Штрикер. Поп Амис

Штрикер (XIII в.) — странствующий поэт, проявил себя в различных литературных жанрах. Его самым значительным созданием, оставившим глубокий след в истории немецкой литературы, является сборник веселых, насмешливых шванков «Поп Амис» («Pfaffe Amis»), в центре которого стоит фигура ловкого смышленого попа, одного из предшественников неугомонного Тиля Эйленшпигеля. Повествуя о похождениях Амиса, Штрикер изображает различные стороны европейской жизни XIII в.

Подчас книга приобретает сатирический оттенок. Поэт осмеивает алчность высшего католического клира, кичливость феодальных кругов, средневековые суеверья, схоластические мудрствования и т. п. При этом из всего умеет извлечь для себя пользу смышленый Амис. Книга Штрикера представляет собой апофеоз смекалки, находчивости и лукавства, этих новых бюргерских добродетелей, ведущих человека по пути материального успеха. В мире плутовства Амис чувствует себя столь же легко и уверенно, как герои куртуазных романов чувствовали себя в мире рыцарских авантюр.

В известной мере книга Штрикера является и своего рода вызовом, брошенным бюргерским поэтом куртуазному рыцарскому роману. Рыцарской романтике, куртуазной героике и культу изящного противопоставлена здесь реальная жизнь в ее повседневном обличий, шутовской юмор, трезвый, практический взгляд на мир. Многие проделки попа Амиса были впоследствии приурочены к другим литературным героям (например, к Тилю Эйленшпигелю).

Der Pfaffe Amis
Перевод М. Замаховской

Невидимая картина

(Стихи 491—804)

Как только поп разбогател,
В своих мечтах безмерно смел,
Он возымел стремленье
Без устали, без лени
Богатства большего добиться.
И к Каролингам быстро мчится
На скакуне наш поп Амис.
Огни Парижа вдруг зажглись
Пред ним. Вошел он в тронный зал
И прямо королю сказал:
«Коль помощь вам нужна моя,
Помочь вам буду счастлив я».
Король изрек: «Мы знать должны,
В каком искусстве вы сильны».
«Я так рисую, — поп в ответ, —
Что труд мой хвалит целый свет.
Я изобрел, признаюсь вам,
Искусство рисованья сам.
Лишь я один владею им —
Оно неведомо другим.
Отлично я б нарисовал
И ваш дворец, и этот зал,
Нарисовал бы рад картин,
Каких не видел ни один
Из смертных. Только прикажите, —
Я покажу их вам и свите,
Чтоб каждый рыцарь благородный
И дама, если им угодно,
Могли их видеть. Пусть на миг
К ним подойдет дитя, старик,
Пусть будет честен и умен,
И добр, и простодушен он, —
Удастся увидать картину
Такой лишь дочери иль сыну,
Что в честном браке рождены
От мужа и его жены.
Кого ж бесчестит их рожденье,
Те ничего в моем творенье,
Клянусь, вовек не разберут.
И, коль угоден вам мой труд,
Я буду счастлив мастерство
Открыть искусства моего».
«Охотно»,— властелин сказал.
Потом в великолепный зал,
Где был высокий белый свод,
Правитель мастера ведет,
Велит все осмотреть, измерить,
Чтоб мог король расчет проверить:
Во сколько обойдется дело,
Коль зал распишет он умело.
И поп Амис сказал тотчас:
«Король мой, так возносят вас,
Так хвалят жизненный ваш путь,
Что вьдать мне каких-нибудь
Три тысячи решитесь вы.
К тому ж, поверьте мне: увы,
Они покроют лишь расход —
И грош в карман мой не пойдет».
Король сказал: «Клянусь — я вам,
Коль захотите, больше дам,
Лишь только б стоил труд награды.
Но буду строг — немедля надо
Работу вам начать свою:
Я даром денег не даю!»
И весело ответил поп:
«Согласен я, но только чтоб,
Пока я все не распишу,
Никто — я вас о том прошу —
Не заглянул ни разу в зал.
Коль будет все, как я сказал,
Так в шесть недель или быстрей
Заказ исполню. У дверей
Велите вывесить приказ, —
За роспись я возьмусь тотчас».
«Все будет так, — король в ответ,
Как вы сказали, спору нет.
Заприте двери на запор,
Двум часовым — нести дозор,
Чтоб до меня моих картин
Вассал не видел ни один.
На шесть недель я удалюсь
И вновь с придворными вернусь.
Когда приеду я домой,
То обещаю, мастер мой,
Что каждый рыцарь, как я сам,
Вручит свою награду вам,
Едва приблизится к картине.
Коль буду я здоров, как ныне.
Все те, над кем я властелин,
Прибудут на осмотр картин,
Чтоб каждый был осведомлен,
В законе ль он святом рожден
И отберу я лен у тех,—
Бог видит! — чье зачатье грех».
Король дворец оставил,
Со свитой путь направил
Далеко, в глубь страны спеша
А поп, с собою взяв пажа,
Чтоб был помощник под рукой,
Пошел расписывать покой.
Я вам скажу, как начал он:
Велел ряды больших окон
Закрыть, позволив одному
Пажу остаться своему.
Всем прочим запрещен был вход.
Вино и рыбу, мясо, мед
И все, в чем поп нуждаться мог,
В покой внесли на долгий срок.
А что ж он делал целый день?
Сидел, лежал, бродил, как тень,
Но двери в зал не открывал,
Хотя совсем не рисовал.
Так срок прошел, и наконец
Король вернулся во дворец.
По королевскому веленью,
Хотя не без сопротивленья,
С ним рыцари вошли толпою —
Все те, кого он взял с собою,
С кем говорил, в пути встречая,—
Ну, словом, свита пребольшая.
Тут мастер наш покинул зал
И, встретив короля, сказал
Любезно: «Вам открыт мой труд,
Но рыцари пусть подождут,
Пока все покажу я вам —
Согласно вашим же словам».
Король был рад, и дверь в покой
Закрыл он собственной рукой.
Потом, весельем окрылен,
Взор устремил на стены он:
Там нет рисунков никаких,
И оттого король на них
Не видит ровно ничего.
Так это потрясло его,
Что он упал на светлый пол
И взором весь покой обвел.
Тут в большую тоску он впал...
В том, что расписан был весь зал,
Король поклясться бы решился.
«Да, чести я вдвойне лишился
(Так он подумал про себя),—
Честь матери своей сгубя:
Сказав, что нет здесь ничего,
Я тем, кто больше моего
Увидит, буду обвинен,
Что вне закона я рожден.
Я слеп, не вижу ни штриха, —
Ужель я впрямь дитя греха?
Нет, лучше, правду утая,
Скажу, что роспись вижу я,
И это честь мою спасет.
Но сердце давит тяжкий гнет:
Ведь рыцари, пажи и дамы
Увидят живопись и рамы, —
Не вижу ничего лишь я...
О жалкая судьба моя!»
Король спросил: «Скажите мне,
Мой славный мастер, — на стене
Изображен какой сюжет?»
«То царь Давид,— гласил ответ,—
И Соломон, Давидов сын.
Авессолом, с кем властелин
Затеял встарь великий спор,
Вот здесь бежит во весь опор.
Длинноволос, он на скаку
Повис кудрями на суку.
Окиньте эти стены взглядом.
Здесь Александр Великий рядом: —
Как Дария он победил,
Как Пора в Индии разбил,
И все, что он свершил, тут есть.
А дальше видно, ваша честь
Как управлялся Рим великий,
Какие были там владыки.
Изобразил я на плафоне,
Как жили в древнем Вавилоне,
Покамест господом великим
Не сделан он многоязыким.
Здесь, чтоб исполнить уговор,
Я вас нарисовал и двор.
А смысл сей росписи такой:
Вот ваши рыцари толпой
Сюда за вами вслед спешат,
И всяк на свой вздыхает лад:
Ведь ясно рыцарям теперь,
Что каждому не счесть потерь,
Коль сих картин не видит он,
Но что стократ вознагражден
Тот будет, кто их похвалил».
«Я жажду видеть утолил, —
Лгать начинает властелин, —
Кто ж не увидит сих картин,
Сам пусть печалится о том:
Прекрасно мой расписан дом».
И поп сказал: «Продолжим суд:
Пусть ваши рыцари войдут.
Откройте им наедине,
Что вы пообещали мне».
Покинув свой прекрасный зал,
Всем рыцарям король сказал:
«Кто хочет видеть зал сейчас,
Пока луч солнца не погас,
Пусть мастера вознаградит
Иль на картины не глядит,—
Так вам король ваш приказал».
И все хотят увидеть зал.
Одни дают попу наряд,
Другие золото дарят
Иль острый меч, иль скакуна, —
В честй он, и мошна полна.
И рыцари вошли толпой
В открытый мастером покой.
Безумцев не было средь них:
Картин не видя никаких,
Они твердят, спасая честь
И скрыв испуг, что в зале есть
Картины мастерской руки,
Но, преисполнившись тоски,
Лишаясь счастья своего,
Боялся каждый одного:
Узнав, что он картин не видит,
Король его тотчас обидит
И лен отнимет у вассала.
Так в лихорадку их бросало,
Когда предстал им голый зал.
Меж тем король их слово взял:
Здесь — тот сюжет, а там — другой,—
Так мастер расписал покой.
Все подтверждали: «Это так».
Но каждый, умный и простак,
Свой в этом усмотрел позор
И, разуму наперекор,
Считал, что ввдит все сосед.
И вот, во избежанье бед,
Заверил каждый, что видны
Ему картины. Но полны
Все гнева на родную мать,
Что честь свою могла попрать.
Все в зале осмотрев пустом,
Двор королю сказал о том,
Что поп искусство проявил.
А поп немедля объявил,
Что отпустить его он просит
И королю мольбу приносит
О награжденье. В ту же ночь
Все получив, он скачет прочь.
Поп щедро счастьем взыскан был:
Две тысячи себе добыл
Он марок при дворе чужом
И отослал в родной свой дом:
Он наказал — до возвращенья
Истратить все на угощенье.
А рыцари весь день с тоской
Осматривали тот покой,
И поутру, с постели прямо,
Явились с королевой дамы.
Не меньший, даже больший страх,
Затрепетал у них в сердцах,
Когда увидели они
Лишь стены голые одни.
Но, как мужи, и дамы все
Дивилися картин красе.
За ними в зал вошли пажи.
Стыдясь бесчестья, но не лжи,
Все расхвалили, как один, —
Сюжет и мастерство картин.
Никто не рисовал-де так.
Но тут заговорил дурак:
«Глаза мои не из стекла,
Клянусь, их не застлала мгла:
Коль видишь ты, так вижу я».
Тут все, что лгали, стыд тая,
Сказали: «Бойся слепоты, —
Увы, рожден в бесчестье ты».
Однако был настойчив он:
«Я знаю, как я был рожден.
Про честь мою чтоб ни сказали,
Картин не вижу в этом зале,
И вам не видно ни одной.
Коль не согласны вы со мной
Так доказательств я прошу:
Ведь никуда я не спешу».
И вспыхнул меж пажами спор
И он тянулся до тех пор,
Покамест все, друг другу вслед
Не крикнули: «Картин здесь нет!»
А если кто твердил упорно,
Что роспись видит он бесспорно,
Другие поднимали шум.
Тут умники взялись за ум
И заявили, кончив с ложью,
Что ничего не видят тоже...
Так правду в полной силе
Пажи восстановили.
Тут и вассалы друг за другом
Явились также к юным слугам.
И снова загорелся спор,
В котором гнусный ложный вздор
Был славной правдой побежден.
Теперь был каждый убежден,
Что роспись — выдумка и ложь.
Один король молчал, но все ж
И он признался наконец,
Что лжец проник в его дворец:
Раз, бедный и богач равно,
Твердили все вокруг одно —
Что нет на стенах ни штриха,—
Он также не свершит греха
И скажет: ничего там нет!
Тут во дворце ему в ответ
Послышался веселый смех.
Единым было мненье всех:
«Провдоха-поп хитер и смел,
Коль так добро стяжать сумел».

 

Амис-чудотворец

(Стихи 1289—1316)

О городке он слышал много
И за добычей в путь-дорогу
Пуститься через сорок дней
Решил. Сначала двух пажей
Послал он в город — побираться
И меж людьми прослыть стараться
Слепыми и хромыми там.
Когда ж он в город прибыл сам,
То о святынях в тот же миг
Великий поднял шум и крик:
Мол, чудеса творить он может,
И, если боль кого тревожит,
Пусть лишь попросит: «Исцели».
Вот два пажа к нему пришли,
Чтоб выполнить его наказ.
И что же — каждый был тотчас
Реликвиями исцелен.
Тут в городке пошел трезвон:
До всякого, кто не был глух,
Дошел о чуде громкий слух,
Болтали и жужжали,
Чтоб все к попу бежали.
Итак, пошел с дарами всяк,
Будь он богач или бедняк.
И горожан надуть толпу
Не стоило труда попу.
Дарами щедро награжден,
Покинул быстро город он.

Источник: 

Б. И. Пуришев. Зарубежная литература средних веков: Хрестоматия, М.: Высш. шк., 2004