ПОРТУГАЛИЯ

 

ФРАНСИСКО РОДРИГЕС ЛОБО

* * *

Чего ищу? Чего желаю страстно?
Любовью иль пустой мечтой томим?
Что я утратил? Кем я был любим?
Кто враг мой? С кем сражаюсь ежечасно?

Желанье, расточенное напрасно, ушло.
И радость вслед ушла за ним…
В любви узрел я мир, что был незрим,
с тех пор я слеп: мне темен полдень яспый.

Но вновь мне, то ль во сне, то ль наяву,
упрямое дарит воображенье
лик красоты неведомой, иной…

И пусть она — химера, тень, виденье,—
из-за нее в страданьях я живу,
и смерть лишь разлучит ее со мной.

* * *

О счастье — наш слепой и лютый враг,
с личиною угодливой и льстивой,
враг вероломный, злобный и спесивый,
с кем не поладить никому, никак.

Ты наш любой неосторожный шаг
устережешь, охотясь за поживой,
ты — алчный скряга, ты — тихоня лживый,
беспутный мот, завистливый дурак.

Без цели, смысла жадною рукою
отъемлешь все ты: жизнь, именье, честь,
ничем твое не сыто самовластье…

Убей меня или оставь в покое,
забудь, что я на белом свете есть!
Но то, о чем прошу, — не это ль счастье?..

ФРАНСИСКО МАНУЭЛ ДЕ МЕЛО

СОНЕТ, В КОЕМ ИСПРАШИВАЕТСЯ ПРОЩЕНИЕ У НЕБЕС ЗА ЛЮБОВНОЕ БЕЗУМИЕ

Ужель для своего лишь торжества,
господь, ты сотворил и нежность стана,
и чудо глаз, от коих в сердце рана,
и все, что прославляет в ней молва?

Зачем ты в грудь мою вложил слова,
невнятные для грубого профана
и полные высокого обмана,
без коего любовь, увы, мертва?

Зачем красавице своим расцветом
дано затмить богинь, чтобы их всех
снедала зависть к редкостному дару?

Ты удостоишь ли меня ответом?
И если да — отпустишь ли мой грех
или мою увековечишь кару?

НЕКОЙ ВЕСЬМА КРАСИВОЙ СЕНЬОРЕ, КОТОРАЯ СТАЛА ТЕЩЕЙ

Не причиняют годы вам вреда,
и, как всегда, прекрасны вы, сеньора,
коль мне глаза не лгут, не будет спора
меж временем и вами никогда.

В девические юные года
вы были розой для любого взора,—
и, веря в справедливость приговора,
в саду краснели розы от стыда.

В замужестве остались вы прелестной,
цвели, цветам на зависть и в укор.
Лишь красоты прибавили вам дети.

Вы стали тещей, и хоть всем известно:
все тещи — пугала, как на подбор,
но вы и ваша красота — в расцвете.

ДИАЛОГ ЖИЗНИ С ВРЕМЕНЕМ

Ж. Кто там, внутри меня, ко мне взывает? — В. Время.
Ж. Без спросу ты вошло? — В. Пусть просит, кто привык.
Ж. Что хочешь ты? — В. Чтоб ты услышала мой крик.
Ж. Я слышу, не кричи, держи слова за стремя.

В. С дороги сбилась ты. — Ж. А ты дней множишь бремя.
В. Но мой удел таков. — Ж. Ты бренности двойник.
В. Ты баба вздорная! — Ж. Злокозненный старик!
В. Нет от меня вреда. — Ж. Ты сеешь злое семя.

В. Я? — Ж. Рождена тобой мирская суета.
В. Но ты погрязла в ней, в тщеславье утопая.
Ж. Ты воздух, пустота! — В. Ты Времени расход!

Ж. В тебе — безвременье. — В. В тебе — тлен и тщета.
Ж. Лети, безумное! — В. А ты бреди, слепая!
Вот так со Временем в раздоре Жизнь течет.

ГЛОССА

Прекрасны ваши стан и взгляд,
но, коль о том вы знать хотите,
о вас так в свете говорят:
как солнце, вы сейчас в зените,
но солнца близится закат.

ЖЕРОНИМО БАЙА

ЖЕСТОКОЙ ЛИСИ

Комета, стены крепости, скала,—
Их недоступность все же не посмела
Достичь недостижимого предела,
Который ваша гордость превзошла.

Вы — роза, перл, вы — солнце! Так хвала
Вас по заслугам называть велела…
Явились вы — и солнце побледнело,
Перл потускнел, а роза отцвела.

Небесный луч, сирена, чудо-птица
(Стихиям я для гнева повод дал!)
Не могут с вашей красотой сравниться…

Роз, перлов, солнца — краше я не знал,
Но и не знал, — пусть дерзость мне простится,
Столь недоступных стен, комет и скал.

ВИОЛАНТЕ ДО СЕУ

ДЕСИМЫ

О сердце! Есть предел печали,
предел страданьям должен быть…
Обид, что мы с тобой познали,
не в силах боле я сносить.
Довольно мук мы испытали:
давно уж пыткой стала страсть…
Не дай же вновь мне в плен попасть
к меня презревшему тирану,
и душу вновь предать обману,
а жизнь любви предать во власть.

От сей угрозы спасена,
как я свободе буду рада!
Любовь — не дар и не награда,
страшней, чем казнь, для нас она.
О сердце, без тебя, одна,
не справлюсь я с такой напастью:
и пусть, не совладав со страстью,
меня ты ввергнуло в беду,
я знаю, что всегда найду
в тебе я друга по несчастью.

Он стал холодным изваяньем,
тот, с кем меня связало ты:
сменились клятвы и мечты
презреньем, скукой и молчаньем.
О, положи конец страданьям,
иль нас они убьют с тобой…
Но, коль мне суждено судьбой
моей любовью быть убитой,
пусть женщиной умру забытой,
а не презренною рабой!

БЕРНАРДО ВИЕЙРА РАВАСКО

ГЛОССА НА ТЕМУ СОНЕТА

Надежды тяжкий грыз меня недуг,
И лишь любви всесильная отвага
Дерзала облегчать груз горьких мук,
Твердя, что для любви страданье — благо.
Но я не мнил, что выскользнет из рук
Так скоро счастье, о надежда-скряга!
Не ведаю, кто был тому виной,
Но счастье смыто, как песок волной.

Воображенье пылко рисовало
Мне радости любви, волнуя кровь…
Но у любви с мечтою сходства мало:
Вот истина для тех, кто знал любовь.
И все ж не мнил я, что любви начало
Столь близко от конца ее и вновь
Не суждено ее вернуться дару
И что в любви найду я злую кару.

Нет, я не мнил, что счастья благодать
Несчастьем обернется и отныне
Я обречен о счастье вспоминать,
Как вспоминают о воде в пустыне…
Не уставая память проклинать,
Забвения прошу как благостыни,
Но длится столько лет мой ад земной:
Увы, любовь ие разлучить со мной.

Не мнил я скорой для себя угрозы,
Не знал, что счастья луч, мелькнув, погас:
С тех пор тоски неутолимой слезы
Все льются из моих усталых глаз…
Но кто столь горестной метаморфозы
Мог ожидать в блаженнейший свой час?
Когда любви я предавался жару,
Могла ль душа готовой быть к удару?

Я мнил: не будет у любви конца;
Не зная, сколь близка моя утрата,
Сиянием любимого лица
Я ослеплен был… Тяжела расплата.
Что стережет влюбленного слепца!
Но слепота прозрением чревата:
И, на песке воздвигнутые мной,
Все замки смыты разума волной.

ГРЕГОРИО ДЕ МАТОС ГЕРРА

ПРОЩАНИЕ С ГОРОДОМ БАЙЯ ПО СЛУЧАЮ ОТПЛЫТИЯ В АНГОЛУ

Прощай, Баия, бог с тобою!
Скажи еще спасибо мне,—
Тебя препоручаю богу,
А мог послать бы к сатане.

Мы призываем божью милость
На тех, кто во грехах погряз;
Боюсь, господне милосердье
Не вызволит на этот раз.

Прощайте, жители Баии!
Не говорю «народ честной»,—
Ведь столь бесчестного отребья
Еще не видел мир земной.

Кто честен, тот повсюду честен,
При свете честен и во тьме,
Но у плутов закоренелых
Всегда лишь плутни на уме.

Баия, мерзким городишкой
Я поделом тебя зову,
Одним ты можешь похвалиться:
Что первый ты по плутовству.

Тут можно воровать открыто,
Пока имперский наш орел
Когтить мошенника не начал,
Свой зрак на вора не навел.

Всех покупая, продавая,
Ты в грязь не ударяй лицом —
И выйдешь в главные пройдохи,
Великим станешь подлецом.

Про совесть позабудь: бесстыдство
Приравнивают здесь к уму.
Бери все в долг, платить не надо.
Жениться хочешь? Ни к чему.

Бедны все честные девицы,
От них — скорее наутек:
Ведь добродетель невесома,
Весом — набитый кошелек.

Везде хвали красу любимой
И древность своего герба:
Для ловли женщин нет приемов
Верней, чем лесть и похвальба.

Потешника и балагура
Стяжав сомнительную честь,
Ходи на званые обеды,
Где можно даром пить и есть.

А коль столкнешься там с красоткой,
Не жалующей прихлебал,
Будь начеку — для этой дамы
Цветистых не жалей похвал.

Коль дружбу заведешь с богатым,
Будь вместе с ним всегда, везде,—
Не забывай, есть прилипалы
На суше так же, как в воде.

Но с этой важною персоной
Держась на дружеской ноге,
Запомни — ты ему не ровня,
А ровня ты его слуге.

Превозноси его заслуги,
И ум его, и знатный род,—
Уважь! Тебя ведь не убудет,
А он кем жил, тем и помрет.

К знакомым езди в их поместья
И говори, что, мол, спешишь:
Удерживать, быть может, станут,
И ты с недельку погостишь.

Страна богатая, грешно ли
Пограбить жителей ее?
И португальским проходимцам
Здесь развеселое житье.

А если сам разбогатеешь,
То нажитого не спусти:
Тут щедрого не уважают,
Зато прижимистый в чести.

В Бразилии нигде не встретим
Мы знати голубых кровей,
А впрочем, рассуждая здраво,
Откуда бы и взяться ей?

Кто почитается вельможей?
Разбогатевший скопидом.
Он копит деньги и не знает,
Что с ними станется потом.

Потом деньжонки растранжирят,
Скупца умело обобрав,
Плутяги, из которых каждый,
Коль верить им, — не принц, так граф.

Допустим, что разбогател ты
И выбрать порешил жену,—
Бери любую: ведь папаши
Клюют на толстую мошпу.

Но только для чего жениться?
Коль втридорога тут зятья,
То будь для всех возможным зятем —
Весьма доходная статья.

Прощай, Баия! В целом свете
Скверней не видел я дыры,
Не нынче-завтра ты, конечно,
Провалишься в тартарары.

С лица земли, как я надеюсь,
Баия будет сметена…
Иль (даже боязно подумать!)
Всем городам одна цена?

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СУДНОМ ДНЕ И КОНЦЕ ВСЕГО СУЩЕГО

Настанет день — под знаменьем печали,
Настанет ночь — без сна и тишины,
И горестно померкнет лик Луны,
И Солнце встанет в траурной вуали.

О, что с тобою, мир? Земные дали
Стенаньем толп людских оглашены.
Небытие иль бытие — равны:
Последние мгновенья их сравняли.

Звучит призыв архангельской трубы,
Развеивая сон, сон непробудный,
И настежь открываются гробы,

А для живых путь кончен многотрудный.
Все в страхе ждут решения судьбы,—
Зане настал великий день — день Судный.

МАНУЭЛ БОТЕЛЬО ДЕ ОЛИВЕЙРА

ЗЕМЛЯ ПРИЛИВОВ

Продолговатой полосой вдали,
Средь воли морских лежит клочок земли:
Нептун — морей хозяин полновластный,
Влечется к той земле любовью страстной,
В глубь острова вторгается волной,
С землей желая слиться островной.

Столь море землю стережет ревниво
И к острову спешит в часы прилива,
Что он Землей Приливов наречен:
Так образ моря в нем запечатлен.

Землей в объятья принято любовно,
Обласканное, море дышит ровно,
Но вновь к земле влечет его порыв,
И землю нежит сладостный прилив…
Когда ж их разлучат часы отлива,
Ждет море встречи с ней нетерпеливо.

Земля Приливов издали скромна,
И взоров не влечет к себе она,
Но высадись на острове, и глазу
Всю красоту ее откроешь сразу.
Так раковина, грубая на вид,
Жемчужину редчайшую таит.

 

 

 

Франсиско Родригес Лобо (1580–1622). — Воспитанник Коимбрского университета, юрист; священник; обладая независимым состоянием, всю жизнь провел в родном городке Лейриа. Студентом издал «Романсы» (1596), почти все на испанском языке, в которых видно влияние Гонгоры. Славу ему принесла пасторальная трилогия: «Весна» (1601), «Пастух-странник» (1608), «Разочарованный» (1614). Сюжетное движение ее, как часто в пастушьей новелле, скорее лишь оправа лирическим стихотворениям, которым присуще свойственное португальской лирике Возрождения взаимопроникновение мифологии и литературной условности — и точнейшей предметности наблюдения; обыденной простоты пейзажа и ситуации — и замкнутости всех персонажи: в мире возвышающей любовной страсти. Сходны с трилогией по моральной сосредоточенности, унаследованной Лобо от Миранды, его дидактические «Эклоги» (1605). Скучны и монотонны эпическая поэма Лобо «Коннетабль Португальский» (1610) и его испанские романсы, сухо описывающие придворные празднества в честь посещения Португалии испанским королем Филиппом III (1623). Выдающимся мастером прозы выказал себя Лобо в «Деревенской ассамблее, или Зимних вечерах» (1619), собрании бесед нескольких образованных людей, по примеру «Придворного» Б. Кастильоне обсуждающих, каким должен быть образцовый царедворец.

Франсиско Мануэл де Мело (1608–1666). — Знатный дворянин, Мело получил достойное своего звания и состояния воспитание; воинские труды, высокая политика и неустанные занятия словесностью сочетались в его неспокойной жизни неразрывно. Он воевал на суше и на море, о турками и протестантами. Принимал участие, как дипломат и политик, в междоусобицах Габсбургской империи, в борьбе за восстановление независимой Португалии, был с посольствами во многих европейских столицах. Несколько раз оказывался в тюрьме по политическим мотивам; в 1652 г. Мело был приговорен к пожизненному изгнанию в Бразилию. Однако уже в 1659 г. он вернулся на родину и снова стал блистательным царедворцем. Писал Мело по-португальски и по-испански; огромное количество его произведений не издано или утрачено. Материалом для его многочисленных исторических сочинений послужили прежде всего личные воспоминания: Мело — классик португальской мемуаристики. Значительная часть наследия Мело — произведении на религиозные и моральные темы: книги о блаженном Августине (1648) и святом Франциске Ассизском (1647); весьма любопытное «Послание в наставление супругам», содержащее колоритные отступления. Крупнейший памятник эпистолярного жанра в Португалии — «Домашние письма» Мело (1664). Высшим достижением Мело-прозаика считаются «Диалогические апологи» (посмертно, 1721), барочные «разговоры вещей». Мело — автор лучшей (или, как часто говорят, единственной достойной упоминания) португальской комедии XVII в. — «Фидалго-ученик» (написана до 1644 г., издана в 1671 г.), возможно оказавшей влияние на замысел мольеровского «Мещанина во дворянстве». Поэзия Мело — вершина португальского барокко. Поэт сам собрал свои «Стихотворные сочинения» (1665; в 1649 г. была издана первая часть их, заключавшая в себе одни испаноязычные пьесы), расположив их в девяти разделах — по числу муз; только вторая часть, посвященная Каллиопе, Евтерпе и Талии, написана по-португальски.

Жеронимо Байя (1643–1688). — Придворный проповедник и поэт. Его стиль, сложившийся под определяющим влиянием гонгоризма (см. о Гонгоре в испанском разделе), отличается прихотливой и вызывающей замысловатостью. Тематпка произведений этого монаха — придворная злоба дня, любовь и прелести дам, радости жизни. Писал он и на мифологические сюжеты: «Полифем и Галатея», «Дидона и Эней». В творчестве Баии сильна также бурлескная струя.

Виоланте до Сеу (1601–1693). — Поэтессе не было еще восемнадцати лет, когда к ней пришел первый литературный успех; ее комедия о св. Евгении была сыграна перед королем. В 1630 г. она приняла монашеский постриг, но и в монастыре прилежно занималась поэзией и музыкой (сестра Виоланте была знаменитой арфисткой); ее чествовали многие академии, ей благоволил двор. Писала поэтесса по-португальски и по-испански. Кроме упомянутой, она оставила еще две комедии: «Сын, Жених и Брат» и «Победа Крестом». При жизни поэтессы вышло несколько ее стихотворных сборников— «Разные ритмы…» (1646), «Романс к Христу Распятому», «Солплоквии к причастию и по причастии» (1668), «Размышления о мессе и сердечные приуготов- лепия благочестивой души» (1693) и др. Посмертно, в 1773 г. было издано собрание ее поэзии (содержавшее и произведения на испанском): «Лузитанский Парнас божественных и человеческих стихотворений».

Стр. 598. Десимы — десятистрочные стихотворные строфы.

Бернардо Виейра Раваско (1617–1697). — БратАптонпо Виейры, знаменитого иезуита-проповедника, классика португальской прозы. Жил в Бразилии. Проявил отвагу в многочисленных схватках с голландцами, совершавшими постоянные набеги на португальскую колонию. Его произведения — описание Бразилии, трактаты на современные политические темы и четырехтомные «Португальские и кастильские стихотворения» — остались и рукописи; часть из них утрачена.

Грегорио де Матос Герра (1633–1696). — Изучал право, служил на государственной службе в Португалии. Но в 1681 г. вернулся навсегда в Бразилию. Первые годы на родине были благоприятны поэту: он получил назначения на доходные церковные должности; но принять сан оп отказался и остался не удел. Богемный образ жизни, задиристость и не знавшая удержу страсть к сатирическому слову создали поэту самую дурную репутацию; он был замешан в преступлении, не однажды скрывался бегством от гнева властей и оскорбленных его жгучими стихами лиц; в 1694 г. был выслан в Анголу и только через год получил свободу. Умер в Пернамбуко, где его принял под свое покровительство тамошний губернатор — с одним условием: не писать стихов. До XIX в. все произведения Матоса, прозванного «адской пастью», оставались неизданными, в том числе и любовная и религиозная лирика; но в рукописном виде они имели самое широкое хождение (и поныне не напечатаны, за их непристойностью, многочисленные эротические стихотворения поэта). Определяющее влияние на Матоса оказали Гонгора и Кеведо (см. испанский раздел наст. тома). Его творчество с равным правом можно рассматривать как в рамках истории португальской литературы, так и бразильской.

Мануэл Ботельо де Оливейра (1636–1711). — Бразилец по рождению; учился в Коимбре вместе с Г. де Матосом (см. выше). Всю жизнь занимался юридической практикой, давал деньги в рост. Писал на испанском, португальском, латинском и итальянском. Первый из бразильских поэтов, выпустивший прижизненную книгу стихов — «Парнасская музыка», 1705. Его поэзия отмечена сильным влиянием европейских образцов, в первую очередь, Гонгоры.

И. Котрелев

(На сенсорных экранах страницы можно листать)
Теги: