Роберт Хенрисон. Робин и Мэкайн

Robene and Makyne
Перевод Евг. Фельдмана

Лужок и Робин-пастушок.
        Вокруг – овечье стадо.
Мэкайн сказала: «Мил-дружок,
        Терзать меня не надо:
Не ты ль, дружок, меня зажёг?
        А где любовь-отрада?
Скажи, дружок, иль, видит Бог,
        Убьёт меня досада!»

«Да я пастух простым-простой.
        В простолюдинском чине
Пасу овец в траве густой.
        И чем твоей кручине
Я помогу? Любовь... Постой,
        В какой она личине?
Меня рассказом удостой,
        Ответствуй мужичине».

«Сие – возвышенная страсть,
        И рыцарь этой страсти
Других страстей – благая часть! –  
        Уже не знает власти.
К ногам возлюбленной припасть –
        И то уж это счастье! –
За это счастье он пропасть
        Решится от напасти».

И Робин молвит ей в ответ:
        «Но мне неясно всё же,
На чём сошелся клином свет
        И отчего ты в дрожи.
Гулять с тобою? Нет и нет!
        Случись такое, – Боже! –
И овцы нам с тобою вслед
        Заблеют: это что же?»

«Но без любви твоей мужской
        Все горести – лавиной.
Возьми меня с моей тоской,
        Возьми, возьми невинной!
Излечит Бог меня тобой
        В постели луговинной
Иль – ямовиной гробовой,
        Дощатой домовиной!»

«С тобой мы завтра поутру
        Под ласковые речи
Устроим нежную игру
        (Чу, блеянье овечье...).
Бегут овечки ввечеру,
        Куда – и не примечу.
Нет, не смогу я, хоть умру,
        Тебе пойти навстречу!»

«К тебе лишь тянет одному,
        Хочу с тобой слюбиться!»
«Ты погляди на эту тьму:
        Вишь, солнышко садится».
«Ужель тебя не обниму?
        Мне впору удавиться!»
«Мне недосуг, мне ни к чему
        Влюблённая девица».

«Побудь со мною до зари.
        Мне без тебя недужно».
«Спешу домой (глаза утри!),
        И блеют овцы дружно».
«Не любишь – хоть поговори.
        Взаправду ль недосужно?»
«Мэкайн, Мэкайн, других дури.
        Меня дурить – не нужно!»

И замурлыкал он куплет,
        И двинул через поле.
«Поёшь? Тебе и горя нет! –
        Ему в душевной боли
Мэкайн промолвила вослед. –
        Любовь, грешная я, что ли,
Перед тобою, – дай ответ, –
        Коль нет мне счастья-доли?»

Пошла Мэкайн, пошла в слезах,
        Пошла в глубоком горе,
А он собрал овец в лугах,
        В лесах, на косогоре,
Погнал домой, однако, – ах! –
        И сам почуял вскоре
И одиночество, и страх
        На воле, на просторе.

«Мэкайн! – раздался крик его, –
        Вернись, прости мужлана!
Мэкайн, возьми меня всего
        И властвуй невозбранно!
А что до стада моего,
        Овечек да барана,
Пускай гуляют, – ничего,
        Сберу их утром рано».

«Запомни, милый, наперёд:
        Людская мудрость учит:
“Кто может взять, да не берёт,
        Захочет – не получит”.
Да будет проклят весь мой род
        И хворь меня замучит,
Когда мне без твоих щедрот
        На свете жить наскучит!»

«Мэкайн, вокруг – ни ветерка,
        И ночка, днём согрета,
В густом лесу у ручейка
        До самого рассвета
Укроет от клеветника
        И злобного навета
Меня с тобой наверняка. –
        Как смотришь ты на это?»

«Нет, Робин, нет, не суесловь
        И не проси так страстно.
Была любовь, прошла любовь.
        Влюбился? Вот прекрасно!
Напрасно прежде хмурил бровь
        И гнал меня напрасно.
Пойду, спою, как прежде, вновь:
        “Эй, гори-гори ясно!”»

«Мэкайн, постой, не покидай,
        Всё будет без обману.
Иной подпустит негодяй
        Словесного туману,
Но я-то... Навестим давай
        Знакомую поляну...».
«Нет, Робин, нет, прости-прощай,
        С тобою жить не стану».

И засмеялась, весела,
        А Робин не смеялся,
И засмеялась, и ушла,
        А Робин там остался.
Слеза скатилась, потекла,
        И тяжкий вздох раздался;
Раздался плач; сгустилась мгла;
        Барашек отозвался.