Гунадхья. Великий сказ («Брихаткатха»)

Десятки значительных произведений древнеиндийской литературы не дошли до нашего времени и мы узнаем о них по упоминаниям иных авторов или — в лучшем случае — по случайным и разрозненным цитатам из них. Среди таких произведений выделяется по своему значению «Брихаткатха», или «Великий сказ», Гунадхьи; его исчезновение является, пожалуй, нашей наиболее ощутимой утратой.

В древней и средневековой Индии «Великий сказ» ценился исключительно высоко. Прозаики VII в. Бана и Субандху, поэт XI в. Говардхана сравнивают его с эпосами «Махабхаратой» и «Рамаяной», почитавшимися индийцами священными. В трактате по драматургии «Дашарупа», относящемся к X в., «Великий сказ» назван сокровищницей историй, лежащих в основе многих санскритских драм, а романист того же времени Дханапала, восхваляя Гунадхью, указывает, что из «Великого сказа» почерпнуты сюжеты всех классических романов. И все-таки, несмотря на свою славу, рукопись «Великого сказа» пе дошла до нас, затерявшись на протяжении приблизительно двух тысячелетий, которые отделяют время ее создания от нашей эпохи, и теперь осталось мало надежды, что ее удастся когда-либо обнаружить.

Некоторые исследователи первой половины XIX в. вообще были склонны подвергнуть сомнению реальность существования произведения Гунадхьи. Но вскоре одна за другой были найдены три его средневековые переделки. Первая из них, открытая в Непале и принадлежащая до той поры неизвестному поэту Будхасвамину, жившему, по всей видимости, в VIII или IX в., носит название «Брихаткатхашлокасамграха» — «Собрание шлок Великого сказа1». Другая, «Брихаткатхаманджари» — «Ветвь Великого сказа», была написана в 1037 г. известным кашмирским ученым и поэтом Кшемендрой2. Третью, спустя 25—30 лет после Кшемендры, составил тоже уроженец Кашмира поэт Сомадева и назвал ее «Катхасаритсаеара» — «Океан сказаний», или, точнее, «Океан, [составленный из] потоков сказаний». Все три версии «Великого сказа» можно рассматривать как независимые художественные произведения. Среди них особенно большими достоинствами отличается «Океан сказаний» Сомадевы.

Кто был автор «Великого сказа» — Гунадхья? Эта важная проблема принадлежит к числу наиболее спорных в истории древнеиндийской литературы. Прежде всего не удалось пока точно определить время жизни Гунадхьи. Однако кое-какие ориентиры, которыми не следует пренебрегать, у нас имеются. Так, мы в состоянии наметить нижнюю границу поисков, а именно начало VII в., когда имя Гунадхьи впервые упоминается у индийских авторов. Из этих упоминаний явствует, что приблизительно к 600 г. н. э. слава создателя «Великого сказа» была уже твердо упрочена в санскритской литературе, и потому мы вправе предположить, что жил он несколькими столетиями раньше. Предположение это в свою очередь подтверждается так называемой легендой о Гунадхье, которую в общих чертах согласованно сообщают в начале своих произведений Кшемендра и Сомадева. По этой легенде, Гунадхья родился в городе Пратиштхане, расположенном в Декане на реке Годавари, и некоторое время был придворным местного царя, некоего Сатаваханы. Сколь ни бедны наши сведения о древней истории Индии, все же нам известно, что в I—III вв. н. э. в Декане действительно царствовала династия Сатаваханов, столицей которых была Пратиштхана, ныне город Пайтхан. Следовательно, если доверять легенде, время жизни Гунадхьи приходится на период с I по III в. н. э. Помимо упоминаний у писателей VII в. и сведений, почерпнутых из легенды, еще одно обстоятельство может служить косвенным свидетельством в пользу намеченной даты. В III—IV вв. н. э. жил известный санскритский драматург Бхаса, в нескольких пьесах которого использованы те же сюжеты, что имеются в «Великом сказе». По всей видимости, Бхаса заимствовал эти сюжеты у Гунадхьи, и творчество последнего, таким образом, должно было предшествовать творчеству драматурга.

Оживленную полемику между учеными вызвало единодушное утверждение индийских источников, что Гунадхья написал «Великий сказ» на языке пайшачи. На таком языке не сохранилось ни одного другого произведения древнеиндийской литературы, и к тому же само его название — «пайшачи» казалось по меньшей мере странным. Дело в том, что «пайшачи» буквально значит «принадлежащий пишачам», а пишачами, согласно индийской мифологии, были злобные и наиболее презираемые демоны. По вполне понятным соображениям, само существование такого языка, не говоря уж о том, что на нем мог быть написан «Великий сказ», признавалось исследователями сомнительным и малоправдоподобным. Однако вопреки всем сомнениям обнаружилось, что грамматик XII в. Хемачандра не только описал его в числе иных среднеиндийских народных языков, пракритов, в своей грамматике, но привел даже несколько образцов из него. Пользуясь этими образцами, ученые локализовали пайшачи как один из диалектов Северо-Западной Индии, и тогда возник вопрос, почему Гунадхья воспользовался именно этим диалектом и откуда произошло его необычное название, имевшее явно уничижительный оттенок. Что касается названия, то вполне вероятно, что оно обязано своим возникновением противопоставлению «варварских» разговорных языков литературному языку образованного общества — санскриту и появилось сравнительно поздно. Во времена Гунадхьи, а особенно в государстве Сатаваханов, где пракриты играли полноправную роль в литературном обиходе3, такого противопоставления еще не было. И не случайно, что для своего произведения, зиждящегося на фольклорной основе, Гунадхья прибег к одному из них. Менее понятно, почему его выбор пал на северо-западный диалект, а не на один из диалектов Декана, но для объяснения этого обстоятельства нам необходимо бы было больше знать и о личности Гунадхьи, и о распространении самого пайшачи. А пока приходится довольствоваться косвенным объяснением легенды о Гунадхье, по которой он был вынужден принять на себя обет не пользоваться ни санскритом, ни одним из местных наречий.

Наконец, еще одной из загадок «Великого сказа» является проблема его формы. Сомадева и Кшемендра сообщают, что «Великий сказ» был составлен в стихах, и даже указывают его объем: 700 тыс. шлок, из которых 600 тыс. были якобы уничтожены уже самим Гунадхьей. Но вопреки им Дандин, автор санскритского трактата по поэтике начала VII в., недвусмысленно утверждает, что «Великий сказ» был написан прозой. По всей видимости, Сомадева и Кшемендра имели дело уже не с оригиналом «Великого сказа», а с его более поздней версифицированной рецензией, созданной в Кашмире. Этим, в частности, можно объяснить большое внутреннее сходство их произведений и, наоборот, общие существенные отличия их версий «Великого сказа» от непальской версии Будхасвамина. Дандин же, живший по крайней мере четырьмя с половиной столетиями раньше Кшемендры и Сомадевы, располагал, вероятно, подлинным текстом Гунадхьи, и поэтому его свидетельство представляется более достоверным и ценным.

Дандин относит творение Гунадхьи к повествовательному жанру катха (букв. «сказ»). Именно в этом жанре были написаны в VII в. романы «Васавадатта» Субандху и «Кадамбари» Баны, авторы которых ссылались на Гунадхью как на своего великого предшественника. Сюжет катха, в соответствии с требованиями поэтик, представлял собой вымышленную любовную историю. В этот сюжет, как в своего рода рамку, вставлялись разнообразные вводные истории, а прозаическое повествование изредка оживлялось метрическими отрывками.

Если сопоставить изложенные в поэтиках и засвидетельствованные романами Баны и Субандху особенности жанра катха с содержанием дошедших до нас переделок «Великого сказа», то можно получить некоторое представление об его облике. Произведение Гунадхьи было, по всей вероятности, первым образцом санскритского романа. Его сюжет составляло повествование о царевиче Нараваханадатте, который разыскивает похищенную у него певесту Маданаманджуку и к концу повествования становится повелителем видьядхар, лолубожественных существ, живущих в воздушном пространстве, а также на вершинах гор. Гунадхья разнообразил этот сюжет рассказами о многочисленных приключениях Нараваханадатты, главным образом любовного характера, и вставил в него десятки сказочных и реальных, назидательных и просто развлекательных, серьезных и остроумных историй о богах, демонах, царях, мошенниках, гетерах, воинах, купцах, монахах и т. д. и т. п. Одни из этих историй рассказывает сам Наравахападатта, другие он выслушивает от своих друзей и недругов, третьи приводятся в качестве иллюстраций к событиям его жизни или жизни иных героев книги. Часть этих историй была придумана самим Гунадхьей, но, вероятно, подавляющее большинство их было заимствовано им из фольклора народов, населяющих Индию, а затем обработано. По всей видимости, в первую очередь именно эти вставные истории принесли «Великому сказу» славу «сокровищницы сюжетов» и позволили последующим писателям в обилии черпать из него материал для своих произведений.

В числе этих писателей оказались Будхасвамин, Кшемендра и Сомадева. Однако они не ограничились отдельными заимствованиями, как другие авторы, а поставили перед собой цель — дать новую полную версию всего «Великого сказа», там самым приспособив его ко вкусам и потребностям своей эпохи. Естественно, однако, что каждый из них, в меру собственного таланта и эстетических воззрений, пошел своим путем.

Будхасвамин, от произведения которого до нас дошел лишь фрагмент в 4539 стихов, составлявших приблизительно пятую часть всей его книги, сосредоточил внимание на основном сюжете «Великого сказа» — приключениях Нараваханадатты, и его версия отличается композиционной стройностью, вследствие чего многие исследователи предполагают, что она наиболее близка к оригиналу.

Кшемендра стремился предложить своим читателям сокращенный вариант «Великого сказа» (в «Ветви Великого сказа» семь с половиной тысяч двустиший). Но в этом своем стремлении он, по сути дела, выхолостил из произведения Гунадхьи всю его живость и увлекательность. Его пересказ основного повествования и вставных эпизодов из-за краткости местами становится просто непонятным, хотя в иных случаях, в частности в эротических сценах, Кшемендра, подчиняясь господствовавшему в его время литературному вкусу, становится чересчур манерен и многословен.

Наконец, Сомадева преследовал, по-видимому, двоякую цель. С одной стороны, он хотел обогатить язык своего оригинала элементами традиционного образного стиля санскритской поэзии, с другой — он попытался сохранить фольклорную простоту и занимательность «Великого сказа» и поэтому, оставив в тени его главный сюжет, перенес акцент на вставные истории. В них Сомадева выступает как занимательный рассказчик, и, хотя «Океан сказаний» проигрывает своим соперникам в последовательности изложения и четкости композиции, это с лихвой окупается богатством и разнообразием его содержания, строгостью и в то же время изяществом его формы4.5

• 1. Шлока — популярный в санскритской поэзии стихотворный размер (двустишие, каждая строка которого содержит по 16 слогов). В метре шлоки были написаны, в частности, эпические поэмы Махабхарата и Рамаяна.
• 2. The Brhatkathamanjan of Ksemendra, Kavyamala 69, Bombay, 1901. Кшемендре принадлежит большое количество разнообразных сочинений и в том числе переделки Махабхараты и Рамаяны.
• 3. Так, одним из Сатаваханов, царем Халой, был создан на пракрите махараштри один из лучших сборников индийской лирической поэзии — Саттасаи. («Семьсот строф»).
• 4. Лучшим и наиболее полным исследованием «Великого сказа» Гунадхьи и его переделок до сих пор остается книга F. Lacote, Essai sur Gunadhya et la Brhatkatha, Paris, 1908
• 5. П. Гринцер. Предисловие // Сомадева. Повесть о царе Удаяне: пять книг из «Океана сказаний» — М.: Наука (ГРВЛ), 1967