Морские приключения барона фон Мюнхгаузена. Первое морское приключение

Уже первым путешествием в моей жизни, совершенным задолго до поездки в Россию, о достопримечательностях которой я только что вам рассказал, было путешествие по морю.

Я еще «спорил с гусями», как частенько шутливо говорил мой oncle (Дядя (фр.).), самый чернобородый из всех когда-либо виденных мною гусарских полковников, и еще трудно было решить, считать ли белый пушок на моем подбородке зачатком бороды или гусиного оперения, как я уже бредил путешествиями. Если принять во внимание, что отец мой в молодости многие годы провел в путешествиях и нередко коротал зимние вечера правдивыми и неприкрашенными рассказами о своих приключениях — некоторые из них я, быть может, позже перескажу вам, — мое влечение с одинаковым успехом можно считать как прирожденным, так и внушенным. Одним словом, я пользовался каждым удобным и неудобным случаем, чтобы мольбами или упорством добиться удовлетворения своей непреодолимой страсти увидеть мир. Но все было напрасно. Если мне и удавалось пробить хоть маленькую брешь в укреплениях отца, то тем более яростное сопротивление оказывали мать и тетка. И мгновенно терялось все, чего я добивался ценой самого хитроумного подхода. Но вот, на мое счастье, случилось так, что к нам приехал погостить один родственник с материнской стороны. Я вскоре стал его любимцем. Он часто говорил, что я славный, живой мальчишка и что он готов сделать все возможное, чтобы помочь мне осуществить мое страстное желание. Его красноречие оказалось убедительнее моего. И вот после бесконечных убеждений и возражений, отговорок и споров наконец, к моей неописуемой радости, было решено, что я буду сопровождать нашего гостя в поездке на Цейлон, где его oncle много лет был губернатором.

Мы подняли паруса и отплыли из Амстердама с важными поручениями правительства Голландских штатов. Ничего достопримечательного в пути не произошло, если не считать сильнейшего шторма. Об этом шторме мне все же приходится упомянуть ввиду его удивительных последствий. Ураган поднялся в то время, как мы стояли на якоре возле какого-то острова, где должны были пополнить наши запасы воды и дров. Он свирепствовал с такой силой, что вырывал с корнем множество необычайно толстых и высоких деревьев и швырял их в воздух. Хотя многие из этих деревьев весили сотни центнеров, они снизу казались ввиду невероятной высоты — их подбросило по меньшей мере миль на пять вверх —не крупнее птичьих перышек, которые иногда порхают по воздуху. Но стоило урагану утихнуть, как каждое дерево вертикально опустилось вниз, прямо на свое место, и сразу же пустило корни. Таким образом, не осталось никаких следов опустошения. Только одно, самое высокое дерево составило исключение. Когда бешеной силой ветра оно было вырвано из земли, на ветвях его как раз сидел крестьянин со своей женой. Они срывали огурцы — в той части света эти дивные плоды растут на деревьях. Честная пара совершила полет с такой же покорностью, как баран Бланшара1. Тяжесть их тел, однако, заставила дерево отклониться от своего старого места. Кроме того, оно опустилось в горизонтальном положении. Все жители острова, а также их всемилостивейший кацик2 во время бури покинули свои жилища, боясь, что будут погребены под обломками. Царек как раз собирался, возвращаясь к себе домой, пройти через сад, как сверху рухнуло это дерево и, к счастью, убило царька наповал. «К счастью?» — «Да, да, к счастью! Ибо, господа, этот кацик был, с позволения сказать, самым гнусным тираном, а жители острова, не исключая даже его фаворитов и фавориток, — самыми несчастными созданиями под луной. В его кладовых гнили съестные припасы, в то время как подданные, у которых эти припасы были силой отобраны, умирали с голоду. Его острову не приходилось бояться иноземных врагов. Тем не менее он забирал каждого молодого парня, собственноручно избивал его, пока не превращал в героя, и время от времени продавал свою коллекцию тому из соседних князей, кто готов был дороже заплатить. Это давало ему возможность к миллионам ракушек, оставленных в наследство отцом, добавить новые миллионы. Нам рассказали, что такие неслыханные принципы он привез из поездки на СЕВЕР. Мы не решились, несмотря на самый горячий патриотизм, оспаривать подобное мнение уже по одному тому, что у этих островитян «путешествие на Север» может с таким же успехом означать как поездку на Канарские острова, так и увеселительное путешествие в Гренландию. А требовать уточнения мы по ряду причин сочли нежелательным3.

В награду за великую услугу, оказанную, хотя и случайно, своим согражданам, пара собирателей огурцов была возведена ими на освободившийся трон. Эти добрые люди, правда, во время полета по воздуху настолько приблизились к светилу мира, что утратили свет своих очей, а в придачу еще и частицу своего внутреннего света. Но. это не помешало им так хорошо управлять своим островом, что все подданные, как мне позже стало известно, никогда не съедали огурца, не проговорив при этом: «Бог да сохранит нашего кацика!»

Приведя в порядок наш корабль, сильно пострадавший от шторма, и почтительно распрощавшись с монархом и его супругой, мы подняли паруса и отплыли, подгоняемые довольно сильным ветром. Через шесть недель мы благополучно достигли Цейлона.

Прошло, видимо, дней четырнадцать после нашего прибытия, когда старший сын губернатора предложил мне отправиться вместе с ним на охоту, на что я с удовольствием согласился. Мой друг был высокий и сильный мужчина, привыкший к местному климату и жаре. Зато я, несмотря на то, что не позволял себе лишних движений, очень быстро ослабел и к тому времени, когда мы добрались до леса, значительно отстал от своего спутника. Я собирался было присесть и отдохнуть на берегу бурного потока, уже некоторое время привлекавшего мое внимание, как вдруг услышал шорох, доносившийся со стороны дороги, по которой я пришел сюда. Я оглянулся и замер, словно окаменев, при виде огромного льва, который направлялся прямо ко мне. Он не скрывал своего намерения всемилостивейше позавтракать моим бренным телом, даже не испросив на то моего согласия. Мое ружье было заряжено мелкой дробью. Раздумывать было некогда, да и мешала растерянность. Я все же решил выстрелить в зверя, надеясь хотя бы испугать его или, может быть, ранить. Но так как я с перепугу даже не выждал, пока лев приблизится ко мне на нужное расстояние, то своим выстрелом я только разъярил зверя, и он в злобе бросился на меня. Подчиняясь скорее инстинкту, чем разумному рассуждению, я попробовал совершить невозможное — бежать. Я повернулся и — еще сейчас при одном воспоминании об этом меня обдает холодный пот — в нескольких шагах от себя увидел омерзительного крокодила, который уже раскрыл свою страшную пасть, собираясь проглотить меня.

Представьте себе, господа, весь ужас моего положения! Позади меня — лев, передо мной — крокодил, слева — бурный поток, справа — обрыв, в котором, как я узнал позже, кишели самые ядовитые змеи.

Ошеломленный от страха, — а это нельзя было бы в таком положении поставить в вину даже и Геркулесу — я бросился на землю. Все мысли, на которые я еще был способен, сводились к страшному ожиданию: вот-вот в меня вопьются клыки и когти беспощадного хищника или я окажусь в пасти крокодила. Через несколько секунд я услышал сильный, но совершенно непонятный звук. Я решаюсь приподнять голову и оглянуться, и что же, как вы думаете, что я увидел? Оказалось, что лев, в ярости ринувшийся ко мне, в ту самую секунду, когда я упал, с разбегу перескочил через меня и угодил прямо в пасть крокодила. Голова одного застряла в глотке другого, и они бились, стараясь освободиться друг от друга. Я едва успел вскочить, выхватить охотничий нож и одним ударом отсечь голову льва, так что туловище его в судорогах свалилось к моим ногам. Затем прикладом своего ружья я еще глубже загнал львиную голову в глотку крокодила и таким образом задушил его.

Вскоре после того, как я одержал такую блистательную победу над двумя свирепыми врагами, появился мой друг, чтобы узнать, почему я отстал от него. После взаимных поздравлений мы принялись измерять крокодила и установили, что он имеет в длину ровно сорок парижских футов и семь дюймов4.

Как только мы рассказали губернатору об этом необычайном приключении, он выслал телегу и нескольких слуг, приказав привезти обоих зверей к нему домой. Из шкуры льва местный скорняк изготовил мне кисеты для табака, из которых я несколько штук преподнес своим знакомым на Цейлоне. Остальные я по возвращении в Голландию подарил бургомистрам, которые собирались преподнести мне за них. тысячу дукатов — подарок, от которого мне с трудом удалось уклониться.

Из крокодила сделали самое обыкновенное чучело, составляющее сейчас одну из главных достопримечательностей амстердамского музея. Человек, которому поручено водить по музею посетителей, рассказывает им историю моего крокодила. При этом он, правда, допускает всевозможные добавления, которые сильно расходятся с истиной. Так, например, он утверждает, что лев проскочил через крокодила и как раз собирался улизнуть через заднюю дверь, но мосье, знаменитый во всем мире барон (так он обычно величает меня), отсек вылезшую наружу львиную голову, а вместе с головой — еще и три фута хвоста крокодила.

— Крокодил, — продолжает иногда рассказчик, — не остался равнодушным к утрате своего хвоста: он повернулся, вырвал у мосье из рук охотничий нож и проглотил его с такой яростью, что нож пронзил сердце чудовища, после чего оно мгновенно лишилось жизни.

Мне не к чему говорить вам, господа, как неприятна мне наглость этого негодяя. Люди, плохо знающие меня, смущенные такой ложью, могут в наше склонное к скептицизму время усомниться в правдивости рассказов и о моих действительных подвигах, что в высшей степени обидно и оскорбительно для благородного кавалера, дорожащего своей честью.

• 1. ... как баран Бланшара. — Французский воздухоплаватель Франсуа Бланшар (1753—1809) в 1785 г. вместе с американцем Ф. Джеффри первым пересек Ла-Манш на воздушном шаре. В 1785 г. он использовал изобретенный Монгольфье парашют и уверял всех в авторстве этого открытия. Во время одного из полетов на воздушном шаре он брал в качестве подопытного животного барана. Монгольфье — французские изобретатели, братья: Жак Этьен (1745—1799) и Жозеф Мишель (1740— 1810), изобрели воздушный шар, парашют и гидравлический таран, авторы книги «Воздушные путешественники» (1785), о которой много говорили. В 1785 г., во время испытания шара, наполненного водородом, погиб его изобретатель Пилатр де Розье.
• 2. ... кацик.. . — Кацик — название вождя племени у американских индейцев, завезенное в Европу испанскими конкистадорами. В дальнейшем в Испании кациком стали называть богатого и влиятельного землевладельца. В переносном значении кацик — лицо, подчиняющее своему влиянию жителей своей округи; здесь: князь, правитель.
• 3. Весь абзац (рассказ о продаже солдат) имел самый актуальный политический смысл, так как в отдельных немецких государствах такая форма пополнения казны широко практиковалась. Эта тема неоднократно возникала в литературе Германии XVIII в., например, в «Коварстве и любви» Шиллера (д. 2, сц. 2) и у Шубарта в его «Немецкой хронике» (1776, 28 марта, № 26; 1776, 8 апр. — № 29), где говорится о продаже солдат герцогами Вюрттембергским и Брауншвейгским. К свите одного из герцогов Брауншвейгских принадлежал и барон Мюнхгаузен. См. также примеч. 18 к разделу «Барона фон Мюнхгаузена Собственное Повествование».
• 4. ...сорок парижских футов и семь дюймов. — Парижский фут равен в среднем 0,32 м, а один дюйм — от 2,2 до 3 см.