя... посечени от поганых татар».

По сравнению с «Словом» в «Задонщине» события развивают­ся в обратном порядке: в «Слове»—сначала победа русских, по­том их поражение, в «Задонщине» наоборот: русские войска сна­чала терпят поражение, а потом, оправившись, наносят татарам сокрушительный удар.

Вслед за рассказом о победе татар автор в манере «Слова» скорбит о том, что в то время в Рязанской земле «ни ратаи, ни пастуси не кличуть, но часто вороны грають, зогзици кокують, трупу ради человеческаго». Трава кровью полита, а деревья с тос­кой к земле приклонились, птицы жалобными песнями откликают­ся на поражение русских. Княгини и боярыни и все воеводские жёны плачут по убитым мужьям.

Параллельно тем местам в «Слове о полку Игореве», где речь идёт о плаче русских жён и затем о плаче Ярославны, в «Задон­щине» передаётся плач воеводиных жён, из которых одна обращает­ся с просьбой к Дону «прилелеять» её господина, как о том же просит Ярославна, обращаясь к Днепру. Коломенские жёны, упре­кая Москву-реку за то, что она «залелеяла» их мужей в землю Половецкую, обращаются к Дмитрию Ивановичу с вопросом: «Мо-жеши ли, господине князь великый, веслы Непра зоградити, а Дон шеломы вычерпати, а Мечю трупы татарскыми запрудити?» Здесь перефразируется известное обращение автора «Слова о полку Иго­реве» к Всеволоду Большое Гнездо.

Решительное столкновение русских с татарами происходит то­гда, когда выходит из засады запасный полк двоюродного брата Дмитрия, Владимира Андреевича, который изображается в «За­донщине» приблизительно в таких же чертах, как брат Игоря Все­волод в «Слове о полку Игореве».

Вместе с воеводой Дмитрием Волынцем, сплачивающим вокруг себя князей и бояр, Владимир Андреевич бросается на татар. Как соколы, полетели русские, скачет Дмитрий Волынец со своей си­лой, наступает на великую рать татарскую, гремят мечи булатные о шеломы хиновские. Русские войска преградили криком татарское поле и осветили его золочёными доспехами.

Если в «Слове» чёрная земля была засеяна костьми русских сынов, то в «Задонщине» «черна земля под копыты, костьми та­тарскими поля насеяны, а кровью полианы». Сильные полки сра­зились, притоптали холмы и луга. Возмутились реки, потоки и озё­ра. Русские сыновья разграбили татарское узорочье, увезли в зем­лю свою вражеских коней, верблюдов, шёлковые ткани, золото, серебро, крепкие доспехи и четий жемчуг. «Уже жены руския вос-плескаша татарским златом», как в «Слове» звенели русским золо­том готские девы.

«Задонщина» заканчивается рассказом о том, что Дмитрий Иванович на поле Куликовом, на реке Непрядве, вместе с братом своим Владимиром Андреевичем и со своими воеводами стано­вится на костях павших русских воинов и произносит им похваль­ное слово.

Будучи в основном подражанием «Слову о полку Игореве», «Задонщина» не лишена, однако, самостоятельных поэтических достоинств; в ней имеются яркие художественные образы, как это можно видеть и из предыдущего изложения и как это подтвержда­ет хотя бы такая картина: «А уже соколы и кречаты, белозерския ястребы рвахуся от златых колодиц, ис каменнаго града Москвы, возлетеша под синий небеса, возгремеша золочеными колоколы на быстром Дону, хотят ударити на многие стада гусиныя и на лебе-диныя, а богатыри руския, удалцы хотят ударити на великия силы поганого царя Мамая».

Литературные достоинства «Задонщины», в частности, обус­ловлены её связью с устным поэтическим творчеством. Эта связь особенно обнаруживается в довольно частом употреблении «За-донщиной» отрицательного параллелизма, например: «Не стук стучить, ни гром гремит... стучить силная рать... гремят удалцы рускыя». Ср. в былине:

Не гром гремит, не стук стучит, Говорит тут Ильюшка своему батюшке...

ИЛИ

Не две тучи в небе сходилися, Слеталися, сходилися два удалые витязя.

Как и в былинном эпосе, в «Задонщине» гуси и лебеди, в отли­чие от «Слова о полку Игореве»,— символы вражеских сил. Поход Мамая на Русь «Задонщина» изображает так: «гуси возгоготаша, лебеди крилы всплескаша»; нападение русских на татарские вой­ска, как мы видели, уподобляется нападению соколов, кречетов и белозерских ястребов на гусиные и лебединые стаи. В образе бы­линных богатырей выступают в «Задонщине» два воина-монаха: Пересвет и Ослябя. Первый «поскакивает на борзе коне, свистом поля перегороди, а злаченым доспехом посвечивает». Ослябя, пред­рекая смерть Пересвету и своему сыну, говорит: «Уже голове тво­ей летети на траву ковыл, а чаду моему Якову на ковыли зелене лежати на поли Куликове» (в народной песне молодец лежит на «траве ковыле», для него «постелюшка... ковыль трава постлана») '.

При всей своей зависимости от «Слова» «Задонщина» всё же не следует за «Словом» там, где в нём выступают языческие реми­нисценции. Ни разу в ней не упоминаются языческие божества, а из мифических существ, присутствующих в «Слове», фигурирует лишь один Див, к тому же, как это явствует из такой, например, фразы: «А уже Диво кличет под саблями татарскими», он пере­несён в «Задонщину» чисто механически, без попытки уяснения его мифологической природы, как механически, без понимания, перенесены сюда и некоторые другие выражения «Слова о полку Игореве» вроде слова «харалужный» в сочетании «берега хара-лужные». Зато в «Задонщине» проступает церковно-религиозная струя, правда, довольно умеренная. Несколько раз Дмитрий Ива­нович о борьбе с татарами говорит не только как о борьбе за «землю Рускую», но и как о борьбе «за веру христианскую» и да­же «за святыя церкви».

От «Слова» «Задонщина» значительно отличается и в идеоло­гическом отношении. Понятие Русской земли в ней уже готово ассоциироваться с понятием Московского княжества во главе с ве­ликим князем Дмитрием Ивановичем, объединяющим вокруг себя русских князей для борьбы с татарами. Показательно, что, вопре­ки исторической действительности, автор «Задонщины» говорит о том, что к московскому князю «съехалися вси князи руския», тогда как мы знаем, что это было не так и что Олег Рязанский вместе с Ягайлом Ольгердовичем Литовским был в союзе с Мама­ем против коалиции князей, возглавлявшейся Дмитрием Иванови­чем. Характерно и то, что князья Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич в «Задонщине» трижды именуются правнуками ки­евского князя Владимира Святославича, совершенно очевидно, для того, чтобы указанием на эту генеалогию повысить их авто­ритет.

Таким образом, в «Задонщине» явственно обнаруживается московская тенденция, которая уже в ту пору в силу исторической обстановки претендовала на то, чтобы стать общерусской. Нас не должно удивлять, что проводником этой тенденции явился рязан­ский священник: как свидетельствует летописная повесть, Олег Рязанский в результате победы Дмитрия бежал со своей семьёй из своего княжества, а Дмитрий, по просьбе рязанских бояр, посадил в Рязани своих наместников. Автор «Задонщины», с одной сторо­ны, не решается лишний раз компрометировать и без того уже скомпрометированного рязанского князя и потому вовсе не упоми-нает о его союзе с Мамаем против Дмитрия, с другой стороны, обнаруживает свою приверженность к московскому князю, по от­ношению к которому Рязанская земля заявила свою полную лой-яльность.

Характерно, что «Задонщина», написанная на тему о победе русского народа под предводительством московского князя над по­работителями Руси — татарами, создана в подражание «Слову о полку Игореве» — произведению, в котором с исключительной мощью и с наибольшей художественной силой звучал призыв к единству Русской земли в пору гибельной для неё феодальной раздробленности. После полуторавекового господства чужеземно­го ига, в то время, когда для русского народа возникла перспек­тива его национального возрождения и государственной независи­мости, мысль русского поэта-патриота обратилась к величайшему поэтическому памятнику Киевской Руси, насквозь проникнутому высокой гражданской идеей национальной свободы и народной чести.

Образные средства и художественная эмоция, послужившие в «Слове» для возбуждения скорби о тяжкой участи Русской зем­ли, использованы были в «Задонщине» для выражения радости и торжества по поводу победы над врагом, которой Русь вознагра­дила себя за тяжкие страдания и жертвы, причинённые ей половец­ким и татарским засильем. Поэт, воспевший русскую победу на Куликовом поле, сознательно и намеренно подчинился своему ге­ниальному предшественнику и теми словами, какими тот поведал о горестном поражении русского войска, рассказал о поражении та­тарских полчищ.

Очень показательно, как «Задонщина» переосмысляет некото­рые выражения «Слова» в прямо противоположном смысле: там, где в «Слове» говорилось о горестях Русской земли, в «Задонщи­не» в ряде случаев говорится о торжестве русских сил. Так, если в «Слове» «солнце ему (Игорю) тьмою путь заступаше», то в «За­донщине» «солнце ему (Дмитрию Ивановичу) ясно на востоцы сияеть, путь поведает»; если Игорь «полкы заворачаеть», то Дмит­рий Иванович полки «устанавливает и перебирает». В «Слове» сказано, что земля была засеяна костями русских сынов и их кровью полита, в «Задонщине» это сказано о татарах. В «Слове» «Дети бесови кликом поля перегородиша», в «Задонщине» «рускии сынове поля широкыи кликом огородиша»; в «Слове» «ту ся брата разлучиста», в «Задонщине» «туто ся погании разлучишася»; в «Слове» «а встона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напасть-ми», в «Задонщине» «а уже бо встонала земля Татарская бедами и тугою покрышася» и т. д.