А. Н. Макаров. Книга о Мюнхгаузене в России

В России перевод «Мюнхгаузена» появился в 1790-х годах. Практически все крупные издательства постарались выпустить собственные переводы «Барона Мюнхгаузена»[1].

Основным, что отмечали ранние переводчики книги на русский язык, была морализаторская тенденция «Мюнхгаузена». Присоединяясь к высказанной в предисловии английского издателя идее назвать книгу «карателем лжи», один из них пишет: «В этой книжке представлено, будто такой хвастун, барон фон Мюнхгаузен, рассказывает свои похождения. Он лжет без всякого милосердия, так что решительно никто не поверит его рассказу. . .»[2]. В цитированном введении сразу отмечается этический аспект рассказов барона. Вопрос о соотношении вымысла и правды решается в пользу последней, и далее сразу же следует мораль: «Если бы кому-нибудь из вас вздумалось прихвастнуть, сказать неправду — вспомните барона фон Мюнхгаузена и постыдитесь походить на него»[3].

Влияние предисловия к английскому выпуску повлекло за собой усиление морализующего начала. Русскому издателю, видимо, было нужно показать детям, как нехорошо лгать. Он позволил себе вольно обойтись с книгой, переставив рассказы барона и объединив их в несколько групп: «1. Мои предки, детство и юность», «2. Барон на охоте», «3. Барон воюет», «4. Путешествия барона». Формально такое разделение вполне допустимо, но оно повлекло за собой дополнительные рассказы, которые отсутствуют в оригинале Бюргера[4]. Среди вставок подобного рода есть рассказ об одном предке барона, который командовал артиллерией Ар- миния в битве при Тевтобургском лесе, а другой перенес императора Карла V и его двух сыновей за 18 миль и т. д.

Лихой барон в интерпретации Вольфа становится совершенно удивительным человеком: его нельзя убить, потому что он носит нагрудник из рыбьей чешуи, который, как известно, «никакая, сталь не может разрубить»[5]. У него есть специальный эликсир, подаренный китайской принцессой, помогающий приращивать отрубленные части[6]. Получается, что этот Мюнхгаузен удачлив не из-за собственной силы и находчивости, а лишь благодаря владению различными волшебными приспособлениями. Перечисление и разбор изменений, внесенных в это издание, можно было бы продолжить и далее. Барон превратился в книге именно в того беззастенчивого враля, который никоим образом не вызывает к себе сочувствия.

Перевод О. И. Шмидт-Москвитиновой[7] отличается тем, что все рассказы барона расположены так, будто они рассказываются в течение 12 вечеров. Вечера первый и второй содержат шванки об охотничьих приключениях Мюнхгаузена; на третьем повествуется о поездке барона на коне через Польшу (конь на колокольне, укрощение коня в имении графа Пржобовского и высшая школа верховой езды посреди чайного сервиза, волк, вывернутый наизнанку, и лиса, надевающая свою шкуру, бешеный сюртук и волк в упряжке). Четвертый вечер посвящен боевым делам барона (взятие Очакова, половина коня, «воинственная» рука, плен).

В пятый вечер «дедушка» рассказывает «своим внукам» о пребывании барона Мюнхгаузена в плену (пчелиный пастух и путешествие на Луну в поисках топорика). Рассказывая о возвращении Мюнхгаузена на Землю, переводчица придерживается традиционного текста, но позволяет себе изменить способ, при помощи которого барон выбирается из ямы: он не роет ступеньки ногтями, а использует для этого найденный на Луне топорик.

Вечера шестой и седьмой посвящены приключениям на Цейлоне и в Египте, а восьмой — занимает рассказ о споре с султаном из-за вина. В этой книге барон посетил Сицилию, упал в Этну, побывал в гостях у Вулкана и вернулся обратно на сушу через остров, на котором идет паштетный дождь.

В 1894 г. издательство И. Д. Сытина выпустило своего «Мюнхгаузена»[8], книгу, которая представляла собой переложение историй для детей. Это издание базируется на немецком тексте, ибо содержит рассказы, включенные в свое время Бюргером[9]. В основном это издание придерживается оригинала Бюргера—Распе, но в сцену прыжка через карету внесены изменения: в карете сидел вельможа (у Сытина), а не дамы (у Бюргера); пролетая через нее, барон не извинился, тогда как в тексте немецкого поэта он не преминул снять шляпу и попросить прощения за причиненное неудобство[10].

Наиболее интересную работу по исследованию сущности книги в дореволюционный период сделала 3. Венгерова[11], хотя она ошибается, утверждая, что Бюргер перевел книгу с четвертого английского издания[12].

Несомненной заслугой Венгеровой можно признать то, что она первой поставила «Мюнхгаузена» рядом с «Гаргантюа и Пантагрюэлем», утверждая, что у Рабле «преобладает сатира, в «Мюнхгаузене» — грубовато-добродушный юмор и доходящая до фантастических размеров вера в силу человека»[13]. Правда, такое противопоставление не убеждает, — ведь в романе Рабле вера в безграничные возможности человека воплощается в образах гигантов-королей, совершающих не менее удивительные подвиги, чем деяния Мюнхгаузена. Большее отличие можно констатировать в случае обращения к главному герою произведения. Великаны Рабле совершенствуются, развиваются, тогда как герой Бюргера—Распе как бы застыл в развитии на одной ступени. На протяжении всей книги невозможно говорить об эволюции героя. Мы вправе применить термин «развитие», только учитывая все новые обстоятельства, в которые его ставят авторы книги.

Мир Мюнхгаузена — это мир невозможного, но ведь фантазия человека не знает преграды. Венгерова права, утверждая, что жизнь барона в книге проходит в условиях хотя и выдуманных, но созданных так, что «выдуманная в них действительность полна жизни и свидетельствует о творческой силе человеческого духа, способного создать из себя свой особый мир: он не похож на мир действительный, но существует всей полностью для фантазии, как всякое истинно художественное произведение»[14].

В своей статье Венгерова как бы подводит итог исследованиям ряда ученых (Эллисен, Гризебах), которые занимались установлением того нового, что внес Бюргер в книгу, но она пишет: «. . . теперь твердо установлено, что никакой мистификации со стороны Бюргера не было (речь идет об указании, что «Мюнхгаузен» — перевод с английского языка. — А. М.); он лишь постольку может считаться автором книги, поскольку он расширил и ввел новые подробности в свой перевод»[15]. Это «расширил и ввел новые подробности» в известной мере перечеркивает заслугу Бюргера в создании канонического текста «Мюнхгаузена», который известен во всем мире и тем более в странах с немецким языком. Поэт не просто ввел ряд новых эпизодов[16], он в уже существующие добавил предложения, которые развивали или усиливали заложенные в них идеи.

В этом же предисловии Венгерова рассматривает историю реального барона, обращается к литературным источникам книги (Лукиан, Бебель), отмечает наличие в книге фольклорных мотивов. Переводчица выделяет три категории рассказов: 1) утопии (Томас Мор, Уильям Моррис) с сатирическим изображением действительности и оптимизмом; 2) робинзонады с нравоучительным началом, где «рисуется лишь возможное, и цель их — укрепить в человеке веру в свои силы»; 3) «. . . рассказы, основанные на чистом вымысле, не преследующие никакой нравоучительной цели. Их задача чисто художественная. Они развлекают умы игрой фантазии, лишь изредка внося оттенок сатиры в свои измышления»[17]. (Сюда отнесены «Одиссея» и «Мюнхгаузен».)

Рассмотрим третью группу книг более подробно. Автор введения утверждает, что рассказы, включенные в «Удивительные приключения», не преследуют никакой нравоучительной цели, но этим Венгерова противоречит собственным словам: «... и Распе, и после него Бюргер старались отметить этическое значение рассказов Мюнхгаузена»[18]. Педагогическая направленность книги, подчеркиваемая обоими авторами, никогда и ни у кого не вызывала сомнения. В этом плане «Барон Мюнхгаузен» продолжает нравоучительные воспитательные традиции Просвещения, показывая, насколько может повредить человеку чересчур размашистая выдумка. Судьба исторического барона, попавшего в затруднительное положение в результате появления своего литературного портрета, доказывает это. Кроме того, переводчица преувеличивает развлекательную сторону книги, которая лишь изредка вносит «оттенок сатиры» в измышления (Венгерова). Каждое приключение барона является сатирой. Поэтому правильнее будет говорить о том, что сатира имеет различные оттенки.

Касаясь общечеловеческих качеств — храбрости, находчивости, изобретательности и т. п., — 3. Венгерова пишет, что «Мюнхгаузен» возводит их в идеал[19]. По ее мысли, эти качества помогают в борьбе со стихийными силами и со всем тем в природе, что «лишено разума и обладает лишь физической силой»[20]. В рассказах барона дух господствует над грубой силой. Для Венгеровой в этом смысле барон стоит по ту сторону добра и зла: «. . . Мюнхгаузен является защитником свободы духа, освободителем его от окав действительности. В этом назначение поэзии и искусства, создающих для человеческой души свой обособленный мир; там она может царить и творить, в противоположность миру действительному, в котором человек — подчиненное пассивное существо»[21]. Утверждение элитарности искусства, подчеркиваемое Венгеровой, пронизывается духом ницшеанской философии. Эстетство Мюнхгаузена поднимает его в мир поэзии, которая не соприкасается с миром действия, борьбы. Сфера деятельности поэта превращается в нечто, стоящее над действительностью, ибо в ней Венгерова усматривает «отражение и символ иной, открытой для духа сущности»[22].

Мир Мюнхгаузена невозможен в реальной жизни, но базируется на ней. И здесь Венгерова возвращается к мысли об отражении в книге наивности народного творчества: фантазия «вторгается в мир действительности и преобразовывает его своей властью»[23]. От этой мысли совершается переход к идее о том, что все блага для Мюнхгаузена только материальны, ибо он не может представить себе царство духа иначе, чем царство плоти, а это вызвано бесхитростной любовью барона к реальным благам жизни. Но ведь барон и не мог бы представить себе мир иначе. Как представитель определенного круга, он не собирается думать о чем-либо ином. По собственному признанию, его интересуют лишь лошади и собаки, к которым он относится с трогательной любовью и вниманием.

Мюнхгаузен силен в области фантазии, но он крайне далек от интеллектуальных проблем и не желает ими заниматься. В эпизодах, где ему приходится высказывать свои идеи, он исходит из вполне конкретных житейских представлений, а понятия «хорошо» и «плохо» рассматривает с позиций общечеловеческих норм своего времени: нехорошо продавать солдат, нехорошо терять надежду; хорошо быть находчивым, ловким, умелым, сильным. Усложнять подобные размышления Мюнхгаузена углублением в философские проблемы нецелесообразно, хотя в книге можно найти определенную полемику с представителями различных философских школ. Однако наиболее сильна здесь социальная сатира.

Л. Иванов в предисловии к изданию «Путешествий и приключений барона Мюнхгаузена»[24] начинает свою работу указанием на то, что под невероятностью авантюр барона «скрыт вается и кое-что посерьезнее. Прежде всего он сатирик и отражает, как в зеркале, пороки своего времени, которые, конечно, удобнее всего вывести на чистую воду в легкой, шутливой форме»[25]. Далее автор излагает биографию исторического Мюнхгаузена и биографию Р. Э. Распе. В качестве источника для книги Распе Иванов называет «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле и сказки «Тысяча и одна ночь»[26]. Бюргер же, по его мнению, уничтожил часть эпизодов, другие переработал, написал заново, для чего использовал «Фацетии» Бебеля, книгу Ланге «Deliciae academicae» и немецкие народные сказки[27].

Интересными представляются и работы С. Боброва[28]. Статья в «Северных записках» начинается утверждением, в котором «Приключения барона Мюнхгаузена» ставятся в один ряд с книгой Свифта и произведениями Гофмана. Автор рецензии указывает на то, что Распе был знаком с бароном Мюнхгаузеном и выпустил первую книжку о приключениях барона в России: «Первая часть отличается своей скромной и тонкой художественностью. Там мы не найдем ничего, что выходило бы за пределы индивидуальной сатиры. Склад языка монолитен сжатостью, отсутствием внешних украшений — простотой описательной»[29]. Вторая часть, написанная, по его мнению, второразрядным неизвестным писателем, анекдотична и подчиняет себе все остальные элементы.

«Зато третья часть с избытком вознаграждает терпеливого читателя. Бурная романтика соединилась здесь с высоким сарказмом: сарказм этот повествовал о примате искусства в мире. Так Мюнхгаузеном вдохновленный Бюргер изливает на посельников земли свое буйное негодование. И здесь Бюргеру удается одновременно достигнуть двух поставленных им целей. Сатира опровергает старый политический, жизненный и умственный строй, взывая к справедливости искусства, в это же время мы изумленно озираем превосходную архитектонику идей Бюргера, которая ведет нас к утверждению чистого и до последней степени выраженного фантазма. И Мюнхгаузен, лжец и хвастун, неожиданно нам предстает покоряющим мир поэтом. Эти пути Бюргера забыть невозможно»[30].

Во второй статье Бобров подчеркивает, что в редакции немецкого поэта «Мюнхгаузен» наконец предстает в своем наиболее полном виде. Исследователь доказывает правомерность деления всей книги на три части (Распе, неизвестный автор, Бюргер). Книжечка Распе повествует, как о том говорит ее название, о приключениях барона в России. К этим рассказам примыкают и эпизоды пребывания героя в турецком плену (первая—шестая главы). В рассказах седьмом—двадцатом Мюнхгаузен побывал в Северной Америке, на Средиземном море, в Каире, Венеции. Однако Бобров тут же пишет о запутанности вопроса об авторстве книги. «Несомненно лишь, что над „Приключениями" работали Распе и Бюргер»,— считает он[31].

В советское время попытку проинтерпретировать книгу о бароне Мюнхгаузене предпринял И. Ренц[32]. В этом издании рассказы барона распределены по вечерам. Не касаясь содержания книги, в котором присутствуют, как и в иных изданиях, вставки переводчика, упомянем, что и здесь имеются эпизоды Бюргера, и обратимся к предисловию. И. Ренц, пожалуй, впервые откровенно негативно высказывается о Распе, называя его «проходимцем»[33]. Попутно он отдает дань искусству барона рассказывать свои истории, которые привлекали в его дом самых различных слушателей. Ренц, не подкрепляя примерами свое заявление, пишет: «. . .целый ряд сочинителей, английских и немецких, дополнили основное произведение Распе своими „продолжениями"»[34]. Сразу же необходимо подчеркнуть, что среди немецких сочинителей не было «целого ряда». Если понимать Ренца буквально, то к ним можно отнести прежде всего Бюргера, а затем Шнорра, выпустившего «Дополнение» к «Удивительным при- ключениям»[35], но последний автор создал вполне самостоятельное произведение, достаточно интересное, чтобы остановиться на его исследовании. Книга Шнорра композиционно самостоятельна. Она содержит рассказ о новых похождениях барона и может рассматриваться как попытка показать Мюнхгаузена в других положениях.

В дальнейшем упоминание о «Бароне Мюнхгаузене» можно обнаружить в «Литературной энциклопедии» (1929)[36], где указывается, что в «Приключениях» сатирически изображается служилое дворянство Германии.

Первой в отечественном литературоведении статьей, непосредственно посвященной исследованию перевода «Мюнхгаузена» на русский язык, явилась статья Е. Книпович о социальности книги[37]. Автор впервые указывает, что Распе принадлежит к передовым просветителям, сплотившимся вокруг Лессинга, «которые в середине XVIII в. мужественно показывали зубы немецкому феодализму»[38]. Называя Распе «младшим сыном» просветителей, подчеркивая юмор, а не сатиричность книги, Е. Книпович рассматривает произведение как создание одного Распе, хотя тут же приводит фрагмент, который всецело принадлежит немецкому поэту- демократу Бюргеру (русский генерал с серебряной крышечкой на голове)[39].

Отдавая должное Бюргеру, автор статьи в журнале справедливо замечает, что интерес к образу барона Мюнхгаузена, воскресший в немецкой литературе XIX в., был вызван борьбой с «призраком феодализма, вернувшимся в Европу после Ватерлоо»[40]. Эта борьба подчеркивает крепкую связь жизнерадостности Мюнхгаузена с народным юмором, с традицией народного творчества, фантастических и сатирических приключений от Лукиана до Свифта. Книга «действительно является тем обличением лжи, которым считали его и сам Распэ и Бюргер»[41]. Барон Мюнхгаузен, полагает исследовательница, вызывает симпатию читателя, несмотря на свое беззастенчивое вранье, дворянское зазнайство и авантюрность. При переработке книги для детей возникает опасность выпячивания на первый план именно фантазирования, социальная сторона остается забытой. Издавая книгу для юного читателя, необходимо учитывать различные компоненты книги, так как забвение одного из них может повлечь за собой искажение идейно-художественного замысла автора.

В 1936 г. А. Горнфельд написал рецензию на очередное издание пересказа «Приключений» К. И. Чуковским[42]. Автор по традиции рассказывает биографию подлинного барона Мюнхгаузена, а затем делает попытку понять цели Бюргера и Распе. Он указывает, что задачи обоих писателей не вполне совпадают. Для англичан была вполне уместна пародия на экзотические путешествия и рассказы о заморских странах. Бюргер же имел в виду прежде всего «легкую забаву, обновляющую человеческую природу» (Горнфельд). В результате место слушателей барона — взрослых людей заняли дети и подростки. Над фантазиями Мюнхгаузена можно только смеяться, считает автор статьи, и волна насмешки над краснобайством захватывает детей. Здесь концепция Горнфельда становится неубедительной. Детям не свойственно издеваться над необычайным. Они как раз готовы поверить в фантастическое, чем и обусловлено влияние выдумок и сказок. Дело, видимо, в другом. Не насмешка над Мюнхгаузеном приковывает к его приключениям внимание детей, а именно игра фантазии, безудержный полет мысли, а затем и умение находить выход из любого положения, его находчивость, необычайная ловкость и сила. Эти его качества пленяют детей. С другой стороны, барон Мюнхгаузен превращается по воле авторов книги в обличителя социального зла, что справедливо. Проявление издевки над сильными мира сего содержится в «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена» (с давлением феодального мира пришлось столкнуться как Распе, так и Бюргеру).

В послевоенные годы наиболее интересной работой является предисловие А. В. Амстердама[43], который первым в сжатой форме выразил значение книги: «Эта книга является выдающимся памятником мировой сатирической литературы. Она вдохновлена передовыми демократическими идеями своего времени, в ней нашли воплощение лучшие национальные традиции немецкого народа»[44].

Распе воспринимал свою книгу как пародию на лживые выдумки хвастунов. Это было первым замыслом «Приключений», как полагает Амстердам. Заслугу Бюргера автор предисловия видит в изменении не только объема произведения, но и его замысла. «Под пером писателя-демократа рассказы Мюнхгаузена приобрели характер подлинно народной сатиры на немецкое юнкерство, на князей и служителей церкви»[45]. Эта демократическая сторона произведения Бюргера неотрывно связана с идеей народности и популярности, демократизма и общедоступности литературного продукта. Исследователь прав, показывая, что Бюргер был одним из немногих писателей 70—90-х годов XVIII в., «кто в своих произведениях выразил революционные настроения народа, непримиримо враждебное отношение крестьян к своим угнетателям-дворянам»[46]. Исследователь, как мы видим, первым попытался рассмотреть идеи книги в общем контексте творчества немецкого поэта-демократа. Для литературно- эстетических взглядов Бюргера характерны попытки наиболее полного приближения профессионального творчества к жизни простого народа. Его желание писать так, чтобы быть понятным как в высших, так и в низших слоях общества, нашло свое воплощение в «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена», которые читались всеми.

Наряду с этим «Приключения» следует рассматривать также и в плане богатых традиций сатирической и комической литературы Германии. Здесь А. В. Амстердам указывает на некоторые источники, из которых был почерпнут ряд рассказов барона («Фацетии» Бебеля, «Рыцарь-Зяблик», «Шельмуфский» Рейтера); при этом подчеркивается, что в немецком фольклоре тема «лжи» освещается по-разному. В некоторых рассказах о лжецах герой — не обманщик, скрывающий правду в личных целях, а выдумщик, забавляющий слушателей[47]. К ним можно отнести Мюнхгаузена.

Для народного рассказа о лжецах характерной является сатирическая фантастика, обличающая различные неприглядные события. Для «Мюнхгаузена» специфична смесь реально достоверных фактов с самыми невероятными выдумками, как справедливо замечает литературовед[48]. Ложь в произведении Бюргера подвергается осмеянию, ее задача — помочь разоблачению отрицательных явлений немецкой жизни[49]. Но это одна из сторон. Сложность же книги о бароне заключается в том, что она многопланова. Ложь в ней служит, с одной стороны, разоблачению беспочвенного фантазерства, а с другой — способствует в то же время развитию умения фантазировать.

Правомерны рассуждения Амстердама о пяти необыкновенных слугах барона, которые являются героями немецких народных сказок. Они совершают удивительные подвиги, причина которых — в их природных свойствах. Все вместе они огромная, никому не подвластная сила[50], но ведь эти герои не менее условны, чем литературный барон, поэтому они под стать ему. В бароне как бы собраны качества его необыкновенных слуг с добавлением другого, присущего только ему: находчивости, умения размышлять, а значит сам Мюнхгаузен является шестым членом этой удивительной группы умельцев[51]. Амстердам подметил, что слуги барона не принадлежат к его челяди[52]. Они добровольно приходят к нему на службу и так же уходят. Челядь бесполезна, она не приносит пользы, не может поддержать барона в его начинаниях, постоянно тормозит деятельность Мюнхгаузена. Поэтому автор книги нигде не говорит о дворне помещика.

Несколько слов об этой книге есть в статье Л. Лозинской[53], где еще раз подчеркивается преемственность Бюргера в традиции мировой сатирической литературы, внесение им актуальных политических намеков. Некоторое уточнение портрета исторического барона вносит Р. Белоусов[54], писавший о том, в какое неприятное положение попал К. Ф. И. фон Мюнхгаузен после выхода книги. К. Ауэрбах утверждает[55], что морские приключения «присочинены самим Распе». «В своей основе эти истории — сатира и пародия на нравы юнкерской Германии, на чванство и высокомерие дворян, их лживость и хвастовство. . . Повествование хвастливого барона представляет собой причудливую смесь вполне реальных, даже исторически достоверных фактов и самых невероятных выдумок»[56].

О возможностях для исследования книги о бароне в России пишет А. Блюм[57]. Б. Бегак приводит любопытные факты о переводах книги[58]. В 1798 г. появился вольный перевод «Барона Мюнхгаузена», автором которого был Николай Петрович Осипов; другое издание выпустил в Москве в 1798 г. Иван Гурьянов, где сочетал собственную фантазию с рассказами Мюнхгаузена[59]. Бегак ставит в один ряд Распе и Бюргера, подчеркивает особое значение необыкновенных слуг, «олицетворяющих народную сказочную мечту о силе, могуществе, власти над природой»[60].

Мысль о Мюнхгаузене-фантазере повторяет Р. Поспелов в статье о кинофильме чешского режиссера К. Земана: «Мюнхгаузен. . . уже не самодовольный, тупой враль и не хвастун — он фантазер»[61]. Насколько неверно такое утверждение (Мюнхгаузен — тупой враль и хвастун), показывают разобранные нами работы. Устоявшиеся взгляды на «Приключения барона Мюнхгаузена» мы находим и в «Истории немецкой литературы» (1975), где Бюргер прямо называется «автором всемирно известной книги. . .»[62], а Мюнхгаузен выводится как «невежественный, кичащийся своим титулом, чуждый каких-либо духовных интересов» человек[63].

В большинстве работ, появившихся в отечественном литературоведении в разные годы, на первое место выдвигались воспитательные, дидактические проблемы, которые поставлены в «Удивительных путешествиях и приключениях». По мере все более глубокого изучения книги начали выясняться вопросы, касающиеся специфики фантазирования. В книге начали видеть не выдумку ради пустой лжи, а гораздо более глубокие проблемы диалектики образа барона. В работах литературоведов появились идеи о социальной обусловленности, о социально-критической направленности образа Мюнхгаузена.

 

Примечания

1 М. О Вольф (1864), А. Ф. Девриен (1883), И. Д. Сытин (1894) и др. См. библиографию изданий книги на русском языке в данном томе.

2 Введение в кн.: Приключения барона Мюнхгаузена. СПб.: М. О. Вольф, (1864), с. 1. Далее в сноске: Вольф, 1864, с указанием страницы.

3 Вольф, 1864, с 1.

4 Мы полагаем, что за основу был взят немецкий текст, так как русское издание включает в себя шванки, ранее введенные Бюргером (спасение из болота, полет на ядре).

5 Вольф, 1864, с. 9.

6 Вольф, 1864, с. 8. Мотив эликсира заимствован из фольклора (живая вода).

7 Чудесные приключения барона Мюнхгаузена, рассказанные дедушкою своим внукам/Переделано для русского юношества О. И. Шмидт-Москвитиновой. СПб.: А. Ф. Девриен, 1883. С этим изданием совпадает кн.: Чудесные приключения барона Мюнхгаузена / Пер. с нем. О. И. Рогова. 3-е изд. СПб.: А. Ф. Девриен, 1896. В обоих изданиях использованы рисунки Г. Франца. Это текстуально стереотипные издания. Разница только в фамилиях переводчиц.

8 Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена. М., 1894.

9 Восьминогий заяц; утки, нанизанные на бечевку; охота на куропаток с шомполом; приключения половины коня изменены — конь был разрублен саблей неприятеля, а не упавшими воротами; полет на ядре; прыжок на коне через карету; спасение за волосы из канавы (в оригинале — из болота).

10 См. наст, изд., с. 42.

11 Венгерова 3. Введение. — В кн.: Распе Р. Э. Барона Мюнхгаузена рассказы об его удивительных приключениях и походах в России и других странах. СПб., 1901, с. 3—15.

12 Там же, с. 3.

13 Там же, с. 4.

14 Там же, с. 9.

15 Там же, с. 5.

16 См. наст, изд., с. 269—270.

17 Венгерова 3. Указ. соч., с. 11.

18 Там же, с. 8.

19 Там же, с. 12.

20 Там же.

21 Там же, с. 13.

22 Там же, с. 14.

23 Там же.

24 Иванов Л. Предисловие. — В кн.: Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена / Пер. с нем. А. Н. Лин- дегрен, под ред. С. С. Трубачева. Ил. Гюстава Дорэ. СПб., 1902, с. 3—12.

25 Там же, с. 3.

26 Там же, с. 9.

27 Там же, с. 10.

28 Бобров С. Путешествия и удивительные приключения барона Мюнхгаузена: С 12 гравюрами по рисункам самого барона / Пер. с англ. С. Г. Займовского. М., 1914. 272 с; Сев. зап. 1915, № 2, с. 223-224; Бобров С. Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. — Рус. мысль. М-, 1916, № 8. XII. с. 17—25.

29 Там же, с. 224.

30 Там же.

31 Там же, с. 19.

32 Ренц И. Предисловие. — В кн.: Распе Р. Э. Вечера барона Мюнхгаузена. М., 1927, с. 3—4.

33 Там же, с 3.

34 Там же, с. 4.

35 Издание Шнорра см. наст, изд., с. 158—232.

36 Пуришев Б. Готфрид Август Бюргер. — В кн.: Литературная энциклопедия. М., 1929, т. 2, с. 50; Державин К. Мюнхгаузен. — В кн.: Литературная энциклопедия. М., 1934, т. 7, с. 554—556.

37 Книпович Е. Социальное звучание «Мюнхгаузена» заглушено.— Дет. и юнош. лит., 1934, № 1, с. 5—7.

38 Там же, с. 5.

39 Там же.

40 Там же, с. 6.

41 Там же.

42 Горнфельд А. Мюнхгаузен. — Дет. лит., 1936, № 18, с. 2-5.

43 Амстердам А. В. «Приключения барона Мюнхгаузена».— В кн.: Бюргер Г. Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. М., 1956, с. III—XIX; Он же. Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. — В кн.: Бюргер Г. Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. М.; Л., 1961, с. 5—24. В нашей статье использовано издание 1961 г.

44 Амстердам А. В. Указ. соч., с. 5.

45 Там же, с. 7.

46 Там же, с 9.

47 Там же, с. 13. 48 Там же, с. 15.

49 Там же.

50 Там же, с. 23.

51 Ср. с немецкой народной сказкой «Шестеро идут по свету».

52 Амстердам А. В. Указ. соч., с 23.

53 Лозинская Л. Я. Бюргер. — В кн.: История немецкой литературы: В 5-ти т. М., 1963, т. 2, с. 280—288.

54 Белоусов Р. Из родословной героев книг. (Р. Э. Распе). Слава и позор барона Мюнхгаузена. — Лит. Россия, 1965, 21 мая, с. 22—23.

55 Ауэрбах К. Был ли Мюнхгаузен? — В мире книг, 1967, № 5, с. 45.

56 Там же, с. 45.

57 Блюм А. Удивительный барон Мюнхгаузен. — Наука и жизнь, 1974, № 9, с. 126—128; Он же. Каратель лжи, или Книжные приключения барона Мюнхгаузена. М., 1978.

58 Бегак Б. Барон Мюнхгаузен и дети. — Дошкол. воспитание, 1975, N° 2, с. 26—30.

59 См.: Там же, с. 26.

60 Там же, с. 28.

61 Поспелов Р. Барон Мюнхгаузен. — Сов. кино, 1963, № 10, с. 2. Ср.: Асенин С. Фантастический киномир Карела Земана. М, .1979, с. 76.

62 Гуляев Н. А. и др. История немецкой литературы. М., 1975, с. 126.

63 Там же, с. 127.