Глава I

1 После пожара и падения Трои,

Когда от стен осталась остывшая зола,

Обвиненный в вероломстве высокородный воин

Надменный Эней^[1] положил начало

Новому роду, родившему Ромула.

Род его правил провинциями полумира

Завладел и землями Западных островов^[2].

А Ромул решил гордый город построить,

И, достроив, дерзостно дал ему имя

Рим. Недаром и ныне он носит

Имя славного Энеева потомка.

Тит воздвиг твердыни в Тоскане,

Лангобард^[3] в Ломбардии возвел города,

А за морем Западным на зеленых холмах

Феликс Брут^[4] берега Британии

Сделал самой славной страной

на белой скале.

Как сменяются суша и море,

Как свет уступает мгле,

Чередуясь, радость и горе

Царили на этой земле.

2 В Британии, созданной гордым бароном^[5],

Росли ребята — любители сражений.

Прорва подвигов ждала героев,

А чудес приключалось в веселой стране!

Никогда, нигде, ни в одном королевстве

Не случалось столько странных событий,

И не слышали ни о ком славнее Артура^[6],

Да и в самой Британии не было больше

С той поры столь славного любезностью короля.

Послушайте, — я поведаю вам о приключении,

Равного которому не было и нет

Даже в дивных анналах Артуровых лет.

Послушайте песнь, полную чудес!

Славными скальдами^[7] в старинных замках

я научен

Особому изяществу изложенья.

Что на свете может быть лучше

Виртуозного соединенья

Истинных рифм и созвучий^[8]!

3 Как-то король в Камелоте^[9] крепком

Пировал с паладинами под Рождество.

Беззаботное братство благородных бойцов,

Славнейшие рыцари Круглого стола^[10]

В Камелот приехали на придворные пиры —

Испытанные, искусные в боях и турнирах.

Пили пенное темное пиво,

Ели сочное сладкое мясо.

Пятнадцать дней провели в пирах —

Что за шум днем, что за танцы ночами!

Гудели весельем высокие залы,

Шуршали шепотами тихие комнаты,

Эти лорды и леди любили радость.

Родовитые рыцари христианского мира,

Дамы, достойные поклонения паладинов, —

О, как их много, и все они молоды!

А он, величайший из всех властелинов,

Король, который в крепком Камелоте

своем

Принимал счастливцев этих, —

В Камелоте на холме крутом,

Был единственным в целом свете,

Несравненным был королем.

4 Невинно и ново начало Нового года^[11].

Еще и суток не свершилось ему.

Король с королевой и всей компанией

В часовню вошли. Под высокие своды

Полетело пенье псалмов и смолкло.

Придворные приветствовали праздник веселый,

Повсюду раздавались рождественские поздравленья,

Рыцари радостно, радушно и щедро

Делали дамам дорогие подношенья^[12],

По имени каждую звонко звали,

Чтоб дар передать из руки в руку,

Притом препирались на полном серьезе

Кто — которой, а дамы смеялись,

Пускай проигравшими они казались^[13].

Но вы, по-видимому, прекрасно поняли,

Что ни те, ни другие не остались в накладе.

Скоро принесут на столы мясо —

Все дамы и рыцари руки моют,

Согласно рангу рассаживаются рядами^[14].

Первой — прекрасная повелительница Гиневра,

Посередине стола, что стоит на помосте,

На шуршащих подушках под шелковым балдахином.

Кленовые лавки крыты коврами

Тулузской, турецкой, тарсской работы^[15],

А золотом затканные завесы были

Лучшие из всех, привезенных в Британию

купцами.

Королева смотрит на рыцарей

Прекрасными серыми глазами^[16].

Я клянусь, никто не сравнится с ней,

Все уступят этой царственной даме.

5 Но не начал наш король насыщаться,

Пока не подали всем паладинам.

Король был вежливый, веселый, быстрый,

Не любил ни лежать, ни сидеть подолгу,

И разум, и кровь молодая бурлили,

Будили его благородную гордость.

И в каждый радостный рождественский праздник^[17]

Никогда, нипочем не начинал он обеда,

Пока от кого-нибудь не услышит рассказа

О поразительном подвиге или поединке,

Или иные изумительные истории

О добрых делах, о дальних странах,

О рыцарях странствующих, об их приключеньях.

Рассказов он ждал, но с особой жаждой

Ждал, чтобы вдруг в его зал великолепный

Вошел неведомый странствующий рыцарь

Предложить паладинам почетнейший поединок,

Жизнь на жизнь обменять и славу на славу

И рыцарскую удачу на ристалище испытать.

Таков был обычай короля Артура,

Великого владетеля. Вот и ждет он уже

битый час,

Полон нетерпения гордого,

В этот праздник святой, сейчас,

Средь высокого своего города,

Чуда иль хоть о чуде рассказ.

6 Вот на возвышении у верхнего стола^[18]

Стоит прославленный король Артур,

А сэр Гавейн^[19], горделивый рыцарь, —

Слева от прекрасной королевы Гиневры,

А рядом с ним — его брат Агравейн.

Оба отличные рыцари, и оба

Любимые племянники молодого короля.

Епископ Болдуин — одесную Артура,

С ним рядом — сэр Ивейн^[20], сын сэра Уриена.

Этим паладинам подали первым

Одновременно с очаровательной, обожаемой королевой.

За другими длинными дубовыми столами^[21]

Множество разных рыцарей разместилось.

Трубы трубят, и под пенье труб,

Украшенных пестрыми резными флажками,

Первое блюдо подают пажи.

У рыцарей и дам сердца встрепенулись

От сладкого голоса тонких струн,

От дроби барабанов, свиста свирелей,

Могучего звучания мощных мелодий.

На столах стояли изысканные блюда,

Разные редкостные — было их столько,

Что слугам пришлось постараться, потрудиться,

Все на широких столах расставляя,

Серебряные приборы раскладывая в порядке.

Всё тут —

Одно вкуснее другого!

Гости в нетерпении ждут.

Сколько эля и вина золотого!

Перед каждой парой — по двенадцать блюд!

7 Пожалуй, подробно описывать не придется

Славный стол — недостатка нет ни в чем.

Но то, чего ждал король, — приближалось,

Не напрасно не начинал он есть.

И лишь звуки музыки замолкли в зале,

Принесли, как положено, по первому блюду —

За дверями зацокали звонкие копыта,

И рыцарь огромный верхом явился:

Въехал в зал, весь воистину невероятный

От необъятной шеи до крепкого зада,

Самый большой человек на свете,

Вправду выглядел он великаном,

Полугигантом, я думаю, был он —

Краше всех, кто когда-либо сидел на коне.

Дюжие плечи, длинные ноги,

Но талия тонкая — был этот рыцарь

И ладно скроен, и крепко сшит,

и ей же ей —

В зале все были изумлены,

Ведь не бывает таких людей:

Все на нем, даже штаны —

Зеленой зелени зеленей!

8 Зеленое всё, зелено повсюду^[22]:

И плотно прилегающий шелковый колет,

И плащ, подбитый пушистым горностаем,

И капюшон, откинутый на крутые плечи,

И крупными изумрудами изукрашенный пояс,

И штаны, обтянувшие огромные ляжки,

И золотые шпоры, шелковыми шнурами

К ногам прикрепленные (был без сапог он)^[23].

По краям же обшитого шелком седла —

Золотые бляхи, золотые нити.

Узорами изумительными — бабочками и птицами —

Расшита и одежда его, и седло,

Яркой зеленой эмалью отделаны

Подвески на сбруе, заклепки на удилах^[24].

На стременах, на ремнях, тоже зеленых,

Посверкивали, переливаясь, зеленые камни.

Всаднику под стать и резвейший из скакунов

Невиданной масти — ярко-зеленого

огня!

И подвески, изящно точеные,

Раскачивались, звеня,

Над искусно расшитой попоною

Огромного, горячего коня.

9 Весело выглядел рыцарь в зеленом:

Волосы — копной, как конская грива,

Светлыми локонами сбегали на плечи;

Борода большущим перевернутым кустом

Свисала, сплетаясь с волосами у локтей,

И руки волосами наполовину скрыты,

Как воротником королевской мантии^[25].

Золотые кисти в зеленую конскую гриву

Вплетены веселым, изящным манером:

Прядь — зеленая, прядь золотая,

А в длинном хвосте — зеленые ленты

С драгоценными камнями всех оттенков.

Золотые колокольчики звенят, загораясь

Яркими огоньками. Ни дамы, ни рыцари

Никогда не видали такого наездника.

Он окинул оком обширный зал,

Взгляд его молнией летал, и казалось

Каждому из рыцарей, что этот взгляд

На него нацелен.

Был так этот всадник велик,

Так в силе своей уверен,

Что казалось всем в этот миг —

Удар его будет смертелен.

10 Не было на рыцаре ни панциря, ни кольчуги;

Ни шлема у него, ни щита, ни копья.

В одной руке великан держал

Ярко-зеленую ветку падуба^[26],

Что нагие леса украшает зимой,

А в другой руке сжимал незнакомец

Большой-большой боевой топор.

Отполированное до блеска зеленое лезвие

Было длиною в целый элл^[27] —

Очевидно, оно острее бритвы! —

И увенчивал длинное топорище секиры

Зеленый шип с золочеными канавками.

Крепкая рука держала рукоять,

Всю окованную зеленой сталью,

С тонкой насечкой неведомой работы,

Золотой же шнур с круглыми кистями

Вился вокруг внушительного топорища,

Изумрудные головки гвоздей горели —

Славная секира, смотреть приятно!

Въехал в зал веселый всадник,

Никого не приветствуя, — и прямо к помосту;

Никакого внимания не обратил на гостей,

Только крикнул громко: “Кто тут главный?

Хочу посмотреть на него и сказать ему

свое слово!”

Огляделся рыцарь кругом,

Было тут все ему ново:

Кто ж за веселым столом

Хозяин пира ночного?

11 Все смотрели на странного гостя,

И каждый думал: “Что б значило это,

Чтобы скакун и всадник — оба —

Были такого небывалого цвета,

Зеленее травы и ярче золота?”

Кое-кто к нему осторожно приблизился,

Люди удивленно гадали — что дальше?

Ведь каждый всякие чудеса видал,

Но такого не видел никто никогда.

И казалось, вот-вот исчезнет иллюзия,

Рассеются чудные колдовские чары.

Рыцари молча, окаменело стояли.

А он сказал — и сидит спокойно

В седле среди странной, словно сонной, толпы.

Зал молчал.

Рыцари замерли в ожиданье:

Из учтивости каждый ждал,

На короля обратя вниманье,

И ни слова никто не сказал.

12 Встал из-за стола славный король,

Радушно приветствуя приезжего паладина,

И сказал: “Соизвольте быть как дома.

Сэр, я — хозяин этого зала,

Мое имя Артур. Соизвольте спешиться,

Садитесь с нами справлять Рождество,

А потом поведаете, про что предпочтете”.

“Нет! — гость ответил, — да поможет мне Бог,

Нет у меня намеренья пировать

Слухи о вас по всему свету, милорд,

Редкостна репутация рыцарей ваших,

Эти доблестные и достославные воины

Светлую память себе стяжали

В турнирах, в боях, в благородных забавах.

Удостоен и я был о них услышать,

Поэтому и прибыл к вашему двору,

Эта ветка падуба у меня в руке —

Свидетельство самых мирных намерений.

Ведь не вошел я во всеоружии,

Однако оружием обладаю отличным:

Есть и панцирь, и щит, и меч, и кольчуга,

И копье, блистающее, словно звезда, —

Нет ни в чем у меня недостатка.

Но я не ищу никакого боя —

Недаром же я не надел доспехов.

И если слух о вашей приветливости

И вашей отваге не преувеличен,

Позвольте мне развлечься, как подобает

паладину”.

Ответил Артур ему сразу:

“Если вас порадует поединок,

Не встретите вы отказа,

Желание наше едино”.

13 "О нет, я отвечу определенно,

Честно скажу: не ищу я сраженья.

На лавках тут молодые люди,

Безбородые бойцы; будь я во всеоружии,

Кто б из них мог со мною сразиться?

Их сила не стала еще полной силой,

Поэтому я в вашем праздничном зале

Предложу простую рождественскую игру,

Ведь святки сейчас, Новый год подходит.

И если кто-то из молодых людей

Сочтет сегодня себя столь смелым,

С горячей кровью, и столь решительным,

Что осмелится обменяться одним ударом

Со мной — подарю ему эту секиру,

Пусть он с ней поступает, как хочет.

А я, как есть, без всякого оружия,

Встану тут и приму удар.

Пусть подойдет тот, кто посмеет,

Возьмет великолепную эту секиру

И владеет ею отныне и вечно.

А я — я спешусь и, стоя спокойно,

Приму удар и даже не вздрогну.

Но только прошу предоставить мне право

Ответный удар отложить,

отсрочить —

До истечения года и дня^[28].

А теперь интересно мне очень,

Кто же ударит меня.

Я жду, подходи, кто хочет!”

14 Странно стало и сначала всем,

А тут уж гости просто потрясены,

И знатные, и простые. Человек на коне,

Поворачиваясь в седле, за всеми следил,

Светились отвагой его глаза,

Светло-зеленые искры сверкали,

Борода болталась налево-направо:

Смотрел он, кто же встанет на вызов?

Но когда никто ничего не ответил,

Рыцарь, прокашлявшись, прочистил горло,

Привстал на стременах и сказал с сарказмом:

“И это двор короля Артура,

О котором рассказывают в разных королевствах?

Где же славная гордость ваша,

Где удаль, ярость, где жажда победы?

Или только слова, самоуверенно хвастливые,

Славу Круглого стола составляют?

От одного обычного обращенья,

Не дождавшись удара, дрожите со страху?”

И раскатисто расхохотался рыцарь,

А король Артур обиделся очень,

Кровь прилила к прекрасному лицу,

Встал король, услыхав оскорбленье

это.

Весь зал к нему повернулся,

И к рыцарю вместо ответа

Славный король рванулся,

Рванулся яростней ветра.

15 Исказал он: “Сэр, ваша просьба — дурацкая,

Но раз уж вы просите — выполнение просьбы

Наш хозяйский долг, — скажу вам я сразу:

Тут никто не испугался ваших угроз.

Давай, ради Бога, твою секиру,

И получи то, чего хотел ты!”

Рыцарь быстро и гордо спешился,

А король его за руку крепко схватил —

Рванул из рыцарской руки топорище

И завертел секиру над головой, грозя!

Рыцарь же, бесстрастно над ним возвышаясь,

Выше всех в зале на голову и более,

С мрачным взором, поглаживая бороду,

Не меняясь в лице, одернул одежду,

Не смутясь, не беспокоясь и ничего не боясь,

Ожидал оглушительного удара Артура

Словно чаши с вином, а не секиры —

так спокойно он ждал.

Гавейн же, сидевший возле Гиневры,

Поклонился кролю и сказал:

“Эту честь уступите мне вы!”

Громко сказал — на весь зал:

16 Милорд, чтоб невежливым мне не оказаться,

И если властительная королева не против,

Прикажите к вам подойти, повелитель.

При всем благородном собрании рыцарей

Скажу: представляется мне неправильным

Все происходящее, ведь тут прозвучало

Довольно дерзкое, вызывающее предложенье,

И не вам принимать его. Позвольте сначала

Воинам, в зале с вами сидящим,

Храбрейшим рыцарям христианского мира,

Отличившимся во многих боях и турнирах,

Ответить на вызов. А я слабейший

Из всех тут и мудростью всем уступаю,

И самая малая будет потеря

Для Круглого стола и вашего королевства —

Моя жизнь: меня многие уважают,

Лишь поскольку племянником вам прихожусь я.

Ну какие во мне другие достоинства?

Раз уж такая дурацкая история

Вышла — не вам в нее, видно, ввязываться,

И поскольку я первый о том прошу,

Разрешите подменить вас в нелепейшем приключении.

И, независимо от моей невежливости, — рыцари,

вам решать!”

Рыцари благородные просят

Дело Гавейну передать:

Ведь тому, кто корону носит,

И вправду нельзя рисковать.

17 Подумав, король подозвал племянника,

И рыцарь подошел с подобающим поклоном,

И, почтительно преклонив колена,

Протянул руку за страшной секирой.

Артур любезно отдал оружие,

Благословил Божьим именем паладина,

Чтоб был он крепок рукой и сердцем:

“Учти, кузен, твой удар — единственный.

Надо его нанести как должно,

И в этом случае, я не сомневаюсь,

Ответный удар умелого не убьет”.

Гавейн подошел, подняв топор,

А странный рыцарь смотрел спокойно

И приветствовал паладина такими словами:

“Уточним условия нашего уговора,

Но сначала скажите ваше славное имя,

Истинное имя, чтоб я не сомневался”.

“Согласен, — сказал спокойно рыцарь. —

Гавейн мое имя, и именно я

Условленный удар нанесу в уверенности,

Что ответный удар мне никто, кроме вас,

не отдаст —

Наша встреча произойдет

В условленный день и час”.

“Сэр Гавейн, я буду рад через год

Ударом поприветствовать вас”.

18 Бога ради, — продолжал незнакомец, —

Для меня истинное удовольствие, поверьте,

От вас получить то, о чем просил я.

И прекрасно без пропусков вы повторили

Все условия, которые я установил.

Однако обязаны вы обещать мне,

Что сыщете сами меня, где бы

Я ни находился на нашей земле,

И получите вы причитающуюся плату

За зрелище забавное, что зрителям знаменитым

Предоставите ныне вы в этом зале”.

“Но где же я найду вас? — Гавейн вопросил. —

Где вы живете, как зовется ваш замок?

Клянусь Создателем, я даже не знаю,

От какого короля вы держите земли.

И как звучит ваше истинное имя?

Расскажите — я разыщу вас непременно,

В том вам даю мое рыцарское слово!”

“Ну, в Новый год немного вам надо, —

Сказал Зеленый Рыцарь Гавейну, —

Если после удара вы все узнаете,

Тем лучше: тогда вам будет не трудно

Осведомиться о том, где я проживаю,

Как меня зовут, чем я владею, —

И выполнить вышеозначенное условие.

Если ж я ничего не смогу сказать —

Опять же тем лучше будет для вас:

Со спокойной совестью у себя оставайтесь

И позабудьте эту историю... Но довольно

нести вздор.

Покажи свое мастерство!”

Сэр Гавейн тут руки потер.

“Для удовольствия вашего и моего!” —

Сказал он, поглаживая топор.

19 Наклонил голову Зеленый Рыцарь,

красивые кудри на лицо откинул,

Подставил с готовностью голую шею,

Гавейн же, выставив левую ногу,

Поднял повыше топор тяжелый

И тут же, проворно его обрушив,

Перерубил противнику полностью шею

Его же собственной сверкающей сталью

Так, что аж в землю вонзилась секира!

Повалилась на пол прекрасная голова,

И когда подкатывалась она к кому-то,

Тот от себя ее отталкивал ногами.

Красная кровь капала, стекала,

Струилась из шеи на зеленое одеянье.

Но рыцарь не упал и не покачнулся —

Прянул на крепких ногах, подпрыгнул,

Средь сапог гостей вслепую пошарил,

Отыскал, схватил свою прекрасную голову,

И подняв, повернулся к пляшущему коню,

Взялся за уздечку, вступил в стремя,

В тот же миг в седло взгромоздился,

Левой рукой за влажные волосы

Голову так он держал, как будто

С ним совсем ничего не случилось!

Сидя в седле с головой в руках,

Кровоточащей шеей шевельнул, и послышались

слова —

И стало всем страшно оттого,

Что, губами пошевеливая едва-едва,

Заговорила в руках у него

Отрубленная голова!

20 Лицо он повернул к королю Артуру,

И оно оглядело отверстыми очами

Короля и рыцарей. А рот произнес:

“Ну, смотри, сэр Гавейн, будь готов через год

Отыскать меня честно, как ты тут поклялся

В присутствии короля и рыцарей славных.

Отправишься ты к Зеленой Часовне,

Чтоб удар за удар получить, как условлено.

Заслужил ты право в новогоднее утро

Долг достойно с меня получить,

Как я есть рыцарь Зеленой Часовни,

Под этим именем меня многие знают,

Если только поедешь — найдешь легко.

Приезжай же, чтоб не прослыл ты трусом!”

Рыцарь резко рванул уздечку,

С головой в руке вылетел из зала,

Из-под копыт брызнули искры,

А куда поскакал он — никто не ведал

из сидевших в зале.

Над гостем смеясь откровенно,

Король и Гавейн хохотали,

Но чудо случилось, несомненно,

Все рыцари это признали.

21 Хоть был изумлен король благородный,

Ничто не намекало на его удивленье.

И, повернувшись к прекрасной королеве Гиневре,

Сказал он самое любезное слово:

“Пускай вас ничто не волнует, леди,

В Рождество, бывало, и не такое случалось.

Разнообразны рождественские рыцарские развлеченья!

Теперь с полным правом приступим к пиру,

Ибо видел я воочию великое чудо”.

И спокойно сказал он сэру Гавейну:

“Повесь-ка, сэр, ты свою секиру.

Поверь мне, она поработала прекрасно”.

И секиру на стене поместили, над помостом,

Выше гобеленов, чтоб всем было видно,

Чтобы чудесная чаще напоминала

О странном событии, случившемся в Новый год.

Сели за стол сюзерен с вассалом,

И поднесли им от каждого блюда

По двойной порции, как положено героям.

Приятно провели рыцари и дамы

Этот день. Но и он надолго на земле

не остался...

Так смотри, сэр Гавейн, прочь сомненья!

Чтоб избегнуть ты не пытался

Продолжения этого приключенья,

В которое сам же ввязался.

1

...Обвиненный в вероломстве высокородный воин / Надменный Эней... — В Средние века троянцев считали прародителями западноевропейских народов. Наиболее надежными источниками о троянской войне в эпоху Средневековья считались две латинские прозаические книги “История о разрушении Трои” Дарета Фригийского и “Дневник троянской войны” Диктиса Критянина. Оба автора якобы были живыми свидетелями осады Трои. Согласно их версии, троянские вожди Эней и Антенор путем тайного сговора с греками в обмен на свою жизнь предали Трою. Покинув разрушенный город, Эней прибыл на Пиренейский полуостров, а его потомки впоследствии расселились по Западной Европе. Английских авторов, которые вели родословную британцев от Энея через его внука (или правнука) Брута, приплывшего на Британские острова (которые считались названными в его честь), предательство троянского героя нисколько не смущало.

(обратно)

2

Земли Западных островов — Имеются в виду западные земли в общем смысле (т.е. Западная Европа).

(обратно)

3

Ромул, Тит, Лангобард — Их именами названы основанные ими город и области. Тит и Лангобард упоминаются наравне с потомками Энея — Ромулом и Брутом, основавшими, соответственно, Рим и Британию. Однако три области Римской империи — собственно Рим, Тоскана и Ломбардия — были регионами, на которые притязал, как считалось, легендарный британский король Артур (об этом говорится, например, в аллитерационной поэме XIV в. “Смерть Артура”). Возможно, поэтому поэт “Гавейна” и упомянул здесь основателей этих областей.

(обратно)

4

Феликс Брут — Уэльский монах Ненний (“История бриттов”, около 801 г.) называет Брута внуком Энея и основателем Британии. Гальфрид Монмутский в своей хронике “История бриттов” (1138) говорит о Бруте как правнуке Энея. При этом ни в одном источнике Брут не называется Felix. Возможно, поэт взял это латинское слово, означающее “счастливый”, для аллитерации (в оригинале в этой строке идет аллитерация на f). Силверстейн (см.: Sir Gawain and the Green Knight / Ed. by Th. Silverstein. Chicago, 1984. P. 114) отмечает, что слово felix порой употреблялось с именами основателей городов, в частности, с именем Энея и в особенности — с именем Юлия Цезаря, на время правления которого приходится расцвет Римской империи. Толкин и Гордон (см.: Sir Gawain and the Green Knight: 2nd ed. / Ed. by J.R.R. Tolkien, E.V. Gordon. Oxford, 1968. P. 171—172) высказывают версию ошибочного написания имени Siluius Brutus, которое встречается в некоторых манускриптах “Истории бриттов” Ненния (Сильвий — отец Брута): сокращенное написание “-us” напоминает “х”.

(обратно)

5

Гордый барон — т.е. Брут.

(обратно)

6

6 Артур — Король Артур — одна из самых знаменитых фигур в литературе Средневековья. Историческим прототипом Артура послужил, по всей видимости, военный вождь бриттов, живший в конце V в. и возглавлявший их борьбу против вторгшихся в Британию саксов. В “Истории бриттов” Ненния приводится список 12 побед Артура над саксами. В хронике “Анналы Камбрии”, написанной в Уэльсе на латинском языке (в хронике отслеживаются события начиная с 956 г.), также говорится о 12 победах, которые Артур одержал в значительной мере благодаря своей христианской вере. Документы, отразившие раннюю стадию легенды, имеют валлийское происхождение. Однако слава Артура вышла далеко за пределы Уэльса. Артур пользовался большой популярностью у жителей Корнуолла, где до сих пор сохранились руины замка Тинтажель, в котором, по преданию, родился и вырос Артур, и где расположена гора Сен-Мишель, на которой он бился с великаном. Артуровская тема также нашла широкое отражение в легендах и литературе французской Бретани, куда переселились кельты, вытесненные англами и саксами из Британии.

Фактическое начало артуровскому циклу как таковому положил фундаментальный труд Гальфрида Монмутского “История бриттов”, где Артур изображается не только как победитель саксов, но и как своего рода собиратель земель британских, образец короля; объединившего лучших рыцарей христианского мира, и покоритель многих европейских народов (Артур, в частности, провел успешную военную кампанию против Римской империи, дойдя почти до самого Рима). Популяризации Артура в определенной степени способствовала и политическая обстановка в Британии. Вступившему на трон в 1154 г. Генриху II было необходимо, с одной стороны, укрепить свои позиции в споре с королем Франции, вассалом которого он являлся, а с другой, — получить поддержку внутри страны, поскольку саксы все еще продолжали сопротивляться норманнам, вступившим на берега Британии в 1066 г. под предводительством Вильгельма Завоевателя. Генрих быстро понял, какие выгоды ему может дать фигура Артура (в том виде, как она представлена у Гальфрида): великого и истинно британского короля можно было противопоставить легендарному французскому королю Карлу Великому. По указанию Генриха, придворный священник Вас переработал латинскую “Историю бриттов” Гальфрида в стихотворный роман на французском языке, назвав его “Роман о Бруте” (1155). Помимо Артура, в этом романе фигурируют и некоторые лица из его окружения — в частности, сенешаль сэр Кэй (сын Эктора, приемного отца Артура) и племянник Артура Гавейн. В конце романа феи увозят раненного Артура на остров Авалон, где он будет залечивать раны и ждать, когда придет время вернуться в бренный мир и возглавить свой народ.

Авалон в Средние века стали отождествлять с бенедиктинским аббатством в Гластонбери (графство Сомерсет, юго-западная часть Уэльса). Небольшая возвышенность, на которой оно находилось, была окружена обширными болотами, и местоположение аббатства посреди водной глади позволило связать его с кельтским словом, означавшим “Стеклянный остров”, с которым и ассоциировалось тогда название “Авалон”. В 1191 г., через два года после смерти Генриха II, монахи Гластонберийского аббатства объявили, что обнаружили на его территории могилу Артура и его жены Гиневры. Имя Артура было написано по-латыни на кресте, лежавшем в могиле. Гластонберийское аббатство оказалось связанным с артуровскими легендами и еще одним образом. По преданию, аббатство основал Иосиф Аримафейский, один из учеников Христа. Иосиф сохранил чашу, из которой Спаситель пил вино во время Тайной вечери, и собрал в нее кровь из раны распятого Христа. Эту чашу, которая считается Святым Граалем, Иосиф перенес в Британию, жителям которой он проповедовал христианство. Часть произведений артуровского цикла посвящена поиску Грааля рыцарями Круглого стола.

(обратно)

7

Скальды — норвежские и исландские поэты IX—XIII вв.; в более широком смысле — поэты вообще.

(обратно)

8

Истинных рифм и созвучий — Указание на древнеанглийскую аллитерационную поэзию. Поэт “Гавейна” принадлежал к такому поэтическому течению XIV в., как аллитерационное возрождение (см. статью).

(обратно)

9

Камелот — Среди исследователей нет единства в вопросе о том, где располагалась столица королевства Артура. Автор “Смерти Артура” Томас Мэлори, обобщивший в XV в. все истории о рыцарях Круглого стола, связывает Камелот с Винчестером. Английский первопечатник Уильям Кэкстон в предисловии к изданию романа Мэлори в 1485 г. упоминает о дубовом Круглом столе с вырезанными на нем именами рыцарей Артура, находившемся в Винчестере, однако Кэкстон помещает Камелот в Уэльсе. Английская аллитерационная поэма XIV в. “Смерть Артура” открывается рождественским пиром артуровского двора в Карлайле (город недалеко от границы с Шотландией), упоминающемся и в ряде других произведений. Одним из наиболее обоснованных предположений представляется отождествление Камелота с Кэдбери в графстве Сомерсет: там сохранились остатки замка конца V в., и, как показали раскопки, город был важным военным центром Британии в эпоху, связываемую с историческим Артуром.

(обратно)

10

Круглый стол — Круглый стол короля Артура впервые упоминается в “Романе о Бруте” Васа. Он был сооружен по распоряжению Артура, чтобы избежать споров рыцарей о старшинстве. Рассказанная Васом история в расширенном виде повторяется в поэме “Брут” Лайамона (конец XII — начало XIII в.), написанной аллитерационным стихом на английском языке.

Круглый стол отражает феодальную систему правления, в которой власть короля ограничена властью баронов. Король — первый среди равных, именно поэтому за круглым столом нет почетных мест и все находятся на одном уровне. Позднее Круглый стол Артура приобретает символическое значение: он начинает обозначать рыцарское братство, члены которого являются самыми отважными, доблестными и куртуазными рыцарями на свете. Христианский символизм привносит французский поэт Робер де Борон в поэме “Мерлин” (начало XIII в.) и автор “Истории Мерлина”, входящей в так называемую “Артуровскую Вульгату” — сборник из пяти прозаических французских романов первой трети XIII в. Маг и прорицатель Мерлин советует Утеру Пендрагону, отцу Артура, учредить Круглый стол, который стал бы третьим священным столом после стола Тайной вечери и стола, созданного Иосифом Аримафейским для Святого Грааля. Одно место за Круглым столом не должно быть занято, подобно тому как за столом Спасителя было место для Иуды, а за столом Иосифа — “опасное сиденье”. Лишь один рыцарь имеет право занять это место — тот, кто призван к Граалю. Таким рыцарем сначала будет Персеваль, а потом — Галахад, сын Ланселота. Утер подарил Круглый стол королю Лодегрансу. Когда его дочь Гиневра выходила замуж за Артура, Лодегранс передал ему Круглый стол как часть приданого.

По версии этих французских источников, которой следует и Мэлори, за Круглым столом могли сидеть 150 рыцарей. У Лайамона говорится о 1600 рыцарях. На Круглом столе, находящемся сегодня в Винчестерском замке, написаны имена 24 рыцарей и помещено изображение Артура. В течение долгого времени именно этот стол считался Круглым столом исторического Артура (об этом, например, говорил Генрих VIII французскому королю Франциску I во время визита последнего в Винчестер). Однако во время реставрации стола в 1976 г. выяснилось, что его создание датируется второй половиной XIII в., а портрет Артура (предположительно нарисованный по указанию Генриха VIII) — XVI в.

(обратно)

11

Невинно и ново начало Нового года. — Хотя в Средние века официальный и церковный год в разных странах начинался в разное время (в Англии Новый год с конца XII в. по 1752 г. начинался 25 марта, в день Благовещения), со времен римлян 1 января всегда воспринималось как первый день Нового года (ср. др.-англ. geares dæg — н.-англ. year’s day, [первый] день года).

(обратно)

12

...Рыцари радостно... / Делали дамам дорогие подношенъя... — Обряд дарения подарков в Англии на Новый год упоминается с XII в. Кроме того, куртуазная культура и в целом была “культурой дарения” (см.: Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987. С. 358).

(обратно)

13

...Пускай проигравшими они казались... — Речь, вероятнее всего, идет об игре, где проигравший “платит” поцелуй.

(обратно)

14

...Согласно рангу рассаживаются рядами. — В описании в этой строфе и в строфе 6 рыцари Артура сидят не за Круглым столом, а так, как сидели король и его приближенные во времена автора романа. Рыцари Артура “рассажены” за разными столами по рангу, тогда как Круглый стол был создан для того, чтобы избежать этого.

(обратно)

15

Ковры / Тулузской,.. тарсской работы... — Тулузская ткань — богатая красная ткань. Исследователи, однако, отмечают, что средневековые авторы и переводчики нередко путали французскую Тулузу и испанский Толедо. Ткань тарсской работы — дорогой материал, использовавшийся для изготовления гобеленов и ковров (как в данной строфе и строфе 36) и одежды (см. строфу 25). Производился либо в г. Тарс в Киликии (историческое название области в Малой Азии, на территории современной Турции), либо в г. Тарсия в Туркестане. Этот город упоминается, например, во французском произведении 1356 г. “Путешествия Мандевилля” (см.: Mandeville’s Travels / Ed. P. Hamelius // Early English Text Society. 1916), которое приобрело в Европе широкую популярность; на английский язык оно было переведено уже в XIV в. Западные авторы часто путали эти города.

(обратно)

16

Серые глаза. — Традиционный для многих рыцарских романов эпитет для глаз героини.

(обратно)

17

И в каждый радостный рождественский праздник... — Этот обычай Артура упоминается во многих французских рыцарских романах, например, в “Персевале” французского поэта XII в. Кретьена де Труа. Как говорится в “Истории Мерлина”, входящей в “Вульгату”, Артур, впервые собрав двор после своей женитьбы, дал обещание не начинать пира, пока не услышит о каком-нибудь приключении.

(обратно)

18

Вот на возвышении у верхнего стола... — Место Артура — посередине длинного края стола, стоящего на возвышении. Так Артур и изображен на первой иллюстрации к поэме в манускрипте. Слева от него — место Гиневры, за которым — места Гавейна и его брата Агравейна. (К племянникам с сестринской стороны у германцев с древних времен было принято относиться как к родным сыновьям, поэтому братья и называются “любимыми племянниками короля” и сидят с ним за одним столом.) Справа от Артура на почетном месте — епископ Болдуин (в оригинале говорится, что он “начинает стол”), следом — Ивейн. Как говорится в конце строфы, пажи обслуживают пары гостей; за главным столом, следовательно, сидят: Ивейн, Болдуин — Артур, Гиневра — Гавейн, Агравейн.

(обратно)

19

Гавейн — любимый племянник Артура, один из самых популярных героев средневековой литературы, образец рыцарственности, куртуазности и отваги. Гавейн — сын сестры Артура Моргаузы и короля Лота Оркнейского. В некоторых произведениях Моргауза — тот же самый персонаж, что и Моргана, сводная сестра Артура, фея; от ее кровосмесительной связи с Артуром родился Мордред, происки которого привели впоследствии к междоусобной войне, в которой погиб Артур и почти все рыцари Круглого стола. По другим источникам, Моргауза и Моргана — две сестры Артура. Поэт “Гавейна”, очевидно, исходит из второй версии (ей же следует и Мэлори, который добавляет еще одну сестру — Элейну), потому что в конце романа Моргана называется тетей Гавейна (см. примечание к строфе 99). Гальфрид сестру Артура и мать Гавейна называет Анной.

Гавейн появляется уже в ранних легендах об Артуре. Один из первых исследователей артуровской темы сэр Джон Рис прослеживал связь Гавейна с богом солнца кельтской мифологии Гвалчмеи (Gwalchmei; см.: Rhys J. Studies in the Arthurian Legend. Oxford, 1891), поскольку в некоторых произведениях говорится, что сила Гавейна растет к полудню и убывает на закате. В валлийском переводе “Истории бриттов” Гальфрида Монмутского Гавейн и Гвалчмеи, который был также популярным героем уэльских сказаний, отождествляются. У самого Гальфрида Гавейн, в частности, был послом Артура в Риме. В романах Кретьена де Труа Гавейн никогда не выступает главным героем; тем не менее, он один из ведущих персонажей, всегда демонстрирующий исключительный героизм. Его доблесть, однако, в определенной степени уступает доблести Ланселота, вдохновляемого силой куртуазной любви, и Персеваля, странствия которого в поисках Святого Грааля описываются как духовный поиск. В тех прозаических романах XIII в., где тема Грааля приобретает особое значение, Гавейн перестает рассматриваться в качестве идеального рыцаря. В “Поисках Святого Грааля”, входящего в “Артуровскую Вульгату”, Гавейн не в состоянии осознать духовное значение Грааля; он отказывается искать Божьей помощи, полагается лишь на собственную отвагу, и в итоге его приключение оканчивается неудачей. Во многих других рыцарских романах XIII—XIV вв. описываются бесчисленные любовные приключения Гавейна. Кэкстон в предисловии к “Смерти Артура” Мэлори говорит, что череп Гавейна можно видеть в Дуврском замке.

(обратно)

20

Ивейн — сын Уриена, один из самых известных рыцарей Круглого стола. Ивейн и Уриен, вероятно, были уэльскими вождями, их имена упоминаются в хрониках. В “Истории Мерлина” говорится, что матерью Ивейна была фея Моргана.

(обратно)

21

...За другими длинными дубовыми столами... — В средневековом зале главный стол ставился на возвышении у короткой стены, а остальные — рядами вдоль длинных стен.

(обратно)

22

Зеленое все, зелено повсюду... — Зеленый цвет символизирует радость, надежду, свободу. Однако сам по себе он имеет двойственное значение, поскольку ассоциировался также с непостоянством, которое является одной из главных черт Фортуны, и, заключая договор с Зеленым Рыцарем, Гавейн отдает себя в ее руки. Зеленый цвет символизировал и жизнь (цвет растительности и возрождения природы), и смерть (трупный цвет). Зеленый Рыцарь не умирает после того, как ему отрубают голову, а игра с ним приведет к духовному перерождению Гавейна.

(обратно)

23

...(был без сапог он). — Во многих средневековых текстах говорится, что во время мирных поездок рыцари надевали не сапоги, а штаны, обтягивающие и ступню. Без сапог они изображаются и на иллюстрациях в манускриптах. “Мирный” характер поездки Зеленого Рыцаря подчеркивается в строфе 10, где говорится, что у него не было доспехов и оружия. (Впрочем, двойственность фигуры Зеленого Рыцаря — его главный признак, и хотя у него нет кольчуги, щита и копья, в одной руке он держит огромную секиру, а в другой — ветку падуба, символ смерти и возрождения. См. примеч. 26).

(обратно)

24

...Яркой зеленой эмалью отделаны / Подвески на сбруе, заклепки на удилах. — Изначально панцирь на груди лошади должен был защищать ее в бою; впоследствии эта деталь сбруи стала декоративной, зачастую на ней эмалью рисовался герб владельца коня. Украшенная эмалью сбруя также свидетельствует о мирном характере поездки Зеленого Рыцаря.

(обратно)

25

...руки волосами наполовину скрыты, / Как воротником королевской мантии. — Горностаевый воротник королевской мантии опускался до предплечья.

(обратно)

26

Ярко-зеленая ветка падуба. — Вечнозеленое растение падуб символизирует смерть природы и ее возрождение. До того как главное место в домах на время рождественских праздников заняла елка, “рождественским деревом” в некоторых областях Великобритании считался именно падуб. В христианском мировоззрении его листья с шипами олицетворяют терновый венец и страдания Христа, а ярко-красные ягоды — его кровь, пролитую во спасение человечества (иногда даже считалось, что и крест, на котором был распят Христос, был сделан из падуба). Об этом, например, поется в английской рождественской песне “Падуб и плющ” (The Holly and the Ivy). Впрочем, упоминание этих двух растений относится еще к дохристианским временам, когда мальчика наряжали в “костюм” из листьев падуба, а девочку — из плюща, и они ходили по деревне, в самую холодную и мертвую часть года призывая Природу возродиться и принести плодородный год.

В кельтской мифологии считалось, что Король-падуб царствует в течение полугода с летнего до зимнего солнцестояния, когда его побеждает Король-дуб, который царствует до следующего летнего солнцестояния. Впоследствии эти два аспекта бога Природы использовались в рождественских пьесах, игравшихся во время святок. Король-падуб изображался в виде сильного великана, покрытого листьями падуба и держащего связку веток этого растения.

(обратно)

27

Элл — старинная английская мера длины — около 113 см.

(обратно)

28

...До истечения года и дня. — Такой срок часто использовался в средневековом праве, подчеркивая завершение срока действия договора. В романах рыцари, заключая соглашение, также нередко устанавливали подобный срок.

(обратно)