Вступительная статья

Предлагаемые читателям "Рассказы о диковинах" издатели традиционно включают в opera minora Аристотеля, хотя, по всей видимости, Аристотелю они не принадлежат, а составлены одним из авторов перипатетической школы около III в. до н. э., как полагают некоторые исследователи.[1] По содержанию это небольшое произведение относится к корпусу сочинений парадоксографов.[2] Отечественная наука об античности мало внимания уделяла парадоксографии, так что читатель вправе спросить, что же представляют собой парадоксографические сочинения?

Само название - парадоксография - позднего происхождения.[3] В древности этих авторов обычно называли οἱ ἐπὶ τοῖς θαύματι (Paus., VIII, 46, 5). Парадоксографическое сочинение, обычно небольшое по объему, представляет собой систематизированное собрание сведении, извлеченных из контекста других - философских, исторических или естественнонаучных - произведений. Отобранные парадоксографом сюжеты содержали всякого рода занимательную информацию: загадочные явления природы, этнографические описания, обычаи и социальные устройства обитателей далеких земель, необычные архитектурные сооружения, мифические версии истории, связанные с деятельностью легендарных героев (Гераклом, Диомедом, Дедалом и т. п.), так называемые историко-географические древности. Парадоксографический сюжет, акцентирующий внимание читателя на занимательном и неожиданном и пересматривающий традиционные представления, воспринимался буквально в качестве παρὰ δόξαν, т. е. contra opinionem (как и аналогичные сюжеты παρὰ λόγον, παρὰ νόμον, παρὰ φυαιν, παρὰ φύσεως νόμους). "Необычное" и "удивительное" (παραδόξον, Φαυμάσιον) были ключевыми понятиями парадоксографической литературы.[4]

В качестве особой разновидности литературы парадоксографическпе сочинения были широко распространены начиная с III в. до н. э. До этого времени разнообразные парадоксографическпе сюжеты встречаются в произведениях поэтов, философских трактатах, исторических хрониках, периплах, сборниках мифов, утопиях и пр. До выделения парадоксографического сюжета из контекста какого-либо произведения из-за его необычности или занимательности сюжеты эти оставались принадлежностью греческой и эллинистической традиций научного знания. В этом смысле парадоксографию можно рассматривать и как часть эллинистической науки.

Две особенности парадоксографического произведения - информативность и занимательность - обеспечили ему в древности большую популярность. Очевидно, однако, что этот вид литературы не мог оставаться неизменным на протяжении нескольких столетии, поскольку и сам характер объяснения природы и места в ней человека не был неизменным в различных философских школах и направлениях в системе общественных идеологий античности.

Если устройство универсума, космогонические теории занимали главное место в философии досократиков, то моральная философия со времени Сократа уже мало интересовалась природой универсума или необходимости, благодаря которой движутся небесные тела. Вопрос о начале и причине возникновения мира и человека, занимавший умы философов, в представлениях древних непосредственно связывался с учением о живом и едином космосе, и поскольку он един и взаимоодушевлен, гарантом чего выступал божественный разум, - целостность универсума явлена во множестве "знаков", открываемых некоторым смертным. Умение "читать знаки" - отражение разумной воли божества - лежало в основании большинства околонаучных представлений античности: астрологии, онирокритики, физиогномики, которые для античного стереотипа мышления имели такое же право на существование, как математика, астрономия, медицина, поскольку оперировали знакомыми каждому философу понятиями, связанными с сугубо античными представлениями о космическом устройстве, "а несогласие философов между собой вовсе не отрицает самой философии", как отмечал Посидоний (D. L. VII, 129).

Астрология выясняла влияние небесных светил на судьбы всего живого в природе, сопоставляя констелляции звезд и движение планет. Немаловажной стороной античных представлений о человеке была и физиогномика, которая занималась своеобразным тестированием личности по стереотипу посредством "чтения" телесных знаков, отражающих внутренний мир душевной организации и, более того, этот мир предопределяющих. Онирокритик с помощью сложных построений должен был уметь читать в образах сновидений открывающуюся волю божества.

Поскольку космогонические представления досократиков и их учение об элементах-стихиях оставались основой натурфилософских теорий всей античности, то и всякие дисциплины, связанные с природой и человеком как неотъемлемой ее частью, исходили из этих представлений. Тесно связанные с философией, медицинские теории основывались на единстве природы и обитающих в природе живых существ. Один пз важнейших трактатов сборника Гиппократа "О воздухах, местностях и водах" выводил тесную зависимость живого существа от среды обитания. Человек (как и другие существа) оказывался настолько связанным с местностью, почвой, водными источниками, что климатические особенности определяли не только недуги, но и черты характера. Дисциплины, возникавшие рядом с научными теориями (и парадоксография в том числе), также основывались на представлениях, общих для своего времени. Часть физиогномического учения - этнофизиогномоника - непосредственно восходит к положениям Гиппократа о климатах. Так же и элементы-стихии философских воззрений досократиков отразились в описаниях природных стихий парадоксографов: воздух, земля, вода, огонь, а особенные, необычные их свойства в различных местностях были главными темами парадоксографов. Почва производит металлы, минералы, необычные камни, она может быть необычайно плодородной, самородной, ее испарения могут быть смертоносными, целительными и пр. Особенности вод и источников также трудно перечислить: источники сернокислые, щелочные, самонаполняющиеся, подземные реки, пресные потоки в морях и пр. Особенно многочисленны сюжеты об огнях: вулканические огни, самовозгорающиеся минералы, столбы пламени и пр. Ранние парадоксографы в основном пытались систематизировать свидетельства о явлениях природы, связанных с элементами-стихиями. Необычные источники, вулканы, самовозгорающиеся почвы, особенности различных местностей и произрастающих там растений, населяющие эти местности животные и другие естественнонаучные парадоксы - наиболее частые темы их произведений.

Завоевательные походы Александра в глубь малоизвестных до того времени территорий Востока и Азии послужили толчком для накопления и развития знаний о мире, поскольку сопровождавшие полководца образованные эллины составляли описания неведомых земель, необычных сооружений, растений, камней и других диковинных и прежде малоизвестных явлении, не только природных, но и социальных (нравы и обычаи). Парадоксография была естественным порождением времени эллинизма, когда в условиях политического и идеологического кризиса полиса возрос интерес к чужестранным обычаям и установлениям, к неведомому, экзотическому, которые щедро представляла история, периэгеза, мифография, утопии, где ξενός зачастую выступал синонимом παράδοξος.

Традиционные версии мифов и древних сказаний, оправдывавшие политические и территориальные претензии старых греческих полисов, очевидно, не могли более неприкосновенными пребывать в их классических вариантах. В новых эллинистических государствах возникла потребность в пересмотре традиционных для греческого мира ценностей: из многих вариантов следовало отобрать наиболее приемлемые для данного места в данное время. Поэтому и вопрос - "где родина Гомера, кто истинная мать Энея и сколько лет прошло между Гомером и Орфеем" - не был пустым занятием мифографа или грамматика, "глупостями", как их определял Сенека четыре века спустя (Ер. 88), но вызывал жаркие споры. У эллинистических мифографов обнаруживается сходство с темами парадоксографов, а сюжеты Аполлодора, Парфения, Палефата чрезвычайно близки сюжетам парадоксографов.

Литературный жанр парадоксографии возник как классификация чудесных или необычных сведений. Это были сочинения в форме научных προβλήματα, очень распространенных в перипатетической школе III в. до н. э.[5] Первые классификации природных явлений. составленные в перипатетической школе Аристотеля и Феофраста, не прошли мимо внимания парадоксографов. Перенесение морально-этических норм человека на мир животных и объяснение поведения животных лишь человеку присущими свойствами: благородством, ревностью, честностью и пр. - обычное в идеологическом и естественнонаучном осмыслении природы периода эллинизма[6] - привлекало и парадоксографов, склонных к описанию необычных, редких, малоизвестных представителей животного мира вплоть до фантастических: мантихоры, птицы феникс, гиппокентавра. Зооантропологические сопоставления широко использовала и физиогномоника. Непосредственное отношение к парадоксографии имели философские воззрения перипатетиков и стоиков: первые из-за пристального внимания к природным аномалиям, вторые - допуская вмешательство божественного провидения в жизнь и судьбы людей.[7]

Литературными предшественниками парадоксографии была по сути вся греческая литература, начиная с Гомера и Гесиода, особенно ее ионийская традиция, обнаруживающая множество сюжетов θαυμασία из области ζῴα, φυτά, χῶραι, ποταμοί, βοτζνοί.[8] Одним из постоянных источников парадоксографии был и Ктесий, врач и историк V в. до н. э., хотя парадоксограф нередко ставил под сомнение сообщаемые им сведения.[9] Так же и Геродот, предоставлявший читателю не только пищу для ума, но и информацию для отдохновения, в своем изложении истории приводил множество этнографических свидетельств, описаний редких животных парадоксографического характера (описания крокодила, золотоносных муравьев и т. п.). В сочинениях историков Александра, посвященных описанию далеких земель, парадоксографический материал использовался в качестве риторических отступлений.

Парадоксографические сюжеты занимали и таких греческих авторов IV в. до н. э., как Эфор, Феопомп и Стратон. Эфору принадлежало собрание диковинок в 15 книгах παραδόξων τῶν ἑκασταχοῦ βιβλία ιέ (Lex. Sud.s.v. Ἔφορος). Среди произведений Феопомпа было сочинение об удивительных явлениях - θαυμάσια (D. L. I, 115-116) или Mirabilia (судя по Сервию), которое, как полагают исследователи, составляло VIII книгу его "Истории Филиппа". По свидетельству Дионисия Галикарнасского, Феопомп "собрал сведения об особенных и удивительных явлениях, о необычных происшествиях на суше и на море, и все это снабдил примерами" (Dion. Hal., Ad. Pomp. II, 145, 11). Преемник Феофраста и наставник Птолемея II Стратон Лампсакский был автором книги "О сомнительных животных" (περὶ τῶν ἀπορουμένων ζῴων D. L., V, 59). Среди его произведений было и сочинение "О баснословных животных" (περὶ τῶν μυθολογουμένων ζῴων (D. L., ibid). Вероятно, его внимание привлекли παράδοξα из мира животных; следуя традициям аристотелевской школы перипатетиков, Стратон, видимо, включал в область своих разысканий рассмотрение явлении, нарушающих закономерности природы (νόμοι φυσικῶν).
Основателем жанра парадоксографии принято считать Каллимаха, так как именно под его именем сохранилось первое упоминание отдельной книги парадоксографических сюжетов: θαυμάτων τῶν εἰς ἄπασαν τήν γῆν κατά τόπους ὄντων συναγογή (Lex. Sud. s. ν" Καλλίμαχος) или Ἐκλογή τῶν παραδόξων (Antig., Mir. 129).

Судя по сохранившимся у авторов позднего времени фрагментам Каллимаха, его "Достопамятные записки" (Ὑπομνήματα) содержали перечень географо-мифологических древностей: περὶ τῶν ἐν Ἑλλαδι θαυμασὶων; περὶ τῶν ἐν Πελοποννήσω θαυμασὶων; περὶ τῶν ἐν Θράκη θαυμασὶων; περὶ τῶν ἐν Ἰταλία θαυμασὶων; περὶ τῶν ἐν Λιβύη θαυμασὶων; περὶ τῶν ἐν Ἀσία θαυμασὶων. Этот перечень предполагал более дробное деление сюжетов περὶ ποταμῶν καὶ κρηνῶν καὶ λιμνῶν; περὶ ζῴων, περὶ φυτῶν, περὶ χωρῶν, περὶ λίθων, περὶ πυρός.

Бол Μиндский из Египта, один из ранних парадоксографов, собрал свидетельства об удивительных и необычных явлениях в сочинении, название которого можно было бы перевести как "Мысли о прочитанном" (περὶ τῶν ἐκ τῆς ἀναγνώσεως τῶν ἱστοριών εἰς ἐπίστασιν ἡμας ἀγόντων) или сокращенно περὶ θαυμασὶων. Современником и соперником Каллимаха был также Филостефан из Кирены, автор сочинения о необычных реках, источниках и их обитателях - περὶ παραδόξων ποταμῶν.[10] Кроме того, его книги содержали также собрание историко-географических древностей, этиологические и мифологические сведения; 29 сюжетов Филостефана приводит Плиний Старший в "Естественной истории".

Архелай Хемносский из Египта писал о редких животных и был, видимо, старшим современником Антигона Каристского (вторая половина III в. до н. э.), с которым постоянно полемизировал. Свое парадоксографическое сочинение в стихах Ἰδιοφυῆ (здесь ἰδιος = παράδοξος) Архелай посвятил Птолемею Филадельфу (по предположению Р. Райценштайна - Птолемею Эвергету III), который, по словам Диодора Сицилийского, испытывал живейший интерес к свидетельствам о редких и малоизвестных животных (Diod. Sic, III, 36, 3 sq.). Его книге, видимо, была суждена долгая жизнь, поскольку во II в. н. э. Артемидор в "Онирокритиконе" ссылается на Архелая как на авторитетного знатока нравов животных (Artem., Onir. IV, 22). Позднее под тем же названием Ἰδιοφυῆ произведение Архелая Хемносского переложил на стихи Псевдо-Орфей. Фрагменты всех этих произведений дошли до нас в изложении поздних авторов.

Выходец из пергамской школы, младший современник Каллимаха Антигон из Кариста, скульптор и художник, интересовавшийся философией, был автором первого целиком сохранившегося парадоксографического "Собрания удивительных историй" (Ἱστωρικῶν παραδόξων συναγωγή).[11] Этот парадоксографический сборник содержал 173 сюжета, которые можно было бы тематически поделить на пять разделов: 1) главы с 1 по 25, 2) главы 26-59, 3) главы 60-114, 4) главы 115-128, 5) главы 129- 173.

В 1-м и 4-м разделах в качестве источников использованы выдержки из произведений греческих историков, среди которых Геродот, Ктесий, Феопомп, Гелланик, Евдокс, Тимей из Тавромения, Гиппий, Мирсил из Метимны и др. Во 2-м и 3-м разделах - выдержки из IX книги "Истории животных" Аристотеля; в 5-м разделе - изложение παράδοξα Каллимаха. Типичный образец ранней парадоксографии, произведение Антигона в основпом содержит естественнонаучные παράδοξα из области зоологии и ботаники (главы 1-115), а также сюжеты περὶ χωρῶν, ἀερών, πυρός (главы 121-128, 166-168, 170-171). Несколько сюжетов посвящены физиологии человека (главы 109-118): евнухам, полиплоидии, сексуальным аномалиям и пр.

Мирсил из Метимны был одним из первых парадоксографов, который черпал темы mirabilia в основном из области социальной, а не естественной истории.[12]

Таким образом, ранние парадоксографические сочинения, содержавшие описания естественнонаучных явлений в III в. до н. э., принадлежали александрийцам Каллимаху, Филостефану, Архелаю, а также пергамцам: историку Антигону, философу Стратону, Болу, Мониму, историкам Миртилу и Филону Гераклейскому. В это же время, вероятно, могли быть написаны Ἰδιοφυῆ Псевдо-Орфея и "Рассказы о диковинах" (περὶ θαυμάσιων ἀκουσμάτων) Псевдо-Аристотеля.

Человек становится объектом внимания парадоксографов приблизительно со II в. до н. э. До наших дней сохранилась 51 глава произведения Аполлония под названием "Удивительные истории" (Ἱστορίαι θαυμασίαι).[13] Первые шесть глав этого относительно небольшого сборника посвящены "чудотворцам" - θαυματουργοί. Это рассказы об Эпимениде, Аристее, Гермотиме, Абарисе, Ферекиде и Пифагоре - людях, обладавших необычными свойствами. Эпименид, например, проспал 57 лет и, уснув мальчиком, нисколько не изменился за время долгого сна (гл. 1); Гермотим из Клазомен, обладавший даром предвидения, будто бы обладал и способностью отделять душу от села. Душа его подолгу странствовала по свету, а затем, после ее возвращения в телесную оболочку, Гермотим рассказывал об увиденном. Кончилось все это печально, поскольку сограждане снесли однажды его на погребальный костер, приняв за усопшего (гл. 3). Абарис Гиперборейский предсказывал мор, неурожай и другие несчастья. Будучи человеком необыкновенным, он, путешествуя по разным странам, записывал пророчества, сохранившиеся, как передает Аполлоний, "до наших дней". Прибыв в Лакедемон, Абарис посоветовал жителям принести богам предотвращающие жертвы, с тех пор в Лакедемоне не было моровой болезни (гл. 4). То же самое, примерно, рассказывают о Ферекиде, предсказавшем на острове Сире землетрясение за четыре дня до несчастья. Когда предсказание исполнилось, он приобрел большую известность. Надвигающееся землетрясение он предвидел по тому, что вода ушла из колодцев (гл. 5). Следующая глава - о Пифагоре, с древности слывшем за человека необыкновенного. Усовершенствовавшись во многих науках и математике, он затем превзошел Ферекида в необыкновенных способностях. На реке Кос его приветствовал божественный голос; он мог одновременно находиться в Кротоне и в Метапонте; сидя в театре, он мог привстать и продемонстрировать окружающим голень, как бы отлитую из золота, и пр. Следующие главы (7-51) посвящены более привычной для парадоксографии тематике: растениям, животным, этнографическим описаниям и т. п.

Необычные свойства иных растении и органов некоторых животных издавна использовала медицина. Особенно популярными описания чудодейственных лекарств, связанных с полурелигиозными и магическими воззрениями, становятся в период империи. Ранние парадоксографы главным образом собирают описания необычных свойств представителей живой природы. Ссылаясь на Феофраста, Аполлоний рассказывает о корне тапсии, которым пользуются медики. Особенность корешка такова, что он обладает способностью как бы сращивать разрозненные части органического происхождения. Сваренные с корешком тапсии куски мяса уже невозможно отделить один от другого (гл. 16). А Плиний Старший в "Естественной истории" уже приводит рецепт чудодейственного лекарства: "Император Нерон... после ночных похождений смазывал свое избитое лицо мазью из этой травы, воска и ладана. Наутро он выходил о лицом, совершенно чистым, вопреки молве, которая шла о нем" (ΗΝ, XIII, 125-126).

В дальнейшем тематика ранней парадоксографии - ботаника, зоология, минералы, огни, источники и их необычные свойства - постепенно уступает место повышенному интересу к миру человека, в особенности авторов интересуют необычные свойства его психосоматической природы: выдающиеся память, рост, зоркость, сила, а также всякого рода аномалии: раннее возмужание, лишние члены (шестипалые, четырехглазые, двухголовые и пр.), полиплоидия, гормональные расстройства и связанные с ними перемены пола и др. В период империи парадоксографы все охотнее привлекают в свои сборники пифагорейские воззрения о продолжении жизни души после смерти тела, а также медицинскую тематику, амулеты, обереги и способы лечения симпатической магии, популярные в это время.
Римские авторы научно-энциклопедического направления (Витрувий, Плиний Старший, Цельс, Сенека, Колумелла, Авл Геллий и др.) использовали выписки из парадоксографов наравне с другими источниками греческой и эллинистической традиции. В каждой из 37 книг энциклопедии Плиния Старшего непременно есть несколько ссылок на этих авторов, хотя отношение к ним часто очень критическое. Парадоксографические сборники собирали в небольшого объеме многих известных авторов прошлого, что представляло несомненное преимущество при использовании их в энциклопедическом произведении. Римские научные авторы фактически вернули парадоксографические сюжеты к их первоначальному, подчиненному состоянию, в каком они существовали в произведениях Эфора, Феофраста, Аристотеля. С другой стороны, в произведениях некоторых авторов, подобных Элию Флегонту из Тралл, историку II в. н. э., отпущеннику императора Адриана, возобладала иная крайность.

Эта ветвь парадоксографического направления, пользовавшаяся особенной любовью читающей публики среди всех слоев населения, стала развиваться по линии чистой занимательности, удовлетворяя общественный спрос в диковинном и таинственном, удивительном и необъяснимом с точки зрения естественного порядка вещей.[14] Если ранняя парадоксография описывала необъяснимые явления как бы в перспективе еще не познанных и ждущих разъяснения тайн природы, то парадоксография императорского времени типа Флегонтовой, имела уже иную, более пессимистическую установку: в природе есть вещи, которые нельзя, да и не следует выяснять, поскольку они лежат в области сверхъестественного, где человеческий разум и логика бессильны и где властвует логика божества, провидения пли магических сил.

Именно таковы три первые главы парадоксографического сочинения "Об удивительном" Флегонта из Тралл, где действуют восставшие из мертвых. В первой главе рассказывается о некоей Филиннион, горячо любимой единственной дочери, посещающей родительский дом и после смерти. Во второй главе - об этолийце Поликрите, трижды избиравшемся согражданами префектом города, который "восстав из мертвых", после захоронения стал пророчествовать стихами о том, что родной город в скором времени ожидает война с Локрами. Содержание третьей главы: гиппарх Буплаг (также ἀνέστη ἐκ τῶν νεκρῶν) является в лагерь римлян и пророчествует стихами, после чего отправляют посольство в Дельфы, где дельфийский оракул дает свое толкование случившегося.

В следующих главах идет речь об аномалиях пола (4-10), случаях обнаружения гигантских костей, которые считали останками некогда живших великанов; на этом основании делается предположение, что род человеческий уменьшается в размерах: в Далмации в пещере Дианы обнаружили реберные кости длиной в 12 локтей (гл. 12). Император Тиберий приказал известному геометру Пульхру восстановить размеры гиганта по найденному зубу, и тот в короткий срок представил расчеты тела, соизмерив их с пропорциями лица (гл. 14). Также и на Родосе нашли гигантские кости, принадлежавшие, по мнению Флегонта Тралльского, древним великанам (гл. 16). В следующих главах перечисляются место и время рождения всевозможных уродцев: четырехглавых (гл. 20), безголовых (гл. 21), говорится о том, что женщины произвели на свет обезьяну (гл. 22), змей, свернувшихся в клубок (гл. 24), двухголового ребенка (гл. 25) и т. п. Две последние главы рассказывают о кентавре, отловленном в горах Фессалии и присланном в Рим, где его, забальзамированного в меду, показывали публике. Этого кентавра якобы видел на Палатине и сам Флегонт (гл. 34-35).

Таким образом, в эпоху империи парадоксография как бы разделилась на два направления: в одном подчеркивалась информативная сторона, в другом - занимательная. Относительно критическое использование естественнонаучных παράδοξα учеными авторами империи могло, вероятно, служить толчком к дальнейшему познанию тайн природы, как это и сформулировал во II в. Сенека в "Вопросах природы": "раскрытие многих тайн природы досталось на долю нашему времени, однако не менее предстоит открыть и будущим поколениям" (QN, VII, 30). Такое использование парадоксографических сведений предполагало один уровень читательского восприятия. Другой путь - превращение парадоксографической беллетристики в откровенно развлекательный жанр, который открывает перед читателем мир, полный ужасного и невероятного, τερατώδη καὶ ἄπιστα.[15]

Когда парадоксографические сюжеты, первоначально составлявшие часть серьезных трудов, освободились от подчинявшего их контекста, стали сборниками занимательных сведений и парадоксография сделалась самостоятельным жанром, их авторы, видимо, преследовали единственную цель: собрать как можно больше занимательных фактов. При этом опускались детали, существенные для целостного восприятия произведения, в котором парадоксографический сюжет был лишь фоном, а не предметом художественной оценки.

Начавшаяся с принципов историзма в рамках ученой традиции эллинизма парадоксография все более размывала границы между историей, в которой согласно эстетическим теориям античности недопустимы вымышленные события, невозможные по природе (κατά φύσιν),- и поэзией, допускающей фантазию и вымысел. Выйдя за рамки собственно истории, парадоксография постепенно сближалась с эллинистической драмой и романом, отвечая потребности в занимательном чтении.

Как самостоятельная литературная форма парадоксография просуществовала до конца античности, вызывая интерес у самых разных читателей. С одной стороны, естественнонаучные παράδοξα были усвоены авторами ученых энциклопедий, где воспринимались частью научной традиции эллинизма, с другой стороны, парадоксографические сюжеты охотно вводили в свои романы и Апулей и Филострат.

До нашего времени дошло не так уж много целиком сохранившихся произведений греческих парадоксографов. Среди них Mirabilia Антигона Каристского, автора второй половины III в. до н. э., Аполлония (II в. до н. э.), П. Флегонта (II в. до н. э.), "Рассказы о диковинах" и еще два анонимных произведения: парадоксограф Флорентийский и парадоксограф Ватиканский (III-IV вв. н. э.).

Анонимные "Рассказы о диковинах", приписываемые Аристотелю, неоднородны по содержанию, их можно подразделить на три части: первая - естественнонаучные παράδοξα, источником которым послужили в основном сочинения Феофраста: "О разумения и нравах животных" (1-25; 27-30; 60; 63-77; 139-151; 164-165; 176- 177); "Об огне" (33-41); "О земле" (26; 46-50; 52-62), "О реках" (53-56; 158-160; 168-172); "Об окаменелостях" (166-167; 173; 174); вторая - историко-географическая (гл. 78-138), источниками которой могли быть сочинения Тимея из Тавроме-ния (для Западного Средиземноморья гл. 78-114) и Феопомпа (для Восточного Средиземноморья гл. 115-129). Кроме того, присутствует несколько сюжетов о камнях и растениях-амулетах, очевидно, позднейшего происхождения, где используется тематика, привычная для парадоксографии позднего времени, множество примеров которой можно обнаружить у Плиния Старшего, Сенеки, Апулея, Колумеллы, Галена.

Первые издатели[16] относили "Рассказы о диковинах" к III в. до н. э., хотя исследователи датируют их очень широко, вплоть до III-VI вв. н. э. (А. Джаннини),[17] поскольку автор полностью игнорирует Каллимаха, что не свойственно ранней парадоксографии. Заключительные главы (152-178) некоторые исследователи считают позднейшей интерполяцией. Г. Фласхар, например, полагает, что начальные главы "Рассказов о диковинах" могли быть написаны во второй половине III в. до н. э., т. е. в то же время, когда появились Mirabilia Антигона Каристского и когда сочинения в форме προβλήματα и παράδοξα были особенно распространены в аристотелевской школе перипатетиков.[18]

Датировка "Рассказов о диковинах", предпринятая О. Регенбогеном[19] на основании анализа источников, сталкивается с определенными затруднениями. Первые 15 глав, по-видимому, заимствованы из IX книги "Истории животных" Аристотеля, однако принадлежность IX книги Аристотелю до сих пор оспаривается. По мнению некоторых исследователей, IX книга "Истории животных" восходит к не дошедшему до нас произведению Феофраста "О разумении и нравах животных" (D. L. V, 49) и представляет, по мнению О. Регенбогена, компиляцию произведений Аристотеля, Феофраста, Эвдема и других авторов.
Более всего параллелей к этим местам из IX книги "Истории животных" обнаруживается в Mirabilia Антигона Каристского, и вполне возможно, что анонимный автор "Рассказов о диковинах" и Антигон использовали один и тот же источник. Однако сочинение Псевдо-Аристотеля имеет некоторые особенности. В отличие от Антигона Псевдо-Аристотель повсюду конкретизирует сообщаемые сведения, указывая точные места описываемых событий (Аравия, Гелика, Ахайя, Армения, Египет, Византии и др.), добиваясь впечатления достоверности. Прием этот широко использовали П. Флегонт, называя точное время и место рождения уродцев. Кроме того, Mirabilia Антигона, написанные после Каллимаха, содержат не только прямые заимствования (главы 129 - 173), но и полемику с Каллимахом (главы 17, 78, 84, 127, 161). У Псевдо-Аристотеля, как уже отмечалось, отсутствуют какие бы то ни было упоминания Каллимаха в качестве источника. По сравнению с Антигоном Псевдо-Аристотель менее зависит от источника, часто приводит сведения в сокращенном виде и дает конкретную локализацию событий.

Если параллели Антигона и Псевдо-Аристотеля в первой части произведения можно возвести к IX книге "Истории животных" Аристотеля, то главы историко-географические (87-94) могли основываться на сочинениях Тимея из Тавромения. В то же время поворот парадоксографии в сторону чудес и сенсационности, отчетливо прослеживаемый начиная с Флегонта, подтверждает принадлежность конечных глав (152- 178), относящихся к другой стадии развития жанра, вероятнее всего, позднему времени.

Περὶ θαυμάσιων ἀκουσμάτων или Περὶ παραδόξων ἀκουσμάτων (в списке Ms. Laur. LX 19; LXXXVI, 3), дошедшее до наших дней под именем Аристотеля, к какому бы времени его ни относили исследователи, представляет интерес не только для античников как типичный образец парадоксографического сочинения, содержащего взгляды на природу, человека и окружающий его мир периода эллинизма и более позднего времени, но и для читателей наших дней, небезразличных к истории и культуре античности, а загадочные явления природы - тема, к которой никогда не ослабевало внимание человека. Это прекрасно понимали и в древности, так что уже Сенека мог сказать: "Познание природы бесконечно, и мир предстал бы песчинкой, если бы последующим векам нечего было открывать" (QN, VII, 30).

Перевод выполнен по четвертому лебовскому изданию В. С. Хетта: Aristotle in twenty-three volumes. XIV. Minor Works with an English Translation by W. S. Hett, Cambr. Mass. - L., 1980 с привлечением новейшего издания корпуса парадоксографов А. Джаннини: Paradoxographorum Graecorum reliquiae rec. A. Giannini. Milano, 1965. При составлении примечаний были использованы комментарии А. Джаннини (Милан), а также Г. Фласхара (Мюнхен) в издании: Aristoteles. Werke. Bd. 18. Teil II-III. Mirabilia. Übers. von H. Flashar. В., 1972.


[1] В западной историографии парадоксография исследовалась в работах А. Вестерманна, Ф. Якоби, Э. Шварца, Ф. Суземиля, Э. Миллера, Э. Роде, Б. П. Реардона и др. Общие сведения о парадоксографических сочинениях собраны в статье К. Циглера в RE, XVIII, 3, Sp. 1137, s.v. Paradoxographi. См. также Giannini A. Da Omero a Callimaco: motivi e forme del meraviglioso. Parte I.— Rendiconti Istituto Lombardo, Classe di Lett.e scienze Morali e Storiche. V. 97, fasc. II. Milano, 1963; idem. Studi suila paradossografia Greca. Parte II. Da Callimaco all’eta imperiale: la letteratura paradossografia.— Acme. Annali della Facolta di Filosofiae Lettere dell’ Universita Statale di Milano, 1964, v. XVII, fasc. 1.
[2] Основные критические издания: Westermann Α. Ποφαδοξογράφοι Scriptores rerum mirabilium Graeci. Brunsvige, 1839; Keller О. Rerum naturalium scriptores graeci minores. I. Lipsiae, 1877; Jacoby F. FGrH II Β (Ν 257) 1169 sq.); Giannini A. Paradovographorum Graecorum reliquiae. Milano, 1965.
[3] В выборе между синонимичными названиями — парадоксографией и тауматургией — А. Вестерманн отдал предпочтение первому, основываясь на словоупотреблении византийского грамматика XII в. Иоанна Цепа — Παραδοξογράφος (Chil., II, 35, 151), который, в свою очередь, ссылался на Антения, автора VI в. Подробнее см. Spiegel D. Aristotle’s Biology and the Paradoxographers. Ithaca. Corn. Univ., 1951.
[4] Παραδόξον — более поздний синоним θαυμάσιον и означает «чудесное», «удивительное». В одном ряду с ними стоят близкие им по смыслу слова ἴδιος, δεινός, ἄπιστος, ἀπίθανος, ἄλλογος, ἀδύνατος, ἄτοπος, τερατῶδες, ἐκπληκτικός, означающие «особенный», «ужасный», «невероятный», «необъяснимый», «невозможный», «чудовищный» и т. п. Тέрас — очень важное понятие для парадоксографии при описании аномалий, чудовищ, всего того, что римляне называли ostentum, portentum.
[5] Flashar Η. Die Stellung der Mirabilia in der paradoxographischen Literatur. — In: Aristoteles. Werke. Bd 18. Teil II—III. В., 1972, S. 50.
[6] Подробнее о перенесении социальных отношений людей на мир животных см. Lloyd G. Ε. R. Science, Folklore and Ideology. Oxf., 1983, p. 7—53.
[7] Парадоксографии, полагает А. Джаннини, обязана своим существованием школе перипатетиков и философии стоиков, в которых много внимания уделялось вопросам, позднее ставшим темами парадоксографии. Феофраст, преемник Аристотеля, продолжая традиции учителя в изучении природы, вплотную подошел к темам парадоксографов в своих сочинениях «О воде», «О камнях», «О животных». Эту традицию в описании парадоксов в школе перипатетиков поддерживали и ученик Феофраста Стратон Лампсакский, и Дурид Самоский (FGrH = Athen., XVIII, 606 sq.), а также грамматик, географ и парадоксограф II в. до н. э. Агафархид Книдский (Phot. cod. 213). Стоический взгляд на природу, божество и провидение также не исключает склонности к παράδοξα в объяснении природных аномалий. Зенон и Посидоний, много сделавшие для развития стоического направления своего времени, испытывали живейший интерес ко всему ἴδιον καὶ παράδοξα, а Бола Миндского можно причислить к основателям жанра вместе с Каллимахом и Феопомпом (Giannini Op. cit., 1963, p. 259).
[8] Phot., Bibl. 145 b 12 sq.
[9] Ср. Антигон Каристский о Ктесий: ... διὰ δε τὸ ἀύτον πολλά ψευδέσθαι παραλείπομεν τήν ἐκλογήν’ καὶ γάρ ἐφάνειτο τερατώδης (Mirab. 15).
[10] Его книги, «полные удивительных и чудесных историй» (miraculorum fabula-rumque pleni), вместе с сочинениями Аристея Проконесского, Ктесия, Онесикрита, Исигона Никейского упоминает Авл Геллий, который приобрел их за небольшую цену в гавани Брундизия (ΝΑ, IX, 4,2).
[11] В списках X в. Ms. Palat. gr. 398; ed per.: Xylander, Basil, 1568: первое комментированнае издание: Beckmann (Lipsiae, 1791), затем Westermann (op. cit., 1839): Keller. Op. cit., 1877, S. 1, 8 f.; Giannini. Op. cit., 1965.
[12] Giannini. Op. cit., 1964, p. 117.
[13] Авторство произведения «Удивительные истории» окончательно не установлено, однако само сочинение датируется концом III —началом II в. до и. э. (Kroll W. — RE, Suppl. IV, 46). Исследователи приписывают авторство разным лицам: Аполлонию Дисколу, автору περὶ κατεψευσμένης ἱστορίας (см. Ziegler К. — RE, 1154); Аполлонию Афродисийскому (Schwartz Ε. — RE, II, 134) — историку конца III в. до н. э. автору Καριακά; Аполлонию, автору III—II вв. до н. э., а также перипатетику Аполлонию Александрийскому, автору времени правления Августа (Gerke.— RE, II, 145).
[14] Подробнее об этом см.: Van Groningen Μ. В. A. Literary Tendencies in the second century AD. — Mnemosyne, 1965, v. 18, p. 52 f.; Reardon B. P. Courants litteraires grecs des II — IIΙ siècles après J. C., 1972, p. 240 suiv.
[15] Τέρατα — описания монстров и аномалий, необязательно из области явлений природы. Τερατώδης = παραδόξος могли называться и предметы, связанные с человеком, и случай вмешательства богов в дела смертных, и другие необычные явления, излагаемые на основе сверхъестественного и понимаемые мистически и магически. См. Giannini. Op.cit., 1963, p. 250. Ср. также Phot., Bibl. 188, p. 145,9 о mirabilia Александра Миндского (I в. н. э.): ἀνεγνώσθη Ἀλεξάνδρου θαυμάσιων Συναγωγή λέγει μεν ἐν τῷ βιβλία πολλά τερατώδη καί ἄπιστα.
[16] Издания текста: Весkmаnn J. Göttingen. 1786 с комментарием: Westermann. Op. cit., p. 1—60; I. Bekker, Berl. 1831, II, p. 830a—847b; Apelt O. Aristotelis quae ieruntur. Lipsiae, 1888; Hett W. S. Aristotle’s Minor works. L., 1936; Giannini A. Paradoxographorum Graecorum reliquiae. Milano, 1965.
[17] Giannini. Op. cit., 1964, p. 134, 140.
[18] Flashar. Op. cit., 1972, S. 49.
[19] Regenbogen ОRE, Suppl. VII, Sp. 1406 f.

(На сенсорных экранах страницы можно листать)