Фелиста (альтернативная редакция)
Фелиста. Поэма в 7 частях (с вступлением). Слова народные. Исходный текст: a-mokeev.livejournal.com. Ред. правки В. Панкратов. – Москва: 2018. – 50 с.
Устное народное творчество (конец 1960-х – начало 1980-х годов).
Введение
- Потихоньку дверь закройте
и садитесь, а не стойте, -
так в "Стреле" Москва-Берлин
мне сказал один грузин.
Добрый и гостеприимный,
мой сосед в дороге длинной
миллион историй разных
знает - добрых и проказных,
и простых, и ненормальных,
и лихих, и сексуальных.
Я один его рассказ
записал, друзья, для вас...
Часть 1
Спиридон Мартыныч Кторов
был директором конторы
Главзаготснабсбытзерно
(стал он им не так давно).
Невысок, неясных лет,
крупный лоб (красив, брюнет!).
Чисто выбрит и отглажен,
а в плечах - косая сажень.
Кабинет его рабочий
был обставлен скромно очень:
стулья, стол большой и ровный,
книжный шкаф, диван огромный.
В коже дверь, на ней запоры,
на окне глухие шторы,
письменный прибор дородный
и сифон с водой холодной.
А в приемной - секретарша,
лет семнадцати, не старше.
Спиридон, надо сказать,
секретарш любил менять.
Месяц - два они старались
и с почетом увольнялись.
День, от силы, пролетал -
новый ангел прилетал.
Было так и в этот раз,
о котором мой рассказ...
Сам из отпуска вернулся,
в дверь вошел и улыбнулся -
дева дивная сидит,
на него в упор глядит.
Взгляд прямой, как небо чистый.
- Как зовут, тебя? – Фелистой.
У Тамары бюллетень -
я сегодня первый день.
- Так, прекрасно! - Спиридон
сделал ей полупоклон, -
Спиридон Мартыныч Кторов,
я - директор сей конторы,
тоже первый день в работе.
Ну, потом ко мне зайдете,
я введу вас в курс всех дел, -
Кторов деву оглядел,
снова чуть ей поклонился
и в пенаты удалился.
А Фелиста вся зарделась,
ей уже к нему хотелось,
но был точный дан указ -
чтоб потом, а не сейчас.
Здесь прерву я нить рассказа,
потому, что надо сразу
о Фелисте рассказать,
её образ описать.
Высока, с приятным взглядом,
с идеально круглым задом,
с головой - не без идей,
с пятым номером грудей,
с узкой талией притом,
крупным, нежным, алым ртом.
Волос - цвета апельсина
(до сосков) довольно длинный,
голос томный и певучий,
взгляд предельно зло@бучий.
Здесь замечу непременно,
что @блась она отменно,
знала сотню разных поз,
обожала файдероз,
сладко делала минет -
всё узнала в десять лет.
В те года с соседней дачи
помогал решать задачи
ей один артиллерист -
пьяница и онанист.
Доставал он х@й тихонько,
гладить заставлял легонько,
сам - сидел, решал задачи,
объяснял, что «Y» значит.
Это было непонятно,
но волнующе приятно -
и упругий х@й в руке,
и ладошка в молоке.
Математика кончалась,
платье с девочки снималось
и язык большой и склизкий
проникал в её пиписку.
Поначалу было больно,
рот шептал: - Всё, мне довольно!
Но потом приятней стало,
целки в скорости не стало -
то заместо языка
х@й ввела её рука.
А примерно через год
научилась брать х@й в рот.
Месяцы бежали скопом,
набухали груди, жопа,
над п@здой пушились дебри,
набирался опыт в @бле
и к шестнадцати годам
переплюнула всех дам.
Сутками могла @баться,
ёрзать; ползать; извиваться;
по-чапаевски и раком; стоя;
лёжа; в рот и в сраку;
с четырьмя; с пятью; со взводом
(девочка была с заводом).
А сейчас она сидела,
молча на часы глядела,
молодые глазки щуря -
между ног рождалась буря,
ведь Тамара ей сказала: -
Спиридон - лихой вонзала,
сердце билось сладко-сладко,
что-то там пищало в матке,
руки гладили лобок: -
Ну, звони скорей, звонок!
И звонок приятной лаской
позвонил, как будто в сказке,
захлебнулся, залился,
времени терять нельзя!
Трель звонка слышна везде,
что-то екнуло в п@зде
и Фелиста, воспылав,
к двери бросилась стремглав.
Ворвалась, закрыла шторы,
повернула все запоры,
лифчик на диван метнула,
сбоку молнию рванула
и в мгновение была
в том, в чём мама родила.
Спиридон, как бык в ночи,
на Фелисту наскочил,
обнажив огромный член,
что кончался у колен,
а затем всё также быстро
повалил на пол Фелисту,
и, чтоб знала - кто такой,
ей в п@зду залез рукой.
Но Фелиста промолчала -
ей понравилось начало.
Улыбнулась как-то скупо,
обхватила ртом залупу,
стала всасывать тот член,
что кончался у колен.
Вот исчезло пол конца,
вот ушли два яйца,
и залупа где-то ей
щекотала меж грудей.
Спиридон кричал: - Ай, сладко! -
и сжимал рукою матку.
Цвета белого стекла
сперма на ковер стекла.
Глаза девицы горели,
х@й ломал ей что-то в теле,
кисть руки п@здою сжала,
так, что чуть не поломала.
Приутихли, раскатились.
отдохнули, вновь сцепились.
Вот Фелиста встала раком,
он свой х@й ей вставил в сраку,
и п@зду двумя руками
молотить стал кулаками.
А она за яйца – хвать,
словно хочет оторвать.
Снова отдых, снова вспышка,
у него уже отдышка,
а она его @бёт,
и кусает, и скребёт,
и визжит, и веселится,
и п@здой на рот садится.
Он вонзает ей язык,
что могуч так и велик,
и мычит: - Подохну тут,
а часы двенадцать бьют...
Кровь и сперма - все смешалось,
но Фелиста постаралась,
вырвала, в конце концов,
Кторову одно яйцо.
А потом с улыбкой глупой
отжевала край залупы,
он кричит: - Кончаешь, нет?
А она ему - минет,
чтоб заставить х@й стоять
и @бать, @бать, @бать!
- Утром, труп его остывший
осмотрел я, как прибывший
из Москвы криминалист, -
так закончил журналист
свой рассказ печальный очень
и добавил: - Между прочим,
с нами следователь был,
очень юн и страшно мил.
Побледнел он, покраснел,
на девицу не глядел,
так, не глядя, к ней склонился,
лицом сильно изменился,
изо рта её извлёк
х@я жеваный кусок.
Потом задал ей вопрос: -
За@бли его. За что-с?
И ответила Фелиста: -
Кторов был артиллеристом,
рядом с нами жил на даче
и умел решать задачи…
Часть 2
Время шло, прошло лет пять,
мой попутчик мне опять
как-то встретился под Сочи,
мы обрадовались очень
нашей встрече. И всю ночь
стали новости толочь.
А когда бледна, полна
над землей взошла Луна,
звезды на небе застыли,
он спросил: - Вы не забыли
мой рассказ, когда Фелиста
за@бла артиллериста?
В миг с меня сошла усталость,
я спросил: - А что с ней сталось?
- Значит, помните, гляжу,
что ж, хотите, расскажу?
Затаив свое дыханье,
я в момент обрел вниманье
и в течение рассказа
глазом не моргнул ни разу.
Вам второй его рассказ
я поведаю сейчас...
- Если помните, там был
следователь - юн и мил,
он с Фелисты снял допрос,
и с собой в Москву увез,
сдал в "Бутырку" под расписку,
сел потом писать записку
о своей командировке
в кабинете на Петровке.
Только потерял он суть:
то в глазах всплывала грудь,
то большие ягодицы
арестованной девицы,
то огромные сосочки -
встал отчёт на мертвой точке.
Х@й вставал, мешая мысли,
а его сомненья грызли -
всё ли сделал для отчёта,
нет в допросе ли просчёта,
за ту держится ли нить?
Надо передопросить!
Так решив, отчёт порвал
и в "Бутырку" побежал.
А Фелиста, будто знала,
молча с табурета встала,
также молча подошла
и дыханьем обожгла: -
Умоляю, помогите.
всё отдам, что захотите,
лишь спасите от тюрьмы,
с детства я боялась тьмы
и пугаюсь скрипов, стуков!
А рука ползла по брюкам,
жадно х@й его искала,
по щеке слеза стекала,
вдруг присела. Нежный рот
из ширинки х@й берет
и засасывает славно,
чуть его качая плавно.
Следователь вмиг вспотел,
видит бог - он не хотел!
Против воли вышло это
приобщение к минету,
но она его прижала,
все в юристе задрожало
и бурлящие потоки
потекли в пищепротоки.
Две недели шли допросы,
он худел, сдавая кроссы
от "Бутырки" и назад,
шли дела её на лад.
Он худел, она добрела,
им вертела, как хотела.
Он допросов снял немало,
а она трусы снимала,
от допросов заводилась
и верхом на х@й садилась
или делала отсос,
отвечая на вопрос.
День за днем чредою шли.
Вскорости её @бли
и судья, и прокурор,
и тюремный спецнадзор.
Утром, вечером и в ночь
все старались ей помочь.
А Фелиста, как могла,
им взаимно помогла -
бодро делала минет
с переходом на обед,
так что суд на этот раз
от тюрьмы Фелисту спас,
предложив за @блю в дар,
выехать под Краснодар.
У кого-то там приятель
был колхозный председатель,
для Фелисты этот кто-то
у него просил работу.
Коллективом провожали,
наставляли, руку жали,
а, простившись, как пижоны,
все разъехались по женам.
Поезд мчался быстро-быстро,
с шиком ехала Фелиста...
Проводник носил ей чай,
пару раз он, невзначай,
жопы девичьей коснулся,
а на третий оглянулся,
взгляд на бедрах задержал
и к себе её прижал.
А она сказала тихо: -
Вот так, сразу? Это лихо!
Что у Вас здесь? Ну и ну!
Я попозже загляну.
Ровно в полночь дверь открыв
и к себе её впустив,
он под чайных ложек звон
до утра качал вагон,
а она под стук колес
исполняла файдероз.
Утром поезд сбавил ход,
вот перрон, стоит народ,
много солнца, небо чисто -
тут должна сойти Фелиста.
Вышла, робко оглянулась
и невольно улыбнулась -
из толпы несётся крик,
ей букет сует мужик,
под оркестр отдают
пионеры ей салют,
кто-то вышел к ней вперед,
нежно под руку берет
и под громкий барабан
приглашает в шарабан: -
Трогай! - кучеру кричит
и загадочно молчит.
В миг с лица сошла улыбка: -
Здесь какая-то ошибка,
объясните, что за встреча,
барабан, цветы и речи,
тот, кому это - не я!
- Что ты, рыбонька моя,
из Москвы вчера как раз
мне секретный был приказ
встретить пятого в субботу
и доставить на работу.
Ты возглавишь конный двор, -
говорил ей прокурор.
Он всё это объясняет,
сам за жопу обнимает,
нежно за руку берет
и себе на член кладет.
Кучеру орет: - Нажми!!
Шепчет ей: - А ну, сожми!!!
Эх, трясучие дороги…
хочешь сесть ко мне на ноги?
Что Фелисте объяснять.
та давай трусы снимать,
х@й достала, встала раком,
на него насела сракой
и пошла работать задом,
попадая в такт ухабам.
Вдоль полей они несутся,
кучер чувствует – @бутся,
и хотя мальчонка мал,
тоже свой стручок достал,
возбуждая грубым словом
свою Дуню Кулакову.
Конь учуял это блядки
мчал сначала без оглядки,
а потом на месте встал,
хер из-под хвоста достал,
ржёт, подлец, и не идёт,
лошадиный член растёт.
Как Фелиста увидала,
мужиков пораскидала,
подползла под рысака,
обхватила за бока,
пятками уперлась к крупу
и давай сосать залупу.
Пыль столбом, рысак дрожит,
вдруг с кишки как побежит,
баба чуть не захлебнулась,
тело конское взметнулось,
кучер дико заорал,
прокурорский дёру дал.
Конь храпит, она елду
конскую сует в п@зду,
и вертится как волчок,
а в степи поет сверчок...
Час в желании своем
измывалась над конем,
племенной рысак свалился,
охнул и п@здой накрылся,
а Фелиста отряхнулась
и на станцию вернулась,
ночью тихо села в поезд
и отправилась на поиск
новых жертв своей п@зды.
Через семь часов езды
где-то вышла и пропала,
с той поры её не стало.
Но я верю, что она-то
где-то выплывет когда-то,
мы, пока живем и дышим,
что-нибудь о ней услышим!
Часть 3
Года два назад тому
собрались мы на дому
у соседа в воскресенье,
чтоб отметить день рожденья.
От закусок стол ломился
в кухне шашлычок дымился,
цинандали, коньячок,
краб, икра и балычок.
Постарался для гостей
именинник Аджубей,
отпрыск тегеранских баев,
расп@здяй из расп@здяев.
Был в верхах, когда у власти
тесть его, мудак мордастый,
находился. А потом,
за редакторским столом
водку пил и прозябал,
тестя, мудака, ругал.
Мы за эту суку пили,
спорили, кальян курили,
в полночь - всё! Невмоготу,
но, как раз, в минуту ту
именинник Аджубей,
чуть раздвинув свод бровей,
говорит: - Ну, а сейчас
у меня сюрприз для вас.
Бьёт в ладоши, словно бай,
тегеранский разъ@бай,
дверь входная отворилась
в ней девица появилась -
голая пришла к узбеку.
Я смотрю, у человека
рядом х@й в штанах встаёт,
чувствую - и мой растёт.
У девицы чудо-грудь,
простынёй не обернуть,
ноги длинны, высока,
бёдра, как окорока,
над п@здой дремучий лес,
словно Маркс туда залез.
Тут меня изгнали с кресла -
это блядь на стол полезла,
завертела животом,
толстой жопой, а потом
к нам спиной, в разлет, присела,
плавно на бутылку села.
И в п@зде исчезла пылкой
от шампанского бутылка.
Приподнявшись, встала раком,
точно в дверь нацелив сраку,
сжалась. Из п@зды назад
мощно вылетел снаряд!
Все вокруг стоят и дрочат,
ждут, чего еще отмочит,
а она икру берёт,
между ног себе суёт,
лихо ноги раздвигает,
Аджубея подзывает,
тот высовывает вмиг
свой редакторский язык,
из п@зды икру берёт,
отправляет себе в рот.
Зам редактора, однако,
усмотрел икринку в сраке,
сунул в анус ей язык.
За моей спиною крик: -
Всем из жопы доставать!
Стали сфинктер ей лизать.
У меня уже печёт,
из конца уже течёт.
Все давно от пота взмокли,
и штаны у нас намокли,
Аджубей, икрой рыгая,
всем раздеться предлагает,
через пять минут, засранцы,
мы стоим, как новобранцы.
Двум сосёт она, двум дрочит,
жопой вертит - раком хочет!
Среди нас ажиотаж -
ловит девица кураж,
мы уже не при делах,
в дупель, сука, за@бла,
этот - плачет, стонет - тот,
а она ему сосёт.
Именинник-мудозвон,
словно выжатый лимон.
- Мало мне! - кричит девица,
не блядища, блядь, а львица!
Мы скорее расползаться,
блядь вот-вот начнёт кусаться,
всё у нас давно упало,
а она своё: - Мне мало!
Я её поставил раком,
сунул ей распорку в сраку
и воткнул п@зде голодной
я сифон с водой холодной.
Бабе нравится, гляжу,
я туда - сюда вожу,
а она: - Вот х@й хорош,
на Кобзоновский похож!
Шуровал, потом не смог,
руки отнялись, я взмок,
бросил тот сифон с водой,
между ног лёг под п@здой,
в лёгких воздуху набрался,
головой в п@зду забрался,
и там из последних сил
её матку укусил.
Дальше в памяти провал,
я почти неделю спал,
а потом, знать рок такой,
потерял совсем покой,
по ночам мне стала сниться
эта блядская девица,
её жопа, её грудь,
вот бы раз ещё взглянуть!
Как узнать, кто, блядь, такая?
Я спросил у разъ@бая,
тот ответил мне на это: -
Фелинета... иль Фелета...
или, может, что похоже?
Я окаменел. О, боже,
это же она – Фелиста!
Высока, стройна, плечиста,
с цепким, но весёлым взглядом,
с мощным и огромным задом.
с пятым номером грудей,
с головой не без идей...
Я забросил все дела,
блядь так сильно завела,
слал во все концы запросы,
задавал кругом вопросы,
всё искал, искал, искал,
словно сумасшедшим стал,
и за все эти заботы
меня выгнали с работы.
По стране носился в мыле,
но нашел её в Тагиле.
Я, как тень, за ней ходил,
всё упрашивал, молил,
говорил ей, что клянусь,
если даст @бать - женюсь!
Та ответила: - Согласна,
но с условием (ей ясно -
я давно готов на всё).
- Вот условие моё:
слышала от бабки Насти,
в грозовую ночь в ненастье
в старом городе Тагиле
на кладбищенской могиле,
если голые @бутся -
в полночь мертвецы проснутся,
выйдут из сырых могил,
заорут на весь Тагил.
Я хочу проверить это,
если так - то дать скелету!
Я сказал: - Всегда готов,
ты п@здишь про мертвецов!
Прямо тем же днём, точь в точь,
молния пронзила ночь.
Без пятнадцати двенадцать,
мы с ней начали @баться,
вдруг её раздался крик,
помню, я кончал в тот миг.
Что Фелисту погубило
и весь кайф мне обломило?
Сверху выплыл лунный диск,
бросил луч на обелиск
и открыл, вы уж поверьте,
мне причину её смерти -
на меня смотрел с укором
Спиридон Мартыныч Кторов!
Часть 4
Души умерших людей -
и героев, и блядей,
и марксистов, и пижонов,
и всех прочих мудозвонов,
как на свет тот прилетают -
прежний облик принимают,
регистрацию проходят,
к богу на прием приходят.
Тот ведёт распределенье -
кто в какое отделенье,
то ли в рай, а то ли в ад,
то ли просто к чёрту в зад,
как решит бог, так и быть,
ничего не изменить.
Благородных он кровей -
из евреев, сам еврей.
В общем, так, на этот раз
с того света мой рассказ...
Совещание у бога
времени украло много,
не спешил он, но все знали,
что в приёмной дамы ждали.
Только очень был не прост
разбиравшийся вопрос -
год какой-то разъ@бай
лазает из ада в рай.
Неизвестный тот мудак
превратил весь рай в бардак,
всполошил всех райских птиц,
пере@б святых девиц,
старым девам сей нахал
целки всем переломал,
надсмеялся над запретом –
заразил весь рай минетом.
И такое началось,
лесбиянство развелось -
за подругою подруга
лижут п@зды друг у друга,
девы, дабы по@баться,
под амуров, блядь, ложатся,
Гавриил, седой скопец,
нарастил себе конец
и теперь, мудак с усами,
ходит и трясёт мудями,
эта адова скотина
за@бла Варфалуила.
Вся работа - псу под хвост,
да, вопрос стоял не прост.
Ф. Дзержинский разбирался,
но вопрос так и остался -
неизвестный разъ@бай
продолжает лазать в рай.
Бог сказал: - Всех вас уволю,
дали, суки, аду волю!
Не рабочий день, а блядство,
то костры едва дымятся,
то дрова не подвезут,
х@ли вы торчите тут?
Всё играете в картишки,
сковородки - как ледышки,
Берия вчера замёрз!
Все это один вопрос -
нет вечерней переклички,
кто-то вечно п@здит спички,
пятый день котлы не топят,
тьма, как у Лумумбы в жопе!
Это нам сигнал, что в рай
влез какой-то разъ@бай.
Я вам всем намылю хари!
- К Вам, господь наш, Мата Хари.
- Вон, все нах@й, паразиты,
ну-ка, Харю пригласи ты,
заходи, @бёна мать,
сколько тебя можно ждать,
я заданье дал когда,
ты шпионка иль п@зда?
- Я разведчица, мой бог,
Феликс ни х@я не смог,
а вот я нашла его -
разъ@бая твоего.
- Доложи, но не п@зди!
- В рай сперва переведи,
обещал ведь рай в награду.
- Да рай нынче хуже аду,
на х@я тебе тот рай,
чего хочешь, выбирай.
- Рай и всё. Иль не скажу!
- А ты хитрая, гляжу,
все вы, суки, балерины,
век @бётесь, как скотины,
рай потом вам подавай.
Ладно, кто тот разъ@бай?
- Спиридон Мартыныч Кторов
из Тагильской из конторы,
тот, что был артиллерист.
Oн и щас на х@й не чист.
- Что с ним делать… Как узнала?
- С Евою его застала,
он набил Адаму рожу,
Еву за@бал в рогожу,
обоссал весь райский сад,
щас Джульетту чешет в зад,
у него такоо-о-й елдак…
- Берию позвать сюда!
- Нет залупы, нет яйца,
а @бётся бесконца…
- Берия пусть член отрубит
или Кторов нас погубит.
Ты иди, побудь при нём,
у меня ещё приём.
Ну, катись, давай, иди,
кто там следующий? Входи!
В кабинет вошла девица,
кругложопа, круглолица.
- Аа-а, Фелисточка, привет!
Жду давно на этот свет,
как доехала? – Отлично.
- Как вела себя? – Прилично,
пососала Гавриилу
его новое х@ило,
а потом Варфалуил
пару раз мне засадил,
твой любимый ангелочек
засадил в меня разочек,
отпустила по минету
Симу, Хаму, Иафету,
Зевсу в жопу я дала -
хорошо себя вела.
- @б твою же бога мать,
должен в ад тебя послать!
- Лучше в рай! - Ну, ты даёшь,
ты ж мне всех тут за@бёшь,
хватит нам артиллериста -
друга твоего, Фелиста.
- Спиридона? Вы ошиблись,
мы в Тагиле как-то сшиблись.
Может, это было глупо,
но я помню, что залупу
ему сгрызла. – Нет, не спорь ты,
он огрызком рай попортил.
Рассуждаешь, дева, тупо,
что ему кусок залупы,
если там такой х@ина,
как у Минина дубина,
впрочем, нет - кило на три.
Ты постой и посмотри,
Берия ему щас врежет,
полтора кило отрежет -
сантиметров сорок пять,
будет знать, как рай @бать!
А пока ты, как завет,
слушай божий мой совет -
Сталину и Риббентропу
дашь по паре раз, но в жопу,
у Адольфа не стоит,
сверху сядь и сделай вид.
Геббельс будет домогаться -
постарайся обосраться,
пусть в говне, блядь, полежит,
@баный антисемит!
Налетит, как гром, Чапай -
ни за что не подпускай!
Он моей охраны роту
пере@б всю в ту субботу.
Бродят с Петькой взад-вперед,
как ходячий анекдот,
а за ним вся моя рота -
ищут белого кого-то.
Ты от них тихонько скройся,
в темном уголке укройся.
Из ЧеКа к тебе придут,
всунут, вынут отойдут.
По паролю их отметишь,
скажут - «Ч», ты - «К» ответишь,
после Якову дашь тоже,
он еврей, но он хороший,
у Тагила твоего
город имени его.
Кто б ни клянчил: «В жопу дай!»,
Сталину не изменяй,
скажешь, сталинская жопа,
чтоб @бали Риббентропа.
Дав Фелисте наставленье,
бог вздохнул от утомленья,
грустно голову склонил,
пёрнул громко и почил,
а Фелиста подошла,
в рясе божьей х@й нашла,
глянула и вон скорей.
Бог действительно еврей!
А на утро Гавриил
богу рапорт настрочил.
- Боже, что она творила, -
то послание гласило, -
не сдержала слово, блядь,
всем подряд дала @бать!
Сталина заели вши
в лапах папы Чанкайши,
от чекиста Иванова
мандавошки у Свердлова,
вся верхушка ВЧК
корчится от трипака,
Гитлера удар свалил,
Черчилль сифилис схватил.
Там, мой бог, такой скандал -
ты ни разу не видал!
Бог послание читает,
к нему Берия влетает: -
Кторов где?? - он заорал, -
мне он жопа разодрал!
Так воткнул - сквозь рот пролезло,
с глаз пенсне от боли слезло,
через рот мой стал он шпарить
эту суку, Мату Хари,
носом в жопу ей втыкался,
до потопа надышался
матахаринским говном,
кончил, сука, а потом
нас обоих с х@я снял,
отп@здячил и слинял,
где сейчас он? Бог смеётся: -
Он с Фелистою @бётся.
- Что творят, Земной Творец,
саду райскому п@здец!
Обоссали все кругом,
превратив в публичный дом,
обломали зубы, суки,
ну, за что мне эти муки?
Всем святым на удивленье
принимает бог решенье -
Спиридона и Фелисту
оживить, немедля, быстро.
Вечной жизнью наградить
и на землю отпустить!
Часть 5
Позапрошлою весной
я с концерта брёл домой,
было звёздно и тепло,
всюду капало, текло.
В даль тумана нанесло,
со дворов говном несло,
с крыши визги раздавались,
там в ночи коты @бались.
Всюду пьяные валялись,
рядом постовые шлялись,
в телефонной будке слева
чей-то х@й сосала дева.
Справа парень девку сгрёб,
то ли грелся, то ли @б,
в общем, мне давил на плечи
рядовой московский вечер.
Вдруг я слышу чудо-пенье.
Дело было в воскресенье,
смотрю - рядом божий храм,
значит, люди пели там.
Я вошёл. Внутри церквушки
пели божии старушки,
подпирая лбом венец,
вторил им святой отец.
Все крестились, я стоял,
тут меня он увидал,
подошёл ко мне немного: -
Что, не верите вы в бога?
- Нет. Я просто так, простите.
- Что ж, коль нравится, смотрите.
Может, интересно вам
осмотреть наш божий храм?
- Если можно, буду рад.
Он чуть-чуть шагнул назад,
дверь слегка приотворилась,
келья предо мной открылась.
В изголовии постели
свечи толстые горели,
тени на стене дрожали,
кресла мягкие стояли.
Он присесть мне предложил,
понял я, что здесь он жил.
Сев в предложенное кресло,
я спросил: - Мне интересно,
правда, верите вы в бога?
Он задумался немного,
улыбнулся и сказал: -
Я ведь вас сюда позвал,
зная, что вопрос примерный
зададите непременно.
Что ж отвечу, коль хотите,
вижу, что вы не спешите,
как зовут вас? Я назвался,
бас его в ответ раздался: -
Спиридон Мартыныч Кторов!
Онемел я. Тот, который
всех моих поэм герой,
предо мной сидел живой.
Он узрел, что я бледнею: -
Я знаком вам? Я не смею
«да» сказать ему в ответ
и решил соврать, что нет.
Он немного помолчал,
головою покачал
и сказал примерно так: -
Может быть, я и дурак,
пригласил я вас случайно,
чтобы поделиться тайной.
Жуткий, страшный тот рассказ
я поведаю сейчас...
- Я родился на Урале
в городе Тагил, слыхали?
Мать была такой блядищей,
что другой такой не сыщешь.
Драл её весь наш Тагил,
кто меня ей засадил,
я не знаю до сих пор -
пред горкома, прокурор,
адвокат или ворюга,
в общем, мать была блядюга.
Рос и в этом вечном блядстве
опыта сумел набраться,
к десяти годам всё знал
и @бать уже мечтал.
А пока что я дрочил,
арифметику учил -
мой любимейший предмет
с самых с ранних детских лет.
Как-то мать меня застала
и при@бываться стала: -
Дрочишь, курва, весь в отца,
онаниста-подлеца,
но, пойми, что это вредно!
Дальше-больше, худо-бедно,
оказала мать услугу,
привела ко мне подругу.
Был у нас семейный бал,
ночью я её @бал,
а на утро, надо статься,
та пошла про нас трепаться,
дескать, хлопчик – молодец,
у него такоо-о-й конец!
Вскоре я пере@бал
весь свой дом, потом квартал,
принялся за наш район,
слава, как церковный звон
обо мне везде лилась,
вся округа завелась.
Я с медалью кончил школу,
завуч женского был полу,
чаще всех она @блась,
ею очередь велась.
Как меня все обожали!
Никогда так не рожали
в старом городе Тагиле,
дряхлые дома сносили,
разрастаться город стал,
в общем, я не зря @бал.
В область очередь стояла,
но война всё оборвала.
Город со слезой во взоре
провожал, когда я вскоре
дом родимый покидал -
свой Тагил, Седой Урал.
О войне мне вспоминать
горько, вы должны понять -
полное безбабье было,
пухли яйца, пухло рыло,
пришлось в пушку х@й совать,
ствол до края заливать.
В сперме же снаряд подале
стал летать. Мне орден дали.
Позже снайпер уследил,
в жопу пулю засадил,
и через четыре дня
привезли в Тагил меня,
в госпитале я валялся
и, понятно, не @бался.
Как-то к нам пришли детишки,
принесли гостинцы, книжки.
Эта пела, та плясала,
а одна стихи читала.
До чего ж была мила
и нежна, и весела,
просто трудно передать,
подошла и на кровать
рядом села, улыбнулась,
будто солнышко проснулось.
Я лежу, как лист, дрожу,
мой елдак встаёт, гляжу,
одеяло, я аж взмок,
поднялось под потолок,
а она вдруг мне: - Скажите,
что у вас там? Покажите!
Приоткрылся, но немного: -
Там моё ранение в ногу.
Она гладит и целует,
а из х@я сперма дует
и рекой стекает чистой: -
Как зовут тебя? – Фелистой.
- Можно, буду Феней звать?
Приходи ко мне опять!
Вскоре стал я жить на даче,
помогал решать задачи
Фене и просил немножко
гладить раненую ножку.
Тут пришла пора бояться -
Феня стала разбираться,
что светило долгим сроком.
Я уехал, ненароком
скрылся с глаз, и, как говно,
поступил в Заготзерно.
Мчались годы, стал я тузом,
обзавёлся крупным пузом,
и чтоб как-то жир сгонять
взялся секретарш менять.
Раз из отпуска вернулся,
с незнакомою столкнулся
(бюллетенила Тамара).
То была мне божья кара.
Она в кабинет вбежала,
от желанья вся дрожала,
я достал свой толстый член,
что кончался у колен,
мы почти всю ночь @блись,
так друг другом увлеклись.
Девка та, в конце концов,
оторвала мне яйцо,
а потом в экстазе взвыла
и залупу откусила.
Дальше я, похоже, спал -
снилось, будто в ад попал,
всех чертей там пере@б,
Берия чуть не загрёб,
в общем, страшный, жуткий сон, -
свой рассказ закончил он.
На меня уставил взгляд,
руку протянул назад
и, качая бородой,
подал мне сифон с водой.
А меня ознобом бьёт,
так прошиб холодный пот.
- Вы не верите, гляжу,
я вам что-то покажу,
рясу он поднял, тоскуя,
и достал обрубок х@я,
сунул мне одно яйцо
в побледневшее лицо.
Смежил он свои уста
и я встал, прощаться стал.
В угол, уходя, взглянул,
мне там кто-то подмигнул,
и вдогон шепнул нечистый: -
Скоро встретишься с Фелистой!
Часть 6
Осенью в Большом театре
собрались все психиатры
из шести ведущих стран.
В первый день концерт был дан,
ужин в честь начала съезда.
У четвёртого подъезда
пропускали всех артистов,
музыкантов, куплетистов,
фокусников и танцоров,
был из МХАТа артист Кторов
(привезли его на волге),
вёл концерт Владимир Долгин.
Объявил он, помню, сцену
с Кторовым, как вдруг на сцену
за кулисы врач приходит
и такую речь заводит: -
Растолкуйте, коммунисты,
нет ли брата у артиста?
Беспартийные в ответ -
у него, мол, брата нет.
Посмотрев за штору в зал,
он вздохнул и так сказал:-
Далеко в краю не ближнем,
в городе Тагиле нижнем
я работаю врачом,
расскажу вам вот о чём.
Вам, друзья, я без прикрас
передам его рассказ...
- В августе, числа шестого,
года, не скажу какого,
вечером из ресторана
привезли к нам хулигана,
и на утро (до обеда)
с ним у нас была беседа.
На кровати - человек
с ореолом красных век,
вроде, всё нормально в нём,
не горят глаза огнём.
Разглядел я в нём, однако,
сексуального маньяка.
А история такая -
в ресторане, выпивая,
вдруг увидел он девицу
с того света и божится,
что её он раньше знал,
что в п@зде её бывал,
что, мол, лазал головой,
когда та была живой,
что, как будто шоколадку,
он кусал девице матку,
и чтоб это доказать,
просит к нам её позвать.
Говорит, в её п@зде,
в самом маточном узле
будто видел он в тот раз,
как залазил, против глаз -
две икринки, два гандона
и баллончик от сифона.
Сам трясётся, аж психует,
и её портрет рисует -
высока, с приятным взглядом,
рыжевата, с мощным задом,
пышногруда и плечиста,
а зовут её Фелиста.
Ну, я вижу - полный бред,
через месяц понял - нее-е-т.
Я не помню, в день какой
поступил ко мне больной
в рясе старенькой попа
с бородищей до пупа,
Спиридон Мартыныч Кторов
(так представился он «скорой»).
Я с устатку, без обеда,
с ним провёл развед-беседу.
Оказалось, он дней пять,
как приехал проверять
из столицы наш приход.
Наш доверчивый народ
в храм пришёл послушать службу,
он завёл со всеми дружбу
и по пьянке говорил,
что когда-то знал Тагил,
вспоминал Заготзерно -
там уже роддом давно,
а моя супруга Тома
главный врач того роддома.
И начальство пригласило
то московское светило
коммуниста отпевать
помер тот, как бы сказать,
от того, что мало верил.
Служба шла, поп взор свой вперил
в огроменный постамент,
побледнел в один момент,
подбежал и ну орать: -
Это ж я, @бёна мать!
Ночью он могилу вскрыл,
матерясь на весь Тагил.
Я спросил: - Вы что, здесь жили,
вас что, раньше хоронили?
- Я не знаю, может быть,
у Фелисты бы спросить,
эта сука из Тагила
мне залупу откусила,
поискали бы её,
у неё яйцо моё.
И мне в морду х@й суёт,
где куска недостаёт.
Я задумался на миг -
к идиотам я привык,
у меня их до х@я.
Так ведь, версия своя
есть у каждого из психов.
Иной - цыпой ходит тихой,
как шпион, и прячет, гад,
в жопе фотоаппарат.
А другой - с тоской во взоре
целый день лежит в дозоре,
он не жрёт, не пьёт, не срёт,
этого шпиона ждёт,
а из двух других палат
два Джульбарса с ним лежат.
Иль, невиданный вовек,
редкий трубка-человек,
на башке табак сжигает,
х@й сосать всем предлагает.
У меня был генерал,
тот Кутузова играл,
так играл, что как-то раз
выбил себе, нах@й, глаз.
И Суворов был, мудила,
два вершка, а заводила,
словно в Альпах коротыш
здесь на сраке ездил с крыш.
А один придурок, Ваня,
саженками плавал в бане,
и орал нам: - Не мешать!
Мне Урал переплывать!
Был Эйнштейн. Когда не дрался,
свой закон открыть пытался -
«скорость сжатия п@зды
относительно езды».
В общем, каждый был отличен
и вполне единоличен,
здесь же был редчайший случай
с точки зрения научной -
два довольно взрослых дяди
об одной твердили бляди!
Чтобы истину узнать,
я решил её сыскать.
У моей жены Тамарки
в юности была товарка.
Рассказала мне Тамара,
что они когда-то в паре
секретаршами трудились,
чуть было не подружились,
та девица на оферте
шефа за@бла до смерти,
её вмиг арестовали
и под Краснодар сослали.
Как-то раз под Новый год
я сидел, писал отчёт,
в кабинете было тихо,
за окном слонялись психи.
Поп своим обрубком х@я
тряс с деревьев снег, ликуя,
а Суворов жопой синей
с крыш сметал последний иней.
Тот, который кончил дракой,
поднимал сифон над сракой
и орал: - Кому воткнуть?
В общем, ужас. Страх и жуть.
Вдруг стук в дверь. Тамара входит,
за руку девицу вводит.
Сразу я узнал Фелисту -
взгляд прямой, открытый, чистый.
Радость из неё лилась,
видно, только что @блась: -
Видеть вы меня хотели?
Руки, чувствую, вспотели.
Я Тамару проводил,
а Фелисту усадил
и без разговоров, слёту,
предложил у нас работу.
Та согласие дала,
мы оформили дела
и она, как говорится,
стала у меня трудиться.
Так должно было случиться,
что пришлось мне отлучиться -
звал меня учёный спор
на симпозиум в Нью-Йорк.
Через месяц я вернулся
и чуть было не рехнулся.
Тот, что был шпионом, значит,
увольненья просит, клянчит.
Вытащил из жопы, гад,
кинофотоаппарат!
Тот, что слыл Эйнштейном тут,
снова хочет в институт;
тот, что был с тоской во взоре
и весь день лежал в дозоре,
бьётся в дверь, как вольна птица: -
Отпустите на границу!
Трубка-человек стал злее,
пластырем башку заклеил,
х@й, как око бережет,
из штанов не достаёт.
Не штурмует крыш Суворов,
лишь один товарищ Кторов
о деревья бьёт елдак,
да с сифоном тот мудак
носится. Повсюду вой,
психи просятся домой.
Ни черта не понимаю,
психиатров вызываю: -
Кто их вылечил, скажите?
- Вы Фелисту, блядь, спросите,
это всё её п@зда!
Вы уехали когда,
стала эта ваша блядь
её психам предлагать.
Те от счастья просто взвыли,
свои фобии забыли.
А как принялись @баться,
сразу стали поправляться,
вроде, блажь у них сошла,
но Фелиста вдруг ушла: -
Всё вам сделала я тут,
а меня другие ждут.
Это было год назад,
ну, а завтра мой доклад,
как мы с помощью п@зды
лечим всех без всякой мзды.
- Ну, а где же та девица?
- Пригласили, слышал, в Ниццу
(пролечить ведь должен кто-то
заграничных идиотов).
- Ну, а Кторов Спиридон?
- С х@ем носится, гандон.
- Ну, а тот, простите, где,
что бывал в её п@зде?
- Тот заводик возглавляет,
что сифоны выпускает.
Попрощался врач со мной.
Я тихонько шёл домой,
ну, а мысленно был в Ницце,
ждал вестей из-за границы.
Часть 7
В Лужниках не так давно
шёл концерт «Мир, жизнь, кино».
В основном, была эстрада,
поначалу - всё, как надо,
но любимчики ЦК,
два кретина-мудака,
что программу завершали,
весь проект, в п@зду, сговняли.
Зато им у барной стойки
в смысле дружеской попойки
и по части потрепаться
равных не было. Я, братцы,
расскажу на этот раз
Гоши Вицина рассказ...
Со своей картиной Вицин
был на фестивале в Ницце.
Делегатами союза
были два киношных туза,
наших три кинозвезды,
те, что начали с п@зды,
режиссёр один, в довесок
три актёра, ну и пресса.
Главным среди прессы всей
был полковник Аджубей.
Основной наш фильм - «Х@ёвский»
киностудии Свердловской
должен был, назло Европе
оказаться в самой жопе.
Но фортуна улыбнулась,
всё иначе повернулось,
и помог нам бывший бай,
главный в прессе разсп@здяй.
Как-то вышли мы из зала
до ушей раскрыв @бало -
только что кино смотрели
и от страха перебздели -
там Хичкока шла картина
«Сто пятнадцать жертв кретина»,
три часа промчались пулей.
Подслащённая пилюля,
кинофильм для дурака, -
разъяснил потом ЦК, -
сюжет явно нездоров,
ни полей, ни тракторов.
Тузы втихую стирались,
так как оба обосрались.
Прибегает бывший бай,
главный в прессе разъ@бай,
и докладывает тузам: -
- Из Советского Союзу
встретил я одну девицу,
блядь одну, одну тигрицу,
у меня родился план,
как принять её в наш клан!
Через час все собрались,
для начала по@блись,
чтоб лично убедиться
для чего она сгодится.
Да-а, девица всё умела,
взяв хуй в рот, «Калинку» пела,
а когда троим сосала,
даже казачок плясала.
Дали мы наказ девице: -
С нами, чур, не заводится,
мы свои, мы не враги,
делай всё, но в пол ноги,
даже не подумай, блядь,
нас тут нах@й за@бать!
Мы сказали, что должна
послужить стране она,
после ей был в руки дан
Аджубея хитрый план,
тот, что был наверняка
ночью утверждён в ЦК.
Через час пошла девица
на страну свою трудиться.
Первым был за@бан сэр
гран киношник Рене Клер,
на продавленном диване
отрубился Мастрояни,
рядом в сперме, словно в глине,
спал испачканный Феллини,
приказав супруге с дочкой
на залупу класть примочки,
Шон О’Коннери (Джеймс Бонд),
быстро член сложил, как зонт,
лучший комик, де Фюнес,
в страхе под диван залез,
увидав, что у Габена
х@й распух и стал с полено,
а зубастый Фернандель
слёг, за@банный, в постель.
От педрил своих убёг
Жан Маре, но тоже слёг,
а у Чаплина не встал,
он башкой работать стал
и так славно ей заправил -
котелок в п@зде оставил.
Плодотворной ночь была,
всех Фелиста заебла.
Лозунг родился тогда -
«Вив ля русс, ле гранд п@зда!»,
всяк пробиться к ней старался,
но наш план чуть не сорвался.
Взбунтовались кинозвёзды -
им никто не лазал в п@зды.
Все с Фелистою @бутся,
только кинодивы срутся:
- Мне бы захудалый член, -
стонет блядь Софи Лорен.
- Х@я жажду я, - визжит
знаменитая Брижжит.
Где-там Консу Гёздэ
пальцем лазает в п@зде,
Тейлор, блядь, Элизабет
делает коту минет,
говорит Марина Влади: -
Или мы идём к той бляди,
или на хуй до обеда
я к Володеньке уеду!
Взяв брильянтов две-три горсти,
все пошли к Фелисте в гости.
Та как раз под Чарльза Монти
измывалась над Висконти,
рядом, захлебнувшись в сперме,
распластался Пьетро Джерми
и водою из сифона
подмывался С. Сталлоне.
И сказали кинозвёзды: -
Не нужны им наши п@зды,
но позвольте нам узнать,
кто же будет нас @бать?
Из того, что видим тут, -
они в год не отойдут!
Им ответила Фелиста: -
Знала я артиллериста,
на Урале он, в Тагиле,
вы бы наших попросили, -
и свела всю шоблу эту
к своему оргкомитету.
Наши видят, план трещит,
у актрис внутри пищит,
и для бабьего капризу
шлют в Москву запрос на визу.
Через сутки наш пилот
приземляет самолёт
рейсом из Тагила в Ниццу.
К нему катят трап девицы,
люк открылся и по трапу,
к небу вздев в привете лапу,
шёл под взглядами актёров
Спиридон Мартыныч Кторов!
Для заправки кинозвёзд
х@й в руке блаженно нёс.
Быстро шёл, его качая,
бабы прыгали, кончая,
дружно хлопали в ладоши,
к х@ю лезли вон из кожи.
Шли за ним с улыбкой милой
делегаты от Тагила.
Каждый чинно-благородно
нёс сифон с водой холодной -
сувениры тагильчан
толщиной с Фелистин чан –
вклад уральских мужиков
в фонд поддержки земляков.
Спиридон с утра в субботу
начал бурную работу,
кинозвёзд всех пере@б,
так что две сыграли в гроб,
х@й с п@здой и в этот раз
наше кинодело спас.
В Ницце всем всё стало ясно -
лучший фильм, единогласно,
наш советский, наш «Х@ёвский»
киностудии Свердловской!
Фильм Феллини был на пятом,
а Хичкок - двадцать девятым,
даром, что пилюлей сладок,
каждый, ведь, на @блю падок.
Каждый любит это дело,
@бли ждёт любое тело.
Догадался же один
наш советский гражданин -
дело, как им не верти,
могут х@й с п@здой спасти.
Вознесём же лавра листья
Спиридону и Фелисте!